Текст книги "Мрази (ЛП)"

Автор книги: Джек Кетчам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Известие пришло от заключенной по имени Фелисити. Они хорошо знали друг друга. Три месяца назад Фелисити и Шерри смоделировали черные платья для коктейлей для вечеринки по случаю дня рождения Шерри. Другая заключенная сфотографировала их и продала фото в газеты. Они не возражали. На фотографиях они хорошо выглядели. Фелисити признала себя виновной по четырем пунктам обвинения в похищении, насильственном удержании, сексуальном насилии и причинении телесных повреждений вместе со своим сожителем Джимми. Признание вины было ошибкой для них обоих. Как не раз говорила ей Шерри, ей следовало согласиться на сделку.

– Мне жаль, Шерри, – сказала она сейчас. Только это. – Мне жаль.

Фелисити никогда не была склонна к эмоциям.

Шерри упала на кровать и разрыдалась.

Ее сокамерницей была симпатичная двадцатидвухлетняя чернокожая попечительница по имени Ливонн Эмбер Андерсон. Ливонн уже пятый год отбывала два срока: десять и двадцать лет за вооруженное ограбление, но ее большая семья повидала немало человеческих трагедий, и она не была лишена сострадания. Она села рядом с Шерри и изо всех сил старалась ее утешить.

– Ты должна быть сильной, малышка, – сказала она. – Ты ведь знала, что это когда-нибудь случится, правда? Нельзя же вечно подавать апелляции.

– Знаю, знаю. Просто... Я любила его, Вонн. Я любила его так сильно...

– Конечно.

– Несмотря на то, что он со мной сделал. Несмотря на то, что он меня бил, несмотря ни на что.

– Он был твоим мужчиной. Конечно же, ты любила его.

– Ты бы видела нашу свадьбу, Вонн. Там были все. И он был таким красивым. Мы были идеальной парой. Понимаешь? Идеальной. Все так говорили.

– Еще бы, милая. Слушай, хочешь, я тебе что-нибудь принесу из холодильника? Бутылку воды? Может, банку "Спрайта"?

– Нет, спасибо. Ты просто прелесть.

– Как насчет чая? Я включу плиту. Хочешь мятного?

– До того, как мы поженились, мы ездили на озеро купаться. Все думали, что он спасатель, у него было очень красивое тело. Он был похож на этого прекрасного молодого Адониса, на этого молодого бога.

– Теперь он отправился к своему создателю, милая.

– Я бы никогда не вышла за него замуж, если бы знала, что все так закончится.

– Конечно, но ты же любила его.

– Из-за меня его убили, Вонн! Господи!

– Нет, не из-за тебя, милая. Он сам дал себя убить. Ты это знаешь, девочка. А теперь иди сюда. Ну же.

Ливонн обняла ее, позволяя выплакаться, после чего они некоторое время молчали, а затем, как было заведено, она медленно провела рукой под тюремным оранжевым комбинезом Шерри, под ее трусиками, и начала ласкать, потирая клитор и проникая пальцами в теплое, густое, влажное лоно, пока Шерри не застонала, не повернулась и не поцеловала ее, и они больше не разговаривали, пока обе не кончили.

ГЛАВА 8

В утро своего освобождения Шерри нервничала. Даже немного боялась.

В конце концов, она была знаменита. Быть знаменитой в тюрьме – это одно. Это хорошо. А вот на свободе – совсем другое. В Интернете появлялись угрозы расправы. Существовал даже сайт «Смертельный тотализатор Шерри Джефферсон»: Когда игра заканчивается, выигрывают все. Хотя там и говорилось, что сайт не оправдывает насилие над ней, принимались ставки на точный день ее смерти. Игрокам не разрешалось исправлять результаты тотализатора, убивая ее или поручая кому-то убить ее. Но к настоящему времени было собрано более 30 000 долларов.

Так что нервничать было вполне естественно.

Она сидела с Ливонн в комнате отдыха и смотрела CNN, ожидая, не упомянут ли о ней и надеясь, что нет. Главной новостью того утра было то, что спустя семнадцать лет после массового убийства 5000 курдов в Ираке международный трибунал в Гааге наконец постановил, что это действительно было геноцидом, и вынес максимальный приговор в виде пятнадцати лет тюремного заключения бизнесмену Франсу ван Анраату за продажу отравляющего газа Саддаму Хусейну.

