Текст книги "Под маятником солнца"

Автор книги: Джаннет Инг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Джаннет Инг
Под маятником солнца

Jeannette Ng

Under The Pendulum Sun. A Novel of the Fae

Copyright © 2017 by Jeannette Ng

Cover illustration: © John Coulthart

© Мария Акимова, перевод, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

К сказочным историям нашего детства

Я добавляю этот апокриф

Часть первая. Гефсимания

Глава 1. Прибытие «Безмолвного»

Великие древние империи магометан и язычников содрогнулись перед доблестным британским оружием, мужество и силу которому придавал сам БОГ. Прочные и доселе неодолимые преграды рухнули, и Благой вести открылся путь в самые отдаленные уголки мира.

Благодаря этому доступной стала Палестина, и теперь англичане могут свободно путешествовать по всей Святой земле. Продолжают шириться наши владения в Индии, и перед слугами Божьими открываются все новые и новые поприща. А Китай, чьи неприступные ворота распахнула война, взывает к истинно верующим.

Но именно земли фейри сильнее всего притягивают наши взгляды. Бескрайняя, неизведанная Аркадия, многие века закрытая и от нас, и от Слова Божьего, наконец сделалась ближе и понятней. А поскольку по чудесному замыслу Господа нашего именно Британия получила высокую и исключительную честь сокрушить препоны, то она и должна первой принести в эти края бальзам благословенного Слова Божьего.[1]1
  Чуть видоизмененный отрывок «Воззвания от имени Китая» из книги Джейкоба Томлина «Миссионерские дневники и письма: написанные в течение одиннадцати лет проживания и путешествий среди китайцев, сиамцев, яванцев, хассиев и других восточных народов».


[Закрыть]

Преподобный Уильям Э. Мэтисон. Воззвание от имени Аркадии. Газета «Мировые новости», 5 декабря 1843 года

Мы с братом росли в мечтах о новых землях.

Библиотека у нас дома была довольно скромной, но наш отец выписывал все самые популярные журналы, которые с радостью проглатывались от корки до корки. Мы слонялись у ворот, поджидая почтальона, приносившего свежую пищу для нашего изголодавшегося воображения, и от скуки рассказывали друг другу истории о том, что могло бы случиться. Помню, как-то мой брат Лаон нашел в глубине кармана одного из наших оловянных солдатиков. Красная краска на том почти стерлась, и бедняжка смотрел на меня с многострадальным выражением лица. Я выхватила солдатика у Лаона из рук, объявила его герцогом Веллингтоном и убежала, заявив, что мы отправляемся в путешествие. Как лорд Байрон или Марко Поло.

Мы придумывали для наших солдатиков целые миры: Гаалдин, Эксину, Алькону, Заморну. Узнав из отцовских книг о паломниках, миссионерах и исследователях, принялись сочинять истории о невероятных похождениях. Длинные и запутанные. Читая об открытии Америки, Дальнего Востока и удивительной Аркадии, добавляли похожие земли на наши становившиеся все более и более сложными карты. Подражая газетам и журналам, писали для наших оловянных солдатиков новости, где в мельчайших подробностях рассказывалось об их подвигах, политической жизни оловянных парламентов и светских скандалах.

Но, несмотря на все это, выдумки наши оставались скромными и провинциальными. Тропики и пустыни из детских небылиц наполнялись теми же дубами и осинами, что росли в нашем саду. Причудливые сооружения, которые мы возводили на придуманных землях, были всего лишь приукрашенной белой церквушкой в Берд-форте. На неведомые края проливался тот же самый йоркширский дождь, что загонял нас домой, а там, вымокшие до нитки, мы стаскивали сырую одежду и сидели, словно привязанные, пережидая непогоду и отчаянно нуждаясь в развлечениях.

По существу, я так никогда и не смогла представить себе настоящую Аркадию.

