Текст книги "Смок Беллью. Смок и Малыш. Принцесса"
Автор книги: Джек Лондон
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Все равно ничего не выйдет, – сказал он дочери. – Я растянул себе сухожилие. Иди вперед и займи участки для себя и для меня.
– Не можем ли мы чем-нибудь помочь вам? – спросил Смок.
Льюис Гастелл покачал головой.
– Ей все равно, сделать ли одну заявку или две. А я доползу до берега, разведу огонь и перевяжу лодыжку. Не беспокойтесь обо мне. Иди, Джой. Займи для нас участки повыше Пробного. Чем выше по реке, тем богаче россыпи.
– Вот вам немного березовой коры, – сказал Смок, разделив свой запас поровну. – Мы позаботимся о вашей дочери.
Льюис Гастелл рассмеялся хриплым смехом.
– Благодарю вас, – сказал он. – Но она и сама может позаботиться о себе. Идите за ней следом и не упускайте ее из виду.
– Вы ничего не будете иметь против, если я пойду вперед? – спросила она Смока. – Ведь я знаю эту местность лучше вас.
– Ведите, – галантно ответил Смок. – Хотя я совершенно согласен с вами, что нам, чечако, не следовало бы обгонять компанию с Львиного озера. Это просто возмутительно. Нельзя ли нам как-нибудь отделаться от этих доусоновских молодцов?
Она покачала головой.
– Не можем же мы скрыть свои следы, – сказала девушка, – а они обязательно пойдут за нами, как стадо баранов.
Пройдя с четверть мили, Джой вдруг круто повернула на запад, и Смок заметил, что они идут по девственному снегу. Однако ни он, ни Малыш не обратили внимания на то, что узкая тропинка, по которой они шли до сих пор, вела дальше к югу. Если бы они могли видеть, что делал в этот момент Льюис Гастелл, история Клондайка, пожалуй, была бы написана иначе: они увидели бы, как этот старожил, сразу перестав хромать, побежал следом за ними, точно гончая собака; увидели бы, как он принялся расширять и утаптывать тропинку, которую они проложили, свернув на запад, и наконец помчался дальше по прежней узкой тропинке, направлявшейся к югу. Но ничего этого они не видели, а потому продолжали спокойно идти следом за Джой. Тропинка к ручью была едва намечена, и путники то и дело теряли ее в темноте. После четверти часа блуждания по снегу Джой Гастелл выразила желание идти сзади и предоставила мужчинам прокладывать дорогу. Задержка передовых позволила всей остальной массе золотоискателей нагнать их, и когда часам к девяти рассвело, они увидели за собой, насколько хватал глаз, бесконечную вереницу людей. При этом зрелище темные глаза Джой засверкали.
– Сколько времени прошло с тех пор, как мы пробираемся к ручью? – спросила она.
– Не меньше двух часов, – ответил Смок.
– Да два часа назад, вот вам и все четыре, – рассмеялась она. – Мои друзья с Львиного озера спасены.
Смутное подозрение пронеслось в голове Смока. Он остановился и посмотрел ей прямо в лицо.
– Я не понимаю, – сказал он.
– Не понимаете? Ну, так я объясню вам. Это Норвежский ручей. Бабий ручей дальше, к югу.
Смок на минуту онемел.
– Вы сделали это нарочно? – спросил Малыш.
– Я сделала это, чтобы выручить старожилов.
Она рассмеялась. Мужчины поглядели друг на друга и подошли к девушке.
– Знаете, я с удовольствием перегнул бы вас, как ребенка, через колено да хорошенько нашлепал, – заявил Малыш, – если б здесь, в этом чертовом краю, не были так редки женщины!
– Значит, ваш отец не растянул себе сухожилия, а просто подождал, чтобы мы скрылись из виду, и двинулся дальше? – спросил Смок.
Она утвердительно кивнула.
– А вы сыграли роль приманки?
Она снова кивнула, и на этот раз смех Смока прозвучал вполне искренно и звонко. Это был неудержимый смех мужчины, откровенно признающего себя побежденным.
– Почему вы не сердитесь на меня? – жалобно спросила она. – Или… или… почему вы не побьете меня?
– Ну-с, надо, значит, поворачивать обратно, – сказал Малыш. – Этак того и гляди ноги отморозишь.
Смок покачал головой.