За этим последовала история о кошке, которая неоднократно возвращалась в горящий дом, чтобы спасти трех новорожденных котят. То, что кошку с котятами приютила одна семья, было так мило, что она чуть не заплакала.

Когда тюремные охранники пришли за ней, по телевизору о ней все еще не упоминали, и это было к лучшему. Она поцеловала Ливонн на прощание и пообещала писать.

Ее вывели через отдельный выход, а прессу направили к другому, и, надев солнцезащитные очки и шарф на голову, она села в такси и назвала водителю адрес. Если водитель и узнал ее, то ничем этого не показал. Чтобы никто ее не узнавал, Шерри перекрасила волосы в каштановый цвет и похудела на пятнадцать фунтов, так что стала еще более худой, чем была подростком, и почти не пользовалась косметикой.

– Шестнадцать тридцать три, Роузвуд, – сказала она.

Это не был адрес ее родителей, хотя она знала, что несмотря ни на что, ей там будут рады. Но дом будет окружен толпой репортеров. А ей сейчас нужна анонимность.

В феврале того же года у нее состоялось краткое знакомство с Джозефом "Ловкачом" Хэнди в библиотеке для заключенных, где он изучал уголовное право, а она – старые номера журнала "People", и они тотчас же почувствовали взаимную симпатию. Джозеф выследил и задушил свою бывшую девушку, но раскаивался в содеянном, и был очень тихим и очень милым парнем. С тех пор они переписывались. На самом деле, у нее в чемодане лежала пара его нижнего белья – не семейные трусы, а шортики. Где-то в камере у него была ее пара.

Джозеф направил ее в пансион на окраине города в нескольких милях от тюрьмы, которым управляла его давняя любовница, Он написал ей о Шерри и ее положении, и она ответила, что будет рада принять ее. Более того, она знает, где можно найти работу. Один из ее бывших постояльцев очень преуспел в цветочном бизнесе. И он был незапятнанным. По условиям ее досрочного освобождения Шерри не имела права связываться с бывшими заключенными.

Любила ли Шерри цветы?

Любила.

Здесь хорошо, – писала она. – С Джерри (это мой босс) действительно легко работать, и я думаю, что я ему нравлюсь, потому что он не слишком нагружает меня работой. (Смеюсь!) Я никогда не знала, что у меня есть талант к выращиванию цветов, но, похоже, это так. Подростки здесь таскают тяжести, а Джерри разбирается в растениях, траве, цветах и так далее, так что я в основном занимаюсь поливом, инвентаризацией и регистрирую посадки. Он часто занимается ландшафтным дизайном на стороне, а я остаюсь с детьми, с которыми весело дразниться и шутить.

Знаешь, что самое лучшее, Хэнди? Никто, я уверена, никто не знает, где я. Мои адвокаты проделали огромную работу, чтобы сохранить все в тайне, и, судя по тому, что я слышу, представителям прессы уже надоело беспокоить моих родителей. Уже несколько недель обо мне ничего не пишут в газетах и не говорят в новостях.

Похоже, СМИ переключились на последнюю новость – некую семью из Висконсина, которая три года держала свою семнадцатилетнюю дочь взаперти в подвале, и никто об этом не знал. Даже соседи! У них было три младшие дочери, которые ходили в школу, как и все остальные дети, у них были друзья и все такое, но никто даже не знал о существовании этой девочки. Разве это не удивительно! Они били ее током, жгли электрическим утюгом, стреляли в нее из пневматического пистолета, выбивали зубы молотком, в общем, делали с ней жуткие вещи.

Невольно задумываешься, чем бедный ребенок заслужил все это, верно?

Они были набожными баптистами. Но разве не все мы такие?

Во всяком случае, это помогло отвлечь от меня всеобщее внимание. Я почти готова написать этой девушке письмо, понимаешь, о чем я?

«Спасибо, что отвлекла на себя этих назойливых газетчиков. Извини за выбитые зубы!» (Хa!)

Но, если серьезно, я хочу поблагодарить тебя, Хэнди, от всего сердца. Твоя подруга Лори просто замечательная. Мы постоянно разговариваем, обычно за кружкой пива или двумя-тремя после работы, о моем прошлом, об Оуэне, о тюрьме и о тебе... И теперь я больше, чем когда-либо знаю, что то, что ты сделал со своей девушкой Сьюзи, это просто от чисто мужской страсти, ты не отвечал за свои действия. Ни в коем случае. Если кто-то и виноват, так это она. Присяжные просто ошиблись.

Лори любит тебя как брата, и я тоже. Может, когда ты выйдешь на свободу – а ты выйдешь, несмотря на то, что говорят тебе твои глупые адвокаты, – мы сможем устроить что-нибудь более... э-э-э, братское? Например, секс втроем? Ты хочешь этого? Держу пари, очень хочешь!

В любом случае, мы обе посылаем тебе много любви и объятий.

Всегда твоя,

Шерри

ГЛАВА 9

Джозеф так и не вышел из тюрьмы, но через три месяца она встретила Арлисса в цветочном магазине, а затем в тот же вечер они с ним сидели в баре «Логово Льва», хотя желтые розы он покупал для своей девушки, чтобы загладить вину за то, что утром перед уходом на работу назвал ее «сукой». Она сказала ему, что желтый цвет означает сожаление.

Арлисс был на шесть лет моложе ее – столько было бы Талии, будь она жива. От отца он унаследовал подрядный бизнес. Его пиджак и галстук были от "Brooks Brothers", а после ужина он пил виски "Гленфиддич" и коньяк "Курвуазье". В этот момент она, наконец, решила спросить его о его девушке.

– Не думаю, что это надолго, – сказал он. – В качестве секретарши она мне нравилась больше, чем в постели.

– Но ведь ты только что потратил двадцать пять долларов на розы, – сказала она.

Он усмехнулся.

– Ну, не знаю. Мы же сидим здесь, так ведь?

– Да.

– Ну вот.

– Как ты собираешься ей это объяснить? Я имею в виду ужин.

– Я уже ей все объяснил. Ты – клиент. Иногда я работаю с клиентами до предрассветных часов.

– Ах, вот как.

– Ну да.

– "Предрассветные часы". Давненько я не слышала этого выражения.

– Я – старомодный парень.

– Хочешь убраться отсюда?

– Сначала допей. Не торопись.

Она завела его, пока он вел машину. Сжимала и теребила пенис под легкими летними брюками. Через некоторое время они замолчали, и она услышала его прерывистое дыхание. Его член стал большим, толстым и очень твердым.

– Ты знаешь, кто я? – спросила она.

Он улыбнулся.

– Нет, а кто ты?

– Я – Шерри Джефферсон.

– Не Сэмюэлс?

– Нет. Шерри Джефферсон. Теперь ты знаешь, кто я?

– Да. Думаю, да.

– Имеет ли это для тебя значение?

– Нет. А должно?

– Мне кажется, это имеет значение.

– Нет, это не так. Но если ты не прекратишь делать это, то что-то будет иметь значение, это уж точно.

В своей квартире, когда он стоял перед ней на коленях на кровати, она освободила его член и взяла в рот, слегка поглаживая ствол, но не позволяя Арлиссу кончить. Сняла блузку, сбросила лифчик. Ее сиськи были хороши и все еще упруги, мужчины всегда удивлялись длине сосков, и она хотела, чтобы он их увидел. Продолжая гладить, она потянулась к тумбочке, открыла ящик, достала наручники и покачала ими.

– Это для тебя или для меня? – спросил он.

– Как пожелаешь.

– Для тебя, – сказал он.

Два месяца спустя его девушки уже не было и в помине, они лежали на его гораздо большей кровати, чем у нее, его спальня, черт возьми, была больше, чем вся ее квартира. Она расстегнула наручники на его запястьях, провела руками по его скользкому от пота телу к пенису, взяла его в ладони и спросила:

– Как ты отнесешься к тому, если я предложу тебе кого-нибудь изнасиловать в моем присутствии?

– Серьезно?

– Да. Естественно, по-настоящему.

– Я никогда этого не делал, – сказал он.

– Я знаю, что ты этого не делал. Но как ты к этому отнесешься, если я этого захочу?

