Текст книги "Мрази (ЛП)"

Автор книги: Джек Кетчам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

 Садистская и кровавая история "МРАЗИ" – еще одна работа Кетчама, основанная на настоящем уголовном деле: Пол Бернардо и его жена Карла Хомолка стали известны как "Убийцы Кен и Барби". Они надругались над тремя школьницами в своих извращенных играх, а затем убили их. Все это они записали на видео.

Большинство диалогов Кетчам взял непосредственно из полицейских записей...

Джек Кетчам

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.

Это очень шокирующая, жестокая и садистская история, которую должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.

В оригинале повесть называется «Weed Species» – инвазивные растения, которые наносят экологический ущерб местным видам. В данном случае это метафора, означающая «подонки», «мерзавцы», «ублюдки» и т.п. Повесть основана на преступлениях канадских маньяков, которых в СМИ прозвали «Убийцы Кен и Барби»: Пол Бернардо и Карла Хомолка изнасиловали, пытали и убили как минимум трех молодых женщин.

WEED SPECIES: В экологии. Инвазивный вид, также называемый инвазивным экзотическим, – это организм, который намеренно или случайно завезен в район, где он не является местным, и где он успешно вторгается и нарушает естественные экосистемы, вытесняя местные виды. Этот термин чаще всего применяется к растениям, но не ограничивается ими.

Смотрите также кудзу, водяной гиацинт, зебровую мидию, бирманского питона, экотуризм, социопата.

«Овощи более серьезны, чем люди, и более чувствительны к заморозкам». 

– Фрэнсис Пикабиа^[1]

Джек Кетчам

«МРАЗИ»

ГЛАВА 1

Примерно через час после того, как она убедилась, что родители спят наверху, Шерри выключила телевизор, подошла к дивану и разделась перед видеокамерой Оуэна. Медленно стянула спортивные штаны и трусики, затем сняла через голову футболку с Бэтменом, расстегнула белый тренировочный бюстгальтер^[2] и спустила его с плеч по рукам. И, наконец, приложила кухонное полотенце, смоченное в «Галотане»^[3], к лицу спящей сестры.

Снотворное в рождественском "Дайкири" Талии наконец-то подействовалo, и теперь оставалось только следить, чтобы она не проснулась. У Шерри был богатый опыт работы с "Галотаном" в ветеринарной клинике, но там его вводили в виде пара вместе с кислородом через маску, а не вручную, так что придется быть осторожной. Видит Бог, она не хотела убивать свою младшую сестру. Лишь бы она была в отключке столько времени, сколько потребуется Оуэну, чтобы ее изнасиловать.

Талия была блондинкой, как и Шерри, но в тринадцать лет волосы на лобке у нее были еще такими же тонкими и белыми, как и волоски на руках, а ее бледная кожа отражала зеленые и красные огни рождественской елки, словно ее украсили к празднику в светящихся пастельных тонах. Зеленый был почти такого же нежного цвета, как и платья, которые Шерри всего неделю назад выбрала для подружек невесты.

Это была непростая неделя – планировать и свадьбу, и изнасилование. От Оуэна не было никакого толку. На свадьбу был заказан ужин на 120 персон в ресторане легендарного отеля "У монаха". Перепела, фаршированные крабовым мясом. А девственность Талии была ее рождественским подарком Оуэну – девственность и видеокамера. Ей необходимо правильно организовать и свадьбу, и изнасилование.

– Убери волосы с ее лица, чтобы я мог его видеть. Так, теперь пососи грудь, – сказал он.

Она улыбнулась в камеру. Сначала сосок был солоноватым на вкус и очень мягким и гладким, а затем сморщился. Она провела языком по ареоле и снова улыбнулась.

– Теперь введи в нее палец. Так. Теперь два.

– Черт. У нее месячные.

– Правда?

Она убрала полотенце. Достаточно, – подумала она. – С этим надо поосторожнее.

– Да.

Оуэн пожал плечами.

– У нее все равно пойдет кровь, верно? Оближи пальцы.

– Это отвратительно, Оуэн.

– Просто сделай это.

Она догадывалась, что кровь есть кровь. Время от времени она пробовала свою. Она медленно облизывала пальцы, пока Оуэн снимал крупным планом.

– Вкусно?