И, заметьте, все истории о ней были мне известны. Первые путешественники по возвращении рассказывали ошеломительные вещи: «Я был слеп, пока не увидел Фейриленда, а нынче прозрел», «Ни красок, ни пышности, ни чудес не знал я до того, как не увидел берегов Аркадии». В дальнейшем слова путешественников становились прозаичней, но достойных описаний попрежнему никто из них не предлагал. Карт было мало, изображений – еще меньше, к тому же почти все они были объявлены фальшивками теми или иными исследователями.

О скольких бы противоречивых теориях я ни читала, но просвещеннее не становилась. Поговаривали, что Фейриленд располагается под землей, но это было не так. Что он накладывается на наш мир, но снова нет. Что это какое-то иное место, но и это не было правдой.

Единственное, что было доподлинно мне известно, – наш корабль «Безмолвный» шесть недель ходил кругами по Северному морю. На рассвете первого дня седьмой недели дрожащая стрелка моего компаса сообщила, что мы направляемся прямиком обратно в окутанный смогом Лондон.

Я нервно стиснула компас. Его подарил мне брат, перед тем как отправиться миссионером в Аркадию. Брат стал одним из первых, кому доверили нести Слово Божье «чудесному народцу». Лаон провел у них уже три года и в своих письмах был исключительно скуп. И сейчас я пыталась подавить охватившее меня беспокойство, но оно лишь сильнее сжимало мое сердце.

Именно в тот момент я и увидела впервые Фейриленд.

Ослепительно-белые скалы вздымались из белоснежной морской пены. На мгновение я испугалась, что это Дувр и что корабль просто вернулся к самым обычным меловым утесам, а, значит, неведомые земли меня вовсе не ждут.

Но это не мог быть Дувр, слишком уж белыми и совершенными выглядели скалы.

Я ожидала разглядеть за ними родные холмы, но вместо этого увидела неровный горный пейзаж, который словно лезвие ножа выступал над поверхностью моря. Каждая деталь казалась до боли знакомой, но, собранные вместе, они противоречили друг другу. Я узнавала ухмыляющийся профиль холма и похожий на костяшки пальцев гребень горы, но стоило ветру и волнам перемениться, и все снова начинало казаться чем-то другим, а мои глаза от напряжения наполнялись слезами.

«Безмолвный» чайкой скользнул в широкое устье реки. На фоне зелено-серых берегов рассыпающимся строем раскинулись непривычные сооружения. Прищурившись, я разглядела узкие башенки, остроконечные крыши и причудливо склоненные стены. На мгновение город показался мне громадным драконом, который свернулся вокруг гавани и выдыхал дым из раздувающихся ноздрей. Он замерцал, черепичные крыши начали выглядеть чешуей, а затем город шевельнулся.

Я моргнула, и здания вернулись на прежнее место. Не было никакого дракона. Был всего лишь город с многолюдными улицами.

Палуба корабля вздымалась под нашими ногами, словно спина норовистого жеребца. Среди матросов раздавались окрики, которых я не понимала. Поднялась суета. Матросы карабкались вверх и вниз по тросам и таскали с места на место канаты, бормоча под нос защитные заклятия. Я хотела упрекнуть их за суеверие, но мы плыли в Аркадию, и мои возражения не имели никакого смысла.

Я старалась держаться в стороне, пока матросы богохульно крестились во имя соли, моря и суши.

Ветер, в котором чудилось что-то неестественное, закружил вокруг судна, заставляя его раскачиваться. Хлопали паруса, надуваясь и сдуваясь при каждом порыве. «Безмолвный», казалось, ожил. Юнга обнял нос корабля и принялся ласково с ним ворковать.

Прошло довольно много времени, прежде чем корабль приручили и доставили к берегу.

А затем я просто оказалась там, неуверенно ступив с палубы на покачивающийся причал. Извилистые улицы, наполненные похожими на людей созданиями, напомнили мне суетливый Лондон.

После морского путешествия непривычно было ощутить под ногами неподвижную землю, и я покачнулась. Моя дорожная сумка и сундук присоединились ко мне на причале, я нащупала свои документы и оглядела толпу в поисках проводника, стараясь не замечать странностей, присущих каждой фигуре, – крыльев, рогов и необычного окраса. Когда вещи будут распакованы, а я найду брата, хватит времени и на чудеса Аркадии.

