Текст книги "Двойник Декстера"

Автор книги: Джеффри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

И это неудивительно, по крайней мере для меня, что они никого не нашли. Никто ничего не знал и не видел. В окрестностях волнолома жизнь кипела, но люди либо ехали на работу, либо спешили в магазины на набережной, либо собирались на лодочную экскурсию. Ни один не стоял тут на страже посреди ночи. А разного рода охранники сейчас, несомненно, предавались заслуженному отдыху дома, после целой ночи бдительного и тревожного вглядывания в темноту, ну или сидения перед телевизором. Но Дебора, как положено, записала номера и телефоны всех охранников ночной смены, а потом вернулась ко мне и нахмурилась, словно я был виноват в безрезультатности поисков. Точно именно я отправил ее к волнолому.

Мы стояли на причале, неподалеку от «Бискайнской жемчужины» – яхты, на которой катали туристов вдоль города. Дебора прищурилась, глядя в сторону парка, покачала головой и зашагала обратно к Факелу, а я потащился следом.

– Кто-нибудь наверняка что-то видел, – рассудила она. Оставалось лишь надеяться, что самой Деборе эти слова показались достаточно убедительными. – Я не сомневаюсь. Невозможно втащить здоровенного копа на волнолом и допереть его до парка так, чтобы никто не заметил.

– Фредди Крюгер справился бы, – заметил я.

Дебора врезала мне в плечо, но не от всей души, поэтому я без особых усилий сдержал вопль боли.

– Только не хватало разговоров о всякой чертовщине! – отрезала она. – Кое-кто уже спросил Дуарте, не позвать ли сантеро, просто на всякий случай.

Я кивнул. Наверное, позвать сантеро, то есть священника сантерии, не повредит, если ты в это веришь, а большинство жителей Майами верят.

– И что сказал Дуарте?

Дебора фыркнула.

– Он спросил, кто такой сантеро.

Я посмотрел на сестру, пытаясь понять, не шутит ли она. Каждый кубинец знает, кто такой сантеро. Вполне вероятно, в его собственном роду есть как минимум один. Надо было спросить у Дуарте по-французски. Но прежде чем я успел притвориться, будто понял шутку, и фальшиво рассмеяться, Деб продолжила:

– Я понимаю, этот тип маньяк, но он ведь живой человек.

Я был почти уверен, что она имеет в виду не Дуарте.

– Он не невидимка и не может телепортироваться туда-сюда.

Дебора остановилась у огромного дерева, задумчиво посмотрела на него, потом в ту сторону, откуда мы пришли.

– Взгляни, – сказала она, указывая на «Жемчужину». – Если привязать лодку здесь, рядом с яхтой, можно добраться под прикрытием деревьев почти до самого Факела.

– Не думаю, что это идеальное прикрытие, – заметил я. – Но близко к тому.

– Прямо рядом с треклятой яхтой, – пробормотала Дебора. – Люди должны были что-нибудь заметить.

– Если только не спали.

Она снова посмотрела на Факел вдоль линии деревьев, словно целясь из винтовки, пожала плечами и пошла дальше.

– Кто-нибудь что-нибудь видел, – упрямо повторила Деб. – Обязательно видел.

Мы вернулись к Факелу, я бы сказал, в приятном молчании, если бы сестра не выглядела столь очевидно встревоженной. Медик только-только закончил осматривать труп Гюнтера, когда мы подошли. Взглянув на Деб, он покачал головой в знак того, что не нашел ничего интересного.

– Мы знаем, где Гюнтер обедал? – спросил я у Деборы.

– Обед, Деб, – терпеливо повторил я. – Например, мексиканские блюда.

До нее дошло. Дебора поспешила к медику.

– Я хочу знать содержимое его желудка, – донеслось до меня. – Выясните, не ел ли он недавно тако.

Как ни странно, медик посмотрел на нее без особого удивления. Наверное, если проработать с трупами и копами в Майами достаточно долго, человек разучится удивляться, и требование поискать остатки тако в желудке мертвого патрульного станет для медика привычной рутиной. Он устало кивнул, и Дебора пошла обсудить что-то с Дуарте, предоставив мне томиться бездельем и предаваться глубоким размышлениям.