– М-м-м-м-м, – солгала она.

– Опустись на нее. Сделай ее мокрой.

– У нее же месячные, Оуэн.

– Ну и что?

– Она уже мокрая.

– Ну, так сделай ее еще более мокрой.

– Это действительно отвратительно.

Шерри задумалась. Что, если сестра проснется и увидит, что она делает? Господи.

– Хорошо, подожди секунду.

Она несколько мгновений подержала полотенце над лицом Талии, опустилась на колени, приподняла левую ногу сестры и поставила ее так, чтобы ступня упиралась в полированный пол.

У Талии там был привкус крови и стоял мускусный запах, который ей не нравился.

Оуэн снова снимал крупным планом. Она вылизывала пизду совсем недолго. И не слишком глубоко. Нельзя заходить так далеко.

– Ладно, твоя очередь, она готова.

Она видела, что он определенно готов, еще до того, как расстегнула молнию и стянула с него джинсы и трусы.

– Хочешь сначала минет?

– Нет, все в порядке.

– Я еще раз приложу полотенце. На всякий случай.

– Хорошо.

Она еще немного подержала полотенце над лицом сестры, а затем потянулась за камерой, и Оуэн протянул ее ей. Она поднесла окуляр к глазу, направила на Оуэна, который забирался на сестру сверху, и держала крепко.

– Счастливого Рождества, милый, – сказала она.

Он улыбнулся в камеру и скользнул внутрь.

* * *

Крови было не так много, как она помнила по своему первому разу, и она знала, что Оуэн счастлив. Он всегда хотел девственницу, а в девятнадцать лет Шерри определенно не была подходящей кандидатурой. Это его разочаровало. Теперь он ее получал. В пизду, в попку и снова в пизду. Но он занимался этим совсем недолго, внезапно вышел из нее, и Шерри поняла по его лицу, что что-то не так.

Ее сестра дернулась раз, второй, и ее вырвало. Блевотина потекла по ее груди и животу, забрызгала ногу Оуэна и скопилась в открытом рту.

– Господи, твою мать! – сказал он.

Черт возьми, – подумала она. Талия слишком много выпила и плотно поужинала – в клинике животных не кормили и не поили как минимум восемь часов перед анестезией. Но здесь не клиника, и она не знала, что делать.

Она положила камеру на плюшевое бархатное кресло и почувствовала прилив адреналина. Талия в беде. Они все попали в беду.

– Хватай ее за ноги. За лодыжки. И держи вверх ногами.

– Господи, твою мать, – повторил Оуэн.

– Мы должны очистить ей горло, Оуэн. Держи ее!

А потом она стояла на коленях, соскребая эту гадость пальцами. Ее было много, и она стекала по лбу сестры на ее волосы, и воняла, как прогорклый сыр, но Шерри не сдавалась и прижала голову к груди Талии, чтобы послушать сердцебиение, и сначала услышала его, а потом нет.

– Она не дышит. Ты должен сделать ей искусственное дыхание.

– Я?

– Да, ты.

– Это ты накачалa ее этим дерьмом!

– A это ты хотел ее трахнуть. Просто сделай это, черт побери! Опусти ее на пол. Сейчас же, быстро!

Она смотрела, как он оседлал ее.

– Я не знаю, как...

Он практически скулил. На него это не было похоже.

– Я знаю. Наклони ее голову назад. Правильно. Теперь зажми ей нос и дуй в рот, пока грудь не поднимется, примерно две секунды. Сделаешь два выдоха. Если она еще не будет дышать, положишь руки ей на грудь, прямо между сосками, и нажмешь пятнадцать раз. Вдавливай руки примерно на два дюйма, не больше, иначе что-то сломаешь. Если она все еще не будет дышать, повторишь все снова.

– Ты можешь хотя бы вытереть ей лицо?

– Она, блядь, умирает, черт бы тебя побрал! Вперед! Мне нужно выбросить "Галотан" и полотенце и вызвать скорую помощь. Потом я принесу мочалку, хорошо?

