355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дуглас Ирвин » Против течения. Интеллектуальная история свободной торговли » Текст книги (страница 3)
Против течения. Интеллектуальная история свободной торговли
  • Текст добавлен: 19 июня 2020, 12:30

Текст книги "Против течения. Интеллектуальная история свободной торговли"


Автор книги: Дуглас Ирвин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Экономическая мысль ранних христиан и схоластов

Несмотря на то что доктрина вселенской экономики проникла в теологию ранних христиан, отцы церкви, считая экономику разделом этики, подобно грекам и римлянам античной эпохи порицали торговлю, видя в ней занятие, поощряющее мошенничество, возбуждающее алчность и ориентирующее христиан на ложные ценности в виде мирских выгод[27]27
  Краткий обзор соответствующих воззрений см. в [Viner, 1978, p. 34–38]).


[Закрыть]
. Многие авторы эпохи раннего христианства черпали свои убеждения из библейского текста о Христе, изгоняющего торговцев из храма. Занятия торговлей трактовались как то, что серьезно угрожает спасению души, соблазняемой корыстью, обманом, мошенничеством и множеством других пороков. «Позвольте христианам исправиться, позвольте им не заниматься торговлей», – увещевал в начале V в. Августин Блаженный (пер. с англ. [St. Augustus, 1888, 320]. Несмотря на то что Августин сочувственно относился к молитве гипотетического морального и честного торговца, занимающегося торговлей с другими странами, в конечном счете и ему он отказывал в действенности его молитв («поскольку они являются действующими торговцами, они не удостоены милости Божьей»).

Отвергая учение Либания, Августин пишет: «Господь создал море не для того, чтобы по нему плавали, но из-за красоты этой стихии. На море обрушиваются штормы, следовательно, вы должны опасаться его и использовать его… для добычи пропитания, а не для целей торговли»[28]28
  Цит. по [Dudden, 1935, 2: 549].


[Закрыть]
. Св. Амвросий считал, что торговля существует потому, что корыстные желания торговцев по своей силе перекрывают волнение моря. Торговля порицалась так последовательно, что переводчик св. Амвросия заметил: «…Непохоже, чтобы св. Амвросий верил в саму возможность честной торговли»[29]29
  См. [Dudden, 1935, 2: 548].


[Закрыть]
.

Кажется, что такое последовательное неприятие внешней торговли христианскими авторами полностью аналогично отношению к ней со стороны древних греков и римлян. Однако эти две традиции существенно отличаются одна от другой. Ранние христиане порицали торговлю, не опираясь на аристократические предрассудки, и выказывали определенное сочувственное отношение к мелкому торговцу, зачастую бедняку, каковые считались в целом добродетельными. В отличие от греческих и римских авторов античной эпохи, отцы церкви не проявляли заинтересованности в региональной экономической самодостаточности и не выступали за культурную изоляцию, поскольку стремились к распространению своей религии и своих моральных ценностей по всей Земле. Вместе с тем христианские авторы разделяли с греками и римлянами обеспокоенность моральными аспектами торговли, такими как поощрение алчности и стремления к роскоши, добавляя к этому опасения в том духе, что торговля слишком сильно ориентирует человека на земные заботы. Подобно античным авторам, христиане различали разные виды торговой деятельности, выделяя среди них те, что улучшают первоначальную природу блага посредством добавления к нему ценности, и те, которые состоят всего лишь в покупке блага с последующей перепродажей его же, но по более высокой цене, и которые поэтому заслуживают порицания.

Средневековая схоластическая мысль унаследовала от ранних христиан это подозрительное отношение к торговой деятельности, однако по прошествии столетий средневековые авторы, без сомнения, стали более терпимыми к торговле и торговцам. Схоласты, писавшие свои работы в период, границы которого могут быть приблизительно указаны как 800—1500 гг., были образованными клириками и университетскими преподавателями, черпавшими свои знания как из учения церкви, так и из работ древнегреческих философов (в частности, из работ Аристотеля), и стремились изучить все аспекты человеческого знания, а также продвинуться в этом изучении. В своих работах схоласты рассматривали торговлю скорее как морально нейтральную деятельность, хотя их доктрины и содержали вполне определенные суждения о целях и особенностях конкретного поведения в ходе такой деятельности[30]30
  См. [O’Brien, 1920, 144ff] и [Roover de, 1974].


