Текст книги "Иероглиф желаний"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Какая же это была рыбка? – спросил господин Дэхай, поливая рис соусом и заранее посмеиваясь.

– Золотая рыбка, вроде тех, что плавают в прудах посреди садов моего господина, – невозмутимо ответил Тин-Фу. – Она была легкомысленной, потому что у нее вырос длинный прозрачный хвост. Общеизвестно, что рыбки с такими хвостами уподобляются красивым женщинам и становятся чрезвычайно легкомысленными… Об этом можно прочитать в летописях, – добавил он.

– В каких? – удивился господин Дэхай.

– В летописях рыбьих царств, разумеется, – с самым серьезным видом отвечал Тин-Фу. – Итак, наша рыбка не верила в переселение душ и упорствовала в своем убеждении. Наконец, ее выловили из пруда и отправили в кастрюлю с супом. И что же? Плавая среди овощей и вареной лапши, она ворчала: «До чего же отвратительные водоросли в этой проклятой луже!»

Господин Дэхай посмеялся, отодвинув от себя миску, а затем спросил, желая продолжить шутку:

– Откуда же тебе известна эта история?

Мне рассказали ее другие рыбы, – сказал Tин-Фy. – Когда сегодня утром я гулял в садах моего господина.

– Неужели одна из моих рыб попала в суп? – нахмурился господин Дэхай.

– Да, – сказал Тин-Фу, перестав улыбаться. – Кто-то из ваших слуг выловил ее и подсунул мне в миску, даже не сварив хорошенько.

Господин Дэхай вскочил. Лицо его побагровело от ярости.

– Кто это сделал? – спросил он. – Разве не ты сам – любитель лакомиться рыбой?

– Я люблю рыбу в похлебке, но я этого не делал, – сказал Тин-Фу. – Потому что если бы я осмелился употребить в пищу одну из золотых рыбок моего повелителя, я сперва сварил бы ее; а тот, кто подсунул мне бедняжку в похлебку, даже не потрудился этого сделать, так что я съел ее сырой.

– Отвратительно! – закричал господин Дэхай. – Я не желаю больше слушать!… Или… нет. Скажи, кого ты подозреваешь в. совершении этого преступления?

– У меня и в мыслях нет подозревать кого-либо из преданнейших слуг моего господина, – ответил Тин-Фу. – Меня лишь огорчает огорчение моего господина. И я не хочу, чтобы господин считал меня причиной этого.

– Перестань путать меня своими мудрыми речами! – сказал Дэхай. – Я знаю, что вся твоя мудрость – краденая!

– Это правда, – согласился Тин-Фу.

– Я должен немедленно осмотреть моих рыбок, – объявил господин Дэхай. – Ты пойдешь со мной. Если случится так, что ты проглотил одну из самых ценных моих рыбок, я отрублю тебе голову.

– Но ведь я сделал это не нарочно! – возразил Тин-Фу.

– Ты будешь наказан! – отрезал Дэхай. – Мне нет дела до того, почему ты это сделал и кто на самом деле виновен в твоем преступлении.

– Мы все виновны в преступлениях друг друга, – согласился Тин-Фу.

Дэхай с подозрением покосился на своего «придворного мудреца», но тот замолчал и больше не произнес ни слова.

Они вместе начали обходить пруды. Управляющий вместе с несколькими своими приспешниками следил за господином Дэхаем и Тин-Фу. Они замерли, надеясь на то, что им удалось нанести Дэхаю удар достаточно чувствительный, чтобы тот, разгневавшись, уничтожил выскочку и изгнал его из дома.

Однако Дэхай перевел дыхание с облегчением.

– Все самые ценные рыбы целы и невредимы! Молись духам своих предков, Тин-Фу, ибо они уберегли тебя от страшной участи!

Тин-Фу склонился перед господином Дэхаем и только тогда решился спросить его:

– Но чем же ценны те рыбки, что сохранились? Уверяю вас, мой господин, что та бедняжка, которой я откусил голову – по злодейскому умыслу каких-то тайных недоброжелателей – была весьма хоpoша собой, с ровной красноватой чешуей.

