355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джек Хиггинс » За час до полуночи » Текст книги (страница 8)
За час до полуночи
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:03

Текст книги "За час до полуночи"


Автор книги: Джек Хиггинс


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Все в порядке, – сказал я. – Не беспокойтесь.

Джоанна Траскот выглянула у него из-за плеча и с недоверием спросила:

– Вам удалось убедить их?

– Даже больше того. Хоффер должен появиться тут собственной персоной – он будет ждать нас на дороге в Беллону. Мы хотим задать ему жару.

Я говорил на итальянском, чтобы Серафино мог понять, и его лицо просветлело.

– Отлично, идея мне нравится. Я с удовольствием перережу ему глотку собственноручно. О'кей, Стаси Вайет, зови своих друзей.

Он пронзительно свистнул, и братья Вивальди вместе с Джо Рикко выступили с разных концов поляны. Серафино сказал примирительно:

– Извини, я не люблю сюрпризов.

Я махнул рукой Бёрку и остальным, чтобы они спускались, а девушка подошла ко мне.

– Вы уверены, что мой отчим приедет сюда сам?

– Вот он так говорит, – указал я на Бёрка, который уже пересекал поляну. Остальные шли следом за ним. Улыбнувшись, я слегка подтолкнул Джоанну Траскот им навстречу: – Это она и есть, Шон, цель нашей экспедиции.

И тут я с ужасом заметил то нечеловеческое, жесткое выражение его лица, которое видел много раз, но было уже, поздно. Автомат в доли секунды оказался у него в руках, и он выстрелил ей в голову.

Глава 13

Жизнью я обязан Жюлю Леграну, который в то же мгновение, когда Бёрк открыл огонь по девушке, всадил пулю в меня.

Автомат «АК» сообщает пуле энергию, равную примерно полутора тоннам, и был рассчитан русскими не только для того, чтобы остановить наступающего пехотинца, но и, сбив с ног, отбросить назад. Поэтому я уже лежал на спине в тот момент, когда Пьет Джейгер начал строчить из своего «узи».

Единственный, кто уцелел, – Серафино, отскочив и припав к земле. Как я сумел заметить, катясь по склону за поваленное бревно возле костра, он успел снести Леграну верхнюю часть головы.

«Узи» поднял рядом со мной фонтан из почвы и мелких камешков и резко умолк, когда опустел его магазин. Тут я вскочил и кинулся в кусты, не разбирая дороги.

Правая рука болталась, как тряпка, кровь струилась из раны в плече. Боли я не чувствовал – видимо, еще не пришел в себя от шока. Мной владело одно желание – спастись.

Оступившись, я услышал позади себя предсмертные стоны и сдавленный крик. Затем пули полетели в мою сторону, срезая ветки над головой.

«Узи» заработал опять. Джейгер методично поливал им из стороны в сторону, прочищая подлесок. Продолжая бежать в том же направлении, я не прожил бы и пяти секунд, что меня никак не устраивало. Сделав резкий бросок вправо, я пропорол прибрежные кусты и бултыхнулся в ручей.

Ледяная вода сразу же привела меня в чувство. Я вынырнул, поймал ртом воздух и вновь ушел под воду. Если бы попытался плыть самостоятельно, то, наверное, смог бы только пускать пузыри – правая рука совсем не работала. Но поток оказался сильнее, чем я думал. Он подхватил меня и потащил за собой, так что когда я вынырнул вновь, то увидел себя уже в центре стремнины и значительно ниже.

На берегу раздался крик, и Джейгер выскочил из кустов к ручью. Он влетел по колено в воду, и его автомат загрохотал опять. Следом за ним появился Бёрк. Я погрузился снова, но попал на пороги, вода заклокотала, и меня вытолкнуло на поверхность.

Я заметил, как Бёрк взмахнул рукой, словно молотом, и в воздухе закувыркалась граната, брошенная так, чтобы приземлилась где-то рядом со мной. И опять течение спасло меня, затянув в омут между двумя большими гранитными глыбами, так что я благополучно промчался через пороги. Меня уже вносило в заводь в двадцати футах ниже по течению, когда раздался взрыв.

Глубина в этом месте достигала девяти или десяти футов. Я коснулся дна, оттолкнулся и вынырнул у противоположного берега, где полоска темного песка отлого поднималась к кустам.

Через мгновение я уже скрылся под их пологом, влекомый вперед тем скрытым запасом энергии, который выдает организм в момент смертельной опасности. Пробежав еще немного, нашел заросли погуще, забрался в самую их середину и, дрожа, упал на землю.

