Текст книги "Викинг. Бог возмездия"
Автор книги: Джайлс Кристиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
В любое другое время смотреть тут было особо не на что – маленький залив с нависшей над ним скалой, которая заросла соснами и тянулась на север и восток. Но даже оленевод из замерзших северных земель понял бы, что это хорошее, безопасное для кораблей место, а сегодня, во второй день после полнолуния, здесь яблоку было негде упасть. Знаменитый рынок Реннесёя делал одних людей богатыми, а других – рабами еще с тех времен, когда столбы, поддерживающие крышу Вальхаллы, были зелеными и сочились соком. Сигурд почти сразу увидел «Рейнен» среди других кораблей, стоявших около пристаней, расчертивших спокойную воду залива.
– Значит, он здесь, – сказал Улаф, у которого волосы на затылке зашевелились, когда он увидел корабль своего ярла, захваченный врагом.
Около корабля расхаживали мужчины со щитами и копьями, другие болтались на палубе, и это зрелище сжигало Сигурда изнутри, ведь он знал, что ничего не может с этим поделать. Однако они пришли за Руной, а не «Рейненом».
Они начали спускаться вниз, и Сигурд взглянул на черные тучи, надеясь, что пойдет дождь, потому что в такую погоду люди обычно теряют бдительность, начинают жаловаться на непогоду и думают только о том, чтобы не промокнуть. Но тучи упрямо продолжали нестись на запад, держа свой груз при себе, и Сигурд прикоснулся к маленькой резной фигурке под рубахой, призывая Одина, который славился тем, что мог менять свою внешность, обретая любую форму по собственному желанию.
– Такое впечатление, что сегодня здесь больше народа, чем я видел когда-либо раньше, – проговорил Локер, когда они прошли мимо лагеря с кострами, палатками и бегающими повсюду детьми и смешались с толпой, заполнившей все свободные пространства между прилавками со шкурами, изделиями из кожи, гребнями из рога, стеклянными бусами, тканой одеждой, посудой, рукоятями мечей, драгоценностями и едой.
Воздух звенел от голосов купцов, которые расхваливали свои товары, мужчин и женщин, весело приветствовавших друг друга, продавцов, заключавших сделки с мастерством кузнецов, кующих оружие. Лаяли собаки, ржали лошади, смеялись воины, в огромных количествах поглощая мед и эль. На жаровнях шипела рыба, над кастрюлями, висящими над огнем, поднимались соблазнительные ароматы. Сигурд почувствовал, как его рот наполняется слюной, и сообразил, что не ел несколько дней.
Они разделились, чтобы надежнее затеряться в толпе, хотя юноша видел, как Свейн пробирается между людьми, и его голова с огненно-рыжими волосами, точно маяк, выступает над остальными. Но Свейн ни разу не стоял в «стене щитов» и не был в Реннесёе, а потому вряд ли кто-нибудь обратил бы на него внимание, разве что из-за сходства с самим Богом грома. Однако Сигурд сражался рядом с отцом и бывал на невольничьем рынке прежде, да еще был сыном ярла, и его вполне могли узнать. Поэтому он шел, опустив голову, старался не встречаться ни с кем глазами и держаться подальше от вооруженных копьями забияк в толпе – ему совсем не хотелось стать причиной драки из-за какой-нибудь ерунды.
Он пробирался сквозь толпу, направляясь на север, в сторону гавани, которую они видели сверху, и чем ближе подходил к ней, тем лучше были вооружены и одеты встречавшиеся ему люди. Торговля рабами являлась серьезным делом, и те немногие, кто мог позволить себе в ней участвовать, предпочитали не тратить деньги на головорезов, которые прикрывали бы им спины.
– Здесь каждая подтирка для задницы считает себя достойным быть ярлом, – сказал Улаф чуть раньше, когда они вытаскивали «Выдру» из воды на берег. – И они с удовольствием готовы пролить чужую кровь, чтобы это доказать.
Сигурду не было необходимости пробиваться сквозь толпу, окружившую помост с рабами; он знал, что если Руна, Аслак или еще кто-то из их односельчан находились среди скованных цепями рабов, он или кто-то из его товарищей непременно их увидит. Юноша, наоборот, старался держаться позади, надеясь стать незаметным среди покупателей в рубахах из тонкой шерсти с украшенными яркими косичками воротниками, манжетами и подолами юбок. На поясах висели толстые кошельки, распухшие от серебра, ремни были пропущены сквозь блестящие замки, что говорило о предусмотрительности – так же как кольца на предплечье воина являются доказательством его храбрости.
Сигурд узнал некоторых из них – они приезжали в Скуденесхавн, чтобы продать шкуры, изделия из кости, китовое масло или гагачий пух, и гостили в доме его отца. Он очень надеялся, что покупатели его не узнают. Сигурд встретился взглядом с Улафом, и тот кивком показал на группу немолодых воинов с испещренными шрамами лицами и копьями в руках, которые с гораздо большим интересом рассматривали толпу, чем следили за выстроившимися в линию юношами и девушками, дожидавшимися своей очереди взойти на помост.
Сигурд кивнул в ответ, и, хотя вероятность того, что это воины ярла Рандвера – и, значит, он ждал, что Сигурд появится в Реннесёе, была высока, – пробрался сквозь толпу, чтобы получше разглядеть добычу, которая заставила богатых покупателей слететься на остров, точно ворон на падаль. Сигурд понимал, что, если Рандвер здесь, то и Руна тоже. Он это чувствовал так же, как тяжелый меч на боку.
– Эй, парень, прекрати толкаться! – прорычал какой-то толстяк и слизнул капли пота с верхней губы, хотя солнца практически не было.
В следующее мгновение его свинячьи глазки остановились на Сигурде, он тут же опустил их и отступил в сторону, чтобы пропустить его.
Купец ссыпал серебро с чаши весов, когда огромный воин с предплечьями, украшенными кольцами, увел заплаканную девушку с льняными волосами с помоста. Продавец не успел убрать серебро в кошелек, когда воин засунул руку под юбку девушки. Но это была не Руна, и Сигурд принялся разглядывать несчастных рабов, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди.
И тут он увидел Аслака. В первый момент его взгляд скользнул мимо, потому что даже мать Аслака, будь она жива, вряд ли узнала бы сына. Его лицо распухло и напоминало зелено-желтую комковатую кашу, правый глаз превратился в черный полумесяц, нижняя губа была разбита, волосы слиплись от высохшей крови, и Сигурд не сомневался, что никто не захочет его покупать. И вовсе не потому, что даже горные тролли разбежались бы с испуганными криками, увидев его лицо, но из-за того, что если хозяин готов так избить своего раба перед тем, как выставить его на продажу, значит, от него следует ждать неприятностей.
Но Сигурд вполне мог его купить.
Он заметил, что к нему медленно пробирается Гендил – возможно, увидев своего соплеменника в таком плачевном состоянии, он инстинктивно постарался оказаться рядом с кем-то из товарищей. Сигурд знаком показал ему, чтобы подошел ближе, и шепотом поделился своим планом. Когда он закончил, Гендил досчитал до десяти и двинулся назад сквозь толпу. Сигурд же повернулся к толстяку, стоявшему рядом и сверлившему взглядом крошечную темноволосую девушку, которую вывели на помост полностью обнаженной. На лице у нее застыла улыбка, она явно надеялась, что кто-нибудь захочет ее купить, и это многое говорило про мужчину, который держал другой конец веревки, обвязанной вокруг ее шеи.
– Видишь раба, у которого лицо, будто по нему прошелся Мьёльнир? – спросил Сигурд толстяка; тот прищурился и кивнул. – Я хочу, чтобы ты его купил.
Толстяк стер ладонью пот с лица.
– Я не возьму этого уродливого карлика, если мне предложат забрать его даром. Даже за тем, чтобы он копал землю или чистил выгребную яму, – заявил он.
– Ты его купишь, – сказал Сигурд. – Но твое серебро останется в целости и сохранности. Я дам тебе столько, сколько за него попросит хозяин, и еще в два раза больше за хлопоты.
– Ты? – толстяк презрительно фыркнул, а потом внимательно на него посмотрел. – С какой стати?
– Я хочу его получить, – ответил Сигурд. – И еще потому, что, если ты это сделаешь, у тебя появится серебро, чтобы купить черноволосую девушку у типа, получившего ее почти что даром. – Толстяк вытаращил глаза и снова облизнулся. – Сегодня вечером она будет в твоей постели, а уродливый раб отправится чистить мою выгребную яму.
Сигурд заставил себя улыбнуться и снова взглянул на темноволосую девушку.
– Покажи серебро, – потребовал толстяк.
Когда пришла очередь Аслака выйти на помост, Сигурд опустил голову – он не хотел, чтобы друг его увидел. Тэны ярла Рандвера наверняка, точно коршуны, следили за толпой, и, как Сигурд и предвидел, мало кто из покупателей потянулся за кошельками, поэтому те, кто это сделал, оказались особенно заметны. Где-то неподалеку находился и сам Рандвер – наблюдал. Он приплыл в Реннесёй на корабле ярла Харальда и привез с собой приманку, рассчитывая, что Сигурд проглотит наживку. Он, наверное, был страшно разочарован, когда толстяк из Мекьярвика вышел вперед и положил свое серебро на весы.
Человек ярла Рандвера, стоявший на помосте, снял железный ошейник с шеи Аслака и надел на нее веревку, которая входила в стоимость раба, а другой конец вложил в жирную ладонь нового хозяина. Даже уводя Аслака с помоста, толстяк не мог оторвать глаз от маленькой черноволосой девушки, что, по мнению Сигурда, было глупо. Он знал, что Аслак попытается перерезать ему горло при первой же возможности, но надеялся, что этого не произойдет до того, как они встретятся после торга.
Сигурд наблюдал, как толстяк тащит Аслака через толпу в сторону лагеря, где должен был передать его Гендилу – и отправиться на охоту за девушкой, точно кабан за желудями.
В этот момент по толпе пробежал шепот, подобный набегающим на берег волнам, и Сигурд повернул голову, пытаясь понять, что случилось. Его не удивило, почему так возбудились мужчины в толпе, что заставило их прищелкивать языками и срочно перебирать свое имущество на предмет того, что можно продать. Кое-кто из покупателей наверняка даже начал прикидывать, не выставить ли на продажу своих жен, потому что девушка, вышедшая на помост, была настоящей красавицей, с чистым и гладким, точно сливки, лицом, ослепительно-голубыми, словно вода фьорда в солнечный день, глазами, и золотыми волосами, прямыми, будто якорная цепь в спящем море. Она стояла с гордо выпрямленной спиной, и даже дураку было понятно, что она стала рабыней совсем недавно. И недолго будет ею оставаться.
В голове у Сигурда бушевал настоящий ураган, он сражался с отчаянным желанием броситься к сестре и снять с ее шеи железный ошейник. Руна. Она стояла, выпрямив спину, гордая, словно богиня, даже после всего, что выпало на ее долю. Дочь ярла. И по тому, как она держалась, железный ошейник казался на ней серебряным торком.
Сигурд почувствовал, что на него смотрит Улаф и качает головой, предупреждая, что он не должен ничего предпринимать. Руки и ноги у Сигурда отчаянно дрожали, как будто кровь в жилах начала закипать. Серп Тролля что-то шептал, умоляя выпустить его на свободу и дать напиться крови врагов. Еще рано, мысленно сказал себе Сигурд. Еще рано. Впрочем, возможно, он мог сделать так, чтобы Руна его увидела, чтобы знала, что она не одна в этом мире, что у нее есть брат и надежда. Улаф снова покачал головой, словно прочитал мысли Сигурда, который смотрел на Руну, надеясь, что она его увидит. Человек Рандвера открыл торги, и из толпы, словно звезды во время звездопада, посыпались первые предложения.
Продавец выдал неправдоподобную историю о том, что девушку захватили во время рейда на шведов на востоке.
– Она была принцессой у своего народа, – расхваливал он Руну. – Взгляните на нее. Она красива, как сама Фрейя, и подарит счастливчику сильных сыновей. Тот, кто… ее нашел… клянется, что она девственница. И никто в его команде даже пальцем ее не тронул, – заявил он, почти прикоснувшись к Руне. – Разумеется, тот, кто купит ее сегодня, сам сможет в этом убедиться.
По толпе пробежал смех и послышались сальные реплики. Какой-то мужчина из толпы предложил проверить товар, прежде чем платить за него серебром. Другой сказал, что тот, кто купит ее сегодня, поступит очень мудро, ведь он сможет продать ее дороже, когда ее сиськи как следует вырастут. Руна стояла с таким видом, как будто поднявшийся вокруг нее шум – всего лишь глупая болтовня грачей, сидящих на дереве, и Сигурд почувствовал, как его наполняет гордость за сестру. И все же он так сильно сжал зубы, что у него заболела челюсть; все мышцы были напряжены до предела. Как поступили бы Зигмунд, Торвард или Сорли? Он не мог представить, что его братья стоят, окаменев, как он сейчас, когда их сестру расхваливают и продают, точно лучшую корову какого-нибудь карла. Боги, что сделал бы Харальд!.. Перед его мысленным взором возникла картина, ясная, словно воды фьорда, – клинки, кровь и хаос.
Покупатели предлагали за Руну много серебра, но с таким же успехом они могли мочиться против ветра. Купец на помосте находился на цепи ярла Рандвера не меньше, чем Руна, и демонстративно качал головой, отмахиваясь от предложений, а порой даже не позволяя какому-нибудь покупателю положить серебро на весы, как будто одного взгляда ему хватало, чтобы определить, что этого будет мало. И тем не менее Сигурд видел, что другие торговцы, очень богатые люди, которых он встречал в доме отца, даже не прикасались к кошелькам. «Видимо, они почувствовали какой-то подвох», – подумал он. Может быть, узнали Руну или слышали про рейд Рандвера на Скуденесхавн и решили держаться от всего этого подальше, потому что рабов не продавали так близко от их родного дома. Купцы обычно старались увезти их как можно дальше, чтобы избежать риска побега и наказаний.
Впрочем, ярл Рандвер, похоже, вовсе не собирался продавать Руну, потому что его человек поднял руку, призывая всех к тишине.
– Всё, достаточно! Вы считаете меня глупцом? Я даже свинью не продам за лучшее предложение, которое здесь прозвучало. Я больше не потерплю оскорблений. – Он знаком показал Руне, чтобы сошла с помоста, и она, не глядя на него, сделала, как было велено. – Если кто-то действительно захочет купить эту девушку, вы сможете найти меня, когда мы здесь закончим, но я не намерен больше терять время. Я знаю человека, которому принадлежит девушка, и он даже слушать не станет предложения меньше пятнадцати эйре.
В толпе поднялся шум, потому что хороший раб-мужчина стоил около двенадцати эйре и был гораздо полезнее в хозяйстве. Впрочем, шум довольно быстро стих, потому что Руна была золотой, прямой, молодой и красивой.
– Ладно, вот вам еще один горшочек для ваших членов, – сказал купец, затаскивая на помост девушку, которая вырвалась из его рук, но ухмылявшийся воин грубо схватил ее за руку, затащил обратно и передал веревку работорговцу. Тот сильно дернул за ее конец, девушка почти потеряла равновесие, но сумела плюнуть ему в лицо. Сигурд тихонько выругался, когда купец влепил ей пощечину.
Краем глаза он заметил какое-то движение и увидел, что Герт с мечом в руке пробирается сквозь толпу. Торговец поднял голову, и его глаза вылезли из орбит, когда Герт разрубил его от левого плеча до правого бедра. Толпа взревела, и Сигурд сорвался с места, одновременно вытащив из ножен меч.
– Нет, приятель. Стой на месте! Стой, я тебе сказал!
Улаф вцепился в Сигурда, подобно корням вокруг камня, и тот не смог даже пошевелиться.
– Мы ничего не можем сделать, – прорычал Улаф, заполнив бородой все ухо Сигурда, на глазах которого какой-то мужчина вонзил копье Герту в спину, и его двоюродная сестра Сванильда закричала.
Неожиданно в толпе появились воины, точно стая рыб, повсюду засверкали клинки, подобные блестящей чешуе, и еще два копья поразили Герта, который упал на колени, беспомощно глядя на свою дико кричащую сестру.
– Убери меч, Сигурд, – сказал Улаф. – Мы не сможем помочь Руне, если нас убьют.
Толпа начала расходиться, точно дым на ветру; впрочем, осталось достаточно зрителей, которые, увидев кровь, решили посмотреть, что будет дальше. Сигурд увидел, что Локер повернулся к Герту спиной и двинулся прочь вместе с толпой; Гендил, смеясь с каким-то мужчиной, тоже уходил с площади. Улаф с могучей неизбежностью прилива заставил Сигурда отвернуться от бойни.
– Мы уходим, парень, а это гораздо проще сделать без копья в твоем теле.
Сигурд убрал меч и зашагал вместе с толпой с рыночной площади, решившись лишь один раз быстро оглянуться через плечо. Воины выстроились в «стену щитов» вокруг помоста, и он не увидел ни Руну, ни окровавленных тел купца и Герта, который не выказал даже намека на страх, когда его убивали. А вот Рандвера он заметил – ярл, вытянув шею с серебряным торком, оглядывал толпу, похожую на разбегающихся вшей; он искал тех, кто, как он знал, должен был обязательно сюда прийти. Сигурд же, уходя, соткал в уме гобелен со стоящим на площади Рандвером, чтобы тот висел в его сознании, как напоминание о лице, которое он рано или поздно увидит мертвым. Если его, Сигурда, не ждет такая же судьба, какая выпала на долю его родных…
Купцы расходились, вспоминали, что произошло, шутили, что работорговцу заплатили железом вместо серебра, а еще что такое нередко случается, когда дело касается красивых девушек.
А Сигурд надеялся, что ни боги, ни его братья и отец не наблюдали за ним из Вальхаллы.
Глава 7
– И все-таки это хорошая смерть, – сказал Аслак, и эти слова прозвучали откуда-то из малинового распухшего лица.
– Ха! Ты считаешь такую смерть хорошей? – возмутился Улаф. – Боги, сколько же придется потратить сил, чтобы похоронить всех вас, молодых дураков…
– А мне стыдно, что я стоял и ничего не сделал, когда нашего брата протыкали копьями, – пробормотал Свейн в бороду.
Сигурд молчал, но ему и не требовалось ничего говорить, чтобы его друзья знали, что он думает. Он чувствовал, как от стыда пылает лицо, и не хотел привлекать к себе дополнительное внимание.
– Нас проверяли, – сказал Улаф, вгрызаясь в кусок копченого мяса кабана, который он купил на рынке, когда они возвращались к Солмунду и «Выдре», ждавшим их на другом конце острова. – Да, это было тяжелое испытание, но так бывает всегда. – Он смотрел на Свейна и Аслака, но Сигурд знал, что его слова предназначены для него. – Вы видели, сколько вонючих ублюдков выхватило оружие, когда Герт решил показать всем, какой он глупец. Я перестал считать после двадцати.
Они доплыли до маленького островка за Реннесёем, вытащили «Выдру» на берег и теперь сидели на большом плоском камне и смотрели на север и спокойную воду.
– Эта задница Рандвер появился словно ниоткуда, – заметил Локер. – Ты его видел, Сигурд?
– Сигурд его видел, – ответил Улаф. – У него все волосы встали дыбом и превратились в колючки. – Юноша взглянул на него, и они некоторое время не сводили друг с друга глаз. – Твой отец в молодости был точно таким же, и не дожил бы до положения ярла, если б я не держал его за хвост, когда у него изо рта начинала идти пена.
Сигурд посчитал бы его слова оскорбительными, если б отец множество раз не говорил то же самое, когда пировал за своим столом.
– Это испытание, – продолжал Улаф. – Старый Один выложил его перед нами, как волны перед носом корабля. Любой дурак может испачкать свой меч кровью, чтобы его через мгновение зарубили. Думаете, это позволит вам стать героями саги? Ха! Ни один скальд даже пёрнуть в вашу сторону не захочет. По крайней мере, приличный скальд.
– А если и пёрнет, то так, чтобы никто не заметил, – добавил Солмунд.
– Значит, это что-то вроде тафла, – предположил Свейн – возможно, самое умное высказывание в его жизни, потому что все дружно на него посмотрели, и его щеки залил такой яркий румянец, что он мог бы поспорить с рыжей бородой.
– Точно, вроде тафла, – подтвердил Улаф с полным ртом. – Ты передвигаешь фигурки по доске и используешь для этого мозги. А когда оказываешься в более сильной позиции, чем твой противник, наносишь сокрушительный удар. – Он поморщился и помахал в воздухе жирными пальцами. – Если ты еще не понял, нашу позицию нельзя назвать достаточно сильной. У нас на доске осталась всего одна фигура, и мы должны использовать ее с умом. – Он было улыбнулся, но смерть Герта стала ударом даже для Улафа, считавшего его дураком. – Однако мы все еще в игре, – сказал он. – И Один продолжает наблюдать за нами своим единственным глазом.
– Ты думаешь, ярл Рандвер понял, что вы там были? – спросил Аслак, повернув опухшее лицо сначала к Сигурду, потом к Улафу.
– Он не мог этого знать, – ответил Улаф. – Герт почти ничего не сказал – ни когда разрубил пополам вонючего торговца, ни когда люди Рандвера вонзили в него свои копья.
– Он знал, дядя, – возразил Сигурд.
Улаф пожал плечами, как будто хотел сказать, что все возможно.
После этого все замолчали, каждый прокручивал в уме события последних дней. Они потеряли Герта, но получили Аслака – значит, их снова было семеро; однако только у пятерых имелся опыт сражений. Семь воинов против не только самого могущественного ярла в Ругаланне, но еще и конунга Горма Бифлинди, Потрясающего Щитом, которому поклялась в верности дюжина других ярлов. Где-то в своих чертогах громко смеялись боги. Сигурду казалось, что он слышит их хохот сквозь шепот моря и крики чаек. Боги смеялись. Но, по крайней мере, это означало, что они за ними наблюдают.
– Расскажи про Асгота, – попросил Сигурд, повернувшись к Аслаку.
– Да, они побоялись перерезать ему горло, так? – спросил Улаф.
Аслак вытер кровь с раны на нижней губе, которая снова открылась, когда он начал есть.
– Через два дня после того, как они захватили нас, несколько человек конунга пришли к ярлу Рандверу. Они хотели знать, как прошел рейд и сколько тэнов потерял Рандвер. – Он ухмыльнулся, и на его губе снова появилась кровь. – Но на самом деле, их интересовала добыча ярла.
– Конунг должен быть уверен, что его ярлы не станут богаче него, иначе он не сможет спокойно спать по ночам, – заявил Локер, как будто решил поделиться со всеми самым мудрым в мире выводом.
– Нас привели в зал вместе с половиной добычи Рандвера, – продолжал Аслак.
– С целой половиной? – мрачно заметил Улаф, приподняв одну бровь.
– Руну они людям Горма не показали, – сказал Аслак, взглянув на Сигурда, и тот кивнул.
Его это нисколько не удивило, поскольку конунг Горм славился своей любовью к постельных утехам. У него было больше постельных рабынь, чем собак, и поговаривали, будто у него три жены. Однако ярл Рандвер хотел оставить Руну у себя.
– Скорее, Иггдрасиль выпростал бы свои корни из земли и ушел прочь, чем Рандвер продал бы твою сестру, – проговорил Солмунд, и его слова были встречены дружным согласием.
– Люди конунга оглядели нас, и очень опасного вида и явно невероятно хитрый тип по имени Бок, выступавший по поручению конунга, сказал, что Рандвер может нас продать, а вырученное серебро взять себе. И добавил, что ему позволено оставить у себя ту часть добычи, захваченной в Скуденесхавне, включая серебро ярла Харальда, которую он забыл им показать. Если Рандвер отдаст им «Рейнен».
– Ярлу не пристало иметь корабли лучше, чем у конунга, – заметил Улаф.
– Рандверу это совсем не понравилось, – продолжал Аслак, – но он улыбнулся и приказал своим людям привести подарок для правителя.
– Асгота, – догадался Гендил, сообразивший, что придумал Рандвер.
– Ну и подарочек, – пробормотал Свейн.
Аслак ухмыльнулся и облизнул окровавленную губу.
– Из страха перед его заклинаниями они надели ему на голову мешок – совсем как на коршуна. И старались к нему не прикасаться, а когда притащили в зал, все до одного потянулись к своим мьёльнирам и рукоятям мечей. Зал наполнился шепотом, они просили у богов защиты от годи ярла Харальда.
Даже сейчас Свейн дотронулся до железного молота Тора, висевшего у него на шее, потому что вызвать ненависть годи было страшнее всего на свете. Сигурд кивнул Аслаку, чтобы тот продолжал.
– Ярл Рандвер сказал Боку, что Асгот – это и есть его подарок конунгу, и теперь пришла очередь посланника нацепить улыбку на свое будто высеченное из камня лицо, – сказал Аслак.
– Нельзя отказываться от подарка, который преподнесен добровольно, – вставил Улаф.
– Ясное дело, каждый мужчина, женщина и собака в том зале знали настоящую причину, по которой Рандвер решил отдать конунгу Асгота, – усмехнувшись, продолжал Аслак. – Сам он боялся убить годи.
– В детстве я слышал историю про ярла из Хандаргервидда, убившего своего годи, – вставил Солмунд. – К следующему полнолунию член ярла почернел, а потом и вовсе отвалился.
Его слова вызвали у всех улыбки.
– Они передали Асгота, – сказал Аслак. – И все слышали, как он выкрикивал проклятья внутри мешка, который был у него на голове. Но надо отдать должное Боку – он схватил Асгота твердой рукой, как будто хотел показать, что не боится. Именно в тот момент я услышал, как Бок сказал, что желает услышать, как Асгот станет проклинать прилив.
– Проклинать прилив? – переспросил Свейн, взяв мех с элем, который ему протянул Гендил, и делая большой глоток.
– Ну да, тут нет никакой загадки, – заговорил Улаф, и все дружно на него посмотрели. – Замок конунга Горма стоит на холме над проливом в том месте, где полно шхер и островов. Его корабли бросают якоря в более широком канале, причем так близко друг к другу, что можно легко перепрыгнуть с одного на другой.
Скорее всего, Улаф немного преувеличивал; впрочем, это могло быть и правдой, поскольку конунг Горм не пускал капитанов кораблей на север бесплатно. В конце концов, именно так он и стал конунгом – наполняя сундуки пошлиной, которую взимал за разрешение плыть дальше.
– Совсем рядом с берегом, который контролирует Горм, между Кармёем и островом Буккёй находится узкий канал; там так мелко, что пройти могут только корабли вроде «Олененка», если только ты не знаешь проход и его подводные камни, как лицо собственной жены, – объяснил он Свейну, Аслаку и Гендилу, которые ни разу не бывали в Авальдснесе. – Там есть место с плоским камнем, размером больше этого, – продолжал он, похлопав рукой по тому, на котором они сидели. – Когда начинается прилив, его не видно, но он уходит под воду очень медленно, что имеет огромное значение. – Улаф скривил губы, как будто слова, которые собирался произнести дальше, имели отвратительный вкус, и посмотрел на Сигурда.
– Почти сразу после того, как Горм начал называть себя конунгом и требовать серебро и клятвы верности у всех, кто владел кораблями больше «Выдры», он пригласил твоего отца и меня на пир, хотя на самом деле причина была совсем в другом. Он хотел, чтобы мы увидели, как он придумал наказать свою жену, которая ему изменила. Поговаривали, что она кувыркалась с рулевым одного из кораблей Горма. Время Молдофа тогда еще не пришло, того парня звали Гунтиоф. Горм сам зарубил его мечом. – Улаф поднял вверх толстый палец. – Бифлинди умеет сражаться. Несмотря на все его недостатки, вероломный сукин сын – настоящий воин, никогда не забывайте об этом. Но для своей жены, чье имя я забыл, он придумал другое наказание. Ее приковали цепями к тому плоскому камню во время отлива, и мы отправились в зал Бифлинди, наслаждаться медом и мясом, а ночью спустились на берег и увидели, как лунный свет отражается от головы несчастной женщины.
