Текст книги "Шалунья-сестричка"
Автор книги: Дороти Эдвардс
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Дороти Эдвардс
Шалунья-сестричка
Вот послушайте, как всё это получилось. Когда мне было лет шесть, мама позвала меня однажды в свою комнату и показала маленькую-маленькую девочку: она лежала в колыбели, укрытая розовым одеялом. Волосики у неё были короткие и рыжие, ручки и ножки крохотные, нос – круглый и розовый, а вот глаза – большие, весёлые и любопытные.
– Знаешь, это твоя сестричка, – сказала мама, – смотри, ты очень похожа на неё.
Только вы не верьте: это она была очень на меня похожа!
Кто бы мог подумать, что совсем скоро она превратится в такую шалунью и упрямицу? Сестричка никогда, ну просто никогда не делала того, о чем её попросишь. Если бы вы сказали ей: «Здравствуй, Шалунья! Улыбнись, пожалуйста!» – она обязательно ответила бы: «Не хочу!»
Но вот если её угощали ириской, или печеньем, или, лучше всего, мороженым, она нараспев тянула: «Спа-си-бо»! – и улыбалась до самого вечера.
Такой я вижу её и сейчас – с ириской за щекой и мороженым в руке.
А теперь я расскажу вам несколько историй про неё.
У фотографа
Как-то мама сшила нам новые пальтишки: красные, с чёрными пуговицами, а чтоб теплее было, приладила воротники из чёрного, в завитках меха.
Мы даже носы задирали, когда натягивали обновки, – до того нарядными мы себе казались.
Мама тоже радовалась – ведь она никогда прежде не шила пальтишек.
– Что я придумала! – сказала она однажды. – Надо вас сфотографировать. Пусть останутся на память две маленькие девочки в новых пальтишках.
И мама, очень довольная, повела нас к фотографу.
У фотографа голова оказалась вся в чёрных кудряшках, как на наших воротниках. В петлице его пиджака торчал розовый цветок, и он то и дело взмахивал у нас перед носом жёлтым платком.
В мастерской на стенах висело много фотографий: нарядные невесты, ревущие малыши, разные тёти и дяди. Кто-то снял своего пушистого кота и даже кроликов в чёрных и белых пятнышках.
И всё это сделал он, кудрявый-прекудрявый фотограф!
Он разрешил нам ходить по мастерской, пока сам разговаривал с мамой, и я тут же побежала рассматривать фотографии на стенах. А Шалунья и с места не тронулась, Она стояла, не шелохнувшись, рядом с мамой и даже зачем-то прикрыла глаза.
Правда, правда! Она ни на что не хотела смотреть.
– Ну что, начнём? – спросил фотограф.
– Нет! – быстро выпалила Сестричка и зажмурилась. Мама погладила её по голове.
– А мне казалось, что ты хотела пойти сюда, – сказала она.
Сестричка зажмурила глаза ещё крепче, даже нос у неё сморщился, и громко сказала:
– Не хочу! Не буду!
– Нельзя отнимать у человека столько времени, – спокойно сказала мама, – пусть у нас будет только один снимок.
Фотограф велел мне залезть на возвышение, опереться рукой на столик, стоять ровно-ровно и улыбаться.
У меня за спиной на картине был нарисован сад. И на снимке потом я вышла среди густых кустов.
Я вытянулась ровно-ровно и стала улыбаться. Даже щёки немножко устали.
Фотограф придвинул ко мне огромный чёрный аппарат на ножках, достал жёлтый платочек и пообещал:
– Сейчас вылетит птичка!
Пока он выдвигал аппарат, вставлял стёкла, примеривался так и сяк, разглядывал меня прямо и сбоку, Сестричка приоткрыла один глаз. Она увидела, как я ровно-ровно стою в своей обновке, потом услышала про птичку, и глаза её от ожидания стали большими и круглыми.
Щёлк! – раздалось из аппарата, и он надёжно спрятал внутри мой снимок. Птички никакой не вылетело.
– Вот и всё! – сказал фотограф и помог мне спуститься. – Страшно было? – спросил меня фотограф.
– Нисколечко, – ответила я, – спасибо.
Заметив, что Сестричка смотрит во все глаза, фотограф подошёл к ней:
– Может, передумала, малышка?
И она вдруг так вежливо-вежливо ответила:
– Да, пожалуйста.
А секрет был прост: она ни разу прежде не бывала у фотографа и очень испугалась, когда пришла в мастерскую. А потом весь страх у неё пропал.
