Текст книги "Сицилийский набат"

Автор книги: Дон Пендлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 7

«Я – мужчина», – решил Эдди Кампанаро, который, однако, ничего не сделал, чтобы хоть как-то доказать это на деле.

В свое время Эдди служил в морской пехоте и за участие в корейской войне был даже награжден «Бронзовой Звездой».

Этому приземистому, крепкому брюнету было под сорок, но это обстоятельство нисколько не отражалось на его боевом духе, поскольку Эдди возглавлял службу охраны и, в сущности, являлся управляющим делами дома Дона Кафу. Ни днем, ни ночью ни одна живая душа не могла пройти к хозяину без согласия Эдди «Чемпа». Даже в четыре утра или, как говорили в морской пехоте, в четыре ноль-ноль.

Странные ребята – эти морские пехотинцы. «Люди вне закона», – как-то сказал о них Трумэн. Но главное – это не обыкновенные люди.

Чаще всего Эдди «Чемп» вспоминал именно об этом, проведя более двадцати лет вдали от Италии.

«Чемп» – от слова чемпион. У Эдди были прекрасные руки, великолепный удар. На его счету имелось несколько блистательных побед и совсем немного денег. Он провел семнадцать поединков с профессионалами, в том числе шесть очень престижных боев: в двух он победил и два проиграл сознательно, по своей воле. Однажды его до полусмерти избил какой-то рыжий абориген из Омахи. Интересно, где эта чертова Омаха? Ах, сукин сын! Ему было далеко до Эдди: ни опыта, ни тактики, ни стиля. Единственное, на что он был способен, так это бить, как мул копытом! И как он бил – прямо по печени!.. В третьем раунде Эдди оказался в нокдауне, но негодяю этого показалось недостаточно, и он успел нанести сильнейший удар прямо в морду, превратив красивый римский нос соперника в кровавое месиво. Эдди только пришел в себя на массажном столе с бутылкой нашатыря под расквашенным носом.

Случайность? Счастливое совпадение? Так все и считали, хотя Эдди довелось три недели дышать только ртом.

В следующий раз он дал уложить себя на ринге чернокожему Джольмо Бантули. Это один из тех парней, что выходят бороться за идею. В течение шести раундов Эдди протанцевал с этим негром, нанося несильные удары левой и спокойно работая правой. Судьи чуть было не уснули, глядя на их бесконечный танец. Эдди тогда еще подумал: «И почему я раньше так не делал. Ведь деньги зарабатываются так просто...» Он трижды левой ударил негра по широкому носу, провел крюк правой ему по челюсти и нанес три удара по желудку. Однако Джольмо Бантули не только выстоял, но и ответил одним-единственным сногсшибательным ударом правой, после чего Эдди чуть было не простился с белым светом. Действительно, он тогда чуть не отдал концы прямо на ринге. Челюсть оказалась переломанной в пяти местах, да к тому же еще и вывихнута под правым ухом. Кроме того, упав на ринге, он ушиб голову и заработал черепно-мозговую травму... Девять недель Эдди пролежал в госпитале, глотая через трубку супчик и детское пюре. Времени у него было достаточно, чтобы обо всем хорошенько подумать. Плодом этих раздумий стало твердое решение расстаться с боксом. Ему отнюдь не хотелось снова видеть перед собой аборигенов из Омахи или негров с труднопроизносимыми фамилиями из Кении. Хотелось заняться делом спокойным, но денежным.

В ту пору – а это было начато пятидесятых, сразу после войны в Корее, – поединки боксеров в восточной части Соединенных Штатов полностью контролировались мафией. Победы, поражения – все было организовано, и только редкие встречи проходили без мошенничества. Телевизионщики особенно радовались, если бой продолжали пять раундов.

Кончилось тем, что представитель мафии загремел за решетку. Он утратил чувство меры и вошел в слишком тесный сговор с телевизионщиками: чуть ли не каждый бой имел предрешенный финал.