Он задумался.

– Нет проблем, – сказал он.

ГЛАВА 10

Джанин Эдмундсон теперь стала Джанин Тернер, ее мужа звали Оуэн. Ирония совпадения его имени с именем того Оуэна ничуть не смущала ее. Но если не считать ее первого школьного парня, Оуэн был самым добрым и нежным мужчиной, которого она когда-либо встречала.

Его педиатрическая практика разрослась до такой степени, что он недавно открыл новый кабинет для двух молодых коллег, чтобы справиться с возросшим количеством работы. Для него казалось невозможным отказать пациенту или вообще кому-либо. Оуэн был нежен с детьми и, возможно, еще нежнее с их обеспокоенными и порой безумно требовательными матерями. Он любил повторять, что до тех пор, пока у него не начнут трястись руки или он не сможет найти дорогу на работу, он не собирается уходить на пенсию.

Лучшего мужа или отца она и желать не могла.

Что делало ее положение еще более невыносимым.

Джанин била своих детей. Сьюзи было одиннадцать лет, Дебре девять. Она била их обеих. Иногда она просто ничего не могла с собой поделать. Особенно когда девочки подросли.

Они сводили ее с ума. Обе были такими невинными. Мир, как она знала, не был таким.

В порыве ярости она вполне могла наброситься и на Оуэна. Она набрасывалась на него со всей силы, из ее рта вырывались самые мерзкие слова, которые она только могла вообразить, как будто он был другим Оуэном, первым – как будто она могла повернуть время вспять и сделать сейчас то, на что была неспособна тогда. Разрывать его. Делать ему больно.

А вечер, когда они смотрели «Американское правосудие», был худшим из всех. Передача была для них в новинку, и до сих пор всегда доставляла им удовольствие, но в этот раз она шокировала обоих.

Она, конечно же, продолжала пить водку с добавлением клюквенного сока. Оуэн больше не пил. Девочки, слава Богу, остались на ночь в гостях.

Она взглянула на лицо на экране телевизора. Красивый загорелый молодой человек на пляже со своей очаровательной невестой.

– Выключи, Джанин, – мягко сказал Оуэн. – Переключи на другой канал. Тебе это не нужно. Убери с глаз долой этого сукина сына. Ну же, выключи.

– Ты ошибаешься. Мне нужно это увидеть. Я хочу это увидеть.

Он вздохнул и поднялся со стула.

– Оставь! – сказала она.

– Да ладно тебе, Джанин.

– Оставь!

Теперь в передаче говорилось об изнасилованиях. Ее изнасилованиях. Хотя ни ее лица, ни лиц других девушек не показывали.

До убийств еще не дошли.

Только когда его арестовали по обвинению в убийствах, она узнала, кто напал на нее. Это было много лет назад, и, прочитав, что он еще натворил, она почувствовала себя счастливой от того, что осталась в живых. В то утро она увидела его лицо на первой странице газеты точно так же, как сейчас видела его по телевизору, и у нее подкосились ноги. Так что внезапно она оказалась сидящей на тротуаре, ошеломленная и почти неспособная понять, что именно читает, и снова услышала этот голос в своей голове.

Я хочу, чтобы ты поздравила меня с Рождеством, сказала «я – сука», «я – пизда», «я – маленькая грязная шлюха», «я люблю тебя», «это мой рождественский подарок тебе, любимый», «я ненавижу своего парня», «я – изменщица, ебаная, лживая маленькая пизда».

Как тебя зовут? Джанин? Красивое имя. Очень красивое имя. Сколько тебе лет? В какую школу ты ходишь, Джанин? Скажи мне, что хочешь, чтобы я вставил тебе в попку. Хорошо. Теперь скажи, что хочешь слизать свое говно с моего члена, маленькая грязная сучка. Ты видишь нож? Ты его видишь?

И теперь она снова слышала этот голос, когда на экране телевизора мелькали фотографии. Свадьба Оуэна и Шерри. Оуэн и Шерри танцуют на свадьбе, открывают рождественские подарки и проводят медовый месяц на острове Мауи, улыбаясь в камеру.

– Ты мудила, – сказала она.

Она допила свой напиток.

– Я знаю, Джанин. Я знаю, милая. Знаю.