Она подождала, пока не убедилась, что он делает все как надо. Пока не увидела, как он накрыл ее рот своим и выдохнул, и как вздымается грудь сестры. Затем занялась делами. Позвонила в скорую. Было совсем нетрудно изобразить панику. Ее сердце все еще бешено колотилось. Повесив трубку, она вылила "Галотан" в канализацию, спустила воду, ополоснула и закрыла бутылку пробкой, упаковала бутылку и полотенце в пакет и вынесла вместе с мусором.

Она постаралась, чтобы дверь за ней не захлопнулась. Она не хотела пока будить родителей. Их разбудит сирена скорой помощи. Ей не хотелось все объяснять по нескольку раз.

На кухне она, наконец, успокоилась. Намочила кухонное полотенце и отнесла его и рулон бумажных полотенец Оуэну. Он нажимал на грудь Талии.

– Ну как?

– Ничего. Ни черта.

Она посмотрела на сестру сверху вниз.

– Одевайся. Вытри лицо. Ее надо одеть. Испачкаем этой грязью ее спортивный костюм и футболку, чтобы все выглядело так, будто она была в них, когда ее вырвало, а затем надо решить, что нам говорить.

– Шерри?

– Да?

– Мне жаль. Мне действительно жаль. Я имею в виду, это было не так, как с другими девушками, понимаешь? Ведь Талия твоя младшая сестра.

Она опустилась на колени рядом с ним и промокнула его лицо полотенцем.

– Я знаю, – сказала она. – Все в порядке, Оуэн. Я все еще люблю тебя. Я знаю.

ГЛАВА 2

Джанин была третьей из тех, с кем он познакомился до встречи с Шерри, и именно она нравилась ему больше всего, а ее имя Оуэн узнал обычным способом. Он показал ей нож и спросил. Затем порылся в ее сумочке в поисках бумажника и водительских прав, чтобы убедиться в правдивости ее слов. Ее звали Джанин Эдмундсон, она жила в доме 1152 по Лейкшор-роуд, у нее были грязно-светлые волосы и ярко-голубые глаза.

Тогда тоже было Рождество, полвторого ночи. Он возвращался домой с вечеринки. Не с одной из тех скучных сезонных вечеринок, которые устраивали в его бухгалтерской фирме, а с хорошей. Джимми Гилфорд, старый приятель по колледжу, знал толк в напитках и в женщинах. Но Оуэн почему-то никого не подцепил, несмотря на свою внешность героя сериала «Спасатели Малибу». Почему-то весь вечер он чувствовал себя не в своей тарелке. У него ничего не получилось. Он ни с кем не смог договориться. Поэтому, увидев, как девушка вышла из автобуса и направилась к стоянке супермаркета «Волмарт», он подождал, пока сменится сигнал светофора, выключил песню в исполнении Мэрайи Кэри «Да пошлет Бог вам радость джентльмены, пусть ничто не омрачает вам жизнь» на CD-плеере, подъехал к ней, остановил машину, вышел, улыбнулся, поздоровался, а затем показал ей нож.

– Закричишь, и я тебя порежу, – сказал он. – Порежу тебе лицо. Садись в машину, на заднее сиденье.

Он провел ножом по ее трусикам, расстегнул блузку, срезал лифчик и трахнул ее, потом в попку и снова в пизду, и все это время заставлял ее говорить с ним. Заставил пожелать ему счастливого Рождества, сказать "я – сука", "я – пизда", "я – маленькая грязная шлюха", "я люблю тебя", "это мой рождественский подарок тебе, любимый", "я ненавижу своего парня", "я – изменщица, ебаная, лживая пизда".

– Как тебя зовут? – спросил он. Она ему сказала, и тогда он заглянул в права. – Сколько тебе лет? Где ты учишься?

Он сказал ей, что сделает с ней, если она закричит или кому-нибудь об этом расскажет, потому что, если прочитает об этом в газетах, то точно знает, где она живет и где учится, если уж на то пошло. Он перережет ей ее ебаное горло. Затем спросил, верит ли она ему? Она поверила.

Он приставил лезвие ножа к ее горлу, пока опускался на нее, и она была приятной на вкус. Теперь и она изведала его вкус. Он вытащил ее из машины, заставил опуститься на колени на асфальт, припорошенный снегом, и отсосать. Зажал ей нос, схватил за затылок и втолкнул член глубоко в рот, а затем держал его там до тех пор, пока не почувствовал, что ее вот-вот вырвет. Она издавала такие звуки. Он отпустил ее, позволил на мгновение отдышаться и слизать слюну с подбородка, а затем сделал это снова.