Эдди «Чемпа» все это уже нисколько не интересовало. Он набрался сил, располнел и вскоре достиг категории тяжеловеса. Он смотрелся просто бесподобно, когда орудовал длинным металлическим прутом над башкой какого-нибудь работяги-забастовщика. Теперь Эдди толком уже и не помнил, как все произошло. Однажды он слишком увлекся и явно перестарался, не подрассчитав мощи своего удара в новой весовой категории. Таким образом, нью-йоркская мафия лишилась одного из своих клиентов, зато приобрела еще одного убийцу. Инцидент разбирался в кругу «Коммиссионе». Эдди готовился к самому худшему. Но фортуна улыбнулась ему. Его шалость простили, дали деньги, паспорт, отправили в командировку и сказали:

– Возвращайся на родину и собери армию. Подбирай людей, делай из них настоящих бойцов и передавай Дону Кафу, а уж он-то знает, что с ними делать дальше...

О таком повороте Эдди даже не мечтал! Ситуация больше напоминала сказку, чем реальность. Сотни ребят стучались к нему в дверь, умоляли принять их. Он мог позволить себе все, о чем можно только мечтать: дорогие подарки, великолепные напитки, прекрасные женщины... В квартире стояла роскошная кровать размером с половину теннисного корта, но воспользоваться ею все не хватало времени: на учете была каждая минута. Изо дня в день Эдди встречался в людьми, проверял их, тренировал, обучал ремеслу. Кроме того, приходилось выполнять и обязанности начальника охраны. Хорошо еще, что обеспечение наружной охраны не входило в его компетенцию. Этим неблагодарным делом занимался один тип вместе с бригадой итальянцев, которым было отказано в разрешении на эмиграцию в Соединенные Штаты.

Отведав столь «легкой» жизни в сицилийском провинциальном городке Агридженте, Эдди «Чемп» потерял двадцать килограммов веса и теперь буквально утопал в своих шикарных нью-йоркских костюмах. Он стал стройным, подтянутым и здоровым, как бык. О женщинах Эдди мог только мечтать, да и то не более двух-трех минут, проснувшись ранним утром. Затем, словно разъяренная оса, над его изголовьем начинал зудеть звонок. Его вызывал Дон Кафу...

* * *

Эдди вскочил со своей кровати-полигона и нажал на кнопку переговорного устройства:

– Да, босс. Слушаю вас!

– Немедленно зайди ко мне!

– Хорошо босс, только умоюсь и побреюсь.

Старик прилично говорил по-английски. Давным-давно его депортировали из Соединенных Штатов. Всякий раз, когда душевное равновесие покидало его, он переходил на свой родной язык, и тогда Кампанаро с трудом разбирал ругательства и проклятия на омерто – диалекте, пользоваться которым позволялось только мафиози.

Кампанаро отошел от кровати, закурил сигарету и закашлялся. Он наполнил теплой водой большой таз, покрытый эмалью ядовито-яркого цвета, бросил туда рукавицу для обтирания и достал из-под кровати не менее живописный ночной горшок.

"У старика, надо полагать, море денег, – рассуждал Кампанаро. – Ведь мои бойцы, которых на время предоставляют Фрэнку Анджелетти, приносят ему тысячу долларов в день. Очевидно, ребята занимаются серьезными делами, раз за них отваливают такие суммы...

Сицилия. Родина. Деньги. Уважение. Страх... Если я хочу помочиться, то что я сделаю? Вытащу из-под кровати горшок. Или же пойду на природу. Черт, хуже, чем в Корее!"

Кампанаро помочился, умылся, выдавил из тюбика крем для бритья и наскоро побрился. Благо, щетина у него была рыжеватая, а не чернющая, которую пришлось бы брить трижды на день, чтобы иметь безукоризненный вид.

Не теряя времени, он надел рубашку и брюки, купленные недавно в соседнем магазине. Из всего гардероба только эти вещи подходили теперь ему по размеру. Вместо ремня Кампанаро подвязался веревкой, сунул ноги в сандалии на веревочной подошве и уже направлялся к двери, как снова раздался настойчивый звонок.