– Ценны не красные рыбки и не золотые, – отвечал, отдуваясь, Дэхай, – но те, что несут на своей чешуе некоторые знаки, напоминающие иероглифы… – Он осекся, как человек, который внезапно сообразил, что разоткровенничался и зашел слишком далеко, а затем проговорил совершенно другим тоном: – Я как хранитель иероглифов обязан следить за такими вещами.

Однако Тин-Фу понял, что господин Дэхай заботился совершенно о другом.

* * *

Пользуясь случаем, Тин-Фу заглядывал в господские комнаты. Иногда он якобы искал какой-нибудь свиток, в другой раз его как будто интересовала некая одежда, забытая им или его господином. И всякий раз он ухитрялся осмотреть одну из комнат обширного жилища господина Дэхая. Ему повезло только на пятый раз. Недаром говорят, что пять – счастливое число! В одной из гардеробных стоял небольшой ларец с изображениями львов по четырем углам. Быстро заглянув внутрь, Тин-Фу увидел, что в ларце хранится маленькая нефритовая рыбка с иероглифами, вырезанными на искусно сделанной чешуе. Точнее, эти знаки напоминали иероглифы, потому что они не складывались ни в какое из известных Тин-Фу слов. Вероятнее всего, это было некое заклинание. Настолько важное, что некий мастер вырезал его на чешуе нефритовой рыбки, а важный вельможа поместил в ларец…

Тин-Фу внимательно осмотрел ларец. Это была очень старая вещь. Бродячий мудрец провел ногтями по стыкам между досочками, а затем поднес ногти к глазам. Да, он увидел то, что ожидал: ногти почернели от земли! Эта вещь долго хранилась, закопанная в землю. И хотя ее тщательно очистили и отмыли прежде, чем поместить в эти роскошные покои, частички почвы сохранились в почти незаметных щелках.

Жаркая волна захлестнула Тин-Фу. Не тот ли это ларец, что хранился закопанным в земляной пол, в убогой хижине его несчастных родителей? Не то ли это сокровище, за котором охотился господин Дэхай?

Он забрал нефритовую рыбку и быстро выскользнул из покоев.

Ему предстояло совершить несколько важных поступков. Следовало собраться с силами и хорошо все продумать, иначе его постигнет неудача, и смерть его будет так ужасна, что, умирая, он позавидует демонам, поедающим собственные внутренности.

Для начала Тин-Фу утащил большой медный кувшин с плотной крышкой. Эта пропажа осталась незамеченной – кухарка почти не пользовалась кувшином, находя его слишком некрасивым и неудобным. В доме господина Дэхая полагали, что пищу следует готовить используя лишь красивые вещи, дабы их изящество передавалось блюдам и превращалось в изысканный вкус.

Затем он выловил несколько пестрых рыбок, украшенных узором, отдаленно напоминающим тот, что имелся у нефритовой рыбки.

И наконец Тин-Фу угнал самого быстрого скакуна из конюшни своего господина. С кувшином, в котором плавали рыбки, с. нефритовым талисманом за пазухой, на прекрасном коне, он несся по бескрайним кхитайским степям, плутая и запутывая следы.

За ним была погоня. Сразу десяток слуг господина Дэхая преследовали дерзкого вора. Сам господин Дэхай с обильным кровотечением из носа лежал в глубине своих покоев на прохладных шелковых подушках, а две наложницы курили перед ним порошок черного лотоса, выпуская изо рта узорные дымы, представляющие различных животных.

Тин-Фу недаром был пастухом и обучался у мудреца – он ушел от погони. Один за другим возвращались в столицу сконфуженные слуги. Самые дальновидные предпочли скрыться в лесах, потому что господин Дэхай отправил всех остальных в водную тюрьму.

* * *

Настал день, когда Тин-Фу достиг старого домика из стеблей бамбука. Здесь он некогда жил со своим наставникам и внимал его мудрым поучениям. Завидев издали это хрупкое строение, притулившееся на склоне горы, Тин-Фу внезапно постиг, что отныне эта гора больше не считается безымянной, но носит название горы Размышлений. Это понимание наполнило его радостью, и он погнал вперед коня.

Затем, когда подъем стал слишком крутым, Тин-Фу спешился и повел коня в поводу, а возле порога хижины снял с него седло и узду и, похлопав животное по шее, сказал:

– Беги прочь, прекрасный конь, ибо ты отныне свободен!

И конь, заржав, поспешил воспользоваться своей свободой.

