Текст книги "Конан и призраки прошлого"

Автор книги: Дункан Мак-Грегор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Как «ко дну»? А Леонсо кто же?

– Мой отец! – потерял терпение Ксант. – До чего ты тупой, приятель. Уж и не знаю, как с тобой говорить… Ко дну! О, Митра! Да просто разорился! Понял теперь? Так вот, «Прима андецци» пришлось продать одному купчишке. Низенький такой толстяк, сопливый вечно, на нашего Михера похож…

– Он тебе наболтает сейчас, – ясным голосом произнес вдруг Михер и сумрачно посмотрел на старшего сына Леонсо. – Как он на корабле надрывался от ночи и до ночи.

– И надрывался! – взъярился Ксант. – Тебе-то откуда знать, свинья!

– Сам свинья и бычий хвост, – невозмутимо ответствовал колобок.

Ксант надулся и побагровел; ленивый хозяин, разделявший своим крепким телом обоих петухов, с ужасом почувствовал, а потом и услышал, как с грохотом и свистом из седалища его вырвались позорные звуки, и – побагровел тоже. Михер же, недоуменно взглянув на соседа, вдруг хрюкнул, сообразив, в чем дело, хватанул ртом воздух и, визгливо гогоча, привалился к плечу смущенного Играта. От смеха кровь прилила к его лицу, так что цветом он теперь нисколько не отличался от своих приятелей.

– Ну, парень… – вытаращив глаза, пробормотал Ксант. – Помнится, ты толковал, что ничего не умеешь делать? Да такой песни я в жизни не слыхал! Народ будет носить тебя на руках! А ну, попробуй еще разок!

Играт потупился, чувствуя, как ярким пламенем загораются уши, затем скосил голубой глаз на плачущего от смеха Михера и… И попробовал.

Глава 4

Весь день, пока решались те или иные дела, Конана тянуло на конюшню словно голодного к ломтю хлеба: перед глазами так и стоял гнедой трехлеток, красавец с пышной гривой и тонкими, но сильными ногами. Наконец освободившись от государственных забот, король спешно покинул зал и, перешагивая через три ступеньки, спустился вниз. Но здесь его остановил Паллантид.

– Государь, я все узнал!

– Ты о чем, старый пес? – с досадой проворчал Конан. Поглощенный приятными мыслями о чудесном подарке из Коринфии, он совершенно забыл и о предостережении Пелиаса, и об утренней беседе с верным Паллантидом.

– Как?.. – в изумлении уставился на короля капитан Черных Драконов. – О балаганах!

– Кром! Сдается мне, я так и не попаду сегодня к моему гнедому… Ладно, выкладывай, да поскорее!

– Вот! – Паллантид вытянул из-за обшлага рукава свернутый в трубочку серый пергамент. – Всего в Тарантии на Митрадесе будет пять балаганов. Один из Турана – нигде надолго не останавливается, плетется еле-еле, от кабака до кабака. Пьют не просыхая, так что надо будет их проверить перед праздником… Как бы чего не вышло… Второй наш собственный – все недоумки под присмотром. Третий из Шема, но он уже в Тарантии. Расположился в доме Рыжей Магаллы… – последние слова Паллантид произнес, многозначительно посмотрев на короля. – Ты знаешь сам, владыка, какие девушки живут у нее… Конан пожал плечами.

– Что ж, или лицедеи не мужчины? Пусть их. Давай дальше.

Вздохнув, Паллантид продолжал.

– О четвертом известно лишь то, что остановился он в доме некого Ленивого Играта на окраине Пуантена. Просидели там несколько дней, а теперь направляются в Тарантию. Ну, и пятый – из Офира – сейчас тоже на пути сюда. Вот и все, государь.

– Немногого же стоят твои сведения, старый пес! Но Нергал с ними, с балаганами. Пойдем-ка лучше поглядим на моего гнедого.

С превеликим удовольствием Паллантид принял приглашение короля. Но – не успел Конан взяться рукою за железную скобу на деревянной двери конюшни, как его окликнул слуга, вразвалку семенящий по ровной дорожке сада. Король окинул его ледяным взглядом и мрачно выслушал сообщение.

– Мой господин, к тебе явился давешний посетитель, а с ним – еще один. Страшный!