Я занимался этим несколько минут, но вывод оказался грустным: я голоден, а поблизости нет никакой еды. Делать тоже было нечего – никаких брызг крови, а ребята из лаборатории уже работали вовсю.

Я отвернулся от тела Гюнтера и обозрел периметр. Привычная толпа любителей страшилок стояла по ту сторону ленты, сбившись в кучу и толкаясь локтями, словно в ожидании начала рок-концерта. Они разглядывали тело, И, надо отдать им должное, кое-кто и впрямь старался казаться испуганным, когда вытягивал шею, чтобы посмотреть. Конечно, большинство просто тянулись через ленту, в надежде сделать на мобильник фотографию получше. Скоро снимки размозженного тела офицера Гюнтера заполонят Интернет, и мир объединится в безупречной гармонии, притворившись испуганным и возмущенным. Чудо техники.

Я побродил некоторое время вокруг, давая полезные советы, но, как обычно, никому не были интересны мои прозрения; подлинные знания никогда не ценят. Люди предпочитают бродить в потемках и делать ошибку за ошибкой вместо того, чтобы прибегнуть к помощи человека, способного указать, в чем они промахнулись, даже если этот человек несомненно умен.

Иными словами, в этот час, безбожно далекий от обеденного перерыва, недооцененный и недоиспользованный Декстер наконец соскучился и решил вернуться к настоящей работе, ожидающей его в маленькой норке. Я нашел дружелюбно настроенного копа, который собирался в ту же сторону. Он хотел поболтать о рыбалке, и, поскольку я в этом немного разбираюсь, мы неплохо поладили. Он даже предложил купить что-нибудь по пути в китайской забегаловке, то есть сделал бесспорно дружеский жест, и в знак благодарности я заплатил за его порцию креветок ло мейн.

Распрощавшись с моим новым лучшим другом и усевшись за стол в обществе благоуханного ленча, я начал усматривать некоторый смысл в лоскутном одеяле страданий и унижений, которое мы называем Жизнью. Кислый суп оказался очень вкусным, клецки – мягкими и сочными, а кунь пао – таким горячим, что я даже вспотел. Испытав удовлетворение по окончании ленча, я задумался о собственной ограниченности: неужели для счастья мне достаточно всего-навсего вкусно поесть? Или дело в чем-то более серьезном и зловещем? Например, в еду подмешали глутамат натрия, который действует на центр удовольствия в мозгу, заставляя радоваться против воли.

Так или иначе, я наслаждался, вырвавшись из плена темных облаков, клубившихся вокруг меня последние нескольких недель. Законные поводы для беспокойства действительно имелись, но я чересчур погрузился в свои тревоги. Судя по всему, несколько вкусных китайских блюд исцелили меня. Я поймал себя на том, что напеваю, выбрасывая пустые коробочки в мусорное ведро. Удивительный прогресс для Декстера. Может быть, это и есть настоящее человеческое счастье? И оно достигается благодаря клецкам? Не сообщить ли какой-нибудь национальной организации психического здоровья, что цыплята кунгпао лучше золофта? Не исключено, что мне вручат Нобелевскую премию. Или по крайней мере благодарственное письмо из Китая.

Что бы ни послужило причиной хорошего настроения, оно длилось почти до конца рабочего дня. Я спустился в хранилище за кое-какими образцами, с которыми работал, а когда вернулся в свою берлогу, обнаружил большой и неприятный сюрприз. Он заключался примерно в двухстах фунтах афроамериканского темперамента и больше напоминал какое-нибудь необыкновенно зловещее насекомое, нежели человека. Это существо стояло на двух сияющих протезах, а одна из металлических клешней, заменявших ему руки, тыкала в клавиатуру моего компьютера.

– А, сержант Доукс, – сказал я, изо всех сил имитируя любезность. – Помочь тебе зайти на фейсбук?

Он резко обернулся, явно не ожидая, что его застукают за подглядыванием.

