Текст книги "Кошачий глаз"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Будь Галкарис знатного происхождения, Конан мог бы еще допустить мысль о том, что она была некогда посвящена в мистерии древних божеств Ахерона или зловещих демонов Стигии: некоторые аристократы баловались опасным тайным знанием, считая, что это свидетельствует об их принадлежности к «клану избранных», бесстрашных, стоящих высоко над толпой.

Но Галкарис была дочь таких простых и бедных людей, что мать продала ее в рабство, лишь бы накормить остальных. Всю жизнь девушка прислуживала другим, согревала своих господ в постели или подавала им еду, ею же самой и приготовленную. Нет, она не могла принадлежать к жреческой касте.

До приезда в Стигию она вообще ничего не знала о стигийских божествах. Что до демонов, зверолюдей, прочих жутких существ, обитающих здесь, – то их она боялась до обморока.

И только потеряв сознание и погрузившись в свои странные сновидения, Галкарис начинала понимать происходящее и каким-то образом управлять им.

Поэтому предположение об одержимости было, с точки зрения Конана, наиболее вероятным. И киммериец хотел бы знать, как далеко может завести их то незримое создание, которое избрало своим обиталищем тело Галкарис.

Люди-гиппопотамы? Хорошо, киммериец согласен: следует проследить за ними.

Путники покинули Палестрон, даже не потрудившись забрать лошадь и скудные пожитки. О коне прекрасно позаботится тот, кто в конце концов решится присвоить его; что до пожиток, то там не оставалось ничего такого, о чем стоило бы жалеть.

Скоро они оказались на берегу реки. Это был не сам Стикс, а какой-то его приток. Стройные пальмы росли здесь повсеместно. У оснований широких листьев уже созревали плоды, и особые пальмовые служители надели на эти плоды специальные тонкие сетки. Когда фиги окончательно станут спелыми, останется только подцепить сетку крюком на конце длинной палки – и снять ее вместе с содержимым. А потом прямо в этой сетке фиги понесут на рынок.

Большинство таких пальмовых плантаций принадлежат в Стигии богатым храмам Сета. Наверное, и эта – не исключение.

Впрочем, можно было не опасаться встретить кого-либо из жрецов змеиного бога: никто из храмовых служителей, разумеется, не трудился и ничего не выращивал; этим занимались рабы, принадлежащие храму.

– По-твоему, среди рабов не может оказаться рьяных приверженцев бога? – удивился Муртан, когда Конан поделился с ним своими соображениями.

Киммериец пожал плечами.

– Рабы редко разделяют верования и убеждения своих хозяев. Особенно если эти верования опасны и могут закончиться кровью для тех, кто не имеет возможности уклониться от участия в жертвоприношении.

– Но случается и иначе, – настаивал Муртан. – Разве не встречаются люди, понявшие, в чем состоит их выгода, и начавшие помогать своим хозяевам против собственных же товарищей?

– Встречаются и такие, – не стал возражать Конан, – однако гораздо реже, чем хотелось бы иным хозяевам… Кроме того, предавать своих – небезопасно. Об этом тоже следует помнить.

– Смотрите! – прервала их разговор Сешет. – Там деревня.

– Что я говорил? – заметил Конан (хотя о деревне он не говорил ровным счетом ничего). – Вот мы и нашли деревню. Здесь наверняка живут те, кто повесил сетки на пальмы. Можно будет расспросить их о гиппопотамах. Наверняка они знают об этих существах что-нибудь интересное.

Между тем гиппопотамы добрались до реки и один за другим скрылись в воде. Теперь они шли по речному дну, выставив наружу только торчащие ноздри, уши и глаза. Вода, как казалось издалека, вскипала, взбудораженная мощными телами животных.

Муртан вдруг пошатнулся.

– В глазах чернеет, – объяснил он с виноватой улыбкой. – Я не то устал, не то… Да, кажется, я напуган.

– Во время битвы ты не был напуган, – указал ему Конан.

– Страх догнал меня здесь.

– Хорошо, что это случилось сейчас, когда все уже позади, – рассудил киммериец. – Гораздо хуже, когда человек пугается еще до сражения и бежит от врагов. Такой человек называется трусом.

