Текст книги "Казнь Шерлока Холмса"

Автор книги: Дональд Серрелл Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ну и каков же будет наш первый шаг?

Вопрос был адресован Эшеру, но сыщик вмешался:

– Не предпринимайте ничего, сэр Джон. Не лишайте предателя доступа к секретным документам, пускай он думает, будто ему ничто не угрожает. Передачи должны продолжаться. Только теперь особенно важные бумаги следует подменять копиями, содержащими как можно большее количество ошибок. Оставляйте неискаженными лишь общедоступные факты, а также те, которые, по вашему мнению, могут быть уже известны шпиону. Все остальное пусть будет сплошной ложью. Вряд ли у Тирпица есть основания подозревать, что ваш человек в Берлине узнал о происходящем. Поэтому у вас, скорее всего, появится возможность дергать гроссадмирала за ниточки. Это единственный луч света на вашем пути. Стоит арестовать предателя, и вы окажетесь во тьме.

Сэр Джон Фишер встал и подошел к окну (на сей раз ему, а не Холмсу пришлось мерить шагами комнату). Сцепив руки за спиной, он выглянул на улицу: по тротуару гуськом семенили дети, которых вели домой после прогулки в парке. Наконец адмирал проговорил:

– Мы не можем менять курс. До недавнего времени мы опережали Тирпица: у нас было пять или шесть дредноутов, а у немцев ни одного. Если бы мне не препятствовали, я, по примеру Нельсона, нанес бы кайзеровскому флоту открытого моря упреждающий удар в Кильском канале, а на берег бы высадились пятнадцать тысяч наших морских пехотинцев. Но король не позволил. Теперь у Тирпица есть свои дредноуты и подводные лодки. Поймите, мистер Холмс, положение изменилось. Мы можем победить немцев лишь с помощью судов, которые были бы вооружены не хуже германских, но передвигались бы значительно быстрее. Таковы наши новейшие крейсеры: у нас их дюжина, и во вражеском флоте им нет равных. Защиту этим кораблям обеспечивает не столько броня, сколько скорость. В прошлом месяце мы спустили на воду два новых дредноута: «Несгибаемого» и «Непобедимого». Они полным ходом прошли семь тысяч миль до Фолклендских островов. Водотрубные котлы и турбинные установки сработали безукоризненно. Эти крейсеры смогут подойти к врагу, прежде чем он их заметит. Однако, зная особенности строения и бронированного покрытия наших судов, противник сможет направлять снаряды в самые уязвимые точки корпуса.

Первый лорд Адмиралтейства отвернулся от окна.

– Нарушать ход событий не следует, – сказал Холмс тем же спокойным голосом. – Предатель должен по-прежнему получать сведения и передавать их с помощью кода Морзе. Все, что вы можете сделать, – это снабжать врага ложными данными о конструкции крейсеров, мощности их турбин и котлов.

Фишер состроил недовольную гримасу:

– Задача непростая. Мы рискуем ввести в заблуждение собственных служащих.

– И все-таки вы должны справиться, – терпеливо ответил детектив. – Другого выхода нет.

На протяжении последующих нескольких недель на Бейкер-стрит доставили около дюжины простых конвертов. Каждый раз очередную перехваченную шифрограмму нам приносил посыльный – как правило, молодой флотский офицер в штатском. Холмс снова погрузился в работу, позабыв о сне. На сей раз ни одна строка из «Алисы в Зазеркалье» не помогла расшифровать цепочку четырнадцатибуквенных звеньев. Вероятно, из предосторожности враги сменили ключ. Шли дни, наступил ноябрь, и гениальный мастер дедукции становился все мрачнее.

– Они не могли ничего заподозрить, – утешал я его. – В противном случае передачи бы просто прекратились.

Мой друг, не слишком успокоенный этим аргументом, вздохнул.

– Остается лишь действовать методом проб и ошибок, Ватсон, – сказал он. – Мой брат Майкрофт и его друзья-математики умеют оперировать числами, которые настолько велики, что «не поддаются счету». Таковы шансы на успех у нашего противника.

Итак, Холмс упорно ломал голову над шифрограммами, а Джеки Фишер каждый день твердил ему, что, пока не будет раскодировано хотя бы одно новое сообщение, мы не узнаем, принял ли шпион фальшивые документы за чистую монету.

Миссис Хадсон вошла в комнату с подносом и поставила на стол серебряный чайник. Когда почтенная леди удалилась, Холмс повернулся ко мне и процедил:

– Все неправильно. У нас ничего не выйдет.

Я был потрясен. Мой друг никогда не произносил подобных фраз. Секунду помолчав, он исправился:

– Ничего не выйдет, если мы будем действовать по-прежнему. Ключом может служить любая книга мира или одно-единственное слово, повторяемое вновь и вновь. Нас, Ватсон, водят, как быков за кольцо в носу. Наша ошибка в том, что мы начинаем с начала, а надо бы – с конца.

– Но как можно начать с конца? Ведь прежде, чем приступить к расшифровке, мы должны получить ключ!

Холмс покачал головой:

– Его нам не найти. На это неприятель и рассчитывает. Чтобы раскодировать сообщение наугад, нам потребуется отрезок времени, примерно равный нынешнему возрасту вселенной. Нужно бросить попытки подобрать ключ и постараться хотя бы частично угадать содержание послания. Тогда, действуя в обратном порядке, мы, вероятно, сможем восстановить код либо получить его фрагмент. А затем будем продолжать расшифровку. Даже при отсутствии ключа, мой дорогой Ватсон, реально определить некоторые слова. Тогда часть кода окажется в наших руках.

– И что же это за слова? – поинтересовался я, решив не возражать за неимением более удачного плана.

– Принимая во внимание недавние события, нетрудно догадаться, что в шифрограмме непременно должно присутствовать имя собственное – «Дредноут». Пускай меня застрелят, если какие-нибудь четырнадцать букв ему не соответствуют. Ведь именно этот класс кораблей так интересует наших противников.

– Да, но в слове «Дредноут» только восемь букв, – осторожно заметил я.

– Хорошо. Тогда вспомним о любви тевтонцев к исчерпывающим формулировкам. «Линкор „Дредноут“» – вот вам и четырнадцать.

Холмс собрал шифрограммы и приготовился к работе. Судя по всему, она должна была растянуться на всю ночь. Когда пробило два часа, мы все еще трудились над одним из недавно перехваченных сообщений. Четырнадцатибуквенная строка казалась совершенно бессмысленной:

ЮКИЦЦБЦХХЩЫЩЯГ

– Попробуем снова, – терпеливо проговорил Холмс. – Допустим, эти четырнадцать литер означают «линкор „Дредноут“». Тогда каков ключ?

Мой друг приступил к обратному кодированию. Это был кропотливый труд. Таким образом мы уже проверили сотни подобных буквосочетаний, но ничего не добились. И вот настала очередь этой шифрограммы. Спустя две минуты мы изумленно воззрились на результат. Полученная фраза оказалась одновременно и ключом к посланию, и самим посланием: «Увы, мистер Холмс!»

Я был так ошеломлен, будто меня внезапно ударили в грудь. В мозгу, измученном ночным бдением, мелькнуло: может, далекий и невидимый враг запросто читает наши мысли? Мы с Холмсом молча поднялись из-за стола и уселись в кресла. Мое отчаяние нарастало.

– Конец, – горестно сказал я. – Но откуда, черт возьми, они о вас пронюхали?

Холмс вытряхнул содержимое трубки в камин, снова ее набил и зажег. Несколько секунд он сидел безмолвно. Затем повернулся ко мне.

– Думаю, они не могут ничего знать. Следовательно, и не знают. Если не ошибаюсь, это был выстрел наудачу, один шанс из тысячи. Чувствуется тяжеловесное немецкое остроумие. Вы ведь помните о том, что некоторые мои приключения стали широко известны публике благодаря вашему таланту. Вы, как никто, умеете описывать события в романтическом духе. Шпион вполне мог прочитать ваши рассказы. Эти слова принадлежат покойному профессору Мориарти и успели стать расхожим выражением. А посему давайте считать, что наши противники просто шутят между собой.

