Текст книги "Смерть на коне бледном"
Автор книги: Дональд Серрелл Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Рядового Мосса больше никто не видел. Неизвестно, жив он или нет. А тело Левенса через несколько месяцев после расследования гибели Кэри обнаружили в свежевырытой канаве к северу от Калькутты. Об этом писали в местной газете. Труп пролежал в канаве некоторое время, и причину смерти установить не удалось. Его опознали по содержимому карманов. Вполне обычный конец для дезертира, бедняга дошел до крайности, видимо, был пьян.
– Самоубийство?
– Бывает и такое, мистер Холмс, но чаще происходят несчастные случаи. Иногда достаточно напиться и упасть в канаву.
– Иногда и с чьей-нибудь помощью. Большое спасибо, мистер Дордона, – почти весело ответил Холмс. – Увидимся завтра.
Мы с другом наблюдали в занавешенное прозрачным тюлем окно за медленно удаляющейся фигурой мистера Дордоны. Священник уселся в ожидавший его кеб и уехал. Должно быть, в Викторию.
– Его история прозвучала вполне искренне, – сказал я, убирая со стола бумаги, чтобы горничная миссис Хадсон могла поставить чайник и чашки.
Шерлок Холмс все еще смотрел в окно.
– Полагаю, – произнес он, словно не услышав моего замечания, – письмо писал совсем не мистер Дордона. Кто-то сделал это за него и, вероятно, отправил от его имени, не оставив своему коллеге выхода и принудив явиться к нам.
– Какие у вас основания так думать, Холмс?
– Самые веские, дорогой Ватсон. Вы заметили, как он побоялся взять карандаш в нашем присутствии?
– Но это ровным счетом ничего не значит!
– Вы уверены? Дело не только в почерке. Перечитайте письмо. И скажите, мог ли тот мистер Дордона, который только что был здесь, сам его написать? Письмо типичного священника из пьесы, как, впрочем, и одеяние. Совсем не похоже на того предприимчивого джентльмена, с которым мы имели честь познакомиться. В этом деле замешаны двое. Кто второй участник, пока не могу вам сказать. Но собираюсь это выяснить как можно скорее.
– Вы полагаете, Сэмюэль Дордона – преступник? Не может быть!
– Вы неправильно меня поняли, Ватсон. Мистер Дордона – порядочный и честный человек, добрый друг покойного капитана Кэри. Иначе не пришел бы к нам. Но, как ни удивительно, при этом он еще и расчетливый обманщик. Честный обманщик – прелестное сочетание, вам не кажется? Прямо благородный вор или заботливый убийца из произведений Роберта Браунинга.
Холмс отвернулся от окна. Я внимательно наблюдал за ним, понимая, что он не скажет больше ни слова.
– Ну, завтра в три часа мы все выясним в Карлайл-меншенс.
– Ватсон, – отозвался Холмс, бросив на меня изумленный взгляд, – я вовсе не намерен появляться там завтра в три часа.
– Холмс, я вас не понимаю. Вы же сами сказали ему, что придете.
– Не понимаете? Прекрасно. Я не собираюсь соваться в ловушку, которую устроил мистер Дордона или кто-нибудь другой. Еще до трех часов дня я детально разведаю обстановку в Карлайл-меншенс. Если кто-то и попадется в силки, Ватсон, то их расставлю я.
Разговор прервал легкий стук в дверь. Вошла Молли с подносом, на котором стояли чашки, чайник и тарелка с булочками.
Как справедливо заметил накануне Холмс, мы не были завалены заказами. И от успеха нынешнего дела зависело многое, быть может даже будущее детективного агентства. Но в тот день мы более не говорили ни об убийстве принца империи, ни о смерти капитана Кэри, словно эти события не имели ровно никакого значения. Холмс вытащил из кофра скрипку и занялся недавно обнаруженными сочинениями Арканджело Корелли, итальянского композитора восемнадцатого века.
Только лучше узнав Холмса, понял я эту особенность его характера. Сыщики из Скотленд-Ярда, над которыми он столь часто подшучивал, не могли угнаться за ним именно потому, что считали свою работу рутиной, а мой друг относился к ней как к искусству. Когда он был, казалось, целиком поглощен музыкой высших сфер, его охватывало то самое вдохновение, которое помогало разрешить хитроумные, но вполне земные загадки.
Примерно через час Холмс объявил, что желает прогуляться по Риджентс-парку. По его тону я понял, что в попутчиках он не нуждается, а когда чуть позже выглянул в окно, то увидел, что мой друг быстрым шагом направляется не в парк, а в сторону станции метро.
7
На следующее утро Холмс поднялся раньше обычного, и в начале одиннадцатого мы отправились на стоянку кебов возле Риджентс-парка. И при этом ни словом не обмолвились о том, кому собираемся устроить ловушку в Виктории и в чью западню можем попасться сами, если припозднимся! Весна выдалась прохладной, но розовые цветы миндаля на Парк-лейн уже начали распускаться, и мы любовались ими из окна экипажа. Лошадь шла быстрой рысью.
– Всегда полезно обследовать местность, Ватсон, – сказал мой друг, махнув рукой в сторону Грин-парка. – Грубейшей ошибкой с нашей стороны было бы позволить противнику первому занять выгодную позицию, если уж схватка неизбежна. В этом неблагополучном районе полным-полно так называемых многоквартирных домов. Подобные постройки и станции подземки здесь на каждом шагу.
Мы проехали Гайд-парк, окруженный домами в классическом стиле, потом миновали Гросвенор-плейс с ее фасадами, украшенными колоннами. Но вот кеб свернул на перепачканную сажей Карлайл-плейс сразу за железнодорожным вокзалом Виктория.
– Честно говоря, мне очень хотелось бы застать преподобного Дордону в добром здравии. Что бы вы о нем ни думали, Холмс, он, по всей вероятности, подвергает себя немалой опасности из-за своего покойного друга, капитана Кэри. Мне Дордона не кажется лжецом.
– Честный лжец, – чуть поморщившись, поправил меня Холмс. – Я не зря выбрал такое определение.
Карлайл-меншенс оказался довольно мрачным, утопающим в тени пятиэтажным зданием из потемневшего от времени кирпича. Лепнина на фасаде пожелтела. Напротив (на мой взгляд, чересчур близко) стоял похожий архитектурный шедевр. Узенькие улочки Виктории были наводнены такими вот современными монстрами в романском или венецианском стиле. Из их окон открывался, как правило, довольно унылый вид на стены соседних строений.
Однако этот район превосходно подходил тем, кто не желал привлекать к себе внимания. В то время в Лондоне появлялось все больше одинаковых доходных домов с безымянными владельцами и квартиросъемщиками. Здесь не жили постоянно, лишь снимали угол на короткое время, чтобы сэкономить на гостинице. Среди постояльцев, к примеру, были одинокие офицеры или чиновники, приехавшие в отпуск из Индии или Африки. Хотя даже такая квартира казалась чересчур дорогой нашему мистеру Дордоне.
Тут селились и молодые провинциалы, приезжающие в Лондон, чтобы сдать экзамены в адвокатуру или поступить на службу в Министерство иностранных дел. Запросы их были скромны: крыша над головой да гвоздь в стене, на который можно повесить шляпу. Здесь жили в основном холостяки, реже незамужние дамы, и почти никогда – семейные пары. В холле внизу обычно сидел портье, а днем приходила горничная – прибраться, постирать и застелить кровати. Вокруг Виктория-стрит располагались многочисленные недорогие кафе, где квартиросъемщики столовались за несколько шиллингов в неделю. Они редко разговаривали друг с другом и часто не знали соседей по именам, впрочем, их не слишком интересовало, что творится вокруг.
Двери Карлайл-меншенс были распахнуты, по всей видимости, чтобы проветрить помещение. В холле у самого входа стоял щуплый человечек средних лет в коричневом сюртуке и галстуке. В желтоватом лице и темных глазах выражалась глубочайшая печаль, столь же унылым бывает мопс, который потерял след хозяина. Этот тип время от времени принимался о чем-то расспрашивать облаченного в ливрею портье за стойкой и словно что-то разнюхивал.
