Текст книги "Баратто. Читатели книг вечно витают в облаках"

Автор книги: Джанни Челати

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

HAVE YOUR PICTURE TAKEN

ON THE PICTURESQUE GROUND

OF THE FAMOUS HEIDELBERG CASTLE[2]2
  Не забудьте сфотографироваться на живописном фоне Гейдельбергского замка (англ.).


[Закрыть].

Однако башни, крепостные стены, подъемные мосты, похоже, вовсе не интересуют Баратто. Он терпеливо поджидает посреди двора, пока японские туристы соберутся у рекламного щита перед штативом фотографа. Наконец вся группа в сборе, и после серии поклонов Баратто получает сердечное приглашение сфотографироваться в этой компании.

Пожилые японцы знаками предлагают ему встать рядом с низкорослой, ровно в два раза ниже его, женщиной. Это объясняется, вероятно, тем, что вся группа состоит из супружеских пар и только одна японка, вдова, путешествует в одиночестве. Баратто с такой радостью откликается на это предложение, что крошка явно польщена. В знак благодарности она приглашает его в близлежащий ресторан. Ее соотечественники улыбаются и одобрительно кивают, как бы побуждая Баратто принять приглашение. После некоторого колебания он соглашается и вместе с маленькой японкой удаляется в толпе неорганизованных туристов по аллее высоких дубов.

Берте следит за ними издали: оживленно беседуя при помощи жестов и поклонов, они входят в ресторан и сидят там чуть не до вечера за кока-колой и пирожными. Берте видит, что вдова неумолчно тараторит на своем языке, должно быть, рассказывает Баратто о своей жизни. И тот, как ни странно, реагирует: то вытаращит глаза, то головой покачает, а то легонько похлопает вдову по руке.

Берте со стороны кажется, что вдова млеет от удовольствия. В самом деле, при каждом прикосновении Баратто она потупляет глазки, улыбается, поводит плечами, а потом снова начинает быстро-быстро лопотать на своем языке. И ничего удивительного в том, что Баратто так хорошо ее понимает: он уже пошел на поправку и ему теперь доступны мысли других.

Вы, наверно, решили, что в эти месяцы Баратто вовсе перестал думать. Ничего подобного. Правда, это с ним случается, когда он впадает в апноэ, а вообще-то он просто выкинул из головы навязчивые идеи. Когда он встречается с кем-то, он знает, что надо поздороваться за руку или кивнуть, знает, что, когда к нему обращаются, надо либо покачать головой, либо улыбнуться. Впрочем, подобные вещи и не требуют собственных мыслей, тут вполне сгодятся и чужие. Так вот, при встречах он либо улыбается, если есть повод, либо хмурится по мере необходимости, а иногда, чтоб доставить собеседнику удовольствие, удивленно приподнимает брови. А ежели мысли собеседника ему чужды, то он просто отворачивается.

С приходом осени Баратто снова постоянный гость в доме пенсионеров. Как-то вечером он поднимается к себе в квартиру, пускает воду в раковину, которая полна заползших через окно муравьев, а на обратном пути выходит из подъезда и в нерешительности застывает на ступеньках. Поискав взглядом и найдя горшок с азалией, усаживается на него и с отрешенным видом закрывает глаза.

В это время возвращается домой доктор, живущий на одной лестничной площадке с пенсионерами; увидев Баратто на азалии, он приглашает его к себе, говоря, что там ему будет гораздо удобнее. Баратто идет за ним молча, впрочем, разговоров от него и не требуется: доктор сам болтает без умолку. Он, как видно, очень страдает от одиночества и страшно рад, когда кто-нибудь его навещает. Усадив Баратто в кресло в гостиной, он тут же начинает рассказывать о своей жизни:

– Тяжелее всего мне между половиной шестого и шестью. Если я возвращаюсь домой в это время, мне кажется, что на всем в квартире лежит какой-то серый налет, от которого вещи имеют убогий, неприкаянный вид. Я зажигаю все светильники, даже купил вот эти галогенные лампочки, но ничто не помогает, серый налет на мебели все равно остается. Иногда я ощущаю здесь пыль веков, но приходящая домработница уверяет, что пылесосит каждый день.