* * *

Тут я обнаружил, что «смит-и-вессон» все еще при мне, застегнутый в кобуре на поясе. Неловко вытащил его левой рукой и притаился.

В лесу стояла тишина. Я лежал, закрытый со всех сторон густым подлеском. Где-то невдалеке пропела птица, другая откликнулась ей в ответ, а затем послышались приглушенные голоса. Мои заклятые друзья проходили мимо, очевидно вдоль ручья. О чем они говорили, разобрать не удалось.

До меня донеслась единственная фраза: «Ты не нашел тело?», произнесенная с сильным южноафриканским акцентом, из чего я заключил, что говорил Джейгер. По всей вероятности, они считали меня мертвым, убитым второй гранатой.

Голос Бёрка невнятно ответил, потом все стихло. Лежа на животе, я почувствовал, как что-то упирается мне в грудь, и вспомнил о прощальном подарке Розы. Зубами открыл фляжку и глотнул. Огненная вода потекла внутрь, согревая сведенный желудок.

Раздался одиночный выстрел, видимо прикончивший кого-то. Я продолжал лежать, ощущая, как боль разгорается в плече, и думая о страшном обмане Бёрка. Нет, не об обмане – он предал меня, и уже давно. И моя голова судорожно заработала: как расквитаться с ним? Я анализировал и отбрасывал вариант за вариантом, временами делая глоток бренди, и выжидал.

Ждать – самое трудное искусство для солдата и самое спасительное, если он действительно стремится выжить. Однажды в Касаи нас с Бёрком и еще четверых шквальный огонь загнал в трехфутовый окоп, где мы сидели скрючившись, потому что пространство над нашими головами простреливалось из тяжелого пулемета. Бёрк сказал, чтобы мы затаились и не высовывались, поскольку любая попытка вырваться отсюда – безумие. Но люди не выдерживали напряжения, обманутые затишьем, один за другим они пытались уйти, и каждый раз их косил пулеметный огонь. Просидев пять часов в окопе до наступления темноты, мы с Бёрком уползли оттуда целыми и невредимыми.

Плечо саднило, но кровь перестала течь из раны, вероятно остановленная промыванием в холодной воде ручья. Пулевое отверстие затянулось двумя окровавленными складками с рваными краями. Как я определил, осторожно ощупав плечо пальцами левой руки, пуля, слава Богу, прошла на вылет. Края выходного отверстия также вроде бы сомкнулись, хотя я потерял какое-то количество крови, необходимость в срочной перевязке отпала.

Подождав час, я стал осторожно пробираться от дерева к дереву вверх к перекату. Стоя в зарослях, я некоторое время рассматривал хижину и дымок, поднимавшийся от догоравшего костра. Похоже, ни одной живой души здесь не осталось.

Справа от меня колыхнулись ветки кустов, и я пригнулся к земле. На поляну вышел осел. Хрипло прокричал коршун, камнем спикировав на траву, и опять взмыл вверх. В следующий заход он уселся на крыше хижины, чего никогда бы не сделал, будь поблизости люди.

Это придало мне уверенности. Я выпрямился и осторожно выступил из зарослей. Когда я приблизился к хижине, коршун взлетел, уступив мертвецов мне.

Первым, на кого я наткнулся, оказался Легран. Без камуфляжного костюма я едва смог опознать его. Чтобы не вызывать подозрений у полиции, они предусмотрительно раздели его.

Серафино и трое его друзей лежали рядом, так что их широко раздвинутые ноги соприкасались. На лице у Серафино застыл дикий оскал. На месте рта зиял черный провал с выбитыми зубами, и я насчитал в нем семь или восемь пулевых отверстий. Примерно так же выглядели остальные трупы. Только Джо Рикко явно пытался убежать, и его расстреляли в спину.

Мне все стало ясно. Девушка разгадала уловку: Хоффер решил, что она должна умереть, и поручил расправиться с ней Бёрку. Теперь он пойдет в полицию, расскажет о похищении и о том, как безуспешно пытался выкупить ее. Полицейским придется начать розыск. Как и прежде, они прочешут местность без всякой надежды схватить Серафино. Однако на сей раз их будет ждать сюрприз: они найдут эту лавку мясника и решат, как и предсказывала Джоанна, что здесь произошла разборка между враждующими бандами.