Она, естественно, плакала. Все лицо было в потеках макияжа. Он сказал, чтобы она привела себя в порядок, черт возьми, что у нее все лицо в этом говне, и она это сделала. Он снова затащил ее в машину, потому что на стоянке они были слишком заметны, и трахал ее в попку, пока не кончил. Затем заставил ее снова отсосать. На этот раз она не хотела этого делать и попыталась вывернуться, но он прижал острие ножа к ее горлу сбоку, так что она, блядь, сделала то, что было сказано. Головка его члена все еще была очень чувствительной, и это было просто замечательно.

– Ты хорошая девочка, Джанин, – сказал он. – Я оставлю тебя в живых. Пока, во всяком случае. Но лучше ничего никому не рассказывай. Мне лучше не слышать об этом. Я провожу тебя до твоей машины. Ты посидишь там, пока я не вернусь к своей. Я уеду, а ты будешь сидеть и не заводить машину, пока не досчитаешь до ста. Если ты не досчитаешь до ста, я узнаю, поверь мне, узнаю. И тогда я вернусь и перережу твое ебаное горло, ты это понимаешь? Понимаешь? Хорошо.

Он проводил ее до машины.

– Какие у тебя отметки? – спросил он.

– Пятерки и четверки, – ответила Джанин.

– Это хорошо, сказал он. Тебе надо получить образование. Надо поступить в колледж. Поверь мне, я знаю.

Месяц спустя он встретил Шерри на вечеринке, устроенной другим другом. На этот раз внешность и присущее ему обаяние не подвели его. Они сразу поладили. Она была красива. Такая же блондинка, как и он. Когда они добрались до его квартиры, еще до того, как она поцеловала его, она открыла сумочку и достала пару полицейских наручников, точно таких же, как и у него.

Он сразу понял, что это любовь.

– Как ты отнесешься к тому, если я захочу изнасиловать какую-нибудь девушку? – спросил он ее.

– Отлично, – сказала она. – Давай, я "за".

На день рождения Оуэн подарил ей платье за триста долларов, золотой браслет и большого дорогого плюшевого мишку. На его день рождения она подарила ему часы "Ролекс" и собственноручно изготовленный подарочный сертификат, в котором говорилось:

По предъявлении сего сертификата Шерри Лидия Джефферсон совершит извращенные действия над Оуэном Филипом Делассандро и в отношении него. Эти действия будут выбраны владельцем сертификата. Действителен в течение одного месяца. С любовью, Шерри.

Меньше чем через месяц он сделал ей предложение.

ГЛАВА 3

Шерри в легкой летней пижаме смотрела по каналу «Природа» передачу об антропогенных вымираниях. В ней шла речь об истреблении дронтов, крупнейших представителях семейства голубиных на острове Маврикий где-то в Индийском океане. Бедные тупые нелетающие птицы, говорилось в передаче, были настолько непривычны к людям, морякам, которые убивали их просто ради забавы – судя по всему, они не годились в пищу, – стоило поймать лишь одну из них, как ее пронзительный крик привлекал целую кучу других, чтобы моряки могли безжалостно и бессмысленно убить и их. Всего через несколько лет птицы исчезли.

Она считала это позором.

Начался следующий сюжет – о каролинском попугае, когда она услышала шаги на крыльце, затем у сетчатой двери, и тут вошел улыбающийся Оуэн с девушкой с завязанными глазами и в наручниках. На вид ей было лет шестнадцать. Стройная, с красивыми длинными волосами и длинными стройными ногами.

– Кто это, черт возьми? – спросила Шерри.

– Не знаю. Я не удосужился спросить. Как тебя зовут? – спросил он.

– Стефани.

– Стефани, а дальше?

– Стефани Броуди.

– Ей нужно в туалет.

Шерри пожала плечами.

– Я принесу камеру.

– Ч-что? – спросила Стефани.

Шерри не ответила. Зашла в спальню, взяла видеокамеру с тумбочки рядом с лампой в стиле Тиффани и прошла в ванную. Оуэн и девушка стояли там и ждали. Он поставил ее перед унитазом.