Конан заскрипел зубами, с тоскою посмотрел на дверь конюшни, за которой слышалось фырканье гнедого; вся эта история начала его утомлять. Что еще нужно Пелиасу и кого он с собой приволок? В раздражении сплюнув, король отвернулся от конюшни и двинулся ко дворцу с тем, чтобы принять гостей как и подобает аквилонскому владыке.

* * *

– Мы не вовремя, друг мой? – с легкой улыбкой поинтересовался Пелиас, кланяясь государю.

– Клянусь Кромом, я надеялся провести время повеселее… Что толку в пустых разговорах!

– В пустых? О нет, владыка. Если ты помнишь, речь шла о твоей жизни!

– Стоит ли упоминать об этом сейчас? – пробурчал Конан, выразительно глядя на приведенного магом гостя.

Определение «страшный», коим простодушный слуга наградил его, как нельзя более подходило ко всему облику старика. Невысокий, но стройный и гибкий, он производил отталкивающее впечатление чрезмерно длинными руками с выпирающими плечевыми и локтевыми костями, тощей шеей, покрытой сплошь жестким темным волосом, острым кривоватым горбом на спине; лицо его, чем-то неуловимо напоминающее крокодила, было изрезано морщинами – но не благородными, столь украшающими почтенного старца и свидетельствующими о его праведной, хотя и нелегкой жизни, а порочными: казалось, каждая из этих глубоких канавок на дряблой коже могла бы поведать свою неприглядную историю о предательстве и разврате, грабеже и убийстве… Узкие глаза его того же грязно-коричневого цвета, что и пятна на лице и руках, были почти сокрыты седыми густыми, низко свисающими бровями – это выглядело странным тем более потому, что ресниц не наблюдалось вовсе. Тонкий длинный нос, по форме изящный и благородный, мог бы хоть немного украсить своего владельца, если бы не был свернут набок так, что кончиком чуть не касался впалой щеки, а узкие бесцветные губы, искривленные в сторону, обратную носу, довершали самое неприятное впечатление, какое только производил человек.

Одежда его была проста: длинный, до пят, светлый балахон простой ткани и теплая шерстяная накидка сверху. Учитывая всегда ровный климат Аквилонии, а в особенности царящую последнее время жару, наряд старика казался более чем странным. Впалую грудь украшал серебряный медальон на серебряной же массивной цепи, а в вытянутой мочке волосатого уха висела серьга в форме карабкающегося на дерево человека.

Все это Конан, повидавший за время своих былых странствий необычайное количество народу, отметил с одного взгляда, а отметив, понял, что Пелиас привел к нему отнюдь не простого горожанина. Потому на последующие слова мага он отреагировал легким кивком и почти всю дальнейшую беседу не спускал со старика внимательных глаз, что, безусловно, несколько раздражало гостя, но ничуть не смущало самого короля.

– Друг мой, именно сейчас и стоит об этом упоминать! Позволь представить тебе моего старинного знакомого – меир Кемидо Бьянцци из Пунта.

– Из Пунта? – поднял брови Конан.

– Там мое последнее пристанище, – скривил губы в другую сторону меир, что, по всей видимости, должно было означать у него приветливую улыбку.

Но в тихом скрипучем голосе Конан не уловил никакого выражения – старик говорил без интонаций, на одной ноте, так, словно читал привычную молитву.

– Что до твоего пристанища, – вежливо сказал король, – то будь оно хоть под хвостом Нергала – мне до того дела нет.

– Государь, – вмешался маг, – меир Кемидо здесь для того, чтобы помочь тебе. Выслушай его, и ты поймешь: только он сможет указать злоумышленника, чей извращенный мозг задумал ужасное преступление.

– Кром! Ты очень много говоришь, Пелиас. Не лучше ли перейти к делу? Но для начала я все же хочу знать, кто такой меир Кемидо. Одного имени мне недостаточно.

Старик вскинул острый подбородок, из которого торчали три черных волосины, и скосил на короля один глаз. Конан заметил, немало удивившись про себя, что второй глаз остался неподвижен; впрочем, в своей жизни он довольно насмотрелся всяких фокусов, так что если достопочтенный меир хотел произвести впечатление, то это ему не удалось.

– Я – Слуга Прошлого, – гордо проскрипел старик.