– Полагаю, – пробормотал Холмс, – мы с вами все-таки угодили в ловушку. И разумеется, кто же еще мог ее подстроить?
Я сразу же узнал в этом суетливом хорьке нашего знакомца из Скотленд-Ярда, инспектора Лестрейда. Это про него и Тобиаса Грегсона Холмс говорил, что они выделяются среди прочих растяп из Управления уголовных расследований. Инспектор оглянулся и удивленно приподнял брови:
– Мистер Холмс? Доктор Ватсон? Сэр, только не говорите, что тоже занялись этим делом! Газетчики уже окрестили его «убийством в Карлайл-меншенс».
Сердце замерло у меня в груди. Неужели случилось страшное и наш давешний гость, Сэмюэль Дордона, мертв?
– Так и окрестили? – с улыбкой переспросил Холмс. – Нас, Лестрейд, в первую очередь интересует личность убитого, именно от этого зависит мое участие в деле. Вы уже это выяснили, полагаю?
– Еще нет, мистер Холмс, – отозвался инспектор, понизив голос, чтобы портье ничего не услышал. – Сказать по правде, сэр, я бы дорого дал за сведения о личности покойного. Пока, к сожалению, он решил нам ее не раскрывать. Судя по всему, этот человек пришел сюда на своих ногах и с пустыми карманами. Если только грабитель не обобрал его до последнего пенни, прихватив заодно и билет на омнибус. Но быть может, вам милее эта точка зрения.
– Но это все-таки убийство? Иначе полицейский вашего ранга сюда бы не явился.
– Убийство, сэр, будьте покойны, – решил покапризничать за наш счет Лестрейд. – Если только, конечно, вы не заявите, что он выстрелил себе в голову, а потом, чтобы позлить Управление уголовных расследований, спрятал оружие. Сэр Мелвилл Макнайтен еще не прибыл. У нашего начальника сегодня утром заседание в Министерстве внутренних дел. По поводу тех взрывов, устроенных ирландцами. Не явиться туда он не мог, но настаивал, чтобы мы без него не начинали. Так что, мистер Холмс, никто ничего тут пока не трогал, только медик осмотрел тело. Кто знает, быть может, несчастный был вашим другом?
– Безымянный труп, – одобрительно протянул Холмс.
– Все они начинают именно так, сэр.
– Но кто-то же снял комнату, в которой его нашли, и у того человека должно быть имя.
– У меня дело к преподобному Сэмюэлю Дордоне, – вмешался я. – Он мой клиент.
– Понимаю, доктор, – скривил губы в усмешке Лестрейд. – Но, насколько мне известно, никакого Сэмюэля Дордоны здесь нет.
– Разве он не снимал квартиру под номером сорок девять? Кто же тогда в ней жил?
– Точно не ваш мистер Дордона, доктор.
Инспектор повернулся и направился к лестнице, мы поспешили следом.
– Если верить конторской книге, – весело разглагольствовал он на ходу, – квартиру арендует иностранная медицинская миссия Евангелической церкви. А по нашим сведениям, эта организация никогда не имела с Карлайл-меншенс никаких дел. Да и вообще, по всей видимости, не существует.
Холмс быстро поднимался вслед за Лестрейдом по гранитной лестнице, шагая сразу через две ступеньки, а я замыкал шествие. Лестницу освещал тусклый свет, пробивавшийся сквозь пыльный стеклянный купол над нашими головами. На площадке четвертого этажа лежал потрепанный узорчатый ковер, стояли два плетеных стула и засохший папоротник в терракотовом горшке. При появлении инспектора охранник в полицейской форме тут же вскочил с места и вытянулся. На коричневой двери, возле которой он сидел, висела латунная табличка с номером сорок девять. Лестрейд легонько постучал, и ему открыл констебль в штатском.
– Благодарю, констебль Николс. Дальше мы сами. Присмотрите пока за портье. Пусть ни с кем не обсуждает это дело. И проследите за всеми уходящими и приходящими.
Когда дверь за Николсом закрылась, Лестрейд повернулся к нам:
– Мистер Холмс, его обнаружили утром. Между восемью и девятью часами. Чертов портье тут же, еще до нашего приезда, помчался в «Стандард» и продал им новость за полсоверена. Уже сейчас мальчишки-газетчики кричат о ней на всех углах, через час она будет в печати, и об убийстве на Карлайл-меншенс можно будет прочитать сегодня в вечерних выпусках. А мы еще не начали расследование. Писаки, разумеется, не опубликуют подробностей, но для них главное – заголовок.
Лестрейд сделал шаг назад, чтобы мы могли видеть комнату.
– Врач уже закончил осмотр. В этом районе, как обычно, работает доктор Литлджон. Огнестрельное ранение в голову. Пока это все, теперь нужно вскрытие. Мы ничего не предпринимаем и ждем сэра Мелвилла. – Лестрейд со вздохом обвел взглядом помещение. – Обычно-то справляемся с убийством уже к обеду. Но здесь другой случай, джентльмены. Запутанный. Иначе и не скажешь.
Из-за скудной обстановки и голых стен мрачная гостиная казалась очень большой. Два подъемных окна выходили на многоэтажный дом Лэндор-меншенс. Одна дверь вела, по всей видимости, в спальню и ванную, другая – в кухню. Стены разделял надвое деревянный бордюр, темно-зеленые пыльные обои над ним местами отслаивались, внизу темнел узор из поблекших цветов. Пол покрывал зеленый гладкий линолеум, на котором лежали два коврика: один перед камином, другой – за письменным столом. Круглый полированный обеденный стол с тремя стульями стоял у простенка между окнами. К дальней стене была придвинута тяжелая кушетка из красного дерева, обитая потрескавшейся черной кожей. Повсюду витал застарелый запах табака.
– В приемной у зубного и то уютнее, – заметил Лестрейд.
Посреди комнаты громоздился письменный стол с двумя тумбами, развернутый перпендикулярно к окну. В подобных районах воровство не редкость, а потому каждое окно изнутри закрывалось на защелку. Ее, очевидно, можно было открутить чем-нибудь вроде отвертки, а так рама опускалась только дюйма на два-три. В щели поддувало, и полупрозрачные занавески чуть колыхались от сквозняка.
Убитый сидел на стуле за письменным столом, вернее, лежал на нем, опустив голову на сгиб локтя и словно решив немного вздремнуть. Лицо было повернуто в сторону, мы с порога видели лишь затылок. Перепоясанный ремнем светло-коричневый клетчатый сюртук и краги могли принадлежать сельскому джентльмену, который недавно прибыл в Лондон и не знает еще, как здесь следует одеваться. Бедняга терпеливо дожидался визита сэра Мелвилла Макнайтена.
– Судя по всему, его прикончили рано утром, – объяснил Лестрейд. – Около семи. Доктор Литлджон неплохо разбирается в огнестрельном оружии. Занимался перестрелкой в фулемской прачечной в прошлом году. Так вот, он говорит, этого субъекта обнаружили почти сразу после убийства. Рана только-только перестала кровоточить. Взгляните сами, доктор Ватсон.
Инспектор подвинулся, словно приглашая меня осмотреть тело и подтвердить слова полицейского врача. Я дотронулся до челюсти умершего. Труп уже начал коченеть. Доктор Литлджон прав: убийство произошло около половины восьмого утра.
– Все верно, доктор Ватсон, – покровительственно заметил Лестрейд. – Я тоже проверил челюсть. Мускулы едва начали затвердевать. Уж нам-то эти хитрости известны. Разумеется, бывают исключения. В прошлом году, к примеру, у одной дамочки из Хокстона, алкоголички, случился эпилептический припадок, и трупное окоченение наступило мгновенно. Ее нашли возле дверей, она стояла совершенно прямо, холодная как лед, прислонилась к косяку и сложила руки на груди. Но здесь случай очевидный, только вот личность определить не можем.
Я склонился над умершим, стараясь не обращать внимания на инспекторскую болтовню, и Лестрейд тут же переключился на Холмса:
– Могу рассказать, как все произошло, сэр. Мы все занесли в протокол. Никто не слышал выстрела. А это странно, ведь в соседних квартирах со вчерашнего вечера и вплоть до того момента, когда обнаружили тело, находились люди. Разумеется, оружия не нашли. И не только оружия – даже пустой гильзы. Порохом не пахнет. На коже ни малейших следов ожога. А размер раны свидетельствует, что выстрел сделан с гораздо большего расстояния, чем размер самой комнаты.
– Очень интересно, – тихо отозвался Холмс.
– И чем же все это объяснить, мистер Холмс? Прибегнув к логике, можно заключить, что стреляли вовсе не в квартире. Но как же тогда произошло убийство? Ожога на коже нет, запаха пороха тоже, рана обширная.
– Действительно, как? – довольно поддакнул Холмс.
Судя по тону, мой друг готовился нанести несчастному инспектору сокрушительный удар. Но что за сюрприз он преподнесет, было совершенно непонятно.
– В таком деле, мистер Холмс, нужно проявить смекалку, – продолжал Лестрейд, многозначительно поднял указательный палец, а потом легонько постучал им себе по носу. – Быть может, нашего пострадавшего застрелили с улицы? Это был первый вопрос, который я себе задал. Разумеется, оконное стекло не разбито, в нем нет ни единого отверстия. Тогда как? Посмотрите, ближайшая рама приопущена на один-два дюйма. Видимо, чтобы проветрить комнату.
– Поразительно, – холодно заметил Холмс. – Вы сейчас расскажете нам, что стрелок притаился в доме напротив, а когда несчастный уселся за письменный стол, оказавшись на виду у убийцы, тот произвел невероятно искусный выстрел и попал с противоположной стороны улицы сквозь щель шириной в два дюйма прямо жертве в висок.
Лестрейд казался слегка задетым, ибо, по всей видимости, именно так он и рассуждал. Холмс будто бы украл блестящую догадку прямо из-под носа у инспектора. Но в голосе моего друга звучал сарказм, а значит, от теории полицейского скоро не останется камня на камне.
Я отвернулся от этих вечных противников и внимательно осмотрел брызги крови на правом виске жертвы. Если Лестрейд прав и стреляли в окно, убийца должен был обладать невероятной меткостью.
– И вы, полагаю, уже задержали жильца из квартиры напротив? – с довольным видом осведомился детектив.
– Пока нет, мистер Холмс, – обиженно отвечал инспектор. – Он бесследно исчез. Мы, конечно же, все про него выяснили, там караулит наш человек. Сцапаем мерзавца, как только появится.
– Разумеется, – кивнул Холмс. – Если только он вернется.
– По всей видимости, иностранец, – продолжал полицейский, пропустив мимо ушей эту реплику. – Некий мистер Рамон. Утром его не было в квартире, насколько нам известно. Мы опросили тамошнего портье. С него тоже не спускаем глаз. В конце концов, кто может поручиться, что он не убийца.
– Действительно, кто? – вздохнул Холмс. – С вашей-то изобретательностью, Лестрейд, вы мигом поймаете убийцу. Уж смелости вам точно не занимать. А что известно о покойном?
– Мы ничего о нем не знаем, сэр. Только то, что он находился в квартире, арендованной так называемой иностранной медицинской миссией.
– Верно. А как, кстати говоря, он попал в комнату?
– У него, наверное, был ключ, – с видимым раздражением отозвался инспектор.
– Ах да. Наверное. Вы нашли ключ?
– Мистер Холмс, в карманах у покойника было пусто. Кто-то все вытащил.
– Ну разумеется. В его карманах, без сомнения, рылся убийца, ибо кому еще это могло понадобиться? Значит, меткий стрелок из Лэндор-меншенс спустился, перешел улицу и поднялся сюда на четвертый этаж исключительно для того, чтобы залезть убитому в карман. А как же он проник в квартиру? У него, значит, тоже был ключ? У них обоих, следовательно, имелось по ключу. Иначе ситуацию невозможно объяснить. Тут у вас, Лестрейд, вырисовывается весьма необычное дело: один служитель евангелической миссии убивает другого.
– Да какая разница, как покойный сюда попал? – взорвался инспектор. – Кому какое дело? Должно быть, где-то в доме спрятан второй ключ.
– Превосходно! – кивнул Холмс. – Без сомнения.
– Как бы то ни было, джентльмены, мы проведем полный обыск после прибытия сэра Мелвилла Макнайтена. Перетрясем все ковры и занавески, разберем мебель, если понадобится. Пока же, если угодно, могу вам все тут показать.
– Нет, спасибо, – покачал головой Холмс. – Лучше расскажите подробнее о роковом выстреле. Здесь его никто не слышал, а в доме напротив?
– Насколько нам известно, нет, мистер Холмс. Но у нас есть доказательства и получше.
– Неужели? Превосходно! Давайте-ка выкладывайте.
– Вскоре после того, как служанка сообщила о трупе, один из констеблей измерил расстояние между домами, от этого оконного проема до противоположного. – Лестрейд снова уверенно расправил плечи и оглянулся на злополучное окно. – В Лэндор-меншенс, в комнате на той стороне улицы, оконный переплет располагается почти на той же высоте. Наши офицеры при помощи бечевки воссоздали траекторию пули. Выяснилось, что стреляли оттуда прямо в приоткрытую щель. И практически точно в висок человека, сидящего за письменным столом.
– Понимаю. Поскольку из-за близости вокзала тут ни на минуту не смолкает грохот, убийца просто выбрал удачный момент. Стук колес попросту заглушил шум выстрела? Именно поэтому ни здесь, ни в том доме никто ничего не услышал?
– Именно, – отрезал Лестрейд. – Что вам не нравится?
– Вы вытащили пулю?
– Для этого нужно провести вскрытие, сэр, чем займется доктор Литлджон в морге больницы Святого Томаса сегодня вечером. А пока пуля, по всей видимости, находится в мозгу покойного. Где же ей еще быть?
– Действительно, где? – В улыбке Холмса не было ни малейшего следа веселья. – Я обратил ваше внимание на пулю, Лестрейд, потому, что даже для меня очевидно: на виске покойного гораздо больше высохшей крови, чем обыкновенно бывает при подобном ранении. Это вам подтвердит доктор Ватсон. Поверите ли вы моему предположению о том, что это мягкая свинцовая пуля? Присмотритесь, и вы увидите: мы имеем здесь дело не с аккуратным пулевым отверстием, а с обширной раной.
– Ну и что с того?
– Мягкая револьверная пуля может убить даже без применения пороха. Духовое оружие широко используется последние две или даже три сотни лет. Оно гораздо удобнее огнестрельного, если стрелок желает остаться незамеченным. Выстрел из него не сопровождается ни вспышкой, ни взрывом, ни дымом. Отсутствует и запах пороха. Интересно, не находите? Ведь всего этого нет и на нашем месте преступления. Комната прокурена насквозь, но я не чувствую ни малейших признаков порохового дыма.
Лестрейда, казалось, насадили на крючок и вздернули. Холмс поспешил его успокоить:
– Инспектор, вы слышали о духовых ружьях фон Хердера? Нет? В нашей стране они, конечно же, редкость. Их пока, слава богу, используют только весьма и весьма искушенные международные преступники. Эти господа предпочитают заниматься вымогательством или мошенничеством и убивают редко. А если и вынуждены пойти на крайние меры, то делают это как можно тише. Фон Хердер изготавливает также пистолеты, накачиваемые сжатым углекислым газом. Из них мягкая револьверная пуля вылетает с весьма приличной скоростью, почти со скоростью звука, но не быстрее, ибо в таком случае она начнет издавать громкий шум. Весьма эффективно.
– Никогда с подобным не сталкивался, – отозвался Лестрейд, фыркнув в сторону, должно быть, теория показалась ему притянутой за уши. – Это же такая диковина, мистер Холмс! Боже мой!
Инспектор говорил уверенно, но в лице его читалась растерянность. Разумеется, о фон Хердере он раньше и слыхом не слыхал, но ему страшно не хотелось уступать и отказываться от собственной версии преступления.
– Я встречался с фон Хердером в Берлине несколько лет назад, – предался меж тем воспоминаниям Холмс. – Слепой немецкий механик, настоящий гений, но никаких моральных принципов. Его оружие работает на сжатом газе. Именно благодаря газу мягкая револьверная пуля и набирает страшную скорость. Убивает наповал, беззвучно, за пределами комнаты никто ничего не услышит.
– И конечно же, сэр, – тут же уцепился за свою версию Лестрейд, – из подобного оружия можно легко попасть в человека из дома напротив!
– Бог мой, нет, – удивленно возразил Холмс. – Я абсолютно уверен: стреляли в этой самой комнате. Убийца и жертва видели друг друга. Первый, по всей видимости, стоял, а второй – сидел за столом. Судя по ране, стреляли с небольшого расстояния, а дуло пистолета, естественно, было направлено сверху вниз. Как вы правильно заметили, я еще не обследовал помещение тщательно. Поэтому пока я ограничусь лишь этими выводами.
Холмс опустился на колено и провел рукой по гладкому полу.
– Кажется, стол совсем недавно передвигали. Совсем чуть-чуть, быть может, лишь для того, чтобы подмести под ним. Но обратно не поставили.
Затем мой друг, стоя на коленях, приподнял кончик ковра, лежавшего за столом.
– Так я и предполагал. Взгляните. Две небольшие круглые отметины на линолеуме. Уверен, эти углубления остались от двух передних ножек, которые давили на покрытие в течение многих месяцев, а быть может, и лет. Если мы чуть подвинем стол вперед, то ножки попадут точно в них, ручаюсь вам.
– И что же с того, мистер Холмс?
– Представьте, – продолжал детектив, поднявшись, – если мы поставим стол туда, где он стоял раньше, уперев ножки в те самые углубления в линолеуме, он подвинется вперед, видите? Тогда, прибегая к самым элементарным законам тригонометрии, даже с моего места можно заключить: жертва, сидящая за столом, не была бы на линии огня, если убийца целился из противоположного окна. Угол рамы делает попадание невозможным.
– Сплошные «если»! – возмущенно воскликнул Лестрейд. – А вдруг стол подвинули раньше, чтобы подмести под ним, и забыли поставить назад?
– А вдруг его подвинули после убийства? Причем оно произошло в этой самой комнате. Неужели, дорогой мой Лестрейд, вы мыслите именно так, как того хотел преступник? Минуточку.
С этими словами Холмс подошел к плотно закрытому дальнему окну, достал из нагрудного кармана чистый белый платок и, приподнявшись на носках, осторожно провел им по верхней оконной раме. Сыщик отличался высоким ростом, и до того места, куда он дотянулся, горничная смогла бы достать, только встав на лестницу. Мой друг аккуратно потянул вниз раму, насколько позволяли защелки, а потом проделал те же манипуляции с другим окном.
Закончив, Холмс вернулся к нам и продемонстрировал инспектору две грязные полосы на своем платке.
– Вполне вероятно, это ничего не доказывает, мой дорогой Лестрейд, но вам прекрасно известно, что сможет сделать в суде с помощью вот этого лоскутка материи неглупый адвокат. Если угодно, могу одолжить вам свое увеличительное стекло. Дальнее окно сейчас закрыто, но на нем остались следы уличной грязи и сажи, а значит, именно из него в комнату постоянно попадал воздух с улицы. Рама там, совершенно определенно, была опущена на протяжении нескольких недель, месяцев или даже лет. Зато сейчас она поднята до упора.
Инспектор мрачно смотрел на белый платок.
– А теперь обратите внимание на ближайшее к нам окно. На раме совсем немного пыли, и она явно комнатного происхождения. На платке даже остались частицы белой краски.
– Иными словами…
– Иными словами, мой дорогой друг, ближайшее окно нерадивые маляры красили, когда оно было закрыто наглухо. И с тех пор раму не трогали. Открыли ее только сейчас. И притом дергали со всей силы. Можно даже заметить небольшие неровности. Смотрите: на дальнем окне рама пыльная, но краска в порядке, а на ближайшем – рама чистая, а краска содрана.
– И что же это означает, мистер Холмс?
– Как только я вошел в комнату, – ответил мой друг, глядя в окно на дом напротив, – мне стало совершенно ясно: выстрел был произведен именно здесь, а не на той стороне улицы.
– И что из этого следует? Зачем убийца закрыл одно окно и с трудом открыл второе?
