Текст книги "Разок за деньги или деньги всему начало"

Автор книги: Джанет Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

6

Лицевая сторона дома, где находилась моя квартира, располагалась вровень с тротуаром. Парковка же находилась сзади. Участок был украшен в стиле минимализма, вся сцена представляла собой асфальт, расчерченный на прямоугольные куски, отведенные под парковочные места. Мы пока не дошли до такой степени изощренности, чтобы подписывать каждое место. На парковке царили звериные законы, и все действительно хорошие местечки были забиты. На входе примостились три ящика для мусора. Один – для основного, а два – для вторсырья. Во благо окружающей среде. В ущерб местной эстетике. Вид черного входа улучшал ряд разросшихся азалий, которые тянулись вдоль здания и охватывали парковку почти по всей длине. Кусты были прекрасны весной, когда утопали в розовых цветах, и смотрелись волшебно зимой, опутанные проводами с маленькими мерцающими огоньками. В остальное время года они были лучше, чем ничего.

Я выбрала хорошо освещенное место в середине парковки. Лучше видеть Морелли, когда он явится забрать свое имущество. Не стоит упоминать о том, что несколько мест рядом были заняты. Большинство жителей в моем здании составляли люди почтенного возраста, которые не любили водить в темноте. После девяти часов парковка наполнялась, и во всех квартирах стариков на полную мощность орали телевизоры.

Я осмотрелась, убедившись, что вокруг не наблюдается никаких признаков присутствия Морелли. Затем подняла капот автомобиля и вытащила крышку прерывателя-распределителя. Это был один из множества моих способов выживания в Нью-Джерси. Любой, кто когда-либо ставил машину на долгосрочную стоянку в ньаркском аэропорту, знает, как вынуть крышку прерывателя-распределителя. Это, по сути, единственная гарантия, что вы найдете свою машину на месте по возвращению.

Я воображала, что когда «чероки» не заведется, Морелли сунет свою голову под капот, тут-то я его и достану баллончиком с газом. Я стремительно помчалась к зданию и спряталась за азалиями, чувствуя себя чрезвычайно ловкой.

Из почтения к своей юбке я постелила газету прежде, чем усесться на землю. Мне хотелось переодеться, но я боялась упустить Морелли, если отлучусь наверх. Перед азалиями были раскиданы кедровые стружки. Позади меня было полным полно грязи. Ребенком я бы решила, что это здорово, но поскольку я уже не дитя, то некоторые вещи мне бросались в глаза. Главным образом то, что азалии не так уж великолепны сзади.

Большой «крайслер» въехал на стоянку, из него вышел седовласый мужчина. Я знала его в лицо, но имя мне было неизвестно. Он медленно проследовал к входу в здание. Мужчина не казался встревоженным и не закричал, – Помогите, здесь какая-то сумасшедшая прячется в кустах, – из чего я заключила, что хорошо спряталась.

В темноте я покосилась на часы. Девять сорок пять. Ожидание не значилось в числе моих любимых развлечений. Хотелось есть, было скучно и очень неудобно. Вероятно, существуют люди, способные с толком провести время в упорядочивании мыслей, составлении рутинных списков, погружении в конструктивный самоанализ. Для меня ожидание – дегенерация чувств. Черная дыра. Потерянное время.

В одиннадцать часов я еще ждала. Я злилась и хотела в душ. Каким-то образам мне удалось протянуть еще часа полтора. Я просматривала всевозможные варианты, обдумывая новый план, когда начал накрапывать дождь. Капли падали тяжело и лениво, медленно стекая, брызгая на кусты азалий, оставляя следы на грязи, где я сидела, поднимая от земли заплесневелый запах застарелой паутины и погреба. Я сидела, прислонившись к стене и прижав колени к груди. За исключением редких случайно отклонившихся капель, дождь меня не задевал.

Через несколько минут темп дождя выровнялся, капли стали меньше и участились, поднялся ветер. На черной щебенке образовались лужи, ловя блики отраженного света, и дождь разукрасил бисером капель сияющий красный «чероки».

Такой ночью хорошо валяться в постели с книжкой, слушая «тик, тик, тик», как падают капли на оконное стекло и пожарную лестницу. Это была отвратительная ночь для слежки за кустами азалий. Дождевые потоки закручивались в вихре, порывы ветра доставали меня, налепляя волосы мне на лицо, юбка стала намокать.