[Закрыть]
. И они тоже подчеркивали важное различие между использованием своего собственного труда в производительной экономической деятельности и низкими занятиями презренных торговцев и купцов. Вознаграждение за собственный труд, согласно учению церкви, оправданно, тогда как положение торговцев и купцов, которые ничего не производят, а лишь обменивают товары, желая получить прибыль, является менее очевидным. Торговля ассоциировалась с мошенничеством, алчностью и другими грехами, поскольку избыточное стремление к выгоде есть искушение и представляет собой потенциальную опасность для спасения души.

Ведущий теолог Средневековья св. Фома Аквинский внес весьма значимый вклад в смягчение доктринальных санкций против торговли и торговцев, что способствовало уменьшению степени предубежденности по отношению к купцам. В трактате «Сумма теологии», написанном в XIII в., он выделил в качестве допустимых три вида экономической деятельности, которые должны считаться полезными для общества: хранение товаров на складах, ввоз необходимых товаров из-за рубежа и доставка товаров из более изобильных регионов в такие, где наблюдается их относительная нехватка. Несмотря на то что св. Фома считал такой вид деятельности, как торговля, в определенном смысле чем-то низким, он утверждает, что хотя материальная выгода и не предполагает сама по себе, по своей природе, ничего добродетельного, она как таковая также не предполагает и ничего греховного или враждебного добродетели (см. [Aquinas, 1947, 2: 1517]). Для определения моральной ценности экономической деятельности главное значение имеют мотивы, которыми руководствуются торговцы, а также их фактическое поведение.

Признавая законность торговли, Фома Аквинский в то же время в значительной мере находился и под сильным влиянием Аристотеля – это проявлялось, в частности, в том, что касается предпочтения, которое греческий философ отдавал местной торговле, – а не доктрины вселенской экономики. Св. Фома отдавал себе отчет в том, что снабжение продовольствием может обеспечиваться либо силами местных производителей, либо посредством торговли с другими странами, но внутреннее производство он ставил более высоко, поскольку состояние самодостаточности является «более достойным» (см. [Aquinas, 1945, 75ff]). Также следуя Аристотелю, Фома Аквинский предупреждал о том, что контакты с иностранцами могут подрывать устои гражданских добродетелей. Более того, «если и сами граждане посвящают свою жизнь торговым занятиям, они открывают этим путь множеству пороков», таких как жадность, развращенность и разрушение добродетели. В то же время св. Фома признает, что «торговлю не нужно полностью изгонять из города, так как невозможно указать такое место, в котором жизненные припасы имелись бы в таком избытке, что не существовало бы никакой необходимости доставлять их из других частей света». Он признавал также и то, что не существует причин, по которым нечто, имеющееся в переизбытке в одном месте, не может быть перемещено в другое. На этом основании св. Фома рекомендует «умеренное использование» купцов для удовлетворения нужд посредством торговли. Введя схоластическую мысль в рамки аристотелевской традиции, св. Фома сдвинул ее в направлении поощрительного отношения к торговле, поскольку от него схоластическая мысль восприняла идею, согласно которой торговля, в определенной мере, необходима любой стране, хотя эта мысль и в сочинениях схоластов встречается в потоке бесконечных иронических комментариев о торговцах и их занятиях.

Воззрения св. Фомы на торговлю легли в основу более поздней доктрины, и некоторые из его последователей и современников представляли торговлю в еще более благоприятном свете. В начале XIII в. Фома Чобхэмский[31]31
  Цит. по [Langholm, 1992, p. 54–55].


[Закрыть]
сформулировал свою позицию следующим образом: «Торговля состоит в том, чтобы купить нечто подешевле с целью продать это нечто дороже. Для светского человека в этом нет ничего зазорного, даже если он не добавляет никакого усовершенствования к товарам, которые он купил раньше и которые он продаст позже. Ведь в противном случае в некоторых местах воцарилась бы великая нужда, потому что купцы доставляют то, что в изобилии есть в одном месте, в другое место, где имеется нехватка того же самого»[32]32
  Фома Чобхэмский, или Фома из Чобхэма (Thomas of Chobham, 1160–1233 или 1236) – английский теолог, получил образование в Парижском университете, автор многочисленных работ по теологии и каноническому праву. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]
. Это рассуждение средневекового автора, напоминающее соответствующий фрагмент у Ксенофонта, где говорится о положительных сторонах торговли, прямо указывает на полезную услугу, оказываемую купцами, которые перемещают товары между разными рынками.

Другой автор, Ричард Миддлтонский (1249–1306), писавший в конце XIII в., прямо и недвусмысленно формулирует следующее:

Согласно истинным предписаниям природы, все люди в своих начинаниях должны прибегать к взаимопомощи в той мере, в какой они живут под властью одного и того же сюзерена, каковым сюзереном является Господь. Далее, дела обстоят, похоже, таким образом, что одни места нашего мира обильны вещами, полезными для использования людьми, тогда как в других странах имеется нехватка этих вещей, и наоборот. Так, например, одни места обильны зерном, но испытывают нехватку вин, а другие – обильны вином, но там нет зерна… поэтому правильное суждение природного разума состоит в том, что страна, обильная одними вещами, пригодными для использования их людьми, должна оказать помощь другой стране Земли, где имеется нехватка этих вещей, так что страна, обильная зерном, поможет другой стране, где зерна не хватает, получив также помощь от страны, обильной вином… такая сделка будет совершена в полном соответствии с правильным суждением природного разума, и оказанная услуга по своему масштабу будет равна количеству полученного, и то же время сделка будет прибыльной, поскольку мера зерна в стране, обильной вином, ценится выше, чем бочонок вина в данной стране[33]33
  Цит. по [Langholm, 1992, p. 333–334].


[Закрыть]
.

Этот взгляд Ричарда Миддлтонского на торговлю намного опередил время и, очевидно, не был известен или не был в должной мере оценен другими средневековыми авторами. Более поздние работы схоластов не содержали никакой детальной разработки положений, согласно которым движущим мотивом торговли являются изобилие и нехватка разных товаров в разных странах, и цены товаров на разных рынках стремятся к выравниванию именно в результате торговли. Кроме того, в работах схоластов не нашлось почти никакого места для обсуждения вопросов торговой политики.

К XV в. схоластическая мысль даже отошла от обвинений занятий торговлей в «определенной низости», сдвинувшись к оценке торговой деятельности как этически нейтральной и являющейся развращающей лишь потенциально. Как писал св. Анджело Карлетти (Клавазий) в трактате «Ангелова сумма трудных вопросов совести», «торговля сама по себе не является ни плохим, ни незаконным занятием, но она может стать плохим занятием под воздействием обстоятельств и мотивов, по которым ею занимаются люди»[34]34
  Цит. по [O’Brien, 1920, p. 150].


[Закрыть]
. Теологи, работавшие в более поздние столетия, не слишком далеко ушли от линии, заданной схоластами. Жан Кальвин объединил доктрину вселенской экономики с проблематикой моральности торговли, сформулировав широко распространившееся, но сегодня выглядящее несколько устаревшим, амбивалентное отношение к торговле:

Плавание по морям действительно не может быть осуждаемо как таковое – поскольку, осуществляя ввоз и вывоз предметов торговли, оно доставляет человечеству великие выгоды. Равным образом, невозможно возлагать вину на подобный способ сношений между странами – ведь в соответствии с волей Господней весь род человеческий должен быть объединен посредством актов взаимной доброты. Но поскольку, как это часто бывает, изобилие ведет к гордыне и жестокости, Исайя порицает такую разновидность торговой деятельности, которая представляет собой главный источник земных богатств. Кроме того, торговые операции с далекими чужими странами часто влекут за собой великое множество мошеннических трюков и нечестности, и в ней нет предела страсти к наживе (пер. с англ. по [Calvin, 1953, 1: 115]).