Сестричка была мала ростом, до стола не дотягивалась, и фотограф усадил её в кресло, протянув ей плюшевого мишку.
– Ну, улыбнись хорошенько! Сейчас вылетит птичка, – пообещал фотограф и взмахнул жёлтым платком.
Щёлк! – и Сестричку тоже сняли.
Когда, спустя некоторое время, фотографии были готовы, мы увидели, что Шалунья вышла насупленной и сердитой.
– Ведь тебя просили улыбнуться! – огорчилась мама.
– А птичка так и не вылетела, – быстро проговорила Сестричка.
– Ну и упрямица, – вздохнула мама, – придётся снова идти к фотографу.
– Зачем? – удивился папа. – Мне этот снимок очень нравится. Дочка получилась здесь просто чудесно!
И папа долго-долго смеялся.
Кукла-Фея
Когда я была маленькой, мне подарили куклу-фею, такую необычною, что я даже не решалась играть с ней. На голове у неё сверкала корона, за спиной поблёскивали маленькие крылья, а в руке – волшебная палочка. Расшитое золотыми звёздами, топорщилось платье. Но совсем как простая кукла, она тянула тоненько «ма-ма».
Я редко вынимала куклу из коробки, которая хранилась в одном из ящиков маминого шкафа. Едва касаясь куклы, я разглядывала её со всех сторон и снова осторожно прятала.
У Шалуньи тоже была кукла. Она звалась Розой. У неё была ссадина на носу, и она смотрела на мир единственным голубым глазом. Сестричка укладывала Розу с собой спать, а когда бывала не в духе, шлёпала её и даже выбрасывала из кровати.
Однажды мама увидала это, подняла куклу и сказала:
– Роза поживёт у меня, пока ты не научишься быть доброй девочкой.
– Не научусь, – донеслось из-под одеяла Шалуньи. Мама унесла куклу.
На следующий день шёл дождь. Под вечер мама гладила бельё и вдруг спросила:
– Где наша проказница? Слишком уж тихо в доме.
Она оставила утюг и пошла в сад. Там было пусто. В сарае тоже никого. Нашлась Шалунья в маминой комнате. Ящик шкафа был выдвинут, коробка – на полу, а кукла-фея в руках Сестрички прыгала то вниз, то вверх – туда-сюда: «ма-ма», «ма-ма»…
– Как ты могла, – рассердилась не на шутку мама, – взять куклу без спросу? Ведь это не твоя игрушка!
– А я хочу! – Шалунья склонила голову набок.
– Положи её на кровать! – сказала мама совсем чужим голосом.
– Не положу, вот.
Мама хотела отобрать у Шалуньи куклу, но тут кукла-фея вылетела в окно… Не потому, что у неё были крылышки. Это Шалунья швырнула её туда. Фея угодила головой прямо в лужу. В ту же минуту Сестричку отправили спать. На неё никто больше не смотрел, словно у нас в семье и не было маленькой девочки.
Мы бросились в сад. Голова у куклы треснула, обломились крылья, а про платье и говорить было нечего. Я заплакала. У меня никогда в жизни не было такой красивой куклы, и я ещё с ней почти не играла.
Когда мы вернулись в комнату, скрипнула дверь и показался курносый нос Шалуньи. Разглядев, что стряслось, Шалунья ушла в коридор и плакала так горько, как могла плакать только очень виноватая девочка. И мы простили её.
– Обещай быть доброй, получишь назад свою Розу, – сказала мама.
Сестричка часто-часто закивала головой. На следующий день мама отнесла обеих кукол в кукольную больницу. Когда их вернули, мы с Сестричкой очень удивились: Роза смотрела на нас большими карими глазами, её светлые локоны были завиты. Сказать правду, Сестричка привыкла к Розе, лишь когда у той снова вылезли волосы и стерся нос. Но уже никто больше не слышал сердитого голоса Шалуньи.
А я сразу полюбила свою куклу. Она перестала быть феей. Мама сшила ей желтое платье и капор и белый передник. Я придумала ей имя – Анабелла, ведь у феи даже имени не было.
И главное, я теперь играла с ней сколько хотела!
Сестричка и трубочист
Однажды мы проснулись и не узнали наш дом – в нём всё было вверх тормашками: на столе под большой старой простынёй громоздились стулья, занавески с окон исчезли. Куда-то пропали стенные часы и две картины…
– Какой у нас сегодня дом чудно-ой! – пропела Сестричка.
– Скоро придёт трубочист, вот я и подготовила всё, – объяснила мама.
Сестричка ещё никогда не видела трубочиста. Она стала прыгать по комнате и приговаривать:
– Трубо-чист, трубо-чист! К нам приедет трубо-чист! Немного погодя она вдруг спохватилась: – А завтрак всё-таки будет?
– Сегодня тепло, – улыбнулась мама, – давайте позавтракаем в саду.
Мы сели на ступеньки чёрного хода, стали уплетать хлеб с крутым яйцом и запивать молоком.
До чего же хорошо утром сидеть на тёплой от солнца лестнице и смотреть по сторонам! Никогда у нас не бывало прежде такого вкусного завтрака.
Только мы стряхнули с платьев крошки, как в ворота вошёл человек.
– Его-то мы и ждём, – негромко сказала мама. – И если ты, – она взглянула на притихшую младшую дочку, – не будешь шалить, я позволю тебе посмотреть, как чистят трубы.
Сестричке укрыли косынкой волосы, надели фартук, и она побежала к трубочисту. Он прикрутил к щётке-ёршику длинную ручку, а к ней ещё одну и стал проталкивать ёршик в каминную трубу всё дальше и дальше.
Шалунья присела на корточки: очень ей хотелось видеть, как щётка уползает вверх. Едва от ручки оставался виден небольшой конец, трубочист прикручивал к нему новые и новые ручки, и щётка забиралась всё выше.
Шалунья сидела рядом, затаясь, как мышка. Трубочист наконец улыбнулся:
– Какая же ты тихоня! А язычок у тебя есть?
Сестричка быстро высунула язык и засмеялась. А с ней вместе и трубочист. С этой минуты Сестричка не закрывала рта. О чём только она не расспрашивала: про трубы и про щётки, про сажу, про кошек, которые бегают по крышам, и про ворон тоже…
Трубочист отвечал не спеша, занимаясь своим делом. Потом он вытащил щётку и показал на сажу, которую собрал из трубы:
– Скажи папе, чтобы он рассыпал сажу по саду. Любая мошка улетит.
Когда трубочист ушёл, Сестричка побежала к маме, потому что ей ещё многое хотелось спросить, но мама приводила дом в порядок.
– Сейчас мне некогда, – сказала она. – Потом всё расскажу. Иди поиграй сама.
А Сестричке не терпелось узнать, во всех ли трубах копится сажа, откуда она берётся, отчего чёрная и ещё тысячу всяких вещей.
Шалунья заглянула в камин нашей спальни. Но там было черным-черно, ничего не разберёшь.
Вдруг Сестричка вспомнила про метёлку из перьев на длинной ручке. Ею мама обирала паутину по углам.
Сестричка просунула её в трубу. Фрх-х! Мягкими хлопьями, чёрной пылью полетела из трубы сажа в очаг камина. Насыпалось много, даже на пол.
Тут Шалунья испугалась и придумала спрятать сажу. В самый дальний, в самый тёмный угол под кровать, вот куда! Она собрала целую пригоршню, подбежала к кровати. Но какое же длинное на кровати покрывало!
Сестричка стряхнула сажу на пол, подняла покрывало и замерла: на белом покрывале жирно чернели следы от её пальцев.
Шалунье стало страшно. Со всех ног Сестричка бросилась к маме, обхватила мамину юбку чёрными ладошками, уткнула в колени лицо и заплакала.
– Пожалуйста, поругай меня, мамочка! Пожалуйста, поругай!
Ей было так стыдно, что она никак не могла поднять голову и посмотреть маме в глаза.
Мы все трое ещё долго-долго оттирали и отмывали с ладоней и щёк Сестрички сажу.
Потом Сестричка помогала маме: накрывала стол, уносила грязную посуду, снимала с верёвок высохшее бельё и складывала бережно в комнате и переделала ещё очень-очень много дел.
В тот вечер, наверно, не было лучше девочки во всей Англии… А папа, улыбнувшись, сказал:
– Что ж, совсем неплохо, если дочка напроказничает, а потом покажет, какая она на самом деле хорошая девочка.
Миссис Лок
На нашей улице жила сердитая миссис Лок. Если она замечала, что мальчик или девочка останавливались у её ворот, она тут же барабанила пальцем по оконному стеклу и кричала из комнаты:
– Идите! Идите! Нечего здесь баловаться!
