Текст книги "Разговор с родителями"
Автор книги: Дональд Винникотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– А она не хотела играть его игрушками?
– Нет-нет, она бы ни за что к ним не притронулась. Но когда видела, что он берет ее игрушки (хоть она и не притрагивалась к ним года два), то снова хотела играть с ними. И это тоже затихло, более-менее благополучно… Теперь ему восемнадцать месяцев, и все начинается снова, потому что он не сидит на месте и хватает ее вещи.
– …Что-то вроде перетягивания каната?
– Да-да, в самом деле. Она подкладывает свои вещи – я ей всегда говорю: «Положи на стол, где он не достанет.» Но она положит их где-нибудь низко, и поворачивается спиной… А он подходит и начинает таскать их по всему дому, и тогда она приходит в ярость. Но на самом деле она очень терпелива с ним.
Дональд Вудс Винникотт:
Когда мы использовали этот фрагмент в нашей первой программе о ревности, я сказал: «У меня возникает чувство, что этой девочке на самом деле нравится, когда брат берет ее игрушки, хотя она и протестует.» И добавил: «Возможно, она воспринимает ситуацию и с его точки зрения, а не только со своей.» Способность к проживанию в воображении чужого опыта значительно обогащает, если только при этом не упускается из виду, что является переживаниями «Я» в строгом смысле. Это один из путей, которыми может начинаться игра, и в игре воображения нет пределов возможностям идентификации себя с людьми и вещами. Ребенок может быть пылесосом или лошадью; может быть королевой или принцем; или новым ребенком, кормящей матерью, отцом. Мы не можем дать ребенку способность играть, но оберегая, терпя, выжидая и делая все то, что вы делаете не думая, вы способствуете его развитию. Можно было бы сказать еще многое, но, возможно, этого достаточно для того, чтобы показать, что ревность исчезает с внутренним развитием ребенка, которое становится возможным благодаря последовательной нормальной заботе.
* * *
Я говорил о ревности как о здоровом, нормальном для маленьких детей явлении, которое означает, что они любят и уже значительно продвинулись в своем отходе от полной незрелости, с которой начинали. Я говорил также и об отдельных шагах в развитии, которые делают возможным прекращение ревности как таковой. Все время я хотел показать, что эти шаги в развитии младенца и маленького ребенка не могут быть сделаны без того, что можете обеспечить вы, то есть без жизненных взаимоотношений, в которых ребенок находит воплощенную надежность, зависящую от того, будете ли вы самим собой.
Кроме этого основного условия, которое вы обеспечиваете, существуют специфические моменты, и от них многое зависит. Например, вы помогаете ребенку предвидеть, что должно произойти. Когда вы знаете, что в его жизни должны совершиться большие изменения, вы пытаетесь как-то предупредить его. Если вы хотите ввести новую пищу, вы даете попробовать, а затем оставляете его в покое. И вероятно, вскоре ребенок захочет новой еды, которая у вас уже наготове. Подобным же образом вы пытаетесь предупредить, когда ваша новая беременность очевидна и у вас нет сомнений, что скоро появится новый ребенок. Вы можете подумать, что будет легче, если использовать слова, объяснять, но я сомневаюсь в этом. Конечно, если ребенок уже понимает речь, вы объясните ему – в словах и историях, с помощью книг с картинками. Смешно было бы этого не делать. Но вот что важно – ваше отношение к беременности, оно имеет значение задолго до того, как может быть использована речь. Если, например, новая беременность для вас желанна и естественна, вы постепенно дадите понять вашему годовалому ребенку, что существует причина, по которой сидеть у вас на коленях стало как-то не так, как раньше. Ваш маленький мальчик или девочка почувствуют, что у вас там что-то важное. А если вы нелегко принимаете факт беременности и перемены, которые она приносит (а есть много таких людей), тогда здесь возникает некая тайна, и ребенок, жизнь которого должна вот-вот сильно измениться с рождением младенца, окажется никак не подготовленным, когда новое дитя действительно появится на свет. Несколько проще, когда ребенок, чьи интересы затрагиваются, немного старше. Послушайте вот это.