– Нет, ты не знаешь! Не говори так! Никогда не говори мне этого. Что ты, блядь, можешь знать! Не говори мне «я знаю»!

– Эй, я всего лишь хотел сказать...

– Мистер Вежливость и Любезность говорит, что знает! Пошел ты на хер, Оуэн! Пошли вы все на хер!

– Ладно. Все. Хватит.

Он встал, подошел к телевизору и взял пульт, и в этот момент она метнула стакан и попала ему прямо в середину спины. Стакан был толстым и тяжелым у основания и легким и тонким у ободка, и звук его удара о позвоночник прозвучал как гулкий барабанный бой и треск. Оуэн упал вперед, раскинув руки, так что телевизор упал вместе с ним, сорвавшись с подставки с металлическим грохотом и вспышкой, и в комнате воцарилась внезапная темная тишина, которая, казалось, еще больше усилилась. Он сказал:

– О, Господи! Вот блядь! – и схватился левой рукой за спину, пытаясь вывернуть из-под себя правую руку.

Она осталась на месте, застыв на стуле.

– Господи, Джанин. Помоги мне. Пожалуйста!

Как она могла ему помочь? Никому нельзя помочь.

– Не думаю, что смогу двигаться, милая. Мне кажется, ты задела какой-то нерв. Боже!

Его белая оксфордская рубашка была в крови, кровь растекалась. Осколок стекла блеснул в свете лампы, когда он пошевелился.

– Подожди, – сказала она. – Подожди.

– Что? Помоги мне встать, ладно милая?

– Хорошо. Подожди. Я помогу тебе подняться. Подожди.

Когда она встала и подошла к нему, то внезапно поняла, что протрезвела, хотя как это произошло, она знала не больше, чем то, как и почему именно ее выбрал тот, другой Оуэн для изнасилования давным-давно, и можно ли узнать, выберут ли и ее собственных дочерей таким же образом. Ей придется помочь этому Оуэну и себе тоже, чтобы их жизнь мирно продолжалась.

ГЛАВА 11

Был ранний вечер Пасхального воскресенья следующего года. Лемюэль Сэмм читал Второзаконие:

Если будет уговаривать тебя тайно брат твой, сын матери твоей, или сын твой или дочь твоя, или жена на лоне твоем, или друг твой, который для тебя как душа твоя, говоря: «Пойдем служить другим богам», богам, которых не знал ни ты, ни твои отцы, богам тех народов, которые вокруг тебя, близких к тебе или отдаленных от тебя, от одного края земли до другого, то не соглашайся с ним и не слушай его; и да не пощадит его глаз твой, не жалей его и не покрывай его, но убей его; твоя рука прежде всех должна быть на нем, чтоб убить его, а потом руки всего народа. Забей его камнями до смерти, ибо он покушался отвратить тебя от Господа, Бога твоего...

Лемюэль был сыном портного.

Он умел шить и вышивать. Он умел наметывать и кромсать. По мере необходимости.

Этому его научил отец.

Телевизор был включен. Он никак не мешал ему сосредоточиться. Это был всего лишь шум. На канале «Fox» шел повтор передачи «Американское правосудие».

Он продолжал читать.

– Я уже немного перерос пасхальные корзинки, тебе не кажется? – спросил он.

– Не знаю. Ты ведь любишь яйца вкрутую?

– Да.

– И шоколад.

– Да. Но не драже "желейные бобы". А у нас его очень много.

– Драже для меня. Видишь это зеленое пластиковое яйцо? Открой его.

Они только что вернулись с вечерней мессы. Лори ходилa в церковь каждое воскресенье, и теперь, когда она жила с ним, у нее тоже появилась эта привычка. И, конечно, сегодня был особенный день. Она надела свое лучшее темно-синее шелковое платье.

Он прочитал сложенную внутри записку.

Твой личный пасхальный кролик приготовил для тебя подарок. По предъявлении сего сертификата она совершит любые постыдные, извращенные и унизительные действия по твоему выбору в отношении тебя, своей персоны или любого другого лица по твоему желанию. Чем постыднее, извращеннее и унизительнее, тем лучше. Твой маленький кролик, Лори.

– Отличный пасхальный подарок.