В Кафедральном соборе в Палермо зажгут свечи, друзья Хоффера придут выразить ему соболезнование, а он, утирая слезу одной рукой, другой спокойно подпишет бумаги о вступлении в права наследования двух с половиной миллионов.

Девушка лежала поодаль на боку, подогнув ноги. Когда я повернул ее на спину, горло у меня перехватило. Ее лицо представляло сплошную кровавую маску, на которую уже садились мухи. Я видел смерть в разных отвратительных обличьях, но все же отпрянул, почувствовав тошноту. Кошмар, происшедший на моих глазах с этим юным созданием, потряс меня.

Я подумал о вероломстве Бёрка, о подлости, с которой он обманул меня, сговорившись с Джейгером и несчастным стареющим Леграном, вероятно пообещав им гораздо больше того, что предложил мне. Разыграли небольшой спектакль, только и всего. В груди моей что-то оборвалось, и я вдруг услышал, как проклинаю его громким голосом, обратив лицо к небу и дрожа от ярости.

Бешеная ненависть клокотала в моем сердце. Я окончательно стал сицилийцем. Так же и я буду пить кровь убийцы твоего.Мой голос повторял древнее проклятие вслух, а рука коснулась ее лица, и кровь окрасила мне пальцы. Я поднес их ко рту. В этот момент она издала тихий стон и пошевелилась.

* * *

Любой на их месте посчитал бы ее мертвой, настолько ужасен был ее вид. Девушку спасло обилие крови, вытекшей из раны и залившей все лицо, превратив его в отвратительную смертельную маску.

Огонь в костре уже потух, но вода в котелке еще не остыла. Я принес его в левой руке и медленно вылил половину ей на голову, стараясь смыть кровь. Она застонала и отвернулась.

Присев перед ней, я достал свой промокший носовой платок и осторожно удалил остатки крови. Пуля пропахала борозду в мягких тканях, начинавшуюся над виском и проходившую по всей правой стороне головы, обнажив кости черепа. Рана еще кровоточила, но уже не сильно.

Я достал индивидуальный санитарный пакет, уложенный в накладной карман на правой голени, разорвал зубами водонепроницаемую оболочку и вытряс содержимое – два перевязочных бинта да три шприца-ампулы морфия в маленькой пластиковой коробочке – и вколол ей две ампулы в руку одну за другой. Нас ждал трудный путь, и я хотел мобилизовать все ее силы на ближайшие несколько часов.

Покрутил в руке третью ампулу, раздумывая, не засадить ли ее себе, но потом решил, что не стоит. Мне нужна ясная голова, а боль, которая все сильнее сковывала мое плечо, поможет быть начеку.

Приподняв девушку за плечи, я подставил сзади колено, чтобы она не упала, и начал бинтовать ей голову. Длина бинта примерно три фута, и пока я накладывал повязку, морфий начал действовать. Гримаса боли сошла с ее лица, и, когда я положил Джоанну на спину, она выглядела спокойной, словно спящей. Только мертвенная бледность указывала на то, что с ней не все в порядке.

Перевесив кобуру с правого бедра на левое, я кое-как замотал себе плечо оставшимся бинтом. Затем, устроив шину из ствола винтовки Серафино, неподвижно закрепил на ней руку и привязал ее к поясу.

Солнце только начинало пробиваться сквозь облака. Я взглянул на часы. Было еще семь утра. Достав свою совершенно мокрую копию карты, которая не расползлась только благодаря нейлоновой основе, стал обдумывать ситуацию.

Хоффер обещал ждать нас в отмеченном на карте месте на дороге в Беллону начиная с полудня. Без сомнения, даже если он не приедет лично, то наверняка пришлет кого-то с транспортом. Бёрк и Джейгер, в полном удовлетворении от проделанной работы, наверняка пойдут быстро. Скорее всего, они доберутся до условленного места раньше срока.

Я же мог рассчитывать только на Беллону. С девушкой на спине дойти быстрее, чем за шесть или семь часов, мне не удастся. Скорее всего, у меня кончатся силы уже на полдороге.

При порывах легкого ветерка я начал дрожать, впервые почувствовав себя совершенно промокшим. Я достал фляжку Розы и глотнул бренди. Джоанна Траскот лежала совершенно неподвижно с вытянутыми вдоль тела руками. Она напоминала, скорее, мраморное изваяние со своей собственной могилы, чем живого человека.