– А я? – совершенно по-детски спросил Муртан.

Конан пожал плечами.

– Если бы ты не признался в своем запоздалом страхе, то об этом никто бы и не узнал. Наверное, ты не трус.

– Вот еще один талант, о котором я не подозревал.

– Не возгордись, Муртан, раньше времени… Тебя еще ожидают открытия. Стигия – непостижимая страна. Иногда вообще непонятно, как могут здесь жить обыкновенные люди.

Муртан молча кивнул в знак согласия, по продолжить разговор в том же роде не захотел.

С каждым шагом путники все лучше видели деревню. Десяток круглых хижин, покрытых тростником.

– Похожие строят в Черных Королевствах, – отметил Конан. – Очевидно, здешние жители – выходцы оттуда.

– Это подтверждает твое предположение о том, что обитатели деревни – храмовые рабы, – добавил Муртан. – Вряд ли найдутся поселенцы, которые захотят по доброй воле покинуть родные Черные Королевства и перебраться на жительство в Стигию, да еще поближе к храму Сета, пусть и небольшому.

– Ты прав, – сказал Копан. – Однако теперь помолчи. Я бы хотел послушать, что здесь происходит.

Они остановились и замолчали. Потом Галкарис осторожно коснулась руки киммерийца:

– А что здесь такого происходит? Я ничего не слышу.

Конан повернулся к ней и внимательно всмотрелся в ее лицо. Никаких признаков того, что за девушку говорит вселившийся в нее дух. Все то же ясное, открытое лицо, которое так понравилось Конану с первого мгновения его знакомства с Галкарис.

– В том-то и дело, Галкарис, – подтвердил киммериец, – я тоже ничего не слышу. А должен бы. Звяканье посуды, шум голосов, хотя бы звуки шагов… Здесь слишком тихо.

– Наверное, все просто ушли на работы, – предположила девушка.

Конан, не отвечая, покачал головой.

И тут все разом изменилось.

Навстречу пришельцам вышел человек. Он был высоким, смуглым, с правильными чертами лица и странными при такой темной коже большими, прозрачными, голубыми глазами.

На нем была чистая белая туника, ниспадавшая до пят.

– Привет вам, чужеземцы! – произнес он высокопарно и поднял руки в знак дружеских намерений.

Конан остановился и ответил ему кивком головы и взмахом руки.

Прочие спутники киммерийца рассматривали незнакомца во все глаза. Только Сешет опять закуталась в свое покрывало и задрожала, как будто ей стало холодно. Но Сешет вообще вела себя странно, поэтому на ее поведение никто не обратил внимания.

– Меня зовут Апху, – представился рослый незнакомец. – Я рад встретить новых людей в моей деревне.

– Ты хозяин этого поселения? – уточнил киммериец.

– Здесь живем только я и мои слуги, – ответил Апху, радостно улыбаясь. – Могу ли я пригласить вас ко мне, чтобы вы передохнули и вкусили пищу под моим кровом?

Мы с удовольствием принимаем твое приглашение, Апху, – вмешался Муртан, видя, что Конан колеблется. Молодому зингарцу вдруг показалось, что нет ничего более желанного, чем очутиться под крышей одного из этих круглых домиков и выпить прохладной воды из чаши, сделанной из половинки кокосового ореха. А угощение, которое сулил Апху! Наверняка какое-нибудь чудесное местное блюдо, приготовленное из смокв!

Конан посмотрел на Муртана искоса, и в глазах киммерийца Муртан прочитал явное неодобрение. Однако отступать было уже некуда: повернуться спиной и уйти – не лучший выход, когда предложение нанести визит уже принято.

Апху держался просто и приветливо. Казалось, он испытывает искреннее удовольствие, видя у себя в доме гостей. Первым в хижину вошел Муртан, за ним последовал киммериец. Галкарис ввел за руку сам хозяин; что до Сешет, то та наотрез отказалась входить.

Когда Апху попытался настаивать, она повалилась на землю и, лежа лицом вниз, закричала:

– Кто я такая, чтобы сидеть рядом с господами? Я недостойна разделять кров с моей госпожой! Я – никто, я – пыль и прах! Нет, я должна остаться там, где мне самое место, – в пыли и прахе!

Апху понял, что самое разумное было бы оставить ее в покое.

В деревне по-прежнему не было ни души, если не считать самого хозяина и его гостей. Впрочем, никто не задавал никаких вопросов. Конан понимал: рано или поздно эта загадка разрешится. Он не хотел торопить события.

Помалкивал и Муртан. Теперь он почти жалел, что согласился навестить Апху в его доме. То есть самому Муртану было здесь хорошо. Прохлада, вода, сладкие фиги – все как мечталось. Но настороженный вид киммерийца заставлял Муртана нервничать. Муртан привык доверять варварским инстинктам своего спутника.

А Конан явно ощущал здесь нечто нехорошее.

– Я хочу поднять эту чашу, полную чистой, прохладной воды, за доброе здравие моих неожиданных гостей! – произнес Апху.

Все присоединились к тосту. «Интересно, как там Сешет? – подумала Галкарис. – Она не вошла, но ведь и ее мучает жажда. Может быть, мне следовало бы выйти к ней с водой и напоить ее, коль скоро она отказывается находиться под одной крышей с нами».

Но Галкарис не осмелилась на столь самовольный поступок. Сейчас, когда она оказалась в доме, рядом со своим господином, она вдруг вспомнила о том, кем является на самом деле. Путешествие уничтожило было разницу между нею и Муртаном, но пребывание в обществе вернуло ей сознание своего положения.

Муртан явно наслаждался покоем и прохладой. Что до Конана, то он продолжал напряженно прислушиваться.

Они вели ничего не значащие разговоры – о погоде, урожаях фиг и разливах реки, которые зависели от таяния ледников в горах.

Наконец в деревне послышался шум – долгожданные топот ног, гомон голосов. Лицо Апху просияло.

– Мои люди вернулись с полей! – объявил он. – Теперь здесь будет немного шумно.

– Это не страшно, – ответил Конан.

– Разве госпожа не желает отдохнуть? – Апху перевел взгляд своих удивительных голубых глаз на Галкарис.

Девушка хотела возразить, сказать, что она никакая не «госпожа» и что отдыхать ей некогда… Но миг спустя подумала: «А почему, собственно, некогда? Какие важные дела удерживают меня от отдыха? И почему бы мне не побыть госпожой, коль скоро этот Апху настаивает, а мой господин не возражает?»

Она почувствовала, как веки ее отяжелели… и скоро уже Галкарис блаженно растянулась на циновке, сраженная крепким сном без сновидений.

Муртан недолго противился неге. Он с трудом успел дожевать последнюю фигу и с куском за щекой задремал рядом с Галкарис, обняв девушку одной рукой.

Конан давно улавливал присутствие магической силы. С первого момента их встречи с Апху киммериец инстинктивно не доверял ему. Но пока Апху не прибегал к своим тайным заклинаниям, Конан просто держался настороже. Едва лишь дыхание колдовства коснулось киммерийца, как мурашки предупреждающе побежали по его коже и короткие волоски на его загривке встали дыбом, точно шерсть у дикого зверя.

Теперь киммериец точно знал, что перед ним враг.

Он не стал дожидаться, пока Апху направит на него свое заклинание, и широко зевнул.

– Прости, добрый хозяин, – сказал киммериец, – от сытной еды и покоя меня потянуло в сон. Надеюсь, ты не сочтешь это проявлением невежливости.

И, не позволив Апху ответить, Конан рухнул на циновки и громко захрапел. Сквозь густые ресницы киммериец подсматривал за хозяином хижины.

Тот некоторое время пристально смотрел на простертого перед ним киммерийца, как будто не вполне доверял его внезапной сонливости. Но Конан храпел во всю мочь и делал это так беспечно и так от души, что всякие сомнения у наблюдателя рассеялись.

– В конце концов, это дикарь, – сквозь зубы пробормотал Апху. – Кое-кто полагает, будто физическая мощь в сочетании с неразвитым умом делает людей сильными и невосприимчивыми к магии. Ничего подобного! Человек образованный, умный сопротивляется заклинанию сильнее и дольше. А вот дикарь падает сразу. С ним не приходится долго возиться.

