Текст книги "Конституция в Иране"
Автор книги: Джалил Мамедгулузаде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Мамедгулузаде Джалил
Конституция в Иране
Джалил Мамедгулузаде
КОНСТИТУЦИЯ В ИРАНЕ
У ворот нашей мечети сидит на выступе старик лет пятидеся-ти-пятидесяти пяти. Здесь он занимается своим ремеслом: пи-шет письма неграмотным мусульманам, чаще всего приезжим из-Ирана. Зовут его Мешади-Молла-Гасан.
Мешади можно видеть перед мечетью в любое время года – летом и зимой, осенью и весной.
Летом, проходя по улице, можно видеть, как он дремлет, прислонившись головой к стене; а другой раз видишь и такое: перед Мешади сидит на корточках какой-нибудь иранец, а тот, нацепив на нос очки и придерживая на левом колене пол-ли-ста грязной почтовой бумаги, читает, откинув голову и глядя, из-под очков, написанное по-фарсидски письмо:
"...во-вторых, если вам угодно будет знать о здешних ново-стях, слава аллаху, мы все живы и здоровы и молимся за вас" и нет у нас иной печали, кроме разлуки с вами.
Да пошлет всеблагой создатель мира, милосердный аллах, случай еще раз свидеться с вами..."
Проходя зимой мимо мечети, видишь, как Мешади-Молла-Гасан, закутанный в абу, низко склоняется над мангалом с горячими угольями, словно хочет обнять его. Иногда же видишь: какой-нибудь приезжий, примостившись около мангала перед Мешади, задумчиво копается в остывающих углях. А Мешади-Молла-Гасан, спрятав правую руку под мышку и держа в левой только что написанное послание, читает:
"...передайте от меня привет двоюродному брату моему Кер-балай-Гасыму, двоюродному брату Джафару, старшей тетке Сакине, двоюродной сестре Гюльсум; поклон от меня Гейдару, Кербалай-Али; кланяюсь Мешади-Халилу, Мешади-Искендеру, и Гусейну, и Гуламали, и Мешади-Зульфугару, и Уста-Зейналу; низкий поклон от меня дяде Мешади-Рустаму, и Наджафали, я Байраму, и Кербалай-Оруджали, и Сабзали, и Кербалай-Ис-маилу, и Мамеду. И передайте Мамеду, что брат его Муртуза-гули^жив и здоров и работает в Эривани у Гаджи-Гамида са-довником, что он здесь женился, имеет ребенка и шлет низкий поклон, а у ребенка болят глаза, но сам, слава аллаху, здоров и шлет привет..."
Мешади-Молла-Гасан – выходец из Ирана. Лет десять-две-надцать тому назад он некоторое время учительствовал в Эри-вани; учеников у него было семь-восемь, но они вскоре разбе-жались, потому что за незнание уроков учитель плевал им в лицо. Несколько раз дети жаловались отцам на такое обраще-ние; случалось, что отцы приходили к учителю объясняться и сами плевали в него, но все это было бы еще терпимо, если бы ученики не разбежались.
Итак, ученики разбежались.
Тогда Мешади-Молла-Гасан принялся торговать книгами. И теперь еще около него на камне лежит несколько старых книг, два "Гюлистана", четыре книжки "Джамеи-Аббаси", Ко-ран, два сильно потрепанных тома письмовника, толкователь снов с разодранным переплетом и книга "О вратах рая".
Не повезло Мешади-Молла-Гасану и в торговле. Больше се-ми-восьми книг за год ему продать не удавалось.
Вот и взялся он тогда писать письма и этим зарабатывает себе на жизнь. Не проходит и дня, чтобы несколько местных крестьян или приезжих из Ирана не обратились к Мешади-Молла-Гасану с просьбой написать письмо. За письмо Мешади-Молла-Гасан берет две-три копейки, а то и целый пятак. Если заказчик слишком уж беден, он пишет и за копейку, но на бу-маге заказчика.
Благодарение аллаху, хорошее ремесло. В мусульманском мире нет более прибыльного занятия, чем писание писем по за-казу. В Анатолии трудно пройти мимо мечетей: улица всегда запружена мусульманами, окружившими одного-двух молл, ко-торые пишут письма. То же творится в Тегеране, Тебризе, Эри-вани, Тифлисе, Баку и других городах. На каждом выступе у входа в гянджинскую мечеть сидит по одному такому же почтенному писцу, как наш Мешади-Молла-Гасан. Их окружает иной раз по двадцать-тридцать человек, дожидающихся своей очереди, чтоб заказать письмо. Ни войти в мечеть, ни выйти...