Действительно, далеко не все оценки позднейших схоластов были такими либеральными, как те, что мы привели выше, поскольку далеко не все они согласились бы с тем относительно положительным восприятием торговли, какое было у св. Фомы Аквинского. Так, Мартин Лютер полагал, что страна должна быть удовлетворена одной только внутренней торговлей, обосновывая это тем, что изобилие внутри страны отвлечет ресурсы от внешней торговли и этим поможет справиться с проблемой нехватки товаров на внутреннем рынке. Он также возражал против ввоза товаров, не являющихся необходимыми, а также предметов, могущих использоваться для показной роскоши: «Господь совершенно точно снабдил нас, как и другие страны, достаточными количествами шерсти, льна и всего остального, что требуется для приличествующей и достойной одежды людей любого звания. Нам ни к чему тратить фантастические суммы на шелк, бархат, золотые украшения и иноземные изделия» [Luther (1520) 1966, 212–214]. Лютер даже советовал ограничить ввоз специй, поскольку торговля специями порождает слишком много гордыни и зависти. «Я что-то не вижу, чтобы в нашу страну посредством торговли проникло много добрых обычаев», – недовольно подытожил он вышеприведенное рассуждение.

И все же схоластическая традиция, заложенная св. Фомой, привела к тому, что со временем торговля и занятия купцов стали восприниматься намного менее враждебно, чем это было ранее. В действительности вне зависимости от скептического отношения к торговле со стороны клира и схоластов страны в значительной мере уже были вовлечены в торговлю, что по необходимости ставило важные вопросы правового и политического свойства. И концепция естественных прав Фомы Аквинского, предполагающая использование разума человека для интерпретации замысла Господня относительно того, что является правильным и справедливым, позже сыграла важную роль в установлении новых оснований, по которым торговля должна считаться допустимым занятием. Теолог и специалист в области международного права, доминиканский монах Франциско де Витория применил эту концепцию к отношениям между странами, тем самым став одним из основателей новой дисциплины – международного права. Отстаивая суверенные права индейцев и защищая их самих от испанских завоевателей, де Витория также сделал вывод о том, что «испанцы имеют право путешествовать в земли индейцев», при условии что «они не причиняют вреда коренным жителям», и что индейцы на самом деле не имеют права препятствовать испанцам в этом. Он считал это положение следствием из права народов (jus gentium), которое либо само является правом по природе (естественным правом), либо выводится из него (см. [Vitoria (1557), 1917, 151–153). Более того, «имеется очевидное право, являющееся следствием jus gentium, которое состоит в том, что иностранцы могут заниматься торговлей, при условии, что они не причиняют вреда местным жителям». Так, например, «ни местные властители не имеют права препятствовать своим подданным вести торговлю с испанцами, ни властители Испании не имеют права препятствовать торговле испанцев с местными жителями». Таким образом, «если испанцы не допустят французов к торговле с испанцами, и это будет сделано не для блага Испании, а для того, чтобы не допустить того, чтобы французы получили свою долю в неких выгодах, то такая практика будет нарушать принципы правомерности и христианской доброжелательности».

Мы видим, что торговля оценивается здесь не в зависимости от ее моральности, а на основании принципа права народов. Разумеется, тот факт, что Испания настаивала на свободе торговли в XVI в., когда она была великой морской державой, а также тот факт, что в XVII в., когда великой морской державой стали Нидерланды, на принципе свободы торговли настаивали голландцы, можно посчитать простым проявлением одного лишь национального экономического эгоизма. Однако подход де Витория, апеллирующий к естественному международному праву, образует отправной пункт новой интеллектуальной программы, которая, вопреки первоначальной бескомпромиссной аргументации в защиту свободы торговли, со временем оказалась неспособна обеспечить последовательную линию в отстаивании этого принципа.

Свобода торговли и политическая философия естественного права

Разрабатывавшие теорию естественного права политические философы XVII–XVIII вв., работы которых стали последней главой западной мысли, предшествовавшей меркантилизму, в значительной мере черпали свои воззрения на торговлю из сочинений поздних схоластов. Подобно Франциско де Витория, эти мыслители применяли к международным отношениям идею естественного права, обнаруженную ими у Фомы Аквинского. Их целью было получение закона – закона объективного, выведенного из моральных и правовых фундаментальных положений, – который описывал бы должное и справедливое поведение нации-государства, т. е. их цель была полностью аналогичной той, которая имелась у схоластов в отношении индивидов. Хотя доктрина естественных прав содержала очень мало экономико-теоретических соображений, в рамках этого имеющего огромное значение направления общественной мысли были созданы важнейшие руководящие принципы торговой политики.