«Я вообще не привык церемониться с магами, – подумал Конан, слышавший каждое слово, – но подобными речами ты подписал себе смертный приговор. Посмотрим, как долго сможешь ты с твоими колдовскими штучками сопротивляться моим заклинаниям – доброму удару меча по шее!»

Он выждал, пока Апху выйдет из хижины, и повернулся лицом к стене. Здесь имелись небольшие щели, и Конан приложил глаз к одной из них.

Он увидел тех, кто вернулся в деревню. То были люди-гиппопотамы. Они снова обрели человекообразный облик. Все они низко кланялись Апху и что-то наперебой ему рассказывали.

«Очевидно, докладывают о происшествии в Палестроне, – подумал киммериец. – Что-то здесь не так. Одно с другим не вяжется. Эти чернокожие толстяки с большими физиономиями не показались мне опасными. Они были по-настоящему дружелюбны. И Сешет тоже относилась к ним хорошо. А Сешет… что-то знает. Возможно, она и сама не понимает толком, что именно она знает. В Стигии даже магия свихнулась… Но Апху – это зло, и в этом у меня нет ни малейшего сомнения».

Он решил подождать, посмотреть, что будет дальше.

Сешет, очевидно, сидела под стеной хижины и делала все, чтобы о ее существовании забыли. Во всяком случае, люди-гиппопотамы ее не замечали. Они топотали вокруг Апху, и каждый норовил подобраться к нему поближе. Апху охотно возлагал руки на их склоненные головы и говорил с ними ласково, отчего они расплывались в счастливых улыбках.

«Сдается мне, он ловко морочит им голову, – подумал Конан. – Они глуповаты, но не злы. При помощи магии можно воздействовать… на неразвитые умы».

Он хмыкнул, вспомнив о том, что Апху – кем бы тот ни был на самом деле – счел киммерийца «неразвитым» и «диким».

Люди-гиппоптамы постепенно расходились. Некоторые занялись приготовлением пищи. До Конана донесся запах костра, а затем – жареной рыбы. Очевидно, люди-гиппопотамы считали Апху своим господином и обслуживали его: кормили, охраняли и добывали для него необходимые сведения о происходящем поблизости. А иногда – и вмешивались в события.

Не заботясь больше о том, чтобы притворяться спящим, Конан уселся на полу хижины и начал рассуждать сам с собой.

– Положим, этот Апху – служитель Сета… Нет, немыслимо. Даже если он является колдуном, – это еще не означает, что он служит непременно Сету… Не всякий маг – жрец Сета, даже в Стигии. Об этом не стоит забывать. Что же, в таком случае, такое эти гиппопотамы? Есть несколько вариантов, но самым правильным мне представляется один: наш приятель Апху для каких-то своих целей заколдовал целое стадо самых обычных гиппопотамов и вложил в их неразвитые… гм… и дикие головы представление о том, что он-де, Апху, является их господином, благодетелем и прочая, и прочая…

Конан призадумался.

– Но в таком случае, выходит, что они выручили нас в стычке с людьми-крокодилами по приказанию Апху!

Конан тряхнул головой. Одно с другим не сходилось. Какие цели может преследовать Апху? Кто он, в конце концов, такой?

– Не могу же я просто подойти к нему с мечом и, приставив лезвие к горлу, задать все эти вопросы! – сказал себе киммериец. – И не потому, что я НЕ МОГУ этого сделать, – он коротко хохотнул, – а потому, что Апху, вероятнее всего, солжет. Нет уж, притворюсь спящим и попробую понаблюдать за ним.

До самой ночи ничего, однако, не происходило, а после захода солнца в хижину зашел Апху и разбудил своих гостей.

– Темно, сгустилась прохлада, – объявил он. – Если вы хотите отправиться в путь, то сейчас – самое время.

– Ночью? – широко зевая проговорил Муртан. – Но мне это кажется неразумным.

– В жарких странах многие путешествуют по ночам, а днем вкушают прохладу где-нибудь в тени деревьев, – ответил Апху и повернулся к Конану за поддержкой. – Мне кажется, ты, уважаемый, нередко странствовал там, где солнце часто превращается в убийцу, – ты можешь подтвердить, что я говорю чистую правду.

– Да, он прав, – кивнул киммериец. – Это разумно.

– Впрочем, – прибавил Апху, – луна еще не достигла полноты, так что на дорогах довольно темно. Если вы боитесь сбиться с пути, я охотно провожу вас до ближайшей удобной стоянки. Мы совсем недалеко от гор. Вы ведь направляетесь туда?

– Туда и чуть дальше, – доверчиво ответил Муртан.

– Дальше? – удивился Апху. Конану показалось, впрочем, что удивление это наигранно. – Но дальше ничего нет, кроме Песков Погибели. Неужели ваша цель находится там?

– Возможно, – сказал киммериец прежде, чем Муртан снова открыл рот. – Мы не вполне уверены.

– Могу я спросить, что это за цель? – настаивал Апху.

– Вполне, – сказал Конан и замолчал.

– И что же это за цель? – видя, что киммериец не отвечает, Апху решил немного ускорить события.

– Я сказал, что ты можешь спросить, но не говорил, что непременно отвечу.

– Конан! – возмутился Муртан. И с улыбкой повернулся к хозяину хижины: – Прошу его извинить. Он варвар и по природе своей недоверчив. Разумеется, мы ищем Пески Погибели. Согласно легенде, там находится чудесный храм богини-кошки.

– Богиня-кошка давно умерла, – резко произнес Апху. – Вы не найдете ни храма, ни его сокровищ.

– Так ты знаешь об этом храме? – удивился Муртан.

Апху негромко рассмеялся:

– Каждый в окрестностях Птейона слыхал о храме, затерянном в Песках Погибели. Это широко известная легенда, но вряд ли она имеет под собой какие-то реальные основания.

– Любая легенда появляется не на пустом месте, – возразил Муртан. Он чувствовал себя немного задетым.

– Поверь мне, я знавал немало легенд, которые были просто-напросто придуманы людьми, – был ответ Апху. Светлые глаза на темном лице застыли, не мигая, так что Конану, который украдкой наблюдал за их гостеприимным хозяином, показалось, будто они нарисованы на пергаменте. – Например, жил в здешних краях разбойник, который грабил караваны. Он сочинил и позаботился распространить историю о потерянном городе, где отважный путник сумеет отыскать сокровища. И что же? Немалое число этих отважных путников очутились прямо в руках у разбойника…

– И где сейчас этот разбойник? – спросил Муртан.

Апху засмеялся, но глаза его остались неподвижными:

– Он мертв. Давным-давно окончил свои дни в тюрьмах Луксура. Однако к нашему делу это не имеет отношения – я всего-навсего говорил о том, что иные предания возникают искусственным путем и никак не связаны с реальностью.

«Хотел бы я знать, почему Апху старается нас отговорить от путешествия к заброшенному храму в Песках Погибели? – подумал Конан. – Нет ли здесь какого-нибудь тайного умысла?»

Киммериец посмотрел на своего спутника. Лицо Муртана приняло упрямое выражение, зингарец прикусил губу. Теперь стало ясно, что никакие разумные доводы не найдут себе дороги к разуму и сердцу Муртана. И чем больше Апху старается уверить молодого человека в том, что никакого храма богини-кошки в Песках Погибели не существует, тем больше Муртан убеждается в обратном.

«Хитро!» – мелькнула у Конана мрачная мысль.

В разговор робко вмешалась Галкарис:

– Если мы решили идти, то следует выступать в путь, мой господин. Иначе мы останемся в гостях еще на целый день. Я чувствую, как моя воля убывает – мне все сильнее хочется снова лечь на эти циновки и погрузиться в приятный отдых.

– Нет! – решительно произнес Муртан. – Мы действительно слишком задержались. А если ты, уважаемый Апху, действительно окажешь нам любезность и проводишь до надежной тропинки через горы, мы будем тебе чрезвычайно признательны.

Они покинули хижину и быстро зашагали по берегу реки.

Конан внимательно оглядывался по сторонам. В темноте киммериец видел почти так же хорошо, как днем, поэтому ничто не ускользало от его взора. Хижины скоро скрылись из виду, едва путники свернули, следуя по берегу причудливым извивам реки. Несколько раз Конан замечал темные тени, что следовали за путниками. Судя по тому, как неуклюже двигались эти тени, Конан предположил, что то были люди-гиппопотамы. Добродушные существа, они, вероятно, просто пытались охранять Апху и тех, кого их господин взял под свое покровительство.

И еще одна тень бесшумно скользила по земле, сквозь ночь: тонкая женская фигура. Ее не видел никто, даже Апху. У Конана не было ни малейшего сомнения в том, что это Сешет.

Почему Сешет предпочитала скрываться от своих спутников и почему Апху так ни разу о ней не вспомнил? Еще одна загадка.

«Если бы я был «цивилизованным» и «образованным» человеком, – не без самодовольства подумал Конан, – то у меня от всех этих тайн уже давно распухла бы голова. Кром! В том, чтобы оставаться варваром, есть свои преимущества, и будь я проклят, если когда-нибудь откажусь от них!»

Впереди уже виднелись горы. Они темнели зловещей громадой, возвышаясь как неодолимое препятствие на фоне звездного неба.

Слабый лунный свет скользил по их вершинам, блестел па скалах, там, где черный камень выходил на поверхность и был отполирован ветрами и дождями.

– Мы остановимся здесь, – указал Апху на вход в небольшую пещерку. – Здесь удобно развести огонь и передохнуть. Вы отправитесь в путь на рассвете, пока не станет жарко, и углубитесь в горы. Там найдется, где переждать изнуряющую жару. А я вернусь в деревню. Не люблю покидать свой дом так надолго.

Апху не солгал – в пещере действительно было очень прохладно, и путники почувствовали себя там в полной безопасности.

– А почему ты поселился здесь, на берегах Стикса? – спросил Муртан, устроившись поближе к Апху.

– Я всегда жаждал уединения, – был ответ. – Здесь, на этих берегах, которые внушают большинству людей суеверный ужас, никто не станет меня разыскивать.

– А для чего тебе уединение? – удивился Муртан. Он чуть смутился, видя, как посуровело лицо Апху, и поспешно прибавил: – Всякому человеку, мне кажется, естественно стремиться к общению с себе подобными, но ты не таков. Ты хочешь быть один… Это показалось мне странным.

– Я пережил слишком много потрясений, – сурово прозвучал ответ Апху. – Мне нужно было время, чтобы зализать мои раны. Душевные раны, – прибавил он, как показалось киммерийцу, специально для «тупых варваров».

– А эти… существа? – продолжал расспросы Муртан. – Похожие на гиппопотамов? Как ты сумел приручить их?

– Они находились там всегда. Должно быть, остаток какого-то древнего народа, – спокойным тоном объяснил Апху, – Мне удалось вылечить одного из них, когда он сильно поранился об острую корягу на берегу. Этим я легко завоевал их доверие. Они – чудесные создания! Согласно их представлениям, если кто-то был добр с ними, значит, этот «кто-то» заслуживает их ответной любви и преданности. Говоря проще, они приняли меня в семью.

– Но кто они такие? – не унимался Муртан. – Согласись, они выглядят немного… необычно.

– Да, – спокойно подтвердил Апху. Его неподвижное, суровое лицо немного смягчилось, и Конан, внимательно наблюдавший за ним, подумал о том, что, должно быть, Апху на самом деле привязан к людям-гиппопотамам. Могут же быть сердечные привязанности даже у дурных людей, даже у магов! – Они необычны. Но здесь, в Стигии, они, поверьте мне, друзья мои, не являются самыми странными существами. Есть куда более невероятные создания. И гораздо более зловещие.

– Они так легко признали твое главенство, – вздохнул Муртан.

– Я не считаю, что они мне служат, – возразил Апху. – Мы просто друзья. Завтра я вернусь к ним.

Он протянул руку и что-то снял с плеча Муртана. Жест такой естественный и дружеский, что Муртан даже не обратил на него внимания. Зато от чуткого и подозрительного варвара это не укрылось. «Что бы ты ни задумал, – мелькнуло в голове Конана, – я не спущу с тебя глаз, будь уверен».

Скоро все в пещере спали. До рассвета оставалось еще чуть больше поворота клепсидры, в небе появились первые признаки надвигающегося утра – звезды померкли, луна скрылась за горами.

Конан приоткрыл глаз, когда в пещере кто-то пошевелился. Как и предполагал киммериец, Апху что-то затевал. Он осторожно сел и посмотрел на своих доверчиво спавших спутников. Дольше всех он задержал взгляд на Конане, но киммериец похрапывал так убедительно, что Апху в конце концов отвернулся от него.

Он поднял двумя пальцами нечто невидимое и бросил это в огонь. Почти совершенно потухший костер вдруг вспыхнул. Пламя поднялось на половину человеческого роста, и внутри огня Конан увидел подвижную фигуру. Фигура эта была намного темнее огня и напоминала человеческую.

Апху начал раскачиваться перед костром и что-то напевать сквозь зубы. Он пел на древнем, давно забытом наречии, и Конан не понимал ни слова. Но зато киммериец понимал другое: сейчас творилось колдовство, а от магии не следует ожидать ровным счетом ничего хорошего.

Колдун был так увлечен своим занятием, что даже не заметил, как киммериец перестал притворяться спящим и широко раскрыл глаза, наблюдая за подозрительными действиями их проводника.

Существо в костре обрело наконец твердую форму. Как и показалось Конану с самого начала, то был некий человек.

И человек этот явно не понимал, что с ним случилось и где он находится.

Он метался в своей огненной тюрьме в тщетных попытках найти выход. Наконец он сдался и поник. Он уселся на земле, обхватив руками колени.

– Отзовись на мой призыв! – приказал Апху.

Человек, пойманный в ловушку пламени, поднял

голову и начал озираться, пытаясь понять, откуда доносится этот повелительный голос.

– Ты не можешь меня увидеть, – объяснил Апху. – Я тебя вижу, но ты меня – нет. Ты полностью в моей власти. Если я перестану сдерживать пламя, оно пожрет тебя. Это магическое пламя, оно съедает человека без остатка, так что даже костей твоих не найдут.

Человек, кажется, сразу поверил услышанному, потому что вздрогнул и снова опустил голову.

– Ты могущественный маг! – пробормотал он. – А я всего лишь жулик… Как ты нашел меня?

– Я заполучил волос с головы того, кто меня интересует, – засмеялся Апху. То был холодный, равнодушный смех, от которого мороз проходил по коже.

«Так вот что он снял с плеча Муртана да еще так любезно и бережно, – понял Конан. – Ну, негодяй! Волосок… Я должен был сразу догадаться. Этим мерзавцам непременно нужна какая-то часть от живого человека, чтобы начать свое грязное колдовство».

Но при этом Конан не мог не признаться себе в том, что разговор Апху с узником пламенной темницы чрезвычайно его занимает. Кажется, у киммерийца сейчас появится возможность разузнать кое-что любопытное.

– Я не понимаю, – молвил человек, заточенный в огненную тюрьму. – Какой волосок?

– Назови свое имя, – потребовал жрец.

– Грист.

– Отлично, Грист! Вот видишь, между нами уже установились дружеские отношения… Меня весьма занимает человек по имени Муртан. Он знаком тебе, не так ли? Моя магия была направлена на то, чтобы связаться с кем-то, кто, как и я, кровно заинтересован в этом Муртане.

– Да, я его знаю, – подтвердил Грист.

Конан отметил, что всякий страх пропал у Гриста. Должно быть, один негодяй чует другого, даже если их разделяют десятки лиг.

– Кто он для тебя?

– Враг.

– Я так и думал! – обрадовался Апху. – Расскажи подробнее.

– Он богат, я беден.

– Да, это причина для вражды.

– Я стану владельцем всех его богатств, если он погибнет во время своего путешествия.

– Еще лучше!

– А если он вернется и привезет драгоценность из храма богини-кошки, то я потеряю мою жизнь.

– Да ты – просто находка! – возликовал Апху. – Расскажи мне подробнее о своем недруге, Грист, и я тебе помогу.

– Ты весьма поможешь мне, если прямо сейчас свернешь ему шею, – сказал Грист. – Что касается меня, то я сообщил тебе все. Больше я ничего не знаю.

– Откуда ему известно про храм богини-кошки?

– Прочитал в каком-то свитке… Отпусти меня, здесь становится жарко!

– Он любит читать?

– Ты разве этого не заметил? Я хочу уйти!

– Ты уйдешь, когда я тебе это позволю… Кто такая Галкарис?

– Рабыня.

– Мне показалось, что он обращается с ней как со свободной женщиной, более того – со своей возлюбленной.

– Что ж, она – его наложница. Возможно, он привязался к ней сильнее, чем предполагал. Оно и к лучшему – Галкарис моя, и она мне служит.

– У меня не сложилось такого впечатления, – пробормотал Апху. – Вероятно, она сильно изменилась с тех пор, как ты видел ее в последний раз.

– Что ж, – равнодушно произнес Грист, – в таком случае, она сильно пожалеет о твоей изменчивости. Я сумею напомнить ей, кто она такая! Мне не впервой ставить рабыню на место.

– Желаю тебе успеха на твоем поприще, – сказал Апху, поднимая руку, чтобы рассеять видение.

– Ты убьешь Муртана? – выкрикнул Грист прежде, чем Апху прервал их контакт.

– Я убью его, когда сочту нужным!

Костер погас, а Апху, обессилев, опустился на землю. Лицо его посерело, глаза побледнели. Должно быть, магия давалась ему нелегко. Конан отметил это не без злорадства.

– Странно, – сказал Апху, – обычно я так сильно не утомляюсь. Это же было самое простое видение! Что-то здесь творится неправильное, опасное для меня… Кто-то противодействует моим чарам! Хотел бы я знать, кто мой тайный враг!

Он вздохнул и прилег отдохнуть.

Конан посмотрел на спящего мага. «Я – твой тайный враг, – подумал киммериец, – но вряд ли моя ненависть к тебе могла помешать твоему обряду. Нет, здесь действует еще одна сила».

* * *

Вот уже третий день Конан, Муртан и Галкарис шли по горам. Торопиться было некуда – воды здесь хватало, дичи – тоже.

– Странное дело, – задумчиво сказал как-то Муртан, – мне почему-то все время кажется, что главное – добраться до того храма в Песках Погибели и отыскать камень. А там все как-то само собой уладится.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Конан. – Что уладится?

– Мы ведь проделали ровно половину пути, – объяснил Муртан. – Мне ведь еще предстоит вернуться в Зингару, а это – вторая половина пути.

– Вторая половина всегда короче первой и к тому же дается легче, – подтвердил Конан. – Ты совершенно прав. Сам-то я редко о таких вещах задумываюсь, потому что, как правило, никогда не возвращаюсь туда, откуда пришел. Мой путь не имеет конца… Пока что. А когда я стану королем, то не буду никуда отлучаться. Засяду в тронному зале, буду пировать и рубить головы непокорным, а в свободное от этих занятий время буду тешиться с женой.

– Похвальное правление, – сказал Муртан, смеясь.

– Обратно ты пойдешь по уже знакомой дороге, – уже серьезным тоном произнес Конан. – Многие опасности будут тебе известны заранее, а большинства из них ты сумеешь избежать. Да и разыскивать тебе больше ничего не придется. Дойдешь до реки, наймешь лодку, доберешься до порта – а там кораблем до Кордавы. Нет ничего проще.

– Не люблю кораблей, – поморщился Муртан.

– Ты сперва отыщи эти Пески Погибели и посреди них – заброшенный храм, а там уж придумывай, как вернуться, – хмыкнул киммериец.

– Ничего не могу с собой поделать, – вздохнул Муртан. – Очень хочется домой.

Конан развел руками, показывая, что в данном случае он бессилен.

Муртан и раздражал киммерийца, и забавлял его, и иногда даже вызывал его восхищение. Конан всегда удивлялся людям, которые ухитрялись действовать за пределами собственных возможностей. Изнеженный богач сумел одолеть дороги Стигии, прошел по пустыне, по берегу Стикса, сейчас карабкается по горам… Он побывал в бою с разбойниками и людьми-крокодилами – и уцелел. И не потому остался жив, что струсил и бежал, – нет, ему просто повезло. Конан уважал подобное везение – оно означало благосклонность богов.