МАМЫ:
– Я очень беспокоилась, когда рожала Роджера. Понимаете, у меня были две девочки, четырнадцати и тринадцати лет, и мне хотелось иметь еще ребенка, пока это возможно… И я была совершенно сбита с толку, не зная, как быть… Вот я и обсудила это с девочками и спросила, как они отнесутся к тому, что у меня будет еще ребенок… Странная затея, не правда ли, до того, как вы зачали ребенка, обсуждать это с другими детьми, но я думала, это неплохая идея… И они были в восторге, представляли, как это прелестно, и как они будут рады новому беби. И мы решили, что это будет мальчик. А Сьюзен, моей младшей дочери, было тринадцать… Роды были несколько преждевременные, и я сказала акушерке, что роды начались, и не скажет ли она Сьюзен, что если та хочет прийти посмотреть на роды, то может это сделать. И она вбежала ко мне перед школой… А у меня были схватки, понимаете, и вот я сказала: «Ну, – сделав глубокий вдох и думая, что могу загубить ей всю жизнь. – Ну, вот это родовая боль, и так вот все и происходит». А она похлопала меня по спине и сказала: «Ну, я думаю, у тебя впереди еще несколько часов. Увидимся после школы»… И пошла. Теперь она сама должна рожать через месяц, и я думаю, ей это чрезвычайно нравится. Хорошо подготовлена, надо думать.
Дональд Вудс Винникотт:
Этой девочке было тринадцать лет. Мама, конечно, говорила с ней, но я думаю, именно отношение матери к предстоящему имело значение. А как обстоит дело с меньшими детьми? Детям в один или два года еще далеко до того, чтобы понять, почему в этом году в феврале двадцать девять дней. Но в то же время они вполне способны, не так ли, в год или два, немножко вчувствоваться в положение матери младенца? Я говорю скорее о чувствах, чем о разуме ребенка. У большинства детей к годовалому возрасту есть некий совершенно особенный для них предмет, и они иногда, если можно так сказать, в грубом подобии, нянчат его, а вскоре уже несомненно играют в мать и ребенка.
Я сказал, что вы помогаете ребенку предвидеть. Вы делаете и другое; например, пытаетесь быть справедливой, а это очень трудно; вы можете только пытаться. И надеяться, что у вас нет явного любимчика, кроме, конечно, новорожденного ребенка, когда ему необходимо чувствовать, что он обладает вами целиком. Вы и отец ребенка разделяете ответственность по-разному. И когда ребенок недоволен матерью и ее новым занятием, он естественно обращается к отцу. Многие отцы хотели бы помочь, им не нравится столько времени проводить на работе, где от них нет никакой практической пользы.
И еще, в целом оказывается, что вы не отдаете предметов, драгоценных для других детей, новому ребенку, но позволяете каждому ребенку собирать свою собственную коллекцию и специализироваться. Так что, хотя в основном внутреннее развитие ребенка уже обеспечено тем, что он может полагаться на вас, существует еще много стрессовых моментов, требующих вашего отдельного внимания.
Конечно, вы, я полагаю, понимаете, что процесс развития связан с очень сильными эмоциями и что маленькие дети чувствуют не меньше нашего. Подозреваю, что они чувствуют больше. Мы, взрослые, считаем себя счастливыми, если нашли способ сохранить в себе что-то от детской интенсивности переживаний. Маленькие дети не только ощущают с чрезвычайной остротой, но их также нельзя отвлечь от той реальности, которая их беспокоит. У них еще не было времени создать личные способы защиты от слишком мучительных чувств, и именно поэтому они кричат. Именно поэтому так важно помочь ребенку предвидеть события, выходящие за рамки ординарного.