– Ото атрю, – произнес он довольно отчетливо. Любитель-хирург, лишивший Доукса рук и ног, отрезал ему и язык, поэтому завести приятную беседу с сержантом стало почти невозможно.

Конечно, мы и раньше не ладили: он всегда меня ненавидел и подозревал. Я ни разу не дал Доуксу повод усомниться в моем тщательно сконструированном невинном обличье, но он все-таки сомневался, постоянно сомневался… а потом мне не удалось спасти сержанта от злополучной операции. Я пытался, честное слово, просто не получилось. Давайте будем справедливы (ведь это очень важно): я все-таки спас большую его часть. Но теперь Доукс обвинял меня и в ампутации, помимо многих других неустановленных деяний. Он торчал за моим компьютером и «ото атрел».

– Отто? – бодро повторил я. – Ты ищешь немецкое кино, сержант? А я и не знал, что тебе оно нравится.

Доукс уставился на меня с еще большей ненавистью, достигшей, таким образом, внушительного объема, и взял со стола маленький, размером с записную книжку, аппарат искусственной речи, который носил с собой. Он нажал кнопку, и машинка произнесла радостным баритоном:

– Просто смотрю!

– Ну конечно! – сказал я со стопроцентно синтетическим добродушием, пытаясь подражать странной жизнерадостности автомата. – И бесспорно, у тебя хорошо получается. Но, к сожалению, ты чисто случайно шаришь в моем персональном компьютере на моем личном рабочем месте, и, в общем, это несколько против правил.

Доукс вновь яростно посмотрел на меня. Ей-богу, у него в запасе осталась только одна эмоция. Не отводя взгляда, он снова что-то нажал на своем приборе, и тот откликнулся неправдоподобно радостным голосом:

– Однажды! Я! Тебя! Достану! Сукин! Сын!

– Не сомневаюсь, – спокойно заметил я. – Но только занимайся этим на своем компе.

Я улыбнулся Доуксу, демонстрируя отсутствие злобы к нему, и указал на дверь.

– А теперь, если ты не возражаешь…

Он набрал полную грудь воздуха, с шипением выпустил его сквозь зубы, по-прежнему не моргая, сунул свой аппарат под мышку и зашагал прочь, унеся с собой остатки хорошего настроения.

У меня появился еще один повод для тревоги. Что искал сержант Доукс? Бесспорно, он надеялся найти нечто подозрительное, но что именно? И почему теперь на моем компьютере? У него не было никаких законных поводов там шарить. Я почти не сомневался: Доукс не разбирается в информационных технологиях и не питает к ним интереса. Когда он лишился конечностей, ему из жалости выделили рабочее место, чтобы он отработал последние несколько лет и мог претендовать на полную пенсию. Он занимался какой-то бесполезной административной работой в отделе кадров. Я не знал, какой конкретно, да, в общем, и знать не хотел.

И вот он появился тут, в моем кабинете, за моим компьютером, бесспорно реализуя часть персональной программы под названием «Добить Декстера», прямо здесь, на работе. Почему? Насколько я знал, до сих пор Доукс ограничивался общим наблюдением и никогда раньше не лазал по чужим вещам. С какой стати он поднялся на новую, столь неприятную ступень? Неужели сержант наконец перешагнул черту и его охватило злобное безумие, постоянная мишень которого – я? Или у Доукса действительно появился повод полагать, будто он наткнулся на нечто любопытное и у него есть шанс доказать мою вину?

Казалось бы, это невозможно. Конечно, я виноват, я совершил множество смертельных, очень приятных и теоретически не вполне законных поступков. Но я всегда соблюдал величайшую осторожность и тщательно прибирал за собой. Я понятия не имел, что такого, по мнению Доукса, он мог мне предъявить, поскольку практически не сомневался: найти ничего нельзя.

Все это всерьез меня озадачило и растревожило. И дурацкое радужное настроение, естественно, мигом улетучилось. Я вернулся к привычной мрачности. Вот и весь эффект китайской еды – через полчаса снова начинаешь злиться.

Дебора, впрочем, выглядела еще мрачнее, ввалившись в мой кабинет. Я как раз собирался домой.