– Мисс Кэтрин Хелстон, я полагаю? Сестра миссионера?

Я обернулась. Женщина со вздернутым носом, округлым подбородком и ласковыми карими глазами была, наверное, одной из наименее возвышенных людей, которые когда-либо мне встречались. Ниже меня ростом, она казалась высокой и стройной из-за неподвижности ее длинных юбок, которую не нарушали ни шуршащие волны, ни складки. Одежда на женщине была унылых, мертвенных цветов – платье грязноватого темно-синего оттенка и скорее серая, чем белая, шаль.

Стоило мне кивнуть, и улыбка залила ее веснушчатое лицо.

– Я сразу поняла, что узнала вас, – произнесла женщина. – Вы очень похожи на своего брата.

– Разве?

Несмотря на одинаково темные волосы и внушительного размера носы, мало кто замечал наше с Лаоном сходство – привлекательные в мужчине черты, повторенные в теле женщины.

– Я – Ариэль Давенпорт, о чем, уверена, вы знаете. Ваш гид.

– Очень рада наконец-то с вами познакомиться, – ответила я. Приготавливаясь к путешествию, мы обменялись несколькими письмами через миссионерское общество.

Обеими руками она схватила мою ладонь, энергично встряхнула и, внезапно налетев, торопливо поцеловала в обе щеки. А затем добавила, улыбнувшись еще шире:

– Хотя я и не настоящая.

– Я… я не совсем понимаю.

– Видите ли, я не настоящая Ариэль Давенпорт, – в ее смехе звучала какая-то неприятная нотка, слишком уж он был ломким. – Я ее подменыш.

– Подменыш?

Поговаривали, что многие посредники между фейри и людьми были подменышами. По слухам, один из ботаников капитана Кука, прибыв в Аркадию, узнал о своем родстве с фейри и был привлечен к их делу. Несмотря на такие истории, подменыши казались мне все-таки не вполне реальными. Но с другой стороны, при моей замкнутой жизни и французы казались не вполне реальными.

– Значит, вас растили, как ее…

Мое невежество заставило Ариэль Давенпорт раздраженно вздохнуть и закатить глаза:

– Она была человеческим дитятей, а я – волшебным подобием человеческого дитяти. Мы поменялись местами. Я выросла там, а она – здесь.

– И что с ней стало? – спросила я.

– Не по мне о таком рассказывать, – она обезоруживающе улыбнулась одним уголком рта и добавила, безупречно правильно выговаривая слова: – А спрашивать о таком едва ли пристойно.

– Простите… простите меня, – пробормотала я и опустила глаза.

Няня Тесси хранила возле наших с братом кроваток стальные ножницы, дабы отпугивать похитителей-фейри. Однажды от бессонницы и скуки я предложила Лаону закрыть ножницы, чтобы те перестали напоминать крест, и пригласить фейри в гости. Брат пришел в ужас. И поэтому я никогда больше подобных идей не высказывала.

– Как бы то ни было, теперь я снова здесь. Потому что полезна и понимаю вас, людей, – сказала мисс Давенпорт. – Кстати говоря, я очень небрежно отношусь к своим обязанностям. Вряд ли стоит заставлять вас болтать тут целый день, – она махнула поджидавшему носильщику, чтобы тот поднял на плечи мой сундук. Желтоватая кожа носильщика отливала зеленым, когда на нее падал свет.

По дороге до нашего чуть скругленного по углам экипажа мисс Давенпорт что-то напевала под нос. Я старалась не засматриваться на яркие жабры носильщика, пока тот грузил мой сундук и сумки. Он привязал их к высохшему черенку, торчавшему посреди крыши кареты.

– Как далеко до Гефсимании? – спросила я, и стоило только прозвучать названию конечного пункта, как зловещая дрожь прошла у меня сквозь тело.

– Той, что миссионер зовет сумбуром? – уточнил кучер.

– Полагаю, что да, – ответила я. – Там живет преподобный Лаон Хелстон. Хотя, думаю, название этому месту дал его предшественник.

Кучер хмыкнул и отвернулся.

