Текст книги "Возрождение Вечного Человека (ЛП)"

Автор книги: Друри Д. Шарп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Друри Д. Шарп
Возрождение Вечного Человека

ГЛАВА 1

Вы, наверное, помните старого Цюлериха, сидевшего парализованным в стеклянной витрине по причине того, что выпил бледно-зеленые капли, разработанные им после долгих поисков некоего химического вещества, способного даровать вечную жизнь.

Вы также помните, что после того, как он выпил их, он был совершенно не в состоянии двигаться, потому что у него не было сил выпить несколько капель щелочного раствора, что он держал в руке.

Как вы помните, никто не подозревал, что он был жив, но все думали, что старый учёный открыл чудесную жидкость для бальзамирования, сохранившую в нем видимость жизни. Поэтому его поместили в стеклянный футляр и выставили в музее, где другие ученые могли исследовать его.

Годы проходили за годами, а он всё сидел в своей стеклянной витрине, совершенно неспособный пошевелиться, даже поднять бровь или двинуть пальцем. Но он не становился старше. Однако с годами манеры и чувства людей, каждый день проходящих мимо него, с любопытством бродя по музею, изменились.

Чувства разгорались и крепли, оказывая огромное влияние на умы и поступки людей. Они все больше поддавались сентиментальным порывам безрассудных личностей. Люди были глубоко тронуты судьбой старого Цюлериха и требовали его похоронить. Некоторые даже пролили слезы из-за того, что они назвали осквернением мертвого тела старика.

Ученые, контролировавшие музей, противились таким сентиментальным настроениям. Они почти были уверены, что Цюлерих все еще жив и нуждается всего лишь в каком-то таинственном эликсире, чтобы прийти в себя, хотя и понятия не имели, что это может быть за элексир.

Цюлерих, слыша перешептывания и произносимые возле него речи, понял, что началась кампания за то, чтобы похоронить его. Естественно, находясь в беспомощном состоянии, он пришел в ужас, потому что не мог говорить, не мог двигаться, не мог издать ни одного протестующего звука. Он мог только смотреть прямо перед собой, испытывая сильный страх.

Шли месяцы, и кампания ширилась. Цюлерих размышлял день и ночь, пытаясь придумать какой-нибудь способ убедить лидеров нового движения оставить его в покое. Но он никак не мог понять, как это сделать.

Он всматривался в уборщиц, мывших его футляр, обильно плеща водой со щелочью из своих ведер. Несколько капель этой жидкости помогли бы ему освободиться. Но не было никакой возможности намекнуть, что он хочет выпить мыльной пены.

Тянулись ужасные часы. Он со страхом прислушивался к каждому шагу, раздававшемуся в узком проходе. Он наблюдал за каждым суровым выражением лица. Он боялся каждого приближающегося к нему человека. Любой посетитель в черном казался ему гробовщиком, желающим забрать его из ярко освещенного музея и ввергнуть в вечную темноту могилы.

Наконец час настал. В помещение бодро вошли двое мужчин. Цюлерих не догадывался об их цели, пока они не открыли его футляр и не вытащили его оттуда. Хранитель музея с тоской наблюдал за ними и отвернулся, когда они волокли его вниз. Он почувствовал прикосновения их теплых рук, и они заставили его похолодеть от ужаса.

После того, как его погрузили в машину скорой помощи и увезли в морг, его положили в дешевый стальной гроб и отвезли на кладбище. Страх охватил его старую добрую душу, когда он почувствовал, как они достают гроб с его телом и закапывают его в землю. Затем он услышал глухой звук падающей на крышку гроба земли, кидаемой лопатами.

Каждый его нерв был напряжен до предела, он пытался заставить себя закричать, но ни один малейший шепот не сорвался с его губ. Он попытался приподняться, ударить рукой по крышке, но не смог сделать ни малейшего движения. Стук комьев земли становился все слабее и слабее, пока черная тишина не окутала его со всех сторон. Тишина эхом отдавалась в его ушах. Мрак распространился повсюду, подобный бесконечной пустоте.

Что сделал дождь

Так он лежал день за днем, ночь за ночью, и ночь не отличалась ото дня в его черной могиле. И он привык к темноте и безмолвию, и его мысли успокоились и созрели, как старое вино в темном месте. Он стал очень мудрым, размышляя о том, что видел на земле.

Его мысли были о ярком солнечном свете, освещающем цветы, и о теплой влажной земле весной, когда погребенные в ней семена вырываются из своей тюрьмы и дают всходы. Те семена, что так похожи на него, семена кажущиеся мертвыми, но вмещающие в себя вечную жизнь.

Он вспоминал стихи, строчку за строчкой, размышляя над их красотой. Он выдвигал теории. Он размышлял над фактами. Он мечтал. Затем, когда он не мог придумать ничего нового, он начинал все сначала и снова прослеживал свои мысли. Снова и снова его воображение кружилось вокруг бесконечных воспоминаний о старых временах и вплетало в них новые образы.

А вокруг по-прежнему царила черная, безмолвная ночь.

Вечность – это долгий срок, и за это время многое может произойти.

Даже стальной ящик, в котором лежал старик Цюлерих, ржавел, терял прочность и истончался. Наступили дождливые годы. Вода просачивалась в дерн и находила заплесневелую полость в том месте, где ржавел стальной ящик. Сквозь проржавевшее отверстие в крышке гроба начали просачиваться крошечные капельки, и всю ночь ему на лоб капала вода. Всю ночь или весь день, он не мог сказать, потому что в его могиле день был похож на ночь.

Капельки все капали и капали. Кап-кап-кап-кап-кап, словно тиканье останавливающихся часов. Они просочились в новом месте и закапали ему на грудь, на конечности и, наконец, в приоткрытый рот. Его нервы были измотаны непрекращающейся капелью. Он попытался пошевелиться, совсем чуть-чуть. Он хотел, чтобы капли падали на другое место. Он попытался пошевелиться, хотя по опыту знал, что не сможет.

Но он все-таки пошевелился! После более чем ста лет жесткой гипнотической комы он пошевелился! Он вытянул ноги. Он закрыл свои мутные, широко открытые глаза, а затем яростно попытался выбраться наружу.

Капли, просачивавшиеся сквозь гипсовую глину, содержали в себе небольшое количество щелочи, в которой он так нуждался, чтобы восстановить работоспособность мышц!

Он принялся отчаянно биться о стальную крышку, и она, наконец, поддалась, а её часть отломилась и осталась у него в руке. Используя её как лопату, он быстро выбрался наружу и высунул свою седую, наполовину лысую голову в серый свет дождливого дня. Он голым выполз под свежий душистый дождь, потому что его одежда превратилась в прах и рассыпалась, пока он выбирался наружу.

Снова на поверхности земли! Он не смел и мечтать об этом, когда лежал парализованный и засыпанный землей. Такое чудо даже не приходило ему в голову!

Он ощутил влажную, чистую свежесть омытой дождем земли. Аромат только что распустившихся цветов, сладкий запах зелёных и сочных лугов, расстилавшихся вокруг него.

Боль и страдания его долгого темного ожидания под землей остались позади. Они были забыты. Их затмила радость от того, что он снова оказался на поверхности земли, снова мог двигаться! Он оказался в новом веке, и его ученый мозг был начеку, когда он торопливо спускался с вершины небольшого холма, где был похоронен. Он задавался вопросом, что же он найдет в старом городе? Продвинулось ли человечество вперед? Продолжался ли беспрецедентный прогресс, наблюдаемый им в двадцатом веке, или это было просто краткое, мимолетное явление, уже сошедшее на нет? Он поспешил вниз, чтобы выяснить это.

Если судить по численности населения, то человечество, безусловно, продвинулось вперед, потому что его старый родной город разросся за пределы старых лесистых холмов и, казалось, был перестроен заново. Он сиял белоснежной красотой, не омрачаемой даже таким хмурым днем. От каждой стены и башни исходил свет, мягкий и лучезарный, как сияние светлячка. Казалось, что весь город покрыт какой-то светящейся эмалью, светившейся ярче, когда наплывали темные облака, и тускневшей, когда они рассеивались.

Там не было улиц, какими он знал их в прежние времена. Вместо них здесь были полумесяцы, звезды и круги, обрамлявшие величественные здания. Вокруг было много людей, но они парили высоко в воздухе, очень быстро перемещаясь туда-сюда на маленьких самолетах, имевших причудливые формы бабочек. Они были красиво разукрашены и изысканно освещены.

Цюлерих не осмелился войти в город, потому что был голым. Тем не менее, те, кто был наверху, казалось, вообще не замечали его, когда он присел за статуей из белого мрамора.

И тут с неба вертикально вниз упал самолет. Он отпрянул, ожидая увидеть, как тот ударится о основание статуи, возле которой он притаился, но когда он нырнул к земле, прекрасные крылья бабочки начали вращаться, и он опустился легко, как птица на ветку.

Из самолета вылез мужчина и удивленно уставился на Цюлериха.

– Почему вы голый? – спросил он.

Цюлерих и сам уставился на него, изучая каждую деталь и мужчины, и самолета. Значит, они были продуктами двадцать третьего или двадцать четвертого века. Цюлериха интересовало, какие изменения произошли в людях и механике с тех пор, как его упрятали под землю.

Мужчина казался более женственным, чем мужчины прошлого: мягкие, изящные черты лица, тонкие, ухоженные руки, низкий, хорошо поставленный голос. Его самолет был красивым и удобным, как будто специально создан для того, чтобы быть и красивым, и полезным.

– Откуда вы взялись? – спросил мужчина, по-видимому, задетый пристальным взглядом Цюлериха.

– Я вылез из могилы, – ответил Цюлерих, зная, какое удивление он, должно быть, вызовет своим заявлением. – Мой ящик проржавел, и я выкопал себя из мокрой глины.

Мужчина нахмурился. Цюлерих слегка поежился под моросящим холодным дождем.

Когда он заговорил снова, тон мужчины изменился и стал снисходительным.

– Конечно, конечно, – сказал он утешающе. – Но кто ваши родственники?

– Никого из них не должно быть в живых, – ответил Цюлерих с ноткой ностальгии в голосе. – Я уверен, что не осталось никого, кто знал бы меня, потому что я был похоронен так давно. У меня не было возможности считать годы, но, должно быть, я пролежал в могиле столетия. И все же, возможно, у вас есть письменные упоминания обо мне, потому что в свое время я был великим чудом. Я нашел вещество, продлевающее жизнь клеток тела, бледно-зеленые капли вечной жизни!

– Конечно, конечно, – снисходительно проговорил мужчина, – но где ваш дом? С кем вы живете? Я отвезу вас туда. Вы что, не помните, где живете?

– Я не сумасшедший, сэр, – сказал Цюлерих, глядя мужчине прямо в глаза. – История, что я рассказываю, странная, но я могу подтвердить самую невероятную часть того, чему я был свидетелем. Я до сих пор помню свою формулу и могу даровать вечную жизнь любому, кто выпьет ее.

– Вы же не думаете, что я в это поверю?

– Да.

– Вы не в своем уме. Вам лучше позволить мне отвезти вас домой или отправиться туда самому. Наденьте что-нибудь. Прошло уже сто лет с тех пор, как кому-либо разрешалось разгуливать голышом по улицам! Новое правило не допускает расхаживать людям голым, вы должны это знать!

– Я ничего не знаю о ваших правилах. Я только что выбрался из могилы. Я не видел света Божьего дня с две тысячи тридцать девятого года от Рождества Христова.

– Вы очень хорошо притворяетесь, – признал мужчина. – Вы используете старые формы речи, осмеливаетесь разгуливать голышом по улице и намекаете, что считаете время по старому юлианскому календарю, вышедшему из употребления более ста лет назад. Вы играете свою роль слишком хорошо, чтобы быть настоящим сумасшедшим. – Мужчина посмотрел прямо в ясные глаза старого Цюлериха. Его лицо просветлело, когда он, казалось, пришел к какому-то выводу. – Докажите, что можете подарить вечную жизнь! Клянусь всеми научными истинами, это обеспечит нам обоим место в палате Правителей.

– Дайте мне какую-нибудь одежду, – потребовал Цюлерих, – отведите меня туда, где мы могли бы поговорить, и дайте мне еще немного времени, чтобы я убедился, что люди готовы к этому, и я дам каждому желающему бледно-зеленые капли, делающие его бессмертным!

Мужчина повернулся и открыл обитую жестью дверцу маленького самолета.

– Ладно, – решил он, – я дам вам одежду. Я бы сделал это для любого другого. Хоть я ни на йоту не верю ни единому вашему слову.

– Я докажу, что говорю правду, – заявил Цюлерих. – Я добровольно открою вам свой секрет и поделюсь им со всеми людьми. Я всегда любил людей, испытывал к ним глубокое сострадание, скорбел о том, что смерть отнимает у них жизнь, сожалел о том, что, когда человек только учится жить, ему уже предопределено умереть. Земля уже заполнена новой расой, владеющей, похоже, секретом совершенного здоровья и изобильной жизни. Я преподнесу им свой последний и величайший дар! У них будет время воплотить в жизнь все свои мечты! Они никогда больше не узнают страха смерти!

Лицо мужчины озарилось нетерпением. Цюлерих знал, что это была жажда вечной жизни, желание перехитрить верную смерть!

– Боже! – прошептал мужчина. – Хоть бы вы не оказались сумасшедшим!

Он уставился на Цюлериха в немом молчании, как будто грандиозность открывающихся перспектив лишила его дара речи.

Откуда-то из-под земли послышались размеренные, гулкие шаги. Мужчина резко выпрямился и огляделся. Он схватил Цюлериха за руку.

– Залезайте на борт, – предложил он, – телекопы не должны вас заметить. Они доставят вас к Правителям!

Цюлерих опустил свое обнаженное тело на сиденье, утопая в плюшевых атласных подушках у дальней двери. Там было много странных переключателей, лампочек и ручек, назначения которых он не понимал. Тем не менее, он не мог не восхищаться совершенством века механики.

Мужчина устроился рядом с ним. Крылья бабочки начали кружиться над кабиной и подняли самолет в небо. В вышине над городом крылья перестали вращаться, и впереди заревел пропеллер. Крылья жестко расправлялись с каждой стороны фюзеляжа, и они устремились вперед, как самолеты тех времен, когда Цюлерих ещё жил на земле.

Чтобы перечислить хотя бы половину механических чудес, увиденных Цюлерихом в этом городе, понадобились бы целые тома. Ему казалось, что мир превратился в лампу Аладдина, где малейшее прикосновение у ней приносило исполнение самых смелых желаний. Одна вещь поразила его больше, чем что-либо другое, и заключалась она в следующем: хотя вся работа, нужная человеку, выполнялась с помощью энергии, передаваемой с помощью радио по всему городу, ни одна дымящая труба не свидетельствовала о наличии электростанции, ни одна река не была перекрыта плотиной, и ни один бензиновый двигатель не тарахтел в самолетах или на заводах. Цюлерих спросил об этом своего спутника, и тот рассказал ему, что человек давным-давно научился использовать энергию самого великого источника. Солнце давало всю энергию с помощью ряда усилителей, улавливающих солнечный свет и превращающих его в один удивительный поток раскаленного жара. Этот поток, подобно лучу прожектора, направлялся вниз, к двигателям, работавшим весь день и запасавшим энергию на ночь. В отдельных случаях избыток энергии мог передаваться по радио тем, кто в ней нуждался. При необходимости энергию можно было даже получать с другого конца Земли.

ГЛАВА 2
Новый мир

Оказалось, что этого человека звали Рух, что в соответствии с новой системой именования людей указывало на его профессию, расу, город и положение в обществе.

Рух доставил Цюлериха к себе домой и дал ему одежду. Ему предложили отобедать, и, поскольку он был очень голоден и понятия не имел, где еще раздобыть еду, Цюлерих согласился.

Еда почти полностью состояла из синтетических продуктов, изготовленных, по словам Руха, из солнечного света, газов и минералов, без использования медленно растущих растений. Также были свежий инжир из Смирны, виноград из Калифорнии и новые фрукты с терпковатым вкусом из южного Техаса. Цюлерих не заметил ни железных дорог, ни грузовых самолетов и выразил удивление, как эти фрукты доставляются такими свежими с такого большого расстояния. Рух объяснил, что все продукты питания и другие грузы доставляются в города по огромным трубам, по которым сжатый воздух перемещает контейнеры со скоростью сотен миль в час.

– Города сильно перенаселены, – пожаловался Рух. – Люди теснятся, как пчелы в улье. Вот уже двести лет не было войн, а эпидемий – более полувека. Больше нет ни ружей, ни копий, ни какого-либо другого смертоносного оружия. Нет даже спортивного оружия, потому что дичь перевелась много поколений назад. Те немногие животные, что остались в живых, содержатся в зоопарках или лабораториях. Употребление мяса в пищу считается варварством.

Рух сделал шарик из вещества, похожего на воск, и покатал его между двумя пальцами, затем опустил в маленький бронзовый сосуд, из которого тут же полыхнула струя фиолетового пламени. Сразу же по комнате разнесся довольно пьянящий, но приятный аромат.

– Картиш, – объяснил Рух. – Он стал всенародной привычкой, такой же, как курение сигар и сигарет в прежние времена.

– Довольно приятно пахнущая штука, – прокомментировал Цюлерих.

Они сидели, вдыхая необычный аромат, расслабленные, погруженные в грёзы. Наконец Цюлерих спросил:

– Вся Земля так же перенаселена, как этот город?

Рух очнулся от своих грёз, щелкнул выключателем и указал на то, что только что было высокой белой стеной. Теперь она казалась большим окном, выходящим на дикие джунгли. Он нажал другой переключатель, и джунгли, казалось, отступили, как поля за окном движущегося поезда. Цюлерих вскочил на ноги, и ему показалось, что весь дом пришел в движение, плывя над тропическими джунглями. Он снова сел, слегка смутившись, улыбнулся и стал внимательно смотреть.

– Телевидение, полагаю, – прокомментировал он.

Рух кивнул и добавил:

– Слабости человеческой натуры всегда озадачивали меня, но вот одна из них превосходит все остальные по степени необъяснимости. Люди настолько плотно населяют наши города, что в метро не хватает кислорода, и все же самые плодородные и живописные уголки нашего земного шара остаются совершенно необитаемыми. Это не казалось бы странным, если бы путешествия доставляли неудобство. Нет абсолютно никакой причины, по которой мы должны скучиваться в определенных местах, как будто больше нигде нет свободного места. И все же мы это делаем, и если бы не наше превосходное медицинское обслуживание и очень эффективные средства связи, мы были бы уничтожены нашей собственной стадностью.

– Но, конечно, – воскликнул Цюлерих, указывая на интенсивную тропическую растительность, – в этих лесах есть животные.

Рух покрутил пальцами маленькую медную ручку. Лес, казалось, принялся подступать всё ближе и ближе, пока длинные, похожие на пальмовые, листья не раскинулись перед ними густым и беспорядочным ковром. Насколько мог судить Цюлерих, это были тропики – густые, пышные и тихие. Он вглядывался в подлесок, внимательно изучая листву и стволы деревьев, проплывавшие теперь мимо них очень медленно. Он не смог найти ни жука, ни птицы, ни зверя, ни змеи.

– Почему? – изумился он.

– Люди не всегда были такими ленивыми, как сейчас. Было время, почти столетие назад, когда все, мужчины и женщины, соперничали с друг с другом в умственной и физической активности. В то время ученые уже знали, что болезни возникают почти исключительно из-за паразитизма, а паразитическая жизнь в основном представлена низшими животными. Это был век газа. Век электричества только что закончился, и люди, исчерпав его потенциал, обратились к газам, изучая их и используя в различных целях. Почти ежедневно обнаруживались новые газы и новые способы их применения. Газ переносил людей повсюду, составлял более половины пищевого рациона, согревал, охлаждал города и продукты, лечил и развлекал.

– Действуя в соответствии с общим стремлением избавиться от болезней, великий исследователь газов открыл тертопелий. Его добывали в верхних слоях атмосферы с помощью вакуумных цилиндров и закачивали в резервуары под высоким давлением. Этот газ, более легкий, чем любое известное вещество, образовывался высоко в атмосфере Земли. Этот исследователь обнаружил, что тертопелий уничтожает всех низших животных и микроскопическую жизнь, но совершенно безвреден для человека. Я полагаю, что еще в двадцатом веке по старому юлианскому календарю химики открыли порошки, ядовитые для насекомых, но совершенно безвредные для человека.

– Чтобы не утомлять вас подробностями, тертопелий был сконденсирован и смешан с более тяжелым газом, чтобы придать ему вес. Затем с самолетов им была залита вся поверхность Земли. С тех пор в наших лесах не стало ни паразитов, ни животных. Тертопелий справился с задачей очень эффективно. Невозможно предсказать или даже представить, воссоздаст ли природа нечто подобное в ближайшие несколько тысячелетий.

Телекопы!

В то время как их разговор коснулся темы жизни и смерти, Цюлерих спросил Руха, какие идеи преобладают относительно этого вопроса в будущем. Казалось, что человечество оставило надежду на вечную жизнь на этой планете или на любой другой, хотя сам факт того, что прогресс всегда стремился к совершенству, должен был скорее укреплять, чем ослаблять веру в таковую жизнь в будущем. И из-за сомнений относительно загробной жизни Рух был тем более заинтересован в том, чтобы надежда, внушённая ему Цюлерихом, оказалась не беспочвенна.

Но по мере того, как Цюлерих задавал вопросы и узнавал новое, его энтузиазм по поводу обещания даровать людям жизнь вечную угасал. Он был глубоко духовным человеком. Он знал, что вера была основой каждого великого достижения, и сомневался в мудрости дарования вечной жизни людям, у которых не было ни веры, ни понимания. Итак, он продолжал говорить, позволяя своим мыслям течь в одном направлении, а словам – в другом.

Он рассказал, как открыл тайну изувеченной крысы, чьи полные боли глаза так глубоко тронули его, и об ученых, изучавших его, и о чувствах, похоронивших его. А Рух, в свою очередь, поведал о множестве новых невероятных чудес, о которых Цюлерих и не подозревал. В конце концов Рух, казалось, убедился, что все-таки разговаривает с очень старым и очень необычным человеком, и признался, что действительно верит в то, что Цюлерих, возможно, открыл эликсир жизни, потому что в те дни было так много нового и удивительного, что люди уже давно перестали чему-либо удивляться.

Цюлерих высоко оценил дух прогресса, столь очевидный повсюду, но Рух, казалось, не испытывал ни капли его энтузиазма.

– Да, – признал он, – мы достигли невероятного прогресса по сравнению с эпохой изобретений двухсотлетней давности. Сегодня ни у кого нет причин испытывать нужду или быть лишенными жизненных привилегий.

Но в последующие дни Цюлерих обнаружил, что масса людей испытывают нужду. Правители обезумели от власти, их обуяла жажда накопления богатств. Они брали смело и жадно, потому что больше не боялись ни народных восстаний, ни хищений со стороны сотрудников. Телекопы, охранявшие их сокровища и поддерживавшие их власть, были чисто механическими созданиями и управлялись секретным кодом, известным только их владельцам. Политические и социальные отношения никоим образом не поспевали за прогрессом механических изобретений. Все достижения были материальными. Политики открыто злоупотребляли своими полномочиями. Смирение, милосердие, служение идеалам, самопожертвование – эти качества были им неизвестны. Любовь получила новое определение, а новая жизнь, несмотря на ее механическое совершенство, была пустой.

В конце концов, Цюлерих сказал Руху, что не выдаст тайну вечной жизни ни людям, ни кому-либо еще, пока не будет восстановлено подобие справедливости в отношениях человека с человеком.

Рух пристально посмотрел на него, скривив уголки рта. Затем он схватил его за руку и зарычал:

– Если вы лгали мне, теша меня ложной надеждой, если… – его губы дрогнули, но некоторое время с них не слетало ни звука.

Гнев и разочарование захлестнули его, оставив угрозу незавершенной. Вместо этого он нажал на кнопку на столе.

Над домом раздался гул. За окном пролетел большой самолет. Цюлерих выглянул наружу: он приземлился легко, как птица на ветку. Дверца самолета открылась. Из нее вылезли три гротескные пародии на людей. Это были огромные существа. Они были, должно быть, десяти футов ростом, с угловатыми руками толщиной с мужское бедро и ногами, такими же пропорционально большими, как и руки. Они пошли вперед твердым механическим шагом. Добрались до двери, развернулись в унисон и, тяжело ступая, вошли внутрь, склоняя головы, чтобы протиснуться в неё. Все внутри дома сотрясалось от их размеренной поступи. Они вошли, и Цюлерих невольно отшатнулся от них, когда они направились к тому месту, где он сидел.

Головы у них были не круглые, а коробкообразные, а стеклянные глаза с широкими безжизненными зеленоватыми зрачками придавали им еще более устрашающий вид. Конечно, они не могли видеть, потому что были не живыми существами, а всего лишь механическими полицейскими, но позже Цюлерих узнал, что они определяли человека или предмет по тени, попадавшей им в глаза. Это приводило в действие электрическое устройство, направлявшее их. В задней части каждого стального корпуса имелась дверца на петлях, через которую можно было добраться до механических компонентов, чтобы устранить какие-либо неполадки.

Один из телекопов отошёл к двери. Двое других приблизились. Цюлерих сидел так же неподвижно, как и в своей стеклянной витрине, гадая, что они собираются с ним сделать.

Длинные, негнущиеся руки протянулись к нему тремя резкими движениями и схватили его твердыми, железными пальцами.

– Вы арестованы именем Правителей. Идемте!

Перед Правителями

Цюлерих думал, что безмолвные приближающиеся телекопы были достаточно ужасны, но этот механический голос звучал настолько безлично, и у него возникло ощущение полной бесполезности протестов или просьб о снисхождении. Он оставил надежду и не стал сопротивляться. Он знал, что любой протест или попытка защититься будут бесполезны. Он поднялся и последовал за существами, схватившими его за руки, стараясь не отставать, но, несмотря на все свои усилия, ему не удавалось поспевать за длинными шагами механических гигантов, и его просто потащили к самолету.

Он миновал стоявшего в дверях Руха. Во взгляде, которым Рух одарил его, не было ни жалости, ни снисхождения.

Его выволокли и поместили в заднюю кабину большого самолета. Это был действительно большой самолет по сравнению с маленькими самолетами, летавшими повсюду. Под крыльями и на фюзеляже виднелись треугольные эмблемы полиции.

Они поднялись в воздух. Сквозь стекло кабины он увидел настоящего человека, сидящего за рулем. Трое телекопов разместились вместе с ним в задней кабине.

Поднявшись над городом на высоту тысячи футов, они взяли курс на восток. Они летели весь день и незадолго до наступления темноты прибыли в очень большой город, являвшийся столицей мира. Там его поместили в тюрьму. В тюрьме не наблюдалось никаких признаков прогресса, поскольку Правители почти не заботились о тех, кто попадал в их руки. На следующий день он предстал перед судом.

Рух свидетельствовал против него, показав, что Цюлерих рассказал ему о секретном эликсире вечной жизни и пообещал его ему в обмен на одежду, и что Цюлерих взял одежду, но не раскрыл секрет элексира.

Судья был возмущен тем, что такое дело было передано на его рассмотрение. Он отпустил Цюлериха и отчитал Руха за то, что тот поверил в такую глупость. Но позже ночью судья разыскал Цюлериха, заговорил с ним и попытался выпросить у него порцию бледно-зеленых капель.

Цюлерих, пораженный подобострастием судьи, сказал:

– Вы высмеиваете меня в своем суде, но ищете меня ночью. Судьи моей эпохи не осмелились бы на такую наглость.

Поэтому он отказал ему и был призван на совет высших Правителей. Поначалу они проявили к нему большое уважение, пригласив во дворец, как если бы он был почетным гостем. Они задавали ему коварные вопросы и, наконец, устроили пир в его честь. На нем присутствовали все члены Совета Десяти.

Он испытывал некоторое благоговение, разделяя вместе с ними еду и питьё, потому что Цюлерих всегда был скромным человеком, занимавшимся исследованиями ради поиска истины и не жаждавшим почестей.

Когда пир закончился, все некоторое время сидели молча и внимательно наблюдали за ним. Цюлерих чувствовал себя несколько неуютно под их пристальными взглядами и тоже сидел молча, гадая, что бы могла означать их серьезность.

Наконец один из них спросил:

– Время вышло?

Невысокий темноволосый мужчина с вандейковской клиновидной бородкой, наблюдавший за Цюлерихом пристальнее, чем остальные, сдержанно кивнул. Затем он повернулся к сидящим за столом и проговорил:

– В этом человеке, Цюлерихе, есть что-то странное. Он выпил яд. Каждый из вас видел, как я наливал его ему в бокал. Но он кажется совершенно невредимым!

– Вы думаете, он тот, за кого себя выдает? – спросил Председатель.

– Я не знаю, – ответил обладатель вандейковской бородки, качая своей косматой головой. – По всем законам природы этот человек должен быть мертв, но мы должны признать, что он жив!

Тогда Цюлерих осмелел. Они проверили правдивость его заявления и практически убедились в этом.

– Я владею секретом вечной жизни, – уверил их он, – и я тот, кто любит своих собратьев-людей. Когда вы, во имя справедливости, решите довольствоваться тем, что позволите каждому человеку распоряжаться лишь собой, а не другими, я добровольно поделюсь этим даром и с вами, и со всеми людьми.

Они осмеяли его речь, называя его сентиментальным и непрактичным. И когда их насмешки не возымели действия, они попытались выторговать секрет, но Цюлерих, в свою очередь, посмеялся над ними, высмеяв их за то, что они предлагают так мало за такую великую вещь, как секрет бессмертия.

Не добившись успеха, они сократили свои требования до одной порции для каждого из Правителей, но Цюлерих покачал своей седой головой и пробормотал:

– Вы не достойны вечной жизни.

– Мы почти совершенны, – настаивал Председатель. – Нам не хватает только одного. Мы покорили Землю. Мы познали все законы природы, за исключением закона жизни и смерти. Люди и природа служат нам. Мы дадим вам место во власти, позволим вам разделить нашу власть, хотя мы заслужили эти места своей смелостью и готовностью идти на риск, а вы – не рисковали ничем. Дайте нам возможность жить вечно, и мы дадим вам власть над Землей.

Тем не менее, Цюлерих покачал головой и, обращаясь к Председателю Совета, сурово сказал:

– Вам не хватает больше, чем вы думаете.

Легкая усмешка тронула губы Председателя, и он спросил:

– Старик, чего нам не хватает, кроме тайны жизни и смерти?