Текст книги "Кто ты?"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Лорд Питер присвистнул.

– Паркер, вы меня убедили. Даже если он собирался покончить с собой, он взял бы очки.

– Вы думаете... Для него самоубийством была бы просто попытка перейти дорогу без очков. Однако ничего подобного. Я затребовал сводку происшествий. Положа руку на сердце, говорю вам, что ни один из убитых не является сэром Рувимом Леви. Кроме того, он взял с собой ключи, словно собирался вернуться обратно.

– Вы видели его друзей, с которыми он обедал?

– Двоих я отыскал в клубе. Они сказали, что он чувствовал себя как нельзя лучше, был бодр, собирался ехать к леди Леви... возможно, на Рождество. С удовольствием рассказывал об утреннем совещании, в котором также был весьма заинтересован один из его друзей – Андерсон из "Уиндхэма".

– Таким образом до девяти часов, по крайней мере, у него не быловидимого намерения исчезать.

– Нет... если только он не величайший в мире актер. Что бы ни изменило его намерения, это произошло или во время загадочной встречи, или пока он лежал в постели, то есть между полуночью и половиной шестого.

– Ну, Бантер, – спросил лорд Питер, – что вы думаете об этом?

– Пока это не по моей части, милорд. Правда, очень уж странно, что джентльмен, который забыл сложить свою одежду, не забыл почистить зубы и выставить туфли. А ведь как раз об этом обычно забывают, милорд.

– Если вы имеете в виду кого-то из присутствующих, Бантер, – заявил лорд Питер, – то вынужден отвести ваше выступление. Дорогой Паркер, у нас тоже есть свои маленькие проблемы. Послушайте, я не хочу быть излишне настойчивым, однако мне бы очень хотелось завтра взглянуть на спальню. Дело не в том, что я вам не доверяю, дорогой, но мне необходимо посмотреть на нее своими глазами. Только не говорите "нет"... Выпейте еще бренди. Хотите сигару? Только не говорите "нет", не говорите "нет"!

– Ну, конечно же, приезжайте... Наверняка, я что-нибудь просмотрел, – сказал Паркер, отвечая любезностью на гостеприимство хозяина дома.

– Ах, Паркер, вы могли бы сделать честь Скотланд-Ярду. Гляжу я на вас, и Сагг представляется мне мифом, мыльным пузырем, недоразвитым мальчиком, выдуманным в лунную ночь неугомонным воображением поэта. Сагг слишком совершенен, чтобы быть настоящим. Кстати, что он сделал с телом?

– Сагг говорит, – ответил Паркер, – что мужчина умер от удара по голове. Так ему сказал патологоанатом. Еще он говорит, что мужчина мертв уже день или два. Об этом ему тоже сказал патологоанатом. Он говорит, что тело принадлежало преуспевающему еврею лет пятидесяти. Наверное, и это ему тоже кто-то сказал. Он говорит, что нелепо думать, будто о его появлении в ванной комнате никому ничего неизвестно. Скорее всего, так он говорит, мужчина вошел в дверь и был убит кем-то из обитателей квартиры. Он арестовал девушку, потому что она маленького роста, очень хрупкая на вид и вряд ли смогла бы уложить в ванну такого большого мужчину даже с помощью кочерги. Он бы и Фиппса арестовал, но Фиппс весь позавчерашний и вчерашний день был в Манчестере и приехал очень поздно вечером. На самом деле, он собирался арестовать его, но я напомнил ему, что мужчина мертв уже один-два дня, так что малютка Фиппс никак не мог пристукнуть его вчера в половине одиннадцатого. Ничего, он арестует его завтра как сообщника. И старую даму с ее вязанием тоже. Меня это не удивит.

– Замечательно, что у Фиппса такое крепкое алиби, – сказал лорд Питер, – однако стоит вам соотнести вашу веру с трупными пятнами, трупным окоченением и всем прочим, как вам немедленно подвернется какой-нибудь скептик со стороны обвинения, который подвергнет скрупулезному анализу медицинское свидетельство. Помните дело о чайном магазинчике в Челси? Шесть цветущих докторов давали противоречивые показания, а старик Импи Биггс ораторствовал и приводил всякие удивительные случаи до тех пор, пока у присяжных глаза не полезли на лоб. "Вы готовы поклясться, доктор Фингамтайт, что описанные вами приметы безошибочно определяют время смерти?" "Насколько я могу судить по своему опыту, в большинстве случаев определяют точно", отвечает, напрягшись, доктор. "Ах! – восклицает Биггс. – Но ведь здесь суд, а не выборы в парламент. Мы не можем опираться на "большинство". Закон, доктор Фингамтайт, уважает права меньшинства, будь оно живое или мертвое". Какой-нибудь осел рассмеется, и Биггс будет в выигрыше. "Джентльмены, не надо смеяться. Мой клиент... честный джентльмен... рискует быть осужденным пожизненно... пожизненно, джентльмены... и обязанность обвинения доказать его вину... если это возможно... но чтобы у нас не возникало сомнений. Итак, доктор Фингамтайт, я вновь спрашиваю вас, можете ли вы свидетельствовать, чтобы у нас не возникло ни тени сомнения, ни даже самой маленькой тени, что несчастная женщина умерла не позже и не раньше второй половины четверга? Возможно? Джентльмены, мы ведь не Иисусы, мы – простые англичане. Мы не можем требовать от британских присяжных, чтобы они вынесли обвинительный приговор на основании всего лишь возможного предположения". Аплодисменты.

– Клиент Биггса был виновен, – заметил Паркер.

– Ну, конечно. Но он был оправдан присяжными, и то, что вы только что сказали, не более чем клевета. – Вимси подошел к книжным полкам и взял том "Судебной медицины". "Трупное окоченение... может рассматриваться очень широко... и имеет много определяющих факторов". Как вам это? "Как правило, окоченение начинается... с шеи и подбородка... через пять-шесть часов после наступления смерти..." М-мм... "Полное окоченение наступает примерно через тридцать шесть часов. Однако в определенных обстоятельствах, оно может наступить раньше или позже". Как вам, Паркер? "Браун-Сегард... три с половиной минуты после смерти... В некоторых случаях через шестнадцать часов... и продолжается двадцать один день". Боже мой! "Все зависит от... возраста... мускульной массы... предсмертной лихорадки... температуры воздуха..." И так далее, и так далее. Ну? Вы можете поспорить с Саггом? Он свое дело знает. – Лорд Питер поставил книгу на место. – Вернемся к фактам. Что вы думаете о трупе?

– Ну... почти ничего, – ответил детектив. – Я сам был удивлен. Честно. Он ведь богатый человек, правда, свое богатство заработал сам, да и не очень давно.

– А вы обратили внимание на мозоли у него на руках? Наверняка, не упустили.

– И ноги у него в волдырях. Наверное, носил узкие туфли.

– Или долго шел в них, – заметил лорд Питер, – если заработал такие волдыри. А вас это не удивило, ведь он очень богатый человек?

– Не знаю. Волдыри двух-трехдневной давности. Может быть, он гулял за городом... Опоздал на последнюю электричку, такси не было, и ему пришлось идти пешком.

– Возможно.

– На спине и на одной ноге у него множество красных отметин, происхождение которых мне совершенно непонятно, – признался детектив.

– Я видел.

– Ну и что?

– Потом скажу. А сейчас продолжим.

– У него дальнозоркость... поразительная дальнозоркость для человека его возраста, и очки у него, как у древнего старика. Кстати, очень красивые очки с великолепной цепочкой из плоских звеньев. Я очень удивился, когда увидел их. Ведь его легко по ним опознать.

– Я уже дал объявление в "Таймс", – заметил лорд Литер. – Продолжим.

– Очки у него не новые... их дважды чинили.

– Прекрасно, Паркер, прекрасно. Вы сами-то понимаете, как это важно?

– Не совсем... А почему важно?

– Потом... Пока продолжим.

– Скорее всего, он был угрюмым. По крайней мере, характер у него был никудышный. Ногти у него обкусаны до мяса. И еще он курил сигареты без мундштука. И ему очень важно было, как он выглядит.

– А комнату вы осмотрели? У меня ведь не было возможности.

– Отпечатков никаких. Сагг и компания все там затоптали, если это не сделали Фиппс и его служанка. Есть только один смазанный отпечаток почти под ванной, словно там стоял кто-то очень мокрый. Но отпечаток очень плохой.

– Вчера шел сильный дождь.

– Да. Вы заметили отпечаток на подоконнике?

– Заметил, – ответил Вимси. – Мы даже поговорили о саже с мистером Фиппсом, но я понял лишь, что там что-то лежало.

Он вынул монокль и подал его Паркеру.

– Да это же лупа!

– Правильно, – отозвался Вимси, – очень полезная штука, когда хочешь что-то получше разглядеть и, как дурак, не можешь сдвинуться с места. Только постоянно носить это нельзя. Стоит людям заметить монокль, как они начинают причитать: "Боже мой! Как же бедняга мучается с глазами!" А вообще-то, очень полезная штука.

– Сагг и я осмотрели двор, – продолжал Паркер. – Никаких следов.

– Интересно. А как насчет крыши?

– Мы не осматривали ее.

– Ничего, пойдем завтра. Там водосточная труба всего в двух футах от окна. Я проверил тростью. Джентльмен не может быть без трости. Она у меня как линейка, вся размечена. Иногда без нее, как без рук. Внутри у нее кинжал, а в набалдашнике – компас. Специально заказывал. Что еще?

– Ничего как будто. А что вы скажете, Вимси?

– Я думаю, вы учли почти все. Правда, я заметил несколько противоречий. Например. Если наш покойник былочень богатым человеком, который носил золотое пенсне, то почему он носил его так долго и даже дважды чинил? И еще зубы. Они не просто пожелтели, а выглядят так, будто он понятия не имел о зубной щетке. На одной стороне нет четырех зубов и на другой – трех, а передний зуб сломан. Если он так уж заботился о своей внешности, как о том свидетельствуют прическа и маникюр, то вы можете это объяснить?

– Богачи, поднявшиеся из низов, редко думают о зубах. Они ужасно боятся дантистов.

– Правильно. Но один-то зуб сломан и наверняка царапал язык. А это очень больно. Уж не хотите ли вы сказать, что богач будет терпеть такое?

– У всех свои заскоки. Я видел слуг, которые былиготовы терпеть адские муки, но о враче и не помышляли. А как вы разглядели, Вимси?

– Заглянул ему в рот. У меня есть электрический фонарик. Выглядит, как игрушка. Серебряный спичечный коробок. Это все пустяки, но обратить внимание стоит. Второе. От волос мужчины пахнет пармской фиалкой, на руках маникюр, а уши немытые. Ужас.

– Вимси, вы меня обошли. Я и не заметил. Старые привычки?

– Возможно. Пойдем дальше. Третий пункт. Духи, маникюр – и блохи.

– Господи, ну конечно! Блохи. Как же мне не пришло в голову?

– Ничего удивительного. Укусы старые, они едва заметны, но все же заметны, и их ни с чем не спутаешь.

– Да, теперь, когда вы сказали... Но такое с кем не бывает. Вот уж я намучился в лучшем отеле в Линкольне неделю назад.

– Вы правы, такое со всеми может случиться. Четвертый пункт. Джентльмен, от которого пахнет пармской фиалкой, моется карболовым мылом, причем таким, что запах держится еще сутки.

– Это, чтобы избавиться от блох.

– Ну вот, Паркер, у вас на все есть ответ. Пятый пункт. Джентльмен очень следит за своей внешностью, полирует ногти на руках, а ногах не стрижет их, по-видимому, годами.

– Старые привычки.

– Да, да. Но такие привычки! Теперь шестой и последний пункт. Приличный джентльмен заявляется среди ночи, да еще какой ночи, в окно, будучи уже двадцать четыре часа мертвым, и тихо лежит себе в ванне мистера Фиппса, одетый, мягко говоря, не по сезону в одно лишь пенсне. А прическа у него великолепная... волосы подстрижены совсем недавно, так как на спине, на шее и на стенках ванны осталось множество коротких волосков ... Кстати, он недавно побрился. На щеке у него засохшее мыло...

– Вимси!

– Минутку... u засохшее мыло во рту.

Бантер поднялся и бесшумно подошел к инспектору, вновь став вышколенным слугой.

– Еще бренди, сэр?

– Вимси, – сказал Паркер, – у меня из-за вас мурашки по всему телу.

Он выпил бренди и поглядел на рюмку так, словно она должна была быть полной. Поставив ее на стол, он поднялся, подошел к книжному шкафу, повернулся лицом к лорду Питеру и сказал:

– Послушайте, Вимси... Вы начитались детективов. Все это ерунда.

– Не начитался, – лениво протянул лорд Питер. – А неплохая завязка для детектива, правда? Бантер, почему бы нам с вами не написать детектив и не проиллюстрировать его вашими фотографиями?

– Мыло у него... Черт! – воскликнул Паркер. – Это было что-то другое... какое-нибудь обесцвечивание...

– Нет, – твердо произнес лорд Питер. – Волосы тоже были. Он носил бороду.

Он вынул из кармана часы и продемонстрировал несколько волосков, которые прижал крышкой.

Паркер повертел их в пальцах, поднес к свету, поглядел на них в лупу и отдал их невозмутимому Бантеру со словами:

– Вы хотите сказать, Вимси, что живой мужчина бреется с открытым ртом... – Он хохотнул. – А потом убивает себя, набив рот волосами? Вы сошли с ума!

– Этого я не говорил. Все вы, полицейские, одинаковые... у вас в мозгах никак не может быть больше одной версии. Я вам скажу то, чего вы не хотите слышать. Его побрили после того, как он умер. Забавно, правда? Довольно странная работа для парикмахера. Ладно, садитесь и не изображайте осла. На войне случаются вещи и похуже. Это, в общем-то, ерунда. И удивляться тут нечему. Но я вам вот что скажу, Паркер. Мы имеем дело с настоящим преступником... с убийцей... артистом в своем роде. У него богатое воображение. В самом деле. И мне это нравится, Паркер.

Глава 3

Лорд Питер доиграл сонату Скарлатти и в задумчивости загляделся на свои руки. Длинные сильные пальцы с квадратными кончиками. Когда он играл, его довольно холодные серые глаза приобретали мягкий блеск. Он никогда не обольщался насчет своей внешности, но знал, что его портят длинный узкий подбородок и слишком большой лоб, который он еще сильнее подчеркивал, зачесывая назад не самые красивые волосы. Лейбористские газеты любили печатать на него карикатуры и называли его типичным аристократом.

– Прекрасный инструмент, – сказал Паркер.

– Неплохой, – согласился лорд Питер, – но Скарлатти лучше играть на клавесине. Рояль для него слишком современный инструмент... много чувств и много подтекста. Для нашей работы он тоже не годится. Ну как, Паркер, вы пришли к какому-нибудь выводу?

– Мужчина в ванне, – твердо произнес Паркер, – не был богачом, который заботится о своей внешности. Это былработяга, скорее, безработный, правда, потерявший работу не очень давно. Он как раз искал другую работу, но нашел свою смерть. Кто-то убил его, вымыл, надушил, побрил и посадил в ванну Фиппса, не оставив нам никаких следов. Вывод: убийца очень сильный человек, потому что он убил его одним ударом, холодный, умный, потому что все у него вышло без сучка, без задоринки, богатый, потому что все нужное держал под рукой, и с эксцентричным, я бы сказал, патологическим воображением, потому что он оставил труп в ванне и надел ему на нос пенсне.

– Своего рода поэт, – согласился с ним Вимси. – Кстати, ваше недоумение насчет пенсне легко разрешимо. Наш мертвец никогда не носил пенсне.

– Еще одна загадка. Вряд ли убийца оставил пенсне, чтобы навести нас на свой след.

– Вряд ли. Боюсь, у этого человека есть то, чего не хватает преступникам, – чувство юмора.

– Странный у него юмор.

– Правильно. Но ведь человек, который может сохранять чувство юмора в подобных обстоятельствах, на самом деле, очень опасен. Интересно, что он делал с телом все время между убийством и помещением его к chez Фиппсу. Есть и другие вопросы. Каким образом он доставил его к нему? Зачем? Втащил он его в дверь, как думает наш милый Сагг, или в окно, как думаем мы, основываясь на не очень явственных отпечатках на подоконнике? Были ли у убийцы помощники? Может быть, малютка Фиппс или девушка? Не стоит отвергать эту версию только потому, что она нравится Саггу. Если же они не были помощниками, то почему он выбрал Фиппса в качестве козла отпущения? У кого-то зуб на Фиппса? Кто живет в других квартирах? Мы должны это выяснить. Может быть, Фиппс играл по ночам на рояле или пятнал репутацию дома, таская к себе веселых девиц? Может быть, его крови жаждали неудачливые соперники-архитекторы? К черту все, Паркер. Мы должны найти мотив. Не бывает преступления без мотива, вы сами это знаете.

– Сумасшедший... – задумчиво произнес Паркер.

– Слишком уж здравомыслящий сумасшедший. Ни одной ошибки... ни одной, если не считать волос во рту мертвеца. В любом случае, это не Леви... В этом вы правы. Как бы то ни было, старина, убийца не оставил нам зацепок. Или оставил? Нет. Мотивов я тоже не вижу. Похоже, мы в тупике. Сэр Рувим путешествует, не прикрываясь даже фиговым листком, а неизвестный труп лежит в пенсне, которое совсем ему не идет. К черту! Будь у меня хоть какая-то причина официально заняться этим делом...

Зазвонил телефон. Трубку взял молчавший до сих пор Бантер, о котором лорд Питер и мистер Паркер совсем забыли.

– Звонит пожилая дама, милорд, – сказал он. – По-моему, она глухая... По крайней мере, меня она не слышит. Просит вашу светлость к телефону.

Лорд Питер выхватил у него трубку и, что было силы, заорал:

– Алло!

Помолчав несколько минут, в течение которых он не переставал загадочно улыбаться, лорд Питер положил трубку, прокричав несколько раз:

– Хорошо! Хорошо!

Сияя, он вернулся к Паркеру.

– Нам, ей-богу, везет! Это миссис Фиппс. Глухая, как столб. В первый раз взялась за телефон. Но знает, чего хочет. Настоящий Наполеон в юбке. Наш несравненный Сагг провел расследование и арестовал мистера Фиппса. Старушка осталась одна в квартире. Фиппс крикнул ей напоследок: "Позвони лорду Питеру Вимси!" Ну, она начала действовать. Сначала взялась за телефонный справочник. Перебудила множество людей. "Нет" она не слышала, поэтому все время твердила одно и то же: "Он мне поможет". Короче говоря, ей, видите ли, спокойно в руках настоящего джентльмена. Ах, Паркер, Паркер! Я был готов ее расцеловать. Правда! Я ей напишу... Нет, Паркер, мы поедем к ней. Бантер, готовьте вашу инфернальную машину и магний. Отныне мы – партнеры. Объединяем два дела и вместе раскрываем их. Вы, Паркер, увидите сегодня мой труп, а я завтра поищу вашего еврея-путешественника. Я так счастлив, что боюсь, как бы меня не разнесло в клочья! О, Сагг, Сагг, как нам тебя благодарить! Бантер, мои туфли. Знаете, Паркер, мне кажется, у вас стерлись подметки. Нет? Ля-ля-ля... Но вы не можете идти на улицу в этих... Мы вам одолжим пару замечательных ботинок. Перчатки! Вот. Моя трость, мой фонарик, нож, таблетки, черная краска, пинцет. Итак, я готов!

– Да, милорд.

– Ой, Бантер, только не обижайтесь. Я ничего такого не думал. Я верю вам и доверяю вам... Вот все деньги, которые у меня есть. Однажды, Паркер, мне пришлось познакомиться с человеком, который упустил всемирно известного отравителя, потому что автоматы в метро принимали только пенсы. В кассу же была очередь. Его остановили, и пока он спорил с контролером, который не хотел брать у него пять фунтов (ничего другого у него не было)за двухпенсовую поездку до Бейкер-стрит, отравитель сел в поезд, и в следующий раз он выплыл уже в Константинополе как пожилой священник, путешествующий с племянницей. Мы готовы? Пошли!

Все трое вышли на улицу, и Бантер, конечно же, не забыл выключить свет.

* * *

Когда они оказались на площади Пиккадилли, по-ночному сверкающей огнями, Вимси воскликнул:

– Минутку. Я кое-что придумал. Если Сагг там, он доставит нам кучу неприятностей. Надо его обезвредить.

Лорд Питер побежал обратно, а двое мужчин занялись поиском такси.

Инспектор Сагг и подчиненный ему Цербер стояли на страже Квин-Кэролайн-мэншнс (№59)и не выказывали ни малейшего желания допускать внутрь любопытных. Паркера они, естественно, не могли прогнать, однако лорду Питеру противостояло то, что лорд Бикенсфилд называл "искусным бездействием". И напрасно лорд Питер убеждал стража порядка, что миссис Фиппс наняла его защищать интересы ее сына.

– Наняла! – фыркнул инспектор Сагг. – Ей самой скоро понадобится защита. Вот уж не удивился бы, если бы она тоже в этом участвовала. Да на что она способна со своей глухотой?

– Послушайте, инспектор, – стоял на своем лорд Питер. – Что толку упрямиться? Не проще ли вам впустить меня... Вы же знаете, я все равно там буду. В конце концов, можно подумать, что я хочу отобрать хлеб у ваших детей. Никто ничего не заплатил мне за то, что я нашел для вас изумруды лорда Эттенбери.

– Мой долг держать публику на расстоянии, – бубнил инспектор, – и я не нарушу его.

– Но я же вам ни слова не сказал насчет публики, – заявил лорд Питер, усаживаясь на ступеньку, чтобы с большим удобством продолжать беседу. – Хотя я лично ничего не имею против того, чтобы вы тихонько пропустили меня, сделав одно маленькое исключение. Золотое чувство меры, как говаривал Аристотель, спасает от превращения в золотого осла. Сагг, вы же не хотите стать золотым ослом? Мне-то уже приходилось. Съел целый розовый сад, и только после этого, Сагг...

Ты – мой прелестный сад из роз,

Ты – роза дивная моя!

– У меня нет намерения продолжать бессмысленный разговор, – обескураженно произнес Сагг. – И так все хуже некуда... Проклятый телефон! Эй, Которн, пойди, может, старая ведьма впустит тебя. Заперлась там и кричит, – продолжал Сагг. – От одного этого пойдешь на преступление, помилуй меня Господи.

Констебль ушел и вскоре вернулся.

– Звонили из Скотланд-Ярда, сэр, – доложил он, виновато покашливая. – Начальник полиции требует, чтобы вы пропустили лорда Питера Вимси. Вот!

Лорд Питер стоял поодаль, всем своим видом показывая, что не имеет отношения к этому делу, но глаза у него подозрительно блестели.

– Все козыри мои! – весело воскликнул лорд Питер. – Начальник полиции дружит с моей матушкой. Нет, нет, Сагг, не ворчите. В вашем распоряжении весь дом, и ничего страшного, если в нем станет на одного человека больше.

И он вошел в дверь, сопровождаемый мистером Паркером и мистером Бантером.

Прошло уже несколько часов, как увезли труп, и теперь, когда ванная комната и вся квартира должны были бы быть предоставлены взгляду и фотоаппарату мистера Бантера, оказалось, что главная помеха – миссис Фиппс. Ее сын и служанка, благодаря Саггу, быливыдворены из дома, но ни у нее, ни сына не былодрузей в городе, кроме нескольких деловых знакомых, адресов которых она не знала. В других квартирах жили семья из семи человек, уехавшая на зиму в теплые края, отставной полковник свирепого вида, служивший в Индии и занимавший квартиру один, если не считать слуги-индуса, на четвертом этаже обосновалось почтенное семейство, которое было доведено до белого каления непривычным шумом наверху. Муж, когда лорд Питер обратился к нему, выказал некоторую человечность, но жена, миссис Эпплдор, неожиданно появившись в теплом халате, немедленно вытащила его из ловушки, в которую он едва не попался поддавшись душевной слабости.

– Прошу прощения, – заявила она. – Боюсь, мы ничем не можем вам помочь. Это очень неприятное дело, мистер... увы, не знаю вашего имени. Мы всегда считали для себя неприемлемым быть замешанными в подобные дела. Конечно, если Фиппсы невиновны, а я надеюсь, что так оно и есть, они попали в очень неприятное положение, однако все это кажется мне очень подозрительным, и Теофилу тоже так кажется, поэтому мы ни в малейшей степени не желаем, чтобы потом говорили, будто мы содействовали убийцам. Не хватало еще, чтобы нас приняли за сообщников. Вы еще очень молоды, мистер...

– Лорд Питер Вимси, дорогая, – тихо произнес Теофил.

Но на его жену это не произвело ни малейшего впечатления.

– Ах, так. Насколько я помню, мы с вами дальние родственники через моего кузена, епископа Карисбрукского. Бедняжка! Вечно он попадал в руки всяких мошенников. Так и умер. Насколько я понимаю, вы на него похожи, лорд Питер.

– Сомневаюсь в нашем родстве. Мне всегда казалось, что он только свойственник, – ответил лорд Питер, – но всегда полезно узнавать что-нибудь новое. Поздравляю вас, мадам, с принадлежностью к нашему разветвленному роду. Прошу прощения за вторжение посреди ночи, хотя какие счеты могут быть между родственниками. Я очень благодарен вам, мадам, за то, что вы оказали мне столь родственный прием. Еще раз благодарю. И, пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Эпплдор. Думаю, я увезу миссис Фиппс к матушке, чтобы она не мешала вам, иначе ваше христианское милосердие, если оно, конечно, проснется, может доставить вам кучу неприятностей. Спокойной ночи, сэр... Спокойной ночи, мадам... С моей стороны былоужасно неприлично вторгаться непрошеным в ваш дом.

– Вот и хорошо, – проговорила миссис Эпплдор, когда дверь за лордом Питером закрылась.

Когда родился я,

То красота и доброта

Меня улыбкой одарили.

– И еще, – продолжал лорд Питер, – они научили меня нахальству.

В два часа лорд Питер Вимси, одолжив у приятеля машину, явился в Денвер в сопровождении престарелой глухой дамы и с видавшим виды чемоданом.

* * *

– Добро пожаловать, дорогая, – с улыбкой проговорила герцогиня.

Невысокая, довольно полная, с совершенно седыми волосами и прелестными руками, она была полной противоположностью своему младшему сыну внешне, но очень походила на него своим характером. У нее были веселые блестящие черные глаза, она быстро и уверенно двигалась и твердо отдавала продуманные распоряжения. Прошло совсем немного времени, когда она, накинув красивую шаль, села напротив лорда Питера, который ел холодное мясо и сыр с таким видом, будто ничего особенного не произошло и его подобное появление в материнском доме – дело обычное. Впрочем, это было недалеко от истины.

– Наша гостья уже спит? – спросил он.

– О да, дорогой. Удивительная старушка, правда? И такая храбрая. Она сказала, что до сих пор ни разу не ездила в машине. Ты ей очень понравился, дорогой. Оказывается, ты такой же заботливый, как ее сын. Бедняжка мистер Фиппс... Почему твой друг, инспектор, думает, будто он кого-то убил?

– Мой друг-инспектор... нет-нет, спасибо, мама, я больше не хочу... намерен доказать, что человек, вторгшийся в ванную комнату Фиппса, сэр Рувим Леви, вчера ночью загадочно исчезнувший из своего дома. Он выстроил такую версию. На Парк-лейн пропал голый джентльмен средних лет, а в Баттерси объявился голый джентльмен средних лет. Следовательно, это один и тот же джентльмен. Quod erat demonstrandum. Что и следовало доказать. Следовательно, виноват Фиппс.

– Ты слишком увлекаешься эллипсисами, дорогой, – мягко проговорила герцогиня. – Даже если это один и тот же джентльмен, почему арестовали мистера Фиппса?

– Должен же был Сагг кого-то арестовать, – заметил лорд Питер. – Однако есть одно несущественное обстоятельство, которое служит доказательством теории Сагга, хотя мне это не кажется доказательством. Вечером, примерно в четверть десятого, некая молодая женщина, скажем так, гуляла по Баттерси-Парк-роуд, когда увидела джентльмена в пальто и цилиндре, шагавшего с зонтиком под дождем и внимательно читавшего названия улиц. Он не был похож на жителя тех мест, но, будучи не робкого десятка, женщина подошла к нему и поздоровалась: "Добрый вечер". "Скажите, пожалуйста, эта улица ведет к Принс-оф-Уэльс-роуд?" Женщина сказала, что он идет правильно, а потом игриво заговорила с ним, спросила, не хочет ли он провести с ней вечер, и так далее, правда, насчет этой части своего разговора она не была столь откровенна с Саггом, ибо изливала ему свое сердце, а у него такие высокие, чистые идеалы, ну, ты понимаешь. Короче говоря, джентльмен отказался от ее приглашения, сославшись на другое приглашение. "Мне необходимо повидаться с одним знакомым, дорогая". Сказав так, он зашагал дальше к Принс-оф-Уэльс-роуд, а она довольно удивленно смотрела ему вслед, пока к ней не подошла подруга и не сказала: "Не теряй на него время. Это Леви. Я его помню с тех пор, как жила в Уэст-энд. Девочки называли его Зеленым Недотрогой". Не думаю, чтобы ему очень подходило это прозвище, но женщина клянется, что она так сказала. Потом она забыла о нем. А утром пришел молочник и рассказал о невероятном происшествии в Квин-Кэролайн-мэншнс. Знаешь, она отправилась в полицейский участок, хотя обычно избегает приближаться к нему, и спросила, есть ли у умершего борода и очки. Ей сказали, что очки есть, а бороды нет, и у нее вырвалось: "Значит, это не он!" "Что значит "не он"?" И женщину допросили. Сагг, конечно же, пришел в восторг и тотчас арестовал мистера Фиппса.

– О Боже, – вздохнула герцогиня, – будем надеяться, бедная девочка не попадет в беду.

– Не знаю. Фиппс предназначен Саггом для публичного осуждения. Кроме того, он сам сглупил. Это я тоже вытянул из Сагга, хотя он ни за что не хочет делиться информацией. Похоже, Фиппс что-то напутал с поездом, которым он вернулся из Манчестера. Сначала он сказал, что приехал в половине одиннадцатого. А когда допросили Глэдис Хоррокс, то выяснилось, что он приехал без четверти двенадцать. Когда Фиппса попросили объяснить это обстоятельство, он стал заикаться и запинаться, но потом сказал, будто опоздал на поезд. Сагг навел справки и выяснил, что он в десять часов оставил чемодан в камере хранения. Опять допросили Фиппса. Он, запинаясь, признался, что встретил друга и погулял пару часов, короче говоря, он не может объяснить, где был и что делал, почему не сразу отправился домой и откуда у него синяк на лбу. На самом деле не может объяснить. Опять допросили Глэдис Хоррокс. На этот раз она сказала, что Фиппс был дома в половине одиннадцатого. Будто бы она не слышала, как он вошел. А почему не слышала? Этого она не знает. И не знает, почему в первый раз сказала, будто слышала, как он вошел. Ну, девушка расплакалась. А противоречия в показаниях на лицо. Возникли подозрения. Вот их обоих и арестовали.

– Все очень неприятно, дорогой, и не совсем прилично, – заметила герцогиня. – А ведь бедняжка мистер Фиппс очень-очень дорожит приличиями.

– Хотелось бы знать, что с ним произошло, – задумчиво произнес лорд Питер. – Не думаю, чтобы он был причастен к преступлению. К тому же, тот человек умер гораздо раньше – за день-два, не меньше. Хотя никто особенно не полагается на мнение патологоанатома. Вот тебе и проблема.

– Ужасно интересно, дорогой. Мне очень жаль несчастного сэра Рувима. Надо написать леди Леви. Знаешь, дорогой, мы с ней познакомились в Гемпшире, когда она была совсем молоденькой. Тогда ее звали Кристиной Форд, и я помню какой был ужасный скандал, когда она вышла замуж за еврея. Тогда он еще не имел своих богатств и нефтяного бизнеса в Америке. Родители хотели, чтобы она стала женой Джулиана Фрика, который быстро шел в гору, да и приходился им дальним родственником. Но она влюбилась в мистера Леви и убежала с ним. Он был очень красивым тогда, знаешь, по-восточному красивым, но совсем нищим, и Форды не хотели смириться с его религией. Теперь мы все евреи, да и тогда они вряд ли стали бы особенно противиться дочери, если бы он прикинулся кем-нибудь еще, как мистер Симонс, с которым мы познакомились у миссис Порчестер и который всегда говорит, что нос ему достался от итальянцев эпохи Возрождения и сам он ведет свой род от La Bella Siтoпetta. Глупо, правда? Конечно же, ему никто не верит. Я знаю, многие евреи – хорошие люди, и лично мне нравится, что они люди верующие, хотя, им, наверное, не очень удобно тут со своими обычаями – с субботой, обрезанием, зависимостью от луны – и со своими мясными продуктами, которые так трудно называются, что я никак не могу запомнить. К тому же, им нельзя есть бекон на завтрак. И все же, коли так получилось, девочка правильно поступила, когда вышла за него замуж, ведь она любила его, хотя, наверно, юный Фрик был искренне предан ей. Они и теперь большие друзья. Собственно, никакой помолвки не было, но ее отец одобрительно относился к чувствам Фрика, который потом так и не женился. Тебе ведь известно, что он живет совсем один в большом доме рядом с больницей, хотя он очень богат и заслужил всякие почести. Многие хотели бы заполучить его, например, леди Мэйнверинг пыталась женить его на своей старшей дочери, хотя, помнится, я говорила ей, что хирурга вряд ли проведешь искусственными выпуклостями... Ему ничего не стоит выяснить правду.