В час меня уже бил озноб, и гадкая, мерзкая сырость добралась до моих трусиков и промочила их. Все теряло значение. Еще через пять минут я сдалась. Даже если Морелли появится, в чем я начала сомневаться, вряд ли буду в состоянии арестовать его. И я определенно не хотела предстать перед ним с такой прической.

Я уже совсем собралась уходить, когда на стоянку завернул автомобиль, припарковался в дальнем конце по периметру и выключил фары. Из машины вылез мужчина и быстро пошел, направляясь к «чероки». Это был не Джо. Это снова был Бездельник. Я уткнулась головой в колени и закрыла глаза. Какой наивной я была, воображая, что Джо попадет в мою ловушку. Вся полиция сидела у него на заднице. Он не собирался вляпываться в западню. Несколько секунд я предавалась унынию, а затем отмела это в сторону, дав себе обещание в следующий раз поступить разумнее. Мне следовало самой отправиться на поиски Джо. Была ли опасность в персональной слежке за машиной? Нет. Ладно, это мне будет уроком. Правило номер один: не недооценивай врага. Правило номер два: думай, как преступник.

Бездельник открыл ключом дверь со стороны водителя и проскользнул за руль. Стартер чихнул, но не завелся. Бездельник подождал несколько минут и снова попытался. Он вылез и заглянул под капот. Я знала, что много времени это не займет. Не надо быть гением, чтобы заметить отсутствие прерывателя. Бездельник вытащил голову из-под капота, захлопнул крышку, пнул шину и высказал нечто цветистое. Он (Потом/Затем?) впрыгнул в свою машину и сорвался с парковки.

Я выскользнула из тени и устало потащилась к черному ходу. Юбка липла к ногам, в туфлях хлюпала вода. Вечер закончился неудачей. Но могло быть еще хуже. Джо мог бы послать за машиной свою матушку.

Первый этаж был пуст и выглядел даже безрадостней, чем обычно. Я нажала кнопку лифта и подождала. Вода капала с кончика носа и края юбки, образуя небольшое озерцо на сером кафельном полу. Два лифта, расположенные рядом, обслуживали здание. Ни один из них, насколько я знаю, не падал вниз и не вылетал наподобие ракеты из шахты, но всегда был превосходный шанс застрять между этажами. Обычно я пользовалась лестницей. Но сегодня решила довести мазохистскую глупость до максимума и вызвала лифт. Кабина, шатаясь, прибыла, двери распахнулись, и я вступила внутрь. Поднявшись до второго этажа без приключений, я прошлепала в холл. Неуклюже нащупав ключи в сумке, уже было собралась войти в квартиру, как вспомнила о крышке прерывателя-распределителя. Я оставила ее внизу за азалиями. Подумала было вернуться, но мысль мелькнула и тут же пропала, не найдя отклика. Ничто не заставит меня спуститься обратно.

Я закрыла дверь на засов и содрала с себя одежду, стоя на маленьком клочке линолеума, что служил мне прихожей. Туфли были безнадежно испорчены, а на заду юбки отпечатались следы вчерашних заголовков. Раздевшись до нитки, я оставила влажную кучу на полу и направилась прямиком в ванную.

Отрегулировав воду, я вступила в ванну и задернула занавеску, позволив струям бить по мне всей мощью. Все не так уж плохо, сказала я себе. Один возврат я сделала. Теперь я в законе. Первым делом завтра утром заберу деньги у Винни. Я взбила пену и стала ополаскиваться. Вымыла волосы. Я повернула ручку на массажный душ и долго стояла, позволяя напряжению покинуть мое тело. Уже дважды Морелли использовал Бездельника в качестве мальчика на побегушках. Мне следует понаблюдать за Бездельником. Проблема в том, что нельзя за всеми следить одновременно.

Меня отвлекло цветное пятно по другую сторону полупрозрачной, скользкой от пены занавески. Пятно двигалось, и мое сердце на мгновение замерло в груди. Кто-то был в моей ванной. У меня наступил шок. Я застыла, как статуя, без единой мысли в голове. Затем я вспомнила Рамиреза, и мне скрутило живот. Он мог попросить управляющего дать ему ключ или пролезть через окно. Только Бог знает, на что способен Рамирез.

