Текст книги "Свистопляска с Харриет"

Автор книги: Дороти Кэннелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава восемнадцатая

– Когда ты пришла к мысли, что Харриет жива? – спросил Фредди, как только дверь гостиной закрылась за папиной спиной.

– Увы, я шла к ней дольше, чем следовало. – Я едва не плакала. – Всё, абсолютно всё я сделала неправильно! Теперь папа наверняка думает, что он один в целом свете и все его предали, а родная дочь – коварная и подлая интриганка. Он ведь прекрасно знает, что я невзлюбила Харриет в тот самый миг, когда впервые услышала это имя. К тому же я вовсе не уверена, что мной руководят благородные мотивы. Может, я из тех злобных и мстительных созданий, которые спят и видят, как бы наказать своих родителей.

Фредди обнял меня и пощекотал лицо куцей бородёнкой.

– Поднимусь-ка я к твоему папаше, кузиночка. От тебя сейчас проку мало. Наверняка примешься молить о прощении, возьмёшь все свои слова обратно, и всё покатится по-старому.

– На этот раз мой мальчик прав, Элли. – Из-за спины вынырнула тётушка Лулу. – Они с Морли потолкуют по-мужски, а ты лучше излей душу нам с Беном. Если только, – в голосе её звучали нотки жертвенности, – если только не хочешь, чтобы я приготовила перекусить.

– Спасибо, тётя Лулу. Вы настоящая спасительница. – Бен подоткнул её к кухонной двери. – В холодильнике найдёте курицу с канадским рисом. Надо только развернуть алюминиевую фольгу и поставить на полчаса в духовку. А если надумаете приготовить что-нибудь из овощей, то в кладовке есть салат и помидоры.

– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я ещё и хлеб испекла?

Тётушка Лулу оскорблено повела плечами и поплелась в кухню. В любое другое время я бы непременно пожалела её, равно как и кухонную дверь, которой она хлопнула в сердцах.

– Знаешь, дорогая, а мы ведь ещё не потеряли шанс смотаться во Францию.

Бен уткнулся мне в волосы, я чувствовала, что он улыбается.

– До чего ж утомительно быть взрослой. – Я неохотно отстранилась. – Как хорошо, наверное, быть тётушкой Лулу. Ребёнком в женском обличье.

– Ага, а ты, Элли, несёшь ответственность за все неприятности, что случаются в этом грешном мире, будь то война в Афганистане или ураган над Ла-Маншем.

– Неправда. Но в случае с папой я и в самом деле напортачила.

– Он всё равно испытает боль, когда нос к носу столкнётся с правдой.

– Ты хочешь сказать, что больше не сомневаешься?! И по-твоему, мой бедный папа угодил в ловко расставленные сети?

Бен сунул руки в карманы джинсов и качнулся на пятках.

– Называй это дедукцией или же просто старой доброй мужской интуицией, но я уверен, что несравненная Харриет одурачила доверчивого Морли. Пока я, разумеется, до конца ещё не понял, какую ему уготовили роль, но совершенно ясно, что скромный мистер Прайс предложил подвезти тётушку Лулу только потому, что услышал: она направляется в Мерлин-корт. И именно наш дом был его целью. Мистер Прайс хотел удостовериться, по-прежнему ли урна находится у твоего отца.

– Постой-ка, постой-ка, – перебила я, внезапно ощутив прилив уверенности. – Не означает ли визит мистера Прайса, что кто-то сомневается, сдержит ли папа данное Харриет обещание и передаст ли её прах Хопперам?

– Похоже на то, дорогая моя мисс Марпл.

– Даже если так, то зачем столь настойчиво наводить нас на нехорошие подозрения? Не разумнее ли сначала связаться с Хопперами и выяснить у них положение вещей?

– Разумеется. – Бен устроился рядом со мной на диване. – Но сдаётся мне, что мистер Прайс отнёсся к заданию спустя рукава. Появился в Читтертон-Феллс на день позже, чем нужно. Ведь твой отец приехал вчера. Может, Прайсу пришлось вернуться в штаб-квартиру злодеев, потому что он забыл пистолет? Ещё одна его глупость состояла в том, что он, вероятно, решил, будто твой отец не признает в нём человека с эскалатора. Достаточно, мол, переодеться и нацепить тёмные очки. Знаешь, однажды, когда я ещё трудился в лондонском ресторане, у меня состоялся разговор с одним инспектором из Скотленд-Ярда. Он тогда сказал: «Может, мы в Ярде и не все Шерлоки Холмсы, но большинство поединков с преступниками мы определённо выигрываем».

– Возможно, всё дело в психологическом факторе.

Я вздрогнула от боя часов, огласившего гостиную. Мне послышалось или в самом деле с улицы донёсся шум двигателя?

– Что ты имеешь в виду, Элли?

– Ну… – я тряхнула головой, отгоняя слуховые наваждения, – если ты угадал настоящую профессию мистера Прайса, то, возможно, он считает себя невидимкой. Разве не является признаком хорошего дворецкого умение оставаться незаметным? Быть всего лишь голосом, сообщающим хозяину о гостях, и руками, несущими поднос с чаем… А если тот, второй человек с эскалатора, был начальником, то мистер Прайс с полным правом мог считать, что он на работе, а следовательно, его никто не видит и не слышит.

– Угу, а теперь предположим, что этот «начальник» после падения на эскалаторе получил такие повреждения, что вынужден валяться в постели. И боится сказать, что сорвал операцию и не смог отобрать у твоего отца чемодан. То есть попросту всё пустил коту под хвост. Что ему остаётся делать? Лишь одно. Велеть своему дворецкому завязать с полировкой серебра и на всех парах нестись в Мерлин-корт.

– Именно! В этом случае объясняется опоздание мистера Прайса. Вполне возможно, его босс даже провёл какое-то время без сознания. Уж что-что, а толкаться папа умеет! Сама сегодня в этом убедилась. – Я уютно устроилась на самой лучшей из подушек – на плече своего мужа. – Но даже если мы правы относительно таинственного мистера Прайса, всё равно остаётся одна логическая неувязка. Зачем вырывать у папы чемодан, когда Харриет всё устроила так, что он сам передаст урну Хопперам?

– А вдруг это совсем другие злодеи? – Бен послал мне печальную улыбку. – Может, мы имеем дело с соперничающими бандами, которые стремятся завладеть одни и тем же золотым горшком?

– Глиняным горшком, – поправила я.

– Или его содержимым.

– Как бы то ни было, Харриет боялась перевозить его сама из опасения, что полиция опознает её. Зато папа мог без происшествий доставить загадочный груз из Германии в Англию. Даже его желание всем и каждому рассказывать о несравненной Харриет было лишь на руку мошенникам. Кому придёт в голову обыскивать пожилого человека, без умолку разглагольствующего о том, как прекрасна и восхитительна была его стареющая возлюбленная? Да любой таможенник поспешит вытолкать такого пассажира поскорей.

– Нет, Элли, если мы и дальше будем пытаться притянуть одно к другому, то у нас ничего не получится. – Бен вскочил и прошёлся по комнате. – По-моему, лучше сосредоточиться на том, как убедить твоего отца, что Харриет на самом деле жива.

– Значит, ты мне веришь?! – Я бы непременно пустилась в пляс, если бы меня не удержал диван, возомнивший вдруг, что имеет на меня какие-то права.

– Разве это не очевидно?

– Мне нравится, когда ты позволяешь себе намёки на мою сообразительность!

– А я признателен тебе, когда ты не спрашиваешь, почему я такой тупой, раз сразу не догадался, что к чему. Полагаю, ты не предлагаешь в приступе взаимного восхищения переместиться в спальню? – Бен по-мефистофельски изогнул бровь. – Это было бы несправедливо по отношению к бедной тётушке Лулу. После того как она взяла на себя тяжкий труд достать кастрюлю из холодильника и поставить её на духовку.

– Ну уж дудки! На это можешь не рассчитывать, – рассмеялась я. – Тётя Лулу наверняка сунула кастрюлю в стиральную машину.

– Значит, вместо запечённой курицы с рисом полакомимся куриным супом с мылом. Но вернёмся к Харриет, – Бен вновь принялся расхаживать по комнате. – Твой отец ведь лишь со слов герра Фелькеля знает, что Харриет погибла в автомобильной катастрофе. Поскольку старину Морли поставили в известность не сразу, ему не довелось запечатлеть на её челе прощальный поцелуй, так? Харриет, как мы с тобой знаем, кремировали без лишней волокиты. Кроме того, бесконечными разговорами о своей таинственной болезни она как следует настроила твоего отца, и он готов бы поверить в её трагическую скоропостижную кончину. Но если бы смерть наступила в результате болезни, Морли вполне мог бы прорваться к врачу и потребовать у него объяснений. А так все концы в воду, точнее, в пропасть.

– Да, несчастный случай – гораздо удобнее. – Меня прошиб озноб, словно в гостиной вдруг грянули холода. – Папа был сражён горем, так что с ним не возникло никаких проблем. А сообщить, будто Харриет торопилась, желая сделать ему сюрприз, – это вообще сильный ход. Мощный удар по чувствам, превративший несчастного папу в зомби с одной-единственной мыслью, прочно застрявшей у него в голове: отвезти урну в Англию и передать её Хопперам.

– Возможно, Харриет и герр Фелькель были не только сообщниками, но и любовниками, а фрау Фелькель вовсе не существует в природе. Её отсутствие вызывает подозрение, не так ли? А пожилая экономка? Не была ли она соучастницей? – Бен вернулся к дивану со стаканом в руках. – Оказывается, я всё ещё пью бренди. – Он наклонился, чтобы меня поцеловать. – Но и тебе, похоже, не мешает немного взбодриться.

– Бренди? – Я послушно пригубила. – Знаешь, я всё думаю о пуговице…

– О пуговице?

– Да, о пуговице. Той, что тётушка Лулу слямзила из сумочки то ли Дорис, то ли Эдит.

Поставив стакан на столик, я встала и быстро вышла из комнаты. Пересекла холл и открыла шкаф под лестницей, где обычно держу свою сумочку. Несколько мгновений спустя я вернулась и протянула Бену две пуговицы.

– Тебе они не кажутся похожими?

Он наклонился и внимательно осмотрел их.

– Кажутся.

– Ты не думаешь, что они имеют одно происхождение? – напирала я.

– Если ты спрашиваешь, Элли, кажется ли мне, что они срезаны с одного и того же предмета одежды, то мой ответ остаётся прежним. Кажется.

– Так вот, одну из них я получила от цыганки, которая привязалась ко мне вчера на Рыночной площади.

– И зачем, скажи на милость, она это сделала?

– Цыганка сорвала пуговицу со своего пальто и сказала, чтобы я хранила её как талисман. Думаю, она хотела внушить мне, что было бы непростительной ошибкой уехать сейчас во Францию. Возможно, она испугалась, что, увидев убитого горем папу, мы можем уговорить его отправиться вместе с нами, а это отсрочило бы передачу урны.

– Ну хорошо, предположим, что так оно всё и было. Но как, по-твоему, у Хопперов оказалась другая пуговица?

– От Харриет.

– Так ты думаешь, что твоя цыганка не кто иная, как несравненная Харриет собственной персоной?

– Всё сходится, не правда ли? Харриет опережает папу и заявляется в Читтертон-Феллс на полдня раньше. Встретив меня на площади, она понимает, кто перед ней, – ведь у неё есть моя фотография, – и тут же в голове её созревает план. Она заговаривает со мной то ли из желания проверить, столь же я доверчива, как и мой отец, то ли из обычной стервозности – с целью сыграть со мной злую шутку.

– А эта цыганка похожа на фото Харриет, которое тётя Лулу украла у Хопперов?

– Не знаю… – Я вертела в руках пуговицы. – Честно говоря, не успела как следует рассмотреть снимок, а теперь он у папы в комнате. Да и вообще, я, например, никогда не похожа на свои фотографии. К тому же волосы и одежда разительно меняют внешность. Харриет была платиновой блондинкой, хотя это мог быть парик, и я не сомневаюсь, что каждый раз перед встречей с папой она тщательно накладывала косметику. А у цыганки волосы были грязными и косматыми, да и цвет лица оставлял желать лучшего. – И вдруг я отчётливо вспомнила её лицо. – Но у неё действительно были карие глаза! Как и у Харриет. И вот ещё что. Всё время, пока цыганка разговаривала со мной, она нещадно дымила сигаретой.

– Морли вроде бы не упоминал, что Харриет курила.

– Нет, не упоминал.

Я сунула пуговицы в карман. Бен растерянно потёр лоб:

– Чего-то я не понимаю.

– А ты вспомни, что папа говорил о мрачной комнате в доме герра Фелькеля.

Зелёные глаза Бена сузились.

– Неужто тот мёртвый котяра на портрете скончался от пассивного курения?

– Так и знала, что ты всё забыл! – Я самодовольно улыбнулась. – Просто я очень ярко представляю то, что связано с комнатами, интерьерами, обстановкой. Когда кто-то описывает комнату, я словно переношусь в неё. Громоздкая угрюмая мебель, деревянный резной потолок, всё такое унылое, мрачное… а ещё в комнате пахнет застарелым пеплом из камина и окурками, сигаретными окурками, которыми набита пепельница. – Я содрогнулась. – Ужасно. А эта обманщица Харриет возвращалась после вечера, проведённого с моим бедным, опьянённым любовью папой, и смолила одну сигарету за другой, со злорадством рассказывая своему настоящему любовнику, как продвигается дело.

В холле зазвонил телефон, но не успел Бен открыть дверь, как звонки смолкли. Кто-то взял трубку. Как ни странно, я не впала в панику из страха, что с кем-нибудь из детей случилось несчастье. По крайней мере в этом отношении я постепенно училась смотреть на вещи трезво. Может, свёкру со свекровью и за семьдесят, но они ещё достаточно энергичны, чтобы не задремать в мягком кресле, когда Тэм с Эбби задумывают какую-нибудь шалость.

Внезапно дверь гостиной распахнулась и с порога на нас уставилась миссис Мэллой. Лицо её было перекошено от ярости. А я-то наивно полагала, что Рокси давным-давно ушла.

– Хорошенькое дело! Оказывается, вы оба торчите здесь, и никто не удосужился оторвать свой зад, чтобы снять трубку. Я тут наверху истязаю себя, разучиваю роль, а вы, значит, прохлаждаетесь! Нет, ну надо же! Только я, уловив аромат подгорающего цыплёнка, собиралась проглотить кусочек-другой, вместе со стаканчиком джина разумеется, как тут это мерзкое динь-динь-динь! Весь кайф перешибло. А в холле, как назло, ни единой живой души, некому сказать: дорогая миссис Мэллой, вы уж идите своей дорогой на кухню и не трудитесь снимать телефонную трубку…

– Кто это был? – спросила я.

– А-а, теперь вам, значит, интересно! – Миссис Мэллой просеменила на высоченных шпильках к креслу и с размаху плюхнулась в него. – И ни слова о том, что стряслось с моим бедным лицом, а к вашему сведению, я только что пережила глубочайшее потрясение. – Мы с Беном одновременно открыли рты, но Рокси нас опередила: – Некоторые люди чувствительнее других, миссис Хаскелл, и, будучи именно таковой, я сейчас развалюсь на мелкие кусочки, если кто-нибудь немедленно не даст мне выпить.

– Дай ей бутылку джина, стакан не обязательно, – сказала я Бену.

– И не подумаю! – воспротивился он. – Миссис Мэллой, соберитесь с духом и расскажите нам об этом телефонном звонке.

– А что, мне нравится этот властный тон. Очень, оч-чень забирает. – Рокси мечтательно улыбнулась, но тут же снова нахмурилась. – Ну если вам наплевать на моё самочувствие и вы любой ценой намерены вытянуть из меня информацию, то так уж и быть, скажу. Звонила миссис Поттер, которая только что имела беседу со своей противной сестрицей, миссис Блум, что заправляет пансионом. Помните? Тем самым, что недалеко от Старого Аббатства. Так вот, произошёл ужасный несчастный случай. Настоящая катастрофа! Со Скалистой дороги упала машина. Прямо с обрыва, на прибрежные камни. И это вовсе не из тех аварий, когда люди отделываются синяком и вывихнутой челюстью. – В глазах Рокси читался искренний ужас. – Это ж настоящая жуть! Вы только не подумайте, будто мне не жалко того, кто ехал в этой машине. Но, миссис Х., а что, если это была леди Гризуолд?! Ведь тогда мне придётся играть роль Бастинды Стилуотерс на ВСЕХ представлениях. Должно быть, я заболеваю. Да, да, так оно и есть. Неужели это приступ актёрского мандража?

Бедная Рокси Мэллой! Ей было не суждено насладиться нашим сочувствием, ибо с улицы донёсся леденящий душу крик.

Глава девятнадцатая

Дверь распахнулась, и Бен втащил в холл незнакомку.

– Элли, это фрау Грундман, и ей срочно требуется стакан бренди.

Последние несколько минут я носилась по холлу, изнывая от страшного предчувствия. Бен же, велев мне оставаться в доме, отправился на улицу.

– Сейчас принесу, – сказала я, двигаясь как заржавевший робот. – Отведи её в гостиную.

– Так она сказала вашему муженьку, кто такая и откуда явилась? – прошептала мне на ухо миссис Мэллой.

– По-моему, это хозяйка пансиона в Германии, где останавливался мой отец. Вы не могли бы сходить на кухню и спасти от кремации курицу? На тётушку Лулу у меня мало надежды. Похоже, у нас к обеду гостья.

– Вот так всегда, миссис Х. Как только начинается самое интересное, меня отправляют прочь!

– О господи! – Я бросилась в гостиную, к столику с бутылками. Как назло, все стаканы выглядели так, словно ими пользовался целый отряд бойскаутов. – Вы можете, как обычно, подслушивать у замочной скважины. И, если желаете, делать записи.

– Просто у меня есть собственная гордость, миссис Х.!

– Теперь это так называется?

– Хорошо, если уж вам так неймётся, то надену белый фартучек! – Миссис Мэллой вздёрнула подбородок, рискуя ободрать нос о потолок. – И буду чинно разгуливать по комнате, держа блюдо с бутербродиками. Вроде так полагается в приличных домах, когда хозяин и хозяйка принимают гостей?

– Во всяком случает, в приличных домах гостей не принято пугать, нависая над ними всем скопом в стремлении не пропустить ни слова.

– Ладно уж, так и быть, подчинюсь, – пробурчала Рокси. – Хотя порой встречаются на редкость толстокожие люди! Впрочем, не всем же быть такими чувствительными, как мы с вами. – Последние слова свидетельствовали, что обида забыта и мы вновь стали друзьями. – Эти иностранцы – диковинные существа. Обижаются, когда никто и не думал говорить ничего обидного. Конечно, удар по черепушке – это на любом языке удар по черепушке. Никаким красивым иностранным словом этого не замаскируешь. Но я бы не сказала по виду этой вашей немецкой фру, что она серьёзно ранена. С другой стороны, мы ведь с вами не хирурги, миссис Х…

– Не хирурги, но ещё минута, и они вам понадобятся!

Эти слова успели слететь с моих губ прежде, чем я опомнилась. Рокси дёрнула плечом, обтянутым чёрной тафтой, и вихляющей походкой двинулась к двери.

На пороге её едва не сбил Бен, который почти волок на себе фрау Грундман. Я поспешно кинулась им навстречу и вложила в руку бывшей папиной хозяйки стакан с бренди.

– Пожалуйста, садитесь! Что случилось, Бен?!

– Фрау Грундман заметила человека, прятавшегося в кустах. – Бен усадил гостью на диван. – Ей показалось, что он собирается наброситься на неё, и от страха она вскрикнула.

– Во всю силу моих лёгких, чтобы его испугай. – Фрау Грундман дёрнула головой в мою сторону. – Но сейчас мне казаться, что я поступай глюпо. Герр Хаскелл говорить мне, что у вас дома проживай ваш кузен.

Я удивлённо посмотрела на неё:

– Вообще-то Фредди и вправду живёт в коттедже у ворот, но с какой стати в столь поздний час ему шнырять по саду? Если, конечно, он не гоняется за Тобиасом – наш кот любит на ночь глядя удрать из дома. Правда, – я нахмурилась, – есть ещё мой отец.

– Герр Саймонс я бы узнавай! – Фрау Грундман приложилась к стакану. Именно такой я себе её и представляла: полная невысокая женщина с блекло-голубыми глазами и седыми волосам. А вот цвету её лица могла бы позавидовать и молоденькая девушка. Когда она улыбалась, казалось, что лицо так и лучится светом. – Ваш фаттер очень великий, он бы не поместиться в кустах. О, герр Саймонс такой приятный человек. Жалко, что его сердце треснуть. Он так любить свою Харриет Браун, которая так быстро умирай.

Я вздохнула и села рядом с ней.

– Да, вы правы, а я сегодня расстроила его. Папа поднялся к себе в комнату, но потом, возможно, решил погулять по саду, чтобы немного развеяться.

– Ага! – фыркнул Бен. – Или напугать тебя, чтобы ты подумала, будто он ушёл. Вы правы, фрау Грундман, Морли – достойный во всех отношениях человек, но у него есть некоторая тяга к театральности.

– О, именно это придавай ему очарование и смягчать женские сердца. Герр Саймонс – большой плюшевый мишка, которому нужно постоянно напоминать, что он самый сильный и самый храбрый среди других плюшевых мишек. – Фрау Грундман просияла. – Когда он первый раз приходить в мой дом, я хотеть повязать ему на шею бантик. Когда мы знакомиться немного ближе, я говорить ему, что он быть неотразим с галстуком-бабочкой. Все другие мужчины выглядят с ними смешными. И подарить ему бело-синюю бабочку, она принадлежать моему мужу, который умер много лет назад. И мистер Саймонс так радоваться, так радоваться!

– А я-то думала, что галстуки-бабочки – это дело рук Харриет.

– Это для неё, для своей Харриет он хотеть стать красивым мужчиной. Но думаю, ему нравиться, когда я давать ему советы. Хорошо, что мы стать друзьями, ведь когда наступить плохие дни, герру Саймонсу требоваться поддержка. Когда он уехать в Англию, я никак не выкидывать из своей головы беспокойство. А что, если его дочка, о которой он столько рассказывать, не сидеть дома? Вот я и поспешить вслед за герром Саймонсом, чтобы убедиться: с ним всё в порядке, он дома, со своими родными. Адрес я иметь. Он написан в гостевой книге. Я привезти герру Саймонсу банку с квашеной капустой, которую он так любить. Я положить её в сумку, с которой ходить в магазин. И когда я услышать шум, я оглядываться и видеть человека… вот я и думать: сумкой по голове его бах-бах.

– А сумка не холщовая? – быстро спросила я.

– Простите… – Фрау Грундман недоумённо воззрилась на меня. – Я не знать это слово.

– Ну… такая… из тряпки!

Бен встрепенулся:

– Точно! Именно из тряпки! Понимаю, на что ты намекаешь, Элли. Твой отец привёз урну точно в такой же сумке.

– И сегодня утром, когда мы отправились в Старое Аббатство, урна была в той же холщовой сумке! Так что если в кустах прятался мистер Прайс, то, увидев фрау Грундман с холщовой сумкой, он мог прийти к неверным выводам: будто это фрау Грундман по ошибке похитила сумку с урной, а теперь, опомнившись, решила вернуть. Представляешь, если бы он схватил сумку и обнаружил в ней банку с квашеной капустой!

– Но он же не видел сумки твоего отца, – возразил Бен.

– Мы этого не знаем. Папа мог в самолёте держать сумку на коленях, а в чемодан положить уже в Хитроу. Честно говоря, я уверена, что он так и поступил.

– А за ним по пятам следовали мистер Прайс и его сообщник…

Бен сунул руки в карманы джинсов и прошёлся перед нами – верный признак напряжённых раздумий. Я спохватилась, что мы совершенно забыли о фрау Грундман.

– Простите, очень невежливо с нашей стороны разговаривать, словно вас здесь нет. Знаете, с момента приезда моего отца начали происходить довольно странные вещи. Бог ведает, что могло бы случиться, если бы вы не заметили этого человека и не напугали его своим криком. Он ведь и впрямь мог напасть на вас. Нужно позвонить в полицию. Или ты уже туда сообщил, Бен?

– Прости, – он поморщился, – совершенно вылетело из головы, хотелось поскорее привести в чувство нашу гостью.

Фрау Грундман аккуратно поставила стакан на столик и расправила юбку.

– Я не пострадать и не волноваться. Наверное, я всё же сделать ошибку, и в кустах не бывать никакого человека. Я просто устать после дороги. А ещё я беспокоиться, что прийти не в тот дом. Водитель автобуса не совсем понимать мой английский. Я говорить быстро-быстро, когда начинать нервничай. Он понимай, что я говорить «Мерлин-корт»? Полиция не будет обратить внимания на мой рассказ, и я только буду всех сильно-сильно тревожить. Лучше, фрау Хаскелл, не звонить им.

– Ну, не знаю… – Я посмотрела на Бена.

– Это очень-очень расстраивать вашего замечательного отца. – Лицо фрау Грундман вдруг разрумянилось. – И я не хотеть приносить ему ещё больше беспокойства.

Единственная ли это причина её нежелания вызывать полицию? – спросила я себя, наблюдая за гостьей.

– Если так, фрау Грундман, то мы, конечно, поступим, как вы хотите.

Сомнения не покидали меня, и я решила прощупать почву.

– Прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете. – Я дружески улыбнулась немке. – Я и сама часто спрашиваю себя, не даю ли своему воображению слишком много воли. Вот и на сей раз меня грызёт беспокойство, не нафантазировала ли я всё? Милая фрау Грундман, признаюсь вам как на духу: мне показалось очень подозрительным, что Харриет погибла вскоре после того, как взяла с папы обещание доставить её прах в Англию. Возможно, это и в самом деле совпадение, и только. Правда, потом на папу напали какие-то люди. На эскалаторе в аэропорту Хитроу они попытались вырвать у него чемодан. Но ведь и это может быть случайностью. А затем произошло ещё одно совпадение. Человек, который хотел украсть чемодан, вдруг объявился в наших краях. Прибыл в Мерлин-корт с оружием в руках… Ну, не совсем, конечно, в руках… – Я на мгновение замялась. – Моя тётя взяла пистолет без ведома хозяина. Этот человек вызвался подвезти тётю Лулу от станции до нашего дома.

Я была уверена, что фрау Грундман посмотрит на меня как на сумасшедшую, но на её лице был написан лишь живейший интерес:

– А зачем ваша тётя взять пистолет?

– Она клептоманка, – сообщил Бен.

– Это грустно. Знаете, у одной дамы, которая часто приезжать в мой пансион, такая же проблема. Правда, меня это не беспокоить. Я прятать все-все серебряные солонки и все-все серебряные ложки. Но семья этой дамы пробовать всё, чтобы вылечить: психиатры, таблетки, душ Шарко… Да-да, это такая болезнь, я знать. Но ваша тётя очень-очень вовремя красть пистолет у этого герра…

– Он сказал, что его зовут Прайс.

– А зачем он приходить к вам домой?

– Мы можем только догадываться, но полагаем, что он как-то связан с соперничающей бандой, которая хочет заполучить то, что находится в урне вместо праха Харриет.

– А, так вот что вы решать! Вот что вы думать!

Фрау Грундман выглядела не на шутку заинтересованной. Кроме того, мне показалось, что она испытывает облегчение. Может, хозяйка пансиона собиралась поделиться своими подозрениями и поведать нам, что Харриет на самом деле вовсе не была влюблена в папу? Но боялась, что её слова воспримут как злопыхательство ревнивой мегеры? Пока я раздумывала, как бы поделикатнее прояснить этот вопрос, фрау Грундман снова заговорила:

– Да-да, было бы очень-очень умно вывозить георгины таким способом. Полиция не слишком интересоваться этим преступлением. Я читать о нём в газетах, там писать, что полиция наводить справки. Natürlich, я вовсе не говорить, будто они ничего не делать и сидеть сложа руки, но ведь для полиции важнее всякие убийства. А для герра Краузе, который держать теплицу, всё по-другому. Ему нет дела до убийств. Он всегда жить ради цветов. И георгины – это самая большая его любовь. Герр Краузе не самый приятный человек; он очень жадный и очень-очень грубый. Я слышать об этом от многих у нас в Летцинне. Все о нём знать, потому что герр Краузе очень-очень богатеть и жить в доме, который годится даже герцогу. Кроме того, поговаривать, будто герр Краузе убивать свою жену, сталкивать её с лестницы, головой вниз плюх-плюх. За то, что бедная фрау Краузе приготовить невкусный обед, а еда не понравиться мужу. Герр Краузе целыми днями кричать: «Не класть так много перец в гуляш, тупица Эльжбетта!» Фрау Краузе из Венгрии, там любить перец. Конечно, я не верю, что герр Краузе её убивать за перец, но он пойти на всё, чтобы возвращать свои георгины!

– Что, даже подослать наёмного убийцу может? – Мой голос дрогнул.

– Да-да, конечно, – отмахнулась фрау Грундман и расцвела в улыбке. – Герр Краузе иметь много-много денег и купить всё, что хотеть.

– Может, всё-таки стоит позвонить в полицию?

Бен так энергично метался по гостиной, словно хотел протереть ковёр до дыр. Его чувства можно было понять. Я и сама многое дала бы, чтобы очутиться в компании доброжелательного инспектора и поведать ему обо всех странностях последних двух дней. Пусть наши обвинения и не подкреплены уликами, но ведь подозрения тоже кое-чего стоят…

– Ты и сам знаешь, Бен, что полиция словам не верит, – услышала я собственный голос. – Хорошо хоть фрау Грундман не считает нас выжившими из ума. Или это простая вежливость?

Я с тревогой заглянула в её приятное открытое лицо.

– Ах, я тоже так волноваться! – Взгляд светло-голубых глаз странным образом успокаивал. – Но и я не знать, не делать ли из мухи слона. Должна сказать, что фрау Харриет Браун не нравиться мне с самого первого взгляда. Я страшно расстраиваться за герра Саймонса, что ему достаться такая несимпатичная женщина. Моя сестра Хильда работает у отца Бергдоффа, что читать проповеди в нашей церкви. Natürlich, я бежать к ней и рассказывать о фрау Харриет. Но по дороге спрашивать себя, а вдруг она не нравиться мне только потому, что её любить герр Саймонс. Я ведь достаточно стара, чтобы понимать собственное сердце. Вот я и говорить себе: Урсула, дорогая, ты встречать замечательного человека, который заставлять тебя улыбаться, так? А ведь ты не улыбаться со смерти твоего Хайко. Но герр Саймонс даже не смотреть на тебя, так? Вот ты и злиться! Зачем мучить себя дурными подозрениями?

– А Харриет была красивой?

– Нет-нет, не очень. – Фрау Грундман на мгновение задумалась. – У неё были светлые волосы, такие серебристые, и много-много косметики. Вот и казаться, что она красива. А кроме того, она иметь прекрасную фигуру. У нас с ней один размер, но она очень-очень женственная, тонкая талия, бюст… Не удивительно, что фрау Харриет не представлять ничего особенного. Но постепенно она стала нравиться мне. Она была мила со мной. Всегда тепло здороваться, когда приходить в мой пансион. Всегда с улыбкой благодарить. И я больше не считать, что у неё неприятное лицо. Возможно, я даже смотреть на неё другими глазами. А может, это всё любовь преображать её. В этом я уверена: она действительно любила вашего отца, фрау Хаскелл.

– Пожалуйста, зовите меня Элли.

– Хорошее имя. – Она одарила меня той улыбкой, которой я обычно успокаиваю детей. – А вы должны звать меня Урсула.

– А я Бен. Так вы говорите, что тоже забеспокоились после отъезда мистера Саймонса? Но почему? Неужели и вы столкнулись с какими-то странностями?

Фрау Грундман кивнула:

– Да-да! На следующий день после того, как герр Саймонс сообщать мне ужасную весть о гибели фрау Харриет, я находить золотую серьгу с сапфиром, которую она ронять на лестнице. Она ещё страшно расстраиваться, когда потерять. Вот я и подумать, что не надо ничего говорить герру Саймонсу. Зачем ему лишние страдания? Он посмотреть на серьгу фрау Харриет и плакать ещё больше. Герр Саймонс и так убиваться. Я взять серьгу и ехать к друзьям фрау Харриет, тем, что жить на Глатцерштрассе. К фрау и герр Фелькель. Пусть они положить серьгу рядом с другой и дарить кому-то на добрую память. Я подниматься на крыльцо и звонить, но никто не отвечать. Я удивляться и уходить, а мне навстречу женщина с маленькой девочкой. Она спрашивать, кого я желать. И что же выясняется? Женщина говорить, что я, наверное, ошибаться адресом. Этот дом стоять пустой уже больше года.