В гостиной просторно и уютно: от светильников льется рассеянный свет, везде расставлены большие диваны и кресла, обитые мягкой кожей. Сам доктор – мужчина средних лет, лысеющий, на висках торчат седые лохмы. Он говорит, что в этом городе чем больше узнаешь людей, тем сильнее чувствуешь себя чужаком, а поскольку он знает тут почти всех, то ощущает себя чуть ли не эскимосом. Вдобавок его недавно бросила подруга, заявив напоследок: «Лучше умереть, чем жить с тобой».

Доктор рассказывает об этом с улыбкой. Баратто улыбается ему в ответ и смешливо встряхивает головой. Доктор угощает Баратто огромной сигарой, и так они курят, потягивая белое вино, пока в соседней комнате не раздается резкий звонок телефона.

Когда доктор возвращается в гостиную, седые волосы на висках еще больше растрепались и торчат, словно крылышки. Он сообщает, что звонила та самая девушка, ему не хотелось с ней разговаривать, но она во что бы то ни стало хотела все ему объяснить, в общем, они проговорили три часа, и девушка заявила, что на него она напрасно потратила лучшие годы своей жизни.

На середине этого рассказа Баратто засыпает в кресле. Ночью он просыпается оттого, что доктор стоит над ним в халате и домашних тапочках (ноги у него худые, а волосы на висках приглажены) и спрашивает:

– Можно я зажгу свет?

Баратто молчит, и тогда доктор зажигает в гостиной все светильники, прищурясь, смотрит, как горят галогенные лампочки, и про себя бормочет:

– Со светом намного лучше, намного.

Баратто закуривает вторую сигару, а доктор усаживается рядом и начинает рассуждать:

– Я понимаю, что выгляжу неполноценным. Тут нечего и удивляться: мои родители, и отец и мать, так же выглядели. У меня уже взрослый сын, вот и он тоже похож на замороженного угря… Знаете, я иногда себя спрашиваю: может, это все мираж? Этот город, женщины, причиняющие нам боль, наша работа, наша неполноценность – все мираж, наваждение, от которого мы не в силах избавиться? Но я вам больше скажу: свет – тоже мираж. И звуки, и все предметы, и ночная тьма – не более чем один огромный мираж? Возникая перед нами, эти смехотворные видения пытаются убедить нас в чем-то, а на самом деле этого нет, сплошной обман!

Тут оба замечают, что уже утро, и выходят на веранду дома поглядеть восход солнца. В доме напротив светится окно с задернутыми шторами, и у обоих вдруг появляется ощущение, что в щелку за ними подглядывает обнаженная женщина.

Небо светлеет, откуда-то слышен стук поднимаемого жалюзи. Ну вот, думают Баратто и доктор, снова все оживает, над деревьями кружат ласточки, так, словно что-то должно произойти.

Потом раздается звон колоколов. Кто звонит? Кто поднимает жалюзи?

В квартале новых многоэтажных башен царит тишина. На углу улицы телефон-автомат. Кто-то заводит машину и уезжает. Да, думают оба, там снаружи смехотворные видения все продолжаются и нет им конца.

Доктор вдруг осознает, что все его мысли – это не его мысли, а Баратто, хотя, строго говоря, у Баратто нет своих мыслей. Он воспринимает мысли других людей – того, кто шагает по улице, того, кто поднимает жалюзи, кто заводит машину.

Но все люди сейчас думают об одном и том же: вот и утро наступило, и благодаря этому утро с его смехотворными видениями действительно наступает. А благодаря Баратто, который, выздоравливая, воспринимает только чужие мысли, доктору такое смехотворное видение, как рассвет, начинает казаться реальным.

Приходит зима. В субботу после полудня Баратто, как всегда, отправляется в супермаркет. Сложив покупки в тележку и отстояв очередь в кассу, он с двумя сумками идет к двери и сталкивается с блондинкой.