– И что?

– Я могу отыскать твоего врага в прошлом, государь!

– Вот с этого и надо было начинать. Пелиас, забирай своего приятеля и выкатывайся из дворца. А еще лучше – из Тарантии!

– Не спеши, друг мой, – лицо мага напряглось и стало похожим на маску. – Я не посмел бы вводить тебя в заблуждение. Поверь, Меир Кемидо – настоящий искусник, равных ему нет…

– Позволь мне, любезный… – старик качнулся, обдав Конана резким запахом старости и земляной сырости, и протянул руку ладонью вверх.

Ни одной линии не увидел король на коже Слуги Прошлого: ровная матовая поверхность без бугорков и впадин, как покрытая воском дощечка, недвижимо повисла перед ним в воздухе. И вдруг в самой середине ладони вспыхнул неяркий огонек; словно светлячок в вечернем тумане он то затухал, то разгорался вновь; кожа постепенно тончала, плоть под нею наливалась жизнью. Вот уже стали просвечивать вены – голубые полноводные реки, кости… Нет, не кости, но прямые дороги и тропы… Кром! Конан ясно увидел оазис, которым кончалась пустыня, а за ним равнину – через ровную зеленую поверхность проходил широкий тракт, и обрывался он у городских ворот…

– Кром! – рыкнул король, с силой треснув кулаком по подлокотнику кресла. – Вздумал удивить меня, старая развалина?

– Нет, – спокойно ответствовал меир, убирая руку в складки платья. – Я лишь хотел предложить тебе отправиться в прошлое. В твое прошлое, разумеется.

– Не опасайся подвоха, государь, – мягко вставил Пелиас. Черты его между тем оставались жестки и бесстрастны. – Ты считаешь, былая дружба для меня пыль? Что ж, как говорится, не веришь – проверь.

– Хр-рм… – пробурчал несколько смущенный Конан. И в самом деле, маг не давал ему пока повода для сомнений. – Будь по-твоему, Пелиас. Если меир предлагает мне отправиться в прошлое – я согласен. Но без шуток и трюков! Не то, клянусь бородой Крома, вы оба сгниете в Железной Башне!

«Конан есть Конан», – улыбнулся про себя Пелиас, почтительно поклонился государю, затем обратился к старику.

– Успею ли я выпить кубок вина до вашего возвращения, милейший?

– Два кубка, – приоткрыл щель рта меир Кемидо. – А коли ты любитель славного аргосского, то и три.

* * *

Пока Конан мерил шагами просторную комнату, а маг, в полном разногласии с шуткой старика осушал уже четвертый кубок славногоаргосского, меир Кемидо, хрюкая, готовился к путешествию. Он расправил свой балахон так, что тот почти полностью скрыл его от глаз короля и Пелиаса – только венчик редких седых волос вздымался над тканью, – сгорбился и забормотал нечто вроде молитвы на незнакомом Конану языке.

– Это всего лишь представление, мой король, – прошептал маг. – Для него отправиться с тобой в прошлое так же легко, как для меня сопровождать тебя в твою конюшню.

– Ты думаешь, в мою конюшню попасть легко? – мрачно буркнул Конан. – Я весь день туда иду и…

– Ты готов, государь? – меир Кемидо ощерил в странной крокодильей улыбке редкие острые зубы и уставился одним глазом на короля, а другим на Пелиаса.

– Ну? – Конан сложил руки на груди и, не стараясь скрыть неприязнь, в упор посмотрел на старика.

– Хорошо, что ты одет просто, – одобрительно проскрипел меир. – Кожаные штаны, рубаха и куртка не привлекут лишнего внимания к нашим особам. Итак, государь, подойди ко мне.

Конан подошел и, повинуясь жесту старика, сел на подлокотник его кресла.

– Дай руку.

Когда король, с трудом подавив отвращение, вложил свою могучую длань в сухую безжизненную ладошку меира, тот выставил перед его глазами другую руку: вновь тускло заблистал в ней огонек, то затухая, то вспыхивая…

По телу Конана пробежала дрожь. Он не мог оторвать глаз от картин, что проплывали одна за другой на матовой поверхности ладони Слуги Прошлого. Вот… Вот штурм Венариума! Киммерийцы с ревом врываются в крепость и в первых рядах, среди самых суровых и закаленных боями воинов – юноша с черной гривой волос и пронзительными синими глазами, кои горят сейчас так возбужденно, истинно по-варварски… Но, к досаде Конана, не успевшего толком разглядеть себя в юности, эта картина рассеялась, а на ее месте тут же проявилась другая: пантера с изумрудными глазами и жаркой алой пастью стоит перед ним, помахивая черной блестящей палкой хвоста. Конан протягивает ей руку, в которой зажат золотой диск на золотой же цепочке… Кажется, то был амулет Митры… И опять все пропало. Мелькнули какие-то люди, чьи лица или рожи показались королю знакомыми, полумрак кабаков, звенящая ярость битв и драк… А вот Белит! Сердце Конана ухнуло куда-то вниз, он мгновенно взмок и протянул руку к картине… Увы, Белит исчезла, а вместо нее на ладони меира возникло прекрасное лицо Дайомы, представляющей ему нового слугу – серокожего исполина Идрайна…

– Что же ты? – тонким голосом воскликнул старик. – Скоро мы дойдем до времени нынешнего! Говори, где остановиться!

Конан, которого никто не предупреждал о том, что надо говорить, бросил на меира яростный взгляд и, не глядя ткнув пальцем в его ладонь, рявкнул:

– Здесь!

В тот же миг перед глазами его поплыли розово-красные круги, в висках гулко забили молоточки, а волосы на затылке приподнялись словно у зверя, почуявшего опасность. Он даже не почувствовал, как впились в его огромную руку цепкие пальцы меира Кемидо; посмотрев на Пелиаса мутным взором король хотел сказать ему какое-то проклятье, только вдруг он совсем ослаб и начал валиться набок, хватая ртом воздух.

– Ну вот и все… – услышал Конан довольный голос старика, скрипнул зубами в бессильной ярости и в этот же миг сознание покинуло его.

* * *

Свежий ветерок взъерошил волосы киммерийца, увы, принеся лишь надежду на облегчение, ибо был невесом и бесплотен; настоящего ветра желал бы Конан – сильного, морского, напитанного солью и запахами разных стран, такого, что унес бы хоть часть этой безумной боли, сковавшей виски… Застонав, он повернулся на живот, уткнулся носом в комок тряпок и попытался вспомнить, что же с ним произошло.

Пелиас? Да, Пелиас, явившийся во дворец с отвратительным крокодилом, величающим себя Слугой Прошлого… Ровная матовая ладонь этого ублюдка, а в ней… Кром! Надо же позволить так себя одурачить! Его провели как мальчишку! Но зачем? Что понадобилось Пелиасу? И, кстати, куда они затолкали Конана?

Он приоткрыл один глаз, думая увидеть серые мрачные стены темницы, но узрил лишь деревянную стену да край топчана, с которого свисала чья-то босая нога.

– Кром! – в изумлении выдохнул Конан и сразу с еще большим изумлением почувствовал подозрительный запах, извергшийся из его собственного рта. Принюхавшись, киммериец обнаружил, что запах сей явно был последствием неумеренного поглощения дешевого кислого вина. Но, насколько он мог помнить, кроме полдюжины кубков отличнейшего аргосского, он не пил ничего. Сплюнув на дощатый пол горечь, Конан тяжело приподнялся на локтях, подтянул непослушное тело и сел, скрестив ноги.

– Не нравится мне все это, государь…

Киммериец оглянулся. Рядом с ним на деревянном топчане восседал не кто иной как меир Кемидо собственной персоной. Крокодилья физиономия его была мрачна, длинные волосины бровей топорщились в разные стороны; он не смотрел на короля, но тонкие губы, вытянутые в трубочку, свидетельствовали о том, что меир чем-то был очень недоволен.

– И что же тебе не нравится, крючок? – сурово спросил Конан, который и сам не мог быть в восторге от настоящего положения.

– Не туда попали! Надо было тебе дать знак раньше, тогда мы оказались бы где-нибудь у моря, или в лесу, или… Да мало ли где! А что нам делать в этой казарме?

– Мы в казарме?

– Ну да, в Хауране. Вчера ты набрался в кабаке, а теперь отлеживаешься, тебе плохо, голова болит…

– Это я и без тебя знаю, – буркнул Конан. – Не думал, что от аргосского может быть так худо.