– Разве у нас есть на это основания?

Холмс казался на удивление невозмутимым.

– Как видите, это сообщение не последнее. Если бы шпион подозревал, что на его след напали, он замолчал бы. Кроме того, когда наши высокопоставленные друзья посещали нас, я время от времени поглядывал на улицу и не заметил за ними слежки. Но рано или поздно о поездках сэра Джона и лорда Эшера на Бейкер-стрит узнают. Следует принять дополнительные меры предосторожности.

Доводы Холмса не умерили моего беспокойства. На следующий день брат Майкрофт приготовил для нас отдельный кабинет в клубе «Диоген». Чтобы избавиться от возможных преследователей, мы сели в двухпенсовый омнибус, вышли на Оксфордской площади и дождались очередного экипажа, при посадке пропустив вперед ожидавших его пассажиров. Соглядатаю пришлось бы повторить наши действия, и он не остался бы незамеченным.

Явившись в «Диоген», сэр Джон Фишер сообщил нам, что передачи продолжаются: на минувшей неделе удалось перехватить два сообщения. Поскольку шпионы не прекратили свою деятельность и не бросились спасать свои шкуры, они, надо полагать, ни о чем не подозревают. Использование имени Шерлока Холмса в их ключе – не что иное, как самонадеянная шутка людей, которые ставят себя выше прославленного детектива.

Не успел я облегченно вздохнуть, как сэр Джон раскрыл перед нами последние шифрограммы. Вместо букв, ставших уже привычными, я увидел нечто совершенно иное: 72-48-03-61-74 | 82-30-42-13-06-53 | 29-71-46-22 | 38-72-49-17 |

– Они сменили Морзе на двузначный код, – сказал первый морской лорд и посмотрел на нас. – Теперь наши телеграфисты слышат две серии коротких сигналов, соответствующих числам от одного до десяти. Пауза. Еще две серии. Потом идет долгий сигнал, обозначающий, очевидно, конец слова. Это что-то новое. По крайней мере, наши служащие никогда с подобным не сталкивались. А каково ваше мнение?

Холмс сложил руки, соединив кончики пальцев, и вытянул вперед свои длинные ноги.

– Не беспокойтесь, сэр Джон. Мне кажется, вы заблуждаетесь, считая этот код нововведением. Напротив, подозреваю, что мы имеем дело с тайнописью, уходящей корнями в глубокую древность. К тому же, поскольку передачи не прекратились, упоминание моего имени, скорее всего, было чистейшей причудой, которую навеяла нашим недругам романтическая проза Ватсона. В таких вещах я ошибаюсь нечасто и на сей раз, похоже, снова прав.

4

Меры предосторожности были усилены. Посыльный больше не приносил нам конвертов. Теперь перехваченные сообщения направлялись к нам прямо со шпиля над аркой Адмиралтейства. Почетное место на столе в гостиной занял «самописец», который Холмс смастерил несколькими годами ранее. Это устройство, работавшее на аккумуляторной батарее, улавливало закодированные сигналы с помощью проволочной антенны и фиксировало их. Мы отыскали его на чердаке. На первый взгляд изобретение детектива представляло собой просто стеклянный куб, заполненный серной кислотой и дистиллированной водой. Каким-то непостижимым для меня образом в момент приема сообщения к чернильнице поступала движущаяся полоска белой бумаги. Прикрепленное к устройству перо двигалось со скоростью, совпадающей с ритмом сигналов, и записывало их в виде точек и черточек. Как уверял мой друг, для того чтобы «самописец» заработал, не требовалось ничего, кроме электрического тока от батареи, магнита и рычага, подносящего к ленте красящий валик.

– Длина чернильной пометки зависит от длительности сигнала, – в который раз принялся объяснять мне Холмс. – Короткому сигналу соответствует точка, длинному – тире. При помощи кода Морзе мы можем поддерживать связь с нашими друзьями из Адмиралтейства. Правда, сейчас им приходится передавать нам сообщения другим способом, ведь противники с недавних пор предпочитают буквам цифровые пары. При таком шифровании точками обозначаются однозначные числа, а черточками – десятки.

– Какая-то черная магия! – с недоверием проговорил я.

Холмс рассмеялся и помотал головой:

– Ничего подобного, мой дорогой Ватсон. Кстати, вы не замечали, что каждая пара цифр в шифрограмме как будто заменяет собой букву или слог? Собранные воедино, они наверняка образуют своеобразный алфавит. В каждом сообщении используемые числа находятся в интервале от одного (то есть единицы с предшествующим ей нулем) до восьмидесяти семи. Теперь давайте поразмыслим. Для китайских иероглифов этого слишком мало, ведь каждый из них обозначает целое понятие, а их тысячи. Но для азбуки, подобной нашей, данное количество чересчур велико. В английском алфавите двадцать шесть букв, а в греческом, например, только двадцать четыре.

– Значит, перед нами не алфавит.

– Во всяком случае, не такой, к какому мы привыкли, Ватсон, – усмехнулся Холмс. – Но я готов побиться об заклад, что код имеет алфавитную основу, только записывается не отдельными литерами, а слогами. Если это действительно так, наша задача существенно упрощается.

– Хотелось бы надеяться, но пока мы даже не знаем, какую систему используют шпионы. По-моему, дело обстоит еще хуже, чем с той зеркальной галиматьей.

Не успел сыщик ответить, как в дверь постучали, и на пороге появилась миссис Хадсон:

– Пришел мистер Лестрейд, а с ним леди. Они спрашивают, удобно ли мистеру Холмсу их принять.

На мой взгляд, менее подходящего момента для приема посетителей было не сыскать, но Холмс широко улыбнулся:

– Что вы, миссис Хадсон! С грустью представляю себе тот день, когда не смогу принять господина инспектора.

Наша квартирная хозяйка удалилась. На лестнице послышались размеренные шаги, и в гостиную вошел Лестрейд. Низкорослый, но жилистый, он неизменно напоминал бульдога, я так и называл его про себя. Его спутница показалась мне ничем не примечательной. Нетрудно было определить, что ей около шестидесяти, она вдова и вынуждена сдавать комнаты внаем. По случаю путешествия дама надела бордовую шляпку и коричневое дорожное пальто с лисьим воротником сомнительного качества.

– Доброе утро, джентльмены! – поприветствовал нас инспектор Скотленд-Ярда. – Позвольте представить вам миссис Энни Константин из Ширнесса.

Холмс поклонился так, как если бы нас почтила своим присутствием герцогиня:

– Дорогая леди, любезный Лестрейд, мы очень рады вас видеть. Пожалуйста, присаживайтесь у камина. Право, не терпится узнать о цели вашего визита. Я, признаться, уже два-три часа ожидаю, что произойдет нечто в этом роде.

Необычайная приветливость Холмса, очевидно, насторожила Лестрейда. После того как для миссис Константин придвинули к огню кресло, а миссис Хадсон попросили принести свежего чая, инспектор сел напротив моего друга и спросил:

– Чего именно вы ожидали, мистер Холмс? Не понимаю, как вы могли предвидеть то, о чем вас не предупреждали.

Полицейский таращил глаза и казался не на шутку обескураженным. Холмс весело рассмеялся, но взгляд его оставался серьезным.

– Позвольте, я объясню. Несколько дней назад вышел приказ, согласно которому инспекторы должны докладывать суперинтенданту Мелвиллу из отдела криминальных расследований Скотленд-Ярда обо всех подозрительных происшествиях. Основанием служат записи в патрульных журналах. Речь идет не только о преступлениях, но и просто о странных случаях. От мистера Мелвилла сведения поступают ко мне, причем особое внимание уделяется событиям в дельте Темзы.

– Ах, значит, на сей раз вы доверяете не только своей проницательности, мистер Холмс?

Нимало не задетый этим выпадом, мой друг продолжал в прежнем тоне:

– Никогда не сомневался: не кто иной, как инспектор Лестрейд с его умом и наблюдательностью, немедленно выявит казус и примет надлежащие меры, если на вверенном ему участке произойдет нечто неординарное!