– Сколько лет, сколько зим! – говорит она. – Я ведь тебе призналась в своих чувствах, почему же ты меня не разыскал?

Баратто внимательно ее разглядывает, потом молча устремляется к дому; женщина не отстает от него ни на шаг, продолжая что-то ему втолковывать. Они поднимаются по лестнице, входят вместе в квартиру. Блондинка наблюдает, как он аккуратно складывает продукты в холодильник.

– Я тебе не нравлюсь? – спрашивает она. – Раз так – нечего ломать комедию. По-твоему, это порядочно – скрыться, ни слова не сказав, и полгода держать меня в неведении?

Баратто качает головой и улыбается: он увидел червяка в салате.

Дверь квартиры остается открытой, потому что, с тех пор как Баратто замолчал, запертые двери его раздражают.

На пороге появляются двое мужчин, проходят в гостиную и оглядываются. Один из них штангист, участник многих чемпионатов мира по тяжелой атлетике, в последнее время он одержим страхом смерти и сообщает об этом всем, кому не лень. Теперь вот пришел поделиться своими страхами с Баратто. Второй – маленький, тщедушный и рябой человечек – преподает немецкий язык; он повсюду следует за штангистом и дает ему советы. Зовут его профессор Кроне, ко всему прочему он еще и медиум.

Оба хотят выяснить, почему Баратто больше не ходит по четвергам в бар играть в карты. Блондинка объясняет:

– Он от всех прячется.

– Завидую ему, – вздыхает штангист. – Хорошее жалованье, ни детей, ни забот. А тут живешь в постоянном напряжении, как бы чего не случилось. Упал на улице, потянул связки – прощай, чемпионат. Переспал с бабой, подхватил заразу – опять же чемпионат накрылся. Вы понимаете, что со мной каждую минуту может что-нибудь произойти? Так ведь, а, профессор?

Профессор кивает.

Баратто тем временем уже загрузил холодильник провизией и намочил раковину от муравьев. Не обращая внимания на посетителей, он выходит из квартиры и спускается по лестнице; остальные идут следом и разговаривают. Он звонит к пенсионерам, но из своей двери выглядывает доктор и приглашает:

– Заходите, мы все тут.

Благодаря Баратто доктор подружился с пенсионерами, и теперь они часто проводят вечера вместе, по очереди рассказывая друг другу свою жизнь. Пенсионеры наперебой дают доктору советы, как избавиться от гнетущего одиночества.

Войдя в квартиру доктора, гости рассаживаются по мягким диванам, и хозяин угощает всех белым вином и сигарами. Блондинка тоже дымит сигарой и хихикает. Сидящий рядом с ней профессор Кроне рассеянно потягивает вино, то и дело выдирая волоски из уха.

После холодного ужина, предложенного доктором, все снова принимаются курить сигары и слушать пластинки. Доктор предпочитает джаз, а блондинка его не понимает, пенсионеры любят классику, причем в хорошем исполнении. Штангист заявляет, что ему некогда думать о музыке, ведь с ним в любой момент может что-нибудь произойти. Профессор Кроне молчит и сосредоточенно выковыривает из зубов остатки пищи.

Кто-то предлагает включить телевизор, но пенсионеры и доктор возражают. Тогда все решают рассказывать о своей жизни. Начинает блондинка:

– Мне надоело каждое воскресенье ходить на стадион только потому, что Бикки любит, когда я за него болею. Вдобавок к этому он еще влюблен в другую женщину, просто с ума по ней сходит.

Она рассказывает, что возлюбленная ее мужа работает в автосервисе. Вечерами он проезжает мимо на своем грузовичке, а она всегда стоит и курит в баре, глядя из окна на блики неоновых реклам. Бикки не знает, как ее зовут, знает только, что она курит «Мальборо», вот он и величает ее «Женщина, которая курит "Мальборо"». Без конца твердит о ней. Один раз его напарник пошутил: я, мол, тоже бы ей дал прикурить, так Бикки чуть не задушил его. После этого их кооператив по уборке помещений распался, теперь Бикки без работы, и все по вине той женщины, что курит «Мальборо».