Если оставить ее здесь и пробираться в Беллону одному, уйдет пять или шесть часов, конечно при условии, что по дороге со мной ничего не случится. Даже для такого авторитетного в этих края человека, как Серда, потребуется не меньше часа, чтобы собрать спасательную группу, а подъем в горы требует гораздо больше времени, чем спуск.

В целом получалось следующее. Если я оставлю ее возле хижины она пролежит тут одна по меньшей мере пятнадцать или шестнадцать часов, а то и дольше. И скорее всего, умрет, что меня никак не устраивало. Джоанна должна жить, чтобы я мог увидеть лицо Хоффера, когда до него дойдет столь разочаровывающая новость.

Домашние животные, которые еще недавно тут мирно паслись, разбежались во время стрельбы. Возле двери висело несколько уздечек. Я взял одну из них и пошел в подлесок. Побродив немного, нашел пару коз и осла, обгрызавшего кусты. Он без сопротивления позволил надеть на себя уздечку. Я привел его и привязал возле хижины.

Серафино держал тут ослов для доставки продуктов. Значит, где-то имелись и седла. Поискав, нашел два седла в хижине, оба явно местного изготовления, обитые кожей, с высокими бортами и глубоким деревянным ложем посередине, приспособленные для перевозки мешков.

Бренди уже подействовало на меня, и на некоторое время боль в плече затихла. Я притащил одно из седел и с третьей попытки взгромоздил его на спину осла. Не знаю, что бы у меня получилось, если бы животное оказалось с норовом или просто отошло бы в сторону, но осел продолжал спокойно щипать траву, пока я затягивал подпругу.

Подсаживание Джоанны Траскот в седло требовало еще большей ловкости, но после некоторых усилий мне удалось разместить ее в седле полулежа, причем действовать пришлось довольно грубо, но она не издала ни звука и лежала, запрокинув голову и свесив ноги по бокам осла. Я принес одеяло из хижины и укрыл ее как можно плотнее, затем достал отрезок старой веревки и покрепче прикрутил ее к седлу Пока возился, меня прошиб пот. Я присел и автоматически полез за сигаретами, но нашел у себя в кармане только комок мокрой бумаги с желтыми подтеками. Пошел к телам убитых и в нагрудном кармане Рикко обнаружил пачку местных сигарет, дешевых и отвратительных на вкус. Все же лучше, чем ничего. Выкурив сигарету, глотнул еще раз из фляжки Розы, потом аккуратно обмотал конец уздечки вокруг своей левой руки и тронулся в путь.

* * *

Буддисты говорят: если медитацией заниматься достаточно долго, найдешь свою истинную сущность, что даст ощущение счастья, которое позволяет затем полностью погрузиться в нирвану. Во всяком случае, какое-то погружение в себя всегда возможно, при этом внешний мир как бы угасает и время останавливает свое привычное течение.

Старый еврей, с которым мы сидели вместе в одной камере в Каире, научил меня входить в транс, что впоследствии не раз спасало мне жизнь, как, например, в «яме». В критической ситуации я умел как бы покинуть мир, растворившись в бесконечном пространстве, и при пробуждении обнаружить, что миновал день, два или даже три, а я все еще жив.

Бредя по диким торам Монте-Каммарата, я впал примерно в такое же состояние: время остановилось, окружающий мир – камни, безжизненные осыпи и голые склоны – слились с небом в единую размытую картину. И я не отдавал себе отчета в происходящем вокруг. В какой-то момент увидел себя лежащим на камнях перед ослом, и чей-то знакомый голос явственно произнес: «Есть два типа людей на свете – пианино и пианисты».

Эту фразу когда-то сказал Бёрк, сидя рядом со мной в баре с оцинкованной крышей в Маванзе. Я потягивал теплое пиво, потому что электричество отключили и морозильник не работал, а он пил свой неизменный кофе, напиток, с которым, наверное, не расстанется до конца дней своих. Мы выполнили только часть задач по нашему первому контракту в Катанге, но уже потеряли многих своих людей и знали, что не досчитаемся еще стольких же, когда завершим операцию.

На улице постреливали, иногда доносилась минометная пальба, периодически строчил пулемет, вычищая снайперов из правительственных зданий на другой стороне площади. Рассматривая собственное отражение в пробитом пулями зеркале, я, в лихо заломленном берете, с пистолетом под мышкой, чувствовал себя как среди декораций очередного голливудского боевика.

Мне не исполнилось тогда еще двадцати лет, и все происходящее должно было бы выглядеть для меня романтично и увлекательно, как в старых фильмах Богарта. Но я испытывал совсем иные чувства. Меня угнетали смерть, жестокость и бесчеловечность происходящего.

Я уже дошел до предела нервного напряжения, вот-вот мог сорваться, и Бёрк, интуитивно уловив мое настроение, завел разговор. Его голос звучал доверительно и негромко. В те времена он обладал большой силой убеждения, или мне хотелось так думать. Во всяком случае, тогда я не чувствовал в нем никакой фальши и, выслушав его, был уверен, что мы выполняем священную, миссию спасения чернокожих братьев от последствий их собственной глупости. «Помни, Стаси, – сказал он в заключение, – есть два типа людей на свете: пианино и пианисты».

Мне понравилась эта довольно тяжеловесная метафора, утверждавшая, что есть люди, подчиняющиеся обстоятельствам, и другие, которые управляют ими. В тот период я полностью принимал его философию. Однако тем вечером местные полицейские части выступили против нас, и всю последующую неделю мы спасали собственные шкуры, так что времени на обдумывание его умозаключений у меня не нашлось.

Теперь слова Шона вновь всплыли из прошлого, и, вспоминая события тех дней, я с удивлением понял, что под «пианистами» он вовсе не имел в виду именно меня, а, как всегда, говорил о себе. Он пытался привить мне свой образ мыслей, чтобы легче было управлять мною. Я был нужен ему как безотказное боевое оружие, как пианино, на котором в действительности играл он сам.

Тяжело продвигаясь вперед, я вел за собой осла, весь погрузившись в мысли о прошлом, то есть думая о Бёрке. Его отношения с Пьетом Джейгером имели совершенно иной характер, и он никогда не пытался установить что-либо подобное между нами, вероятно инстинктивно чувствуя бесплодность такой попытки.

Как я уже говорил, вначале он откровенно презирал мой интерес к женщинам и склонность к крепкому спиртному. Потом его неприятие моих слабостей сменилось добродушным подтруниванием, даже своеобразным поощрением их. Теперь я пришел к выводу: он просто понял, что так будет легче управлять мною.

Кем же я был тогда? Стаси Вайетом или творением Шона Бёрка? Нет, с этим покончено. Я буду самим собой, другим пианистом, играющим только для себя.

Мы двигались уже четыре часа, и я остановился, чтобы проверить самочувствие девушки. Она пребывала в том же состоянии, слабое дыхание оставалось единственным признаком жизни.

Сам я не замечал боли, как и в «яме», существовал, словно отдельно от нее. О своей правой руке забыл вообще. Вскоре облака опять затянули солнце и первые тяжелые капли дождя упали на пыльные камни, но я, Стаси Вайет, самый живучий, продолжал упрямо брести вперед.

* * *

Поздней весной, в начале лета, пока еще не наступила настоящая жара, сильные ливни случаются довольно часто в горах Сицилии. Обычно грозовые облака застревают над горами на полдня и больше.

Наверное, дождь помог нам в конечном счете выжить. Есть на земле люди, имеющие особые отношения с дождями. Стоит им погулять под дождем, подставить себя под его хлещущие струи, как у них наступает прилив сил. Я принадлежу к этому счастливому типу, и ливень, который начался в горах Каммарата тем утром, принес мне заряд бодрости. Но, кроме того, он оживил и все вокруг. Нас больше не окружала пыльная каменистая пустыня. Природа ожила и наполнилась свежестью.

Скорее всего, я находился в полубреду, потому что в какой-то момент понял, что во весь голос распеваю знаменитую походную песню Иностранного легиона, которой Легран научил меня пару столетий назад, когда мы еще считались братьями по оружию и разложение не коснулось наших душ.

Дождь разошелся уже вовсю, когда мы взобрались на гребень, и, посмотрев вниз сквозь серую пелену, я увидел вдалеке, за грязно-белой жижей, залившей все пространство, Беллону.

Подставив лицо дождю, я захохотал и выкрикнул в небо:

– Готовься, Бёрк! Теперь я достану тебя!

Потянувшись за уздечкой, я обернулся и увидел, что голова Джоанны слегка наклонилась на другой бок и ее глаза открылись. Она смотрела на меня, не узнавая, довольно долго, а затем тень улыбки пробежала по ее губам.

Говорить я не мог, только осторожно дотронулся пальцем до ее щеки, потянул за уздечку, и мы поплелись вниз. Слезы, смешиваясь с дождем, стекали по моему лицу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю