Текст книги "Дар Элизабет"
Автор книги: Донна Дэвидсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Хоксли повернулся к ней спиной и прошел к окну, выходящему на подъездную аллею. Он так резко рванул шейный платок, что она услышала звук рвущейся ткани и чертыхания. Бой часов из коридора проник в библиотеку, и Элизабет показалось, что они отсчитывают минуты счастья, уходящего в прошлое…
А потом Натан вернулся, присел на корточки рядом с ней и взял ее холодные руки в свои. Он поймал ее взгляд и тяжело вздохнул.
– Мне придется отослать тебя в другое место, Элизабет. Ненадолго, пока я не смогу решить некоторые вопросы.
Она уже знала, что услышит именно эти слова, но, тем не менее, не могла не вскрикнуть от боли, которую они ей причинили.
«Вот как все вышло! – думала она в отчаянии. – Мое прошлое вошло в мое будущее, и я должна смириться с тем, что всегда теперь буду одна. Зачем я тешила себя надеждой, что он примет меня такой, какая я есть?!»
Она попыталась отдернуть руки, но Натан только крепче сжал их.
– Я не могу тебе ничего объяснить, Элизабет. Но, в любом случае, все зашло слишком далеко. Ты не должна быть в этом замешана!
Он продолжал что-то говорить, но она прислушивалась не к словам, а к мыслям. Впрочем, до нее доносились лишь какие-то обрывки: «…опасно для тебя… ты должна набраться терпения…»
Вдруг Натана не стало рядом, вместо него она услышала голос своей няни, перекрывающий все звуки в комнате:
– Ну-ну, моя маленькая, все будет хорошо, если ты навсегда запомнишь, что не должна никому ничего рассказывать…
«Няня была права, – думала Элизабет, – никакая дружба не выдержит проклятия, висящего надо мной!»
Она забыла об этом, когда здесь появился Хоксли; она открылась ему, ожидая слишком многого! Теперь она будет помнить об этом всегда…
Но ведь когда-нибудь все будет по-другому! У нее впереди вся жизнь! Может быть, она встретит человека, который по-настоящему полюбит ее… Ведь бабушка смогла найти свое счастье! Жизнь не кончается на Натане, несмотря на то, что сама мысль об этом приносила боль.
Элизабет поднялась, отчаянно пытаясь сохранить хладнокровие, зная, что понадобится какое-то время, чтобы снова заморозить свое сердце, которое чуть было не оттаяло совсем.
Он тоже поднялся, открыв было рот, чтобы что-то добавить, но она опередила его.
– Я буду готова, когда ты скажешь, Хоксли. Что мне нужно взять с собой, чтобы отправиться в…
Он покраснел и смущенно договорил за нее:
– …В Шотландию. Я обеспечу тебя деньгами, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Семья, в которую я посылаю тебя, будет тебе рада. Это сын нашего лондонского доктора. У него чудесная жена-шотландка, дети…
Он несколько раз пытался произнести следующую фразу и наконец решился поставить последнюю точку в их дружбе. Слова его звучали теперь отрывисто и как-то виновато. Она знала, что он пытается смягчить ее боль.
– Пожалуйста, не пиши нам. Ни Юнис, ни Мэриан, ни дедушке… Когда будет необходимо, мы сможем обменяться письмами через отца доктора Камерона в Лондоне.
Ледяной барьер, который Элизабет пыталась воздвигнуть вокруг себя, треснул при этих словах, и непрошеные слезы брызнули из глаз. Натан потянулся к ней, но она быстро увернулась от него.
Уже уходя, она услышала его последние слова, произнесенные ей вдогонку с горечью и болью:
– Когда-нибудь ты простишь меня, Элизабет.
Глава четвертая
Лондон, апрель 1813 года
Ливрейный лакей нес перед собой серебряный поднос, украшенный орнаментом, своей аристократической наружностью напоминая скорее пэра этого Королевства. Руки в белых перчатках были вытянуты вперед, спина прямая, униформа безупречной чистоты – ни пылинки, ни пятнышка. Весь его вид говорил о том, что именно такими должны быть слуги герцога Стэндбриджа в Лондоне.
Посередине подноса лежала квадратная белая полотняная салфетка, концы которой свисали по сторонам равными треугольниками. На тарелках с золотыми каемками лежали красивыми горками сандвичи с мясом и сыром – в достаточном количестве, чтобы удовлетворить старого герцога, и достаточно аппетитные, чтобы соблазнить его расстроенного внука. В центре возвышалась ваза с последними апельсинами из теплицы в Стэндбридже – уже очищенными и разделанными на дольки. Молодой Хоксли никогда не мог устоять перед апельсинами.
Второй лакей являл собой разительный контраст с первым. Он шел сзади с жизнерадостным видом, сукно ливреи едва не лопалось на его широких плечах. Одной рукой он держал поднос, на котором стояли старинные серебряные сосуды, наполненные хорошо заваренным чаем для герцога и крепким черным кофе для маркиза. Как будто бросая вызов изящным, неслышным шагам первого лакея, второй громко стучал каблуками своих ботинок, и звуки эхом разносились по холлу.
Лукавые глаза второго лакея смотрели на блестящий паркетный пол, в котором отражался его полированный поднос. Рукой, на которой стоял поднос, он водил то вправо, то влево, словно солдат на параде. Ритм его шагов совпадал со скачками солнечных зайчиков на полу. Он почти расстроился, когда пол кончился перед двойными дверями в библиотеку, где их ожидал Марш, дворецкий.
С серьезным видом Марш провел быструю инспекцию и кивнул. На его лице не отразилось ни одобрения по поводу безупречной сервировки подносов, ни осуждения того, что принесли их в неурочный для еды час.
Старый герцог жил в Лондоне по сельскому времени, к чему Маршу было нелегко привыкнуть, хотя он предпочел бы умереть, чем произнести хоть одно слово неодобрения вслух. Герцогине, пока она была жива, каким-то образом удавалось справляться с таким сумасбродством мужа. Но после ее смерти герцог опять принялся за старое. Волнения в Европе вынудили его нарушить свое сельское уединение, в котором он пребывал в последние годы, но и теперь он не намеревался менять привычки в угоду слугам, а тем более – высшему свету Лондона.
Марш остановил лакеев перед закрытой дверью библиотеки, не пытаясь войти внутрь. Второй лакей вопросительно взглянул на него, но Марш проигнорировал его взгляд. Через несколько секунд открылась наружная дверь и холл наполнили запахи сырой шерсти и рыбы, за которыми тут же появился небольшой человечек, который весело поздоровался с Маршем и прошествовал дальше, неся на кухню дары моря. Там его поджидала бутылочка холодного вина и горячее мясо, после которых настроение у разносчика всегда поднималось.
Персонал кухни работал круглосуточно уже несколько недель, поскольку со всех концов страны приезжали сотрудники Военного министерства и каждый нуждался в угощении соответственно своему положению. Для Марша делом чести было, чтобы все службы в доме функционировали как хорошо смазанный механизм, и чтобы его хозяева даже не подозревали о том напряжении, в котором работали при таком скоплении народа настоящие лондонские слуги.
Лишь после того, как разносчик рыбы прошествовал на кухню, Марш постучал в дверь библиотеки.
Хоксли сидел за длинным столом из красного дерева, упершись подбородком в костяшки сжатой в кулак руки, глубоко задумавшись над бумагами, лежащими перед ним. Его дед, герцог Стэндбридж, стоял у камина, с рассеянным видом помешивая горящие угли.
Лакеи молча поставили подносы на столик сбоку; Марш дал им сигнал, что они могут идти, и первый лакей тут же послушно вышел. Марш сдержал гнев, видя, что второй лакей задержался у окна, затем поднял свои мускулистые руки и задернул поплотнее гардины, издав при этом звук, явно свидетельствующий о неодобрении. Второй лакей вздрогнул, отвесил почтительный поклон герцогу и последовал за своим напарником.
Глаза Марша встретились с глазами герцога, и затем они оба посмотрели на усталого молодого Хоксли, сидевшего за столом. Они поняли друг друга без слов и, не сговариваясь, сыграли свои роли – Марш взял кочергу из рук герцога, поставил ее на место и стал подсыпать в огонь уголь, а герцог подошел к подносу и сказал преувеличенно бодрым голосом:
– Отлично, Марш, настоящий пир! – Он протянул руку, чтобы взять с подноса чистую тарелку, и заметил едва уловимое движение глаз дворецкого, когда случайно задел рукой другие тарелки. – Голоден, как волк!
Герцог положил несколько бутербродов на тарелку, добавил апельсиновых долек и поставил тарелку перед своим внуком, подтолкнув его локтем.
– Что такое? – вздрогнул Хоксли, выходя из задумчивости.
– Поешь!