Приходит черед доктора рассказывать:

– Я долго был женат на женщине, которую не мог понять. Каждый день я ждал от нее какой-нибудь выходки, потому что она накупала себе все новые наряды, вертелась часами перед зеркалом, причесывалась, красилась, а я подглядывал за ней и думал, а вдруг у нее уже не то лицо, не те глаза, не тот цвет волос. Я все время боялся, что сегодня вернусь домой, а там совершенно чужой, незнакомый мне человек. Иногда мне казалось, что у нее не лицо, а стая птиц: брови как две ласточки, нос – маленький воробушек, рот – ястреб, медленно парящий в воздухе на неподвижных крыльях.

Все несколько обескуражены рассказом доктора, но его тут же сменяет тирада штангиста:

– Вы не думаете о смерти? Я думаю о ней постоянно, ночами не сплю. Ведь если человек умирает, то это уже надолго, навеки, от одной этой мысли голова идет кругом. В итоге я теряю форму, ясно вам? Бессонница действует на нервы, истощает организм, он становится подвержен простудам, так и чемпионат может погореть. Ах, как же мы уязвимы, как уязвимы!

Он говорит, что вместе с профессором Кроне устраивает спиритические сеансы: если повыспросить у мертвых, чего тебе опасаться, может, и убережешься от беды. Профессор – величайший медиум, он может вызывать духи даже давным-давно умерших.

– Они с ним разговаривают, и мы все записываем на высокочувствительную аппаратуру, я ее специально для этого приобрел. Так ведь, а, профессор?

Профессор Кроне кивает.

Кому-то приходит в голову мысль провести спиритический сеанс тут же, на месте. Все восторженно хлопают в ладоши, гасят почти весь свет, и медиум садится за отдельный столик. Воцаряется мертвая тишина. Потом профессор, отвернувшись к стене, начинает вопрошать пространство, как будто говорит с кем-то по телефону:

– Да. Плохо слышно.

Остальные сперва вообще ничего не слышат. Но внезапно всем начинает казаться, что откуда-то из камина доносится слабый, надтреснутый голос мертвеца, проведшего в молчании много веков.

Это Баратто, заснувший на диване у камина, начинает отвечать на вопросы профессора. Все ужасно взволнованы, подают профессору знаки, чтоб он продолжал.

– Скажи, о чем ты сейчас думаешь? – вопрошает Кроне.

Спящий что-то бессвязно бормочет, потом говорит, что не может ответить, поскольку его мысли не здесь, а далеко. Профессор спрашивает, где же они, а Баратто отвечает, что время бежит и мысли бегут, и никто не знает – куда.

Профессор просит растолковать ему получше, всем очень интересно, что же происходит у него в голове. Баратто садится на диване и, как сомнамбула ощупывая свои виски, отвечает, что в голове у него пусто, все происходит вовне.

– Где это «вовне»?

Сидящий неподвижно, с закрытыми глазами Баратто объясняет:

– Вовне, в воздухе, носятся фразы, и, когда они залетают в голову, человек может что-то сказать.

– Значит, за все месяцы, что ты молчал, тебе ни одна фраза в голову не залетала? – интересуется доктор.

– Ах, как интересно узнать, что происходит в голове других людей! – восклицает блондинка.

По-прежнему не шелохнувшись, Баратто отвечает ей:

– Фразы приходят и уходят, за ними приходят мысли и тоже уходят. Сначала мы говорим, потом думаем, а потом ничего… Голова – это ничто, все происходит вне нас.

– Слушайте, а вы уверены, что он над нами не издевается? – подает голос штангист. – По-моему, хватит слушать эти бредни.

– Помолчал бы лучше, а то порет чепуху! – возмущенно обрывает его пенсионер. – Если хотите знать, вы просто недоразвитый тип, вот вы кто!