Благодарение аллаху! Нельзя пожаловаться на заработок.
Одно досадно: услугами этих писцов пользуются лишь бед-няки.
Приходит, например, рабочий в рваной одежде.
– Дядя Мешади, напиши для меня письмо!
Мешади-Молла-Гасан тотчас же протягивает к рабочему правую руку и говорит:
– Выкладывай... посмотрим, что там у тебя.
Рабочий сует руку в карман и вынимает две копейки.
– Мало... – заявляет Мешади. Рабочий клянется:
– Больше нет.
Мешади божится:
– Не напишу.
Рабочий уступает и занимает у кого-нибудь еще копейку.
Мешади-Молла-Гасан надевает на нос очки, открывает чер-нильницу с тушью, подливает каплю воды и пробует кончик камышового пера на ногте указательного пальца. Затем выта-скивает из книги грязный листок почтовой бумаги, разрезает его надвое, убирает одну часть в книгу, другую примащивает на левом колене, макает перо в тушь и начинает выводить за-мысловатые узоры арабского письма.
Послание он начинает по установленному образцу: "Высо-кочтимый господин! Во-первых.... во-вторых... низкий поклон и лучшие пожелания...", и заканчивает по-арабски: "Аминь, все-вышний аллах!"
Написав обязательное вступление, Мешади-Молла-Гасан: обращается к заказчику:
– Ну, теперь говори, о чем писать?
Рассказав свои нужды, клиент платит Мешади-Молла-Гасану свои копейки, получает исписанный клочок бумаги, прячет за пазуху и отправляется искать едущего на родину, чтобы через него переслать письмо.
Тринадцатого сентября тысяча девятьсот шестого года Ме-шади-Молла-Гасан написал два письма: одно для Кербалай-Мамедали из иранского селения Арабляр, другое для тебризца Уста-Джафара.
Ах, злополучные письма! Вы перевернули вверх дном весь мир. Иссохнуть бы пальцам, писавшим вас, чтоб они не поверг-ли людей в несчастье!
Перейдем, однако, к делу. Уже два с половиной года, как Кербалай-Мамедали уехал из Ирана на заработки, чтобы обеспечить свою семью, а семья его состоит из матери, жены и семилетнего сына. В первое вре-мя Кербалай-Мамедали работал чернорабочим и за два-три месяца ухитрялся сэкономить три-четыре рубля, купить для своих шесть-семь аршин ситца и послать домой.
В прошлом году, когда начались армяно-мусульманские столкновения Кербалай-Мамедали уехал на родину и отвез не-много денег. Прошло уже восемь месяцев, как он вернулся от-туда, но за все это время послал домой матери всего два рубля. Дважды мать и жена писали ему и просили через знакомых прислать немного денег, так как им не на что жить.
Кербалай-Мамедали в ответ написал и, кроме того, передал через знакомого, ехавшего домой, что здесь неспокойно, работы мало и пусть они еще немного потерпят: на все воля аллаха, все наладится, и он пришлет денег.
Кербалай-Мамедали был прав, когда писал, что здесь в Рос-сии, неспокойно, тут действительно не было спокойно; но он лгал, говоря, что нет работы; не проходило дня, чтобы он не заработал копеек восемьдесят, а то и рубль. Нельзя сказать, чтобы Кербалай-Мамедали не любил своей семьи, ему очень хотелось послать домой деньги. Но как ни старался собрать несколько рублей, никак ему это не удавалось: в кармане всегда было пусто.
Проходило несколько дней, и он говорил себе:
– Иншаллах, отыщу сегодня земляка, едущего на родину, пошлю домой хотя бы два рубля.
Но все никак не мог исполнить свое желание.
Он не мог послать денег из-за того, что у него увеличились расходы. Расходы же увеличились потому, что он, с соизволе-ния аллаха и в согласии с шариатом, обзавелся другой женой– браком сийга.
Эта другая была вдова и приходилась сестрой другу Керба-лай-Мамедали, тоже чернорабочего. В первое время эта жен-щина стирала белье Кербалай-Мамедали.
Однажды друг пригласил его к себе. И тут Кербалай-Маме-дали случайно увидел голые икры его сестры, они понравились ему, и вскоре после этого он женился на их обладательнице.
Вначале он жил отдельно, снимая угол в караван-сарае "Лев", и выплачивал жене, согласно условию, рубль в месяц, но постепенно привязавшись к Парнисе так звали женщину, – перебрался к ней.
Однажды Кербалай-Мамедали прибежал домой радостный и еще с порога крикнул своей новой жене: – Парниса,.Парниса! Давай муштулук!
– Что случилось? – спросила она с удивлением.
– Давай муштулук! – повторил Кербалай-Мамедали.
– Да что случилось? – переспросила Парниса.
– Не дашь муштулука, не скажу, – твердил тот. Парниса подошла к Кербалай-Мамедали и, взяв его за ру-ки, стала просить:
– Скажи, ради аллаха, в чем дело? Но Кербалай-Мамедали не уступал:
– Клянусь аллахом, не скажу без муштулука.
– Хорошо! Муштулук за мной, только скажи, в чем дело? Тогда Кербалай-Мамедали торжественно объявил:
– У нас в Иране дали конституцию!
Парниса застыла в недоумении.
– Что дали? – спросила она.
– Конституцию... Неужели ты до сих пор не знаешь, что это такое?
Парниса подумала немного и спросила с удивлением:
– А что такое конституция?
Кербалай-Мамедали отвел ее руки и, отвернувшись, недо-вольно сказал:
– Ну, вот... Как мне это объяснить тебе? Всему миру из-вестно, что Ирану дали конституцию. Даже уличные маль-чишки знают об этом... Сегодня консул вызывал в мечеть всех амшари – иранских подданных. Там молились за шаха, что даровал Ирану конституцию. Я тоже был в мечети. Народу собралось столько, что иголке негде было упасть. Там был и Кербалай-Гусейнгулу. Все земляки радовались. Ведь до сих пор мы, иранские подданные, не видели светлого дня, изнывали в чернорабочих. В России, посмотри, совсем нет чернорабочих из русских, все чернорабочие – бедняки из Ирана. Теперь, Пар-ниса, даст аллах, у нас будет много денег. Ты все приставала, чтобы я купил тебе архалук из русского бархата. Теперь уж обязательно куплю. Ты сама видела, что денег не хватало. Но теперь, даст аллах, денег будет вдоволь. Все мои земляки, Кебле-Имамали, Кебле-Новруз, Гасымали, Орудж, Мешади-Байрам, так радовались, шапки вверх готовы были бросать. Говорят, завтра консул соберет всех наших и начнет раздавать конституцию. Ай джан, ай джан! Да здравствует наш падишах! Ай джан!
И Кербалай-Мамедали пустился в пляс, щелкая пальцами.
Парниса, радостная и счастливая, подошла к мужу и снова взяла его за руки.
На следующий день, под вечер, Кербалай-Мамедали вернул-ся домой мрачный и разочарованно сказал жене:
– Консул ничего нам не дал. Сказал, что нашу долю кон-ституции мы должны получить на родине, в Иране.
Парниса нахмурила брови и, помолчав, недоверчиво сказала
– Врешь!
– Пусть будет проклят мой отец, если я вру, – начал уве-рять жену Кербалай-Мамедали. – Консул ничего нам не дал.
– Врешь, не может быть.
– Клянусь аллахом, ничего не дал...
– Конечно, не даст! Такое уж у меня счастье!.. Здесь не да-ют ничего, чтобы все досталось твоей жене в Иране, этой ста-рой карге. Такое уж у меня счастье!..
Посетовав на свою судьбу, Парниса сурово заявила:
– Слышишь, Кербалай-Мамедали, я ничего не хочу знать. Раз я твоя жена, хоть сдохни, а содержи меня... Два месяца я прошу у тебя бархатный архалук, ты все отнекиваешься-денег мол, нет. А теперь рассказываешь, что консул ничего не дал, а дадут в Иране. Я не потерплю, чтобы мою долю получила и слопала твоя старая ведьма. Или сейчас же пошли письмо, что-бы твою долю старой карге не выдавали, а выслали сюда, тебе, или я не знаю, что сделаю с тобой!
Кербалай-Мамедали начал уговаривать жену:
– Ради аллаха, жена, не говори глупостей! Что бы ни раз-давали на родине, мою долю выдадут матери, а она пришлет сюда. Валлах, пришлет. Мать очень меня любит. Не беспокойся, ничего не пропадет. Давай лучше ужинать.
Парниса подала мужу ужин, но сама села поодаль в угол и не стала есть.
Пришлось Кербалай-Мамедали уступить и поклясться, что завтра же пошлет на родину письмо, чтобы его долю консти-туции прислали сюда.
Только тогда Парниса немного успокоилась.
Рано утром Кербалай-Мамедали вышел на улицу в нереши-тельности. Как быть? С одной стороны, он очень боялся Парнисы, хотя и сам не знал почему, а с другой стороны, боялся Тукезбан, жены, что осталась в Иране. Не дай аллах, если она, получив письмо, догадается, что муж просит свою долю для новой жены.
Кербалай-Мамедали тщательно скрывал, что женился вто-рично. Когда он уезжал из Ирана, братья жены предупрежда-ли, что, если он женится на чужбине, они приедут туда и ра-зобьют ему голову. А Тукезбан поклялась приехать из Ирана босиком, с непокрытой головой и вырвать волосы своей сопер-нице.
Раздумывая обо всем этом, Кербалай-Мамедали дошел до мечети. Как раз в это время Мешади-Молла-Гасан кончил пись-мо для Уста-Джафара из Тебриза. Оно было такого содер-жания:
"Во-первых... приветы и поклоны... во-вторых... аминь, все-вышний аллах... Дорогая матушка! Хотя прошло много времени с тех пор, как я приехал на чужбину и тут работаю, но никог-да не забываю тебя. Милая матушка! Не обижайся, что я не посылаю денег. Все хочу послать, да не удается: если бы ты знала, как дорога здесь жизнь. Раньше, когда я жил один и расходов было меньше, я мог время от времени посылать тебе несколько рублей... Но сказано в Коране нехорошо правовер-ному жить одиноким. Поэтому я, по воле аллаха и согласно разъяснению моллы, что не подобает мусульманину жить без жены, прости меня за такое выражение... я, с соизволения ал-лаха и в согласии с шариатом, женился браком сийга, извини за такое слово. Конечно, жена есть жена, требует лишних рас-ходов. И вот все, что я зарабатываю, уходит на нашу жизнь, и ничего не остается, чтобы прислать тебе. Поцелуй за меня мо-его мальчика и передай привет всем родственникам".
Мешади-Молла-Гасан только что кончил писать, когда по-дошел Кербалай-Мамедали и, приветствовав моллу, сказал:
– Дядя молла! Напиши и для меня письмо.
– Баш уста! – ответил Мешади-Молла-Гасан и, обраща-ясь к Уста-Джафару, сказал:
– Возьми перо, подпиши.
– Пусть пока сохнет, я схожу за конвертом, потом подпи-шу, – ответил Уста-Джафар и ушел.
Кербалай-Мамедали присел на корточки перед Мешади-Молла-Гасаном. Тот положил письмо, написанное для Уста-Джафара, на солнышко, вынул из книги листок бумаги и, про-тянув к Кербалай-Мамедали правую руку, сказал:
– А ну, покажи, с чем ты пришел?
Кербалай-Мамедали не спеша полез в карман, вынул три монеты по копейке и положил перед моллой. Тот поднес деньги к глазам, поглядел, потом опустил их в карман и, подняв левое колено, положил на него бумагу. Петом, обмакнув перо, начал писать: "Во-первых... приветы и поклоны... во-вторых... аминь, всевышний аллах!"
– Говори, что писать? – обратился он к Кербалай-Маме-дали.
Тот тихо кашлянул в кулак.
– Дядя молла! Только пусть между нами... – начал он. Мешади-Молла-Гасан собирался уже писать, но Кербалай-Мамедали схватил его за руку.
– Нет, нет, не пиши! Пока слушай.
Молла отнял перо от бумаги и стал слушать.
– Напиши, – сказал Кербалай-Мамедали, – напиши: "Дорогая мать! Говорят, Ирану дали конституцию..."
"Дорогая мать! Ирану дали конституцию..." – написал мол-ла.
– Пиши, – продолжал Кербалай-Мамедали: "Вчера кон-сул объявил нам, что нашу долю выдадут на родине, в Иране". Мешади-Молла-Гасан написал и это.
– Пиши: "Матушка, мне ничего не надо, но..." Как бы это написать, дядя молла? Совестно признаться тебе, но, видишь ли, наша домашняя, прости за такое слово...
Мешади-Молла-Гасан хотел продолжать писать, но Керба-лай-Мамедали снова остановил его, говоря:
– Не пиши! Заклинаю тебя святыми, не пиши! Как бы чего лишнего не написать... Не губи меня, дядя молла, умоляю тебя!
Мешади-Молла-Гасан отложил перо и стал слушать.
– Пиши, – опять начал диктовать Кербалай-Мамедали: "...то, что придется на мою долю, пришли сюда..."
Мешади-Молла-Гасан написал.
Кербалай-Мамедали, подумав, продолжал:
"Хотя я и не знаю, сколько придется на мою долю, но, если даже будет немного, все равно пришли". Говоря по правде, дядя молла, я бы никогда не заговорил об этом, но разве мож-но переспорить женщину?
Мешади-Молла-Гасан взялся было за перо, но Кербалай-Мамедали опять его удержал:
– Умоляю тебя, что ты делаешь? Не пиши о женщине ни слова! А то вдруг напишешь, что я женился, потом не оберешь-ся беды. Напиши только, чтобы мою долю выслали сюда, и все...
Мешади-Молла-Гасан написал.
Кербалай-Мамедали стал диктовать конец письма:
"Поцелуй за меня нашего мальчика. И как поживает наша домашняя, извини за такие слова, и еще посылаю низкий пок-лон всем родственникам и соседям". Напиши все это и кончай.
Мешади-Молла-Гасан написал. Тогда Кербалай-Мамедали попросил прочесть написанное. Мешади-Молла-Гасан начал:
"Во-первых... привет и поклон... во-вторых... всевышний ал-лах! Дорогая мать! Говорят, Ирану дали конституцию. Вчера консул сказал, что наша доля будет роздана на родине, в Иране. Прошу тебя, матушка, сколько бы ни пришлось на мою долю, пришли сюда, и еще поцелуй за меня нашего мальчика, и как поживает наша домашняя, извини за такие слова. И пе-редай привет всем родственникам и соседям. Конец".
Окончив чтение, Мешади-Молла-Гасан положил письмо на солнышко рядом с тем, которое сушилось. Тем временем Уста-Джафар принес грязный конверт. Мешади-Молла-Гасан взял его письмо и протянул вместе с пером, чтобы тот подписал.
Уста-Джафар увидел письмо, написанное для Кербалай-Мамедали, и стал разглядывать его.
– Дядя Мешади-Молла! Говоря между нами, то письмо написано красивее. Почерк на моем письме не так хорош.
И, взяв оба письма, стал их сравнивать. Кербалай-Мамеда-ли, вытянув шею, тоже стал молча разглядывать их. Молла взял оба письма из рук Уста-Джафара и, любуясь ими из-под очков, воскликнул:
– Пах-пах-пах! Вот это – почерк! Вот это – письма! Од-но написано лучше другого.
После этого он по ошибке протянул Уста-Джафару письмо, написанное для Кербалай-Мамедали, а письмо, написанное для Уста-Джафара, снова положил сушиться на солнце.
Ничего не подозревая, Уста-Джафар взял из рук моллы письмо, написанное для Кербалай-Мамедали, и, положив его на левое колено, начал выводить свою подпись. Добрых десять минут он пыхтел и сопел, пока наконец нацарапал какие-то каракули. После этого он взял щепотку земли, посыпал на на-писанное и, спрятав конверт с письмом в карман, встал, попро-щался и ушел.
Когда Уста-Джафар скрылся с глаз, Мешади-Молла-Гасан предложил и Кербалай-Мамедали принести конверт, но тот решил, прежде чем отправить письмо, показать его Парнисе.
Мешади-Молла-Гасан сложил письмо Уста-Джафара вчет-веро и, передавая Кербалай-Мамедали, сказал:
– Напишу адрес, когда принесешь конверт.
Кербалай-Мамедали взял письмо и, напрягаясь, потея, вы-вел на нем пером какие-то каракули, отдаленно напоминающие его имя – "Мамедали". После этого он снова сложил письмо вчетверо, сунул в боковой карман и ушел. Дома он протянул письмо жене:
– Вот, Парниса! Письмо уже написано. Теперь надо его отправить матери. Тут сказано, чтобы мою долю конституции прислали сюда. Если веришь, ладно, а если не веришь, дай кому хочешь прочесть.
Парниса взяла письмо, развернула, повертела и, снова сло-жив, положила на полку. Вечером она положила письмо в карман и пошла к брату – Кербалай-Рзе.
– Братец! – сказала Парниса, передавая письмо брату.– Ради аллаха, дай кому-нибудь прочесть это письмо, проверить, что тут написано.
Расспросив сестру, о чем письмо, Кербалай-Рза немного задумался, потом сказал:
– Послушай, Парниса, ты совсем свихнулась.
– Почему, братец? – удивилась Парниса.
– Глупышка! Где это видано, чтобы из Ирана сюда присылали конституцию?
Парниса стала возражать:
– Почему ты так думаешь, братец? Разве уж так далеко до Ирана, чтобы нельзя было прислать? Селение Арабляр на берегу Аракса, совсем близко, каких-нибудь три-четыре дня пути.
– Арабляр то недалеко, но как пришлют конституцию от-туда?
Парниса стала сердиться:
– Ах, братец, ради аллаха, не говори так! Отлично могут прислать. Почему бы и нет? Ты вечно насмехаешься надо мной, всякое мое слово считаешь глупым. Раз не хочешь, отдай пись-мо, я сама найду человека, который мне прочтет его...
– Ну, ладно. Завтра я отдам его прочесть. Пусть Мамедали пошлет, и ты сама убедишься, что я прав! Где это слыхано, чтобы из Ирана возили сюда конституцию? Оттуда доставляют хну, сабзу, очищенный миндаль, табак, чай, опиум и прочие подобные товары, но за всю жизнь я ни разу не слышал, чтобы оттуда привозили конституцию. Никогда и не торговали таким товаром...
Немного подумав, Парниса снова попросила брата, чтобы он нашел кого-нибудь, кто сможет прочесть письмо, и брат обещал завтра же исполнить ее просьбу.
На следующий день Кербалай-Рза отнес письмо к Молла-Оруджали. Года два назад этот Молла-Оруджали открыл здесь свою школу и, набрав с десяток учеников, обучает их грамоте.
Молла-Оруджали взял письмо, внимательно вгляделся в почерк и сказал:
– Это письмо написано почерком "тарассул", притом очень неразборчиво. Я этого почерка не читаю. Попроси кого-нибудь другого, кто знает.
Кербалай-Рза отнес письмо к учителю русско-азербайджан-ского училища Мирза-Гасану, который окончил учительскую семинарию и преподавал азербайджанский язык.
Поглядев на письмо, Мирза-Гасан проворчал:
– Чтоб отсохли пальцы у того, кто это писал. Почерк такой мелкий и неразборчивый, что ничего не поймешь...
Получив такой ответ, Кербалай-Рза не знал уже, к кому обратиться. Тут он вспомнил про Мешади-Гусейна, который хотя и торговал восточными пряностями, но слыл за очень уче-ного человека, любил рассуждать о шариате, философии и про-чих умных вещах. Слушая его, Кербалай-Рза всегда говорил про себя: "Ну, и ученая же голова этот Мешади-Гусейн".
Когда Кербалай-Рза подошел к лавке Мешади-Гусейна, тот отпускал покупателю леденцы и назидательно рассказывал:
– Покойный дед мой, да благословит аллах твоих покой-ников, беря меня в малолетстве на руки, говорил отцу: "Сын мой, Кербалай-Исмаил, береги этого мальчика, глаза его излу-чают свет науки, он станет ученым". Теперь я убеждаюсь в мудрости дедушки, который еще тогда предвидел мое будущее. Но наука не лезет сама в голову человеку, науку надо изучать, надо кости на этом деле поломать, без этого ничего не выйдет! Пока одолеешь науку, успеешь изрыгнуть молоко матери. Ес-ли б ты знал, какой ценой досталась мне эта наука, сколько меня били по пяткам, сколько колотили, все глаза на ней ис-портил и только после стольких мучений выбился наконец в ученые. Да, милый мой, это не шутка! Кроме того, надо иметь способности, талант надо иметь. Не всякий, кто учится, может стать ученым.
Кербалай-Рза шагнул через порог и, воспользовавшись пау-зой, протянул письмо.
– Дядя Мешади, да благословит аллах память твоего ро-дителя, прочти, пожалуйста, что здесь написано.
Отпустив покупателя, Мешади-Гусейн внимательно посмот-рел на письмо.
– Кто это писал? – спросил он.
Кербалай-Рза не знал точно, кто его написал.
– Должно быть, писал молла, что сидит перед мечетью.
Начало было написано по-персидски и более или менее раз-борчиво.
"Во-первых, главное наше пожелание, чтобы вы были живы и здоровы, а во-вторых, если вам угодно будет знать здешние новости, то, слава аллаху, все мы живы и здоровы и молимся за вас, и нет у нас иной печали, кроме разлуки с вами. Да поможет нам творец вселенной поскорее лицезреть вас! Аминь, всевышний аллах".
Дочитав до этого места, Мешади-Гусейн стал запинаться:
– На чужбине... потому что...
Пыхтя и обливаясь потом, он вертел листок бумаги, рас-сматривал его на свет, но разобрать больше ничего не мог. Наконец бросил его на чашу весов и воскликнул:
–Я знаю, кто это написал. Это не кто иной, как Мешади-Молла-Гасан. Этот злодей, сын злодея пишет так, что никто не может разобрать. Ученый человек Мешади-Молла-Гасан. Я думаю, что даже в Тебризе не найдется такого... Мало кто в состоянии прочесть то, что написано им! Честь и хвала писцу! Клянусь аллахом, редкий дар у этого человека! Ты посмотри на почерк! Вот это почерк!
Говоря все это, Мешади-Гусейн снова взял письмо в руки и стал любоваться им.
Кербалай-Рза положил письмо в карман и направился до-мой. Проходя мимо мечети, он увидел Мешади-Молла-Гасана, который сидел на выступе у входа в мечеть и, нацепив очки, писал какому-то крестьянину. Подойдя к нему, Кербалай-Рза поздоровался:
– Салам-алейкум, дядя молла! Ради аллаха, скажи, не ты ли писал вчера письмо Кербалай-Мамедали?
Взглянув на него поверх очков, Мешади-Молла-Гасан спросил:
– Какому Кербалай-Мамедали?
– Да тому самому, что просил прислать с родины его долю конституции.
– Да, да! – ответил Мешади-Молла-Гасан. – Я писал это. Вчера писал. Хорошо написал, толково, будь спокоен, на-верняка пришлют. Кажется, это ты и был.
– Нет, то был мой зять.
– Да, да! Не беспокойся, обязательно пришлют...
– Да благословит аллах память твоего родителя. До сви-дания!
Успокоенный, Кербалай-Рза пошел домой и, передавая пись-мо Парнисе, побожился, что был у самого моллы, который пи-сал письмо, и узнал от него, что все написано в точности, как и говорил Кербалай-Мамедали.
Вечером Парниса отдала письмо мужу, чтобы тот переслал на родину.
Кербалай-Мамедали отправился в лавку макинского купца Гаджи-Али и оставил там письмо, чтобы его отправили с кем-нибудь из едущих в Шахтахты, откуда через содержателя чай-ханы Мешади-Искендера письмо должно быть переправлено в селение Арабляр, его матери.
Прошел месяц. Каждый вечер, когда Кербалай-Мамедали возвращался домой с работы, Парниса встречала его неизмен-ным вопросом:
– Ну как? Есть что-нибудь?
– Пока нет ничего! – отвечал Кербалай-Мамедали. Первое время Парниса не верила, думала, что муж обманы-вает ее.
Тогда Кербалай-Мамедали начинал божиться:
– Клянусь двенадцатью имамами, не обманываю!
– Обманываешь! – утверждала Парниса. Тогда Кербалай-Мамедали говорил:
– Пусть будет проклят мой отец, если я обманываю!
– А может, ты вовсе и не отправлял письма? – продол-жала допытываться недоверчивая Парниса.
– Если не веришь, пусть Кербалай-Рза спросит макинца Гаджи-Али, послал я письмо или нет, – отвечал Кербалай-Мамедали.
Последнее время каждый раз, когда Кербалай-Мамедали говорил, что на письмо все нет ответа, Парниса набрасывалась на мужа с бранью:
– Наверное, уже есть ответ, ты скрываешь от меня!
И Кербалай-Мамедали ничего не оставалось, как клясться еще и еще раз.
Однажды Парниса, проснувшись очень рано, стала пинками будить Кербалай-Мамедали. Когда тот, сев на постели, стал протирать кулаками глаза, она сказала:
– Кербалай-Мамедали, сегодня обязательно получим от-вет на письмо. Что ты мне тогда подаришь?
– Что захочешь! – с готовностью ответил Кербалай-Ма-медали.
– И ответ будет благоприятный! – продолжала Парниса.
– Откуда ты знаешь?
– Я во сне видела, – сказала Парниса и на вопрос мужа, что же ей приснилось, ответила:
–Тебе какое дело? Я наверняка знаю, что сегодня обяза-тельно будет ответ.
Кербалай-Мамедали стал упрашивать:
– Ради аллаха, расскажи, что тебе приснилось?
– Не могу рассказать, – отнекивалась Парниса. – Если расскажу, сон не сбудется.
Когда после полудня прошло два часа, Кербалай-Мамедали вернулся домой. Парниса встретила его вопросом:
– Ну, что нового?
– Ничего нет, – отвечал муж.
Парниса достала хлеб и сыр и, положив перед мужем, села рядом.
Отрезав кусок хлеба, Кербалай-Мамедали спросил:
– Ну что, как же твой сон? Ты уверяла, что сегодня обя-зательно будет ответ...
– Кербалай-Мамедали, – отвечала Парниса, – повто-ряю – сегодня придет благоприятный ответ: если мне снятся арбузы, – это к радости. На той неделе сестре Саре присни-лись арбузы. Когда ее муж Мешади-Ахверди рассказал мулле, тот объяснил: видеть во сне арбуз – это к удаче. И я в этом давно убедилась сама. Вчера мне снилось, что покойная тетка Шахрабану приехала к нам в гости (чтоб теперь ей не при-ехать!). Она меня очень любила (чтоб теперь не любила!). Ехала она на осле, а справа и слева висели мешки, большие-пребольшие, ну, прямо с дом...
Кербалай-Мамедали расхохотался:
– Да что ты болтаешь? Что это за мешки с дом величиной, ха-ха-ха!
Парниса стала божиться:
– Пусть будет проклят отец того, кто лжет! Клянусь алла-хом, не вру. Вот с этот дом. Да... я вышла навстречу тетке и сказала (чтоб не выйти мне теперь и не сказать!): "Тетя, – сказала я, – ради Хазрат-Аббаса, чего ты побеспокоилась?.." Покойница обняла меня (чтоб теперь не обнять!), поцеловала в одну щеку, поцеловала в другую щеку и дала мне самый большой арбуз. Да благословит ее аллах! Покойная очень меня любила (чтоб не любить ей теперь!)...
Когда Парниса рассказывала все это, Кербалай-Мамедали послышалось, что кто-то останавливает осла:
– Оккуш, оккуш!
Он и Парниса повернулись к окну и увидели медленно входящего во двор осла. На нем сидела женщина, рядом шел какой-то мужчина.
Парниса и Кербалай-Мамедали не узнали прибывших, а Кербалай-Мамедали даже пошутил:
– Вот и сбылся сон, тетка Шахрабану везет тебе арбузы...
Разглядывая издали гостей, Парниса в беспокойстве подня-лась. А Кербалай-Мамедали, всмотревшись, вдруг вскрикнул: "Вай!" – и бросился в угол комнаты, чтобы спрятаться.
Парниса, растерявшись, кинулась за мужем. Кербалай-Ма-медали метнулся к окну, намереваясь разбить стекло и выско-чить во двор. Но, выглянув, передумал, стремительно открыл дверь и пустился бежать по двору без оглядки.
Приехавшая женщина, схватив в каждую руку по камню и ругаясь, кинулась вдогонку за Кербалай-Мамедали.
– Собачий сын, мало было тебе заводить тут вторую жену, еще издеваешься надо мной в письме?!
Мужчина, сопровождавший женщину, тоже бросился за Кербалай-Мамедали. Женщина кинула камень, но попала в курицу. Мужчина швырнул палку, но угодил в стену. Керба-лай-Мамедали успел перемахнуть через низкий забор и был таков.
Парниса, оставшись в комнате, кричала, звала на помощь... А со двора доносилась такая отчаянная ругань, какую можно услышать лишь на улице, когда семнадцати-, восемнадцатилет-ние парни играют в альчики.
Женщина, гнавшаяся за Кербалай-Мамедали, была его женой из селения Арабляр, а мужчина – ее братом.
Чем кончилась эта скандальная история, я уж не знаю.