Мудрец находился в хижине. Он слабо дышал, но, завидев вернувшегося ученика, успел ему улыбнуться.

– Нашел ли ты то, что искал? – спросил наставник.

– Да! – воскликнул Тин-Фу.

– Очень хорошо, – сказал наставник и скончался.

2

Варвар в пагоде

Дружба с кхитайцем может далеко завести, – сказал Конан и огляделся по сторонам.

Со старым своим приятелем Тьянь-По он сидел в саду и угощался. Впрочем, эту пищу иначе, чем кошмарной, киммериец назвать не мог: белый рис почти без соли, какая-то черноватая жижа («соус», как ему пояснили) и сырая рыба, нарезанная ломтиками толщиной с бумагу.

– Коровьей ляжки, конечно, нет? – на всякий случай спросил Конан.

Маленький ученый кхитаец тихонько посмеялся.

– Наша еда тоже сытная, – сказал он. – Надо только привыкнуть.

На загорелом лице варвара отразился неподдельный ужас, и Тьянь-По засмеялся громче.

– Не вижу ничего смешного! – объявил Конан. – Ты – злобная кхитайская обезьяна. Впрочем, я рад тебя видеть, Тьянь-По.

– Я тоже, – отозвался кхитаец, становясь серьезным.

– Сказать по правде, я забрел так далеко по одному важному делу… – начал Конан и остановился, заметив, каким внимательным сделался взгляд его приятеля. Варвар насторожился: – Что?

– Ничего, – заверил Тьянь-По. – Ты всегда чем-то занят, Конан.

– Это правда, – он самодовольно хмыкнул и тут же погрустнел. – Деньги исчезают из моих кошелей быстрее, чем если бы их украли. И самое обидное – это я сам их у себя ворую!

– Ты их тратишь, – успокаивающе проговорил Тьянь-По. – На себя.

– На женщин и разные глупости, которые на первый взгляд кажутся вполне достойными моего внимания, – вздохнул Конан едва ли не с раскаянием. – Иногда я скучаю по ним.

– По кому? – не понял кхитаец.

– По деньгам! И тогда снова пускаюсь в приключения. Вот и сейчас… Мне предложили привезти из Кхитая живую птицу Феникс. Обещали хорошо заплатить.

– Кто? – спросил Тьянь-По.

– Солидный человек. И очень богатый. Первый министр при султанапурском дворе.

– Интриги! – Тьянь-По нахмурился. – Все-таки ты варвар.

Конан не на шутку обиделся.

– По-твоему, я не разбираюсь в интригах?

Маленький кхитаец быстро покачал головой,

– Совершенно! Султанапурский министр выражался иносказательно, но ты не догадался, о чем он говорит. Думаешь, он отправил тебя в безобидную экспедицию по ловле забавных и диковинных животных?

– Однажды я поймал диковинное животное! – сообщил Конан. – Называется «ип-туип»! Свистит презабавно, а лопает зерно и фрукты.

– Птица? – не понял кхитаец.

– Нет, пушистый зверек такой… Как-нибудь расскажу. Это была удивительная экспедиция. Попутно уничтожил чудовище в женском обличии по прозванию Красная Гиена. Но это так, между делом. Главное – ловля пушистого зверька.

– В случае с фениксом ты никакого зверька не найдешь, – предупредил кхитаец. – Султанапурец имел в виду похищение одной из жен Небесного Владыки.

– Что? – Конан поперхнулся и почувствовал, как зернышко риса попало ему в дыхательное горло. Несколько мгновений варвар оглушительно кашлял, затем, весь красный, пробормотал: – Объясни!

– Фениксом в Кхитае называют императрицу, – сказал Тьянь-По, посмеиваясь, по обыкновению, в длинные тонкие усы. – В Султанапуре затевают какую-то сложную игру. Видимо, нечто связанное с продажами шелка и бумаги. В опасную игру затеял играть министр, если подсылает человека похитить важную персону! Пахнет войной…

Конан сердито схватил кувшин и выхлебал почти половину его содержимого. Тьянь-По схватился за голову:

– Это нельзя пить так! Это не вино! Тебе будет дурно!

– Водичка, – фыркнул Конан, и тут у него перед глазами все поплыло, а лоб схватило так, словно какой-то невидимый палач перетянул его веревкой. – Что это? – выдавил он с трудом. Глаза его полезли на лоб, рот непроизвольно раскрылся.