– Ну, вот, теперь можешь снять юбку и трусики и сесть, – сказал он. – Унитаз прямо за тобой.

– Пожалуйста!

– Что "пожалуйста"?

– Пожалуйста, оставьте меня одну!

– Может, оставим ее одну? Что скажешь?

Девушка была либо очень напугана, либо задыхалась от рыданий. Ее плечи дрожали.

Шерри улыбнулась и покачала головой.

– Не-а. Боюсь, что нет. Ты сказала, что хочешь пописать, вот и писай.

Она замешкалась, но Шерри догадывалась, что ей очень хочется писать, потому что Стефани повернула юбку так, что молния оказалась перед ее скованными наручниками руками, расстегнула ее и стянула трусики, а Шерри увеличила масштаб изображения, снимая крупным планом темные курчавые волосы на лобке, когда та сидела, а затем увеличила масштаб еще больше, чтобы запечатлеть яркую струю мочи.

Оуэн поднес ее руку к рулону туалетной бумаги.

– Вытрись хорошенько, – сказал он.

И теперь она была уверена, что девушка плачет, потому что слышала рыдания.

– Что это? – спросила Шерри.

– Где.

– У нее на лице.

– А, должно быть, слегка поранилась, когда я сажал ее в машину. Ничего страшного. Просто царапина.

– Оставайся там, Стефани. Оуэн, подержи видеокамеру.

Она открыла аптечку и достала перекись водорода, марлевый тампон и "Бацитрацин". Протерла порез перекисью, а затем нанесла мазь.

– Мы же не хотим, чтобы она заразилась, правда? Ладно, теперь можешь встать и одеться. Где ты учишься, Стеф?

– В бушвейкской средней школе.

– В каком классе?

– В одиннадцатом.

– У тебя хорошие отметки?

– Н-некоторые. Да.

– По каким предметам?

– По английскому языку, по истории.

– А по математике?

– Нет.

Оуэн взял ее за локоть.

– Давай пойдем в гостиную и выпьем. Ты любишь шампанское, Стефани?

– Я никогда его не пробовала.

– Ты получишь от него настоящее удовольствие. Тебе оно понравится. Принеси бутылку шампанского, Шерри.

На кухне Шерри, во-первых, отметила, что было ровно восемь сорок пять, а во-вторых, что девушка теперь знает их имена.

Примерно к девяти сорока пяти они выпили по три бокала шампанского, съели по половине тарелки кукурузных чипсов с сырной приправой, и Шерри протерла девушку там теплой влажной салфеткой, так что совсем не возражала против того, чтобы лечь на Стефани. Девушка реагировала всякий раз, когда язык Шерри скользил по ее клитору. Она непроизвольно пыталась сжать ноги и Шерри приходилось раздвигать их руками. После четвертой попытки Шерри это надоело.

– Послушай, – сказала она. – Следующие несколько часов определят, что мы с тобой сделаем, понимаешь, о чем я? Так что прекрати, ладно? Будь хорошей девочкой.

Похоже, до Стефани дошло.

Чуть позже десяти она, голая, со скованными за спиной руками, стояла на коленях поперек дивана, уткнувшись лицом в подушки и задрав попку вверх, а Оуэн наяривал ее в анус. Шерри снимала происходящее на видеокамеру.

– Повязка сползает, – сказала она.

– Все в порядке. Я все равно хочу видеть ее лицо. Закрой глаза, Стеф.

Он снял повязку с ее глаз и шлепнул по попке.

– И не открывай их, хорошо?

– Хорошо.

– Прекрати плакать, черт возьми! Что ты сказала?

– Я сказала "хорошо".

– Ни в коем случае не открывай глаза, тебе понятно?

– Понятно.

– После этого ты вернешься и переспишь со всеми мальчишками в бушвейкской школе, да?

– Да.

– Скажи это.

– После этого я вернусь и пересплю со всеми мальчишками в б-бушвейкской школе.

– И ты вылижешь все "киски" в бушвейкской школе.

– Я вылижу все "киски".

– Где?

– В бушвейкской школе.

– Хочешь полизать "киску"?

– Д-да.

– Хорошо. Но у меня есть идея получше. Шерри, иди сюда. Встань перед ней на колени. Дай мне камеру. Стеф, я хочу, чтобы ты засунула язык в жопу Шерри. Раздвинь половинки, Шерри. Вот так. А ты засунь язык прямо туда, прямо в дырку. Не в "киску", а в жопу, черт бы тебя побрал! Еще глубже. Правильно. Очень хорошо.

Было уже за полночь, они допили шампанское и по очереди трахали ее пустой бутылкой, когда он решил, что хочет на нее поссать. Шерри снимала, как он ссал на Стефани в ванной. Он сказал ей, что она хорошо выглядит с обоссанными волосами. Он хотел и посрать на нее, но после нескольких попыток стало ясно, что ничего не выйдет. Шерри, вероятно, могла бы это сделать, но не вызвалась. Стефани позволили принять душ. И именно после того, как она приняла душ, и ей вручили большое пушистое полотенце, она совершила грубую ошибку. Она открыла глаза и увидела их.

Она сразу же закрыла их, но было уже поздно. Они знали это, и, вероятно, она тоже, хотя и продолжала делать вид, что ничего не произошло, и притворялась вплоть до того момента, когда ее затащили в подвал. А потом началось: Нет, нет-нет-нет, пожалуйста, нет, пока Шерри не выключила камеру, не положила ее на холодный цементный пол, не взяла бейсбольную биту и не ударила ее несколько раз по голове, пока они с Оуэном не убедились, что она мертва.

ГЛАВА 4

Вторую девушку звали Эшли Линк, ее тело они выбросили в придорожную канаву. Было слишком сложно и долго разделывать тело Стефани и упаковывать части в коробки, заливать цементом, а затем везти к озеру и топить. Бензопила Оуэна постоянно заедала на липких полужидких субстанциях, а когда цемент застывал, коробки становились очень тяжелыми. Вонь в проклятом подвале стояла неделями.

Они решили, что надо учиться на своих ошибках.

Итак, они раздели ее, вымыли, выбросили, почистили машину, и все.

ГЛАВА 5

В последнее время Оуэн стал очень нервным. Шерри не понимала, почему.

Его допросили по делу об изнасилованиях, но также и практически всех мужчин в округе, схожих по описанию, и, очевидно, ничего не добились, потому что это было почти шесть месяцев назад, и с тех пор его больше не беспокоили. Они уже давно никого не убивали.

Изнасилования продолжались как обычно, и иногда она снимала их на камеру, а иногда нет. Иногда он просто уходил на дело один.

Но заставить его расслабиться становилось все труднее и труднее.

Бывало, они ехали в супермаркет, и Оуэн мог сказать что-то вроде:

– Видишь ту девушку? Господи, я ее изнасиловал. Как ты думаешь, она меня видела? Заметила машину?

Шерри сомневалась, что это были те самые девушки, которых он изнасиловал, потому что это повторялось с полдюжины раз, он просто не мог стольких изнасиловать. Однако она никогда не противоречила ему, а наоборот, старалась успокоить и заверить, что нет, девушка их не видела, они ехали слишком быстро, или девушка смотрела в другую сторону, или еще что-нибудь.

Он стал прятать видеокассеты за планкой в стене гаража.

Начал принимать душ четыре-пять раз в день. Она приходила домой с работы, а он уже был дома, и она находила его в душе. Он принимал душ до и после того, как трахал ее.

Раньше он так никогда не делал.

Он также покупал в аптеке флаконы дезинфицирующего средства для рук с витамином Е и носил их в кармане. Всякий раз, когда они отправлялись на вечеринку, в ресторан или еще куда-нибудь, где надо было пожимать руки, он тайком пользовался им под столом или в туалете.

Когда в новостях по местному телевидению сообщили, что нашли забетонированные останки, ему стало еще хуже.

Это было невезение или, возможно, плохое планирование. Дождей давно не было, поэтому береговая линия озера неожиданно отступила, и какие-то дети обнаружили то, что оказалось человеческим локтем, торчащим из развалившейся коробки, так что копы прочесали озеро и нашли остальное. Никто не связывал это с Эшли в канаве и уж тем более с изнасилованиями, но Оуэн явно беспокоился по этому поводу.

