Текст книги "Девушка с планеты Земля (ЛП)"

Автор книги: Джанет Эдвардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Джанет Эдвардс
«Девушка с планеты Земля»

Глава 1

Именно в день Уоллама-Крейна я наконец решила, куда же пойду на подготовительное отделение. Утром я получила видеописьмо от Иссетт. Она скакала в пижаме по кровати, размахивая подушкой и скандируя: «Решайся, Джарра! Ну же! Давай! Решайся, решайся, решайся, подружка!» Все это она распевала на мотив новой песни Зена Эррата. Иссетт с ума по нему сходит, но мне не особо нравятся его ноги.

Иссетт – это моя лучшая подруга. Нам обеим по семнадцать лет, мы вместе еще с яслей, а потом жили в соседних комнатах и в доме, и в следующем шаге. Иссетт давным-давно подала документы на подготовительный курс медицинского. Она организованная и надежная. А вот я – нет. Большинство моих друзей тоже уже определились с дальнейшим будущим – кроме Кеона, который собирался просто валять дурака. Он всю школу только этим и занимался и, должна признать, весьма преуспел.

Мне не улыбалось стать еще одним Кеоном, поэтому нужно было принять решение, да побыстрее. Последний срок подачи документов – через день после праздника.

Да, как и во всех других мирах, здесь, на Земле, день Уоллама-Крейна считается праздником, но по определенным причинам мы не отмечаем его с таким же размахом, как остальные. Таддеус Уоллам-Крейн изобрел портал и подарил человечеству звезды, но каждый из нас, землян, – это тот самый «один из тысячи», опоздавший на раздачу билетов во вселенную.

Одним из моих тайных желаний было создать машину времени и перенестись назад почти на шестьсот пятьдесят лет, в пятнадцатое ноября две тысячи сорок второго года. И задушить Уоллама-Крейна в колыбели. Не будь его, меня бы считали нормальной, вместо того, чтобы ставить клеймо «примата» и «выродка». Да, я одна из них. Вежливые люди скажут «инвалид», но вы не стесняйтесь, зовите меня обезьяной, если вам так больше нравится. Что так, что эдак – разницы никакой. Из-за парадоксальной реакции иммунитета я могу жить только на Земле. Я пленница, и это пожизненное заключение.

Если вы все еще читаете это, то могу себе представить ваш шок – как же, девчонка-обезьяна умеет писать!

«Обалдеть! Полный отпад!» – неверяще кричите вы друзьям, но знайте: на самом деле я такая же, как и вы. И это вы могли оказаться на Земле, в то время как я путешествовала бы между мирами – конечно, если бы кости упали по-другому. У вас может родиться ребенок с теми же проблемами, что у меня, и его тоже придется срочно отправить на Землю, чтобы он не умер.

Мой психолог утверждает, что вы, нормалы, нас боитесь. Потому и придумываете нам клички и верите в глупые предрассудки. Все это мы видим по телику. Путешествуешь на позднем сроке беременности – ребенок станет приматом. Будешь есть в положении карантовое желе – родится обезьяна. Когда последняя страшилка прогремела в новостях, все повыкидывали свои банки с карантовым желе – а толку никакого.

Все это ерунда. Лучшие умы сотни лет искали выход, но результата по-прежнему нет. Любой другой недостаток можно не замечать или исправить, но не этот. Едите вы карантовое желе или нет – у вас может родиться такой же ребенок, как я. Возможно, однажды лекарство все же найдется, но с моим везением готова поспорить, что к тому моменту уже умру. Скорее всего, за день до счастливого события, чтобы судьба в последний раз могла всласть надо мной посмеяться.

Еще мой психолог говорит, что во мне накопилась уйма неизрасходованной горечи и злости. Он прав. Вы, наверное, и сами уже заметили. Особенно горько я себя чувствовала пятнадцатого ноября две тысячи семьсот восемьдесят восьмого. Через полчаса я должна была встретиться с Кэндис и рассказать ей, куда же хочу поступать, кем быть и что вообще собираюсь делать всю свою дальнейшую жизнь. Я до сих пор не приняла окончательное решение, и мне следовало все хорошенько обдумать. И, естественно, я тянула время, смотря телик.