В период ожидания такого события происходит организация защитных ресурсов внутри личности ребенка. Что-то вроде того, что вы видите на столе, когда дети играют в солдатики и развертывают армии для защиты или атаки на крепость. Мысль о том, что чувства маленьких детей очень интенсивны, а тревоги или конфликты так мучительны, что им приходится организовывать защиту внутри себя, приводит меня к последней теме, которой я хочу коснуться в этом разговоре о ревности. Это относится к ненормальной ревности. Часто случается, что нечто складывается неправильно. Либо ревность не прекращается и продолжается открыто, или она прячется, так сказать, под прилавок и искажает личность ребенка.
В воспитании детей нет никакого смысла стремиться к совершенству. Многое, что сложилось неправильно, залечится со временем; по крайней мере, настолько, что будет незаметным. Но кое-что не срастается. Когда я сказал и повторил несколько раз, что ревность – нормальное и здоровое явление, речь шла о маленьких детях. По мере роста и развития личности почти к каждому мальчику или девочке приходит способность переносить чувства ревности, относиться к ним спокойно и использовать как побуждение к действию. Если у вашей подруги есть что-то лучшее, чем у вас, вы можете довольно спокойно выждать. Возможно, вы наверстаете упущенное позже или же сможете радоваться, что купили вместо этого что-то другое. Вы взвешиваете. Я думаю, у вас есть много такого, чему завидуют другие люди. Все это неотъемлемо от жизни и людей, живущих вместе.
Вы выросли и способны довольно легко справляться со всем этим, но начинали вы, так же, как и я, с совсем слабой способностью ждать своего времени. Но мы должны признать, что у некоторых людей наличествует стойкое искажение личности. Может быть, у вас есть сосед с ревнивым характером. Такие люди ухитряются, обычно не зная, что делают, провоцировать свое непосредственное окружение именно к таким действиям, которые возбуждают у них ревность. Эти люди несчастливы, с ними неприятно жить, и я бы не сказал, что это здоровая ревность.
В обсуждениях принимала участие одна мама, которая особенно откровенно говорила о себе и о том, каким образом продолжается ее ревность к брату.
МАМА:
– Ну, я была единственным ребенком… Когда мне было три, мама преподнесла мне братца. Мне это не казалось очень забавным. Я ревновала, как школьница, я кусала его, да… Он никогда не узнал, что я это делала, и я никогда не признавалась в этом… Но даже теперь – мне двадцать девять, ему двадцать шесть – мама может сказать: «Знаешь что, я купила Уильяму то-то и то-то.» И я отвечу: «Да, правда?» Понимаете? Вроде как «мне все равно.» Она скажет: «Ну, хорошо, хорошо, что тебе купить?» И расскажет мне точно, сколько она заплатила за подарок для Уильяма и проследит за тем, чтобы я получила ровно за столько же. Она купила ему кольцо с печаткой… Я знаю, это глупо, это подло, я хочу сказать, я замужем, а он не женат, но если она покупает ему кольцо, я тут же приду и скажу: «Он что, сам не мог себе купить?» Понимаете? И на прошлой неделе я получила свое кольцо со знаком зодиака.
Дональд Вудс Винникотт:
Мы можем быть уверены, что у людей с действительно ревнивым характером когда-то, в ранние годы, была веская причина для ревности. Беда в том, что у них не было честной возможности для проявления гнева, ревности и агрессии в то время, когда это было разумно и могло контролироваться. Если бы у них был такой шанс, то они, вероятно, прошли бы через фазу ревности и вышли бы из нее, как большинство детей. Вместо этого ревность сразу ушла внутрь, и истинная ее причина была утеряна, поэтому теперь для ревности выдвигаются ложные поводы и заявляется, что они вполне соответствуют действительности. Чтобы избежать такого искажения, нужно обеспечить маленьким детям такую опеку, которая позволила бы им быть ревнивыми, когда это оправдано. Я полагаю, что в норме ревность переходит в соперничество и честолюбие.
[1960]
Что раздражает?
Дональд Вудс Винникотт:
Есть люди, которые испытывают своего рода шок, когда обнаруживают, что могут испытывать к маленьким детям какие-то иные чувства, помимо любви. Если вы послушаете нижеследующий разговор, то обнаружите, что эти мамы вполне уверены в своей любви. Для них это нечто само собой разумеющееся, но они не стесняются говорить о темных сторонах семейной жизни. Их прямо попросили поговорить о том, что наиболее для них тягостно, и они, по-видимому, не испытывали затруднений в ответе на поставленный вопрос. Вот начало.
МАМЫ:
– Итак, я попросил вас прийти сегодня сюда рассказать о том, что бывает особенно неприятным для вас как матерей. Миссис В., прежде всего, сколько у Вас детей?
– У меня семеро детей, от двадцати до трех лет.
– Находите ли Вы, что быть матерью на самом деле довольно надоедливая работа?
– Ну, думаю, в общем да, если быть вполне честной. Я думаю, главную трудность в семье представляют досадные мелочи, вроде постоянной неприбранности или тщетных попыток уложить их всех в кровать – это, я считаю, раздражает.
– Миссис А.?
– У меня только двое детей – один уже ходит, а другой совсем малыш, и, конечно, раздражает меня старший. Как у миссис В., это все мелочи… А еще недостаток времени, чтобы справиться с детьми – все время спешка. А мой сын всегда находит себе какое-то занятие, как раз когда у нас есть ровно две секунды, чтобы собраться и выйти из дому.
– Миссис С.?
– Да. У меня две девочки, одной три, а другой всего год, и я думаю, что согласна с предыдущими: время – это большая проблема, его никогда не бывает достаточно для того, чтобы сделать все, что хотелось бы.
– Вы имеете в виду, что существует нечто помимо ухода за детьми, чем Вам хотелось бы заняться, но Вы не можете? Что-то для себя?
– Ну, наверное, да. Я очень люблю заниматься детьми и, в целом, это очень благодарное занятие, но очень суматошное. Это особенно тяжело, когда я устала. Я пытаюсь сделать так, чтобы этого не было, но это не очень-то просто…
– А что, как Вы думаете, вызывает у матери усталость? То, что нужно сделать слишком много дел за ограниченное время, или какого-то рода борьба с ситуацией?
– Нет, я думаю, слишком много дел за ограниченное время. В шесть часов, скажем, одному пора будет в кровать, а нужно попить чаю с детьми, вымыть чайную посуду, другого ребенка надо кормить, и еще приготовить ужин для мужа – и все сделать примерно за час. (Смех).
Дональд Вудс Винникотт:
Ну вот, хорошее начало. Когда у вас несколько детей, дом не может выглядеть прибранным, да и невозможно поддерживать порядок в собственной голове. Все время суета, потому что вам нужно следить за часами, и так далее. А дети – по крайней мере те, что поменьше – не достигли возраста, когда становится интересно помогать взрослым и копировать их. Мир создан для них, и дети ведут себя в соответствии с этим предположением. Далее, проблема усталости, которую всегда следует иметь в виду. Когда вы устали, обычно интересные вещи могут стать тягостными, а если вы не выспались, то приходится еще бороться со сном. И вас не хватает на то, чтобы получать удовольствие от всего интересного, что делают дети и от того, как они день за днем развиваются.
Вы заметили, что на этот раз я говорю больше о мамах и их чувствах, чем о детях, за которыми они присматривают. Слишком легко идеализировать положение матери. Мы отлично знаем, что в каждой работе свои разочарования, рутина и иногда она кажется последним делом, которым кто-то захотел бы заниматься. Ну, а почему нужно думать по-другому об уходе за детьми? Я думаю, через несколько лет эти мамы уже не будут отчетливо помнить, что они чувствовали, и им будет очень интересно послушать эту запись, когда они достигнут тихой гавани – станут бабушками.
МАМЫ:
– … И все сделать примерно за час.
– Каждый вечер, от половины шестого до полвосьмого у нас полный хаос… Просто не верится, что это может кончиться… Все должно происходить в положенное время, но никогда не происходит, потому что случается еще что-нибудь ужасное – кто-то проливает свое молоко, или что похуже… или даже – кот залез к кому-то в кровать, и они не могут лечь спать, потому что там кот… или его там нет… они спускаются вниз по шесть раз, чтобы посмотреть, что я делаю, в общем, полный хаос. (Смех).
Дональд Вудс Винникотт:
Мне понравилась эта фраза про кота, который то ли там, то ли его нет! Вопрос не в том, делаете ли вы что-то правильно или неправильно. Неправильно – это именно то, как идут дела в данный момент, поэтому кажется, что наоборот было бы правильно. Конечно же, не было бы. А может быть, вы не замечаете того, что идет как надо. Но все, что хоть чуть-чуть не так, становится ужасным происшествием, вызывающим плач и вопли.
В следующем фрагменте мама говорит об ощущении, которое, должно быть, весьма обычно – что какие-то искусства, которыми владеет мать, покрываются ржавчиной, не находя себе применения; или она с удовольствием училась бы чему-то, но это приходится отложить на неопределенный срок.
МАМЫ:
– Есть ли у Вас что-то, чем Вам хотелось бы заниматься для себя, ну, например, написать роман или испечь какой-нибудь особенный пирог, или что-то другое, что Вы не можете делать из-за детей?
– Ну, меня, например, очень интересует социальная работа и вообще что-то подобное. Мне хотелось бы заниматься тем, что, как мне говорили, я могу делать… И мне предлагали такую работу, а я не могла, потому что нет времени… Мне очень обидно, что я не могу всем этим заниматься, потому что должна сидеть дома.
– Да, я занималась на курсах кройки и шитья в прошлом году и мне это чрезвычайно нравилось. Но когда появился второй ребенок, я поняла, что просто не могу закончить все вовремя, и в восемь часов я думала: «Нет, хоть убейте, сегодня вечером я никуда из дома не выйду.»
– Есть вещи, которыми Вам хотелось бы заняться?
– Да, я очень люблю шить, но это очень нервная работа, когда дети… (Смех)…Мне действительно это нравится, но я настолько бываю поглощена работой, что забываю про время, и тогда может случиться что-то ужасное. Я вообще плохо слежу за временем. Я слишком люблю забывать про него.
– Меня ужасно раздражает то, что утром мне приходится бросать все, чем я занимаюсь, и готовить обед… Я сама прекрасно бы обошлась чем-нибудь вроде крутого яйца, но… К тому же у меня есть муж, поэтому нужно… (Говорят одновременно).
Дональд Вудс Винникотт:
Тут, вдобавок к детям, на сцене появляются мужья со своими ожиданиями, и начисто уничтожают все усилия жены – матери – выкроить время для самой себя, для занятий, которые требуют сосредоточенности. Именно здесь жена может вдруг открыть, что желала бы жить, как мужчины – с хорошей опрятной работой, определенным рабочим временем или профсоюзными правилами, которые как раз защищают их от всего того, что для нее тягостно. Я думаю, в это время она не способна понять, как это некоторые мужчины могут завидовать женщинам – потому что те сидят дома, заваленные домашней работой, в великолепной кутерьме, создаваемой кучей детей. Здесь мы возвращаемся к беспорядку и неприбранности.
МАМЫ:
– Я думаю, неприбранность – кошмарная проблема… Хотя у меня есть прислуга, все равно… Пусть я прошлась по всему дому и все привела в порядок, через двадцать пять минут вы подумали бы, что я не притрагивалась ни к чему уже года два или три… Повсюду валяются игрушки, которые им нужны, и кусочки бумаги, которые им нужно изрезать. Не следует на это жаловаться – они дожны, конечно, это делать. Но иногда очень хочется устроить скандал, а вместо этого приходится им позволять.