– Рисовая водка, – маленький кхитаец выглядел искренне огорченным. – Я же угощал тебя в прошлый раз, когда ты учил моих учеников раздумьям о человеческом пути!

– Забыл, – прохрипел Конан. – Буду я еще помнить всякие мелкие подробности про эту вашу… рисовую…

Он хватал ртом воздух и тяжело вздыхал. Тьянь-По вскочил с места и засуетился рядом, то просовывая маленькие прохладные ладошки ему под рубаху, то прикладывая пальцы к вискам варвара. Наконец боль отпустила, и Конан перевел дух. Его могучая грудь поднялась и опустилась, как кузнечный мех.

– Уф! – вскричал Конан. – Блаженство! Теперь я понял, для чего вы пьете эту гадость!

– Надеюсь, ты отказался от мысли похищать Феникса? – осторожно осведомился Тьянь-По.

– Проклятый министр еще намекал, мол, только такому великому вору, как я, это под силу… – вспоминал Конан, мрачнея.

– Как вообще вышло, что министр завел с тобой подобные речи? – не переставал удивляться Тьянь-По.

– Ну… Возможно, я находился в тюрьме… В Султанапуре, – нехотя пояснил Конан. – Я только предполагаю это, учти. Это… как там ты учишь своих учеников?

– Неважно, – Тьянь-По быстро махнул рукой.

– Ну вот… Он захотел меня видеть. Я, возможно, утащил нечто… очень ценное. И пропил это. За одну ночь. Министр был поражен моими способностями. Он поил меня ВИНОМ, – Конан особенно подчеркнул последнее слово и глянул на своего приятеля с Легкой укоризной, – угощал виноградом и МЯСОМ, – еще один недовольный взгляд, – а после завел речь о Фениксе…

– Может быть, я не угощаю тебя ВИНОМ и МЯСОМ, – парировал Тьянь-По, – но и на верную погибель не посылаю. Впрочем, если тебе хочется чем-то занять время, могу предложить тебе кое-что занятное. И как раз связанное со зверюшками, коль скоро ты у нас такой великий охотник на пушистых зверьков.

– О, – сказал Конан и начал ковырять в зубах.

– Да, – продолжал кхитаец. – Правда, это нечто мокрое и скользкое.

– Змея или министр? – уточнил Конан.

– Рыбки, – сказал кхитаец.

Наступила тишина, и собеседники услышали, как где-то в густой листве верещат обезьянки.

– Зачем тебе, Тьянь-По, какие-то рыбки? – спросил наконец Конан, решив, видимо, выяснить, уж не сошел ли с ума его собеседник.

– Я тебе расскажу всю историю, – обещал Тьянь-По, – а ты уж решишь, стоят ли эти существа нашего внимания.

В двух днях пути отсюда есть гора, которую называют горой Размышлений. На ее склоне находится пагода, выстроенная мудрецом и колдуном по имени Тин-Фу. Он очень стар, этот Тин-Фу. Никто не знает, сколько ему зим. О нем рассказывают разные чудеса. Я и сам рассказываю о нем одну притчу. Весьма поучительную. Все мои ученики знают ее. Хочешь услышать?

– Если она имеет отношение к делу, – проворчал Конан.

– Собственно, в ней и заключается наше с тобой дело, – заверил приятеля Тьянь-По. – Слушай.

Жил некогда человек, у которого имелся кровный враг. Человек этот был молод, беден и неизвестен, а враг его был, напротив, богат и знатен и занимал важный пост при дворе Небесного Владыки.

– Давай сразу с именами, чтобы я потом не запутался, – попросил Конан.

– Имена здесь не важны, – заверил его кхитаец. – Не перебивай. Долго думал молодой человек, как отомстить кровному врагу.

– Убить – и нечего думать! – фыркнул варвар. – Вы, кхитайцы, вечно разводите церемонии.

– Убить его было очень непросто, ибо он жил в роскошном доме, окруженный множеством слуг и охраны. Кроме того, как я уже сказал, его хорошо знали при дворе Небесного Владыки. Поэтому молодой человек поступил иначе. Он похитил у своего врага нечто очень ценное, а затем скрылся.