А стала она сердитой с тех пор, как мальчишки нечаянно забросили футбольный мяч в её цветник. Ну и удар был – мяч прямо срезал куст роз…
Потом кто-то запустил камнем в Тиблза, её любимого кота, и подбил ему лапку. Ну скажите сами, разве это дело? Рассердишься тут не на шутку.
Одним ясным солнечным днём Шалунья отправилась погулять за ворота. Недалеко, конечно, до первого фонаря на углу и снова к своей калитке. Но зато совсем одна. Она играла в магазин: будто она – мама и пошла купить молока, хлеба, ну и всё-всё, что захочется. На руке у неё висела корзинка, совсем как у нашей мамы, только поменьше, а в потёртом кошельке позвякивали бусинки вместо монет.
Сестричка остановилась у первого дерева и негромко сказала ему:
– Пожалуйста, дайте мне хороший кочан капусты.
Потом она нагнулась и аккуратно положила в корзинку большой зелёный лист, будто это капуста. Она вынула из кошелька две бусинки и сунула их под забор – заплатила.
Через несколько шагов она увидела два круглых камешка.
Их она тоже купила: хорошая получится яичница на ужин!
Красный осколок глиняного горшка стал кусочком мяса. Словом, игра шла своим чередом.
Когда Сестричка очутилась у ворот дома миссис Лок, Тиблз сидел на заборе и тихонько мурлыкал. Он подрагивал пушистым хвостом и поводил им из стороны в сторону. Сестричка даже замерла на месте – до чего был кот хорош!
Тиблз широко зевнул – какие острые у него зубы! Изогнувшись, кот начал лизать заднюю лапу.
Сестричка поднялась на цыпочки и дотронулась до него. Шёрстка была густая, тёплая от солнца. Девочка стала легонько гладить кота – от головы к хвосту. Так учила её мама.
– Киска, кисонька, – приговаривала Сестричка и стала рассказывать своему новому знакомому, что купила и что будет варить дома.
Потом Тиблз спрыгнул в сад. Сестричка заглянула в калитку – кот важно разгуливал по дорожке. В саду цвели тюльпаны, красные, жёлтые и белые.
– Какие красивые чашки для молока! – обрадовалась Сестричка, увидав головки тюльпанов. – Тиблз, вот деньги, – продолжала она, – дай мне, пожалуйста, жёлтую чашку.
Шалунья сорвала один тюльпан и опустила его в корзину. Вот это и увидела миссис Лок. Она громко забарабанила по стеклу. Сестричка оглянулась и в тот же миг вспомнила, что здесь не магазин, тюльпаны не чашки, а Тиблз не продавец. И сама она всего-навсего маленькая девочка, которая вышла погулять. А ещё она сообразила, что уж никак нельзя рвать цветы в чужом саду…
Что ж она сделала, знаете? Да, да, бросилась без оглядки к воротам, потом на улицу, а потом скорей к своему дому и – спряталась.
Миссис Лок пошла за ней следом к нам в дом и рассказала обо всём маме.
Когда миссис Лок ушла, мама отыскала Шалунью. Она знала, где её искать – под кроватью.
– Выходи, – сказала мама, и голос её был только немного усталым, но совсем не сердитым…
Мама знала, что дочке самой очень стыдно…
Шалунья медленно выползла из-под кровати и встала, разглядывая свои ладони. Но оттого, что мама не рассердилась, Шалунья рассказала ей всё-всё: как она играла в магазин и каким приветливым продавцом оказался кот миссис Лок.
Мама слушала, слушала, а потом сказала:
– На то тебе и головка, чтобы всегда думать, даже если играешь.
Потом от мамы Шалунья узнала про мяч и розовый куст и про подбитую лапу кота.
Немного погодя Шалунья открыла коробку, где хранились у неё разные камешки, открытки, и достала ту, что подарила ей бабушка на день рождения.
С открытки смотрел большой кот. Это была, пожалуй, самая лучшая открытка в коробке, и Шалунья придумала отнести её миссис Лок: пусть она не сердится на неё!
Сестричка неслышно выскользнула из дома.
На дверях дома миссис Лок висел почтовый ящик. У крыльца сидел Тиблз, но Шалунья даже не посмотрела на него в этот раз. Взбежав по ступенькам, она просунула открытку в ящик и, прижавшись губами к щёлке, крикнула:
– Простите, миссис Лок, что я сорвала ваш тюльпан, – и бросилась наутёк.
Зимой под Новый год Сестричка получила от миссис Лок открытку. На ветках остролиста резвились ярко-красные малиновки. Такой весёлой открытки моя Сестричка ещё никогда не видала.
Сластена
Когда Сестричка играла с приятелем Гарри у них в саду или около нашего дома, проказам не было конца: они обдирали ещё неспелый крыжовник и зелёную смородину, выковыривали из земли бобы вьюна и, швыряясь песком, засыпали все цветники. Однажды Гарри принёс конверт, в котором лежала красивая открытка. Это было приглашение на его день рождения.
– Мама сделает вкусный чай: будет желе, бутерброды, пирожки и пирог именинный! – важно сообщил Гарри.
– Вот и хорошо! – обрадовалась Сестричка. Уж поесть сладкого она любила.
Каждый раз, вспоминая, сколько дней ещё осталось до праздника, она приговаривала:
– Именин-ный пирог! Именин-ный пирог! И вот наступил этот день.
Шалунья не вертелась, когда ей надевали нарядное зелёное платье, не морщилась и не хныкала, когда мама завязывала ей пышный бант.
Наконец, оглядев дочку, мама спросила:
– А что надо говорить за столом?
– Какой вкусный пирог! – ответила Шалунья.
– Да нет же, – огорчилась мама. – Не забудь сказать: «Спасибо большое!» А будешь уходить, непременно добавь: «Спасибо, что пригласили меня!»
– Хорошо, всё скажу, – пообещала Сестричка.
Едва она вошла в дом Гарри, как тут же подбежала к его маме и выпалила разом все вежливые слова:
– Спасибо большое – пожалуйста – спасибо, что пригласили меня! – И, передохнув, спросила: – А можно мне кусочек именинного пирога?
Мама Гарри улыбнулась:
– Подожди, маленькая. Пусть все ребята соберутся. А ты, Гарри, посмотри с ней свои книжки, покажи праздничный стол.
Гарри, в синем костюме и белых носках, выглядел настоящим именинником.
Он взял Шалунью за руку и повёл в комнату, где был накрыт праздничный стол.
На белоснежной скатерти поблёскивало в тарелках красное, зелёное и оранжевое желе. А на пирожных красными глазками горели вишни. Над всем этим высился огромный, удивительный торт. Четыре новенькие свечки ждали своей очереди, чтобы, вспыхнув, осветить шоколадную надпись: «С днем рождения, Гарри!»
Шалунья просто замерла на месте. Глаза её раскрывались всё шире.
– Это ещё что! – небрежно бросил Гарри. – На кухне спрятан сюрприз. Но тебе я его покажу. Ведь ты моя самая лучшая подруга.
На кухне Гарри приоткрыл дверцу кладовки и пододвинул два стула; взобравшись на них, Гарри и его лучшая подруга увидали маленькие бисквиты из пушистого теста. Серебристый шарик взбитых сливок украшал каждый бисквит.
Из комнаты послышался голос мамы:
– Гарри, встречай гостей!
Гарри и Шалунья побежали здороваться с ребятами.
– Пока подойдут остальные, давайте поиграем, предложила мама. – Встанем в круг! – И мама повела хоровод, напевая песню «Сплетём венок из роз…».
Шалунья отошла к стене:
– Не хочу я в эту игру!
Гарри встал рядом с ней и сказал громко:
– Дурацкая песня какая-то!
Постояв в сторонке, они медленно вышли из комнаты. Куда? Вы, наверно, догадались – в кухню.
– Какие вкусные пирожные, – сказала Шалунья, когда Гарри снова открыл кладовку.
– Возьми одно, – великодушно разрешил именинник.
И Сестричка сняла шарик взбитых сливок. Гарри сковырнул зелёную капельку желе с печенья, а потом три жёлтых, красную и зелёную и шесть шариков сливок и всё это – раз-два-три-четыре-пять-шесть – съел… Потом взяли по ложке, чтобы вконец не перемазаться, и стали соскребать крем с пирожных…
Издали раздался мамин голос:
– А где же Гарри? Пора пить чай!
Тут Шалунья оглядела вазочки с раскромсанными пирожными и перевела взгляд на Гарри. У него даже в волосах были комки крема… А платье Шалуньи… Можете представить себе, как выглядит платье, если его хозяйка быстро-быстро лакомится пирожными.
– Пора пить чай, – эхом отозвался Гарри.
– Ничего я не хочу! – вдруг шёпотом сказала Шалунья. Шаги мамы приближались. И тут Шалунья опрометью кинулась к двери, выскользнула в сад и помчалась домой.
Хорошо, ей не надо было переходить дорогу. Страшно подумать, что может случиться, если кто-то, не разбирая пути, мчится по улице.
Когда мама Гарри увидела, что осталось в кладовой после всех ее хлопот, она отправила Гарри спать.
А гости сели за стол, зажгли свечи на именинном пироге, смеялись, пели и очень весело провели вечер, хотя и не было именинника.
Не знаю уж, как спал Гарри. А у Шалуньи всю ночь болел живот, и с того дня она никогда больше не ела пирожных с кремом.
Хвастунишка
Не было для Шалуньи большей радости, чем куда-нибудь забраться. И хорошо бы – повыше. На стулья, заборы, на перила, на деревья. Мама, глядя на всё это, часто говорила:
– Она непременно расшибётся.
Но папа думал иначе:
– Будет осторожной – ничего не случится.
И Шалунья старалась быть осторожной. Папа даже прибил деревянный брусок к калитке, чтобы Сестричке было удобно залезать, если ей очень не терпелось взглянуть через забор на улицу. А к высокому дереву у ворот папа приладил железную скобу. Теперь, стоя на бруске калитки и держась за скобу, Шалунья могла выглядывать из-за забора сколько угодно.
Однажды Сестричка заняла свой сторожевой пост и стала наблюдать за прохожими. Первым прошёл почтальон.
– Здравствуй, мартышка! – крикнул он.
– Здравствуйте! Нам есть письма? – не растерялась Шалунья.
– Ни одного, – ответил, удаляясь, почтальон. Проехал мимо Шалуньи сосед – мистер Джоунз.
– Смотри не свались! – улыбнулся он и приветливо дзинькнул звонком.
– Не-ет! – важно протянула Сестричка и махнула мистеру Джоунзу рукой. Другой рукой она крепко держалась за скобу. Шалунья была очень осторожной!
Чего только она не видела: тяжёлый каток приглаживал асфальт, с громкой сиреной пронеслись красные машины, а Сестричка всё стояла и стояла, сжимая ладошкой скобу на дереве.
И вдруг Шалунья увидала Гарри.
– Гарри! – крикнула она. – Я стою на одной ноге, вот! Могу и за дерево не держаться! – Она отпустила скобочку и быстро помахала Гарри обеими руками.
Вот тут она и свалилась. Ух, как больно было! Слёзы сами брызнули из глаз.
Гарри вбежал во двор и, увидав Шалунью на земле, тоже заплакал. Они оба подняли такой рёв, что мама в один миг очутилась рядом.
– Не плачь, сейчас будет легче. – Голос у мамы добрый и спокойный. Она подняла девочку и понесла её в дом.
Гарри шёл следом.
Мама быстро вынула из буфета два крепких кусочка сахара и сунула обоим. Пришлось умолкнуть: трудно ведь сразу плакать и грызть сахар!
– Ну и ссадина! – вздохнула мама, разбирая волосы на дочкиной голове. – Потерпи, сейчас пощиплет немножко. Будь молодцом!
Сестричка крепко сжала пальцы Гарри и зажмурилась. Звякнула стеклянная пробка, по комнате поплыл противный запах, что-то холодное коснулось сестричкиной головы, и защипало.
– Фу-ф-ф! – подула мама. – Вот и всё!
Шалунья разлепила глаза. Получив по яблоку, друзья медленно вышли в сад. А в саду – только играть! Сначала пускали кораблики в бочке с водой, потом в огороде играли в прятки среди больших листьев капусты. Увозившись как следует, ползая между прохладных кочанов, затеяли ставить под яблоней шалаш. Потом раздобыли голубой и розовый мел и рисовали – кто смешнее? – человечков на двери сарая.
Вернулся с работы отец. Кинув взгляд на дочку, спросил:
– Никак, на войне побывала, а?
Шалунья никак понять не могла, про что идёт разговор. Она-то уж давным-давно забыла про всё, что случилось с ней.
– Ну и шишку ты вырастила! – удивился отец. Шалунья помчалась в дом разглядывать свою шишку.
Она ловко влезла на табурет и уставилась в зеркало.
– Вот ты опять где! – раздался мамин голос. – По-моему, для одного дня уже достаточно!
Шалунья виновато спустилась с табурета. Медленно-медленно! Осторожно-осторожно! И тихо сказала:
– Вот увидишь, я больше не упаду. Я не буду хвастаться…