– Какое аргосское? – презрительно скривился старик. – В здешних кабаках солдатне кроме кислятины не подают ничего!

– Так я здесь набрался? В Хауране?

– Государь, твоя непонятливость удивляет и восхищает меня!

– Почему восхищает? – поинтересовался Конан.

– Потому что ты король. Но, прости меня великодушно, сейчас ты всего лишь капитан гвардии королевы Тарамис. О, благороднейший, неужели ты ничего этого не помнишь?

– Помню… И… Скоро на площади начнется бой с шемитами?

– Да.

– А потом меня…

– Да!

– О-о-о! – простонал Конан. – Куда мы попали! У меня вовсе нет охоты снова испытать все это!

– Отправимся обратно?

– Ну уж нет! Посмотрим, может, мне удастся хоть что-нибудь изменить в прошлом!

– Нет, государь, на это не рассчитывай. Но… Слышишь? Гвардейцы собираются на площадь! Вставай!

* * *

Очутившись в прошлом, меир Кемидо странным образом преобразился: оживление сквозило в каждой его черте, сквозь нависшие брови сверкали желтым тусклые прежде глаза, а пальцы то и дело перебирали складки платья. Когда гвардейцы, растерянные, побледневшие, обратили свои взоры на Конана, старик подскочил вдруг к высокому круглоголовому парню и с размаху треснул его по плечу.

– Орел! Служишь? Служи!

Киммериец фыркнул, а парень в изумлении отшатнулся от незнакомца, ибо в прошлом меир выглядел ничуть не симпатичней, нежели в настоящем.

– Капитан! – заговорил низкорослый крепыш с изъеденным оспой серым лицом. – Только благословенная Иштар знает, зачем королева открыла ворота ублюдкам! Скажи нам, что делать?

– Мы дарим Хауран шемитам?

– Почему без боя, капитан?

– Не сдадим оружия!

Конан поднял руку, призывая гвардейцев к вниманию и намереваясь сообщить им правду, изменив тем самым ход истории, но увы! Подобное еще никогда и никому не удавалось. Только он начал говорить, как из самого конца казармы, позевывая, вышел могучий воин с гривой черных спутанных волос, с капитанской перевязью, сплошь заляпанной бурыми винными пятнами. Помятое, покрытое шрамами лицо его с губой, прокушенной в порыве страсти то ли им самим, то ли его подругой, показалось королю смутно знакомым. Он вопросительно посмотрел на Меира Кемидо, но тот лишь ухмыльнулся в ответ, передернув костлявыми плечами.

– Хватит болтовни, – хмуро пробурчал новоприбывший. – Пошли на площадь, поглядим, в чем там дело.

Синие глаза его вдруг в упор уставились на Конана; на миг они сверкнули странным огнем, но тут же и потухли; равнодушно отвернувшись, он направился к выходу. Гвардейцы, совершенно позабыв про короля, коего только что величали капитаном, молча устремились за ним.

– Ах ты, старая коряга… – задумчиво глядя в широкие спины, обтянутые красно-черными куртками, сказал Конан. – Почему ты не предупредил меня, что он здесь?

– Ты и сам должен был догадаться, государь, что без этой встречи не обойтись.

– Он не узнал меня…

– Конечно. Ведь ты теперь на десять лет старше…

– Кром! Он понравился мне!

– Зачем ты говоришь «он»?

– Я не могу говорить о другом человеке – «я»…

– Он не другой человек! Он и есть ты!

– Хватит болтовни. Пошли на площадь, поглядим, в чем там дело.

Король покачал головой, все еще пораженный неожиданной встречей, и, не дожидаясь меира Кемидо, вышел из казармы.

* * *

Вся площадь перед королевским дворцом была заполнена народом. Для того, чтобы добраться сюда, Конану и его спутнику пришлось пробираться сквозь взбудораженные толпы, плотно забившие улицы. Далеко впереди король видел возвышавшуюся над толпой черную гриву его собственных волос; но пока он никак не мог привыкнуть к тому, что этот гигант и есть он сам, так невероятно было настоящее приключение. Искоса он взглянул на невозмутимо шагавшего рядом меира Кемидо: старик приподнял полы длинного платья, дабы не запачкать его, и с нескрываемым удовольствием наблюдал за происходящим вокруг.