Стэндбридж всунул бутерброд в руку Натана и с удовлетворением кивнул, поскольку его план сработал и внук механически повиновался. Марш быстро и умело разлил чай и кофе по чашкам. Хоксли вздохнул, когда до него донесся аромат крепкого кофе, и потянулся к своей чашке.
– Ты чародей, Марш, – сообщил он. – Из тебя со временем получится настоящий маг.
Марш моргнул и склонил голову.
– Вам больше ничего не нужно, милорд?
Герцог махнул рукой, отпуская его, и они с Натаном снова остались одни.
Молча поев, герцог откинулся на спинку стула и оценивающе взглянул на внука.
– Ты похож на мусорщика, мой мальчик: волосы взлохмачены, а одежда мятая, как будто ты в ней спал. Ты мог бы позировать Крукшенку для его карикатур. «Обильные обеды с герцогом]] или „Последние жалобы камердинера“.
Натан усмехнулся и постарался пригладить рукой густую массу черных кудрей.
– К концу дня я, скорее, становлюсь похожим на комнатную собачку Гариетты Уильсон. Почему я не унаследовал твои прямые волосы, чтобы просто зачесывать их назад и больше не думать об этом?
– От забот и хлопот по твоему воспитанию я стал почти лысым, негодник! – Герцог махнул рукой в сторону заваленного бумагами стола. – Кстати, хотя твои глаза опухли и покраснели, в них горит огонь возбуждения. Ты что-нибудь обнаружил?
Хоксли указал на несколько стопок листков.
– Я разложил все материалы по отдельным признакам, и кое-что начало прорисовываться. Прежде всего – «почерк» нашего злодея: все его жертвы подвергались пыткам, а затем им перерезали горло. И еще важная особенность: независимо от того, где были схвачены эти жертвы, их тела неизменно находили на какой-нибудь отдаленной части английского побережья.
Герцог резко выпрямился:
– Их привозили ему даже из Франции? Да это просто какой-то паук, который подтаскивает муху поближе к себе и, помучив, убивает!
Хоксли кивнул:
– Совершенно верно; и паутина его распространилась, судя по всему, очень широко. Кстати, «паук» – весьма подходящее для него название. Предлагаю впредь так его и именовать. Должен сказать, что ваш план систематизировать все случаи за несколько лет оказался просто блестящим, сэр. Уже сейчас вырисовывается довольно стройная система.
Герцог слушал очень внимательно, сведя седые брови, и Натан продолжал, вдохновленный его заинтересованностью:
– Во всем этом, несомненно, присутствует политическая подоплека. Жертвами Паука становились эмигранты, которые возвращались во Францию, чтобы участвовать в борьбе за свержение Наполеона. Или мои люди, перевозившие корреспонденцию. Но хватал он их только после того, как им становилось известно что-нибудь мало-мальски важное. Самое примечательное – тех, которые везли информацию от нас, пытали лишь для отвода глаз, а вовсе не для того, чтобы выжать из них сведения. Создается впечатление, что наш Паук не нуждался в информации, которой они обладали.
Герцог еще сильнее нахмурился.
– Да, похоже, что он и так все уже знал сам.
Голос Хоксли стал мрачным, когда он взял в руки последнее сообщение.
– Наш человек во Франции, Пьер, был убит, и его место занял какой-то самозванец. Пьер работал в тесном контакте с военными и политическими деятелями Франции, которые ненавидят Наполеона. Они против гибели своего народа и, что для них еще важнее, – против потери собственных состояний.
– Это издержки войны, Натан. Когда у людей, привыкших к роскоши, не остается ничего, кроме табака из капустных листьев и кофе из желудей, приходит время для переговоров.
Хоксли помолчал.
– Пожалуй, ты прав. Так вот, судя по последнему сообщению, моим людям удалось захватить самозванца. Он обещал открыть нам имя Паука в обмен на свободу и кругленькую сумму золотом. Остается подождать, пока его доставят сюда.
Герцог пожал плечами:
– Будем надеяться, что это не очередной блеф.
Хоксли задумчиво продолжал:
– Деятельность Паука гораздо шире, чем мы предполагали. Если бы мы не догадались сопоставить все случаи, мы и дальше считали бы, что они не имеют ничего общего между собой и являются делом рук разных людей. А главное – мы продолжали бы верить, что негодяй, убивший моих родителей, был простым бандитом, который ополчился против нашей семьи. Мы никогда бы не поняли, что за всем этим стоит один и тот же человек.
Герцог согласно кивнул.
