Текст книги "Записная книжка Джеда МакКенны (ЛП)"

Автор книги: Джед МакКенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Реальные изменения происходят гораздо глубже поверхности, на обычно неизведанных и непредвиденных глубинах, и до тех пор, пока мы не опустимся внутрь до тех глубин, мы не сможем заявить ни о каком понимании себя или власти над собой. Пока мы не совершим это путешествие, мы абсолютно подвластны невидимым силам, как качающиеся пробки на волнующемся море, но мы не пускаемся в это путешествие, потому что легче убедить себя, что это наше качание заставляет море волноваться.

Суета.

Конец отступления.

***

В случае с Фрэнком, я был рад, что благополучно перенёс ссылки на библию, потому что на протяжении тридцати одного письма он смог нарисовать интригующую картину альтернативного будущего для всего человечества, которое он называл, лишь наполовину в шутку, Новым Миром, а иногда Новой Америкой. И хотя он знал, что этого никогда не будет, и не был оптимистом насчёт будущего человечества, он всё же был достаточно любезен, предоставив не только карту Новой Америки, но и средство, с помощью которого все смогут туда попасть, хотя средство печально известное и сильно оклеветанное.

Почему-то всё перевёрнуто вверх ногами. Не зная ничего лучшего, мы возвысили банальности физического выживания до предела человеческого опыта – еда, питьё, чувственные удовольствия, секс и бракосочетание, сборища – какие трогательные утешения! Богатство, власть, престиж – подобные слова даже не появились бы в лексиконе общества Целостных Существ, но для нас, Полуросликов, это всё, что есть.

Чересчур? Я преувеличиваю? Прошу вас, читайте дальше, мистер МакКенна, и посмотрим, не окажется ли так, что вы будете полностью со мной согласны.

Было две вещи в первых письмах Фрэнка, которые привлекли моё внимание. Первое это его убеждённость, что все всегда во всём неправы. Это пришлось мне по душе. Кажется, что это плохо, но на самом деле это очень хорошо. Это значит, что неправильны не миллионы вещей, а только одна, прямо в источнике, а всё остальное, что кажется неправильным, исходит из единственной центральной ошибки. Хотя может так не казаться, но это очень человечная, оптимистическая точка зрения, и я полностью с ней согласен.

Вторая вещь, привлекшая моё внимание, и которая была в самом сердце всего его послания, что мы все можем быть Буддами – сейчас.

Ну, очень скоро, во всяком случае. И он не шутил.

Это тоже было по мне. Духовная элитарность в любой форме это безошибочный симптом синдрома "слепой ведёт слепых". Всё, чем мы являемся, это сознание. Предполагать, что одно существо может быть лучше или хуже другого, значит обнаруживать совершенное невежество относительно простейших материй. Нет второстепенных людей, и ни одно осведомлённое духовное учение или религия никогда не заявит, что кто-то может быть лучше или хуже.

Но Фрэнк имел в виду совсем не это. Он не говорил, что мы все равны в сознании. Он говорил, что мы все могли бы быть Буддами – сейчас.

Не каждый способен сделать такое заявление.

***

Конечный Ум это в действительности ничто более, чем интеллект системы поддержки физической жизни, что позволяет нам переживать и исследовать Бесконечный Ум, глядя снаружи внутрь. Переживание и исследование Бесконечного Ума это наши смысл и цель.

Конечный Ум поддерживает в теле жизнь и здоровье. Это необходимо для выживания и репродукции, но выживания и репродукции для какой цели? Выживание и репродукция ради ещё большего выживания и репродукции? Это звучит абсурдно, но до сего момента именно в этом состоит история человека. Всё, чем мы занимаемся, это толчём воду в ступе, шагаем на месте.

Но так не должно быть, и те, кто посмотрел (их много, как вы увидите), заметили, что это вовсе не обязательно. Мы живём пустые жизни, да сэр, но мы делаем это по ошибке, и эта ошибка может быть исправлена.

***

– Боюсь, он немного ненормальный, – сказала Лиза, прочитав первые несколько абзацев.

– Да, – согласился я, – в разных местах он называет себя, – я сверился с записями, – чокнутым весельчаком, беззубым бунтовщиком, революционером в инвалидном кресле, пассивным радикалом и прагматичным утопистом.

Лиза взяла следующую страницу и продолжила читать слова своего отца.

***

Конечный Ум это неотъемлемая часть уравнения Конечного и Бесконечного – Инь и Ян всех разумных существ – но у нас совсем не то. У нас только Инь, и нету Ян. Мы плоские, безжизненные факсимиле тех существ, которыми нам предназначено быть. Мы не просто утеряли какую-то часть, нам не хватает целого измерения. Когда одна половина утеряна, другая становится новым целым, что является совершенно иным существом – Полуросликом.

Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы отрицать реальность нашего положения. Мы злоупотребляем своим разумом и доверчивостью, чтобы отрицать и рационализировать свою ситуацию, вместо того, чтобы признать и исправить её.

Попросту говоря, нам всем предназначено быть Буддами – всем и каждому. И эта развращённая, презренная, адская планета может стать раем – сейчас.

***

– Боже правый, – простонала Лиза. – Мой отец точно рехнулся?

– Тогда я тоже.

– Замечательно, два самых важных мужчины в моей жизни в этот критический момент, и оба с диагнозом. Вы собираетесь поместить этот материал в книгу?

– Вы знаете, что он подразумевает?

– Понятия не имею. Он занимался кучей всяких странностей. Боюсь, это звучит немного похоже на ньюэйджевский мистицизм или что-то наподобие.

– Вроде того. Мистицизм для масс. Каждый мужчина, женщина и ребёнок – Будда. Космическое сознание. На руинах этого общества возникнет новое. Вот о чём он говорит.

– О, господи, серьёзно, вы что, оба сошли с ума?

– Это только гипотеза.

– Но он говорит, это могло произойти.

– О, да, конечно. Этого не случится, но теоретически могло бы. Поэтому это интересно. Никто из нас не думает о том, что это реально произойдёт, мы не какие-нибудь активисты или общественные деятели. Скорее это похоже на то, как двое перекрикиваются через бассейн большими, раскидистыми идеями, пытаясь оценить, на что был бы похож мир сегодня, если бы революция не потерпела поражение.

– Была революция? – она испытующе посмотрела на меня. – Какая революция?

***

Настоящее положение человека на земле, по сравнению с тем, как могло и должно было быть, это состояние бытия намного более ужасно, чем описывали или когда-либо будут описывать писатели. Мы можем посмотреть на мрачные образы Хаксли, Замятина, Оруэлла, Бёрджесса, Рэнда, Брэдбери и других, и подумать, как нам хорошо в сравнении с тем, как плохо могло бы быть, но если мы присмотримся и увидим наш истинный потенциал, станет болезненно ясным, что ни одна когда-либо воображённая мрачная картина не может соперничать с нашей собственной кошмарной реальностью, с этим безысходным ужасом. Эмерсон был прав, когда говорил, что человек это руины бога, а что может быть более ужасно? Мы – свой собственный наихудший сценарий. Нас защищает только наше невежество, но именно этот щит невежества и заключает нас в тюрьме. Звучит знакомо, мистер МакКенна?

***

Я показал Лизе папку, содержащую печатные копии писем её отца.

– Боже, – сказала она, – он действительно полностью выложился.

– Думаю, в нём это созревало на протяжении сорока лет. Похоже, что все его разнообразные интересы за все эти годы как бы привели его к этому окончательному выводу. Разумеется, это выходит за рамки любого вида академического использования, но теперь он наткнулся на меня, и может вывалить всю эту безумную теорию на того, кто сможет её оценить.

– И опубликовать.

– Это всегда было в планах.

Она вскинула брови.

– Всегда?

– Конечно, третья книга не сможет игнорировать этот материал. Для меня ваш отец это просто прогулка, а я всё равно собирался прогуляться.

– Значит, его идеи для вас не новы?

– Здесь на самом деле только одна идея – одна проблема и одно решение.

– И эта проблема...?

– Что мы принимаем себя за целостных существ, тогда как в реальности мы...

– Полурослики, – сказала она.

– Полулюди, да, и эта половина не самая лучшая. Ваш отец потратил годы, отслеживая все недостатки человечества назад к их источнику, и в конце концов вынужден был сделать невероятный, но неоспоримый вывод. Я пришёл к этому другим путём. Я начал с невероятного, но неоспоримого вывода, и шёл от него наружу. Та идея, что все всегда во всём неправы, мне очень по душе – это сущностная природа сна. Ваш отец долгое время наблюдал, чтобы увидеть это, но для меня это само собой разумеющееся.

– Всё это звучит довольно угнетающе.

– Правда? Мне известно единственное, что может угнетать человека, это покрывало эго, и быть таким угнетённым хорошо, потому что тогда можно пробудиться к своей ситуации и исцелить её, как делаете вы сейчас. Каждый должен быть чертовски угнетён, только тогда что-то действительно может произойти. Причина, по которой мы не совершаем самоубийство миллионами, в том, что мы живём в постоянном состоянии защитного отрицания, которое окутывает нас подобно невидимой мембране, цена которой – жизнь на самом минимуме осознанности. Первые жизненные необходимости: еда, вода, укрытие, одежда, отрицание и отвлечение. Имея всё это, мы можем заняться делом по выращиванию следующего поколения ходячих мертвецов.

– А вы – единственный луч света, да?

– Вы не согласны?

Она вздохнула.

– Наверное, согласна, просто это звучит как-то – фу!

– Мы лишь царапнули поверхность того, чем в реальности является человеческое существо. Для меня, для Бёкка и для вашего отца, думаю, это вовсе не угнетающе. Человеческий род не ущербный, он просто поломался. Это хорошие новости. Это значит, мы можем исправить себя. Нам не обязательно такими быть. Можно найти решение. Может произойти что-то действительно интересное. В любом случае, это основная предпосылка тех идей, с которыми мы любим поиграть с вашим отцом.

– А что это за потенциал, который у нас есть?

– Бесконечный Ум. Вход Внутрь. Все мужчины, женщины и дети – Будды. Свободный и лёгкий доступ для каждого. – Я посмотрел на неё поверх очков. – Вы действительно не в курсе всего этого?

– Действительно.

***

Человек бедствует не от несчётных тысяч непреодолимых проблем, как это без сомнений кажется, но от единственной коренной проблемы, из которой исходят все остальные. Мир нам кажется тёмным, мрачным и неизвестным, поэтому мы ошибочно полагаем, что он является тёмным, мрачным и неизвестным, и мы живём свою жизнь, основываясь на этом безосновательном предположении. Не зная ничего лучшего, мы изо всех сил, наобум, вслепую пытаемся истолковать тени и понять темноту. Для этой цели у нас есть наши умнейшие люди – учёные, мудрецы, священники, знатоки, поэты, артисты – все жаждут помочь нам понять мир, что у них не очень-то получается, и вполне ясно, что никогда не получится. Мы делаем то, что делали всегда, и это привело к такому миру, какой мы имеем в настоящем – миру, который ни в чём значительном не лучше того мира, который был раньше, потому что человек сам ни в чём значительном лучше не стал.

Но есть и хорошая сторона.

Потенциал человека не тёмный, мрачный и неизвестный – это сознание, и оно бесконечно. Мы можем потребовать обратно измерение бесконечности, от которого теперь оторваны страхом, эго. Мы можем снова получить доступ туда, откуда были изгнаны – в райский сад, небеса на земле. Любой и каждый может сделать это, или так говорит теория. Это предназначено для элиты, или для очень умных, или преданных не более, чем солнечный свет предназначен для здоровых или достойных. Это не занимает годы, десятилетия или жизни. Это доказанная, задокументированная, неопровержимая, последовательно воспроизводимая наука. Это легко, дёшево, и здесь прямо сейчас. И это значит, что каждый, вне зависимости от обстоятельств, не важно насколько он высок или низок, насколько болен или здоров, богат или беден, находится не более чем в часе от более популярной, но не постоянной, версии духовного просветления:

Божественное Сознание.

Теперь рассмотрим другой подход к проблеме. Вместо того, чтобы вслепую блуждать в темноте и отчаянно удерживать самообман, что мы такие чертовски счастливые и так хорошо умеем со всем управляться, можно зайти с противоположной стороны. Мы можем вызывать и культивировать в себе критическое недовольство. Мы можем быть агрессивно пессимистичны. Мы можем упорно смотреть и ясно увидеть. Мы можем открыться достаточно полно доказанной возможности, что яркий конец нашего видимого спектра на самом деле всего лишь полумрак, что мы поистине невежественные животные, что наши сказочные системы верований ниже всякого презрения, и что все наши попытки возвыситься приводят лишь к самообману. Вооружившись этими несколькими очевидными истинами, мы можем после столь долгого сопротивления сложить оружие, сказать страху "да" и войти в него. Мы можем признать тот факт, что мы лишь толчём воду в ступе, откладываем неизбежное, отвлекаем себя различными мелкими делами, пока не соскользнём в темноту, отрицанию которой посвятили всю свою жизнь.

Когда мы отследим все проблемы до их единого источника, мы обнаружим, что мир кажется тёмным, мрачным и неизвестным не потому, что он таким является, но потому, что линза, через которую он проецируется/воспринимается, загрязнена. Линза это "я", а грязь это эго. Почистите линзу, и мир разрешится кристальной ясностью, и темнота и мрачность будут забыты, будто их никогда и не было. (Уберите линзу вообще, и вы просветлены, но тогда, кто останется, чтобы быть просветлённым?)

Вот почему любое истинное и законченное духовное учение может быть полностью выражено в нескольких словах: прочисти линзу, думай самостоятельно, открой глаза, узнай сам, спрашивай, кто я? Все мировые духовные системы посвящены тому, чтобы извлечь максимальную выгоду из минимума, но зачем извлекать максимальную выгоду из темноты, когда просто можно включить свет?

Потому что мы не настолько недовольны. Мы не знаем, где выключатель, потому что не искали его, а не искали мы его потому, что не знаем, что живём во тьме.

Фрэнк знал, что человечество обитает в состоянии вечной тьмы, что уже хорошо, но мы говорим здесь о нём потому, что он знал так же, где выключатель.

Золотая Дверь

Гремевшие в истории державы!

Отдайте мне всех тех, кого гнетёт

Жестокость вашего крутого нрава, —

Изгоев, страстно жаждущих свобод.

Стань маяком величия и славы,

Светильник мой у золотых ворот.

– Эмма Лазарус, «Новый Колосс» –

(Перевод В.Кормана)

(Надпись на постаменте Статуи Свободы)

Фрэнк был наследником взглядов д-ра Ричарда М.Бёкка, автора вышедшей в 1901 году книги «Космическое сознание». Он видел то, что видел Бёкк, знал то, что знал Бёкк, и, как и у Бёкка, у него хватило ума, воображения и смелости сложить вместе все части и представить себе картину будущего, где мы все будем иметь полностью гарантированный и неограниченный доступ к своим внутренним измерениям. С одной стороны это похоже на самую очевидную, желаемую и естественную вещь на свете – свободу. С другой стороны, это звучит как роковое безумие и опасный радикализм. Ересь.

Фрэнк рассказал мне, что он всегда планировал написать "Космическое сознание – 2", но у него была проблема, противоположная той, что была у Бёкка. Когда, вероятно, всё, что Бёкк мог сделать, это кое-как подсобрать горстку анекдотов, Фрэнка омывало целое море чётких докладов из первых рук – некоторые получены в научной обстановке, некоторые нет, но в их убедительности, мощи и неопровержимости дефицита не было. Реальная проблема, объяснил он, была не в одноразовом событии, но в продолжительной трансформации – неизменном духовном подъёме индивидуума. Подобные случаи, сказал он, встречаются не так уж часто, но всё же их можно найти.

Он не хотел писать просто ещё один обновлённый пересказ несостоявшейся маленькой революции. Он хотел продолжить в духе Бёкка и подойти к предмету с почти детской радостью, с возбуждением рождественского утра, как будто замечательный подарок человечеству от Бога лежит у наших ног, завёрнутый в блестящую бумагу с прекрасным бантом, ожидая когда мы вскроем его, а в нём – мы сами. Это была его дилемма: детскую восторженность плохо воспринимают в залах академии. Радостью рождественского утра сыт не будешь. Фрэнку нужно было думать о карьере и кормить семью.

Он так и не написал эту книгу, поэтому ему придётся удовлетвориться несколькими неадекватными страницами в моей. Я не могу говорить за него, но самым большим разочарованием в его жизни было то, что он тоже не мог.

***

Фрэнк не был в Гарварде или Миллбруке с Лири, в секвойном лесу или в автобусе с Кизи, или в тюрьме с кем-то из них, он был где-то там, на периферии, только начинал свою академическую карьеру, полный важных идей, со слегка мятежным рвением. Он уже был знаком с Бёкком, Уитменом, Торо, Эмерсоном, и прочими. Он уже был поглощён мировоззрением о лучшем человечестве и был убеждён в своём потенциале к перевороту. Он понимал и верил в то, что Бёкк называл космическим сознанием, но проблема, как он думал, была в доступе. Что хорошего из этого чудесного дара, которым предположительно обладал каждый, если никто не мог получить к нему доступ. Что хорошего в двери, если ты не можешь открыть и пройти через неё?

– Дело не в двери, или стене, или ключе, – говорил он мне во время одной из наших вечерних бесед, – ни в чём таком. Всё это имеет значение только на этой стороне. Вопрос в том, что на другой стороне. Вопрос в том, чтобы пойти туда, быть там. Тогда весь этот вздор про двери и ключи забывается.

Я согласился с ним в этом переиначивании парадокса несуществующих врат. Свободный человек чувствует свободу не больше, чем человек, который не горит, чувствует, ээ, что не горит. Свобода это концепция тюремного менталитета. Это то, о чём вы думаете, глядя на стены без окон и запертые двери. Как только вы вышли за их пределы, сама концепция пленения и свободы уходит из вашего существования.

Так вот, Фрэнк в конце пятидесятых и начале шестидесятых всматривался в стену, где, он знал, должна быть дверь, но которую он не знал, как открыть. Может быть, сам он мог пройти через неё, но в самоотверженном духе бодхисаттвы он хотел отворить её для всех. "Почему она должна быть закрыта?" однажды он спросил меня. "Какой, чёрт возьми, смысл во всём остальном, если у нас нет этого?"

Хороший вопрос.

И затем, что должно было появиться перед его пытливым взором? Золотой Ключ. По большому счёту чудо, и для стиля мышления Фрэнка гораздо более важное, чем открытие огня или изобретение колеса. И как в случае с его знаменитыми гарвардскими прототипами, первые ключи, о которых он узнал, были латунь и олово, но они вскоре были бы вытеснены истинным Золотым Ключом: диэтиламидом лизергиновой кислоты. ЛСД.

Раз – и ты Будда. Свободный и лёгкий доступ для каждого.

***

Новый Мир. Так Фрэнк назвал свою мечту. Он думал, что это истинная свобода, и что ответственность за наступление новой эры полностью реализованного человеческого потенциала лежит на плечах Америки. Для него это было американской мечтой, эмерсоновским идеалом – не машина в каждом гараже и не цыплёнок в каждой кастрюле. Новый Мир Фрэнка имел отношение к новому завтра, а не к продолжающейся вниз спирали жадности, коррупции, болезней и сводящей все труды на нет посредственности.

Фрэнк, имея ясное представление о потенциале человечества, был опечален его нынешним состоянием, и точно так же, имея ясное представление о потенциале Америки, он был раздосадован в отношении её теперешнего состояния. Я думаю, это могло быть одной из причин, по которой они с Изабель купили этот дом в Мексике много лет назад, проводили в нём свои отпуска, и в конце концов поселились здесь на пенсии. Фрэнк питал тихое отвращение к Соединённым Штатам Америки.

Он нёс в себе некий печальный дух разочарованности. Из наших полупьяных бесед я смог составить довольно ясную картину, почему. Просто, он был патриотом. Он любил Америку, но под представление об Америке, которое имело для него значение, реальная Америка не подходила. Он питал эти чувства не к месту и не к людям, но к самой идее. Он не был националистом, он был идеалистом и гуманистом. Он чувствовал, что Америка не смогла исполнить предначертанную ей судьбу. Он думал, что нам суждено было открывать новые границы, а не отгораживаться от них стенами и замазывать их штукатуркой. Когда-то он приравнял свои чувства к США к своему сыну, на которого возлагал высокие надежды и ожидания, но лишь для того, чтобы увидеть, как тот вырос в заурядного уличного головореза и наркомана, без надежды на спасение – утерян весь потенциал, исчезла всякая надежда. Он печально вторил батальному сну Линкольна, что его нация получит новое свободное рождение. "Но то, что началось в людях, людьми и для людей, – говорил он, – теперь в происходит корпорациях, корпорациями и для корпораций".

Когда я знал его, он всё ещё обладал юношеской мечтательностью, которую большинство из нас теряют в подростковом возрасте, сорт упорного оптимизма, из которого он так и не вырос. Хорошо, что он любил выпить, иначе я бы никогда не увидел это в нём. Во хмелю он не начинал громко говорить, шататься или пускать слезу, он лишь испытывал ностальгию по идеализму своей юности.

И даже в этом он не был особенно сентиментальным. Он не тосковал по своей мертворожденной революции, он просто выражал печаль, что однажды ему удалось заглянуть в слегка приоткрытую дверь – мечты об эмансипации, об освобождённом человечестве. Все мужчины, женщины и дети – целостны и завершены. Он подходил к этому так, словно для него это была академическая проблема, но за его словами стояло много чувств. Такие слова не могут быть сказаны без большого количества чувств за ними. В случае Бёкка, как и Фрэнка, слова подпитывались прямым переживанием реальности, которая стоит за этой, и уверенное знание, что эта реальность пустая и плоская в сравнении с той. Прямое переживание космического сознания может вызвать большое количество чувств.

Остальное – история. Мечта мертва, убита в собственной колыбели.

– Но совсем немного она была здесь, – сказал мне Фрэнк в один из тех пьяных вечеров. – Мы могли открыть эту дверь для всех навсегда, или так нам казалось. Я всё ещё не знаю, что случилось. Всё так быстро исчезло. Ну, вы знаете эту историю, вы читали книги. И вот, пожалуйста, сорок лет спустя поглядите на этот наш смехотворный мир. На что он был бы похож, если бы нам удалось удержать открытой ту дверь? На что мы были бы похожи спустя несколько поколений? На что бы это было похоже? Это не было бы похоже на Вудсток или на Хэйт-Эшбери. То была мелочь. То были лишь первые безумные минуты истории, которая никогда не была написана. Теперь дверь превратилась в стену. Может, это хорошо. Может, лучше, что люди не знают.

Какая замечательная причина быть на проигравшей стороне.

***

– Это так не похоже на моего отца, – сказала Лиза, когда мы гуляли по берегу. – Я знала, что он любит эту книгу, "Космическое сознание", но мне и в голову не приходило, что у него были все эти сумасшедшие идеи об эволюции и прочем.

– Похоже, такие вещи человек в его положении хотел бы сохранить в тайне, – сказал я.

– От собственной семьи?

Я не ответил. Она знала, что мне не стоит задавать личных вопросов, поэтому когда я не ответил, она не стала настаивать.

– Вы с ним согласны? – спросила она.

– В чём?

– Во всём.

– Я не вижу ничего, с чем можно не согласиться. То есть, это похоже на теорию сумасшедшего заговора, но я не вижу ни одной особенной ошибки в рассуждениях вашего отца. ЛСД определённо было тем, чем он говорил – факты говорят за это, если не обращать внимания на неистовые поношения Министерства Пропаганды и Дезинформации Майи. Любой, кто способен видеть, увидит сам. Человечество определённо функционирует на очень низком уровне сознания, так что единственное направление – вверх. Ясно, что есть элемент риска...

– Значит, вы с ним согласны.

– Как упражнение в "теории царства сна" это было интересно, к тому же принесло пользу книге. Кроме этого... – я повесил это в воздухе.

– Кроме этого что?

– Кроме этого ничего. За исключением того, что это послужило книге, мне это было не очень интересно. Ваш отец это понял.

– А-а, я забыла, – произнесла она саркастически, – всё это только сон. Для вас нет ничего личного. Ничто не имеет значения.

Несколько минут мы шли молча.

– Извините меня за мою вспыльчивость, – сказала она.

– Скажите, что хотите сказать. Сейчас как раз время.

– Окей, ладно, значит, это правда? Ничто для вас не имеет значения? Нет ничего важного? Ничего хорошего или плохого, лучшего или худшего?

Знаю, для неё всё это очень личное, но она права: для меня нет ничего личного. Если бы мне пришлось выбирать между эрой просветления и ледниковым периодом, я подбросил бы монету. Это было бы как пойти в кино и выбирать меду двумя фильмами: возвышение человечества налево, истребление человечества направо. В каждом из них есть свои прелести, и каждое было бы неплохим развлечением, будь то в кино или в реальности, но стоя перед таким выбором, я, вероятно, лучше пошёл бы прогуляться.

Мы молча брели несколько минут, прежде чем она снова заговорила.

– Значит, это была неудавшаяся революция, так мой отец это видел?

– В сущности, да. Он пошутил однажды, что если хочешь низвергнуть верховную власть, не стоит посылать для этого пацифистов или детей цветов. Он хотел открыть дверь, в этом была цель – свободный и лёгкий доступ для каждого. Из этого следовало, что существующая парадигма будет свергнута, но на этом он не заострял внимания.

– Я всё время слышу: свободный и лёгкий доступ, – сказала она.

– Для каждого, – добавил я. – Свободный и лёгкий внутренний доступ для каждого. Именно так говорил ваш отец .

– Окей, а это к чему, я имею в виду, почему надо было говорить именно так? Это кажется очень нарочитой фразой, почти заумью.

– Ваш отец придумал эту фразу, держа несколько вещей на уме. Не так-то просто принять позицию в защиту наркотика в наш век, особенно если он так эффективно демонизирован, как кислота. Ваш отец стремился предотвратить неизбежные коленные рефлексы, насколько это было возможно.

– Кислота, – она вздрогнула. – Боже, даже не верится, что мы говорим об этом.

– Именно такую реакцию он и имел в виду. Он не знал о каких-либо проблемах с ЛСД. Он полагал, что с ним всё нормально.

– Да?

– Я не нашёл никаких проблем, но, как я сказал вашему отцу, если бы и нашёл, я бы ничего не имел против.

– То есть?

– То есть... – я сделал паузу, желая ответить осторожно и правильно здесь, на остром краю, – если бы я отвечал за воплощение этой мечты, я допустил бы очень высокий уровень потерь. Так же, как и для собственного освобождения, я был бы очень терпим к риску. Очень. Хотя всё это только теоретически – реальная отрицательная сторона здесь, по-видимому, совсем незначительна.

– Но он говорил лично с вами. Зачем такой осторожный язык? Это не в его духе – быть таким сдержанным, а вы, кажется, симпатизировали его взглядам.

– Думаю, он писал свою книгу в голове несколько десятилетий. Возможно, вы даже найдёте записи или черновики среди его вещей. Его идеи были довольно хорошо развиты. Он тщательно подбирал слова, чтобы определить стандартный образ. Он говорил не о возрождении хиппи, не об обновлённом тестировании правительства или о лучшем университетском образовании, он говорил о неограниченном доступе к обычно недоступным измерениям психики, и критерий, на котором он остановился, как на ясном стандарте, был свободный и лёгкий доступ для каждого. ЛСД удовлетворял этому стандарту, всё остальное – нет.

– Правда? Больше ничто?

– Эта фраза вашего отца хороша тем, что она ставит очень узкие рамки. Она исключает множество других наркотиков, средств и аналогов. Она также исключат другие методы для достижения расширенных состояний сознания. Например, есть дзен мастера, специалисты по медитации и духовные гуру, которые заявляют, что ЛСД искусственно и что их собственные патентованные методы это единственно верные, действительные и надёжные виды внутреннего доступа, что-то типа того.

– И это обоснованно? То есть, как это можно узнать?

– Не могу осмелиться говорить от их имени, но я бы сказал, что у них была возможность, но они так и не смогли достичь ничего близкого к заявленному идеалу вашего отца. По-моему, свободный и лёгкий доступ для всех и каждого делает все религии, философии и духовные учения мгновенно недействительными и бесполезными, и скатертью дорога. Это выводит их из игры, в которой они на самом деле никогда не были.

– А ЛСД действительно это делает?

– Мне не удалось доказать обратного.

– И религиозные и духовные группы нашли это угрожающим?

– Некоторые в самом деле нашли. Если химический мистицизм означает, что можно после завтрака затащить любого бездельника с улицы и дать ему испытать полноценное состояние божественного сознания до обеда, тогда правила меняются. Методы доступа, которые они защищают, требуют десятки лет преданности, посвящения и лишений, без серьёзных гарантий на успех. Вы бы предпочли запрыгнуть в шлюпку и грести через Атлантику, не взирая на ужасные невзгоды, борьбу и почти гарантированную неудачу, или сесть в самолёт и сегодня вечером быть в Париже? В любом случае ваш отец обошёл весь этот вопрос, определив стандарт как свободный и лёгкий доступ для всех. Когда вы формулируете это таким образом, вы мгновенно сметаете всех остальных со стола. Это не оставляет места для обсуждения или спора.

– А что насчёт вредных последствий, о которых вы слышали?

– От приёма ЛСД? Никто из нас не слышал ни о чём достойном упоминания. Множество анекдотических отчётов, тактика запугивания, проблемы с расстроенными или неуравновешенными людьми, с безответственным использованием, с использованием в неподходящих условиях. Без сомнения, мы говорим об очень мощном веществе, способном за несколько часов коренным образом изменить представления человека о реальности. Наверное, было бы благоразумно подходить к нему с некоторым уважением.

– Правда?

– Слушайте, я не эксперт и не сторонник ЛСД, это вообще не моя тема, но я скажу вот что: я много часов провёл в библиотеке вашего отца, большая часть материала которой касалась анти-ЛСД, и я был не в восторге. У меня хороший нюх на фуфло, и анти-ЛСД материалы пахли именно так. Теперь вы владелец этой библиотеки, так что сами можете посмотреть, если вам интересно, но не думаю, что вы найдёте много об отрицательной стороне действия ЛСД при надлежащем использовании, кроме страшных путешествий.

– Но ведь они могут быть довольно жуткими, не так ли?

– Думаю, да, но, похоже, это больше зависит от вашего внутреннего мира, а не от средства, которое доставило вас туда. Ваш отец говорил, что нельзя обвинять ключ, если вам не понравилось то, что оказалось за дверью.