А вокруг и в самом деле творилось нечто невообразимое. Толпа гудела, встревоженная и растерянная, тут и там слышались восклицания, стоны, приглушенные рыдания.

Солдаты, построившиеся на площади по приказу королевы, хранили молчание. Но и их недоумение было велико. Взгляды их, устремленные поверх голов к ступеням королевского дворца, казалось, молили об истине. Никто не мог пока понять, что же произошло. Почему Тарамис, любимица народа, повелела открыть ворота Хаурана, отдав на поругание шемитам и свой город, и своих людей? И каким образом рядом с ней очутился подлый кофит Констанций? Ведь накануне она отказала ему в его отвратительных притязаниях?

Все эти вопросы, произносимые негромко или шепотом, король и Меир услышали, стоя в притихшей уже толпе. До ломоты в скулах сжав зубы, Конан мрачно смотрел на строй солдат; гвардейцев с его места видно не было, так что узреть самого себя среди них он так же не имел возможности. Вооруженные до зубов шемиты числом не менее десяти тысяч выстроились в каре. Нагло уставясь на хауранских воинов черными выкаченными глазами, они отнюдь не пеклись о своей выправке. Все это было им теперь ни к чему! Не гости, но хозяева, они стояли расхлябанно, то зевая, то переговариваясь, а то презрительно сплевывая в сторону великолепного храма Иштар, высящегося на соседней площади и отлично видимого отсюда.

Появившаяся в этот момент на ступенях дворца королева с глумливой ухмылкой на прекрасных устах, вызвала рев толпы. Нотки надежды, звучавшие во всеобщем хоре, заставили Конана поморщиться словно от боли. Королева же – даже в мыслях киммериец не допускал назвать ее славным именем Тарамис – захохотала, закинув голову, и обернулась назад.

И тут из темноты за ее спиной выступила рослая фигура воина в роскошных одеждах. Лишь только лицо его осветил день, рев толпы смолк; ужас волной пробежал по стройным рядам воинов и сковал простой люд. Констанций! Рядом с королевой Констанций!

– Слушайте все! – повелительно произнесла королева. – С этого дня я объявляю Констанция королевским супругом!

Толпа ахнула.

– Армии приказываю: сложить оружие и разойтись! Отныне храбрые воины вашего нового короля будут охранять Хауран. А теперь ступайте, ступайте! Ступайте же!

Все смешалось на площади. Одни, будто бы их тянуло неведомой силой, шли ко дворцу, другие, напротив, старались поскорее покинуть площадь. Ни тем, ни другим не сопутствовала удача: слишком много народу скопилось здесь, так что выбраться из толпы отдельному человеку было весьма непросто.

Солдаты, онемевшие и вконец растерявшиеся, складывали оружие – они привыкли повиноваться королевским приказам, хотя и не могли сейчас понять, чем вызвано такое странное, похожее на предательство поведение Тарамис. Впрочем, само слово «предательство» не приходило им в головы. Скорее, ощущение его витало над сломанным строем хауранских воинов.

Конан, намертво вставший на одном месте и не сделавший даже шага в суете толпы, наконец не выдержал. Оттолкнув вцепившегося в его куртку меира Кемидо, он в несколько прыжков достиг ограды дворца. Какой-то шемит лениво замахнулся на него коротким мечом, но тут же упал, сраженный тяжелым кулаком киммерийца. Краем глаза Конан заметил, что гвардейцы пока и не думают расставаться со своим оружием: толстый, обвешанный мечами и кинжалами шемитский десятник терпеливо повторял им распоряжение королевы, удивляясь про себя тупоумию хауранцев. Его не слушали. Головы всех до единого гвардейцев были повернуты к капитану. И Конан, на миг остановившись у ограды, посмотрел на него же со смешанным чувством гордости и опаски. Он лучше, чем кто-либо иной, знал, что скажет сейчас этот могучий угрюмый парень, так же, как знал он, что последует за этим. Горячее желание вмешаться вновь охватило его, но усилием воли он сдержался. Меир Кемидо был прав. Может ли он изменить прошлое? Да и вправе ли?