– Я действительно долгие годы считал его обычным контрабандистом и недоумевал, почему в своей записке он пообещал, что вернется и убьет всю мою семью. И только теперь, получив вторую записку, я кое-что понял. Особенно после того, как четыре года назад он напал на тебя, мой мальчик. Не устаю благодарить небо за то, что тебе удалось спастись! – Герцог неожиданно усмехнулся. – Зачем еще, ты думаешь, я нанял слуг из бывших солдат для нашей охраны и заставил Марша испытывать такие мучения? Иногда я боюсь, что с ним случится апоплексический удар от стараний сделать из них примерных слуг.
Натан улыбнулся, посмотрел в окно и предложил:
– Не хочешь пойти со мной на прогулку?
Герцог кивнул, и они вместе вышли в холл. Марш помог им одеться, накинув на плечи каждому теплый плащ. Лакей открыл дверь, и холодный влажный воздух ворвался в холл. Хоксли обмотал шею шарфом и проворчал:
– Ненавижу такую холодную сырую погоду! Можно подумать, что на улице зима.
Марш откашлялся и спросил его:
– Желаете, чтобы один из наших людей сопровождал вас сегодня, милорд?
– Нет, не надо, Марш. Мой дедушка будет охранять меня с тыла.
Смеясь, они отправились на прогулку вокруг площади, и через несколько футов Хоксли возобновил прерванный разговор:
– Одно меня смущает: зачем Паук тратит столько времени, убивая невинных людей вроде моих родителей, когда его врагом в данном случае являешься ты? Разве не умнее было бы просто сразу убрать тебя?
– Я не раз думал об этом и решил сначала, что мне просто повезло. Только теперь, мне кажется, я начал догадываться о причине. – Голос герцога упал до шепота. – Ты помнишь покушение на сына лорда Браунли, после чего перепуганный отец ушел в отставку и перевез свою семью в Йоркшир?
– Да…
– А тот скандал, когда жену Форстера нашли в постели с перерезанным горлом, и все думали, что это сделал сам Форстер? После этого он пристрастился к бутылке и уже не мог служить.
Глаза Хоксли сузились, когда он понял, куда клонит дед.
– Что ж, кажется, все сходится. И Браунли, и Форстер активно преследовали засылаемых к нам шпионов и других внутренних врагов – так же, как и мы с тобой. И наш Паук просто заставил их подать в отставку, сам при этом оставаясь в тени. Ведь если бы он убил сотрудников Военного министерства, это привлекло бы к нему ненужное внимание.
– Кроме того, он, очевидно, получает удовольствие от страданий тех, чьих близких убивает, – мрачно добавил герцог. – Ведь эти страдания пострашнее самой изощренной пытки, уж я-то знаю…
Мимо проехал экипаж, и они замолчали, пока площадь опять не опустела. Первым заговорил Натан, внимательно посмотрев на деда:
– Но ты же не сдался!
– Не пытайся сделать из меня героя, мой мальчик, я просто очень упрямый. После того как я начал обо всем догадываться, люди стали шарахаться от меня: я не давал покоя уцелевшим жертвам, не отставал до тех пор, пока они не рассказывали мне правду. Оказывается, Паук всем им оставлял записки – одна другой нахальней. А потом он напал на тебя… Помнишь – перед тем, как я послал тебя в Пэкстон? Тогда я решил, что отхожу от дел. Мне не стыдно в этом признаться. Ты и Элизабет для меня важнее, чем война и все контрабандисты, которые перевозят шпионов с одного берега на другой, вместе взятые.
Старый герцог помолчал, глядя под ноги, но потом опять поднял голову:
– Но я не смог сделать это! Как говорится, никогда не доверяй человеку, который выполнил работу лишь наполовину. Кроме того, я точно знал, что он все равно не перестанет за тобой охотиться. Только не был уверен, знает ли он о существовании Элизабет. Мне казалось, что я принял все возможные меры предосторожности: отправил ее в Пэкстон, дал фамилию тетки… Но, в любом случае, мне не хотелось, чтобы она приезжала в Лондон, хотя и прошло много лет.
– Ты мне тогда не сказал об этом, – заметил Хоксли.
Герцог зябко потер руки в перчатках и продолжал, будто не слыша слов внука:
– Если нам не удастся собрать необходимую информацию, боюсь, у нас останется единственный выход…
– Да?
– Привезти Элизабет из Шотландии сюда.