Она приложила немало усилий, чтобы подбодрить его. Его любимая игра после смерти Талии заключалась в том, что Шерри наряжалась в одежду своей младшей сестры, большую часть которой она сохранила, а за исключением обуви, у них с Талией был почти одинаковый размер. Она притворялась Талией, пока он снимал ее на камеру – не одурманенной наркотиками и спящей, как было на самом деле, а Талией, активно желающей, чтобы он лишил ее девственности, стал ее первым парнем.

Она укладывала волосы, как у Талии, смывала всю косметику, медленно раздевалась перед ним и разговаривала с ним голосом Талии, которому могла идеально подражать. Затем она дрочила ему и отсасывала, ведя себя так, будто делала это впервые.

Бедная неискушенная Талия нуждалась в его наставлениях, и он руководил ее действиями. А когда она с ним трахалась, у нее даже было кровотечение, потому что Шерри купила фальшивую кровь и вставляла ее вместе с тампоном.

Фальшивая кровь состояла из воды, сахара и пищевого красителя, поэтому не представляла угрозы для здоровья.

Но теперь даже эта игра не работала в половине случаев. Не помогали наручники и секс-игрушки.

Оуэн становился непредсказуемым.

* * *

Когда его арестовали, она испытала почти облегчение.

Это случилось перед самым ужином. Оуэн был в душе. Спагетти с мясным соусом томилось на плите, а она читала заметку в газете о матери, которая чуть не убила свою дочь. Мать не потрудилась отвести дочь к врачу, когда девочка испортила самодельный пирсинг на пупке. Началась инфекция, и, испытывая сильную боль, тринадцатилетняя девочка легла на диван в гостиной, чтобы хотя бы посмотреть телевизор. Вскоре она перестала есть и даже двигаться. В газете говорилось, что она пролежала так около трех недель. Наконец, когда соседи пожаловались на вонь, обнаружилось, что у нее памперсы не только под попой, но и на животе, для впитывания сочащейся жидкости. У матери девочки не было медицинской страховки, и она не верила врачам.

Когда раздался звонок, она отложила газету и подошла к двери, а там стояли двое полицейских в форме и еще двое в пиджаках и галстуках. Они показали ей свои значки и спросили Оуэна, и она ответила, что он принимает душ. Они спросили, можно ли им войти, и она, улыбнувшись, сказала, что да, конечно, и вдруг дом показался ей переполненным, что лишило ее присутствия духа. Извинившись, она выключила плиту, прошла в ванную и позвала Оуэна.

Когда его арестовывали, она с удивлением обнаружила у задней двери еще двоих полицейских в форме. Они ожидали, что он попытается сбежать.

Она была удивлена, обнаружив, что его арестовывают не только за изнасилование, но и за убийство.

Она была еще больше удивлена, когда выяснилось, что Оуэн добровольно сдал образец ДНК, когда его попросили об этом полгода назад во время допроса. Он об этом ей не сказал. Они только сейчас взялись за анализы – по их словам, лаборатории были перегружены. Она догадалась, что образец ДНК объяснял его нервозность. Но почему, черт возьми, он поступил так глупо, если учесть, насколько тупыми были копы в целом, для нее оставалось загадкой.

Но только когда ей предъявили ордер на обыск, она начала всерьез беспокоиться. Не все видеокассеты были спрятаны в гараже. Одна была в видеомагнитофоне. Копы посмотрели ее позавчера вечером. Они с Оуэном снимали ее давно, два или три года назад. Имени девушки она не помнила. Они привезли ее домой, накачали наркотиками, и Оуэн, как обычно, изнасиловал ее, но в одной сцене Шерри мастурбировала безвольной правой рукой девушки и смеялась.

ГЛАВА 6

В первый год их брака Оуэн однажды совершил очень большую ошибку. Вбил себе в голову, что было бы забавно и увлекательно применить «Галотан» к Шерри.

– Тут такое дело. Пока ты будешь в отключке, я не только трахну тебя и сделаю с тобой все, что захочу, но и высеку тебя так, что твоя попка станет такой же красной, как этот чертов диван. Ты проснешься и вряд ли поймешь, что с тобой произошло, – oн ухмылялся. – Проснешься другой женщиной.

– Ничего не получится.

– Почему?

– Ну, во-первых, если мне будет очень больно, я, скорее всего, проснусь.