Первые авторы, разрабатывавшие доктрину естественных прав, следуя де Витория, формулировали принцип свободы торговли как достаточно общий, допускающий очень малое число исключений. Франциско Суарес полагал, что вся международная торговля должна быть свободной, но не вследствие естественного права, а вследствие права народов (jus gentium) («права народов, придерживаться которого в отношениях между собой должны все страны»). Он писал, что «можно вообразить государство, пребывающее в изоляции и отказывающееся вступать в торговые отношения с другими государствами, даже если к этому не примешиваются недружественные чувства, но согласно jus gentium установлено, что торговые отношения должны осуществляться свободно, и что если такие отношения будут запрещаться без разумной причины, то это будет нарушением системы права» [Suarez (1612) 1934, 2: 347]. Суарес заключает, что никакое государство никогда не является самодостаточным настолько, чтобы оно было в состоянии совершенно исключить внешнюю торговлю.

Альберико Джентили утверждал даже, что против стран, отказывающихся от торговли, допустима война, – война является «естественной, если она затевается потому, что человек отказывает нам в определенной привилегии, данной нам самой природой… Например, если нам отказывают в праве прохода (right of way) или если нас не допускают в порты, или нам не позволяют пополнять запасы провианта, продавать товары и вообще торговать» [Gentili (1612) 1933, 86ff]. В то же самое время запрет на ввоз товаров может быть правомерен в том случае, если предметы ввоза будут сочтены опасными для моральных законов данного государства, вывоз золота и серебра может быть воспрещен, а иностранным купцам может быть отказано в доступе к внутренним районам страны. «Чужеземные купцы не имеют права судить о таких предметах, поскольку им не дозволяется изменять обычаи и учреждения других народов. <…> Но если торговле чинят препятствия не по таким или другим столь же исключительным соображениям, то правомерно начать войну» [ibid.].

Гуго Гроций, наиболее яркий адепт доктрины естественного права, писавший в то время, занимал схожую позицию, когда резко осуждал осуществленное Португалией исключение голландцев из торговли с Ост-Индией: «Согласно праву народов, установлен следующий принцип: всем людям должно быть позволено свободно торговать друг с другом» (пер. с англ. по: [Hugo Grotius (1604) 1950, 1: 218ff]). Ни одно государство не может лишать своих подданных контактов с подданными другого государства или запрещать им торговать между собой, поскольку «право вести торговлю распространяется на всех людей», точно так же, как и право без помех путешествовать по морю. Кроме того, Гроций полагал, что страны, «препятствующие тому, чтобы люди участвовали в торговой деятельности, поскольку эта последняя есть общее достояние народов согласно праву народов», дают повод к войне [ibid., 255]. На этом основании он делает вывод, согласно которому «свобода торговли опирается на первичное право народов, имеющее естественную и перманентно действующую причину; и это право не может быть разрушено никакими действиями кого бы то ни было, за исключением соглашения между всеми народами» [Grotius (1608) 1916, 63–63].

В своем главном труде «О праве войны и мира» Гроций еще раз обращает внимание на этот момент: «В действительности никто не имеет права препятствовать любой стране заниматься коммерцией с любой другой страной, хотя бы отдаленной по отношению к первой. Ведь если такое право доступа к другой стране уважается, это будет соответствовать интересам всего человеческого общества и не влечет никакого ущерба ни для кого» (пер. с англ. по:. [Grotius (1625), 1925, 2: 199ff]). Согласно Гроцию, государство не может лишать другие государства возможности торговать друг с другом. Именно в этом смысле он понимает принцип свободы торговли, под действие которого у Гроция не подпадает ситуация, когда государство ограничивает свою собственную торговлю. Однако он весьма близко подошел и к такой интерпретации свободы торговли, согласно которой подобная ситуация тоже нарушает этот принцип – хотя он допускает взимание небольшого налога на торговые операции, призванного компенсировать затраты на поддержание безопасности и другие расходы, связанные с внешней, прежде всего морской торговлей (такие как содержание маяков), он отрицает обоснованность налогов, никак не связанных с внешнеторговыми операциями в этом смысле. «Разумеется, соображения справедливости не позволяют как-либо обременять доходы от торговли тем, что не имеет отношения к фактически перевозимым предметам торговли. <…> Если же, однако, такие расходы необходимы для обеспечения безопасности перевозок торговых грузов, то на эти грузы может быть наложен соответствующий налог, призванный компенсировать указанные расходы».