– Я решила, что тебе понравится.

– И как долго действует сертификат?

– До Второго пришествия.

– Звучит заманчиво.

Он наклонился и поцеловал ее.

– Мои родители были такими милыми и глупыми, – сказала она. – Однажды на Пасху они подарили мне крольчонка. Он был прекрасен. Розовые ушки, розовые глазки. Весь белый. Я играла с ним на ковре в гостиной. Сначала мы держали его в картонной коробке в моей комнате, но потом он подрос, поэтому родители купили ему клетку, и мы держали его во дворе на ко̀злах. Мне приходилось заботиться о нем. Кормить его, чистить клетку. Клетка была просто отвратительной. Его кормили кроличьими гранулами, понимаешь? И его говно тоже состояло из гранул. Темное и липкое. И он много гадил. То есть, он только и делал, это ел и срал. Это было не очень весело. Его больше нельзя было взять на руки или погладить. Он стал злым и подлым.

– Ну, он же сидел в клетке.

– Да, но он кусался. Один укусом мог распороть руку.

– И долго он у вас жил?

– Пару лет, наверное. Я знаю, что он был у нас какое-то время. Честно говоря, я не помню. Он был у нас зимой – кроликам ведь хорошо на холоде, верно? И был летом. Так что прошло не меньше года или больше. А, может, и два. Я была маленькой. Кормила его салатом и морковью. Но, думаю, через некоторое время он просто умер. Однажды утром я проснулась, а его нет.

– Это очень плохо, – сказал он. – И немного печально.

– Глупый поступок – покупка кролика.

– Этот подарок гораздо практичнее.

– Еще бы. Слышишь?

– Да.

– Она проснулась.

– Думаю, да.

– Хочешь, приведу ее сюда?

– Конечно.

* * *

Он оторвал взгляд от Библии и почувствовал, что на него снизошло откровение.

Если найдется среди тебя в каком-либо из жилищ твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе, – читал он, – мужчина или женщина, кто сделает зло пред очами Господа, Бога твоего, преступив завет Его, и пойдет и станет служить иным богам, и поклонится им, или солнцу, или луне, или всему воинству небесному, чего я не повелел, и тебе возвещено будет, и ты услышишь, то ты хорошо разыщи; и если это точная правда, если сделана мерзость сия в Израиле, то выведи мужчину того, или женщину ту, которые сделали зло сие, к воротам твоим и побей их камнями до смерти.

* * *

Лемюэль поднял глаза и увидел ее.

Он очень хорошо запоминал лица, а цвет волос и прическа ни на секунду не ввели его в заблуждение, как и тот факт, что тогда она была намного моложе. Ему хватило и одного взгляда.

Она жила в доме Арлисса Бакстера через три дома от дома напротив.

Он часто видел ее. Садящейся в машину и выходящей из нее. Со свертками в руках. С Бакстером и без него. Она улыбалась Бакстеру, а он ей. Она все еще была очень хорошенькой.

* * *

Он закрыл и поцеловал переплетенную в кожу Библию, отложил ее, выключил телевизор и вернулся в спальню. Из ящика комода достал револьвер 38-го калибра, засунул его за пояс, прошел через гостиную и, выйдя на свежий весенний вечерний воздух, благословил воскресение, которое произошло в этот день более 2000 лет назад и теперь освящало его цель.

Этот район не был неблагополучным, здесь бедняки не охотились на своих собратьев, но он знал, что однажды револьвер пригодится, с тех пор, как ему исполнилось пятьдесят восемь лет, более одиннадцати лет назад, когда его Мэри умерла от рака толстой кишки. Это был его подарок самому себе в тот одинокий пустой год. С тех пор он постоянно чистил и смазывал его. Сейчас он чувствовал запах масла на руках, когда потянулся к ручке двери, повернул ее, и, конечно же, Господь был с ним, потому что дверь тут же распахнулась, и там были они. Обнаженные, в самом черном грехе на диване в гостиной.

Сначала он открыл огонь по Бакстеру, потому что Бакстер был мужчиной, к тому же крупным, и его пенис находился во рту молодой девушки. Он выстрелил дважды, и хотя первая пуля лишь задела бедро Бакстера, и, возможно, к сожалению, а возможно и нет, пробила дыру в повязке на глазах девушки, то вторая попала ему прямо в грудь, так что он упал на колени на толстый ковер, а затем рухнул плашмя, с пеной изо рта.