– Это я-то недоразвитый?! – вскидывается штангист. – Дедуля, да вы же меня не знаете! К вашему сведению, я участвовал в двух чемпионатах мира и читал книги по философии. Так ведь, а, профессор?

Профессор кивает, но тут вмешивается блондинка:

– Тихо, прекратите спорить! Не видите – он пробуждается.

Баратто зевает во весь голос, широко открывая рот. Потом поднимается с дивана, ощупывает колено и бормочет под нос:

– Черт, кажется, мениск повредил! – Опять зевает, потягивается, и все видят, что он окончательно проснулся. – Ну, как я говорил? – спрашивает он с улыбкой.

Все аплодируют. С этого дня к Баратто вернулся дар речи.

Читатели книг вечно витают в облаках

Один молодой человек приехал в Милан и поступил на филологический факультет университета. Ему давно хотелось понять, в чем суть книг, и он надеялся, что это станет ему ясно из лекций по литературе.

Но, слушая солидных профессоров, он ощущал страшную неловкость, потому что ничего в их лекциях не понимал. А еще потому, что окончил техническое училище и, естественно, считался в университете существом низшего порядка по сравнению с выпускниками классических лицеев. В общем, ему то и дело приходилось за себя краснеть.

Иногда, не понимая и десятой доли того, что говорил преподаватель, наш студент вспыхивал до корней волос и выбегал из аудитории. И все искал такую книгу, которая могла бы объяснить ему, о чем говорят книги и лекторы.

Он подружился с четверкой вечных студентов (все они были из Неаполя) и усвоил, что те благодаря своему долгому опыту научились как-то ориентироваться в обстановке. Они любезно согласились, пока наш незадачливый студент не найдет той всеобъемлющей книги, просветить его на этот счет.

По их глубокому убеждению, каждый преподаватель просто делает вид, будто понял все книги по данному предмету, а студентам надо лишь перенять эту манеру.

Студент начал внимательно наблюдать за профессорами, и в конце концов объяснение неаполитанцев показалось ему убедительным. Он пытался во всем им подражать, надеясь, что такое притворство поможет ему сдать хоть один экзамен.

Сперва его пугало обилие книг, которые надо было прочесть к экзаменам, но неаполитанцы и тут надоумили: все читать ни к чему, достаточно из каждой книги выудить какую-нибудь мысль и противопоставить ей мысли из другой книги, показав тем самым, что ты все понимаешь. Более того, совсем не обязательно выискивать эти идеи в самой книге, их вполне можно взять из предисловия, где все разжевано.

Применив на практике советы неаполитанцев, студент успешно сдал несколько экзаменов. Однако спустя месяц-другой его снова начали мучить ужасные сомнения. Ведь если профессора только притворяются, будто понимают прочитанное, а он, подражая им, и подавно ничего не понимает, так о чем же он говорил на экзамене, когда притворялся, что все понимает?

Оглушенный этими сомнениями, студент бродил по улицам и уже не мог думать о предстоящих экзаменах. Наконец он решился изложить свою проблему неаполитанцам:

– Если профессора говорят о том, чего они не понимают, как же все-таки узнать, о чем говорят книги?

Вечные студенты беззаботно ответили ему, что уж они-то в этом совсем ничего не смыслят; такой же ответ он получил от всех студентов, к кому осмелился обратиться, не говоря уже об аспирантах, которые в ужасе отшатнулись, услыхав подобный вопрос. А студенту он казался таким естественным, и, конечно же, ему ничего не оставалось, как смущаться и краснеть, не только потому, что он ничего не понимал, но и оттого, что другие смеялись над его упорным желанием понять.

Одним словом, положение у нашего студента было поистине незавидное. Он еще больше мучился, видя, что других его сомнения не трогают. В результате он решил бросить университет и порвать все связи со студенческой средой, где было принято притворяться глубокомысленными, как профессора, и не пытаться ничего понять – только бы спихнуть экзамены.

Он решил подыскать себе уголок, где мог бы самостоятельно (без помощи профессорского притворства) заняться чтением книг, чтобы наконец выяснить, в чем же их суть.

До окраины большого города добраться сравнительно легко: автобусы ходят часто, хотя сама дорога несколько угнетает. И вот, воспользовавшись этим видом транспорта, наш студент-филолог сумел снять недорогую квартиру буквально на краю света и засел за книги в надежде, что понимание их поможет ему обрести себя и свой путь в жизни.

Крохотную квартирку он делил с молодой женщиной, не имевшей, как и он, ни профессии, ни денег. Она тоже преодолела длинный путь на городскую окраину, после того как бросила единственное ремесло, которым владела, – ремесло жены.

Отдаленный квартал выглядел действительно уныло – ни людей, ни магазинов, одни бездомные собаки да изредка проезжающие автомобили. Ноги вечно увязали в какой-то липкой красноватой жиже, а в воздухе носилась пыль, словно ветром занесло сюда песок из пустыни, хотя на самом деле это был никакой не песок, а просто пыль от прорытых водопроводных и газовых траншей.

Из окон открывался вид на точно такие же дома и на поросшую бурьяном свалку автомашин. А когда стоял туман, то вообще ничего не было видно до самого горизонта, и у студента с женщиной возникало ощущение, что они внезапно выползли на свет, как дождевые черви из-под земли.

В квартире царил беспорядок, студент лежал на диване в гостиной и читал книги с утра до вечера, женщина сидела на кухоньке, жевала резинку и перелистывала горы иллюстрированных журналов, – так они убивали время до ужина. На улицу они почти не выходили, чтобы избежать лишних трат, но постоянно прислушивались к звукам из внешнего мира: к шуму дождя, шороху листьев в тумане, птичьим крикам, возвещающим о том, что кончилось лето и наступила осень.

Студент и женщина ложились рано и видели длинные сны; из всех земных занятий самым легким был для них сон.

Временами студент, что-то бурча себе под нос, заявлялся к ней в комнату, побуждаемый юношеским страстным желанием, и она либо принимала его в своей постели, либо нет – в зависимости от настроения.

Серые осенние дни тянулись долго, и женщине иногда надоедало листать журналы на кухне, и тогда она шла в гостиную, садилась и смотрела на уткнувшегося в книгу студента. Ей любопытно было видеть такое постоянство, ведь сама она не могла дочитать до конца ни одной страницы: при виде теснящихся слов и одинаковых строчек ей сразу становилось неловко и скучно.

В гостиной она долго молча глядела на студента, но под конец все же не выдерживала:

– И как тебе не надоест все время читать?

Он откладывал книгу и начинал говорить о знаменитых романах и романистах, о поэтах, драматургах, а еще о каком-нибудь мыслителе, чьи идеи тут же усыпляли слушательницу.

Она регулярно просматривала в газетах объявления о работе, наиболее интересные подчеркивала, предполагая на другой день позвонить по телефону и узнать все в подробностях. Но после ужина забывала об этом, ложилась спать рано и видела длинные сны.

Однако наступил день, когда финансы их подошли к концу, и надо было решать, как жить дальше. Молодой женщине немного одолжила сестра, жившая в Кодоньо, у студента же, пока он не нашел свое призвание, иных средств, кроме жалких остатков стипендии, не было.

Юноша решил, что на первых порах лучшее для нею – продавать книги, чтобы иметь возможность читать побольше. А еще обсуждать прочитанное с покупателями и получать мудрые советы от заядлых книгочеев – на это он возлагал большие надежды.

В бюро по распространению книг при крупном издательстве усатый человек средних лет объяснил, что в их обязанности входит продавать в рассрочку книги (главным образом энциклопедии) клиентам на дому. Этот усатый, как выяснилось – сам директор бюро, сменил профессию инженера на торговлю книгами, поскольку ремесло очень доходное, о чем он со всей откровенностью и заявил.