Гроцию принадлежит решающая роль в возрождении доктрины вселенской экономики, поскольку именно он установил ее древние источники. Он излагает эту концепцию следующим образом: «Поскольку воля Господа не предполагает, что всякий регион Земли может снабжать себя всем необходимым для жизни, Господь даровал разным народам изобильное снабжение неодинаковыми благами» [Grotius, (1604), 1950, p. 218]. Рассмотрим, к примеру, океанский бриз. «Разве такие вещи не служат достаточным свидетельством того, что природа снабдила каждый народ средствами для того, чтобы иметь доступ к любому другому народу?»

Несмотря на то что Гроций стал признанным авторитетом для ученых своего и последующих поколений, его взгляды на свободу торговли не получили сколько-нибудь значимой поддержки. Так, хотя он оказал огромное влияние, причем в самых разных аспектах, на немецкого политического философа и правоведа Самуэля фон Пуфендорфа, этот последний позволил себе сделать существенные изъятия из доктрины естественного права народов, изъятия, подрывающие эту доктрину и касающиеся именно свободы торговли. Пуфендорф настолько ослабил достаточно жесткие установки политической философии в отношении неприкосновенности принципа свободы торговли, что государства получили возможность, опираясь на авторитет Пуфендорфа, оправдывать практически любую торговую политику, вплоть до полного ограничения торговли. Цитируя Гроция и Либания, Пуфендорф сначала представил следующую версию доктрины вселенской экономики: «Для всех народов великие преимущества проистекают от торговли, которая призвана компенсировать скудость почв (там, где она имеет место), каковые почвы не везде и не во всем производительны в одинаковой мере, что является причиной перевозки плодов из одних земель в другие, только для того, чтобы казалось, будто эти плоды растут в каждой из земель. <…> Поэтому будет в высшей степени бесчеловечно стремиться к отрицанию естественного для нашего мира права использовать эти блага, ниспосланные всем людям их общим Господом» [Pufendorf (1660) 1934, р. 368ff).

Пуфендорф добавляет: «И все же, в отношении этого утверждения можно сделать множество оговорок». Страна не обязана вести торговлю предметами роскоши и другими товарами, не являющимися совершенно необходимыми для поддержания человеческой жизни, и она может запретить вывоз товаров первой необходимости, если в стране имеет место их нехватка или «если [местное] сообщество будет процветать, запретив вывоз этих товаров». Препятствия торговле правомерны, «если вследствие торговли наша страна может лишиться значительной выгоды или понести какой-либо косвенный ущерб». Согласно Пуфендорфу, страна вправе ограничивать вывоз лошадей элитных пород, с тем чтобы предотвратить их разведение за рубежом, а также вправе отдавать предпочтение собственным гражданам по сравнению с иностранцами, когда речь идет о налогообложении товаров. Ввоз товаров может быть не просто обложен налогом, но прямо запрещен – «либо потому, что государство может нести определенный убыток вследствие ввоза этих товаров, либо для того, чтобы поощрить наших собственных граждан к участию в растущих промышленных предприятиях, либо для того, чтобы предотвратить попадание наших богатств в руки иностранцев».

Сделав столько исключений, Пуфендорф почти полностью разрушил аргументацию в пользу свободы торговли, основанную на праве народов. С этого момента космополитизм, отличавший ранних теоретиков естественных прав, был по большей части отброшен, и на смену ему пришла поддержка правовых норм, утверждавших независимый суверенитет нации-государства в отношении его права ограничивать торговлю. Два знаменитых автора XVIII века, писавшие о естественных правах, сформулировали новые аргументы в поддержку точки зрения, согласно которой ограничения, накладываемые государством на торговые операции, не нарушают ни естественное право, ни право народов. Эмер (или Эммануэль) де Ваттель утверждает: «Когда правители хотят изменить торговые потоки, не желая, однако, прибегать к прямой силе, они облагают товары, которые они не хотели бы пускать в страну, такими пошлинами, которые отбивают охоту к их потреблению. <…> Эта мера является мудрой и справедливой… ведь любое Государство может решать, на каких условиях оно будет получать иностранные товары, и оно может даже решить не получать их вовсе» [Emmanuel de Vattel (1758), 1916, 43]. Христиан Вольф также указывал, что «поскольку никакая страна не имеет права продавать другой стране свои товары без ее согласия, то если какая-либо страна не хочет, чтобы определенные иностранные товары попадали на ее территорию, то в этом нет ничего незаконного в отношении страны, откуда ввозятся эти товары, следовательно, если ввоз иностранных товаров и их продажа будут запрещены, то жалобы со стороны иностранцев на такое запрещение будут не обоснованны (см. [Wolf (1764), 1934, 38])[35]35
  Вольф очевидно противоречит сам себе, когда ниже пишет: «Поскольку страны по своей природе должны торговать друг с другом, пока и если это в их власти, и поскольку ни одна страна не может запретить или помешать другой стране заниматься торговлей с любой другой страной, то согласно законам природы свобода торговли между странами должна оставаться нестесненной, насколько это возможно (см. [Wolf, 1934, p. 107]).


[Закрыть]
.

Эти утверждения коренным образом противоречат более ранним доктринам естественного права, сформулированным Гроцием и другими авторами. Небольшое изменение состоит в том, что право любой страны заниматься торговлей было трансформировано в право всех стран регулировать свою собственную торговлю. Этот сдвиг привел к тому, что появилась возможность практически любую протекционистскую меру интерпретировать как оправданную на тех или иных основаниях. Космополитический характер доктрины вселенской экономики, выдвинутой ранними адептами теории естественного права, перестал играть заметную роль в системе воззрений на международную торговлю. Вне зависимости от причин, лежавших в основании этого интеллектуального сдвига (одним из факторов этого сдвига могло быть возникновение национализма), право народов оказалось слишком бесхребетной доктриной, неспособной выдвинуть набор последовательных аргументов в пользу свободы торговли.

* * *

Этот беглый очерк доктрин торговой политики, относящихся к эпохам, предшествовавшим меркантилизму, по необходимости получился несколько поверхностным, отчасти потому, что из всего написанного о политике, которую государство должно проводить в сфере международной торговли, ранее XVII в. написано очень мало работ, которые заслуживали бы внимания. По сравнению с этическими и другими подобными проблемами вопросы экономической теории считались периферийными. То, что было написано тогда об экономике, касалось прежде всего таких вопросов, как ценность, цена, ростовщичество, но не международная торговля. У древнегреческих и римских авторов мы находим фрагменты, посвященные разделению труда, но интерес этих авторов всегда был направлен на что-то иное. Схоластов интересовали преимущественно этические аспекты экономической деятельности и выведение кодексов рыночного поведения из божественных законов. Адепты теории естественного закона (natural law) пытались создать объективные моральные стандарты, которые были бы согласованы с законами природы. Некоторый интерес представляет использование Гроцием и другими авторами понятия естественного права (natural right) в качестве общей предпосылки, позволяющей обосновывать свободу торговли, однако с точки зрения экономической теории это понятие, как заметил Йозеф Шумпетер, «совершенно лишено научного значения» [Schumpeter, 1954, 371; Шумпетер, 2001, 488]). Несмотря на все перечисленное, космополитические доктрины некоторых схоластов и мыслителей, разрабатывавших доктрину естественного права, стали интеллектуальным наследством, полученным теми, кто писал о торговой политике позднее, так что от Аристотеля через Фому Аквинского, а от него к де Витория и к правоведам, работавшим с концепцией естественного права, а затем и к шотландским моральным философам, таким как Фрэнсис Хатчесон и Адам Смит, протянулась непрерывная нить интеллектуальной преемственности. Однако прежде чем мы перейдем к последнему из указанных узлов этой нити, мы должны критически разобрать работы множества меркантилистов, ускоряющийся поток работ которых был характерен для всего XVII столетия.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю