Текст книги "Рассвет Вереи"

Автор книги: Дж. Мас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Моим дедушке и бабушке.

Достойнейшим из людей, что подарили сказку.

Всегда помню, всегда люблю.

 

 

 

Ольга Марьяновна в спешке пыталась закончить утреннюю уборку. Она вообще всегда куда-то спешила, но сегодня было иначе: Ольга Марьяновна впервые проспала. Впрочем, вчера вечером в её одурманенную голову пришла здравая мысль, что последняя чекушка на пользу не пойдет, но не выливать же! А вот сейчас вот, убирая кабинет начальницы, Ольга Марьяновна жалела, что опять не сдержалась. И стыдно ей было. Перед начальницей ей всегда было стыдно. А перед другими – нет. Ей было всё равно, когда прохожие смотрели осуждающе; женская гордость, точнее её отсутствие, даже позволяла клянчить мелочь у магазина, что на углу. От дома далеко, но там иногда можно было брать в долг, продавщица  тоже любила посидеть у Олькиной соседки.

Тяжелым взглядом Ольга Марьяновна проследила за смятым комком бумаги, который  выпал из мешка для мусора, что она уже поволокла было к выходу. Сейчас эта бумажка была особенно ненавистной Ольге Марьяновне. Наклониться же будет ох как тяжело! В висках пульсирует, к горлу подкатывает дурнота. «Никогда больше!» – такого Ольга Марьяновна себе ни разу еще не твердила. Бросить пить? Нет уж! Главное – убраться, пока не пришла начальница.

Юлия Сергеевна, или просто Юлия («западный манер» – вот как она говорила!), никогда не журила Ольгу Марьяновну за непотребный вид. Нет, Ольга старалась выглядеть хорошо, фирма-то дорогая, денег платит, даже униформу дали красивую, а без жилетки рубашка с юбкой так вообще выглядят нарядно! Ольга Марьяновна к Светке, что дает в долг в магазине на углу, на день рождения так и ходила.

Казалось, Юлия даже не замечает Ольгу Марьяновну, и шлейф перегара тоже не замечает. Всегда вежливый кивок, пара вопросов о здоровье, пожелание удачного дня – вот весь максимум, который Ольга Марьяновна получала.

Протирая стеклянный столик в Юлином кабинете, женщина впервые их сравнила: себя и её. Они обе ровесницы, по сорок три года, у обеих высшее образование, причем одинаковое – архитектура. Вот только Юлия возвращалась после работы в квартиру, которая стоила как чугунный мост; к своему мужу, который выглядел так, будто этот чугунный мост руками сдвинуть может и к двум сыновьям-близнецам, с которых в пору было статуи отливать, чтобы украсить этот чугунный мост. Все когда-то о таком мечтают. С такой семьей, как у ее начальницы, каждая квактуха свою сравнит. И красавца-мужа, который свою бабу на руках таскает, цветы дарит и побрякушки всякие– своему тугодуму в пример ставить будет.

А вот у Оли всё не так, далеко не так. Несчастная Ольга Марьяновна пухлой дланью смахнула щедрую бабскую слезу с красной щеки. Вспомнилось ей, как она хвасталась своим рукастым муженьком. Тот, конечно, любил поколачивать Оленьку, но тут уж ничего не поделаешь – плохонький, а свой! Терпела Ольга, терпела, а потом он взял и ушел. Ольга Марьяновна и и полюбила беленькую пить, это ведь от грусти.

Юлия наверное, себе такое не позволяет. Красивая баба эта Юлия. Хоть и холодная. И взгляд неживой. И не подружки они, а все равно Ольга Марьяновна себя стеснялась рядом с ней. Простилась, даже, чтобы ее на другой этаж опредили убираться, но руководство не позволило. Как позже выяснилось, Юлия сама и не захотела. Эта трудоголичка (как про себя называла ее мудрая Оленька) приходила на работу к семи утра. На два часа раньше, чем все остальные. Ольга этого не понимала: ну чем могут тянуть белые неживые стены? И мебели здесь мало, даже на столе ни одной фотографии или цветка.

Но уборщица всегда старалась приехать пораньше и сделать свою работу до того момента, как войдёт “вся из себя” Юлия. За это, небось, она и нравилась начальнице.

Ольга всегда гордилась, что она жаваронок. Всем хвасталась, что больше чего успеет. А вот сейчас проспала. И ещё спать хотела, поэтому и присела в кабинете на диванчик и сама не заметила, как, подставив под пухлую щёчку руку,  причмокивая, уснула.

 

 

 

 

 

 

Пять утра. Я уже давно не нуждаюсь в будильнике, хотя для подстраховки завожу его – не люблю непредвиденных обстоятельств, но вот сейчас встала на пару минут раньше. Пара глотков воды с долькой лимона из графина, что я ставлю у кровати с вечера, и за утреннюю гимнастику. Когда тебе за сорок, тело, как минимум, необходимо держать в  тонусе. Как минимум. Как максимум – тренажерный зал, только времени нет абсолютно.

Было бы желание, а время найдется? Раньше я в это верила, сейчас же такие высказывания вызывают ироничную улыбку. Лично мне недостаточно двадцати четырех часов на всё то, что я бы хотела успеть сделать за сутки, и я терпеть не люблю тех людей, которые никуда не спешат, будто все время принадлежит лишь им. Но, к сожалению, некоторые аспекты моей жизни от таких неторопливых и зависят.

Под моим весом скрипнула кровать, что заставило мужа недовольно забурчать.

Надо перенести ужин-сюрприз на пол часа позже. Встреча с Емельяновым может затянуться. Обидно, если изысканные блюда по стоимости с моим выходным платьем остынет к нашему с мужем приезду.

Ужин с мужем я запланировала еще на прошлой неделе. Мой психолог говорит, что в браке мужчины нуждаются во внимании больше, чем женщины. Опять же – было бы время. Надо отдать должное Андрею, он никогда не ставил мне в упрёк, что я так много провожу времени на работе, в деловых поездках, на встречах. Однажды заикнулся, что я как мать должна больше обращать внимание на близнецов. Но сейчас они подростки. Мое внимание и постоянное присутствие в их жизни – последнее, что им надо. Им сейчас по семнадцать: Вадик и Стас выбирают себе первое авто. Андрей помогать  в выборе не желает, считает, что это слишком дорогой подарок для детей. Поэтому, дальше он не у дел. В любом случае, оплачивать не ему.

Все варианты проверяет Петр – мой водитель. Я его уважаю как сотрудника: молчаливый, пунктуальный, образованный, педантичный. Приезжает в любое время суток куда угодно.

«Шесть лет работает, а я не знаю, есть ли у него семья» – пришла в голову мысль, по пути в ванну. А не всё ли равно? Это его работа. Человек достаточно взрослый, чтобы правильно расставить приоритет: работа или семья. Я достаточно долго пыталась научиться балансировать на золотой середине. И мне это удается.

Пятнадцать минут на душ. Я люблю утренние сборы: это время все идет по расписанию, не будет непредвиденных обстоятельств, нет необходимости общаться с кем бы то ни было. Стоя под упругими струями, я засмотрелась на свои коленки. Коленки выдают возраст женщины, а у меня на них и выше синяки: где-то старые, где-то посвежее. Я их стала замечать недавно, еще тогда, когда впервые перестала видеть сны. Не то, чтобы раньше они были яркими, просто некое архивирование событий, пережитых за день. Сейчас же ничего не происходит. Я закрываю глаза и тут же открываю, только уже утром, порой даже более уставшей, чем засыпала. Иногда Андрей в кровати наваливается на меня во сне, а мой уставший мозг быстро не ориентируется, чтобы его с себя сбросить. Тогда я и вовсе встаю разбитой, будто всю ночь на мне отрабатывали удары каратисты-пятилетки. И гимнастика уже не спасает.

Двадцать пять минут на макияж. Легкий, самый ненавязчивый. Чушь, что внешность не главное. Как раз-таки – это основополагающее любых отношений. Выглядишь презентабельно? Люди к тебе тянутся. При этом умудряешься выглядеть просто? Люди тебе начинают доверять, что очень и очень важно.

Я вглядываюсь в свое отражение: сегодня синяки под глазами еще темнее, нежели обычно. С серым цветом глаз, который вызывал ассоциацию с тусклым цветом советских подъездов, с волосами цвета пшеницы и с синюшным оттенком лица– смотрится, мягко говоря, не очень. Мне надо в отпуск, может к косметологу. Не имею не единого понятия, как мне вырваться хоть куда-нибудь, но пары дней должно хватить.

Почти шесть. Топая босиком по огромной кухне, я начала прислушиваться к звукам дома. А прислушаться было к чему: шуршание, топот как будто лапок маленького животного. У меня складывается впечатление, что близнецы притащили какого-то кота или пса, не смотря на строжайший запрет, а теперь прячут у себя в комнатах. У них у каждого по комнате с одним общим балконом. Муж когда-то был против покупки новой квартиры, побольше, чтобы каждому из детей дать личное пространство. До сих пор не понимаю, почему. Баловство? Не думаю, мы в принципе редко с мужем сходились во мнении, когда вопрос становился ребром о воспитании.

Итак, черный кофе, овсянка, телефон на стол.

−                       Поехали! – усмехнулась, увидев первый входящий.

 

 

−                       У нас сегодня с ним встреча назначена, что значит вы не можете с ним связаться? – прорычала я в трубку. Петр с удивлением взглянул на меня через зеркало заднего вида. Да, я редко повышаю голос, и здесь повысила скорее для проформы, чем от эмоций.

       Середина рабочей недели – среда – обычно, самый сложный день. Выходные были давно и не скоро еще предвидятся, так что моим подчиненным кажется, что их и вовсе не существует. С утра мой секретарь была на взводе – это по голосу чувствовалось даже через несколько километров, отделяющих нас. Да, может и не её вина, что она не может вызвать Емельянова на важную встречу. Еще целый день впереди. Ужин планировался в пять часов с нашими потенциальными партнерами, где мой топ-менеджер, он же Емельянов, должен в неформальной обстановке озвучить наши показатели за последний квартал. Динамика впечатляет, но нам нужны новые вливания. А для этого нужен Емельянов. Тем более мне лично было бы спокойнее, если бы отчет он предварительно презентовал мне.

Моя секретарша продолжала что-то вещать в динамик, она, конечно, любила нагнетать обстановку, но сейчас палку перегибала, что несколько начало меня раздражать. Здесь я словила себя на мысли, что ничто не может выбить меня из колеи или испортить настроения. Даже Емельянов. У меня отличная карьера; у меня восхитительные отношения с мужем, которые несмотря ни на что не утратили былой страсти; у меня прекрасные сыновья, с которыми у меня сложились на удивление дружеские отношения. Меня сложно чем-то удивить или застать врасплох – плюсы того, что я люблю всё контролировать. Пусть Андрей над этим всегда и смеялся.

−                       Скоро буду, – бросила я в трубку секретарше.

        Кажется, я погорячилась, что ничто не сможет испортить моего настроения: внезапно начала подкрадываться мигрень. Все, кто страдают от этой заразы знают, насколько она может быть не вовремя, и всегда узнают, когда она уже начала протягивать свои липкие лапы к гудящей голове.

 

-Дамочка! – окликнул меня дед бомжеватого вида, как только я поставила ногу на тротуар напротив офисного здания.

«Опять он, чёрт бы его побрал». Он начал ошиваться здесь две недели назад, что изрядно портило имидж нашей компании. Порядок он не нарушает, так что милицию вызывать бессмысленно. Пару раз его забирала «скорая» – дело рук охранника: когда дедок засыпал на лавочке, наш пост охраны вызывал «скорую» с сообщением, что мужчине плохо. Пара дней в таком случае проходили спокойно: без пения, без приставания к прохожим, и без приставания ко мне, что, естественно, важнее.

−                       Дамочка, у меня руки заняты, на нос села бабочка, смахни ее, – весело попросил абсолютно седой дед, скосив глаза на свою гостью на носу.

−                       Не буду я трогать Ваш нос! – Абсурдность просьбы заставила впервые с ним заговорить, чего я, кстати, не планировала.

−                        А-а-а, деду Белуну отказывать, – горе тебе будет, – вдруг погрустнел дед,  причем так, что начало казаться, что погрустнел даже фонарь, возвышающийся над ним – Всего-то нос чешется, в руках цветов много, видишь, дамочка? Сам-то не может дед!

−                       Идиот, – бросила я, начиная медленно закипать.

      Не люблю попадать в такие ситуации. Не люблю и не умею в них ориентироваться.

           Продолжая игнорировать городского сумасшедшего, я вбежала в холл офисного здания.

В голове молотки начали отстукивать свой бешеный ритм еще сильнее. Такая боль даже для меня была необычной, и как же не вовремя!

Навстречу шли мои сотрудники, здоровались, кто-то что-то спросил, – вот только я не отвечала, налепив на лицо холодную улыбку, я старалась скорей дойти до своего кабинета. Вряд ли смогу сейчас адекватно с кем-то общаться.

Звонил телефон в сумочке, как только мне удалось его найти, поняла, что звонил он уже давно. Шесть пропущенных от Андрея. И это за те пару минут, что я шла от машины в офис. К мигрени прибавилось еще и ощущение вязкого предчувствия чего-то нехорошего, как только собралась ответить на звонок, двери лифта захлопнулись, отрезав мобильную связь.

«Чёрт».

 

 

Когда меня настигает мигрень, я включаю режим зомби: сесть, таблетки, вода, чай, сахар.

−                       Юлия Сергеевна, – прошептала белая, как мел моя секретарша, как только я вошла в свою приёмную. – Вас ждут господа из следственного комитета.

−                       … – несколько витиевато высказала своё мнение. – они очень и очень не вовремя, – каждое слово сопровождалось паузой, говорить было неимоверно тяжело, – я приму таблетку, минут десять полежу в темноте, а ты пока приготовишь мне чай. Очень сладкий. Потом приму их. Этим... господам передай, что я на совещании.

−                       Господа не хотят ждать, пока Вы отойдете от, чего Вы там отходите? Бессонница? Похмелье? – от такой наглости я даже дар речи потеряла и на мгновенье забыла про головную боль.

        Говорящий стоял сзади меня, пришлось постараться, чтобы сохранить равновесие при повороте. Гул, кажется, достиг глаз: лица расплывались, наглец был, как выяснилось, с коллегой.

             «Как же не вовремя» – телефон опять начал разрываться.

−                       Пройдемте в мой кабинет – еле ворочая языком, сделала приглашающий жест рукой к двери.

 

 

 

−                       Что за?.. – вырвалось у меня при входе.

 На диване, сладко причмокивая, посапывало пышное тело. Лицо обладательницы расплывалось у меня перед глазами; краем глаза я заметила, как споткнулся о мешок с мусором второй следовательский наглец.

           Я не помню, представлялись ли они. И что им вообще надо?

           В воздухе уловила стойкий запах перегара, отчего к молоточкам в голове прибавилось еще и желание моей овсянки вырваться наружу.

            – Весело здесь у вас, – зло усмехнулся первый следовательский наглец.

          «Да пошёл ты» – пронеслось в голове.

        Гул в голове всё нарастал. Хаотичный ритм внутри черепа отбивали уже не молоточки, а кувалды. Как в тумане, я увидела, что тело на диване встрепенулось и что-то пробормотало извиняющимся тоном. Вроде.

  Ощущение тошноты еще больше скрутило желудок.

 Я начала терять связь с реальностью, последние силы уходили, чтобы просто удержаться на ногах и следить за дыханием: вдох-выдох. Надеюсь, это не инсульт.

  По-моему, ворвалась секретарша. Следователи что-то говорили, пытались заставить обратить на себя внимание. Секретарша сказала, что инвесторы уже прибыли, возникла какая-то проблема, связанная с Емельяновым, или что-то там. Или это сказали следователи?

  Пышное тело пыталось убрать с прохода мешок с мусором, получалось плохо.

  Телефон опять завибрировал. «Нам нужно срочно поговорить!!!» – смс от Андрея.

      … Мошенничество... Особо крупный размер... Уголовный кодекс  ..– отдельные слова проникали в мой воспаленный мозг.

           Я решилась дойти до стула, получалось не очень уверенно.

           «Да обрати ты внимание на меня хоть на минуту! Юля, мир не развалиться, твоя компания не развалиться от одной минуты разговора!» – Андрей.

−                    Они говорят, что не хотят ввязываться в уголовщину, – это мой секрерарь? О чём она?

−                    … Емельянов обвиняется в продаже недвижимости нескольким покупателем, – это уже кто-то из этих двоих гадких.

А может, всё же инсульт? Хотя, в таком возрасте он тоже бывает. На лице я почувствовала что-то теплое. Кровь пошла носом.

«Твои проблемы, не хотел делать так! У мкня есть другая! Слышишь? Нпстоящая! Мы с ней договорились укхать на море. Ребята в курсе. Онп им нрпвится» – Андрей.

Кажется, в моём браке все же есть проблемы.

Я постаралась надавить на виски как можно сильнее, в надежде, что это поможет вытолкать боль из головы.

Всё в этом кабинете: следователи, мошенничество, споткнувшееся уборщица, истеричная секретарша, измена (это ведь она?) – всё происходит слишком быстро.

Слишком непонятно.

Гул в голове невыносим.

Вы слишком громкие.

Я не понимаю, что вы от меня хотите.

Дыхания не хватает. Гул напоминает приближающийся товарняк.

Все начали расплываться, спазмы в животе стали невыносимы.

Они начали говорить громче, наперебой. Все стали кричать друг на друга. Я лиц уже не видела.

Провал, какое-то там мошенничество, Емельянов, Андрей...

Тут, по-моему, я отключилась...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2      

 

На прошлой неделе я как-то читала статью про сорокалетнюю женщину, которая была настолько вымучена бытовой жизнью, что вовсе в итоге перестала ощущать реальность: звуки казались чуждыми, предметы потеряли свой реальный размер, все вокруг стали казаться незнакомыми ей. Итог: неспособность самостоятельно принимать решения, заниматься домашними делами, а также соответствовать занимаемой должности где-то там неважно где.

         Тогда я подумала, что она просто-напросто лентяйка, неспособная бороться с усталостью. Все мы устаем и что? Мой пьяный отчим-музыкант всегда повторял: «Хочешь чего-то достичь, шевели задом!». Так что та мадам просто в один момент перестала шевелить задом, а ей поставили диагноз: дереализация. Якобы серьёзное заболевание.

         Так тогда я считала.

         Не сейчас. Сейчас я отстранённо наблюдала как уборщица из моего (неужели бывшего?) офиса не очень-таки ловко нарезала сало с черным хлебом. До этого я вполне себе безучастно опрокинула две стопки водки. Когда я пила водку, единственная мысль, которая посетила мою голову, была: «Ого, я пью водку». Всё вокруг казалось нереальным: это не я, и жизнь эта не моя.

         Ольга Марьяновна поведала мне, что произошло в офисе. Нет, истерик не было. Меня стошнило на следователя, после чего меня напоили водой. А потом, кое как, меня уложили на нагретый уборщицей диван, только уже без сознания, и оставили, наконец, одну и в темноте.

         Сейчас Ольга бегает вокруг меня и жалостливо причитает, мол, найду еще себе мужика получше, Емельянов – козёл, менты – козлы, а я молодец и бедная женщина.

         Вот только все звуки как сквозь вату. Дереализация.

         – Ну Емельянов, ну дает! – охала Ольга Марьяновна, доставая ароматный зеленый лук. – И, ведь, на какой машине пару месяцев приехал! Огромная такая, блестит, как лысина нашего завхоза!

         – Ольга, у Вас горчички не найдется?

         – Да-да! – подпрыгнула со стула моя собутыльница, – И одну квартиру, да нескольким покупателям, да? Тьфу, счастья ему вовек не видать!

         – А подайте, будьте так любезны, ещё чеснока маринованного. Изумительно вкусно!

         – А Ваш, Юлечка, тоже хорош кабель! – пухлый кулачок подпёр такую же щёчку, – пока Вы горбатились, значится, он шашни крутил! – Здесь у Ольги Марьяновны совсем по-детски началась трястись нижняя губа, – и мальчикам Вашим ведь про неё рассказал!

         – Угу, – промычала я, набив рот хлебом с салом, намазанным горчицей.

         Господи! Я около десяти лет не позволяла себе смешивать жиры с углеводами, а здесь – это невероятно вкусно! Кажется, моя дереализация пошла на попятную.

         – Ох! – выдохнула она. Мне показалось, или что-то зашуршало в углу? – Так это что же получается, Юлечка, мальчики Ваши уже давно знают?

– Кажется, да. – Честно, сало с чесноком гораздо вкуснее, чем с горчицей. Надо будет в магазин зайти, домой купить.

         – А эти, нерусские, без разбора, сразу начали носом воротить! -стукнула Ольга кулачком по столу. Почти как Хрущёв, только без ботинка.

         По-моему, её мои проблемы волнуют больше, чем меня саму.

         – Ох, чтоб им всем пусто было! – в углу опять что-то зашуршало и нет, мне всё-таки не кажется.

         Ощущение безразличия всё равно еще не покидало меня, кроме еды, естественно. Угощение и спиртное сделали свое дело и на меня накатила зевота. Сейчас бы прилечь и поспать часок.

         Я оглянулась в поисках дивана. Вообще, когда я перешагнула порог дома моей уборщицы (она – единственная, кто дождался, пока я приду в себя, а дальше до порога своего жилища вела себя как курица-наседка,), я даже почувствовала, как на меня дыхнул Советский Союз: диван с деревянными подлокотниками, шкаф-стенка с сервантом, телевизор размером с этот же шкаф с кружевной салфеточкой на ней – миленько. Хоть и бедноватенько.

За окном уже стемнело, несмотря на то, что сейчас только конец лета и еще и десяти нет. Окна первого этажа выглядывали на внутренний дворик с достаточно густой, как для города, растительностью.

Я уставилась на темные кроны деревьев, среди которых какой-то ломанной походкой прогуливался одинокий прохожий. Надо ведь было что-то делать, так? Хотя бы поехать домой и со всем разобраться.

Я взглянула на свою собутыльницу: лицо старше, чем должно быть, взгляд не обремененный интеллектом, куча лопнувших капилляров по лицу и шее – кто-то любит выпить. И всё же я ей всё рассказала, что сама знала, то и рассказала.

Возможно, мне нужна была эта передышка с водкой и женщиной-квохтушкой, которая ахала по любому поводу.

–                  Ольга, вызовите мне, будьте так добры, такси, – мой вежливый тон, кажется, её обидел, – и спасибо Вам за гостеприимство, но, пожалуй, не буду больше вас стеснять.

–                  Юлечка, да что же Вы, я же переживаю! – запричитала Ольга Марьяновна, – сейчас-сейчас все вызову. Такой день, такой день.

 

Подходя к подъезду своего дома, в который мне отнюдь не хочется входить. Что у меня сейчас есть?

Итак, мой хваленный топ-менеджер, он же Емельянов, продавал недвижимость нескольким покупателем единовременно. И достаточно ловко скрыл это в отчётности. Но ответственное должностное лицо – я, так что и вина моя. Мошенничество? Есть.

До инвесторов дошел слух об этой ситуации, и они отказали наш проект в рассмотрении – есть.

Андрей завел любовницу, нашу общую знакомую откуда-там, отношения их длились, кажется больше года. Измена – есть.

Откуда-то опять подкралось липкое чувство бессознательного страха. Стоя на ступеньках у входной двери в подъезд я оглянулась: абсолютно пустой двор. О, нет: один единственный прохожий с неуверенно походкой и все.

 

–                  Мам, ты вернулась наконец! – Стас

–                  Мы переживали! – Влад.

–                  Ты не брала телефон...

–                  А мы пытались дозвониться...

–                  ... хотели быстрее папы тебе обо всем рассказать...

–                  … он вообще поступил нечестно, мы договаривались рассказать позже!

Мои мальчики говорили наперебой и вид у них был весьма виноватый. Они действительно очень давно знали.

Я помню свою беременность ими, было очень тяжело. Я постоянно сидела на больничных на сохранении с вечно-ноющими внутренностями – пинались они беспощадно. Потом найти окно в детский сад. Сразу двоих пристроить в нашем городе оказалось ох как тяжко. Я помню то безденежье и как мы с Андреем отказывали себе во всем, чтобы дать сразу двоим быстрорастущим лбам как можно больше.

Как-то раз я вернулась домой с работы, ребята оставались одни (посидеть некому было, а нянек никто не приглашает): Влад гонялся за Стасом по квартире с ножом. Я даже похолодела от уведенной картины. Как оказалось, Стас случайно сломал наручники из полицейского набора Влада, а свои отдавать не хотел (мы тогда подарили одинаковые наборы). Всегда, как бы я на них не сердилась, я всегда их любила.

Я за них жизнь готова была отдать и пахала как проклятая, а сейчас смотрю и только злость. Больше ничего.

Они продолжали говорить наперебой, пока я, руководствуясь каким-то внутренним инстинктом пошла собирать вещи. «Опять этот звук»

–                  Вы что, кота завели? – холодно спросила я, оглядываясь по сторонам.

–                  Нет, ма, ты чё? – вытаращил глаза Стас.

–                  Я слышу, как бегает кот, хотя бы здесь не лгите!

–                  Ма, не злись на нас, пожалуйста, -Влад понуро опустил голову.

–                  Во сколько сегодня ушёл ваш отец? – кинула я за спину, идя напрямик в комнату к ребятам. Я точно слышу животное!

–                  Эй, а как же личное пространство? – близнецы кинулись за мной, – ты ведь сама установила правило – не заходить!

–                  Я много правил устанавливала, – прошипела я на них, – я много для вас делала. И для этого... Да черт бы его побрал, где я так провинилась, что даже вы меня предали? Где этот гребаный кот? – я сорвалась на крик.

Меня трясло от злости и холода, да, когда я злюсь, мне жутко холодно. Умом я понимала, что орать на детей не вариант и срывать на них злость – тоже. Но они ведь знали!

–                  Ма, да нету у нас кота!

Боже! Ну и бардак! Под кроватью, за шторами, на балконе, во второй комнате – кота нет. Я. Его. Слышу. Точка.

–                  А это что? – мне под руку попался яркий конверт с рисунком яхты на фоне заката, – и куда это вы собрались, родные мои?

Стас и Влад переглянулись. Каждый из них сейчас был поход на немого рыжего тюленя, который открывал и закрывал рот.

–       Это нечестно ставить нас перед выбором.

–       Папа счастлив, мы решили его поддержать.

–       У него есть любовь...