– Мой метод – самый надежный и беспроигрышный, но не всякому дано его усвоить. Мы сейчас пойдем по домам вместе, я вам покажу, как это делается, а там будет видно.

День выдался ветреный и дождливый. Студент и женщина уселись в большой автомобиль инженера и стали объезжать незнакомые им городские окраины, где выросли на голых пустырях многоэтажные дома, словно бы сошедшие со страниц рекламных проспектов, и откуда тянулись к автострадам бесконечные потоки машин. Студенту и женщине фирма предоставила списки потенциальных клиентов; листая эти списки, они то и дело поглядывали в окошко, а про себя гадали, что же с ними произойдет.

А происходит с ними одна повторяющаяся весь день история. Они звонят в квартиру потенциальных покупателей и представляются как социологи, изучающие книжный рынок: им, дескать, надо взять интервью у любого члена семьи, с тем чтобы выяснить читательские вкусы.

Инженер уже объяснил новичкам, что первая фаза – установление контакта с клиентом – должна длиться не более трех минут после звонка в дверь. За это время необходимо получить приглашение войти в дом, удобно расположиться в кресле, заполнить специальную анкету и тут же предложить клиенту энциклопедию или серию дорогих книг, объяснив условия кредита.

Ученики не сводят глаз с инженера, который чувствует себя в чужом доме как рыба в воде. А хозяевам, наоборот, делается неловко в собственной квартире, в привычной обстановке, когда их вынуждают потратить кучу денег на то, о чем они слыхом не слыхали и что им совершенно не нужно.

Если у клиента хватает духу так прямо и заявить, инженер тотчас зачитывает ему результаты анкетирования, доказывая, что он сам себе противоречит. Когда же выдвигаются более серьезные доводы, к примеру: «Я не могу покупать книги, у меня много других забот», инженер отвечает резко, не глядя на собеседника и как бы внушая ему, что не намерен тратить на него свое драгоценное время. Он пресекает в корне любое возражение, приводя целый перечень доводов в пользу покупки книг.

Самые закоренелые скептики пасуют перед таким натиском и быстротой реакции. Эта промежуточная фаза не должна превышать шести минут, после чего клиенту незамедлительно подсовывается ручка и текст договора.

По методике инженера, продавец должен обязательно сидеть справа от покупателя: таким образом, ручка естественно переходит в правую руку клиента и акт подписания договора является логическим завершением беседы. Инженер обделывает дело так ловко и молниеносно, что практикантам остается только разевать рот от изумления.

Клиент, судорожно сжимая ручку и не находя больше аргументов, подписывает договор, а инженер проворно выхватывает его из рук растерянного олуха и стремительно направляется к выходу. Иногда клиент, раскаиваясь в содеянном, просит инженера вернуться к обсуждению данного вопроса, но тот, даже не оборачиваясь, небрежно бросает, что по этому поводу клиент может обратиться к юристам фирмы, ибо договор есть договор и его надо соблюдать.

Случается, что клиент желает на месте получить информацию о приобретенных книгах. На это инженер крайне сухо отвечает, что никакими сведениями не располагает: он же продавец, а не читатель.

Прежде чем отправить новичков в самостоятельное путешествие по городским окраинам, инженер подробнейшим образом их инструктирует:

– Никакой фамильярности с клиентом! Его надо держать в постоянном напряжении, даже в страхе, тогда он, чтобы скорее выпутаться из этой передряги, пойдет на все. Если же вы будете с ним миндальничать, он сразу поймет, что вы лопухи, и ничего не купит. Держите ухо востро – таков закон жизни.

Итак, студент-филолог и молодая женщина принимаются за работу. Студент бесцеремонно врывается в чужой дом и начинает, подражая инженеру, нести чушь. Женщина в нужную минуту подает клиенту анкету, ручку, договор. Помня наставления инженера, юноша пытается сбить покупателя с толку сентенциями, которые, с одной стороны, впрямую не отвечают на выдвинутые возражения, а с другой, подчеркивают все преимущества покупки книг.

Но одно дело – не оставить камня на камне от аргументации клиента, и совсем иного рода задача – вложить ему между пальцев ручку и добиться того, чтобы он, сам этого не заметив, подмахнул договор, – здесь требуется невероятная сноровка. Короче говоря, наша парочка в течение шести дней колесила по городу, но так и не смогла всучить клиентам ни одной книги.

Инженер, вызвав их к себе, учинил им допрос с пристрастием:

– Объясните мне, в чем дело. Вы что, умственно отсталые? А может, вы пьете? Или – еще того хуже – читаете книги?

Студент, потупившись, признается, что он действительно много читает.

– Так я и знал! – восклицает инженер. – Клиент вас чует! Господи, да неужели же вы до сих пор не поняли, что он может раскошелиться, только если его подавить, запугать, загнать в тупик?! Но стоит дать ему почувствовать, что продавец сам читает книги, он тут же настораживается. У него возникает подозрение, что книги надо не просто покупать, но и читать. Такой клиент потерян для нас навсегда. – И добавляет обеспокоенно: – Клиент все чует, еще как чует! Вот почему настоящий продавец никогда не должен читать книги, чтоб не настораживать покупателя.

Студент не придал большого значения этим словам: в конце концов, ему интересно читать книги, а на то, чуют это клиенты или не чуют, ему наплевать.

Прошло еще несколько дней, однако ручка никак не попадала с надлежащей естественностью в правую руку клиента, а если незадачливые продавцы пытались применить нажим, то бывали с позором выдворены.

Инженер снова призвал их к себе и объявил уже в ультимативной форме:

– Ну вот что, в последний раз вам говорю, больше времени у меня на вас нет. Вы должны твердо усвоить, что есть книга. Книга – это прежде всего товар, а уж потом предмет для чтения. Это конкретная вещь. Только осознав это, вы получите ключ к действию и освободитесь от бесплодных читательских иллюзий. Заметьте, клиент мыслит реально. Он желает иметь конкретную вещь, а не абстрактные слова. А следовательно, вы обязаны стать с ним на одну доску, чтобы он не учуял запаха иллюзий. Даю вам еще десять дней: за это время вы должны перемениться, то есть доказать свою способность к подобной работе.

Студент поспешно согласился, но, в общем-то, не очень соображал, что говорил. Ведь бегать шесть дней в неделю по всему городу, питаться на скорую руку в баре, а к вечеру приходить домой совершенно разбитым – разве это не самая большая перемена в жизни? Где же найти время для размышлений и чтения книг?

В воскресенье студент целый день сидел дома один, и ему, естественно, захотелось взять в руки книгу и погрузиться в иллюзорные, романтические перипетии.

Вечером молодая женщина вернулась из Кодоньо, от сестры, и застала своего друга с книгой.

– Пора бы тебе бросить старые привычки, – проговорила она. – Помнишь, чему нас учил инженер?

– Да это же бред сумасшедшего, неужели ты восприняла его всерьез? – удивился студент.

– У нас нет другого выхода, – отрезала женщина. – Надо же на что-то жить.

Студент отшвырнул книгу и заорал:

– Какого черта ты меня поучаешь?! Если тебе нравится смотреть картинки в журналах – пожалуйста, только меня оставь в покое! И вообще, почему бы тебе не пойти самой продавать энциклопедии? Ты в жизни не прочла ни одной книги, так что клиент ничего не учует!

А что, он, наверное, прав, подумала женщина. Если она пойдет по домам одна, то клиенты уж никак не учуют в ней читательницу.

Так она обрела профессию, а вместе с ней и новый облик: коротко постриглась, сделала челку, укоротила выше колен старую юбку, накрасила губы, надела туфли на высоких каблуках (она была небольшого роста) и отправилась продавать книги одна. Вон она, стоит в толпе на автобусной остановке.

Прошло две недели. Студент каждый вечер возвращался домой в полном отчаянии: за день опять ничего не продал. Женщина готовила ужин, и они оба садились за стол.