– Вы мне не ответили, – настаивала я. Возможно, предшественник Лаона слишком увлекся, заслуживая себе венец мученика. В конце концов, по какой еще причине можно назвать здание в честь сада, где Христос провел свои последние часы перед распятием? – Как далеко до Гефсимании?

Кучер что-то проворчал под нос, и кожа на его переносице сморщилась, точно меха аккордеона:

– Два откровения и одно прозрение? Нет, должен быть путь покороче… Два тягостных воспоминания и одна меч…

– Шестнадцать миль, – перебила его мисс Давенпорт, – это в шестнадцати милях отсюда. Мы прибудем задолго до темноты.

Я неуверенно кивнула.

– Он говорит так для приезжих, – добавила она, сверля взглядом бормочущего кучера.

Едва я забралась в экипаж, нестройный перезвон колоколов пробил полдень.

Все еще придерживая дверцу, я обернулась и посмотрела вверх. Дыхание перехватывало, сердце разрывалось от предвкушения. Я столько читала о маятниковом солнце Фейриленда и по своей глупости чуть ли не ждала, что оно качнется в небе, прежде чем устремиться на восток. Точно кулон, с которым я экспериментировала, пытаясь понять, как это работает.

Разумеется, все оказалось совсем не так.

Солнце выглядело заметно больше того, которое сопровождало меня всю жизнь. Но в остальном казалось точно таким же и жгло глаза, пока я в него всматривалась.

– Оно не настолько быстро движется, – произнесла мисс Давенпорт. – Просто глянув вверх, ничего не увидишь. Даже в полдень.

Я опустила взгляд. Из-за яркого света перед глазами плыли белые пятна. Я прикрыла веки и прижала к ним прохладные пальцы. Конечно же, я знала, что ничего не увижу. Дни в Аркадии ничуть не длиннее обычных.

Однако искушение было слишком велико.

– Простите. Мне стоило догадаться, – пробормотала я, забираясь обратно в карету и усаживаясь на крапчатую обивку сиденья. Ведь знала, что нахожусь на самой окраине Фейриленда и многих странностей маятниковой траектории солнца отсюда не заметить.

– Когда ваш брат впервые приехал, он поступил точно так же, – сообщила мисс Давенпорт.

Я улыбнулась и, несмотря на разделявшее нас с Лаоном расстояние, снова почувствовала близость с братом.

Мы с ним были неразлучны с той самой секунды, как я вернулась из школы для дочерей священников. Произошло это после смерти нашей сестры Агнесс. Мне было семь с половиной лет. Меня попросили коснуться губами холодной кожи мертвого тела, а я старалась не думать о стоявшем на столе гробе. О том, что покойница выглядит переодетой в платье сестры незнакомкой. О том, до чего пустым казалось тогда обещание жизни за пределами этого мира. Мои пальцы сплелись с пальцами брата, но я не чувствовала тепла его ладони, пока мы стояли и смотрели, как гроб глотает земля.

– Гефсимания не очень далеко, – прервала мои размышления мисс Давенпорт, – но за пределами Сезама, ну, вы понимаете, портового города. Немногие люди перебираются за его пределы. Почти всех остальных миссионеров мы разместили в Сезаме или в каком-нибудь из других портов. Там, знаете ли, все гораздо более мирское. Хотя, возможно, это не имеет значения. Вас вот карета не встревожила.

Я оглядела простое деревянное убранство экипажа и обивку из телячьей кожи, покрытую сбивающим с толку узором царапин.

– Сиденья немного комковатые? – осмелилась предположить я, пересаживаясь на жесткую подушку.

– О, да. Ткань – это… Мы всего лишь одолжили шкуру у коров.

– Что? – Мое недоверие было вполне понятно.

– По правде сказать, это моя вина, – застенчиво произнесла мисс Давенпорт, почесывая вздернутый носик. – Мастера понятия не имели, что такое карета, поэтому пришлось ее описать. Я сделала это не совсем верно. Или, скорее, меня не совсем верно поняли. Стараюсь не совершать подобных ошибок, но тогда очень торопилась, а тамошние рыбьи мозги работают уж очень на свой манер. Им привычнее создавать животных. Дело в том, что я позабыла упомянуть, что обивку делают из кожи мертвых коров, поэтому здесь…

– Как он там? – перебила я.

Мне едва хватило смелости спросить о брате. Мысли о нем ледяными пальцами сдавливали горло. Якобы живая обивка шевелилась подо мной, карета грохотала, а я чувствовала себя крайне плохо. Долго, слишком долго я держала тревогу в узде, а теперь, когда на горизонте замаячила новая отсрочка, владеть собой стало еще тяжелее.

– Лаон. Мой брат… То есть преподобный.

Мисс Давенпорт пожала плечами:

– По правде, и не знаю, что на это ответить. Он такой, каким я всегда его знала. Живой и здоровый. Думаю, вы об этом беспокоитесь? – Она нахмурилась, и высокий лоб покрылся морщинками.

– Я… Да, об этом. И очень сильно.

Я так крепко обхватила себя руками, что разболелись пальцы. Пришлось заставить ладони расслабиться. Брата я увижу уже совсем скоро.

– Ну и ну! Шутить-то куда сложнее, чем мне помнится, – из-под перчатки, прикрывшей лицо мисс Давенпорт, раздался похожий на пронзительное чириканье смех. – Все с ним в порядке. Лучше, чем с миссией, по правде говоря. Не стоит мне этого говорить, но в здешних краях нелегко быть миссионером. Он проводит службы, на которые никто не приходит, умоляет о доступе к остальной части Фейриленда и задает всем вопросы об их… – она прочистила горло и продолжила низким, тягучим голосом, – космологическом и метафизическом значении.

Я попыталась рассмеяться, но у меня не получилось.

– На него это не похоже.

– В том-то все и дело, – парировала она. – Это и веселит.

После непродолжительного молчания мисс Давенпорт заполнила тишину экипажа непринужденной светской болтовней. Она описывала мне свойства маятникового солнца и лунной рыбы. О многом из сказанного я уже читала, но было славно отвлечься на беззаботный щебет моей спутницы. Мне пришлось слишком долго оставаться наедине со своими мыслями на борту «Безмолвного».

Я поймала себя на том, что манеры мисс Давенпорт интересуют меня куда больше, чем ее слова. Разглядывая и изучая жесты этой женщины, я пыталась заметить ее родство с фейри. На первый взгляд из-за своих веснушек и кривой ухмылки она казалась таким же человеком, что и я. И все же была в ней та неуклюжесть, которую молва приписывает подменышам. Некоторый изъян в их подражании людям. Тесси как-то велела мне прекратить истерику и вести себя пристойно, чтобы доказать, что я не подменыш.

– Вы можете выглянуть, если желаете, мисс Хелстон. Окно открывается.

После некоторых усилий я справилась с задвижкой и высунулась наружу. Туман газовой вуалью окутывал колючие заросли, которые и являлись Сезамом. Мы были одни среди густой мглы, в которую убегала дорога. Нахмурившись, я разглядывала сгорбленные кроны покрытых шипами деревьев. Небо над нами затянули тяжелые грозовые тучи.

– Погода не всегда такая, – сказала мисс Давенпорт, – но, по крайней мере, вы почувствуете себя как дома. Можно претвориться, что там, за туманом, торфяные болота. Это прогонит вашу тоску по родным краям.

– Я не тоскую по родным краям.

– Это пока.

Взгляд мисс Давенпорт метнулся к окну. Она колебалась. Видимо, ее общительность была вызвана неким невысказанным чувством. Рассматривая свои затянутые в перчатки ладони, она произнесла тихим голосом, который совсем не вязался с ее прежними манерами:

– Я выросла в Лондоне. В Спиталфилдсе.

Я ждала, не желая навязываться, когда она столь уязвима, и через мгновение поняла, что затаила дыхание. Я старалась не смотреть на нее, но все же бросили взгляд на умолкнувшую мисс Давенпорт и заметила нечто странное в выражении ее лица. Хотя и не могла сказать, связано ли это с какой-то тревогой или просто с ее внешностью.