Третий, четвертый и пятый выстрелы были адресованы Шерри Лидии Джефферсон, чья голова находилась между ног молодой девушки. Он едва расслышал эти выстрелы, потому что первые два были такими громкими. Но женщина дернулась вперед и сползла с дивана, из ее груди и живота текла кровь, так что он понял, что его работа здесь закончена, и почувствовал такую радость и возбуждение, такое сильное ликование, что ему даже не пришло в голову задаться вопросом, почему его собственное мужское достоинство, уже почти древнее, внезапно возбудилось.

ГЛАВА 12

– Мне нужен лед, – сказала Шерри. – У меня пересохло во рту.

Тамара Джонс прекрасно знала, кто она такая. Она читала газеты. Но это была ее работа.

– Без проблем, – сказала она. – Как только закончу менять простыни.

– Мне очень больно, черт возьми. Не понимаю, почему мне не могут поставить капельницу с морфином?

– Об этом надо спросить у врача. Он решает.

Тамара также прекрасно знала, почему доктор Коэн отказал ей в этом. Если бы ей позволили принимать морфин, она была бы полусонной и заторможенной до конца своего пребывания здесь. А у полиции было немало вопросов к Шерри Джефферсон.

– Проклятые таблетки. Проклятые таблетки не помогают.

– Надо подождать. Они помогут.

– Когда? В следующее воскресенье?

Ей нечего было на это ответить. Разве что "сучка".

– Теперь вы принесете мне лед? Я же просила. У меня во рту пересохло.

– Конечно.

Но в коридоре бригада скорой помощи везла одиннадцатилетнего мальчика, которого случайно ранили во время перестрелки, пуля застряла у него глубоко в груди, и Тамаре пришлось ухаживать за бедным невинным ребенком большую часть следующего часа, пока не стало ясно, что у мальчика достаточно хорошие шансы остаться в живых.

Когда она вернулась на свой пост, лампочка, подключенная к кнопке вызова в комнате Шерри Джефферсон, мигала и, вероятно, уже довольно давно.

Она совсем забыла о ней.

Перевод: Гена Крокодилов

Бесплатные переводы в наших библиотеках:

BAR «EXTREME HORROR» 2.0 (ex-Splatterpunk 18+)

https://vk.com/club10897246

BAR «EXTREME HORROR» 18+

https://vk.com/club149945915

Примечания

1

Франсис Пикабиа (полное имя Франсиско Мария Мартинес Пикабиа делла Торре; 1879-1953) – французский художник-авангардист, график и писатель-публицист, театральный режиссер, сценарист, актер, дипломат. Франсис Пикабиа получил известность как эксцентричный художник, не подчиняющийся никаким политическим или стилистическим догмам. Он оказал большое влияние на современное искусство, в частности, на дадаизм и сюрреализм. 2

Тренировочный бюстгальтер (training bra) – это легкий бюстгальтер, предназначенный для девушек, у которых начала формироваться грудь. Он предназначен для ношения в период полового созревания, когда грудь еще недостаточно велика, для бюстгальтера стандартного размера. 3

Галотан – высокоактивное ингаляционное средство для наркоза. 4

Патрисия Кэмпбелл Херст (англ. Patricia Campbell Hearst; род. 20 февраля 1954 года) – внучка Уильяма Рэндольфа Херста, американского миллиардера и газетного магната, жертва похищения, террористка, судимая за ограбление банка. 5

Хедда Нуссбаум – американка, которая ухаживала за шестилетней девочкой, умершей от физического насилия в 1987 году. Смерть девочки, Лизы Стейнберг, вызвала противоречивый судебный процесс и ажиотаж в СМИ. Судебное дело было одним из первых, которое транслировалось по телевидению. Сторонники охарактеризовали Нуссбаум как жертву ужасного домашнего насилия со стороны ее сожителя Джоэла Стейнберга. Критики предположили, что она была партнером по обоюдному согласию в садомазохистских отношениях с не привлекавшимся к ответственности сообщником в смерти девочки.