Информационные каналы сплошь крутили спецвыпуски программ к годовщине праздника. Половина из них показывала ту старую запись первого эксперимента, которую все уже тысячу раз видели. Уоллам-Крейн самодовольно ухмыляется в камеру и говорит: «Это маленький шаг для одного человека, но огромный скачок – для всего человечества». А вы знаете, что он украл эту фразу у первого космонавта, совершившего высадку на Луне? Вы вообще слышали, что туда летали на ракетах задолго до изобретения порталов? Скорее всего, нет. Что ж, вот вам кусочек доистории, причем совершенно бесплатно.

По остальным каналам тоже крутили либо нарезки о первых межзвездных порталах, либо передачи о Веке Исхода, когда на Земле мало кто остался. Я переключила на развлекательные каналы, но там везде показывали «звезд» – как они напиваются, или зажигают на мега-вечеринках. На экране мелькнул главный актер нового сериала «Защитники», Аррак Сан-Домекс. Вот у этого парня ноги что надо! Обожаю те серии, где он, настоящий секс-символ и герой в облегающей военной форме, спасает человечество от мифических зловещих инопланетян, которых мы все еще не обнаружили. Я решила послушать, что скажет мой любимец.

– …огромная трагедия, что гениальный Таддеус Уоллам-Крейн умер таким молодым, даже не успев сам посетить другую плане…

Я выключила телик прежде, чем Аррак успел выставить себя еще большим дураком. Ноги хорошие, но мозгов маловато. Я обрушила свой гнев на пустой экран:

– Ты что, не знаешь, что этому гению было уже шестьдесят четыре, когда ему удалось создать первый действующий портал? Не умер он молодым; аж до ста лет дожил! Понадобилась еще сотня лет, прежде чем люди смогли перемещаться на другие пригодные для жизни планеты. Сам-то подумал, сколько ему должно было быть, чтобы он успел воспользоваться своим изобретением, придурок?

Меня так утомляет, когда люди не знают собственной истории. Я обожаю факты и…

Да. Пора наконец признать очевидное. Я давным-давно поняла, какой курс выберу. Вы, наверное, уже заметили, что я – прирожденный историк. Просто я противилась такому выбору, ведь это означало безропотно принять то, что уготовила мне судьба. Все знают, что Земля – планета трех «И»: исцеление, история, инвалиды. Можно, конечно, выбрать и что-то другое – у нас, как и на других планетах, нужны разные специалисты, – но медицина и история здесь превалируют.

Но все к тому и шло. Я могла послушно стать типичным инвалидом и пойти учиться на историка – или взбунтоваться, отказавшись от возможности заниматься любимым предметом. Отличный выбор. И тогда мне пришел в голову третий вариант. Может получиться, если мне хватит куража или злости. И когда я вышла из комнаты и направилась в фойе к порталу, то улыбалась как чокнутая.

Я встретилась с Кэндис в огромном питомнике тропических птиц Европейского зоопарка. Конечно, Африканский еще больше, но путешествовать между континентами дороже, чем в рамках одного, плюс сталкиваешься с проблемой часовых поясов. Вы, верно, этого не знаете, ведь Земля – единственная планета, на которой больше одного заселенного континента. Вот вам и еще один бесплатный факт.

Кэндис сидела на скамейке у прудика с рыбками гуппи. Я пристроилась рядом, и какое-то время мы просто наблюдали за самцами, хваставшими перед невзрачными серо-коричневыми самками своими крохотными сверкающими хвостами: малиновыми, ярко-синими и изумрудными. Над нашими головами летали птицы, щеголяя радужным оперением. Мне нравилось это место, его буйные заросли, влажный запах джунглей и неумолчное птичье пение. Мы с Кэндис встречались здесь из года в год, и мне никогда не надоедало любоваться природой.