Хоксли резко остановился и взглянул на герцога. Потом произнес внезапно охрипшим голосом:
– Ты шутишь?!
– Я абсолютно серьезен, – возразил герцог, продолжая идти вперед. – Паук следит за нами, бродит где-то рядом. Она одна, благодаря своему удивительному дару, сможет не только узнать его, но, вполне вероятно, предугадать все действия, направленные против нашей семьи. А для того, чтобы защитить ее от любой опасности, у нас достаточно людей.
Натан еще какое-то время постоял, в волнении постукивая пальцами по стволу одного из дубов старой аллеи.
– В твоем плане есть много положительных моментов, – произнес он наконец. – Я был бы глупцом, если бы не признал этого. Но после всех наших усилий уберечь ее от Паука… Зачем так торопиться?
– Видишь ли, доктор Камерон приехал сегодня и привез новости от своего сына из Шотландии. Оказывается, Элизабет вовсе не сидит дома, вышивая всякие женские штучки, как ты велел ей.
У Хоксли дрогнули губы.
– Чем же занимается этот маленький чертенок?
– Она помогает молодому доктору Камерону!
– Ну и что же? Ничего страшного, если барышня из хорошей семьи смочит лавандовой водой виски какой-нибудь домашней хозяйки, которая притворяется больной. – Он помолчал, а потом, обратив внимание на выражение лица деда, заговорил совсем другим тоном: – Нет, только не это! Я должен был догадаться… Она всегда лезет куда не надо! Так что она делает?
– Ну что, ты думаешь, она может делать в доме терапевта? Она помогает женщинам… и…
– Она принимает роды?!
Молчание герцога было красноречивее всяких слов. Натан в досаде хлестнул по стволу перчаткой.
– Это просто варварство какое-то! Да она сама еще ребенок! Кроме того, она – внучка герцога Стэндбриджа! Ведь если просочится хоть слово о том, что девушка из нашей семьи занимается акушерством, это сразу же станет известно в Лондоне, и ее репутация будет погублена!
– Да. Поэтому ее необходимо забрать оттуда. Боюсь только, что она не захочет возвращаться после того, как ее отправили туда, как ненужную посылку. Я все-таки считаю, что ты должен был рассказать ей обо всем, в частности о том, что в своих снах она видела реального человека. Конечно, Элизабет была еще слишком юной, но вспомни: она никогда не хотела, чтобы к ней относились как к тепличному растению. Весь этот вздор о том, что пусть лучше она тебя возненавидит, чем узнает, что ваших родителей убили, говорит о том, что ты не знаешь женщин, мой мальчик! Особенно тех, кто обладает подобными способностями. А насчет того, что она возненавидит нас… Боюсь, что ты добился своего.
Натан угрюмо молчал, и герцог попытался сгладить суровость своих слов:
– Подумать только, ей уже двадцать лет! Конечно, давно надо было перевезти ее сюда, если бы не вся эта заваруха. А пока мы, действительно, не будем спешить. В конце концов, познания в медицине никогда никому не вредили. А когда ты наконец поймаешь Паука, я сам привезу Элизабет в Лондон. Думаю, ей понравятся театры и музеи. А вот мужчины, похоже, ее совсем не интересуют… Впрочем, поживем – увидим.
Он искоса взглянул на внука, как будто ожидая, что тот скажет. Но лицо Натана было непроницаемо. Тогда герцог улыбнулся и вернулся к обсуждению насущных проблем:
– Когда твои люди прибудут сюда с этим самозванцем из Парижа?
Хоксли ускорил шаг.
– Я их не жду здесь. Я собираюсь встретиться с ними на берегу.
– Хорошо, только возьми с собой охрану.
Утром следующего дня тишину холла нарушил дверной молоточек. Лакей, направляющийся открывать дверь, услышал раздраженный шепот Марша у себя за спиной:
– Кто это там расшумелся? Они разбудят герцога!
В этот момент наверху хлопнула дверь, затем раздался голос герцога:
– Что происходит, Марш?
Старик сошел с лестницы, на ходу завязывая пояс халата. Марш отругал посыльного за дверью, взял конверт из его протянутой руки и, быстро осмотрев его, передал письмо герцогу.
– Это для вас, милорд.
– Не для Натана?
– Нет, сэр. На конверте ваше имя. Это из Пэкстона. А лорд Хоксли уехал несколько часов назад.
Дрожащими руками герцог сорвал восковую печать и быстро пробежал глазами письмо.
– О Господи, она вернулась в Пэкстон!