– Но ведь кошечки и собачки не просыпаются, когда док Уэллс кромсает их вдоль и поперек, так ведь?

– Это совсем другое. Они постоянно вдыхают отмеренную дозу.

– Ну и что? Ты начнешь просыпаться, а я повторю.

– Нет. Нет, спасибо.

– Почему?

– Имя Талия тебе о чем-нибудь говорит, Оуэн?

– Проклятье! Это ты во всем виновата! Ты...

– Пожалуйста, давай не будем проходить через все это снова.

– Я хочу пройти через все это снова, Шерри! Я устал от того, что ты обвиняешь во всем меня одного!

– Я не виню тебя за происшедшее, черт побери, Оуэн!

– Черта с два ты меня не винишь.

– Я тебя не виню. Я говорила тебе это и раньше. Послушай. Ты хотел трахнуть ее. Прекрасно. Но сам знаешь, что из этого вышло. Теперь ты хочешь трахнуть меня, меня таким же образом, и это опасно. Нет, спасибо! До тебя дошло? Господи!

– Сука!

– Как ты меня назвал?

– Я назвал тебя "сукой".

– Ах вот оно что.

– Совершенно верно.

– Ну и ну. Ты ведешь себя как мудак. Пошел ты на хрен, Оуэн.

– Пошел я на хрен?

– Да. Совершенно верно.

– Пошел я на хрен?!

– Да, именно это я и сказала! Пошел ты на хрен!

И это был первый и последний раз, когда он ее ударил.

Но удар был достаточно сильным, у нее появился синяк под глазом, и распухла щека, и, поднявшись с пола, она не стала медлить ни секунды и не сказала ему ни единого слова, а просто схватила ключи от машины и уехала, пока он выкрикивал извинения с подъездной дорожки. Она поехала домой к своей подруге Рут, работавшей вместе с ней в ветклинике доктора Уэллса, и хотя у Рут были гости, она взглянула на нее и пригласила войти.

У Рут в гостях были ее бойфренд, лучшая подруга детства и ее муж, адвокат по уголовным делам. Он довольно легко убедил ее за кофе заявить на Оуэна в полицию, предполагая, что если тот сделал это с ней однажды, то велики шансы, что сделает это снова. Насильники, как правило, так и поступают. Так что они вчетвером поехали в участок, там зарегистрировали ее заявление и сфотографировали огромный фонарь под глазом.

Что, спустя годы, когда ей предъявили обвинение в изнасиловании и убийстве, значительно упростило ей отношения с офисом окружного прокурора.

Сделка была довольно простой. Шерри признает себя виновной по двум пунктам обвинения в соучастии в убийстве в обмен на показания против мужа. Как Патти Херст^[4] и Хедда Нуссбаум^[5] и многие другие до нее, она тоже была жертвой, слабой, избитой, неспособной ни на что другое, кроме как подчиниться отвратительным желаниям Оуэна. Она признает, что доставала для него «Галотан» и помогала избавиться от тел, участвовала в сексуальных контактах с жертвами, и подробно опишет эти убийства и эти действия на суде.

В обмен на это ей дадут двенадцать лет по каждому пункту обвинения, которые будут отбываться параллельно, а через три года она получит право на условно-досрочное освобождение за хорошее поведение. Она откажется от права на предварительные слушания, и суд над ней пройдет в кратчайшие сроки.

Шерри решила, что это совсем не сложно.

И к тому времени, когда Оуэн в совершенной ярости признался в местонахождении видеозаписей, сделка была заключена. Прокурору и, соответственно, общественности оставалось только смириться с этим.

Сделка есть сделка.

ГЛАВА 7

В ночь его смерти от инъекции, Шерри получила известие вскоре после двенадцати по исправно действующему тюремному телеграфу – смерть от инъекции представляет особый интерес для ее обитателей. Отсрочки казни не было, да ее и не ожидалось, несмотря на общественный резонанс, вызванный ее собственным соучастием в преступлениях, когда содержание видеозаписей стало общеизвестным. За два года, прошедшие после суда над ним, она не видела его и не слышала о нем. Только то, о чем писали в газетах или сообщали в теленовостях. У нее не было ни одной его фотографии, и ни одной их совместной. Только фото матери, отца, их миниатюрного пуделя Саши и ее сестры Талии.