– Идти обратно – значит потерять четыре часа. Мы, должно быть, прошли восемь миль по этому ручью, а он сильно уклоняется к югу. Мы пойдем вдоль Норвежского ручья, затем переберемся через водораздел и выйдем на Бабий ручей где-нибудь повыше Пробного участка. – Он взглянул на Джой. – Не хотите ли пойти с нами? Я обещал вашему отцу присмотреть за вами.
– Я… – она колебалась, – я могу пойти с вами, если вы ничего не имеете против. – Она смотрела прямо в глаза Смоку, и на лице ее уже не было прежнего выражения вызова и насмешки. – Право, мистер Смок, я почти жалею о том, что сделала. Но нужно же было кому-нибудь выручить старожилов.
– Мне кажется, что золотоискательство – своего рода спорт.
– А мне кажется, что вы прекрасные спортсмены, – сказала она; затем прибавила с легким вздохом: – Как жаль, что вы не старожилы!
Два часа они пробирались вдоль замерзшего ложа Норвежского ручья, затем свернули в узкий извилистый его приток, сворачивавший к югу. В полдень они начали подниматься в гору, чтобы перебраться через водораздел. Позади себя они видели длинную темную линию золотоискателей, направлявшихся по их следам. Там и сям поднимались тонкие струйки дыма, указывавшие на то, что усталые путники делают привал.
Для них путь был особенно тяжел. Они то и дело проваливались по пояс в снег и очень часто останавливались, чтобы перевести дух. Малыш первый взмолился об отдыхе.
– Мы уже двенадцать часов в пути, Смок, – сказал он, – и я должен признаться, что здорово устал, да и ты тоже, я уверен. Но если мы с тобой еще и можем кое-как ползти дальше, то эта бедная девушка несомненно свалится с ног, если не подкрепится чем-нибудь. Давайте разложим здесь костер. Что вы на это скажете?
Они быстро, ловко и умело разбили лагерь, и Джой, следившая за ними недоверчивым взглядом, должна была признаться в душе, что старожилы не могли бы сделать этого лучше. Смок и Малыш натянули одеяла на сосновые ветви и соорудили шалаш, в котором можно было отдохнуть и приготовить еду. Однако сами они старались держаться подальше от огня, пока не растерли основательно свои щеки и носы. Смок плюнул в воздух, и тотчас же вслед за этим раздался отчетливый и звонкий стук упавшей льдинки.
– Должен признаться, – сказал Смок, покачав головой, – что никогда еще не видел такого мороза.
– Однажды зимой на Коюкуке мороз дошел до восьмидесяти шести градусов, – ответила Джой. – Теперь, должно быть, не меньше семидесяти или семидесяти пяти, и я чувствую, что отморозила себе щеки. Они горят, как в огне.
На крутом спуске горы совсем не было льда; поэтому они положили в таз для промывки золота немного твердого чистого кристаллического снега, напоминавшего сахар-рафинад, и растопили его на огне, раздобыв таким образом воду для кофе. Смок поджаривал грудинку и грел сухари у огня, Малыш подбрасывал в огонь ветки, а Джой расставляла приборы; из мешка появились две тарелки, две кружки, две ложки, жестянка, в которой были смешаны соль и перец, и жестянка с сахаром. Третьего прибора не было, и она села рядом со Смоком. Они ели из одной тарелки и пили из одной кружки.
Было почти два часа, когда они перевалили, наконец, через хребет и начали спускаться к Бабьему ручью. Еще раньше, зимой, какой-то охотник на лосей проложил тропу по узкому ущелью – отправляясь на охоту и возвращаясь обратно, он, по-видимому, всегда ступал по своим же следам. В результате под слоем выпавшего позднее снега образовалась линия неровных бугров. Всякий раз, как ноги их попадали между буграми, они проваливались в снег и нередко падали. К несчастью, охотник на лосей обладал, по-видимому, необыкновенно длинными ногами, и им было нелегко идти по его следам. Джой, которая горячо желала теперь помочь своим спутникам и боялась, что они нарочно замедляют ход, не желая слишком утомлять ее, пошла впереди. Быстрота и ловкость, с которой она ловила коварные следы охотника, вызвали неподдельный восторг Малыша.
– Посмотри-ка на нее! – воскликнул он. – Ну и молодчина! Уж она наверное ела медвежатину. Посмотри, как скользят ее мокасины. Это тебе не высокие каблуки. Ноги ей хорошо служат. Вот настоящая жена для охотника на медведей.
Она обернулась и посмотрела на него с улыбкой, которая предназначалась отчасти и для Смока: улыбка была простая, товарищеская, но Смок ясно почувствовал, что в ней было и много женского.
Дойдя до Бабьего ручья, они оглянулись и увидели длинную прерывистую линию золотоискателей, которые с трудом спускались по склону. Джой Гастелл и ее спутники спустились к ложу ручья, промерзшего до самого дна. Ручей – двадцати-тридцати футов ширины – тянулся между илистыми наносными берегами от шести до восьми футов вышины. Ничья нога не ступала еще по девственному снегу, который покрывал его лед, и они сообразили, что вышли немного выше Пробного участка и заявок, занятых старожилами с Львиного озера.
– Берегитесь родников, – предостерегающе крикнула Джой, когда Смок повел их вниз по ручью. – При семидесятиградусном морозе вы останетесь без ног, если провалитесь в один из них.
Такие родники часто встречаются в клондайкских реках и никогда не замерзают. Вода стекает с берегов и скопляется небольшими лужицами, которые защищаются от холода замерзшей поверхностью ручья и выпавшим снегом. Вот почему человек, ступающий по сухому снегу, может легко продавить кору льда в полдюйма толщины и провалиться по колено в воду. Если в течение пяти минут он не стащит промокшие мокасины, то останется без ног.
Было три часа пополудни, но долгие серые полярные сумерки уже начали окутывать землю. Путники искали глазами на берегах дерева с отметкой, которая указала бы им, где сделана последняя заявка. Джой, искавшая ее с особенным волнением, первая заметила зарубку. Она бросилась вперед и крикнула Смоку:
– Кто-то уже был здесь. Поглядите на снег! Посмотрите на зарубку! Вот она! Вот на этой сосне!
И в этот момент она по пояс провалилась в снег.
– Вот я и попалась! – жалобно произнесла она. Затем воскликнула: – Не подходите ко мне, я сама выберусь.
Шаг за шагом, то и дело проваливаясь через тонкий лед, скрытый под сухим снегом, она прокладывала себе путь к твердой почве. Смок не стал ждать. Он бросился к берегу, где лежали сухие ветви и сучья, вынесенные на берег во время весенних разливов. Это был готовый костер, который только ждал спички. К тому времени, как Джой добралась до него, первые языки пламени уже поднимались в воздух.
– Садитесь, – приказал Смок.
Она послушно опустилась на снег. Он сбросил со спины свой мешок и разостлал под ее ногами одеяло.
Сверху раздавались голоса искателей, следовавших за ними.
– Пусть Малыш сделает заявку, – торопила Джой.
– Иди, Малыш, – сказал Смок, принимаясь за ее мокасины, уже покрывшиеся льдом. – Отмерь тысячу футов и поставь в центре два заявочных столба. Угловые мы поставим позже.
Смок разрезал ножом шнурки и кожу мокасинов. Они успели так сильно промерзнуть, что визжали и скрипели под ножом. Сивашские носки и толстые шерстяные чулки превратились в ледяную кору. Казалось, будто ступни и икры девушки вложены в железный футляр.
– Ну, как ноги? – спросил он, продолжая работать.
– Совсем онемели. Я не чувствую пальцев и не могу шевельнуть ими. Но все сойдет прекрасно. Огонь великолепный. Смотрите, как бы вы еще не отморозили себе руки. Судя по вашим движениям, мне кажется, что они уже онемели.
Он натянул рукавицы и в течение нескольких минут с ожесточением хлопал себя по бедрам. Почувствовав, что кровообращение восстановилось, он снова снял рукавицы и принялся резать, рвать и пилить промерзшую обувь. Наконец показалась белая кожа одной ноги, затем другой, и обе они были выставлены теперь на семидесятиградусный мороз.
Затем Смок принялся растирать ей ноги снегом с таким неистовым усердием, что Джой скоро зашевелила пальцами и радостно пожаловалась на боль.
Он дотащил ее до огня и положил ее ноги на одеяла, как можно ближе к спасительному теплу.
– Теперь вам придется самой заняться ими на минутку, – сказал он.
Она сняла рукавицы и начала растирать ноги, следя за тем, чтобы огонь лишь постепенно согревал ее замерзшее тело. Тем временем Смок занялся собственными руками; снег уже не таял на них, и его светлые кристаллы рассыпались по коже, точно песок. Очень медленно восстанавливалось в замерзшем теле кровообращение. Согрев, наконец, руки, Смок поправил огонь, снял легкую котомку со спины Джой и достал оттуда запасную обувь.
Малыш вернулся по ложу ручья и поднялся к ним по крутому берегу.
– Будьте спокойны, я отмерил полных тысячу футов, – заявил он. – Номер двадцать седьмой и двадцать восьмой. Хотя, нужно вам сказать, не успел я еще забить верхний столбик двадцать седьмого номера, как столкнулся с первым молодцом из тех, что шли сзади. Он заявил мне, что он не даст мне занять двадцать восьмой номер. Тогда я сказал ему…
– Ну, ну, – воскликнула Джой. – Что же вы ему сказали?
– Я так прямо и заявил ему, что если он не уберется сейчас же на все пятьсот футов, то я превращу его обмороженный нос в сливочное мороженое и шоколадные эклеры. Он предпочел уйти, и я поставил заявочные столбы на двух полных, честно отмеренных участках вдоль ручья, по пятьсот футов каждый. Он занял следующий участок, и я полагаю, что теперь эта компания уже разделала Бабий ручей до устья и даже тот берег. Но наше дело верное. Сейчас слишком темно, а завтра утром мы сможем поставить угловые столбы.
IIIПроснувшись, они убедились, что за ночь сильно потеплело. Малыш и Смок, еще не вылезая из-под своего общего одеяла, определили температуру в двадцать градусов ниже нуля. Мороз сдал. На их одеялах лежал слой снежных кристаллов в шесть дюймов толщины.
– С добрым утром! Как ваша нога? – спросил Смок, глядя через остатки костра на Джой Гастелл, которая, сидя в своем спальном мешке, стряхивала с себя снег.
Малыш развел костер и принес лед с ручья, а Смок принялся готовить завтрак. Когда они покончили с едой, взошло солнце.
– Пойди-ка поставь угловые столбы, Смок, – сказал Малыш. – В том месте, где я нарубил льда, есть песок, и я хочу растопить в нашем тазу воды и промыть, на счастье, немного песку.
Смок отправился, захватив топор, чтобы вырубить колышки. Начав с нижнего (по течению) центрального столба на участке «номер двадцать семь», он направился под прямым углом по узкой долине к краю участка. Он проделывал все это методически, почти машинально: мысли его были полны воспоминаний об истекшей ночи, ему почему-то казалось, что он приобрел власть над нежными линиями и твердыми мускулами этих ножек, которые он растирал снегом, и эта власть как будто распространялась и на всю женщину. Чувство обладания наполняло его каким-то неясным сладостным ощущением. Ему казалось, что теперь остается только подойти к Джой Гастелл, взять ее за руку и сказать: «Идем!»
И вдруг он наткнулся на нечто, заставившее его забыть о власти над белыми ножками. Он не поставил углового столба у края долины. Он даже не дошел до ее края, ибо наткнулся на другой ручей. Смок приметил сломанную иву и большую, бросающуюся в глаза одинокую сосну. Затем снова вернулся к ручью, где стояли центральные заявочные столбы. Он пошел берегом ручья, изогнутого в виде лошадиной подковы, и убедился в том, что тут не два ручья, а один. Затем он дважды пробрался по снегу от одного края долины до другого, в первый раз начав от нижнего столба «номера двадцать седьмого», а во второй раз от верхнего столба «номера двадцать восьмого», и убедился окончательно, что верхний столб последнего участка находится ниже нижнего столба первого. В сумеречной полутьме Малыш занял оба участка на излучине ручья в виде подковы, врезывающейся глубоко в долину.
Смок уныло побрел обратно к маленькой стоянке. Малыш, кончивший промывку песка, встретил его восторженными восклицаниями.
– Вот оно! – крикнул он, протягивая товарищу таз. – Вот, посмотри. Золото, чистое золото. Здесь двести долларов, ни на цент меньше. Оно так и валяется на самой поверхности. Я видел кое-что на своем веку, но никогда в жизни не встречал еще такого богатства.
Смок бросил равнодушный взгляд на золото, налил себе чашку кофе и присел у огня. Джой почувствовала что-то недоброе и посмотрела на него нетерпеливым, беспокойным взглядом. А Малыш почувствовал себя оскорбленным равнодушием товарища.
– Что это ты как будто не радуешься? – спросил он. – Ведь это настоящее счастье. Может быть, ты так богат, что плюешь на двести долларов?
Прежде чем ответить, Смок отхлебнул кофе.
– Скажи мне, Малыш, чем наши участки похожи на Панамский канал?
– Это еще что за новость?
– Видишь ли, восточный вход в Панамский канал находится западнее его западного входа. Вот и все.
– Валяй дальше, – сказал Малыш. – Я еще не раскусил, в чем дело.
– Короче говоря, Малыш, ты занял наши два участка на большой луке, напоминающей лошадиную подкову.
Малыш опустил таз на снег и вскочил на ноги.
– Дальше, дальше, – повторил он.
– Верхний столб двадцать восьмого на десять футов ниже нижнего столба двадцать седьмого.
– Ты хочешь сказать, что у нас ничего нет, Смок?
– Хуже того. У нас на десять футов меньше, чем ничего.
Малыш бегом пустился к берегу. Через пять минут он вернулся. В ответ на вопросительный взгляд Джой маленький человечек печально кивнул. Не говоря ни слова, он подошел к поваленному дереву и, опустившись на него, стал пристально разглядывать снег, покрывавший его мокасины.
– Ну, что ж, снимемся с лагеря и марш обратно в Доусон, – сказал Смок, начиная складывать одеяла.
– Мне очень жаль, Смок, – прошептала Джой, – все это моя вина.
– Пустяки, – ответил он, – все придет в свое время.
– Но это моя вина, только моя, – настаивала она. – Отец сделает для меня заявку там, около Пробного участка, и я отдам ее вам.
Смок отрицательно покачал головой.
– Малыш! – взмолилась девушка.
Малыш в свою очередь покачал головой и вдруг разразился неистовым смехом. Это был неудержимый, гомерический хохот. Маленький человечек то задыхался, то грохотал.
– Это не истерика, – объяснил он. – У меня бывают иногда такие припадки веселости.
Взгляд его упал случайно на таз с золотом. Он подошел к нему и величественным движением отшвырнул ногой, рассыпав вокруг намытое золото.
– Это не наше, – сказал он. – Оно принадлежит тому малому, которого я прогнал давеча на пятьсот футов. И меня больше всего злит то, что четыреста девяносто из них – форменное богатство… его богатство. Ну, идем, Смок, вернемся в Доусон. Впрочем, если у тебя есть желание убить меня, я и пальцем не пошевельну, чтобы защищаться.
Малыш видит сны
I– Странно, однако, что ты никогда не играешь, – сказал Малыш однажды ночью Смоку в «Элькгорне». – В крови этого у тебя нет, что ли?
– Как же, есть, – отвечал Смок. – Но в голове у меня статистика. Я предпочитаю равные шансы во время игры.
Вокруг них в огромном помещении бара слышалась трескотня, стук, звон: это за двенадцатью игорными столами пробовали свое счастье люди в мехах и мокасинах. Смок широким жестом как бы охватил всех их.
– Взгляни на них, – сказал он, – ясно, как дважды два четыре, что проигрыш за сегодняшнюю ночь будет больше, чем выигрыш. Большинство из них сейчас уже проиграли.
– Ты, конечно, здорово силен в цифрах, – с восхищением пробормотал Малыш, – и в общем ты прав. Но только факты остаются фактами. И один из таких фактов – это полоса счастья. Выпадает полоса, когда всякий дурак выигрывает, это мне хорошо известно; я принимал участие в такой игре, и на моих глазах срывали банк. Чтобы выиграть в азартной игре, надо выждать, пока на тебя накатит такая полоса счастья, и потом уже играть вовсю.
– Как просто, – скептически заметил Смок. – Так просто, что прямо кажется непонятным, каким образом люди могут проигрывать.
– Вся беда в том, – возразил Малыш, – что большинство людей ошибаются, думая, что им начинает везти. И я тоже давал маху на своем веку. Надо пробовать, нащупывать.
Смок покачал головой.
– И это тоже ясно, как дважды два четыре, Малыш. Большинство игроков ошибаются в своих предчувствиях.
– Неужели у тебя никогда не бывало такого чувства, что ты должен поставить деньги и обязательно выиграть? И больше от тебя ничего не требуется.
Смок засмеялся.
– Я слишком боюсь, что статистика будет против меня. Но вот что я хочу сказать тебе, Малыш. Кину-ка я сейчас один доллар на высшую карту, и посмотрим – заработаем ли мы с тобой хоть на стаканчик.
Смок направился было к столу, за которым играли в «фаро», как вдруг Малыш схватил его за руку.
– Постой! На меня как раз накатило предчувствие. Ставь этот доллар на рулетку!
Они подошли к столу с рулеткой, стоявшему у самого бара.
– Подожди ставить, пока я не скажу тебе, – проговорил Малыш.
– Какой номер? – спросил Смок.
– Выбирай сам. Но только погоди, пока я не скажу тебе, что пора начинать.
– Уж не считаешь ли ты, что у меня за этим столом шансов больше? – заметил Смок.
– Столько же, сколько у каждого игрока.
– Но все-таки не столько, как у крупье?
– Подожди, увидишь, – стоял на своем Малыш. – Ну! Теперь начинай!
Крупье как раз в эту минуту бросил шарик из слоновой кости; шарик, кружась, покатился по гладкому борту вращающегося колеса. Смок на нижнем конце стола потянулся через какого-то игрока и, не глядя, бросил доллар. Он покатился по гладкому зеленому сукну и остановился на номере «34».
Шарик остановился, и крупье объявил:
– Тридцать четвертый выиграл!
Крупье сгреб со стола деньги и к доллару Смока придвинул тридцать четыре доллара. Смок забрал деньги, и Малыш хлопнул его по плечу.
– Вот это и есть то самое, что называется счастьем, Смок. Откуда я это узнал? Да я и сам не знаю. Я просто почувствовал, что ты должен выиграть. И если бы твой доллар упал на какой-нибудь другой номер, ты все равно выиграл бы. Раз предчувствие у тебя верное, ты должен выиграть во что бы то ни стало.
– Ну, а предположи, что вышло бы двойное зеро? – сказал Смок, когда они направлялись в бар.
– Тогда твой доллар остановился бы на двойном зеро, – отвечал Малыш. – Тут уж ничего не поделаешь. Повезет – так повезет. Вот оно как. Пойдем-ка назад к столу. После того как я дал тебе возможность выиграть, мне кажется, что и я сорву несколько номеров.
– Ты играешь по системе? – спросил Смок через десять минут, после того как его компаньон проиграл сто долларов.
Малыш с негодованием покачал головой; он расставил свои марки на «3», «11», «17» и бросил одну марку на «зеленое».
– Ад и так набит дураками, играющими по системе, – объявил он.
Занятый наблюдениями, Смок стоял точно загипнотизированный и внимательно следил за подробностями игры, начиная с того момента, когда бросали шарик, и кончая ставками и уплатой выигрышей. Он не играл и довольствовался только наблюдением. И он так увлекся, что Малышу, закончившему игру, с трудом удалось оторвать Смока от стола.
Крупье вернул Малышу его мешок с золотым песком, который находился у крупье в виде залога, и выдал Малышу вместе с мешком клочок бумажки, где было нацарапано: «Взять триста пятьдесят долларов». Малыш направился через всю комнату к весовщику, сидевшему за большими весами для взвешивания золота. Весовщик отсыпал из мешка Малыша на триста пятьдесят долларов песку и всыпал его в свой ящик.
– Твое счастье также можно отнести под ту же рубрику статистики, – подтрунил над Малышом Смок.
– Мне надо было сыграть, чтобы убедиться в этом, не так ли? – отрапортовал Малыш. – И я пострадал только из-за желания доказать тебе, что полоса счастья существует.
– Ничего, Малыш, – засмеялся Смок. – А вот на меня сейчас нашло наитие…
Глаза у Малыша засверкали, и он крикнул:
– Ну так в чем же дело? Валяй! Ставь!
– Нет, Малыш, это не то. Мое наитие говорит мне, что я в один прекрасный день выработаю систему, которая в пух и прах разобьет этот стол.
– Система! – завопил Малыш, с сожалением глядя на своего товарища. – Смок, послушайся доброго совета и брось ты систему. Система – это верный проигрыш. При системе не бывает наития.
– Вот за это самое я и люблю систему, – отвечал Смок. – В системе есть расчет. Если ты нападешь на верную систему, ты не можешь проиграть. В этом-то и заключается разница между системой и счастьем. Ты не знаешь, когда твое предчувствие обманет тебя.
– Но зато я знаю целый ряд систем, которые обманывали, и мне никогда не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь выигрывал по системе. – Малыш помолчал и со вздохом добавил: – Знаешь, что я тебе скажу, Смок? Если ты собираешься ломать себе голову над системами, то тебе здесь не место и нам лучше отправиться в путь-дорогу.