В гостиную внесли поднос с сервизом, и на некоторое время разговор прервался. Холмс принялся разливать чай.

– Думаю, пора выслушать эту милую леди, – радушно проговорил он, протягивая чашку гостье.

Миссис Константин посмотрела на Лестрейда, будто спрашивая у него разрешения говорить, затем повернулась к моему другу:

– Дело в том, мистер Холмс, что часть своего дома я сдаю внаем. Обычно у меня квартируют неженатые джентльмены. Я готовлю для них завтрак, а остальным они обеспечивают себя сами. Постояльцы занимают задние комнаты второго этажа. В прошлом году у меня поселился мистер Чарльз Хеншо, очень благовоспитанный молодой человек. Он преподает французский, но не в школе – дает частные уроки тем, кому нужно сдать экзамен для работы. Занятия проходят в нижней гостиной, а свободное время мистер Хеншо проводит наверху.

– Вот как? – проговорил Холмс безучастно, хотя я видел, что по непонятной мне причине он внимательно вслушивается в слова и интонацию посетительницы. – Приятный молодой человек?

– Очень! Каждое воскресенье ходил в часовню конгрегационалистов. Но скажу вам прямо: если бы я знала, что приключится беда, я бы совсем иначе повела себя в понедельник утром.

– Какая беда?

– Видите ли, мистер Холмс, в прошлый понедельник выдалось прекрасное тихое утро. На улице не было ни души, только мистер Летбридж, констебль, делал свой обход. Он живет неподалеку. А потом это случилось.

– Что же, миссис Константин?

– Взрыв, мистер Холмс. Я хлопотала во дворе. Служанка вынесла из прачечной белье и развешивала его на веревках, а сама я вытряхивала золу из решетки котла. Вдруг в окне задней комнаты – там кабинет мистера Хеншо – что-то вспыхнуло ярко-ярко. Грохнуло так, что по всей улице задребезжали стекла. Первым делом я подумала, что взорвался газовый камин. Увидев на улице мистера Летбриджа, я выбежала и позвала его. Он вошел в дом и бросился вверх по лестнице, я за ним. По правде говоря, я и не чаяла застать в живых бедного мистера Хеншо. Но он сидел в кресле целый и невредимый, лишь казался немного испуганным. И вот что странно: после такого хлопка, который мог бы дом разрушить, комната осталась в полном порядке.

– Любопытно, – мягко произнес Холмс.

– Ума не приложу, в чем тут дело. Мистер Хеншо сказал, что ему очень жаль. Он хотел зажечь камин, и тот вспыхнул. Только поблизости не было видно спичек, огонь не горел, и газом не пахло. Зато ужасно разило чем-то другим. Раньше я внимания не обращала, а тут вспомнила, что и прежде иногда попахивало, правда не так сильно. Но вроде все обошлось. Мистер Летбридж продолжил обход, а мистер Хеншо, наверное, вернулся к своим французским книгам. А вчера вечером пришли и сказали, что меня вызывают в Скотленд-Ярд.

Если рассказ и взволновал Холмса, то он мастерски скрыл интерес под маской вежливого внимания.

– Миссис Константин, при взрыве не сыпались ли искры, как при соприкосновении трамвайной штанги и проводов?

– Да, да! Мне это не пришло в голову, но точно так.

Детектив встал, обогнул свой письменный стол и направился к старому серванту, заваленному книгами, бумагами, склянками и приборами. Взяв в руки шестигранную бутылку из прозрачного стекла, он вынул пробку:

– Скажите, миссис Константин, не знаком ли вам этот запах? Он, как вы говорили, не похож на газ. Понюхайте, пожалуйста. Только не приближайтесь вплотную и не вдыхайте глубоко.

Держа горлышко на некотором расстоянии от посетительницы, он немного выждал. Испарения достигли носа миссис Константин, она кашлянула и, скривившись, воскликнула:

– Фу, какое гадкое зелье! Уж не знаю, сэр, что мистер Хеншо собирался с ним делать, но пахло именно этим.

Она отхлебнула чая из чашки.

– Может быть, мистер Холмс, вы раскроете нам свой маленький секрет? – спросил инспектор.

– У меня нет никаких тайн. Миссис Константин почувствовала запах серной кислоты.

– Зачем она ему понадобилась? – пробормотал Лестрейд с подозрением в голосе.

– Спросите лучше, зачем он вызвал короткое замыкание в батарее, да еще полностью заряженной, в понедельник с утра. Миссис Константин, в той часовне есть электрический свет?

– В классе воскресной школы, наверное, есть. Его пристроили всего три или четыре года назад.

– Рискну предположить, что там мистер Хеншо и нашел розетку. Неслучайно утром в понедельник аккумулятор был заряжен. Пожалуйста, расскажите мне о вашем приятном молодом жильце чуточку поподробнее. Он много путешествует? Может быть, ездит за границу?

Леди рассмеялась:

– Что вы, мистер Холмс! Думаю, вряд ли он бывал дальше маргитского пирса. Нет. Но по субботам, не реже чем раз в две недели, он отправляется в Оксфорд за книжками для своих занятий.

– Довольно странно. Ведь Лондон ближе. Почему же он не покупает пособия здесь?

– Хм, мистер Холмс, он мне намекнул, что у него там знакомая, которая приглашает его на чай.

– А… Вероятно, дело в этом. Еще вопрос: откуда он родом?

– Затрудняюсь ответить, мистер Холмс, – встревоженно проговорила посетительница. – Думаю, не из наших мест. Разговаривает как джентльмен. Это все, что я могу сказать.

– Очень хорошо, – кивнул мой друг с удовлетворенным видом. – И последнее, миссис Константин. Поверьте, присутствие этого молодого человека в вашем доме ничем вам не угрожает. Полицию просто интересуют необычные происшествия. Так ведь, Лестрейд? Потому вас и побеспокоили. Но ничего серьезного не произошло. Вы ведь по-прежнему будете сдавать комнаты мистеру Хеншо, скажем, в ближайшие шесть месяцев? В целом он, кажется, прекрасный постоялец?

– Не уверена, – ответила дама, и в ее голосе прозвучал оттенок негодования.

– Вы должны дать согласие. Думаю, оснований для жалоб у вас не будет. И еще: никому ни слова о нашем разговоре, в том числе мистеру Хеншо. Это чрезвычайно важно.

Видя, что наша гостья колеблется, я вмешался:

– Вероятно, у вас есть сестра или подруга, у которой вы могли бы погостить пару недель, пока не оправитесь от потрясения. Будет достаточно, если с мистером Хеншо останется служанка.

– Хорошо, сэр. В любом случае обещаю вам сдавать ему комнаты еще полгода. И о нашей беседе буду молчать как рыба.

Одной встречи с миссис Константин было достаточно, чтобы понять: слово она сдержит. Она явно принадлежала к числу тех решительных пожилых леди, которые, напади на Англию Наполеон, вымели бы вражеское войско своими метлами.

Наши посетители ушли. Казалось, результатами визита остались довольны все, кроме Лестрейда, задетого тем, что его не посвятили в тайну. Ну а Холмс просто ликовал. Он не был большим любителем спиртного, но вечером мы с ним откупорили шампанское «Дом Периньон» – первую бутылку из шести дюжин, подаренных благодарным клиентом несколько лет назад и с тех пор стоявших в неприкосновенности.

Следующим утром мой друг без предупреждения исчез. Обычно он вставал не рано, и я был уверен, что он еще спит, пока служанка не сообщила о его отсутствии. Я праздно, но не без приятности провел день: он запомнился мне первым осенним снегопадом. А в шесть часов вечера на лестнице раздался голос Холмса: он вернулся и звал миссис Хадсон.

– Уж подумал, что вы снова пропали без вести, – сказал я полушутя.

Сыщик бросил на кресло шляпу и трость. Через секунду вслед за ними полетело пальто.

– Мой дорогой Ватсон, я побывал в замечательном месте – в Сомерсет-хаусе. В его великолепных, украшенных росписью залах я любовался Темзой с проплывающими по ней пароходами и с неменьшим наслаждением изучал журналы регистрации рождений, браков и смертей.

– Кто из родившихся, женившихся или умерших вас заинтересовал?

– Никто. Там есть другой, сравнительно маленький отдел, где обязаны регистрироваться люди, желающие официально сменить имя. Мне пришло в голову, что Чарльз Хеншо – если можно так выразиться, имя, перекроенное на английский лад с иностранного. И я вовсе не удивился, узнав, что несколько лет назад оно было присвоено Карлу Хеншелю в регистрационной конторе Чатема, а это не слишком далеко от Ширнесса.

– Он немец?

– По рождению да, хотя британское подданство принял, еще будучи Карлом, когда жил в Австралии. Как видите, полностью скрыть происхождение ему не удалось.

– Но миссис Константин не сомневается, что он англичанин до мозга костей.

– Он языковед, мой дорогой друг. Немец-лингвист может говорить по-английски правильнее, чем человек, родившийся и выросший в Британии. Что касается преподавания французского молодым англичанам или английского молодым французам, то лучшего прикрытия ему было не найти. При таком роде занятий в нем, скорее, заподозрили бы француза по крови или по политическим симпатиям. Но немец, дающий уроки французского в Англии, – это весьма нетипично.

– Вы узнали что-нибудь о его субботних поездках в Оксфорд?

– Завтра мы отправляемся туда ранним поездом с Паддингтонского вокзала. По пути домой я ненадолго заглянул в Скотленд-Ярд. Кстати, Уайтхолл и набережная, припорошенные снегом, были восхитительны: они напомнили мне масляные этюды Камиля Писсарро. Так вот, суперинтендант Мелвилл поручил инспектору Тобиасу Грегсону следить за герром Хеншелем (будем называть его настоящим именем). Грегсон неплохо знает свое дело. Даже если немец вычислит наблюдателя, то решит, что в Лондоне тот оторвался от него. В Паддингтоне, на платформе, от которой отходят оксфордские поезда, я разыщу инспектора. Он нам незаметно подмигнет и укажет, где Хеншель. У меня есть фотография этого господина, сделанная вчера без его ведома. Затем место Грегсона займем мы с вами, дорогой Ватсон.

5

– Не забудьте взять с собой бритву и чистый воротничок, – сказал мне Холмс за завтраком. – Я дал телеграмму в гостиницу «Митра», чтобы для нас приготовили комнаты. Может быть, это излишняя предосторожность, но она не повредит. Если желаете, прихватите свой армейский револьвер, хотя он вряд ли вам понадобится.

Субботнее утро было ярким и безоблачным, словно унылый ноябрь ненадолго уступил место лету. Холмс накинул дорожный плащ поверх темного костюма, прикрыв золотую цепочку часов, выглядывающую из жилетного кармана. Человек, который собирается всего-навсего приятно провести уик-энд, вряд ли оделся бы столь торжественно.

Пока тряский кеб катил по Мэрилебон-роуд к Паддингтонскому вокзалу, я пытался представить себе облик шпиона. Он похож на бородатого злодея из романа или у него неприметная наружность страхового агента? Ясно было одно: это не предатель, затесавшийся в ряды адмиралтейских служащих. Как заверил нас сэр Джон Фишер, в их списках не значился Чарльз Хеншо.

В огромном вестибюле Паддингтонского вокзала царило оживление. Многочисленные желающие уехать на выходные из Лондона толпились возле книжных и цветочных лотков, а также на стоянке кебов. К высокому стеклянному своду поднимались столбы дыма: зеленый паровоз Большой Западной железной дороги был готов к отправлению. Поезд на Оксфорд еще не подали, и на перроне переминались лишь несколько пассажиров, которые охраняли свои чемоданы и плетеные корзины, аккуратно составленные для погрузки в багажный вагон.

Но не прошло и двадцати минут, как мы увидели Грегсона в светло-сером пальто и котелке. Он вышагивал, держась на почтительном расстоянии от объекта преследования. «Подмигивать» нам необходимости не было: Карла Хеншеля мы сразу узнали. Пожалуй, я принял бы его за младшего офицера в увольнении. Это был худощавый молодой человек, гладко выбритый и коротко остриженный, в норфолкской однобортной куртке с поясом и брюках из твила, с черным кожаным портфелем в руках. Его скромный и опрятный вид не вязался с высокомерным выражением лица.