– Когда мои были еще маленькими, лет до четырех, оказалось, что им обязательно нужно было быть там же, где и я. Если я была на кухне и готовила, то они тоже были на кухне и готовили. Если я что-то делала наверху, то они тоже были наверху. Они не отходили от меня, все время крутились вокруг, и это, я считаю, временами жутко раздражает.
Дональд Вудс Винникотт:
А как насчет того, чтобы удерживать беспорядок в каком-то одном месте?
МАМЫ:
– Как Вы считаете, проще позволить им бродить по всему дому, или попытаться их ограничить собственным помещением?
– Нет, у меня есть одна комната, в которой, как я молюсь и надеюсь, они не устроят кавардак… Но они неизбежно устраивают кавардак в каждой комнате – они пролезут повсюду.
– А как Вы думаете, возможно как-то ограничить их?
– Ну, я не знаю, может быть, мне повезло, но Кристофер, кажется, понимает, что ему полагается играть в детской.
– Сколько ему?
– Два года – чуть больше.
– Он может видеть вас из детской?
– Нет-нет, она далеко от кухни, но у нас такая квартира, все на одном этаже, поэтому он может просто прийти ко мне, и заодно поиграть в кухне. Конечно, многие считают, что это неправильно. Я не подумала о том, чтобы поставить загородку, пока не стало слишком поздно. В гостиной и столовой у нас старомодные дверные ручки, и ему непросто открыть дверь, поэтому эти комнаты пока в порядке.
Дональд Вудс Винникотт:
Тут ничего не поделаешь; нужно смириться с тем, что маме с маленькими детьми, скорее всего, придется жить в конюшне. В настоящее время им неизвестно, как с этим бороться. Может быть, когда дети подрастут, опять воцарятся спокойствие и порядок, а может быть, и нет.
МАМЫ:
– У нас каждый вечер происходит одно и то же грандиозное сражение по поводу собачьего ужина: кто будет кормить собак. Есть расписание, вы понимаете, но всегда находится причина, почему именно тот, чья сегодня очередь, именно сегодня не будет кормить собак. (Смех) И проходит минут двадцать пять, а собаки выстроились и ждут, когда же им дадут хоть что-то… Из-за этого ужасного спора, который – я сейчас вдруг почувствовала, как это тягостно – типичен для больших семей. Не только о собачьем ужине. Вы садитесь за стол, и кто-нибудь что-нибудь скажет, и прежде чем вы поймете, что происходит, уже каждый пытается перекричать всех остальных, потому что тут дело принципа… Вы понимаете – и такие споры возникают у нас по любому поводу.
Дональд Вудс Винникотт:
Все эти примеры показывают, как по многим причинам забота о маленьких детях может становиться обузой, вне зависимости от того, насколько дети любимы и желанны. Одной из проблем является незащищенность матери от вторжения в ее частный мир. Должна же быть какая-то ее часть, святая святых, куда не может иметь доступа даже ее ребенок? Должна она защищать себя или сдаться? Ужасно то, что если у нее что-то где-то спрятано, то как раз этого ребенку хочется больше всего. Если есть секрет, то именно секрет должен быть отыскан и вывернут наизнанку. Ее сумочка все знает об этом. На следующей неделе мне хотелось бы рассмотреть подробнее эту особенность положения матери.
* * *
В конце прошлой недели, после того, как эти женщины поговорили о том, что тягостно для матери, я особо выделил один вопрос: как личная жизнь матери подвергается вторжению и выворачивается наизнанку. Я хочу развить эту мысль, так как она имеет самое прямое отношение к тому, что может быть тягостным для родителей, и особенно для матери.
Вы, конечно, вспомните, что это – матери, которым нравится замужество и нравится иметь детей, и что они с нежностью относятся к своим детям, и по-другому для них быть не может. Однако когда их прямо попросили поговорить о том, что является для них источником досады, они сделали это с удовольствием.
Найдутся и такие, у кого нет опыта подобных переживаний. Некоторым, с одной стороны, пришлось тяжелее, они оказались совершенно сбиты с толку, запутаны и нуждаются в помощи. Здесь победила неразбериха, и мать стала болезненно чувствительной. Так или иначе, но она уже не способна быть тем, чем ей хотелось бы быть. У некоторых, с другой стороны, не возникало ощущений беспорядка и вторжения. Им удалось сохранить гостиную в аккуратности и чистоте, каким-то образом их младенцы и маленькие дети вписались в установленный распорядок и большую часть времени царило спокойствие. Здесь возобладала мать и ее весьма жесткая система «хорошо» и «плохо», а детям пришлось приспособиться, готовы они к тому или нет. Конечно, многое могло бы быть сказано в пользу спокойствия и порядка, если бы его можно было достичь без чрезмерной задержки в развитии спонтанности ребенка.
Мы все время должны помнить, что бывают самые разные родители и самые разные дети и, исходя из этого, мы можем обсуждать различные вариации, не оценивая одни как хорошие, а другие как плохие. Но не кажется ли вам, что крайности, в ту или другую сторону, обычно являются знаком того, что где-то что-то не так?
Часто родители говорят, что в викторианские дни все было намного проще, ребенка отсылали в детскую и никто не думал, поступив так или иначе, что он укрепляет или подрывает его душевное здоровье. Но даже в викторианскую эпоху огромное большинство людей растили детей, ползающих на полу у них под ногами, создающих повсюду шум и беспорядок, и без помощи нянек в накрахмаленных передниках. У каждого века свои обычаи, но я думаю, что-то оставалось неизменным, а именно эта ужасная склонность маленьких детей залезать в самую середину тех мест, где матери держат свои секреты. Вопрос в том, может ли мать успешно защитить себя и сохранить свои секреты, не лишив в то же время ребенка существенного элемента – чувства, что мать доступна? Сначала ребенок полностью владел ею, а на полпути между обладанием и независимостью обязательно должно быть место для доступности.
Сторонний наблюдатель может легко заметить, что только на некоторое время мать совершенно открыта для своих детей. У нее были свои секреты и они снова у нее будут. И когда-нибудь она будет считать себя счастливой оттого, что было время, когда ей бесконечно досаждали беспредельные притязания собственных детей.
Для матери же, которая находится внутри этой ситуации, нет ни прошлого, ни будущего. Для нее есть только настоящее, с ощущением, что не осталось ни одного неисследованного места; нет ни Северного, ни Южного полюса, потому что какой-то бесстрашный исследователь нашел и подогревает их; никакого Эвереста, потому что какой-то альпинист достиг вершины и разрушает ее. Дно океана исследуется батискафами, а если у нее и была одна загадка, обратная сторона Луны, то и ее достигли, сфотографировали и низвели с положения тайны до научно установленного факта. Нет ничего святого.
Кто захотел бы быть матерью? Кто же, как не действительная мать ребенка! И некоторые особые люди – это няни, которые находят способ занять место рядом с настоящими родителями.
Вы можете спросить, какой смысл пытаться выразить словами, что тягостно в положении матери? Я думаю, матерям легче, если они могут высказать вслух, что их мучает, в тот момент, когда они испытывают муки. Закупоренное чувство обиды наносит вред любви, которая стоит за всем этим. Я думаю, именно поэтому мы ругаемся. Слово в нужный момент собирает вместе все негодование и делает его достоянием гласности, после чего мы успокаиваемся, чтобы в течение какого-то периода продолжать свои дела. На практике я обнаружил, что матерям помогает, если привести их в соприкосновение с их самыми горькими обидами. Между прочим, большинству из них помощь не требуется, но в расчете на тех, кому она действительно нужна, я однажды написал перечень из примерно дюжины причин, почему мать может обнаружить, что ненавидит своего ребенка. Вы понимаете, конечно, что я говорю о матерях, которые любят своих детей и которые не боятся рассматривать другие свои чувства. Например, вот этот ребенок – вовсе не тот, которого мать себе представляла; не совсем та идея, которая существовала у нее в уме. В каком-то смысле, этот образ с большим правом может считаться ее порождением, чем сам ребенок, ставший таким реальным в ее жизни. Реальный ребенок появился, конечно, не с помощью магии. Настоящий мальчик или девочка получился в результате трудного процесса, в котором мать подвергалась опасности, как во время беременности, так и при родах. Этот ее настоящий ребенок в грудном возрасте делает ей больно, хотя процесс кормления и может быть приятен. Постепенно мать обнаруживает, что ребенок обходится с ней как с бесплатной прислугой, требует внимания к себе и поначалу его вовсе не заботит ее благополучие. Со временем он начинает кусать ее, и это все из-за любви. Предполагается, что вначале мать любит ребенка всем сердцем, всего целиком, и гадкие, и приятные его стороны, и грязь впридачу. Но вскоре ребенок начинает терять свои иллюзии относительно матери и демонстрирует это, отказываясь от предложенной хорошей пищи, так что мать начинает сомневаться, все ли у нее в порядке. А его возбужденная любовь корыстна, и после полученного удовлетворения мать отбрасывают прочь, как шкурку от апельсина. Нужно ли продолжать это перечисление причин, по которым мать могла бы ненавидеть младенца?
В первые месяцы жизни у ребенка нет никакого понятия о том, что мать делает хорошо, и чем жертвует, чтобы делать это хорошо. Но если что-то не так, возникают жалобы в форме воплей. После целого утра криков и демонстраций характера мать выходит с младенцем за покупками, и младенец улыбается постороннему, который говорит: «Ну, разве он не прелесть!» или «Какое милое, чудесное создание!» Мать отдает себе отчет, что если она не оправдает ожиданий ребенка вначале, то очень долго будет за это расплачиваться, а если оправдает, то нет никаких оснований надеяться на благодарность. Вы можете сами найти еще дюжину причин. Вероятно, вы не придумаете ничего хуже той, которую я выбрал для обсуждения, – что ребенок вторгается в ваши самые сокровенные области. Если возможно, я хотел бы пояснить это для вас.
В самом начале, когда ребенок – в вас и часть вас, нет трудностей. Ребенок в матке, хотя он, так сказать, только постоялец, сливается с любыми представлениями, которые у вас когда-либо бывали о детях, и на самом деле представляет собой загадку. Загадка становится ребенком.
За девять месяцев у вас была масса времени, чтобы развить особое отношение к этому феномену, секрету, ставшему ребенком, и через несколько месяцев беременности вы становитесь способной идентифицировать себя с ребенком, который в вас. Чтобы достичь этого состояния, необходимо спокойное состояние ума, и здесь неоценимую помощь может оказать ваш муж, если он заодно с вами и улаживает дела с внешним миром за вас обоих.
Мне кажется, что это особое отношение хотя и заканчивается, но не в момент рождения ребенка. Я думаю, такое специфическое положение длится несколько недель после рождения, если только не помешают неудачные обстоятельства, низводящие вас на землю, вроде необходимости покинуть родильное отделение, увольнения неподходящей няни, или болезни вашего мужа, или чего-то еще.
Если вам повезет и никаких неприятных осложнений не будет, это особое состояние будет изживаться постепенно. Затем для вас начнется процесс восстановления себя как взрослой личности, на который уйдет несколько месяцев. Вашему ребенку необходимо, чтобы вы сумели сделать это, хотя процесс и причиняет ему боль. И вот тут начинается грандиозная борьба – ребенок, сам больше не являясь секретом, делает заявку на все ваши секреты. Хотя он и ведет проигранное сражение, ставит один заявочный столб за другим в нескончаемой золотой лихорадке, но золота никогда не бывает достаточно. Нужно выставлять новую заявку. И в любом случае вы восстанавливаете свой статус независимой индивидуальности, что делает ваши золотые жилы все более и более недоступными.