– Итак, видимо, ты все еще раздумываешь, куда пойти, – начала Кэндис. – Ненавижу подгонять, но нам с тобой надо подать документы до завтрашнего дня.

– Ты и должна подгонять, – ответила я. – Ты же моя про-мама. Это твоя работа.

Спорим, вы никогда не слышали, кто такая про-мама? Про-родители – это те, кому вас поручают, если ваши настоящие мама и папа не желают больше знать своего отпрыска-инвалида. В девяноста двух процентах случаев не проходит и суток после рождения ребенка, а родители уже успевают написать официальный отказ, оставив своего постыдного выродка в палате Земной Больницы, уведомляют о расторжении брака или иных отношений и разбегаются в разные стороны, обвиняя друг друга в наличии порченых генов.

Мои отец и мать как раз подпали под те самые девяносто два процента. Я имела право по достижении четырнадцатилетнего возраста попытаться наладить с ними связь, но не стала напрягаться. Эти крысы выбросили меня прочь – черта с два я стану бегать за ними и о чем-то умолять!

Я сказала «крысы». Мы, обезьяны, вежливо называем вас нормалами, а невежливо – крысами. Не думаю, что я должна расшаркиваться перед родителями, которые избавились от меня, точно от мусора.

Я уже упоминала, что мой психолог считает, будто во мне накопилось много неизрасходованной горечи и злости?

Так что вместо родителей у меня была Кэндис – на два часа в неделю. Она работала про-мамой для десятерых ребят, включая меня. Я понятия не имела, кто остальные, и не собиралась выяснять. Так же, как и узнавать о ее собственных детях. У Кэндис за плечами должны были быть как минимум одни серьезные отношения и один ребенок – таковы обязательные условия для про-родителей.

Я знала о существовании всех девятерых моих «соперников», но предпочитала о них не вспоминать и верить, что Кэндис – моя и только моя. Пусть всего на два часа в неделю, но – в отличие от прочих взрослых, появлявшихся в моей жизни и исчезавших из нее – навсегда. Про-родителей прикрепляли на всю жизнь. Именно Кэндис даст мне совет, когда я соберусь строить с кем-то отношения, захочу завести собственного ребенка или задушить Уоллама-Крейна в колыбели. Про-папа у меня тоже имелся, и все было здорово, пока мне не исполнилось одиннадцать. С тех пор отношения у нас не ладятся.

Я сталкивалась с парой ребят, чьи настоящие отец и мать переехали на Землю, чтобы о них заботиться. Честно, по мне так лучше про-родители. Они вмешиваются, только когда нужно сделать что-то действительно важное, а уж если у тебя неприятности… Тут любому супергерою до них далеко. Серьезно, у про-родителей огромный вес в обществе. Если они заподозрят, что с кем-то из их подопечных плохо обращаются, то тут же вмешаются, потребуют адвоката – и школы подвергнутся проверке, или их вовсе закроют. И все это по требованию про-родителей. Они даже имеют право прийти на заседание совета директоров Земной Больницы, если сочтут необходимым. Нет, правда, это круто!

Мне всегда было приятно осознавать, что Кэндис на моей стороне и обладает такой властью. Я никогда прежде не пользовалась авторитетом своей про-мамы, но с учетом того, что я намеревалась сделать, теперь он мог мне пригодиться.

Пора было сообщить Кэндис дурные вести. Я решила начать издалека.

– Я хочу заниматься историей, значит, мне нужно поступать на подготовительный курс по допортальному периоду.

– Отличный выбор, – одобрила Кэндис. – Ты уже несколько лет посвятила этому предмету, и он явно тебе подходит, но то, как ты задержалась с решением, меня насторожило. Я боялась, что у тебя очередной приступ упрямства, и ты пытаешься наказать себя самое, выбрав что-то другое. Твои документы готовы, осталось их только подать.

– Наверное, все будет немного сложнее, – ответила я. – Я хочу поступить во внеземной университет.

Кэндис на несколько секунд прикрыла глаза. Клянусь, она даже дышать перестала. Наконец про-мама снова на меня посмотрела:

– Мы же не возвращаемся обратно к фазе отрицания, правда? Ты ведь уже утверждала – как и все дети до тебя, – что медики ошиблись на твой счет. На четырнадцатилетие ты решила воспользоваться своим правом и отправиться через портал на другую планету. У тебя случился анафилактический шок, медбригада перенесла тебя обратно, и понадобилась целая неделя, чтобы ты пришла в себя. Уверена, ты этого не забыла.

– Да, – отозвалась я.

Тогда я умирала. Испугалась до чертиков. Такое не забудешь.

– Тогда ты знаешь, что никакой ошибки в твоем диагнозе нет. Если ты отправишься на другую планету, то погибнешь. Ты не можешь учиться во внеземном университете!

– Но мне не придется куда-то ехать. – Я улыбалась как ненормальная. – Все подготовительные курсы по доистории проводятся здесь. А потом я смогу перевестись в университет Земли для изучения основной программы.

Кэндис перепробовала все веские аргументы:

– Но в нашем университете есть точно такая же специальность. У них такое же оборудование, те же места раскопок, да и преподаватели ничем не хуже – если не лучше.

А я все ухмылялась:

– Хочу курс от внеземного университета.

– Здесь тебя точно зачислят. Чтобы поступить туда – понадобятся соответствующие баллы.

– У меня отличные оценки, и ты это знаешь.

– А стоимость? Здесь любой курс для тебя бюджетный, но там…

Да, меня учат бесплатно. Завидуете? В жизни обезьяны есть свои плюсы. Мы можем со стопроцентной гарантией поступить, куда захотим, и не платить налог по завершении обучения. Нас точно возьмут на любую работу по нашему выбору. А если мы не пожелаем трудиться, то будем просто жить на пособие. Именно так и собирается поступить мой друг Кеон – валять дурака до конца дней своих. Каждая обитаемая планета щедро платит за заботу об отбросах человечества. Эти отступные помогают им облегчить угрызения совести. Вы отваливаете приличный куш, поэтому можете сослать своих нежеланных детей на Землю и забыть про них.

– А разве где-нибудь написано, что я могу бесплатно учиться только в земном университете? – спросила я.

– Надо проверить. Никто прежде не считал, что это важно, поэтому… – Кэндис явно дрогнула, столкнувшись с моей убежденностью. – Ты ведь понимаешь, что остальные студенты могут оказаться… недружелюбными? Им может не понравиться твое присутствие на курсах. Или это и есть твой план? Хочешь найти выход своему гневу?

– Дело не в этом. Ну, не совсем. Я не хочу, чтобы они знали, кто я на самом деле. Пусть думают, будто я – одна из них. Что я нормальная.

– Ты и есть нормальная, Джарра. Родись ты до изобретения портала, никто бы и понятия не имел, что у тебя проблемы с иммунной системой.

Мне это повторяли изо дня в день. Ты нормальная. Не надо считать себя отбросом общества. Надо научиться ценить себя. Эти надоедливые советы мне вдалбливали столько раз, что вскоре я начала жалеть, что не родилась шестьсот лет назад. Но потом вспомнила все войны и голод, которыми славилась доистория, решила, что современный мир мне нравится больше, и стала фантазировать, как задушила бы Уоллама-Крейна.

Я покачала головой:

– Все это говорят: мой психолог, ты... Но вы и сами инвалиды, так что не считается. Мне нужно, чтобы нормальные люди сказали, что я ничем не хуже их. Я хочу поступить на этот курс, чтобы обычные ребята считали меня одной из них. И если я не выдержу целый год – неважно. Даже нескольких дней хватит. Тогда я действительно буду знать, что чего-то стою.

На самом деле не только это. В конце концов, обдурив этих снобов, заставив их поверить, будто я одна из них, я собиралась рассказать им правду. Одна из приматов, одна из тех, чье существование они напрочь игнорировали, вторглась в их милый уютненький мирок. Посмотреть бы на шок и замешательство в глазах нормалов, когда они поймут, что их обвели вокруг пальца, что они приняли обезьяну за свою! Я смогу наорать на них, выплеснуть свой гнев и обиду – и уйти, злорадно посмеиваясь. Правда, вряд ли стоит говорить Кэндис об этой части плана.

– Ну, если это поможет тебе наконец обрести себя… – задумчиво произнесла Кэндис. – Обмануть других студентов будет трудно, Джарра, но ты ведь не сможешь даже попробовать. Твои документы придут из земной школы, и в университете поймут, что это значит. Даже если ребенок родился здесь, но с его иммунитетом все в порядке, он учится во внеземном учреждении – так что и его заявление приходит оттуда.

Знаю, вы дара речи лишились, когда прикинули, сколько стоит путешествовать между мирами каждый день, просто чтобы посещать уроки. Но так и есть. Даже если оба родителя с дефектом, в девяти из десяти случаев их дети смогут жить на других планетах. Отступные позволяют им учиться в нормальных школах и таким образом ассимилироваться с «нормальным обществом».

А знаете, одно время крысы даже пытались подменивать детей! Они отбирали нормального ребенка у родителей-инвалидов и взамен оставляли им дефективного из внеземного мира. Силой отнимали детей у их мамы и папы. Готова поспорить, вам никогда не рассказывали подобного в ваших внеземных школах. Мой психолог советует мне забыть об этом, ведь такие мысли порождают враждебность. Но историю нельзя забывать, нужно учиться на ее ошибках.

– Да, руководство будет знать, – согласилась я, – но это же моя личная информация!

– Ты права! – Кэндис снова стала настоящей про-мамой, готовой бороться за права своего ребенка. – Руководство имеет доступ к личной информации только по профессиональным причинам. Местонахождение твоей школы свидетельствует о твоей инвалидности; значит, его статус можно приравнять к статусу медицинской карты. Надо четко обозначить это в твоем заявлении. Пусть руководство знает, но рассказать обо всем студентам – это грубое нарушение профессиональных обязанностей. Так в какой университет мы поступаем?

– Ну-у… в Асгард.

Я выбрала наугад, и то только потому, что это родная планета того тупого киношного красавчика, в которого я втрескалась, Аррака Сан-Домекса. Ну того, с ногами.

– Асгард… – Кэндис вытащила из кармана глядильник и вбила запрос. На экране высветились данные, и моя про-мама кивнула: – Там престижный исторический факультет. Отличный выбор.

Так и есть, правда?

– А по баллам я прохожу? Меня примут? Может, выбрать что-то попроще?

– У тебя отличные оценки, Джарра, а уж по практическому опыту с тобой никто не сравнится. Ты за год посетила больше исторических мест, чем остальные их абитуриенты – за всю жизнь. Могу поспорить, что большинство из них никогда и не ступало на Землю. Если тебя развернут, то лучше им приготовить доказательства, что все их студенты закончили школу лучше тебя, иначе я как твой опекун подам судебный иск от Земной Больницы.

– Ух ты! – Как же здорово иметь такую про-маму с супервозможностями!

– Что до оплаты… для тебя она не может быть выше, чем в университете Земли. Если кто-то попробует возражать, то я стану обращаться во все инстанции, пока не добьюсь разрешения.

В тот день мы с Кэндис провели вместе намного больше положенных двух часов, потому что отправляли мои документы. Когда сотрудники университета Асгарда выйдут на работу после праздника, их ожидает настоящий шок. Асгард станет первым внеземным учреждением, в которое подал заявление студент-обезьяна.

И им придется меня зачислить, иначе Кэндис обратится в суд и порвет их на клочки.

Глава 2

В конечном счете я не стала говорить о внеземном университете никому из друзей, даже Иссетт. Асгард может найти способ отвертеться от моего зачисления, и тогда я буду выглядеть идиоткой. Я просто сказала, что пойду на исторический. А остальное ребята додумали сами. В любом случае всеобщее внимание было сосредоточено на ошеломляющих новостях Кеона.

Только представьте себе! Кеон спокойно заявил, что подал заявку на поступление в Институт искусств! Все остальные восемь человек с нашего следующего шага были поражены, что славящийся своей ленью Кеон Танака вообще подал куда-то заявку, и совершенно ошарашены тем, что он выбрал такое коммерческое направление, как искусство.

– Что ж, в искусстве вертится много денег… – протянул Росс. – Но, чтобы стать художником, тебе нужно уметь рисовать, лепить, освещать или еще что-нибудь в этом духе. Что бы ты ни делал, это должно быть хорошим.

– Знаете, история знавала времена, когда все было по-другому, – заметила я.

Все застонали.

– Нет! – прервала меня Иссетт. – Только не урок истории. Плохая, плохая Джарра!

– Искусство не должно быть хорошим, – возразил Кеон. – От него требуется посредственность. В этом-то и весь смысл. Люди платят огромные деньги, чтобы иметь дома настоящие предметы искусства, нечто уникальное, созданное руками человека. На этот предмет должно быть приятно смотреть, но в нем обязана присутствовать и доля недостатков, чтобы было очевидно – это не одна из сотен тысяч промышленных копий блистательного оригинального произведения искусства.

– Да, но сумеешь ли ты сделать даже что-нибудь посредственное? – спросил Кейтан.

Он выглядел слегка обиженным, так как сам собирался поступать на факультет искусств и относился к этому серьезно. Он воспринимал искусство как надежную высокооплачиваемую работу и уже успел изучить, как художники с Земли продают свои работы в других мирах через агентов, чтобы скрыть факт создания этих произведений приматами.

Меня подмывало спросить, способен ли сам Кейтан творить посредственные работы, но я повела себя как паинька и промолчала. Между мной и Кейтаном и так не все было гладко. Почти год назад между нами завязался флирт – конечно же, на большой вечеринке в честь Начала Года. Но отношения продлились всего пару месяцев и протекали в основном в ссорах. У Кейтана красивые ноги, однако он такой чувствительный. Закатывал истерики всякий раз, если я не писала ему письма каждые два часа, и не одобрял то, сколько времени я трачу на просмотр исторических видеофильмов. Я тоже выходила из себя, потому что имела право заниматься тем, что мне нравится, и… В общем, Кейтан до сих пор на меня слегка в обиде.

– Может, я и вовсе не буду ходить на занятия, – пожал плечами Кеон. – Я узнал, что смогу получать больше денег, если стану студентом, а не просто на базовом соцобеспечении, так что…

Все, кроме Кейтана, рассмеялись.

И вскоре мы забыли о заявках на поступление. Если говорить о моих друзьях, то не было никакой неопределенности, так как им гарантировали места на выбранных факультетах университета Земли. А я сходила с ума от беспокойства. Я выяснила, что в университет Асгарда не так легко попасть. На его факультеты, особенно на исторический, большой конкурс, и приемная комиссия попытается воспользоваться любой возможной причиной, чтобы отказать обезьяне.

А если они меня не зачислят… Что ж, Кэндис может подать на них в суд, но пробиваться в университет с большой оглаской мне бы не хотелось. Все узнают, кто я, а весь смысл моей затеи – одурачить их и посмотреть на обескураженные лица, когда откроется правда. Возможно, мне стоило поступить разумно и подать параллельную заявку на поступление в университет Земли, но думать об этом было уже слишком поздно. Оставалось только надеяться, что в случае необходимости Кэндис воспользуется авторитетом про-мамы и выбьет там для меня место.

Письма о зачислении должны были прийти первого декабря. Весь день я ждала известий из университета Асгарда, и каждый раз, когда приходила почта, сердце мое уходило в пятки. Большую часть дня я щелкала пультом телика, но не смогла сосредоточиться даже на серии «Защитников». К вечеру во мне закипела ярость. Они даже не позаботились мне отказать! Я отправила письмо Кэндис, в котором написала все, что думаю о внеземных. Она тут же ответила, сообщив, что время на населенном континенте Асгард отстает от нашего на одиннадцать часов, и они еще даже не успели позавтракать.

Вы когда-нибудь чувствовали себя по-настоящему глупо? У меня не было никаких оправданий. На Земле достаточно часовых поясов. Обычные места, куда мы ежедневно порталимся, находятся недалеко и в одном часовом поясе, но на некоторые школьные экскурсии мы отправлялись глубокой ночью, чтобы прибыть в место назначения при свете дня. Я тупица. Идиотка, идиотка, идиотка…

Письмо из университета Асгарда пришло спустя пять часов. Меня приняли! Без особого восторга, и со специального оговоркой, что они не смогут обеспечить отличные от стандартных условия для подобного мне инвалида, но мне было наплевать. Я протанцевала по комнате победный танец.

Оговорка должна была меня обеспокоить, но я не волновалась. Они никак не смогут мне помешать ходить на все занятия. Двадцать лет назад в преподавании истории произошо что-то вроде переворота, потому что большинство ученых вообще ни разу не бывали на Земле. Это было бы не так плохо, специализируйся они на современной истории, но даже ведущие исследователи древнего мира никогда не посещали ни единого объекта. Они не хотели заразиться от нас, приматов! А преподавать доисторию, ни разу не побывав на Земле, – это как преподавать литературу, не пролистав ни единой книги.

Поэтому они резко изменили программу: посвятили подготовительный курс исключительно допортальному периоду и ввели обязательное условие, что курс должен проводиться только на Земле. И в этом есть смысл. Нельзя закрывать глаза на доисторию. Это точка отсчета для всего, что случилось после изобретения портала. А значит, все историки обязаны изучать то время и в самом начале обучения посетить раскопы на Земле.

Закончив танцевать по комнате, я отправила торжествующее письмо Кэндис. Конечно, она прочитает его только завтра. Мне хватило ума не будить про-маму в полночь «сообщением чрезвычайной важности» без крайней на то необходимости. А вот Иссетт – совсем другое дело. Она моя лучшая подруга, и я хотела поделиться с ней новостями с пылу, с жару!

Я подскочила к соседней двери и приложила руку к дверной табличке. По ту сторону раздался тихий мелодичный перелив, за которым последовал голос: «Ваша подруга Джарра просит разрешения войти».

Я подождала пару минут и попробовала снова. Дверь открылась, и на пороге возникла Иссетт в мятой пижаме. Подруга смотрела на меня сонным порицающим взглядом:

– Лучше тебе сказать что-нибудь хорошее! Ты что, умерла? Или в чем дело?

Не дожидаясь ответа, она развернулась, подошла к кровати и со страдальческим стоном плюхнулась на одеяло.

Я последовала за ней, и дверь за нами закрылась.

– Я получила письмо из университета. Меня приняли!

– Что? И ты разбудила меня в такой час, чтобы сказать мне это? – Иссетт подняла голову, чтобы пронзить меня яростным взглядом.

В ответ я лишь широко улыбнулась.

– Я поступила в университет Асгарда!

– ЧТО-О-О?! – завизжала Иссетт.

Механический голос вклинился в наше ликование:

– Пожалуйста, имейте уважение к другим людям, пытающимся в это время спать, и убавьте уровень шума.

Иссетт швырнула подушку в сенсорный короб устройства. Нас всех бесили эти штуки в комнатах. Официально они не считались вторжением в личное пространство, потому что не записывали и не передавали информацию, а просто упрекающим тоном делали нам замечания. Если на устройства долго не обращать внимания, они начинали издавать противный шум – как будто ежесекундные удары в гонг, – пока не заставляли подчиниться.

И они жаловались не только на шум. Им не нравились угрозы пожара, неубранные комнаты или слишком тесные отношения между мальчиком и девочкой. Ничто так не портит романтический момент, как механический голос, бубнящий: «Ваш уровень близости друг к другу превышает допустимый для вашей возрастной группы».