Едва Хеншель прошел мимо, Холмс посмотрел на Грегсона, маячившего в нескольких ярдах от нас, и едва заметно кивнул. Не подав виду, что знаком с нами, инспектор исчез за книжным киоском. Мы направились в дальний конец перрона, чтобы оказаться ближе к выходу, когда состав прибудет к месту назначения.

Судя по всему, Хеншель не имел намерения ночевать в Оксфорде, а значит, собирался вернуться в Лондон вечерним поездом. Но Холмс уже договорился о том, что на станцию пришлют носильщика, который доставит наш багаж в гостиницу «Митра».

Мы без труда отыскали свободное купе и после часа езды по унылым западным окраинам Лондона выехали в долину Темзы. По обеим сторонам от путей тянулись холмы, рощи и заливные луга. Еще до полудня мы увидели в окне башни и шпили древнего города.

Возле станции стояли в ряд кебы и багажные тележки, однако Хеншель прошел мимо, пересек дорогу и заспешил в сторону центра. Мы с Холмсом, держась поодаль друг от друга, двинулись за ним на приличном расстоянии. Вскоре он вывел нас на широкую и оживленную Бомонт-стрит, застроенную простыми, но красивыми зданиями. Впереди показались увитые плющом окна и входная арка одного из колледжей. Вне всякого сомнения, Хеншель не подозревал о слежке. Он ни разу не оглянулся и не сделал ни малейшей попытки скрыться. Правда, у него мог быть сообщник, который крался сзади. Но мы никого не заметили, а наблюдать за Шерлоком Холмсом и при этом не выдать себя смог бы далеко не всякий!

Я понимал: каждый наш шаг по мостовой увеличивает опасность того, что Хеншель обратит на нас внимание. Но мои опасения не оправдались. Пройдя Бомонт-стрит, он свернул во двор Музея Ашмола. На миг угол величественного здания с греческим портиком и фигурой богини, восседающей над лепным фронтоном, заслонил нас от Хеншеля. Пользуясь этим, я поравнялся с Холмсом и шепнул ему: «Боюсь, Хеншо приехал сюда как обычный путешественник, чтобы осмотреть коллекцию. Пока это кажется наиболее вероятным».

Мы снова разошлись и порознь приступили к тщательному изучению экспонатов. Университетский музей был словно специально выстроен для охоты за преступниками. С галерей можно было обозревать пространство, в то время как витрины служили превосходным укрытием. Спрятавшись за скульптурами, выставленными в залах первого этажа, мы увидели, что Хеншель поднимается по лестнице. Из окон на нее лился сверху яркий свет дня. Когда Карл одолел второй марш, я и Холмс пошли за ним. Вдруг сыщик остановился и принялся рассматривать потемневший пейзаж Ван Эйка. В ладони мой друг держал маленькое круглое зеркальце, отражавшее ступени позади него, по которым только что прошел Хеншель, и галерею, куда тот направился. Я осторожно повторил его путь и оказался в просторном зале второго этажа, где были выставлены шедевры итальянского Возрождения. Здесь прогуливались две тихо беседующие дамы и одинокий джентльмен средних лет. Картины висели на стенах, а в центре располагались витрины. Я не знаток живописи, но благодаря маленьким медным табличкам на рамах обратил внимание на два наброска Боттичелли, изображающие нимф в лесу, и темноватый портрет папы римского работы Фра Филиппо Липпи. Какое отношение все это имело к кораблестроению и шпионажу, было выше моего понимания.

Я старался не упускать из виду Хеншеля. Его явно не интересовали красочные полотна и витрины с флорентийской керамикой и серебром, загораживающие от нас Холмса. Молодой человек направился в конец зала и взял один из маленьких зеленых складных стульчиков, какие в крупных картинных галереях предлагают желающим копировать произведения мастеров. Поскольку неподалеку от музея находится художественная школа Раскина, прилежных копиистов здесь не меньше, чем в Лувре или Уффици.