В глубине души король вовсе не хотел вторично переживать то, что должно было произойти – а судя по тому, что рот его до сих пор был полон тягучей и горькой похмельной слюной, ему придется испытать на своей шкуре все, положенное черноволосому капитану гвардейцев, – но и менять что-либо в своей прошлой жизни он тоже не собирался. Поэтому он ограничился в своих действиях тем, что решительно двинулся к ступеням королевского дворца, вежливо пропустив вперед того, кто уже направлялся туда же.

Два абсолютно одинаковых человека встали рядом – только у одного из них в черных как воронье крыло волосах блестели серебряные нити – два абсолютно одинаковых человека посмотрели на королеву. Конан-младший не замечал присутствия двойника, вернее, не обращал на него ровно никакого внимания, как бы чувствуя, что с этой стороны не может быть подвоха. Конан-старший, напротив, очень внимательно следил за любым жестом парня, с удовольствием понимая, как нравится сам себе и как мало он с тех пор изменился.

С трудом оторвавшись наконец от созерцания себя в молодости, он смерил королеву презрительным взглядом, сделал короткий шаг назад и встал за плечом капитана. Конан-младший, в точности повторив его взгляд, повернулся к толпе, которая, замерев, наблюдала за ним, пожал плечами и громко, насмешливо воскликнул:

– Да это не королева, не Тарамис! Это демон в ее обличье!

Лже-Тарамис взвизгнула в ярости, скользнула за спину Констанция; кофит, покручивая ус, задумчиво посмотрел на короля и капитана, странным образом похожих друг на друга, и, не раздумывая более, повернулся, и вместе со своей пассией исчез во мраке дворца.

Народ на площади взревел. Кто Тарамис? Где Тарамис? Эти вопросы так и остались без ответа, ибо ведьма Саломея лишь злобным блеском глаз отличалась от настоящей королевы. Дикий мощный вой стотысячного горла потряс Хауран. С лиц наемников мгновенно слетело общее выражение скуки: звериная ярость толпы за пол-вздоха могла раздавить их, а потому они выхватили мечи и не теряя времени ринулись на безоружных людей.

Огромный шемит подскочил к капитану, намереваясь поразить его мечом в грудь, но в тот же миг упал на ступени замертво – кинжал Конана-младшего по рукоять вошел ему в шею. Король усмехнулся, подавляя желание дружески шлепнуть парня по плечу, выхватил свой королевский меч и ринулся вниз. А там уже кипел бой.

Гвардейцы яростно бились с шемитами – после того, как капитан их сначала запретил им слагать оружие, а затем выступил с короткой, но поразившей всех речью, от недоумения и растерянности не осталось и следа. Не Тарамис! Некоторое время были слышны лишь воинственные и гневные выкрики да звон клинков, но вскоре дикий вопль обезумевшей толпы заглушил все прочие звуки. Люди бросались на шемитов словно звери, вырвавшиеся из клеток. Безоружные, они действовали кулаками, ногами, зубами… И все же исход боя был предрешен: пять сотен гвардейцев и простой люд не могли устоять против тысяч отлично экипированных шемитов.

Конан-король, мечом расчищающий себе дорогу к дворцовой стене, где один против сотни сражался капитан, с ужасом ждал того мига, когда бой для него будет окончен. Так же, как в полной мере испытал он тяжелое похмелье вместе со своим двойником, он должен и упасть сейчас под натиском шемитских псов, упасть, чтобы совсем немного спустя оказаться распятым на кресте подлым кофитом Констанцием… Безумное желание изменить историю обуяло короля; на этот раз он уже не имел воли справиться с собой. Быть может, в более спокойной обстановке он и оставил бы все, как есть, но теперь, в пылу схватки, это оказалось свыше его сил. Да он и не задумывался уже, есть ли у него право вмешиваться, нет ли… Он снова и снова поднимал свой меч, разя ненавистных ему и в прошлом и в настоящем наемников, беспрепятственно вошедших в город и вознамерившихся поживиться на несчастьи обманутых демоном людей. Короткая мысль о меире Кемидо, пропавшем из виду, мелькнула было в его голове, но в тот же момент словно молния разорвалась перед его глазами, хотя ни один из вражеских мечей не коснулся и волоска на его теле. Конан вскрикнул, пораженный страшной болью, пошатнулся и рухнул наземь. Сознание покинуло его.