– Так, так, – Конан заметно оживился, – кажется, мы подходим к сути нашей задачи.

– Именно, – кивнул Тьянь-По. Он уже смирился с тем, что киммериец непрерывно его перебивает. – Это были золотые рыбки.

– Из золота?

– Нет, живые золотые рыбки.

– Я тебе в любой луже этих рыб наловлю хоть ведро, – сказал Конан и насупился. – Ты за дурака меня держишь, Тьянь-По?

– Никогда! – заверил его кхитаец. – Я не настолько глуп, чтобы считать дураком человека с такими кулачищами, как у тебя, любезный Конан!

Конан счел за лучшее промолчать. Кхитаец продолжал:

– Узор на чешуе этих рыбок напоминает некий иероглиф. На самом деле это – заклинание, и тот, кто завладеет такой рыбкой и прочитает заклинание, тот исполнит любое свое желание. По одному на рыбку.

– А она, что ли, от этого дохнет? – опять уточнил Конан.

– Не знаю, – отмахнулся Тьянь-По. – Я еще не пробовал. Итак, наш молодой человек выкрал несколько рыбок и нефритовое изображение, на котором был вырезан заветный значок. Теперь ему предстояло выводить рыбок – до тех пор, пока он не добьется нужного узора на их чешуе. А это занятие, требующее времени. Нужно скрещивать определенные виды рыбок, отбирать самое удачное потомство, опять скрещивать…

Шли зимы. Наш молодой человек старел. Он не оставлял надежды вывести нужную разновидность рыбок и с их помощью отомстить своему врагу. Зиму за зимой он повторял свои опыты. Зиму за зимой терпел неудачу, но не оставлял работы… И вот наконец он узнал, что его кровный враг умер.

«Я потратил почти целую жизнь на то, чтобы услышать эту весть! – воскликнул он, когда ему сообщили об этой смерти. – И вот я добился своего!"

– Не понимаю, – сказал Конан. – Можно получить удовлетворение, отправив в Серые страны своего врага лично, собственными руками перерезав его горло. Но прожить жизнь в ожидании, пока он умрет… Не понимаю!

– Он поступил как настоящий мудрец, – пояснил Тьянь-По. – Настоящий мудрец никогда не будет мстить лично. Нет, он сядет у реки и будет ждать, пока воды пронесут мимо него труп его врага. Так и случилось с нашим бывшим молодым человеком. И когда он осознал это, он осознал также, что сделался мудрецом. Он перестал быть мстителем.

Поэтому он построил пагоду на склоне горы Размышлений. Затем обзавелся стражей, потому что тотчас нашлось немало охотников обокрасть его пагоду.

– А там есть что красть? – хищно поинтересовался Конан и зачерпнул горстью рис. От любопытства у него разыгрался аппетит, и он готов был теперь поглощать даже этот безвкусный, похожий на резаную бумагу рис.

Тьянь-По энергично покивал головой, сделавшись похожим на фарфоровую игрушку.

– О, да! Поверь мне. Тин-Фу…

– Кто это? – перебил Конан.

– Настало время для имен, – объявил Тьянь-По. – Мудреца с горы Размышлений зовут Тин-Фу. Он накопил некоторые богатства, из которых самым великим являются золотые рыбки с иероглифом желаний на чешуе. Они хранятся в пагоде, в большом хрустальном шаре, наполненном водой.

– Их там много? – спросил Конан.

– По слухам, три, но может быть и больше, – сказал кхитаец.

– Ты предлагаешь мне украсть их?

– Разумеется! – Тьянь-По прищурился. – Во-первых, так мы будем уверены в том, что никто не загадает недостойного желания и не вынудит рыбку исполнить его.

– Какие желания ты считаешь недостойными? – осведомился Конан. И добавил поспешно: – Мне просто интересно.

– Человек может пожелать другому смерти. Может захотеть кого-нибудь обокрасть так, чтобы об этом не узнали. Или вызвать землетрясение в соседнем королевстве. Да мало ли скверных мыслей водится у людей! А мы с тобой ничего подобного не пожелаем. Немного достатка, чуть больше соображения и усердия для нерадивых и тупых учеников… Ну, может быть, изящная девушка для досуга… И много-много-много… – Тут глаза Тьянь-По загорелись огнем поистине дьявольским, так что Конан даже насторожился.

– Чего много? – уточнил он, потому что друг его впал в мечтательную полудрему.

– А? Много-много отличной плотной бумаги! – сказал каллиграф. – Я мечтаю об этом уже не первую зиму. Я обожаю хорошую плотную бумагу с прелестной шероховатостью, созданную для того, чтобы впитывать в себя чернила подобно тому, как земля впитывает влагу дождя…

– Ладно, – сказал Конан, оставив свои желания при себе, – я помогу тебе утащить этих рыбешек.

Только мне потребуется помощь.

* * *

Одного из доверенных учеников Тьянь-По звали Гун, а другого – Инь-Тай. Оба явились на зов учителя и склонились перед ним в поклоне. Конан с интересом рассматривал своих будущих помощников.

Гун был невысок, толст, но, несмотря на свои жиры, весьма подвижен. У него было круглое лицо с множеством подбородков и маленькие, заплывшие глазки. Он напомнил Конану кхитайского божка счастья, из тех, что продают на улицах торговки амулетами.

Инь-Тай представлял полную противоположность своему товарищу: тощий, верткий, как ящерица, с плоским, перебитым носом, который свистел при каждом вдохе.

– Они выглядят так, словно тот парень съедает всю еду у этого, – заметил Конан.

– На самом деле все обстоит ровно наоборот, – засмеялся Тьянь-По. – Толстяк ест очень мало, а тощий лопает за троих.

– Учту, – сказал Конан.

Тьянь-По обратился к своим ученикам:

– Перед вами – великий учитель Конан. Он из Киммерии. Он владеет мудростями различных стран и умеет сочетать несочетаемое. Вам предстоит отправиться с ним на гору Размышлений. Там вы вступите в схватку со стражниками горы Размышлений и победите их в честном бою. Если вам придется для этого применять нечестные приемы, не спрашивайте особого разрешения у учителя Конана. Просто применяйте их! Учитель Конан должен забрать у Тин-Фу хрустальный шар. Если учитель Конан случайно погибнет, хрустальный шар должен забрать один из вас.

Конан метнул на своего приятеля сердитый взгляд. «Случайно погибнет»! Этого только недоставало. Неужели Тьянь-По совершенно в него не верит?

Маленький кхитаец шепнул ему на ухо, словно угадав, какие мысли тревожат киммерийца:

– Это я нарочно сказал. Чтобы они ощущали всю глубину своей ответственности.

Конан нахмурился еще больше, но промолчал. Он давно понял, что его споры с ученым кхитайским каллиграфом чудодейственным образом неизменно заходят в тупик.

– До горы Размышлений – два дня пути, – продолжал Тьянь-По. – Вы отправляетесь пешком. Гун возьмет с собой съестные припасы. Инь-Тай – воду и одеяла. Учитель Конан пойдет налегке. Ему предстоит думать, а это достаточно тяжелый груз для одного человека.

Кхитаец хлопнул в ладоши.

– Отправляйтесь!

Ученики снова поклонились ему и разбежались.

– Ну вот и все, – сказал Тьянь-По, улыбаясь Конану. – Теперь они в полном твоем распоряжении. Надеюсь, ты их не угробишь. Они неплохие ребята и умеют работать в команде. Выполняют приказы, не задумываясь, но потом всегда спрашивают о смысле содеянного. Это правильный взгляд на жизнь, пока человек учится.

– Как все сложно! – сказал Конан.

Они отправлялись в путь пешком. Все трое неплохо бегали, так что долгая дорога никого не смущала. Гора Размышлений все время была видна впереди, погруженная в дымку бледно-фиолетового тумана. К вечеру первого дня солнце коснулось ее багровыми лучами, на миг облив всю удивительным розовым светом, а затем зашло за вершину. Туман стал гуще, трава под ногами покрылась влагой. Равнина, расстилавшаяся перед путниками, как будто отдыхала после долгого дня.

– Учитель Конан, – заговорил Гун, – сейчас время для вечерней медитации и сна.

– Для ужина, – добавил Инь-Тай. – Учитель Тьянь-По всегда созывал нас на ужин, когда солнце притрагивалось лучами к вершине горы Размышлений.

– Не будем нарушать того, что заведено учителем Тьянь-По, – согласился Конан, который и сам был не прочь передохнуть и закусить.

Насчет своих учеников Тьянь-По оказался совершенно прав: они действительно слаженно работали в команде. Пока один расстилал одеяла, другой сноровисто готовил ужин: расставлял крохотные плоские глиняные тарелки, раскладывал по ним хлебцы, соленую рыбку и какую-то зелень, выловленную из моря и вымоченную в уксусе. Конан поглядывал на эту трапезу с большим сомнением, а Инь-Тай просто истекал слюной. Мудрость Тьянь-По проявилась также в том, что все съестные припасы он доверил Гуну. Поглядывая на Инь-Тая, Конан начал не на шутку опасаться: как бы прожорливый ученик не отгрыз у него во сне ляжку. Киммериец впервые в жизни видел человека, который постоянно испытывает голод.

Наконец трапеза, превратившаяся для Конана в настоящее испытание, была позади. Все зеленые водоросли съедены, тарелки облизаны и вытерты пучком травы, хлебцы поглощены до последней крошки. Путники расстелили одеяла.

– Учитель Конан, – сквозь сон услышал киммериец, – разве вы не будете медитировать?

– Настоящий учитель всегда медитирует, – ответил Конан, почти не просыпаясь. – Даже во сне.

И громко захрапел.

* * *

Пагода на склоне выглядела удивительно красивой. И деревья рядом с ней росли так, словно нарочно желали подчеркнуть ее изумительную архитектуру с изогнутыми крышами, колокольчиками, резьбой, драконами-водостоками и фениксом на крыше. Притаившись в зарослях, Конан со своими помощниками наблюдал за пагодой.

По мнению обоих учеников, следить было не за чем: возле пагоды ничего не происходило. Деревья мирно шелестели листвой, птицы изредка перелетали с ветки на ветку. Было очень тихо. Позванивали на ветру колокольчики, но скоро и ветер улегся.

Так продолжалось довольно долго. Ученики начали уставать от бездействия и скучать, однако нарушить приказ учителя не решались. А Конан с истинно варварским терпением продолжал таиться и смотреть.

Наконец его усилия были вознаграждены: на ступенях показались два человека, одетые в длинные халаты ярко-синего цвета. Вышивка желтым шелком на спине изображала рыбку с длинным пышным хвостом. Они остановились, обменялись двумя-тремя короткими фразами, затем один, усмехнувшись, куда-то ушел, а второй остался и обвел взглядом окрестности пагоды. У него был такой вид, словно эта гора и все, что находится на ее склоне, принадлежат лично ему.

– Двое, – пробормотал Конан. – Но их, возможно, больше…

– И нас двое, – быстро шепнул Инь-Тай. – Мы одолеем их, учитель!

– Если их двое, – повторил Конан, – а не больше… Я не хотел бы здесь никого убивать. Это означало бы нарушить красоту.

И сам удивился собственным словам. «Все это – влияние Тьянь-По, – подумал варвар сердито. – Я начинаю выражаться как он. Если я проведу в этой стране хотя бы несколько лун, то начну думать как кхитаец. А еще через зиму у меня сделаются раскосые глаза, и я уменьшусь в росте. Буду сухонький и жилистый… Ужас!"

– Учитель Тьянь-По сказал, что хрустальный шар находится где-то наверху пагоды, – напомнил Гун.

– Ты очень шумишь, – сказал ему Конан одними губами. – Ты большой.

– Вы больше, учитель Конан, – напомнил Гун.

– Учитель Конан больше ученика Гуна не только телом, но и духом, – заявил Конан. – Поэтому он умеет ждать и оставаться неподвижным.

В этот момент стражник, стоявший на ступеньках пагоды, перестал зевать и насторожился.

– Кто здесь? – проговорил он, вытягивая шею и глядя точнехонько в ту сторону, где за кустом прятались шпионы Тьянь-По.

Конан скроил угрожающую гримасу, которую его спутники совершенно верно истолковали как знак молчать и никак не комментировать случившееся.

Затем, по знаку Конана, оба ученика выскочили вперед и принялись за стражника. Первым же ударом Гуна он был опрокинут и покатился по ступенькам прямо под ноги к Инь-Таю. Быстрый и тощий, Инь-Тай подпрыгнул и приземлился обеими босыми пятками на поверженного врага. Он метил ему в голову, чтобы тот потерял сознание и не смог причинить неприятностей непрошеным гостям, однако промахнулся и угодил в бок. Босая ступня Инь-Тая налетела на выпирающую бедренную кость. Тонкий шелк халата отнюдь не смягчил удара. Оба противника одинаково взвыли от боли и сплелись в объятии. Стражник норовил придушить Инь-Тая, а тот, в свою очередь, старался угодить острым локтем тому под дых или в горло. Ни один не преуспел в своем намерении. Подумав, Конан неспешно вышел из своего укрытия и оглушил стражника аккуратным ударом кулака в висок.

Инь-Тай выбрался из-под своего соперника, поднялся на ноги и принялся кланяться Конану:

– Благодарю, учитель Конан. Это было своевременно, а ведь сказано у древних мудрецов: «Своевременная помощь – драгоценность, в то время как опоздавшая – прокисшее молоко и тухлое мясо…»

– Еще у этих мудрецов сказано: «Поторопись, не то схлопочешь от того, кто только что спас твою никчемную жизнь!» – проворчал Конан. – Вперед! Нам нужно забраться на самый верх пагоды и вытащить оттуда хрустальный шар. Надеюсь, ты догадываешься, как это сделать.

Оба побежали вперед. Гун уже скрылся за резными деревянными колоннами пагоды, выкрашенными в темно-красный и золотой цвета.

Все трое оказались в маленьком помещении, со всех сторон открытом свежему воздуху. Колонны поддерживали низкий потолок. Балки в виде драконов, сплетенных хвостами, с позолоченными мордами и красными извивающимися усами, скрещивались над головами вошедших. У каждой из шестнадцати колонн на невысоких столиках стояли кувшины и пузатые круглые сосуды с какими-то веществами. Конан решил, что нет времени выяснять это. Если обитатель пагоды – настоящий колдун, то лучше не прикасаться к его имуществу.

В этот миг Инь-Тай споткнулся и рухнул на пол. Стараясь удержать равновесие, он взмахнул руками и задел кончиками пальцев один из столиков. В последнем усилии не повалиться, он уцепился за край столика.

Это оказалось роковой ошибкой: Столик покачнулся, и кувшин, стоявший на нем, опрокинулся. С оглушительным грохотом кувшин разлетелся на кусочки. Только тут Конан понял, что материал, из которого был сделан этот сосуд, – не глина, а камень. Алебастр или нефрит. Очень тонкая работа. Была.

Теперь весь пол оказался усеян острыми осколками, и, что еще хуже, залит содержимым кувшина. А содержал в себе кувшин, убитый неловким учеником, ничто иное, как масло.

Не успел Конан крикнуть: «Берегись!» и поделиться со своими спутниками последним открытием, как массивный Гун медленно разинул рот и протяжно, басовито заорал:

– А-а-а!…

Его толстые ноги поехали по маслу, расползаясь в стороны, и спустя миг Гун грянулся об пол. Инь-Тай попытался встать и снова упал.

Привлеченные шумом, сюда уже бежали стражники. Их оказалось не двое, а гораздо больше. Как и предполагал Конан. Впрочем, киммериец полагался на свою силу и длинный двуручный меч. Как ни гордятся кхитайцы своей борьбой, против меча им не устоять. Что бы там они ни говорили о чудо-бойцах, способных порвать мечника голыми руками, – киммериец отказывался верить в подобную нелепость.

Зарычав, как дикий зверь, Конан выдернул из ножен меч и ринулся в атаку.

И… неведомая сила притянула его к земле!

Конан обнаружил себя барахтающимся на полу среди учеников. Впрочем, и стражникам пришлось нелегко. Каждый раз, когда они пытались атаковать, их ноги отказывались слушаться и вели их совершенно не в ту сторону.

Повалилась небольшая каменная статуя, изображавшая божество неба, флегматичного голого толстяка, восседавшего на облаке и созерцавшего жировые складки на собственном животе. Голова божества откатилась в сторону и больно ударила Гуна под колено. Тот завопил, махнул кулаком, чтобы отразить атаку скользящего к нему стражника, но промахнулся мимо цели. Стражник проплыл дальше, не в силах удержаться на месте, и врезался в стену. Обрушился еще один сосуд. Новая порция масла щедро выплеснулась на пол.