Текст книги "Северные огни"

Автор книги: Джеффри Барлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 68 страниц)

С этими словами Иосия сложил листок и спрятал его в карман.

– Как добросовестный бизнесмен, я считаю своим долгом вознаградить подобное свидетельство старательности и профессиональной ответственности, из каких бы низменных сфер они ни исходили. Отрадное зрелище, весьма отрадное. Вот, сэр, возможно, это пойдет вам на пользу.

Мистер Скрибблер созерцал свою ладонь, на которую скряга положил один-единственный медный фартинг, и ждал, словно надеясь на продолжение. Однако ничего более не последовало.

– И побольше вам подобных дней, – молвил Иосия, разворачиваясь на каблуках.

На сем старый скряга и его массивные штиблеты удалились из комнаты, причем на губах Иосии играла зловещая улыбочка. Мистер Скрибблер, спиной чувствуя присутствие лакея, сжал добычу в кулаке – поневоле сравнивая ее с щедрым пожертвованием Самсона Хикса – и покинул сии унылые угодья.

Длинные тени ночи вытягивались все больше, понемногу наползая на дом. Вскоре с небес закапали крохотные, сырые шарики измороси; не то чтобы слишком значимые сами по себе, ибо следов они почти не оставляли, однако достаточно холодные и осязаемые, чтобы напомнить о близости долгой, нежеланной зимы.

Уже пробило одиннадцать, когда Иосия, облачившись в халат и отужинав в одиночестве холодной отбивной котлетой с портером, устроился в спальне в громоздком кресле рядом с мерцающей в камине крохотной искоркой, что ему угодно было величать огнем. Ночь выдалась холодная, в доме царил холод, и в комнате, и в камине – повсюду вокруг скряги веяло холодом, сам же он, сидя в кресле, словно распространял вокруг себя лютый мороз.

Устремив взгляд на кочергу с совком, поставив ноги в тапочках на каминную решетку, скряга погрузился в мрачную задумчивость. Одна костлявая рука по-прежнему сжимала загадочное послание, доставленное ему Ричардом Скрибблером. Иосия мерно покачивал ею туда-сюда, в лад своим мыслям, озадаченно сдвинув черные брови. Грозно выпятив подбородок, он завороженно созерцал один-единственный тлеющий в камине уголек.

Что значит это письмо? Его содержание скряга уже прокрутил в голове не раз и не два и теперь снова внимательно изучал листок в свете свечи, придирчиво сравнивая форму и линии букв; однако сколько бы ни тщился, так и не смог усмотреть ничего подозрительного. Само послание было написано необычным, но аккуратным, вполне «деловым» почерком; несколько строк на обороте были начертаны заглавными буквами; торопливо набросанная записка от клерка, как и следовало ожидать, представляла собой неразборчивые каракули. Иосия сопоставлял одну букву с другой, вроде бы находя некоторое поверхностное сходство между заглавными буквами и аккуратным «деловым» почерком; с другой стороны, возможно, он и ошибался. Какое-то время мистер Таск взвешивал вероятность того, что все три сообщения созданы одной и той же рукой, однако, тщательно изучив их снова, отверг ее раз и навсегда. В конце концов, что в том пользы? И все-таки ощущалось в послании нечто неуловимо знакомое: и в выборе слов, и в расставленных акцентах и интонациях; нечто, что ему никак не удавалось поймать и прижать своим длинным костлявым пальцем.

И как насчет этого типа, этого Джона Хантера? Скряга его не знал; собственно говоря, вообще никогда о нем не слыхивал. Молодой джентльмен, имеющий самостоятельный доход… в Солтхеде чужой… ограничивающийся одним-единственным слугой (такую экономию Иосия был готов всем сердцем одобрить)… и достаточно многообещающий, чтобы представлять интерес для мистера Джаспера Винча. Скряга выдохнул ледяной воздух, теребя сломанную печать. Это самое письмо, ему адресованное, было перехвачено, и с его содержанием беззастенчиво ознакомился другой – по всем признакам, его собственный поверенный! Интересно, сколько образчиков частной корреспонденции вот так же осквернил этот человек?… Дыхание старого скряги участилось, взгляд сделался жестче, а пальцы непроизвольно смяли докучный документ.

С трудом разгибая затекшие члены, Иосия поднялся на ноги. Развернувшись спиной к каминной доске, он некоторое время задумчиво изучал ковер у себя под ногами и изукрасившие его поверхность венчики цветов. А затем принялся расхаживать туда-сюда перед решеткой, только вместо привычного скрипа штиблет тишину нарушало мягкое пошаркивание домашних тапочек. Взад и вперед ковылял скряга, а огромная тень, порожденная светом свечи, передразнивала каждое его движение, словно зловещая человекообразная обезьяна.

Часы на верхней площадке лестницы пробили четыре. Отрешенный взгляд Иосии перебегал с цветочного узора ковра на каминный прибор, на обтрепанные занавески, на столбики кровати, на огромный, покрытый старинной росписью шкаф с полками, на пропыленные корешки книг, выстроившихся вдоль стены, на портрет человека с хитрым, угрюмым лицом, висящий над каминной полкой. Под шагами скряги цветочные венчики ковра словно бы преображались во множество лиц и пялились на него с пола. Иосия фыркнул и тут же вскинул глаза к каминной доске: вдруг почудилось, что угрюмое, мрачное лицо на портрете ожило и следит за ним из тьмы.

Иосия потер лоб, думая, что, кажется, устал больше, чем предполагал, и сознание его позволяет себе легкомысленные фокусы. Когда он вновь обвел взглядом комнату, цветы опять стали цветами, а портрет выглядел холодным и безжизненным.

Старый скряга послал лакея за бокалом хереса. Получив просимое, Иосия уселся в кресло, понемногу успокаиваясь. Он расправил смятое письмо и положил его на туалетный столик, решив хорошенько обдумать проблему во сне. Со всей определенностью ясно одно: мистером Хантером придется заняться. Кто знает, что за возможности заключает в себе для добросовестного бизнесмена молодой франт, только что прибывший в город, и у которого к тому же денег куры не клюют? И в самом деле, что за возможности! А ежели помянутый добросовестный человек дела возьмется за расследование и примется рыть и копать, копать и рыть, почему бы ему в итоге не докопаться до каких-нибудь любопытных фактов из биографии сего молодого джентльмена – возможно, до чего-нибудь компрометирующего, что сей юный щеголь предпочел бы сохранить в тайне?

И с какой бы стати молодому джентльмену приезжать сюда, в Солтхед, незаметно, ни единым словом о себе не оповещая, и вести здесь образ жизни настолько скромный, что никаких слухов не достигло ушей Иосии? Что, если он бежал от последствий какого-нибудь опрометчивого поступка, какого-нибудь злополучного обстоятельства, знание коего возможно обратить к выгоде добросовестного человека?

Вне всякого сомнения, сходные перспективы дразнили ум поверенного Винча… При мысли о подобном вероломстве взгляд Иосии сделался еще жестче, а губы сложились в зловещую улыбочку.

Он уже принял решение: он расследует это дело, выяснит, что уж там возможно выяснить, о мистере Джоне Хантере; он отомстит двуличному поверенному; и на эту роль у него уже есть превосходный кандидат. Так что проблема уладилась. И мистер Иосия Таск стал готовиться ко сну.

Совершив омовение и водрузив на голову ночной колпак, он уже собирался погасить свет, как вдруг почувствовал, что в комнате резко похолодало. Безусловно, в спальне и без того было студено, но это новое, знобкое дуновение пробирало до самых костей, грозило заледенить до смерти и казалось настолько холоднее самого холода, что его заметил даже Иосия. Как был, в ночной рубашке, он застыл на месте, дрожа всем телом и чувствуя, как поток стылого воздуха проносится над ним, подобно волне.

Предположив, что поднята рама, он отдернул занавеску. Нет, окно было плотно закрыто. Иосия выглянул во тьму, и в это самое мгновение проблеск молнии высветил лицо человека, заглядывающего внутрь, в комнату.

Мистер Таск не отпрыгнул в изумлении, не издал сдавленного крика, не выбежал за дверь – ничего подобного он не сделал, ибо такие, как он, не ведают ни потрясений, ни страха. Он – добросовестный бизнесмен; потрясение и страх – это не для него. Он только хмыкнул, спокойно задернул занавеску, вернув ее в прежнее положение, и шагнул в сторону, дабы мгновение поразмыслить. А на исходе помянутого мгновения снова отодвинул занавеску и стал ждать.

Его приветствовала ночь, только град лениво стучал в окно. Скряга глянул налево, глянул направо: все спокойно. Окончательно уверившись, что ошибся – происходящее он списал на мозговое переутомление, ведь такой ценой приходится расплачиваться за добросовестность, – Иосия уже собирался вновь задернуть занавеску, когда в небесах вспыхнула молния и он ясно различил за стеклом улыбающегося пожилого джентльмена.

Джентльмен был одет на старинный манер, платье его выглядело пыльным и потрепанным. Лицо наводило на мысль о снежной поземке – бледное, изможденное; молочно-белые глаза глядели не столько на Иосию, сколько сквозь него, словно были устремлены в некие туманные, недосягаемые дали. Казалось, незнакомец пребывает во власти чар и некой неизбывной печали, сожалеет о чем-то, что осталось в далеком прошлом.

Иосия снова хмыкнул, плотно задернул занавеску и развернулся спиной к лицу за стеклом. Он еще раз прошелся по спальне взад и вперед, то и дело украдкой поглядывая на цветы ковра, что по-прежнему оставались цветами, однако в воображении его превращались в точные подобия лица в окне. И тут старого скрягу осенило: лицо в окне и впрямь то самое, что не так давно привиделось ему в цветочном узоре ковра.

Он снова отодвинул занавеску и дождался следующей вспышки молнии. Но ровным счетом ничего не увидел, лишь ветер швырял туда-сюда случайные градины.

Мистер Таск фыркнул, вскинул массивную седую голову, увенчанную ночным колпаком. «Не важно», – в итоге заключил он.

Не важно, что окно, в котором возникло лицо, находилось на третьем этаже виллы «Тоскана», высоко над проезжей дорогой, и к нему не примыкало ни балкона, ни какого бы то ни было помоста или уступа.

Не важно, чье это лицо; хотя, по чести говоря, мистеру Таску оно было отлично знакомо. При первом проблеске молнии в уме его зародилось подозрение; вторая вспышка его подтвердила.

Не важно, что лицо принадлежало мистеру Эфраиму Баджеру, светочу юриспруденции, основателю и старшему партнеру фирмы «Баджер и Винч».

Не важно, что мистер Эфраим Баджер более никак не связан с этой прославленной фирмой, и совершенно не важно, что мистер Эфраим Баджер, строго говоря, более не связан ни с чем и ни с кем.

Не важно, что мистер Эфраим Баджер вот уже одиннадцать лет как тихо-мирно занимается своими делами под надгробным камнем на сумеречном кладбище в уединенном уголке города.

Не важно, что со стороны мистера Эфраима Баджера, поверенного, в высшей степени нелепо парить в ночи безо всякой поддержки за окном особняка Шадвинкл-Олд-Хаус, в Солтхеде, на высоте трех этажей.

Все это совершенно не важно.

Книга вторая
ЗОВ ТУХУЛКИ
Глава I
Вести из «Итон-Вейферз»

На Пятничной улице была пятница.

Стояло утро – пасмурное, сырое, холодное. Туман сонными клубами окутывал окна домов. Профессор Тайтус Веспасиан Тиггз, только что позавтракавший и, как всегда, излучающий бодрость и энергию, устроился в гостиной с газетой в руках и чашкой чая под боком. Напротив, в уютном кресле, восседал доктор Дэмп в вишневом жилете, заслонившись собственным частоколом последних известий. Профессорский коллега-медик прибыл к завтраку – вот ведь удачнейшее стечение обстоятельств! – взглянуть на миссис Минидью, что накануне жаловалась на легкую головную боль; осмотрев пациентку и увидев накрытый завтрак, он счел возможным продлить профессиональный визит. Затем на глаза ему попались газеты, разложенные в гостиной, и визит затянулся на еще более долгий срок. Ныне же, вынужденный выбирать между приветливым огнем очага, газетами и уютным креслом с одной стороны и отвратительной непогодой за окном, доктор счел за лучшее закурить трубку и, задержавшись на некоторое время, обдумать идею отъезда со всех сторон.

Профессор перелистнул несколько страниц «Газетт» – и обнаружил, что снизу вверх на него взирает рыжая кошачья морда.

– Что такое, молодой человек? – осведомился он – профессор, стало быть, а вовсе не кот. – Что вам угодно, сэр?

Из коридора появилась миссис Минидью; рыжий котяра шлепнулся на бок, раскинул лапы и зевнул, лениво вытягиваясь во всю свою внушительную длину. Затем, вновь усевшись, он обратил взгляд сперва на профессора, затем на вдову, не зная, которая из доверчивых жертв удостоит его желанной подачки. Доктора он проигнорировал: тот котов не особо жаловал.

– Молоко, – объявил профессор уверенно, как и подобает светилу науки. – Сдается мне, он требует молока, миссис Минидью.

– Сэр, молоко он уже пил, – возразила достойная дама. – И даже дважды, если на то пошло.

– А-а, – проговорил профессор, слегка растерявшись. – Тогда, возможно, его поза гласит: «Мне нужно выйти, будьте так добры».

– Да он все утро носился туда-сюда, как угорелый! Заглянул в конюшню, допек Тома и Мэгги, потом прибежал в кухню поиграть с Ханной, потом помчался наверх к Фионе, затем снова во двор и вот теперь обосновался в гостиной, с вами и доктором.

– Да, в самом деле, обосновался. Может статься, он просит, чтобы с ним поиграли? Нет? И игра здесь ни при чем? И молоко тоже, вы сказали? Ну, если не молоко, так, пожалуй, чего-нибудь посущественнее?

– Право же, он сегодня только и делает, что ест и играет, играет и ест, с тех самых пор как Ханна на рассвете выпустила его в сад.

– Понятно, – вполголоса проговорил профессор. Между бровями его пролегла складка, он задумчиво пригладил седоватую щетинистую шевелюру. – Ну что ж, мистер Плюшкин Джем – джентльмен весьма независимый, сами знаете.

– Кошачьи повадки для вас – что открытая книга, сэр.

– Я изучал их годами, миссис Минидью.

– Да, сэр, – отозвалась вдова, и на щеках у нее вовсю заиграли ямочки. – Пойдем-ка, Джемчик… о, погоди-ка! Ты слышишь? Это же мистер Райм дожидается у черного хода! Держу пари, нынче утром он припас для тебя что-нибудь вкусненькое и славненькое. Давай-ка посмотрим?

Заслышав эти слова и жадно проследив путь вдовьих тапочек, мистер Плюшкин Джем со всех ног помчался к коридору черного хода.

– Вашему коту, – донесся из-за газеты голос доктора Дэмпа, – даже я бы позавидовал.

– О чем это вы?

– В этом доме обитают три, четыре… даже пять исключительно доверчивых личностей, готовых исполнить каждую его причуду, все мыслимые и немыслимые желания, в то время как взамен он практически ничего не дает. Всего лишь предъявляет время от времени по обязанности свежедобытого грызуна, к бурному восхищению всех домочадцев, и только-то. Тоже мне, работа!

– Вы не вполне правы. У юноши полным-полно достойнейших качеств.

– И во владении целый дом. Экономка оделяет его всем, чего бы он ни потребовал, причем в любое время дня и ночи, юная племянница ей в этом содействует и способствует самым что ни на есть возмутительным образом, в то время как хозяин дома… ну, тут я могу продолжать до бесконечности.

– Вот уж не сомневаюсь.

Из-за газеты показалась голова доктора Дэмпа.

– Вы совершенно безнадежны, Тайтус. Пропащий человек, вот вы кто.

– Да, Даниэль, полностью согласен с вашим диагнозом. Далек от мысли его оспаривать.

Доктор встряхнул головой, выпустил из трубки облако дыма и вновь лениво заскользил взглядом по колонкам газетного текста. Профессор развернул «Газетт», и двое джентльменов ушли в свои высокоученые занятия еще этак на полчаса. Утреннее безмолвие нарушали лишь громыхание фаянса в кухне, умиленная воркотня миссис Минидью над котом и гортанный хохот мистера Джона Райма – тот уже вполне оправился от недавней эскапады и выглядел свежим и бодрым в своем пальто кофейного цвета.

Профессор как раз допил чай, когда во дворе раздался дробный цокот копыт: всадник, судя по звуку, скакал во весь опор. В должный срок в дверях вновь замаячила фигура экономки.

– Вам письмо, сэр, – возвестила она, вкладывая помянутый предмет в профессорскую руку. – Только что доставил посыльный. Джентльмен говорит, что дождется письменного ответа.

– Да что вы? Стало быть, дело и впрямь срочное. – Взгляд профессора упал на знакомое имя. – Да ведь это от Гарри!

– Какого еще Гарри? – послышался докторский голос.

– Банистер. Мой бывший студент из Суинфорда. Вы его помните – высокий, добродушный, обожал лошадей, собак и всевозможные развлечения на природе: охоту, рыбалку и все такое прочее. С битой управлялся потрясающе, просто-таки звезда своего клуба. Возможно, не уделял должного внимания определенным предметам, но в общем и целом – обаятельный и во всех отношениях приятный юноша. С разумной головой на плечах.

– Это не он, случайно, получил богатое наследство и обосновался в провинции?

– Он самый. Умерла престарелая родственница – кажется, тетка – и отказала ему все свое состояние, включая усадьбу под названием «Итон-Вейферз». Великолепное место, как мне описывали.

– Великолепное своей уединенностью, сказал бы я. Усадьба расположена на поросшей вереском возвышенности за горами, близ глухой деревушки под названием Пиз-Поттидж, – сообщил доктор.

– Вы там бывали?

– Я ее видел – издали. Несколько лет назад.

– Туда дня два пути по меньшей мере. Если ехать экипажем.

– На мастодонтах оно куда безопаснее, хотя и не так быстро, – заметил доктор. – Увы, их почитай что и не осталось; дороги-то расчистили.

Профессор Тиггз, которому не терпелось узнать причину, побудившую мистера Гарри Банистера столь неожиданно написать ему, сломал сургуч и молча проглядел письмо, прежде чем зачитать его вслух для доктора. Датировалось оно предыдущим днем, а содержание сводилось к следующему:

Многоуважаемый профессор!

Сэр, извините великодушно скромного школяра, дерзнувшего напомнить о себе бывшему университетскому наставнику, но вы ведь отлично знаете, как я восхищался и восхищаюсь вами и вашими талантами. Возможно, вы помните, что я унаследовал некоторое состояние и теперь наслаждаюсь покоем и уютом в самой что ни на есть глухомани. До шумного города Солтхеда отсюда и не докричаться! Однако здешний приход выше всех похвал, охота великолепная, так что я постоянно занят; причем настолько, что с трудом выкраиваю время для немногочисленных и более рафинированных светских обязанностей, неизбежных в краю столь мирном и тихом. То есть мирным и тихим он оставался вплоть до последних нескольких недель.

Пишу вам, сэр, чтобы попросить о помощи в связи с рядом пертурбаций в «Итон-Вейферз», каковые я абсолютно не в состоянии объяснить и каковые внушают нам всем тревогу и озабоченность. Поначалу я не был уверен, стоитли придавать им значение, но теперь вполне убежден, что эти события имеют отношение к призракам, недавно появившимся в Солтхеде. Я, разумеется, имею в виду утонувшего матроса, что расхаживает по городским улицам, и корабль с поврежденным корпусом, вставший на якоре в солтхедской гавани; обо всем об этом я узнал из красочных рассказов моих городских знакомых.

Хорошенько поразмыслив, я прихожу к убеждению, что между этими экстраординарными феноменами и странными явлениями, с которыми мы столкнулись здесь, дома, существует определенная связь. Возможно, то, что я могу вам рассказать, прольет свет на происшествия в Солтхеде, и наоборот. В любом случае я смиренно умоляю вас о помощи: нам нужна ваша поддержка, ваше руководство, ваша интуиция в связи с теми событиями, что потрясли нас до глубины души и повергли в глубокое беспокойство; возможно, и мы в свой черед окажем вам какое-никакое содействие.

Я сочту себя в неоплатном долгу перед вами, если вы прибудете в «Итон-Вейферз» при первой же возможности. Ни о переезде, ни о крыше над головой вам, сэр, беспокоиться не нужно. Просто сошлитесь на меня в конторе пассажирских карет Тимсона, что в верхнем конце Мостовой улицы, и мистер Тимсон лично позаботится о том, чтобы забронировать для вас билет первого класса на восточный экипаж. Что до ваших комнат в «Итон-Вейферз», лучше – да простится мне моя скромность – не сыщешь в целом свете. Ваше пребывание здесь окажется исключительно приятным.

В заключение, рискуя повториться, вновь заклинаю вас: пожалуйста, приезжайте как можно скорее. Только вы один в силах нас спасти.

Остаюсь, уважаемый сэр, искренне ваш,

Г. Дж. Банистер,

«Итон-Вейферз», Пиз-Поттидж, Бродшир.

Доктор присвистнул сквозь бороду, отложил газету и сосредоточил все свое внимание на профессоре – что само по себе свидетельствовало о том, сколь серьезно воспринял он последние известия.

– Так вы поедете?

– Всенепременно. Я положительно заинтригован. Возможно, как пишет Гарри, эти его «пертурбации» помогут нам раскрыть тайну загадочных происшествий здесь, в городе, и приведут нас к первоисточнику.

– Целиком и полностью согласен. У нас есть, во-первых, как сам он пишет, танцующий матрос: его видели продавец кошачьего корма и сестры Джекc, а с тех пор еще по меньшей мере с дюжину горожан. И есть у нас корабль этого парня, «Лебедь»: плавает себе на воде с пробоиной в борту – эффект просто потрясающий! Затем этот ваш шагающий на задних лапах мастифф; вот на кого я бы с удовольствием полюбовался! Затем – привиденьице-хромоножка (а эту историю принес вам я, если помните). И теперь вот еще ряд новых происшествий далеко в провинции. Жаль, что в письме не оговорены подробности. Я просто сгораю от любопытства.

– Уж что бы там ни произошло, дело и впрямь нешуточное, раз легкомысленный весельчак вроде Гарри Банистера разразился этаким письмом!… Пожалуй, надо бы набросать ответ для мальчишки-посыльного, – проговорил профессор, поднимаясь с кресла.

Закончив писать, он вручил послание всаднику, а тот спрятал его в седельный вьюк, где уже покоились пара бутербродов и холодные закуски (дань заботливой миссис Минидью), и вскочил в седло. К слову сказать, «мальчишка-посыльный» оказался здоровяком зим этак тридцати, с лицом загрубелым, но приветливым.

– Вы хорошо экипированы, – заметил профессор, скользнув взглядом по устрашающей подборке рапир и сабель, болтающихся у седла.

– В горах, сэр, лишняя осторожность не помешает, – ответствовал «мальчишка-посыльный». Он приподнял шляпу и с бодрым «Благодарствую!» поворотил коня и стремительным галопом умчался прочь.

– А теперь нужно договориться насчет экипажа. Но сперва повидаюсь-ка я с мистером Кибблом, вкратце изложу ему дело и спрошу, заинтересован ли он в том, чтобы сопровождать меня. В ответе я не сомневаюсь, хотя настаивать не стану. Подобное предприятие выходит за рамки обычных обязанностей и функций, сопряженных с его должностью, а путь до «Итон-Вейферз» небезопасен.

– Разумеется, он с вами поедет, да и я тоже, – объявил доктор, беря шляпу и облачаясь в щегольское пальто.

– Вы? Но, Даниэль… как же ваша практика? Ваши пациенты? Как же они обойдутся без вас?

– Послушайте, Тайтус, мы, доктора, привыкли к тому, что наши пациенты нас за людей не считают. Возмутительно! Они бранятся и жалуются, когда мы рядом; бранятся и жалуются, когда нас нет. Они вечно недовольны диагнозом, и лечением, и предписаниями. Ощущение такое, что нас постоянно испытывают, прощупывают, проверяют. Они всегда и все знают лучше – вне зависимости от обстоятельств. По моим представлениям, пациенты просто не ценят своего счастья. Так что им полезно время от времени получать порцию-другую лекарства из другого источника. Думаю, я оставлю их всех на Суитмана. Одна-единственная доза этого типа, и собственного лечащего врача они превознесут до небес. Кстати, я могу заглянуть к Кибблу и допросить его от вашего имени; мне это по дороге. Да и места у Тимсона заодно закажу, раз уж все равно буду там проезжать.

– А как же Гарри? Он ожидает только одного гостя. Безусловно, я смогу убедительно обосновать присутствие мистера Киббла, моего личного секретаря и ассистента, но помимо него…

– Вы говорите, что в «Итон-Вейферз» никогда не бывали, – промолвил доктор, останавливаясь у двери, подбочениваясь и лихо заламывая шляпу.

– Это правда.

– А вот я там был… или по крайней мере видел усадьбу. Огромный особняк… весьма впечатляющее зрелище, по чести говоря. Ваш аккуратненький маленький домик играючи втиснется в один из ее углов. Со всей очевидностью могу утверждать, Тайтус: мало вы общаетесь с привилегированными классами! Ничего не бойтесь, я уверен, что мастер Гарри и его домочадцы всех трех визитеров разместят просто играючи. А теперь разрешите откланяться.

С этими словами доктор Дэмп вышел за дверь и окунулся в туман. Несколько мгновений спустя загромыхали колеса, и высокий двухколесный экипаж – так называемый догкарт – со стуком выкатился со двора. Грохот колес затих вдалеке, а профессор все еще задумчиво изучал послание от «скромного школяра» из «Итон-Вейферз».

Заглянув на квартиру к мистеру Кибблу и заручившись его искренним согласием присоединиться к экспедиции, доктор неспешно потрусил к конторе пассажирских карет. Туман понемногу рассеивался, и в результате на серых и унылых улицах города становилось все более людно. Проезжая мимо крохотного мощеного переулка, уводящего к Ки-стрит, доктор резко натянул поводья, и мышастый пони встал как вкопанный.

– Эге, да это же мисс Джекc, верно? – окликнул он крошечную фигурку, застывшую на тротуаре у входа в переулок.

Девушка, к которой адресовались слова, подняла взгляд. Вид у нее был озадаченный и слегка сомневающийся.

– Не подвезти ли вас? – осведомился доктор, учтиво снимая шляпу. – Сдается мне, нам по пути.

– Ох, доктор Дэмп! – отозвалась миниатюрная мисс Мона Джекc. – Я вас в шляпе сразу и не узнала.

– А я узнал вас тотчас же, – заверил доктор. – По чести говоря, ни имен, ни лиц, ни дат, ни мест, ни чего угодно другого я, как правило, не забываю. Стараюсь, знаете ли… старая привычка, еще с университетских времен осталась, на экзаменах без нее никак. Так что ж… могу ли я доставить вас до места? Вам далеко идти?

– Вы очень добры, сэр, но я всего лишь прогуливаюсь, – отвечала мисс Джекc своим чирикающим голоском, что доктор находил столь чарующим. – Только что за дверь вышла. Это – наш дом: вон тот, что за оградой, позади вас. Боюсь, моя сестра Нина все еще глубоко подавлена – в связи с небезызвестным вам событием, разумеется – и вот уже несколько дней не в состоянии меня сопровождать как обычно. Как правило, мы с ней спускаемся до Ки-стрит и доходим до парка, что расположен в дальнем ее конце.

– Выходит, именно на этом месте вы с сестрой наблюдали привидение?

– Да. Вон там, наверху, окно моей сестры.

– Изумительно! Ну что ж, прогулки по утрам – это просто замечательно, знаете ли, – заметил доктор, складывая руки и с весьма умудренным видом качая головой, словно диагностировал некий очень сложный случай. – Утренний моцион – он всем на пользу! И чем на улице холоднее, тем лучше. Утренний моцион горячит кровь, освежает разум, взбадривает дух. Превосходно для изношенного сердца и нарушенного кровообращения! Более того, я убежден, что и печени, и кишкам моцион на пользу, хотя доказательствами пока не располагаю. Не нужны нам сидячие сиднем бездельники; активным надо быть, активным! Непременно переубедите сестру, слышите! Прогуляешься утречком – глядишь, к жизни не один год прибавишь. Общеизвестный факт.

– Не сомневаюсь, что вы правы. Вы, случайно, с профессором Тиггзом последнее время не виделись? – поинтересовалась мисс Джекc, пытаясь перевести разговор на тему более насущную и в то же время прервать неиссякаемый поток медицинских советов. – Мы с Ниной не получали от него никаких известий, и нам не терпится узнать, продвинулся ли он в этом деле. Весь Солтхед об этом судачит, точно так же как и о «Лебеде».

– Ах да, наш «корабль-призрак», как я его называю, – отвечал доктор в самой своей беспечной манере, но, заметив, как омрачилось лицо девушки, тут же перешел от добродушной болтливости на тон более серьезный. – Прошу прощения, мисс Джекc, я неудачно выразился. Мы, медики, к таким вещам привыкли, если на то пошло. Боюсь, всему виной наша суматошная жизнь: ведь для нас работа – это, считай, постоянный стресс! Вот порою и забываешь, что подобные шутки человека неподготовленного могут задеть. Пожалуйста, примите мои искреннейшие извинения. Собственно говоря, за это время произошла целая последовательность событий, последнее из которых приходится как раз на сегодняшнее утро.

– И что же это за события? – полюбопытствовала мисс Джекc, с надеждой изогнув брови над огромными, точно луны, глазами.

– Не далее как час назад мой коллега-профессор получил срочное сообщение касательно ряда происшествий, суть которых пока неясна, в месте под названием «Итон-Вейферз», расположенном в вересковых нагорьях. Я как раз еду к Тимсону заказать места в экипаже восточного направления. Послушайте, а почему бы вам не прокатиться со мной до конторы? Мы бы по пути обо всем об этом и потолковали. Как я уже сказал, речь идет о событиях весьма разнообразных, и все они, я уверен, для вас небезынтересны.

Девушка на мгновение призадумалась. Кончик розового язычка скользнул по прелестным губкам. Наконец, приняв решение, она протянула доктору руку, а тот весьма галантно помог своей миниатюрной собеседнице подняться наверх и усесться с ним рядом.

– Большое спасибо, – поблагодарила мисс Джекc, опускаясь на подушку. – У вас очень изящный и удобный экипаж.

– Сдается мне, догкарта изящнее и удобнее не сыскать во всем Солтхеде. Видите ли, мисс Джекc, догкарт для медика – вещь очень полезная, я бы даже сказал необходимая. Вот здесь, под сиденьями, расположено весьма вместительное отделение, закрывающееся по принципу жалюзи; обычно это место отводится для собак, но, поскольку у меня и щеночка нет, я там вожу свои медицинские принадлежности, когда отправляюсь с обходом. Весьма практичное средство передвижения и в придачу превосходно изготовленное. Вот, например, сиденья сдвигаются вперед и назад, в подвеске использованы простые полуэллиптические рессоры, а оглобли – из древесины гикори, для вящей надежности: так меньше вероятность поломки. У дешевых экипажей оглобли, к сожалению, трещат на каждом шагу.

– Понимаю, – кивнула мисс Джекc, не зная, как реагировать на нежданно обрушившийся на нее поток информации касательно колесного транспорта. – Крайне интересно.

– Да-да, мисс Джекc, для нас, медиков, вещь совершенно необходимая. Хотя для непосвященных – какой-то там жалкий догкарт, не более. А ну, пошел!

Отрывистое указание в адрес мышастого пони, ленивый щелчок кнута – и вот уже доктор и его юная пассажирка стремительно покатили к конторе пассажирских карет.

В тот момент, когда догкарт сворачивал на Ки-стрит, от тускло-желтого камня стены отделилась темная клякса, что до сих пор недвижно маячила в тени портика через дорогу. Клякса, приобретшая очертания мужской фигуры, переместилась в одетый туманом переулок. Там человек постоял немного, провожая глазами удаляющийся экипаж. С улыбкой не то триумфа, не то глубокой убежденности на рябой физиономии он сдвинул на лоб круглую фетровую шляпу и помчался на Ки-стрит, следуя тем же путем, что и экипаж.