Текст книги "Медовый месяц в улье. Толбойз"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Бантер вылез из машины и подошел к воротам в красноречивом молчании. Он знал, он нутром чуял: все пошло вкривь и вкось. Любой ценой, даже если бы пришлось душить репортеров голыми руками, следовало поехать вперед и проследить за приготовлениями. В свете фар на верхнем брусе ворот был ясно виден клочок бумаги. Бантер с подозрением посмотрел на него, аккуратно выдернул кнопку, прикреплявшую его к дереву, и, все так же не нарушая молчания, отнес бумажку хозяину.

Там было написано: “МОЛОКА И ХЛЕБА НЕ ОСТАВЛЯТЬ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЕЖЕНИЙ”.

– Гм! – сказал Питер. – Жилец, похоже, выехал. Записка, судя по ее виду, висит здесь уже несколько дней.

– Он обещал быть здесь, чтобы впустить нас, – сказала Гарриет.

– Вероятно, он поручил это кому-то другому. В письме нам слово “распоряжение” было написано правильно.

Этот “кто-то другой” не додумался, что молоко и хлеб могут понадобиться нам. Но это легко исправить.

Он перевернул листок, написал на обороте карандашом “МОЛОКА И ХЛЕБА, ПОЖАЛУЙСТА” и вернул Бантеру, который приколол его обратно и с недовольным видом открыл ворота. Автомобиль медленно поехал по короткому раскисшему проезду, по обеим сторонам которого на аккуратных клумбах росли хризантемы и георгины, а за ними виднелся темный силуэт живой изгороди.

“Машина гравия тут не помешает”, – отметил про себя Бантер, с презрительной миной пробираясь сквозь грязь. Когда он дошел до двери – массивной и неподатливой, на дубовом крыльце со скамейками по обе стороны, – его светлость уже выводил на клаксоне энергичную импровизацию. Ответа не было: ничто не шевельнулось в доме, ни одна свеча не зажглась, ни одно окно не открылось, ни один недовольный голос не спросил, чего им надо. Только раздраженно залаяла собака где-то неподалеку.

Мистер Бантер с мрачным хладнокровием взялся за тяжелый дверной молоток, и его удары раскатились в ночи. Собака снова залаяла. Он взялся за ручку, но дверь не поддалась.

– Господи! – сказала Гарриет.

Она чувствовала, что сама во всем виновата. Прежде всего, это была ее идея. Ее дом. Ее медовый месяц. Ее – что самое непредсказуемое – супруг. (Угнетающее слово, если подумать, состоящее из скрипа и стука.) Владелец. Тот, у кого были права – включая право не быть одураченным своей собственностью. Приборная панель не подсвечивалась, и Гарриет не видела его лица. Но она почувствовала, как он повернулся, опираясь левой рукой на спинку сиденья, и прокричал в окно с ее стороны:

– Проверьте сзади!

Его уверенный тон напомнил ей: Питер вырос в усадьбе и прекрасно знал, что сзади сельский дом укреплен хуже.

– Если там никого нет, идите на лай собаки.

Он снова погудел, собака ответила заливистым тявканьем, и темный силуэт Бантера скрылся за углом здания.

– Это, – удовлетворенно сказал Питер, бросая шляпу на заднее сиденье, – отвлечет его на некоторое время. Теперь мы уделим друг другу то внимание, которое в последние тридцать шесть часов уходило на всякую ерунду. Da mihi basia mille, deinde centum…[45]45
  Из V стихотворения Катулла к Лесбии:
Поцелуй меня тысячу рази еще сотню раз.  Перевод с лат. М. Сазонова.


[Закрыть] Женщина, ты понимаешь, что я своего добился? Что ты моя? Что ты теперь от меня не избавишься, пока нас не разлучит смерть или развод? Et tot millia millies quot sunt sidera cœlo…[46]46
  Из “Седьмого поцелуя” Иоанна Секунда:
Тысяч тысячи многие, —Сколько [в море СицилииКапель,] звезд ли на небе…  Перевод с лат. С. Шервинского.
  Эту и предыдущую цитаты приводит Роберт Бертон, рассуждая о поцелуях в своей “Анатомии меланхолии”.


[Закрыть] Забудь про Бантера. Мне плевать, прогонит он собаку или собака прогонит его.

– Бедный Бантер!

– Да, бедняжка! Никакой ему свадьбы… Нечестно, правда? Все пинки ему, а все поцелуи мне. Не сдавайся, старина. Ах, если бы Дункан на стук очнулся![47]47
  У. Шекспир. “Макбет”. Акт II, конец сцены 2. Перевод с англ. М. Лозинского.


[Закрыть]Еще несколько минут можно не спешить.

Возобновилась канонада дверного стука, и собака впала в истерику.

– Должен же кто-то когда-нибудь прийти, – сказала Гарриет, чье чувство вины не могли задушить никакие объятия, – ведь иначе.

– Иначе. Прошлую ночь ты провела на постели из гусиного пуха и так далее. Но постель из гусиного пуха и твой лорд молодой неразделимы только в балладах. Ты предпочтешь жениться с перьями или спать с гусями? Или обойдешься лордом в чистом поле?

– Он бы не застрял в чистом поле, если бы я не была такой идиоткой и не противилась церкви Св. Георгия на Ганновер-сквер.

– И если бы я не отказался от предложенных Элен десяти вилл на Ривьере!.. Ура! Кто-то заткнул собаку – это шаг в правильном направлении. Веселее! Ночь только началась, и мы еще можем найти постель из гусиного пуха в деревенском пабе – или в крайнем случае переночевать в стогу. Мне кажется, что если бы я не мог предложить тебе ничего, кроме стога, ты бы вышла за меня много лет назад.

– Очень может быть.

– Проклятие! Подумать только, чего я лишился.

– И я. Сейчас я могла бы брести за тобой с пятью детьми и подбитым глазом и говорить симпатичному полисмену: “Че вы к нему привязались – это ж мой старик. Что ж, ему и поучить меня нельзя?”

– Кажется, – с укоризной сказал ее муж, – подбитый глаз тебе милей пятерых детей.

– Разумеется. Фингала-то от тебя не дождешься.

– Да, вряд ли ты так легко отделаешься. Гарриет… я все думаю, смогу ли я хорошо с тобой обращаться.

– Мой милый Питер.

– Да-да, знаю. Но, видишь ли, я никогда не навязывался никому очень надолго. Кроме Бантера, конечно. Ты посоветовалась с Бантером? Как ты думаешь, он охарактеризует меня положительно?

– Судя по тому, что я слышу, – сказала Гарриет, – Бантер нашел себе подружку.

Из-за дома раздавались шаги двоих людей. Кто-то на повышенных тонах спорил с Бантером.

– Вот когда сама все увижу, тогда и поверю. Сколько раз повторять, мистер Ноукс в Броксфорде, уехал, как водится, в среду вечером, и ничего не сказал ни мне, ни кому другому, ни насчет продажи дома, ни насчет всяких лордов и леди.

Эти слова произнесла только что показавшаяся в свете фар суровая угловатая женщина неопределенного возраста, одетая в макинтош, вязаную шаль и мужской картуз, лихо укрепленный у нее на голове крупными блестящими шляпными булавками. Ее, похоже, не впечатлил ни размер машины, ни блеск хромированных деталей, ни яркость фар, так как, подходя со стороны Гарриет, она боевито сказала:

– Ну-с, кто вы такие и что вам надо, что вы такой шум подняли? Дайте-ка я на вас погляжу!

– Да ради бога, – ответил Питер.

Он включил подсветку приборной панели. Его светлые волосы и монокль произвели, по-видимому, неблагоприятное впечатление.

– Гм! – сказала женщина. – На вид кинозвезды. Ну да (кинув испепеляющий взгляд на меха Гарриет), кто ж еще, провалиться мне на этом месте.

– Простите, что побеспокоили вас, миссис, мм… – начал Питер.

– Раддл я, – представилась дама в картузе. – Миссис Раддл, почтенная мать семейства со взрослым сыном. Он сейчас идет из флигеля с ружьем, только штаны натянет, а то он их как раз уже снял, чтоб лечь вовремя, а то ему завтра рано на работу. И что вам неймется? Мистер Ноукс в Броксфорде, так я и сказала этому вашему парню, и от меня вы ничего не добьетесь, потому как это не мое дело, я ему только с уборкой помогаю.

– Раддл? – переспросила Гарриет. – Это он когда-то работал на мистера Вики из “Пяти вязов”?

– Да, он самый, – быстро ответила миссис Раддл, – но это уже пятнадцать лет тому. Я овдовела пять лет назад на Михайлов день, и муженек он был хороший, когда был в себе, конечно. А откуда вы его знаете?

– Я дочь доктора Вэйна, который жил в Грейт-Пэгфорде. Не помните его? Я помню ваше имя, и кажется, я вас видела. Но вы тогда жили не здесь. Ферма была у Бэйтсонов, а во флигеле жила женщина по фамилии Свитинг, которая держала свиней, а у ее племянницы что-то было не в порядке с головой.

– Боже мой! – воскликнула миссис Раддл. – Подумать только! Так вы – дочка доктора Вэйна, мисс? Коли присмотреться, так и вправду похоже. Но уж лет семнадцать прошло, как вы с доктором уехали из Пэгфорда. Я как услыхала, что он помер, горевала очень, хороший был доктор папаня ваш, мисс, он у меня Берта принимал, и хорошо, что я его позвала, а то Берт, так сказать, не тем концом явился в этот мир, а это – не приведи господь что такое. И как вы поживаете, мисс, после стольких-то лет? Мы слыхали, у вас было что-то с полицией, но, как я сказала Берту, мало ли что в газетах пишут.

– Это правда, миссис Раддл, но меня арестовали по ошибке.

– Чего же от них ждать! – сказала миссис Раддл. – Вот и Джо Селлон тут заявлял, что мой Берт ворует курей у Эгги Твиттертон. Каких курей, говорю, ты еще скажи, что он подобрал бумажник мистера Ноукса, из-за которого тот поднял такой шум. За курями надо к Джорджу Уизерсу на заднюю кухню идти, грю, там они и были, а как же. Тоже мне пылисмен называется. Да из меня пылисмен получше будет. Так ему и сказала. Ни за что не поверю тому, что эти полицейские плетут, хоть бы они мне приплатили, так что вы не подумайте, мисс. Чесслово, я очень рада вас видеть, мисс, такая раскрасавица, но если вам с джентльменом нужен мистер Ноукс…

– Он был нам нужен, но думаю, что и вы сможете нам помочь. Это мой муж, мы купили Толбойз и договорились с мистером Ноуксом, что приедем сюда на медовый месяц.

– Да что вы говорите! – воскликнула миссис Раддл. – От души поздравляю вас, мисс… мэм, и сэра. – Она вытерла костлявую руку о макинтош и протянула ее по очереди жениху и невесте. – Медовый месяц, ну надо же! Мне только минутку надо, чтобы чистую постель постелить, она у меня во флигеле уже проветрилась и готова, так что если вы мне дадите ключи.

– Но в том-то и беда, – сказал Питер, – что ключей у нас нет. Мистер Ноукс сказал, что все приготовит и будет нас здесь ждать.

– Опля! – удивилась миссис Раддл. – А мне ничего не сказал. Уехал в Броксфорд, в среду вечером, десятичасовым автобусом, и ничего никому не сказал, не говоря о том, чтобы мне за неделю заплатить.

– Но если вы у него убираете, – сказала Гарриет, – разве у вас нет ключей?

– Нет, у меня нет, – ответила миссис Раддл. – Дождешься от этого ключей, как же. Боится небось, чего-нибудь утащу. Как будто у него есть чего тащить. Но вот он всегда так. И на всех окнах засовы от воров. Сколько раз я Берту говорила: не дай бог пожар, а ключи только в Пэгфорде?

– В Пэгфорде? – сказал Питер. – Насколько я понял, вы сказали, что он в Броксфорде.

– Там он и есть, спит над своей радиолавкой. Но до него так просто не достучишься – на ухо туговат, а звонок в лавке. Вам лучше в Пэгфорд заехать к Эгги Твиттертон.

– У которой куры?

– К ней самой. Помните домишко у реки, мисс, то есть мэм, где жил старина Блант? Вот вам туда, и у нее есть ключ – она следит за домом, когда хозяин в отъезде, хотя, если подумать, на этой неделе я ее не видела. Может, нездоровится ей, ведь, если подумать, знай он про ваш приезд, ей-то он и рассказал бы.

– Наверное, так оно и есть, – сказала Гарриет. – Вероятно, она хотела вас предупредить, но заболела и не смогла. Мы отправимся к ней. Спасибо вам большое. Как вы думаете, у нее найдется для нас хлеб и немного масла?

– Ради бога, мисс… мэм, это и я могу. У меня дома свежий хлеб, только начатый, и полфунта масла. И, – добавила миссис Раддл, ни на секунду не забывая о главном, – чистая постель, как я сказала. Прям сейчас все принесу, а как вы и джентльмен вернетесь с ключами, так мигом все сделаю. Простите, мэм, как вас по мужу?

– Леди Питер Уимзи, – ответила Гарриет безо всякой уверенности.

– Подумать только! – воскликнула миссис Раддл. – Он так и сказал, – она кивнула в сторону Бантера, – но я не придала этому значения. Простите, мэм, но эти коммивояжеры и не такое наплетут, правда, сэр?

– Мы все придаем большое значение словам Бантера, – сказал Уимзи. – Это единственный из нас, кому можно доверять. Теперь, миссис Раддл, мы съездим к мисс Твиттертон за ключами и вернемся через двадцать минут. Бантер, вы останетесь здесь и поможете миссис Раддл. Здесь есть где развернуться?

– Хорошо, милорд. Нет, милорд, по-моему, здесь негде развернуться. Я открою ворота для вашей светлости. Позвольте мне, милорд. Цилиндр вашей светлости.

– Отдайте его мне, – предложила Гарриет, поскольку руки Питера были заняты ключом зажигания и выключателем стартера.

– Да, миледи. Спасибо, миледи.

– После чего, – сказал Питер, когда они задним ходом выехали за ворота и снова отправились в Грейт-Пэгфорд, – Бантер будет внятно разъяснять миссис Раддл, если она это еще не усвоила, что к лорду и леди Питер Уимзи обращаются “милорд” и “миледи”. Бедный Бантер! Никто еще так не ранил его чувства. На вид кинозвезды! Ну да, кто же еще! Эти коммивояжеры и не такое наплетут!

– Ах, Питер! Жаль, что я не могу выйти за Бантера. Я так его люблю.

– Сенсация! Признание невесты в брачную ночь! Титулованный жених зарезал слугу и покончил с собой! Я рад, что тебе нравится Бантер, – я многим ему обязан… Ты знаешь что-нибудь про эту Твиттертон, к которой мы едем?

– Нет, но мне кажется, что в Пэгфорд-Парве был старый батрак с такой фамилией, который бил жену или что-то в этом роде. Они не лечились у отца. Даже если она заболела, все равно странно, что она ничего не сообщила миссис Раддл.

– Чертовски странно. У меня есть кое-какие соображения насчет мистера Ноукса. Симкокс.

– Симкокс? А, это агент?

– Он удивился, что усадьба продается так дешево. Конечно, там только дом и несколько полей – похоже, что Ноукс уже продал часть угодий. Я послал чек Ноуксу в прошлый понедельник, платеж провели в четверг в Лондоне, не удивлюсь, если параллельно с этим еще кого-то провели.

– То есть?

– Наш друг Ноукс. На покупку дома это не влияет – документы в порядке, и дом не заложен, я проверил. То, что дом не заложен, может иметь разный смысл. Если у него были трудности, то следовало ожидать, что он заложит дом, но если трудности были очень велики, то он мог, напротив, держать недвижимость готовой к быстрой продаже. В твое время он держал велопрокат. А как шли дела с этим прокатом?

– Не знаю. Вроде бы он его продал, и покупатель потом жаловался, что его обманули. Считалось, что Ноукс – ушлый делец.

– Да, он купил Толбойз за гроши, судя по тому, что сказал Симкокс. Как-то надавил на стариков и прислал агентов. Мне кажется, что он любил покупать и перепродавать всякую всячину, надеясь нажиться.

– Он считался состоятельным. Всегда что-то затевал.

– Всякие мелкие предприятия, да? Скупал всякую мелочь, надеясь подлатать ее и выгодно продать, – в таком роде?

– Как раз в таком.

– Гм. Иногда это работает, иногда нет. У меня есть в Лондоне арендатор, который начинал двадцать лет назад с нескольких обшарпанных подвальных комнатушек. Я только что построил ему красивый доходный дом с солнечными балконами, с новомодным стеклом, которое пропускает ультрафиолетовые лучи, и прочими штуками. Он отлично на этом заработает. Но он еврей и хорошо понимает, что делает. Мои траты окупятся, и его тоже. Он умеет заставлять деньги работать. Мы пригласим его как-нибудь на обед, и он расскажет, как этого добился. Он начал в войну, и ему было нелегко вдвойне – из-за небольшого увечья и немецкой фамилии, но он еще успеет стать богаче, чем я.

Гарриет задала пару вопросов, на которые ее муж дал ответ, но настолько отсутствующим тоном, что она поняла: Питер уделяет добродетельному лондонскому еврею лишь четверть своего внимания, а ей – нисколько. Вероятно, обдумывает странное поведение мистера Ноукса. Она привыкла к тому, что Питер может внезапно скрыться в глубины своих мыслей, и не обижалась на это. Бывало, он, делая ей предложение, останавливался на полуслове, потому что краем глаза или уха заметил новую деталь детективной головоломки. Но его размышления скоро прервались: через пять минут они въехали в Грейт-Пэгфорд, и ему пришлось очнуться, чтобы спросить у Гарриет, как добраться до дома мисс Твиттертон.

Глава II
Постель из гусиного пуха

Как сделать брачную постель,

Не обсудили мы досель.

Майкл Дрейтон “Восьмая нимфика”[48]48
  Из книги английского поэта Майкла Дрейтона (1563–1631) “Элизиум муз” (1630). Книга состоит из вступления и десяти нимфик (nimphall) – историй о населяющих этот элизиум нимфах. В восьмой нимфике три нимфы готовятся выдать свою подружку за эльфа и обсуждают детали свадьбы.


[Закрыть]

Коттедж, у которого три стены были из желтого кирпича, а фасад – из красного, как у не самых красивых кукольных домиков, стоял на отшибе, так что, пожалуй, мисс Твиттертон не зря начала с того, что, высунувшись из верхнего окна, резким и возбужденным голосом осведомилась у своих посетителей о добропорядочности их намерений, и лишь потом осторожно приоткрыла дверь. Она оказалась невысокой светловолосой девицей за сорок, в розовом фланелевом халате, со свечой в одной руке и большим колокольчиком в другой. Она была явно взволнована и не могла понять, в чем дело. Дядя Уильям ничего ей не говорил. Она даже не знала, что он уехал. Он никогда не уезжает, не предупредив ее. Он никогда бы не продал дом, не сказав ей. Она повторяла эти заявления, держа дверь на цепочке, а колокольчик в руке, чтобы зазвонить, если подозрительный субъект в монокле прибегнет к насилию и ей придется звать на помощь. Наконец Питер достал из бумажника последнее письмо мистера Ноукса (которое он благоразумно положил туда перед выездом на случай, если возникнут разногласия по поводу достигнутых договоренностей) и протянул его в приоткрытую дверь. Мисс Твиттертон осторожно взяла его, как будто это была бомба, немедленно захлопнула дверь перед Питером и удалилась со свечой в гостиную, чтобы спокойно ознакомиться с документом. По-видимому, документ ее удовлетворил, так как она вернулась, распахнула дверь и пригласила посетителей в дом.

– Прошу прощения, – сказала мисс Твиттертон, проведя их в полную безделушек гостиную с гарнитуром под орех, обитым зеленым бархатом, – что так вас принимаю, садитесь, пожалуйста, леди Питер… Надеюсь, что вы простите мой наряд – ох ты боже мой, – но мой дом так одиноко стоит, и совсем недавно у меня ограбили курятник, и это все так необъяснимо, я совершенно не знаю, что и думать. Так странно. Я совсем не ожидала такого от дяди. и не представляю, что вы после этого думаете о нас обоих.

– Мы думаем, что очень неловко будить вас в это время, – сказал Питер.

– Сейчас всего лишь без четверти десять, – ответила мисс Твиттертон, неодобрительно взглянув на маленькие фарфоровые часы в виде анютиных глазок. – Конечно, для вас это ничто, но, понимаете ли, мы в деревне ложимся рано. Мне надо встать в пять, чтобы покормить пташек, так что я и сама – ранняя пташка, если только вечером нет занятий хора, а они по средам, это такой ужас, потому что в четверг базарный день, но так удобнее нашему дорогому викарию. Но конечно, если бы я хоть что-то знала об этом невероятном поступке дяди Уильяма, я бы вас там встретила, чтобы впустить в дом. Если вы подождете пять – или скорее десять – минут, пока я переоденусь в более подходящий туалет, я могла бы поехать с вами, я вижу, вы на прекрасном автомобиле, если вы не против…

– Не беспокойтесь, мисс Твиттертон, – сказала Гарриет, несколько встревоженная такой перспективой. – У нас достаточно запасов с собой, и миссис Раддл с нашим слугой прекрасно могут позаботиться о нас сегодня. Если вы только дадите нам ключи.

– Ключи, да-да. Такой ужас, что вам не удалось войти, а ночь очень холодная для этого времени года. О чем только думал дядя Уильям – и что он писал – боже мой! Его письмо так меня расстроило, что я не понимала, что читаю. Вы ведь приехали на медовый месяц? Как ужасно все вышло. Я надеюсь, вы хотя бы поужинали? Не ужинали? Я просто не могу понять, как дядя мог. Но вы ведь съедите пирога и выпьете моего домашнего вина?

– Нет-нет, не надо так из-за нас беспокоиться. – начала Гарриет, но мисс Твиттертон уже рылась в буфете. Пока она не видела, Питер поднес руки к лицу в жесте немого отчаяния.

– Вот оно! – с торжеством в голосе сказала мисс Твиттертон. – Я уверена, что после небольшого перекуса вам станет лучше. Мое пастернаковое вино в этом году удалось на славу. Доктор Джеллифилд выпивает стаканчик при каждом визите, что, могу похвастаться, не слишком часто бывает, потому что здоровье у меня прекрасное.

– Это не помешает мне за него выпить, – сказал Питер, опустошив стакан с проворством, которое могло быть истолковано как одобрение напитка, однако Гарриет подозревала, что он просто не хочет долго держать его во рту. – Позвольте, я налью вам?

– Как мило с вашей стороны! – воскликнула мисс Твиттертон. – Сейчас, конечно, довольно поздно, но я ведь не могу не выпить за ваше семейное счастье, правда? Не очень много, пожалуйста, лорд Питер. Наш дорогой викарий всегда говорит, что мое пастернаковое вино совсем не такое безобидное, как кажется… Господи! Но вы ведь выпьете еще капельку? У джентльмена голова всегда крепче, чем у дамы.

– Большое спасибо, – кротко сказал Питер, – но не забывайте, что я должен отвезти свою жену обратно в Пэгглхэм.

– Я уверена, что еще стаканчик ничему не помешает. Ладно, полстаканчика – вот и хорошо! И конечно, вам нужны ключи. Я сейчас же поднимусь за ними – я знаю, что мне не следует задерживать вас. Я отлучусь на минутку, леди Питер, так что съешьте, пожалуйста, еще кусок пирога, это домашний, я все пеку для себя, и для дяди тоже… Не представляю, что это на него нашло!

Мисс Твиттертон убежала, предоставив молодоженам любоваться друг другом в свете свечи.

– Питер, мой бедный, многострадальный, героический агнец, – вылей его в фикус.

Уимзи посмотрел на растение, подняв брови.

– Он и так на последнем издыхании. Думаю, из нас двоих я крепче. Твое здоровье, Гарриет. Можешь поцеловать меня, чтобы перебить вкус. Наша хозяйка не чужда некоторой утонченности (если можно так выразиться), я этого не ожидал. Она сразу правильно назвала твой титул, что необычно. В ее жизни есть привкус благородства. Кем был ее отец?

– По-моему, скотником.

– Тогда он нашел жену выше себя по положению. В девичестве ее, видимо, звали мисс Ноукс.

– Я припоминаю, что она была сельской учительницей где-то под Броксфордом.

– Тогда все понятно. Мисс Твиттертон спускается. В этот момент мы встаем, застегиваем пояс старого кожаного пальто, хватаем мягкую мужскую шляпу и немедленно отбываем.

– Вот ключи. – Запыхавшаяся мисс Твиттертон появилась в дверях со второй свечой. – Большой от задней двери, но она на засове. Маленький – от передней двери, там фирменный противовзломный замок, его трудно открыть, если не знать, как он работает. Может быть, мне все-таки поехать и показать вам.

– Нет-нет, мисс Твиттертон, я прекрасно знаю эти замки. Правда. Большое вам спасибо. Спокойной ночи. И наши искренние извинения.

– Это я должна извиниться за дядю. Совершенно не понимаю, почему он обошелся с вами так бесцеремонно. Я очень надеюсь, что в доме все в порядке. А то миссис Раддл не слишком сообразительна.

Гарриет заверила мисс Твиттертон, что Бантер обо всем позаботится, и им наконец-то удалось вырваться. На обратном пути не произошло ничего примечательного, если не считать заявления Питера, что “незабываемое” – самый точный эпитет для пастернакового вина мисс Твиттертон, и уж если в брачную ночь человека непременно должно тошнить, то можно было бы с тем же успехом провести ее на пароме Саутгемптон – Гавр.

К Бантеру и миссис Раддл тем временем присоединился запоздавший Берт (в штанах, но без ружья), но даже с такой поддержкой миссис Раддл выглядела заметно присмиревшей. Когда дверь открыли и Бантер достал электрический фонарик, все вошли в широкий каменный коридор, наполненный запахом сухой гнили и пива. Дверь справа вела в низкую, широкую, вымощенную камнем кухню с почерневшими от времени балками и необъятной старинной плитой, которая расположилась под огромным дымоходом, чистая и нарядная. В побеленном очаге стояла маленькая керосиновая плитка, а перед ним – кресло с продавленным от времени и употребления сиденьем. На сосновом столе красовались остатки двух вареных яиц, зачерствевшая горбушка и кусок сыра, а также чашка из-под какао и наполовину сгоревшая свеча в подсвечнике, предназначавшаяся для спальни.

– Ну вот! – воскликнула миссис Раддл. – Нет бы мистер Ноукс меня предупредил и я бы все убрала. Это небось евойный ужин, поел и уехал на десятичасовом автобусе. Но я ничего не знала, и ключей у меня нет, так что сами понимаете. Но теперь, м’леди, раз уж мы сюда вошли, я за минутку управлюсь. Мистер Ноукс завсегда ел здесь, но вам будет уютнее в гостиной, м’леди, вот сюда, здесь повеселее, так сказать, и мебель красивая, взгляните, м’лорд.

Тут миссис Раддл изобразила что-то вроде реверанса.

Гостиная действительно была “повеселее”, чем кухня. Два старых дубовых дивана, стоявшие друг напротив друга по обе стороны камина, и старомодные американские часы с недельным заводом на внутренней стене – вот все, что осталось от обстановки старинной фермы, которую помнила Гарриет. Отблески свечи, которую зажгла миссис Раддл, плясали на эдвардианских стульях с малиновой обивкой, на буфете с массивным верхом, на круглом столе красного дерева с блюдом восковых фруктов, на бамбуковой этажерке с торчащими во все стороны зеркалами и полочками, на горшках с фикусами, выстроенных в ряд на подоконнике, на странных растениях, подвешенных над ними в проволочных корзинках, на большом радиоприемнике, над которым висел неестественной формы кактус в бенаресском латунном кашпо, на зеркалах с нарисованными розами, на плюшевом честерфилде[49]49
  Большой диван с прямыми подлокотниками той же высоты, что и спинка.


[Закрыть] цвета “электрик”, на двух коврах с кричащими и плохо сочетающимися узорами, положенных вплотную друг к другу, чтобы скрыть почерневший дубовый пол, – все это странное нагромождение предметов заставляло предположить, что мистер Ноукс обставил дом дешевой аукционной добычей, которую ему не удалось перепродать, а потом добавил к ней жалкие остатки настоящей старинной мебели и кое-что из своего радиомагазина. У них была возможность подробно осмотреть все это пестрое собрание: миссис Раддл обошла со свечой в руке всю комнату, чтобы продемонстрировать ее сокровища.

– Замечательно! – сказал Питер, прерывая панегирик радиоприемнику в устах миссис Раддл (“его, это, даже во флигеле слышно, когда ветер в ту сторону”). – В данный момент, миссис Раддл, нам нужны огонь и еда. Если вы раздобудете нам еще свечей, а Берт поможет Бантеру принести провизию из багажника, можно будет затопить камины…

– Камины? – Миссис Раддл немного растерялась. – Честно говоря, сэр, то есть м’лорд, мне не верится, что в доме есть хоть горсть угля. Мистер Ноукс, он уже давным-давно огня не разводил. Слишком много, говорил, эти толстые печи тепла сжирают. Все на керосинках – и готовка, и чтоб вечером посидеть. Уж и не упомню, когда тут кто в последний раз огонь разводил, окромя той молодой пары, что приезжала в августе четыре года назад, – лето такое холодное выдалось, а камин так и не растопился. Решили, что там птичье гнездо, а мистер Ноукс сказал, что не будет тратить свои кровные на прочистку дымоходов. Уголь, значит. В керосиновом сарае точно нету, разве в прачешной завалялся, но он там совсем давнишний, – с сомнением добавила она, как будто уголь мог испортиться при хранении.

– Я могу принести ведро-другое угля из флигеля, мам, – предложил Берт.

– Точно, Берт, – согласилась мать. – Берт у меня умница. Принеси. И растопки заодно. Можешь срезать через заднюю дверь – и как пойдешь, захлопни дверь в погреб, а то из нее холодом тянет. И еще, Берт, хороша я – забыла сахар, в буфете есть пакет, сунь в карман. Чай-то на кухне найдется, но мистер Ноукс пил с гранулированным[50]50
  По всей видимости, имеется в виду грубый, неочищенный сахар с более крупными кристаллами.


[Закрыть], а ее светлости это не годится.

К этому моменту находчивый Бантер уже разыскал на кухне свечи и расставлял их в двух высоких латунных подсвечниках (одном из более приемлемых приобретений мистера Ноукса), стоявших на буфете. В данный момент он тщательно выскребал из подсвечников перочинным ножом застывший воск, всем своим видом давая понять, что аккуратность и порядок важнее всего, даже в трудную минуту.

– А если ваша светлость пройдет за мной, – сказала миссис Раддл, рванувшись к двери между стенными панелями, – я покажу вам спальни. Красота, а не комнаты, но жилая нонче только одна, если не брать летних дачников. Здесь ступенька, м’леди, осторожно, – хотя что я, вы ж дом этот знаете. Как огонь зажжем, я постель над ним протрясу, хотя сырости там взяться негде – до среды тут спали, а белье у меня прекрасно высушено, хотя это лен, у кого ревматизма нету, обычно его любят, и леди, и джентльмены. Надеюсь, вас устроят старые кровати с балдахином, мисс… мэм… м’леди. Мистер Ноукс хотел их продать, но тот джентльмен, что приехал их смотреть, сказал, что это не эти. не оригиналы, потому что их чинили от червоточин, и не сошелся в цене с мистером Ноуксом. Старая рухлядь, вот я их как называю. Когда я за Раддла шла, сказала ему: медные шишки, говорю, или никак, – и он мне как миленький раздобыл прекрасные медные шишки.

– Какая прелесть, – сказала Гарриет, проходя сквозь нежилую спальню с голым остовом кровати. Скатанные в рулон одеяла источали сильный нафталиновый запах.

– Не без того, м’леди, – согласилась миссис Раддл. – Иным гостям нравятся эти штуки, в старинном стиле, как они говорят. Полог в порядке, если вам надо, в отличном состоянии, мы с мисс Твиттертон его аккуратно запаковали под конец лета, и поверьте мне, м’леди, если вы с вашим благоверным. вашим лордом, м’леди, захочете какой помощи по дому, мы с Бертом всегда будем рады услужить, как я мистеру Бантеру только что говорила. Да, спасибо, м’леди. А вот, – миссис Раддл открыла следующую дверь, – спальня самого мистера Ноукса, как видите, тут все в порядке, окромя его причиндалов, которые я мигом уберу.

– Похоже, что он ничего с собой не взял, – сказала Гарриет, бросив взгляд на старомодную ночную рубашку, расстеленную на постели, и на бритву с губкой на умывальном столике.

– Да-да, м’леди. У него в Броксфорде все припасено, сел в автобус – и готово. Он чаще и был в Броксфорде, чем где еще, за лавкой приглядывал. Но я все мигом поправлю – только перестелю и тряпкой протру. Если хотите, могу вам чайник на “Беатрисе”[51]51
  “Беатриса” – модель керосинки, выпускалась с начала XX века.


[Закрыть]вскипятить, м’леди, и… – судя по торжествующей интонации мисс Раддл, этот довод не раз убеждал колеблющихся дачников, – внизу по этой лесенке, берегите голову, мэм, – современные удобства, мистер Ноукс поставил, как стал сдавать на лето.

– Ванная? – с надеждой в голосе спросила Гарриет.

– Э… нет, м’леди, не ванная, – ответила миссис Раддл, как будто надеяться на ванную было уж слишком, – но все остальное вполне современное, сами увидите, только утром и вечером надо в судомойне воду накачать.

– А, понятно, – сказала Гарриет. – Как мило. – Она взглянула через решетку. – Интересно, чемоданы уже занесли?

– Мигом сбегаю и гляну, – сказала миссис Раддл, ловко собирая все принадлежности мистера Ноукса с туалетного столика в свой фартук и не забыв прихватить ночную рубашку. – Вы оглянуться не успеете, как вещи будут наверху.

Тем не менее багаж принес Бантер. Гарриет отметила, что он выглядит несколько уставшим, и одарила его извиняющейся улыбкой:

– Спасибо, Бантер. Боюсь, мы доставили вам очень много хлопот. Его светлость?..