Сумку я прихватила с собой в ванную, но она лежала недосягаемая на туалетном столике. Незваный гость пересек комнату в два шага и дернул занавеску с такой силой, что пластиковые кольца с треском полопались и посыпались. Я завизжала и наугад бросила пузырек с шампунем, вжавшись в кафельную стенку.

Это был не Рамирез. Это был Джо Морелли. Одной рукой он сгреб занавеску, а другую сжал в кулак. На лбу осталась отметина, куда заехала бутыль с шампунем. Он был в ярости, и я совсем не была уверена, что моя принадлежность к женскому полу удержит его от возможности расквасить мне нос. Прекрасно. Я жаждала крови. Кем себя этот мужлан воображает, пугая меня до полусмерти и к тому же портя мою занавеску?

– Какого черта ты вытворяешь? – орала я. – Ты что, не слышал, что существуют чертовы дверные звонки? Как ты сюда вошел?

– Ты оставила окно в спальне открытым.

– Жалюзи опущены.

– Жалюзи не в счет.

– Если ты повредил жалюзи, жду, что ты за них заплатишь. А как насчет занавески в душе? Душевые занавески не растут на деревьях, знаешь ли.

Я понизила голос, но его высота еще была далека от нормальной. По правде сказать, я не имела понятия, что несла. Мой разум несся по бездорожью ярости и паники. Я была в бешенстве, что он вторгся в мое уединение и пребывала в панике от того, что предстала перед ним голой.

При удачных обстоятельствах нагота – вещь благоприятная: принимать ванну, быть с любимым в постели, или, скажем, родиться на свет… Предстать же обнаженной и мокрой, как курица, перед Джо Морелли – это был худший из кошмаров.

Я выключила воду и сгребла полотенце, но Морелли шлепнул меня по руке и швырнул полотенце на пол позади себя.

– Отдай мне полотенце, – потребовала я.

– Нет, пока мы кое-что не исправим.

Еще ребенком, Морелли был неуправляем. Я пришла к заключению, что, повзрослев, Морелли стал контролировать себя еще хуже. Итальянский темперамент светился в его глазах, но силу демонстрируемой ярости было трудно рассчитать. Он был одет в промокшую от дождя черную футболку и джинсы. Когда он повернулся к вешалке для полотенца, на глаза мне попался пистолет, засунутый сзади в джинсы.

Нетрудно было вообразить Морелли убийцей, но в душе я была согласна с Рейнжером и Эдди Газаррой, нельзя представить этого выросшего Морелли вспыльчивым дурнем.

Он уперся руками в бедра. Его влажные волосы завивались надо лбом и за ушами. Рот был твердо сжат и не улыбался. – Где крышка распределителя?

Когда сомневаешься, лучше нападай первой.

– Если ты сейчас же не выйдешь из моей ванны, я начну кричать.

– Два часа ночи, Стефани. Все твои соседи храпят с ушными затычками в своих постелях. Кричи. Никто тебя не услышит.

Я стояла на своем и злилась на него. Это была моя лучшая попытка сопротивления. И черт меня возьми, если я собираюсь показать свою уязвимость и растерянность к вящему его удовлетворению.

– Спрашиваю еще раз, – повторил он. – Где мой распределитель?

– Не имею понятия, о чем ты говоришь.

– Послушай, Кексик, я разнесу это место на кусочки, если понадобится.

– Крышки распределителя у меня нет. Она не здесь. И я не твой кексик.

– Почему я? – спросил он. – Чем я это заслужил?

Я подняла бровь.

Морелли вздохнул.

– Ну, да, – сказал он. – Знаю.

Он взял мою сумку со столика, перевернул ее и вывалил содержимое на пол. Выудил из кучи наручники и сделал шаг вперед.

– Дай руку.

– Извращенец.

– Как хочешь. Он раскрыл наручники и защелкнул их на моем правом запястье.

Я отдернула правую руку назад и стукнула его, но трудно маневрировать в душевой кабинке. Он блокировал мой удар и замкнул оставшийся стальной браслет вокруг стержня для занавески. Я задохнулась и застыла, не в силах осмыслить, что только что случилось.

Морелли отступил на шаг и посмотрел на меня, медленно пройдясь по мне взглядом с головы до ног.

– Не хочешь сказать мне, где крышка?

Утратив браваду, я безмолвствовала. Все, что я могла, это чувствовать страх и смущение, окрасившие румянцем мои щеки и сжимающие горло.

– Прекрасно, – решил Морелли. – Продолжай молчать. Можешь висеть тут вечно, мне плевать.

Он тщательно обыскал все ящики, опустошил мусорную корзину и заглянул под крышку сливного бачка. Затем выскочил из ванны, не удостоив меня прощального взгляда. Я могла слышать его методические профессиональные передвижения по квартире, как он обследует каждый квадратный дюйм. Клацало столовое серебро, грохотали ящики, хлопали дверцы шкафов. Периодически наступали мгновения тишины, сопровождаемые невнятным бормотанием.

Я повисла всем весом на стержне, надеясь погнуть его, но он был сделан на совесть и выдержал натиск.

Наконец Морелли появился в дверях ванной.

– Ну? – резко бросила я. – Что теперь?

Он лениво прислонился к косяку.

– Вернулся еще раз глянуть.

Усмешка показалась в уголках его губ, когда глаза его задержались на моей груди.

– Замерзла?

Когда я освобожусь, то буду преследовать его как собака. Меня не заботило, виновен он или нет. И не важно, если это займет весь остаток моей жизни. Я собиралась достать Морелли.

– Иди в ад.

Ухмылка стала шире.

– Тебе повезло, что, я – джентльмен. Другие бы в такой ситуации воспользовались преимуществом, что ты женщина.

– Ах, оставьте.

Он оторвался от косяка.

– С удовольствием.

– Постой! Ты ведь не уходишь, нет?

– Боюсь, что так.

– А что будет со мной? А наручники?

Он с минуту колебался. Затем вышел в кухню и вернулся с портативным телефоном.

– Я собираюсь замкнуть входную дверь, поэтому убедись, что у того, кому будешь звонить, есть ключ.

– Ни у кого нет ключа!

– Уверен, ты придумаешь что-нибудь, – отозвался Морелли. – Позвони в полицию. В пожарную. Вызови чертов спецназ.

– Я голая!

Он улыбнулся, подмигнул и вышел за дверь.

Я услышала, как хлопнула дверь квартиры, и щелкнул замок. Я не ожидала ответа, но испытала порыв позвать Морелли в качестве проверки. Я подождала несколько мгновений, задержав дыхание и прислушиваясь к тишине. Кажется, Морелли ушел. Мои пальцы стиснули телефон. Только Бог поможет компании, если они нарушили обещание возобновить мою связь. Я вскарабкалась по косяку душевой кабины, чтобы подтянуться на высоту своей прикрепленной руки. Бережно вытянула антенну, нажала на кнопку и приложила ухо к телефонной трубке. Гудок пел громко и отчетливо. Меня охватило такое облегчение, что чуть не заплакала.

Теперь передо мной стояла новая проблема. Кому звонить? Полиция и пожарка исключались. Они ворвутся, сверкая огнями, на парковку, и к тому времени, когда доберутся до моей двери, сорок пожилых обитателей дома будут стоять наизготовку в холле со своими слуховыми аппаратами, желая рассмотреть, что это за суматоха, и требуя объяснений.

Я давно пришла к выводу, что есть некие особенности у стариков в моем доме. Они порочны, когда дело касается парковки, и у них тяга к чужим неприятностям, граничащая с омерзением. При первых же вспышках мигалок каждый житель моего дома прилепит свой нос к оконному стеклу.

Я могла бы также обойтись без четырех или пяти лучших городских соглядатаев и сплетников, глазеющих на меня, прикованную голой к стержню от душевой занавески.

Если я позвоню матушке, мне придется бежать из штата, потому что она сорвется с катушек. И, кроме того, она пошлет отца, а затем мой папаша увидит меня обнаженной. Предстать голой и прикованной перед собственным папашей, это не то, что я могу отчетливо представить себе.

Если позвоню сестре, она позвонит матушке.

Я буду висеть здесь и сгнию, прежде чем позвоню своему бывшему мужу.

Кто бы не пришел меня спасти, сделать это будет сложно, поскольку ему придется либо забраться по пожарной лестнице, либо высадить входную дверь. Могло подойти только одно имя. Я зажмурила глаза.

–Дерьмо.

Придется звонить Рейнжеру. Я глубоко вздохнула и набрала номер, моля Бога, что запомнила его правильно.

Понадобился лишь один звонок, чтобы он откликнулся.

– Йо.

– Рейнжер?

– Кому я понадобился?

– Стефани Плам. У меня проблема.