Всегда ходили слухи о том, что кто-то умудрялся перепаять комнатный сенсор, чтобы обойти наблюдение, но большинство просто выводили надоед из строя, и потом им приходилось платить за новое оборудование из собственных средств. Устройства влетали в копеечку, поэтому я никогда не пробовала так делать. Кейтан того не стоил.

– Жду не дождусь, когда уже покину следующий шаг и уберусь от этой штуковины, – прорычала Иссетт и повернулась ко мне. – Ты же не серьезно насчет университета Асгарда? Не может быть!

Следующий час я убеждала ее в серьезности своих намерений и объясняла, что я задумала. Устройство еще несколько раз ворчало насчет уровня шума. В конце концов Иссетт начала воспринимать меня всерьез.

– Хотела бы я посмотреть на их лица, когда они обо всем узнают, – призналась она. – Пообещай, что снимешь все на камеру и пришлешь.

– А ты пообещай сохранить все в тайне. Не говори никому, даже нашим друзьям – вообще никому. В курсе только ты и Кэндис. Если этот секрет станет известен слишком многим, кто-нибудь точно его выдаст. А я не смогу одурачить других студентов, если они будут знать, что с ними на курсе учится кто-то из обезьян.

Иссетт скорчила рожицу:

– Не называй себя так!

– Пожалуйста, имейте уважение к другим людям, пытающимся в это время спать, и убавьте уровень шума, – повторил механический голос.

Мы обе застонали.

– Ты даже своему психологу не скажешь? – потрясенно спросила Иссетт.

– Я отказываюсь от психолога. После окончания следующего шага он необязателен.

Я была не слишком высокого мнения о психологах и чувствовала, что сеансы с моим врачом – пустая трата времени.

– А я без своего пропаду, – пожаловалась Иссетт, но спорить не стала.

Она верила в психологов, а я нет. Мы уже много раз ломали копья по этому вопросу раньше, чтобы вновь его поднимать.

Иссетт вернулась к теме разговора:

– Не понимаю, как у тебя выйдет их провести, даже если удастся сохранить все в секрете. Ты же не знаешь их мира: правильной одежды, манеры речи… Да, мы смотрим телик, но… Во всех секторах существуют собственные глупые словечки, которых нет в тех фильмах и передачах, что мы смотрим. Нам ведь не показывают внутрисекторные фишки, только иногда в комедиях, когда о них говорят в шутку.

Я кивнула и добавила:

– Да, они все говорят на Языке, но и диалекты везде есть. В секторе Альфа самый сложный диалект, потому что в нем находятся первые планеты, заселенные после Исхода. А ты знала, что чем моложе сектор, тем больше его диалект похож на стандартный Язык? Я слышала об этом в передаче про исторические лингвистические карты, и…

Иссетт заткнула пальцами уши:

– Никаких уроков истории! Плохая, плохая Джарра!

– Перестань так делать.

Она вытащила пальцы из ушей.

– А ты перестать читать мне лекции по истории. Ты всегда на них скатываешься.

– Неправда.

– О да, правда. Ты помешанная.

– Я не помешанная.

Иссетт наградила меня своим особым взглядом: вроде как пристально посверлила меня глазами, в которых читалось, что она права, а я – нет, и мы обе это знаем. С этим очень сложно спорить, и я сдалась.

– Ладно, раз ты так говоришь… В общем, если я притворюсь, что приехала из какого-то сектора, там неизбежно обнаружатся другие студенты оттуда, а у меня не будет ни акцента, ни знания диалекта. Поэтому я собираюсь сказать, что мои родители – военные.

Иссетт подозрительно посмотрела на меня:

– Это из-за того, что ты фанатка Аррака Сан-Домекса?

Нет, совершенно точно нет. Да, я выбрала Асгард из-за Аррака Сан-Домекса, и да, он играет в «Защитниках» военного, но в этом вопросе мое решение всецело основывалось на логике.