Казалось, она взяла себя в руки – разгладила юбки и заправила за ухо выбившуюся прядь волос, тайком смахнув слезу.

– Я не плачу, – тихо произнесла мисс Давенпорт. – Не могу. А это всего лишь привычка.

– Я всего один раз была в Лондоне, – заметила я.

– Он просто великолепен, – оживляясь, с жаром подхватила она. – Нет другого такого места. Даже здесь. Ничего подобного.

Невозможно было сказать, небеса разверзлись над нами или это мы въехали в бурю, но едва первые капли упали на карету, мисс Давенпорт попросила закрыть окно. Дождь, коснувшийся моей руки, был до омерзения теплым. Но прежде чем я успела удивиться подобной странности, порыв ветра охладил брызги воды.

Наш экипаж замедлился, с чавканьем увязнув в грязи. Кучер спустился с козел на крыше, чтобы повести лошадь под уздцы.

Прошло несколько часов, прежде чем дождь ослаб настолько, что я смогла снова приоткрыть окно и выглянуть наружу. Разумеется, совершенно напрасно, поскольку взгляд не мог проникнуть сквозь темные клубы тумана. Отчасти из любопытства я открыла крышку компаса. Ожидала, что увижу, как его стрелка в нерешительности вращается вокруг своей оси, но она указывала более или менее прямо.

Значит, север был там.

Похожий на саван туман застилал все, что находилось за пределами болезненно-желтого света фонаря. Создавалось странное ощущение пустоты. Привычный птичий гомон или шелест листьев, которые я столь часто принимала как должное, попросту исчезли. Я убеждала себя, что это ничем не отличается от того ощущения оторванности от мира, которое сопутствует любой буре. Что тишина – всего лишь непримечательная иллюзия, рожденная ветром и дождем, терзавшими экипаж.

В клубящейся пелене шевелились таинственные тени. Резкие линии, упиравшиеся в небо, наводили на мысль о суровых скалах и узких ущельях. Громады сменяли друг друга, и хотя я старалась не представлять их, мое воображение непроизвольно заполняло серый пейзаж, простиравшийся впереди. Полузабытые гравюры из «Путешествий капитана Джеймса Кука» и экзотические видения из «Зарисовок Нового Мира» начали заселять все вокруг.

И вот я уже различала в клубах густого тумана бесплотные лица сильфов, глазеющих на меня, и силуэты резвящихся гномов, чья походка в моих фантазиях походила на важную поступь ланкаширских кур.

– Вон, теперь вы можете его увидеть! – Голос мисс Давенпорт вывел меня из задумчивости. Она указывала на дом моего брата.

Я моргнула. От звука ее голоса туман раздвинулся, словно занавес.

В своих редких письмах Лаон называл это место пансионом, и, несмотря на громкое имя – Гефсимания, – я не ждала ничего особенно грандиозного. Но сливавшийся с завесой дождя дом превзошел бы и куда более смелые ожидания. Это был не особняк, а скорее замок – переплетение шпилей и устремившихся к небу контрфорсов на вершине скалистой горы. Каждый камень причудливого здания выражал презрение к самой идее эстетической привлекательности и практической пользы. Безмолвное и одинокое, оно слишком напоминало скелет, чтобы называться живописным.

Огромное сооружение снова исчезло за густым туманом и кронами деревьев.

– Гефсимания, – пробормотала я.

Ее ворота с обеих сторон подпирали угловатые башни из темно-серого камня, смотревшие на, казалось, бездонную пропасть.

Мы остановились. Не было слышно ни шагов, ни голосов, ни других звуков, кроме громкого лязга тяжелых железных засовов. Я рассматривала заросшие мхом и белладонной стены. Под грохот цепей поднялась решетка, пропуская нас вперед. Затем со скрипом открылись ворота, и мы попали на внутренний двор.

Когда я наконец вышла из экипажа и оглянулась на контуры осыпавшихся крепостных стен, на меня нахлынуло чувство тревоги, от которого было не избавиться.

Почему из всех мест, которые фейри могли пожаловать брату, они выбрали именно это?