Улаф вытянул шею, так что она стала видна под бородой – редкое зрелище.
– Понимаете, мы видели только ее голову. Примерно через два или три рога мы напились вусмерть, а она скрылась под водой. – Он помахал Локеру рукой, и тот протянул ему мех с элем. – Возможно, они вытащили ее на следующий день или оставили в качестве закуски крабам. – Он пожал плечами. – Мы покинули Авальдснес на рассвете вместе с теми, кого Горм пригласил посмотреть на казнь.
– Ей не следовало раздвигать ноги, – проворчал Солмунд. – Наверное, надоело жить с Потрясающим Щитом, раз она решилась его обмануть.
А Сигурд подумал, что в таком случае можно сказать про него.
Потому что он направлялся в Авальдснес.
***
Гендил пошел туда первым. Не в сам Авальдснес, потому что это было опасно, но достаточно близко, в сторону трех деревень, расположенных к югу от замка Горма. Он оделся как можно неприметнее и двинулся, толкая перед собой тележку, заполненную утиными и гусиными перьями. Воспользовавшись серебром Сигурда, они купили бо́льшую часть у купца в Букне, остальное собрали сами из недавно опустевших гнезд. Всего у них набралось двенадцать мешков, они сложили их в тележку, и Гендил, улыбаясь от уха до уха, покатил ее на север.
– Очень хитро придумано, – заявил он, приподняв ручки, чтобы начать свое путешествие, гордый тем, что его выбрали для такого важного дела.
– Не очень, – возразил Улаф. – Ты прямо прирожденный продавец перьев, Гендил. Не сомневаюсь, что Локи иззавидовался и жалеет, что сам не придумал такой уловки.
Гендил пожал плечами, выправил тележку и покатил прочь. Несмотря на слова Улафа, они поступили умно, выбрав Гендила в качестве разведчика. Он умел расположить к себе людей, и те вступали с ним в разговоры. Впрочем, ни в одной из деревень ему не удалось ничего узнать про Асгота. Однако это не имело значения, потому что он встретил одну из рабынь конунга, которая рассказала ему, что его властительная задница требует новых подушек. Уверенная, что конунг поблагодарит ее за усердие, она позвала Гендила на один из крестьянских дворов в Авальдснесе, и там он выяснил, все, что ему требовалось.
– Похоже, Горм собирается утопить Асгота, – доложил Гендил, когда вернулся с новостями.
– Мне казалось, это мы уже и так знали, – перебил его Свейн, а Солмунд сказал, что никогда и ни в чем нельзя быть уверенным, если речь идет о конунгах.
– Он не собирается устраивать представление, – продолжал Гендил. – Народ там сильно нервничает из-за убийства годи, но все соглашаются, что это самый лучший способ.
– Я его не убивал, – прорычал Улаф, подражая конунгу Горму. – Мой меч все время спал в своих ножнах, однако он мертв. Наверное, с ним покончил Ньёрд. – Великан сплюнул. – Сын вшивого козла со змеиным языком…
– Трусливое дерьмо, – добавил Локер, хотя Сигурд сомневался, что тот посмел бы назвать конунга Горма трусом в лицо или пронзить мечом годи, если уж на то пошло.
– И когда он намерен это сделать? – спросил Сигурд.
– Когда луна пойдет на убыль, и станет так темно, что только рыбы и крабы будут знать, что годи твоего отца прикован цепями к камню перед началом прилива, – ответил Улаф, прежде чем Гендил успел раскрыть рот.
– Или если луну будут закрывать тучи, – добавил Сигурд, взглянув на небо.
Улаф выругался, потому что в его словах была правда.
Поэтому они плыли на «Выдре» по проливу Кармсунд, воду которого пятнали капли дождя, а ночь была темной, как и полагается в это время года. Впрочем, не так чтобы очень темной. Более того, она подходила к концу, и воины понимали, что, если окажутся около Авальдснеса, когда появится солнце, все они умрут.