Последовала пауза в два удара сердца, я могла представить, как он насторожился, садясь в постели.

– Что за проблема?

Я закатила глаза, лишь наполовину веря, что в самом деле звоню ему по телефону.

– Я прикована к стержню для занавески в ванной, и мне нужно, чтобы кто-нибудь отомкнул наручники.

Последовала еще пауза, и он повесил трубку.

Я повторно набрала номер, так нажимая на кнопки, что почти сломала палец.

– Йо! – ответил Рейнжер. В его голосе звучало отчетливое раздражение.

– Не вешай трубку! Черт возьми, я серьезно. Я в ловушке в моей ванной. Моя входная дверь закрыта, и ни у кого нет ключа.

– Почему не звонишь копам? Они обожают это дерьмо со спасательными операциями.

– Потому что я не хочу объясняться с копами. И помимо всего прочего, я голая. Это не смешно. Морелли влез в мою квартиру, пока я была в душе, и этот сукин сын приковал меня наручниками к стержню от занавески.

– Должно быть, ты понравилась парню.

– Ты собираешься мне помочь, или как?

– Где ты живешь?

– Многоквартирное здание на углу Сент Джеймс и Дануорт. Квартира 215. Квартира находится с задней стороны. Морелли забрался по пожарной лестнице и влез в окно. Ты, вероятно, сможешь сделать тоже самое.

Как ни удивительно, я не осуждала Морелли за то, что он приковал меня к стержню. В конце концов, я, в некотором роде, украла его машину. И я могла бы его понять, что он стремился убрать меня с дороги, пока обыскивал квартиру. Могла бы даже простить ему срывание занавески, как демонстрацию грубой мужской силы, но он зашел слишком далеко, оставив меня здесь прикованную голой. Если он думает таким способом запугать меня, то ошибается. Это был вызов вдвойне, и как бы по-детски это не звучало, я не собиралась от него уклоняться. Я достану Морелли или умру.

Казалось, я провела часы, стоя в душевой кабинке, когда услышала, как открылась и снова закрылась входная дверь. Пар от горячей воды давно рассеялся, и воздух остыл. Руки онемели, находясь в поднятом положении. Я была изнурена, меня мучил голод, и к тому начинала болеть голова.

Рейнжер появился на пороге ванной, а я испытала слишком большое облегчение, чтобы стесняться.

– Спасибо, что смог прийти посреди ночи.

Рейнжер заулыбался.

– Ни за что не пропустил бы такого зрелища.

– Ключи где-то в хламе на полу.

Он нашел ключи, освободил мои пальцы от телефона и разомкнул наручники.

– Вы с Морелли сексуальными извращениями занимались, что ли?

– Помнишь, ты дал мне его ключи утром?

– Ну.

– Я в некотором роде позаимствовала его машину.

– Позаимствовала?

– Фактически конфисковала. Знаешь ли, мы представляем закон и все такое, не так ли?

– Ну.

– Итак, я конфисковала его машину, а он это обнаружил.

Рейнжер улыбнулся и подал мне полотенце.

– А он понял насчет конфискации?

– Скажем, он был не в восторге. Как бы то ни было, я припарковала машину на стоянке снаружи и вытащила крышку прерывателя-распределителя в качестве меры предосторожности.

– Готов поспорить, это круто.

Я выбралась из душа и издала пронзительный вопль, увидев свое отражение в зеркале. Мои волосы выглядели так, будто сквозь них пропустили 2000 вольт и в таком виде зафиксировали спреем.

– Мне нужно установить сигнализацию на его машину, но у меня нет денег.

Рейнжер тихо засмеялся.

– Сигнализация. Морелли это понравится.

Он взял с пола ручку и написал адрес на клочке туалетной бумаги.

– Я знаю мастерскую, где тебе дадут скидку.

Я потащилась следом за ним в спальню и сменила полотенце на длинный махровый халат.

– Я слышала, ты вошел через дверь.

– Подобрал ключ. Не думаю, что благоразумно будить управляющего.

Он выглянул в окно. Дождь моросил в темноте двора, и кусок оторванных жалюзи закрывал подоконник.

– Человеком-пауком я работаю только при хорошей погоде.

– Морелли сломал жалюзи.

– Наверно, спешил.

– Я заметила, что ты говоришь на языке гетто только наполовину.

– Я полиглот, – сказал Рейнжер.

Я проследовала за ним к двери, страстно желая узнать его второй язык.

* * * * *

Я провалилась в глубокий сон без сновидений и могла бы проспать до ноября, если бы кто-то не заколотил безжалостно во входную дверь. Я покосилась на часы. Дисплей высвечивал 8:35. Обычно я люблю компанию. Но сейчас я съежилась, услышав стук в дверь. Первый приступ страха был вызван видением Рамиреза. Второй – что полиция явилась потащить меня в суд за угон машины.

Я прихватила Шур Гарда с ночного столика, сунула руки в рукава халата и потащилась к двери. Закрыв один глаз, другой приложила к глазку. С другой стороны на меня смотрел Эдди Газарра. Он был в форме и держал два пакета от "Данкин доунатс" (сеть закусочных, славятся пончиками – Прим. пер.). Я открыла дверь, втянув воздух, как принюхивающаяся гончая.

– Ум-м, – вдохнула я.

– Тебе тоже здравствуй, – приветствовал меня Газарра, протискиваясь вслед за мной в маленькую прихожую и направляясь к обеденному столу. – Где твоя мебель?

– У меня реконструкция.

– Ну и ну.

Мы сели напротив друг друга, и я подождала, пока он достанет два картонных стаканчика с кофе. Мы распечатали кофе, расстелили салфетки и вгрызлись в пончики.

Мы были достаточно близкими друзьями, что не считали за обязанность вести беседу, пока поглощаем пищу. Сначала мы съели «бостонский пирог» с заварным кремом. Затем разделили оставшиеся четыре пончика с джемом. На двух пончиках он еще не замечал моей прически, и я перестала предаваться размышлениям, на что обычно похожи мои волосы. Он также ничего не сказал по поводу беспорядка, учиненного Морелли во время обыска квартиры, что дало мне передышку в обсуждении моих способностей к ведению домашнего хозяйства.

Третий пончик он ел медленнее, запивая кофе, смакуя каждый кусочек, снова делая глоток и снова откусывая пончик.

– Я слышал, ты вчера сделала возврат, – сказал он между кусками.

У него остался только кофе. Эдди взглянул на мой пончик, и я в защитном жесте придвинула его поближе к своему краю стола.

– Не думаю, что ты хотела бы поделиться, – сделал вывод Газарра.

– Я тоже, – согласилась я. – Как ты узнал о возврате?

– Говорили в раздевалке. Ты – главная тема разговоров в последние дни. Парни делают ставки, когда Морелли завалит тебя в койку.

Сердце так сжалось в груди, что я испугалась, что мои глаза вылезут из орбит. Я целую минуту глазела на Газарру, ожидая, когда успокоится мое кровяное давление, представляя, как капилляры взрываются внутри меня.

– Как они узнают, когда меня завалят в койку? – процедила я сквозь зубы. – Может, он меня уже завалил. Может, мы этим занимаемся по два раза на дню.

– Они полагают, что ты прекратишь заниматься им, когда он тебя трахнет. Выигрышное время наступит, фактически, когда ты прекратишь преследование.

– Ты в деле?

– Нет. Морелли поимел тебя, когда ты была еще старшеклассницей. Не думаю, что тебе придет в голову позволить ему трахнуть тебя еще раз.

– Откуда ты знаешь, что произошло в старших классах?

– Все про это знают.

– Господи.

Я проглотила последний кусок пончика и запила его кофе.

Эдди вздохнул, как будто наблюдал крушение всех надежд с этим последним исчезающим в моем рту куском.

– Твоя кузина, королева всех мегер, держит меня на диете, – пожаловался он. – На завтрак я получил кофе без кофеина, полтарелки картонных злаков с обезжиренным молоком и половину грейпфрута.

– Полагаю, это не еда для копа.

– Думаю, меня подстрелят, – сказал Эдди, – а все, что во мне есть – это отсутствие кофеина и половинка грейпфрута. Ты думаешь, с этим я доберусь до больницы?

– Не то, что с настоящим кофе и пончиками.

– Чертовски верно.

– Этот выступ над твоим ремнем с кобурой вероятно тоже хорошее препятствие для пуль.

Эдди осушил стаканчик с кофе, закрыл с треском крышкой и отправил обратно в опустевший пакет. – Ты еще не сказала, не расстроилась ли из-за этого пари насчет траха.

Я согласилась.

– Это воистину жестоко.

Взяв салфетку, он мастерски стряхнул крошки сахара с синих брюк. Одно из умений, приобретенных им в академии, пришло мне на ум. Он сидел, откинувшись и скрестив руки на груди. Росту в нем было пять футов десять дюймов, и сам он был приземист. У него были черты восточных славян с ясными бледно-голубыми глазами, белокурыми волосами и бугристым носом. Когда мы были детьми, он жил за два дома от меня. Всю свою жизнь Эдди хотел быть копом. Теперь, когда он нацепил форму, большего ему и желать не надо. Он наслаждался, ведя полицейскую машину, реагируя на происшествия, первым являясь на место преступления. И преуспел в роли утешителя пострадавших. Все его любили, за исключением, возможно, его собственной супруги.

– Я достал тут кое-какую информацию для тебя, – сказал Эдди. – Заскочил прошлой ночью к Пино выпить пива, а там был Гас Дембровски. Гас работает в качестве СС над делом Куленцы.

– СС?

– Следователем-сыщиком.

От этой новости я подскочила на стуле.

– Он тебе что-нибудь еще рассказал о Морелли?

– Он подтвердил, Санчез была информаторшей. Дембровски обмолвился, что она была в картотеке Морелли. Информаторов держат в секрете. Все карточки содержатся в закрытых папках под надзором специального инспектора. Догадываюсь, что в данном случае в интересах следствия информацию вскрыли.

– Поэтому, может быть, все гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Может, убийство связано с тем, над чем он работал.

– Может быть. Может, также у Морелли были шуры-муры с Санчез. Я так понимаю, что она была хорошенькой. Настоящая латиноамериканка.

– А еще она пропала.

– Да. Она еще в розыске. Департамент нашел родственников в Стейтен-Айленде, но никто не видел ее.

– Я поговорила с ее соседями вчера, и выяснила, что один из жителей видел внезапную смерть предполагаемого свидетеля в деле Морелли.

– Что за внезапная смерть?

– Сбили машиной перед домом и уехали.

– Мог быть несчастный случай.

– Хотелось бы так думать.

Он глянул на часы и поднялся.

– Мне нужно идти.

– Один последний вопрос, ты знаешь Бездельника Морелли?

– Вижу его иногда.

– Ты знаешь, чем он занимается и где обитает?

– Работает в системе здравоохранения. Что-то типа инспектора. Живет где-то в районе Гамильтон. У Конни есть перекрестный справочник в офисе. Если у него есть телефон, найдешь адрес по нему.

– Спасибо. И благодарю за кофе с пончиками.

Он задержался в коридоре.

– Тебе нужны деньги?

Я потрясла головой.

– У меня все в порядке.

Эдди обнял меня, чмокнул в щеку и вышел.

Я закрыла за ним дверь, и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Иногда дружба душит меня. Я вернулась в столовую, собирая пакеты и салфетки и отправляя их в мусорную корзину. Это были первые действия по оценке ущерба в моей квартире. Морелли явно был в ярости, выплескивая свою неудовлетворенность в виде самого худшего беспорядка, какой только можно сотворить. Кухонные шкафчики были распахнуты, содержимое было разбросано по полу и частично на кухонной стойке, книги сметены с полок, подушка валялась далеко от единственного уцелевшего стула, в спальне громоздились кучи одежды, выкинутой из шкафов. Я положила на место подушку и привела кухню в порядок, решив, что остальное может подождать.

Порывшись, я натянула черные обтягивающие шорты и просторную футболку цвета хаки. Мои атрибуты наемной убийцы еще были разбросаны по полу в ванной комнате. Я спихнула их обратно в черную кожаную сумку и закинула ее на плечо. Проверила окна, убедившись, что они закрыты. Теперь это станет утренним и вечерним ритуалом. Ненавижу жить, как животное в клетке, но мне больше не хотелось принимать неожиданных визитеров. Замыкание входной двери казалось скорее делом формальным, чем вопросом безопасности. Рейнжер легко подобрал ключ. Конечно, не все обладают таким умением, как Рейнжер. Тем не менее, не будет вредно добавить еще один дверной засов в мою коллекцию замков. Но первым делом необходимо поговорить с управляющим.

Я попрощалась с Рексом, набралась смелости и высунула голову в холл, прежде чем предпринять следующие действия, убедившись, что ниоткуда не выскочит Рамирез.