– Затем, что преступник хотел обмануть полицию. Мы должны поверить, будто стреляли из здания напротив. Хотя тамошний портье ничего подозрительного не видел. Но давайте на несколько мгновений отвлечемся. Посмотрите, с какой необычайной тщательностью расставлены предметы в этой комнате. Горничным в доходных домах вечно не хватает времени, они редко подходят к своим обязанностям с такой дотошностью. Полагаю, эту квартиру методично обыскали, а потом очень аккуратно разложили вещи по местам. Скорее всего, произошло это сразу же после смерти жертвы.
– Думаете, он здесь что-то прятал? – спросил я, отрываясь от осмотра тела.
– Думаю, его убили, – нахмурившись, ответил Холмс, – потому что он не хотел показывать непрошеному гостю, где именно спрятан некий предмет. Вещь, ради которой кто-то был готов пойти на преступление. Бедняга, как и вы, полагал, что его враг не осмелится выстрелить из опасения поднять на ноги здешних жильцов. Но просчитался. Минуточку.
Холмс жестом призвал Лестрейда к молчанию (слава богу, хотя и ненадолго), подошел к обеденному столу и поочередно выдвинул все три стула, внимательно вглядываясь в сиденья. По всей видимости, мой друг собирался предъявить инспектору очередное доказательство.
– Когда будете охотиться за убийцей, Лестрейд, ищите мужчину ростом не ниже пяти футов и десяти дюймов.
– Почему?
– Мой рост свыше шести футов. Когда я только что на ваших глазах осматривал окна и дотянулся до верхней рамы, у меня оставалось более двух дюймов в запасе. Человеку на несколько дюймов ниже меня потребовалась бы лестница. Но ее здесь нет. Если бы двигали тяжелую кушетку, на линолеуме остались бы следы. Больше в этой комнате нечего подставить под окно, разве только стулья. Но на плюшевой обивке нет ни следа, на них, по всей видимости, даже не сидели с момента последней уборки. Жилец, наверное, довольствовался кушеткой и стулом возле стола. Если бы на один из этих стульев кто-нибудь вставал, мужчина или женщина, остался бы отпечаток, который убийце не хватило бы времени скрыть.
Пока Холмс говорил, я продолжил осмотр трупа. Мой коллега прав. Свинцовая пуля пробила висок, нанеся значительное внешнее повреждение, а потом вошла в мягкие ткани. Судя по всему, стреляли с небольшого расстояния. Рана имела такой вид, что с равным успехом можно было бы предположить и самоубийство. Тут я перевел взгляд на лицо покойного, и на смену отстраненности медика пришел ужас узнавания.
Я видел в своей жизни немало мертвых мужчин и женщин. Окаменевшие лица, зачастую открытые глаза. В них будто застыл немой вопрос. Почему же, недоумевают несчастные в свои последние минуты, меня настиг столь трагический конец, что же будет потом? Вопрос, ответ на который является величайшей тайной. Именно этот страх неведомого запечатлелся в остекленевших зрачках убитого. Мне пришлось прервать словесную дуэль Холмса и Лестрейда.
– Я знаю этого человека, – тихо произнес я, пытаясь унять дрожь; разговор за моей спиной тут же смолк. – Лестрейд, одна ваша загадка решена. Мы однажды встречались и пробыли вместе достаточно долго, поэтому я совершенно уверен, что узнал его. Смерть чуть исказила черты, но, клянусь, мне известно его имя.
Я выпрямился. Холмс и Лестрейд не сводили с меня глаз.
– Его зовут Джошуа Селлон. Он носил форму капитана. В феврале 1879 года мы вместе ехали на поезде из Бомбея в Лахор, с нами в купе были два лейтенанта. Именно они сказали мне, что Селлон служит в военной полиции. Я и понятия не имел, что он сейчас в Англии. Не знаю, зачем он вернулся сюда. Во время нашей встречи он выказал обширные знания в области армейской юриспруденции и криминального права. Мы обсуждали так называемый тайный трибунал. Молодые люди упомянули некоего человека, которого Селлон знал, но о котором не желал говорить. Полковника Роудона Морана. Настоящего злодея и подлеца.