– Ты рано ушел от Факела, – заметила она и издала такой звук, словно я попался на краже канцелярских принадлежностей.

– Я должен был заняться делами, – сказал я, по мере сил подражая ее сварливому тону.

Дебора хлопнула глазами.

– Черт возьми, что с тобой такое в последнее время? – поинтересовалась она.

Я сделал глубокий вдох, не столько нуждаясь в кислороде, сколько во времени.

– Что ты имеешь в виду?

Сестра поджала губы и склонила голову набок.

– Ты все время дергаешься. Огрызаешься. И как будто слегка встревожен. Не знаю. Словно что-то не дает тебе покоя.

Мне стало очень неловко. Дебора, разумеется, не ошиблась, но что я мог сказать? Причина для тревоги действительно имелась: я не сомневался в существовании Свидетеля, а теперь вдобавок застукал сержанта Доукса, который лазал в моем компьютере. Объединить эти два факта было почти невозможно, сама мысль о том, что загадочный Свидетель действовал сообща с Доуксом, чтобы «достать» меня, казалась нелепой, но отдельные события, если рассматривать их вместе, вызывали беспокойство. Мной владели иррациональные чувства, к которым я вовсе не привык.

Но как объяснить это сестре? Мы с Деб всегда были близки, конечно, но отчасти именно потому, что не делились друг с другом переживаниями. Просто не могли. Я в принципе лишен эмоций, а Дебора слишком стыдилась своих чувств, чтобы признать их.

И все-таки нужно что-нибудь сказать; кроме Деборы, наверное, мне не с кем было по-настоящему поговорить, разве что выложив сотню долларов за часовую беседу с психологом, но эта идея казалась неудачной. Пришлось бы либо раскрыть ему правду о себе – а это немыслимо, – либо изобрести какую-нибудь правдоподобную выдумку, то есть выбросить на ветер деньги, которые могли бы пойти на обучение Лили-Энн в медицинском колледже.

– Я и не знал, что это заметно, – сказал я наконец.

Дебора фыркнула.

– Декстер, я – твоя сестра. Мы вместе выросли и вместе работаем… я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. Лично мне все видно. – Она подняла бровь в знак поощрения. – Ну, так что с тобой?

Она, конечно, была права. Деб действительно знала меня лучше всех – лучше Риты, Брайана и остальных, за исключением разве что Гарри, нашего покойного отца. Как и Гарри, Дебора даже знала про существование Темного Декстера и его пристрастие к Ножу. И она смирилась. Если и следовало излить душу, то именно сейчас и именно ей. Я на мгновение закрыл глаза, соображая, с чего начать.

– Не знаю… – пробормотал я. – Просто… э… несколько недель назад, когда я…

Рация Деборы ожила, послышался громкий грубый звук, похожий на электронную отрыжку, а затем отчетливый голос:

– Сержант Морган, вы где?

Сестра покачала головой и достала рацию.

– Морган слушает. Я в лаборатории.

– Лучше идите сюда, сержант, – сказал голос. – Мы тут кое-что нашли, и вам стоит посмотреть.

Дебора взглянула на меня.

– Извини.

Она нажала кнопку на рации и ответила:

– Уже иду.

Сестра встала и направилась к двери, потом остановилась и обернулась.

– Мы еще поговорим, Деке, ладно?

– Конечно, – согласился я. – Не волнуйся.

Видимо, ей эта фраза не показалась такой жалкой, как мне. Дебора кивнула и поспешно вышла. А я закрыл лавочку на ночь и пошел к машине.

Глава 9

Солнце еще светило ярко, когда я добрался до дома. Таково одно из немногих преимуществ лета в Майами – пускай температура под сорок градусов, а влажность намного выше ста процентов, но когда ты приезжаешь домой в шесть, еще совсем светло и можно посидеть во дворике с семьей и часика полтора попотеть.

Но моя семья, конечно, ничем подобным не занималась. Мы местные жители. Загар – это для туристов, а мы предпочитали наслаждаться благами кондиционера. И потом, с тех пор как Брайан подарил Коди и Эстор игровые приставки, вытащить детей из дома удалось бы разве что силой. Оба не испытывали ни малейшего желания выходить из комнаты, где находились приставки, ни под каким предлогом. Пришлось установить очень строгие правила: обязательное разрешение родителей, предварительно сделанные уроки, игра не больше часа в день.

Поэтому, когда я вошел и увидел, как Коди и Эстор стоят перед телевизором, крепко сжимая в руках джойстики, первый вопрос вылетел автоматически:

– Уроки сделали?

Они даже не посмотрели на меня. Коди просто кивнул, а Эстор нахмурилась.

– Да, после школы, – сказала она.

– Ладно. А где Лили-Энн?

– С мамой, – ответила Эстор, по-прежнему хмуро глядя на неприятную помеху в моем лице.

– А где мама?

– Не знаю! – Эстор помахала джойстиком, конвульсивно дергаясь в такт происходящему на экране. Коди посмотрел на меня – в игре настала очередь сестры – и слегка пожал плечами. Он редко произносил больше трех слов кряду – маленький побочный эффект дурного обращения со стороны биологического отца, – поэтому разговаривала за обоих преимущественно Эстор. Но в эту минуту она, как ни странно, оказалась совершенно не в настроении говорить – может быть, продолжала злиться по поводу грозящих ей скобок. Я перевел дух и решил сорвать растущее раздражение на детях.

– Прекрасно, – произнес я. – Спасибо, что спросили, да, был очень тяжелый день на работе, но мне уже намного лучше теперь, когда я вернулся в уютное семейное гнездышко, так приятно с вами поболтать.

Коди странно ухмыльнулся и негромко повторил:

– Гнездышко.

Эстор никак не отреагировала – стиснув зубы, она атаковала огромного монстра на экране. Я вздохнул. Сарказм способен принести некоторое утешение, но он, как и юность, пропадает даром, если расточать его на детей. Я сдался и пошел искать Риту.

На кухне ее не оказалось, и я изрядно разочаровался, поскольку это значило, что она не занята приготовлением какого-нибудь чудесного блюда на ужин. На плите ничего не кипело. Остатков вчерашней еды я тоже не обнаружил. Это удивило меня и слегка испугало. Я надеялся, что не придется заказывать пиццу – дети, конечно, обрадовались бы, но пицца не шла ни в какое сравнение с самым небрежным из творений Риты.

Я вернулся в гостиную и прошел по коридору, но не нашел Риту ни в ванной, ни в спальне. Я забеспокоился, не утащил ли ее Фредди Крюгер, а потом выглянул в окно, на задний двор.

Рита сидела за столом для пикника, который мы поставили под огромным баньяном, заслонявшим ветвями почти полдвора. Левой рукой она обнимала сидевшую на коленях Лили-Энн, а правой держала большой бокал вина.

Ничем другим Рита вроде бы не была занята – просто смотрела на дом и медленно покачивала головой. У меня на глазах она отхлебнула вина, на мгновение крепче прижала малышку и, похоже, тяжело вздохнула.

Она вела себя очень странно, и я не понимал, в чем дело. Раньше я никогда не видел, чтобы Рита так проводила время – сидела одна, грустила и пила вино. Какова бы ни была причина, я ощутил тревогу, наблюдая ее за этим занятием. Но чем бы ни занималась Рита, главное заключалось в том, что она не готовила ужин, и подобное опасное бездействие требовало немедленного и решительного вмешательства. Поэтому я снова прошел через весь дом, мимо Коди и Эстор, которые по-прежнему радостно расправлялись с компьютерными монстрами, и через заднюю дверь вышел в сад.

Рита посмотрела на меня и на мгновение застыла. Потом поспешно отвернулась, поставила бокал на скамью и снова подняла глаза.

– Я дома, – радостно, хоть и с осторожностью, произнес я.

Она громко шмыщула носом.

– Знаю, – кивнула Рита. – Ты уйдешь и снова вернешься весь потный.

Я сел рядом. Лили-Энн запрыгала при моем приближении, и я протянул ей руки. Она запросилась ко мне, и Рита с измученной улыбкой отдала малышку.

– Ты такой хороший отец, – сказала она. – Почему я просто не…

Она покачала головой и снова зашмыгала носом.

Я перевел взгляд с радостного, смеющегося личика Лили-Энн на грустное лицо Риты. Она не только страдала от насморка, но и плакала. Щеки у нее были мокрые, глаза покраснели и слегка опухли.

– Э… – произнес я. – Что случилось?

Рита вытерла глаза рукавом блузки, снова отвернулась, отхлебнула вина, поставила бокал на скамью рядом с собой и опять взглянула на меня. Она открыла рот, чтобы ответить, но тут же прикусила губу, посмотрела в сторону и покачала головой.

Даже Лили-Энн, похоже, озадачило поведение Риты – она энергично запрыгала, восклицая:

– Абба-ба-ба-ба!

Рита взглянула на девочку с легкой усталой улыбкой.

– Ей нужно поменять подгузник, – сказала она и, прежде чем я успел ответить, всхлипнула. Всего один негромкий всхлип, Рита почти подавила его, поэтому он вполне мог сойти за икание, но я не сомневался – она всхлипнула. Совершенно неуместная, на мой взгляд, реакция на переполненный подгузник.

У меня плохо с эмоциями, поскольку они в основном мне неведомы, и, как правило, я не понимаю, откуда они берутся и что означают. Но после многих лет тщательного изучения и долгой практики я понял, как себя вести, когда их проявляют другие люди, и обычно отвечал вполне адекватным образом, если ближним владели сильные чувства.

Но в данный момент я вынужден был признать собственную беспомощность. Опыт гласит: плачущая женщина обычно жаждет утешения и ободрения, пусть и поддельного, но как я мог утешить и ободрить Риту, не зная, чем вызваны эти слезы? Я внимательно посмотрел на жену в поисках подсказки и не увидел ничего, кроме красных глаз и мокрых щек. К сожалению, никто не озаботился оставить сообщение, которое обрисовало бы причину и подсказало способ лечения. Поэтому, чувствуя себя крайне неловко, я смущенно выдавил:

– Э… ты… что-то случилось?

Рита снова шмыгнула и вытерла нос рукавом. Мне вновь почудилось, будто она хочет сказать нечто очень важное. Но вместо ответа она покачала головой и коснулась пальцем личика Лили-Энн.

– Это из-за Лили-Энн, – сказала она. – Нам нужно переехать. И вдобавок ты…

Я услышал пугающие слова: «Это из-за Лили-Энн», и на мгновение мир ослепительно вспыхнул и завертелся вокруг, а в голове возник бесконечный список ужасных недугов, способных поразить мою дочь. Я крепко прижал к себе ребенка, несколько раз глубоко вздохнул, и мир наконец перестал кружиться. Лили-Энн, несомненно, помогла мне успокоиться – она постучала по моей голове и сказала: «Аба-ба!» Получив удар по уху, я окончательно пришел в себя и вновь посмотрел на Риту, которая, похоже, совершенно не замечала, что ввергла меня в полноценную панику.

– Что случилось с Лили-Энн? – спросил я,

– Что? – переспросила Рита. – О чем ты? Ничего… Декстер, ты такой… я просто хотела сказать, нам придется переехать. Из-за Лили-Энн.

Я посмотрел на маленькое радостное личико малышки, прыгавшей у меня на коленях. В словах Риты я не находил никакого смысла. Как может это безупречное маленькое существо заставить нас уехать? Конечно, Лили-Энн – моя дочь, и это открывает немало пугающих возможностей. Может быть, в ней отразился какой-нибудь заблудший фрагмент порочного ДНК и разъяренные соседи потребовали изгнания? Ужасный, но вполне вероятный вариант.

– Что такого она сделала? – спросил я.

– Что она… Декстер, ей всего год! – возмутилась Рита. – Что она в принципе могла сделать?

– Не знаю, – сказал я. – Но ты утверждаешь, будто нам придется переехать из-за Лили-Энн.

– О Господи, – произнесла она. – Ты какой-то…

Рита помахала рукой в воздухе, потом опять отвернулась и отхлебнула вина, наклонившись над бокалом и заслоняя его, словно не хотела, чтобы я знал, чем она занята.

– Рита, – позвал я. Она поставила бокал на скамью, подняла голову и конвульсивно сглотнула. – Если с Лили-Энн все в порядке, если она ничего не натворила, зачем нам переезжать?

Она моргнула и вытерла губы рукавом.

– Ну… – начала она. – Ты посмотри на нее.

Рита указала на девочку. Моторные навыки у нее как будто слегка ослабли, так как она неуклюже наткнулась на меня. Рита отдернула руку и ткнула в сторону дома.

– Очень маленький дом, – сказала она. – А Лили-Энн становится все больше.

Я ждал продолжения, но тщетно. Слова Риты никоим образом не прояснили ситуацию, однако скорее всего на большее рассчитывать не приходилось. Неужели Рита действительно думала, будто Лили-Энн превратится в великаншу, как в «Алисе в Стране чудес», и вскоре дом станет слишком мал, чтобы вместить ее? Или в этом крылось какое-то тайное послание, возможно, на арамейском языке, на расшифровку которого придется потратить несколько лет? Я много слышал и читал о том, что нужно для создания счастливого брака, но в ту минуту больше всего нуждался в переводчике.

– Рита, я тебя не понимаю, – взмолился я, изображая максимум доброты и терпения.

Она расслабленно покачала головой, сердито взглянула на меня и заметила:

– Я не пьяна.

Одна из великих истин гласит: если человек говорит, что он не спит, не богат или не пьян, он почти наверняка врет. Но противоречить бессмысленно, бестактно, а иногда – опасно. Поэтому я понимающе улыбнулся Рите.

– Конечно, нет, – согласился я. – Так зачем нам переезжать из-за того, что Лили-Энн становится все больше?

– Декстер, – сказала Рита. – Наша маленькая семья тоже становится все больше. Нам нужен другой дом.

Небольшая искорка вспыхнула в моем могучем мозгу.

– То есть… побольше места? Поскольку дети растут?

– Да, – ответила Рита и в знак подтверждения хлопнула ладонью по столу. – Вот именно. – Она нахмурилась. – А ты что подумал, что я им-мела в виду?

– Не знаю, что ты им-мела в виду, – сказал я. – Но ты сидишь здесь… и плачешь.

– А-а… – протянула Рита, опуская глаза, и снова неуклюже провела рукавом по лицу. – Ну вот, теперь уже непохоже.

Она посмотрела на меня и опять быстро отвела взгляд.

– Ты ведь знаешь, что ямнемура… нура… – Она нахмурилась и медленно выговорила: – Я. Не. Дура.

– Я так никогда и не думал, – запротестовал я и ничуть не покривил душой. Рита страшно рассеянна, но отнюдь не глупа. – Ты именно поэтому плачешь?

Под ее пристальным взглядом мне уже начало становиться неловко, когда глаза Риты вдруг слегка потускнели, и она отвернулась.

– Просто гормоны, – объяснила она. – Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел.

Я не рискнул представить, как кто-то видит Ритины гормоны, и попытался сосредоточиться на сути дела.

– Значит, с Лили-Энн все в порядке? – уточнил я, по-прежнему не уверенный, все ли в порядке.

– Да-да, конечно, – ответила Рита. – Просто дом слишком маленький. Коди и Эстор не могут вечно жить в одной комнате, поскольку… ты понимаешь, Эстор уже в таком возрасте.

Хотя я не особенно представлял, какой именно возраст Рита имеет в виду, но, кажется, понял главное. Эстор растет, она не может вечно делить комнату с братом. Допустим. Но, не считая того, что я привык к старому дому и никуда не хотел уезжать, у меня имелось и несколько практических возражений.

– У нас нет денег на новый дом, – заметил я. – Особенно большой.

Рига погрозила пальцем и игриво прищурила один глаз.

– Ты просто не обращаешь внимания, – сказала она, изо всех сил стараясь отчетливо произносить каждое слово.

– Боюсь, это так.

– Есть много чудесных вариан… антов, – продолжила она. – Ва-ри-ан-тов. Блин.

Рита покачала головой и крепко зажмурилась.

– О Господи…

Она сделала глубокий вдох и покачнулась, я решил, что сейчас она свалится со скамьи. Но Рита тут же опять вздохнула, описала головой полукруг и открыла глаза.

– Например, конфискат, – осторожно произнесла она. – Старые дома. Дома, которые заложены, но не выкуплены.

Она странно улыбнулась, порывисто повернулась и снова согнулась над своим бокалом. На сей раз Рита его опорожнила.

Я задумался над услышанным, по крайней мере над тем, что, как мне показалось, я услышал. В южной Флориде действительно было полно дешевой недвижимости. Хотя официально во всех остальных местах экономика шла в гору, огромное количество жителей Майами переусердствовали с закладными; многие просто удирали, оставив банку ничего не стоящие бумаги заодно с домом, за который приходилось платить огромные деньги. Очень часто банки, в свою очередь, поспешно сбывали недвижимость за бесценок.

Я хорошо это знал, хотя и в общих чертах, но относился к этому без особого интереса. В последнее время заложенные и перезаложенные дома стали излюбленной темой разговоров, совсем как погода. Все говорили о закладных, а СМИ полнились историями, обсуждениями и строгими предупреждениями. Более того, мой родной брат Брайан на работе имел дело с этим самым явлением.

Но для перехода от теоретических сведений о закладных к извлечению личной пользы из ситуации нужно было немного отдышаться. Мне нравилось жить в нашем доме, ради которого я уже отказался от своей уютной квартирки. Переезжать трудно, неуютно, неудобно, и никто не гарантирует, что новый дом окажется лучше, особенно если прежние жильцы покинули его в отчаянии и гневе. Вдруг там будут дыры в крыше, выдранная с корнем проводка или, на худой конец, плохая карма, с которой нам придется разбираться?

Но опять-таки Лили-Энн доказала, что видит окружающий мир яснее и проницательнее, чем ее тупоголовый папаша. Пока я сражался с мыслями о закладных, о переезде, о личных неудобствах, она перешла к самой сути вопроса с необыкновенной интуицией, недвусмысленно и неотразимо. Она трижды брыкнула маленькими сильными ножками и сказала:

– Па-па-па. Па.

И, словно подчеркивая свои слова, вытянула ручку и дернула меня за ухо.

Я посмотрел на малютку дочь и решился.

– Ты права, – согласился я. – Ты заслужила отдельную комнату.

Я повернулся к Рите, чтобы огласить решение, но та сидела, навалившись грудью на край стола, с закрытыми глазами и открытым ртом. Ее голова слегка покачивалась, стиснутые руки лежали на коленях.

– Рита, – окликнул я.

Она рывком выпрямилась и широко открыла глаза.

– О Господи, ты меня напугал.

– Прости, – сказал я. – Так что насчет дома?

– Ах да. – Рита нахмурилась. – Брайан говорит… надеюсь, ты не возражаешь… – Вид у нее был немного виноватый. – Я сначала посоветовалась с ним. Поскольку ты знаешь, у него такая работа… – Рита снова помахала рукой и ударилась о край стола. – Ой.

– Так, – продолжил я успокаивающе и одобрительно. – Ты поговорила с Брайаном. Это хорошо.

– Да, – подтвердила она. – Очень хорошо. Брайан знает, что пррс… происходит. В плане домов. Сейчас.

– Да, знает.

– Он нам поможет. Найти… найти…

– Найти новый дом, – подсказал я.

Рита медленно покачала головой и закрыла глаза. Я подождал, но продолжения не последовало.

– Прости, – наконец выдавила она очень тихо. – По-моему, мне нужно лечь.

Рита поднялась. Пустой бокал упал наземь, и ножка откололась, но Рита не заметила этого. Она постояла, слегка пошатываясь, и побрела в дом.

– Ну ладно, – сказал я Лили-Энн. – Значит, мы переезжаем.

Лили-Энн подпрыгнула.

– Па, – решительно ответила она.

Я встал и понес ее в дом. Судя по всему, сегодня вечером предстояла-таки пицца.