Глава 8

Дон Кафу нервно ходил из угла в угол. Наконец он резко остановился и уставился на Эдди.

– Ну что? Ты наконец скажешь что-нибудь или целый день будешь пялиться на эти бумажки, пока с них не осыпятся чернила?

Эдди пожал плечами. У него в руках была телеграмма на восьми листах. Текст ее был зашифрован и он с горем пополам понял лишь десятую часть. Читать такие тексты – все равно, что пытаться разобраться в языке индейцев навахо, у которых даже нет письменности. Именно поэтому во время войны в Тихом океане, а затем в Корее навахо использовали для передачи секретных сообщений. Даже если джапы и перехватывали какое-либо сообщение, то понять его они не могли. Как можно понять звуки, которые невозможно записать на бумаге?

Отцы мафии, или как их еще называли – усачи, придумали шифр, который ничем не уступал языку индейцев навахо. На протяжении десятилетий они разрабатывали вид фонетического письма, секреты которого хранились в глубочайшей тайне...

«На свете найдется не более пятидесяти человек, которые в состоянии прочитать эту телеграмму», – подумал Эдди.

– Ах вот оно что! – ядовито протянул Дон Кафу. – Хорош же у меня начальник охраны! А если бы меня не было дома?! Что, телеграмма так и валялась бы?!

– Босс, поверьте, я не виноват. Это вы, старики...

– Значит, я еще и старик?! Дожили! Мой начальник охраны зовет меня стариком! Ну это уж слишком! Ты что, действительно так считаешь, идиот?! Ну подожди, вот я возьму да оболью твою голову бензинчиком да подожгу! Пуф! Останется от тебя, юноша, только дымок!..

– Хорошо, хорошо, босс, извините! Но я по-прежнему знаю не больше, чем раньше. Я ничего не понимаю в этой абракадабре.

Эдди взмахнул телеграммой, зажатой в руке.

– Если вы хотите, чтобы я понял, о чем тут идет речь, сделайте перевод. От ваших угроз я не стану лучше разбираться в шифре.

Дон Кафу резко повернулся и пронзительно посмотрел на Эдди. В его змеиных глазах так и сверкали ядовитые искры. Наконец он немного успокоился, тяжело вздохнул, встал и, подойдя к своему телохранителю, положил ему на плечо руку.

– Ты прав, Эдди. Ты хороший парень, и ты прав. Напрасно я на тебя так, это несправедливо... Иди за стол, Эдди. Садись, выпей чашку кофе, налей себе немного граппы, а то сегодня что-то прохладно.

Никакой утренней прохлады Эдди не чувствовал, более того, его крестьянская рубашка насквозь промокла от пота. «Минута общения с Доном Кафу стоит пяти лет жизни», – подумал он, устраиваясь за круглым столиком прямо напротив своего босса.

Старый мафиози налил кофе себе и Эдди. Смачно причмокивая, выпил свою чашку, открыл запыленную бутылку, налил в опустевшую чашку граппы и почему-то тщательно перемешал ее почерневшим пальцем.

Эдди подумал: «От привычек старых усачей стошнило бы и стервятника».

Дон Кафу опрокинул в себя водку, снова причмокнул от удовольствия и кивнул подбородком в сторону телеграммы:

– Там написано, Эдди, что за наших «солдатиков» мы не будем больше получать семьдесят пять тысяч долларов в день.

– Что за мерзость? Это все Фрэнки, сукин сын!..

Старик жестом успокоил его.

– Не ругай покойников. Это приносит несчастье.

– Покойников? Каких покойников?

Дон Кафу повторил свой жест, и Эдди замолчал.

– Ты слышат о человеке по имени Мак Болан, который называет себя Палачом?

– Послушайте, босс, не станете же вы мне рассказывать сказки, что один тип укокошил семьдесят пять наши лучших бойцов!

Эдди совсем разошелся и горячо продолжал:

– Извините меня, босс, но при всем уважении к вам прошу не вешать мне на уши лапшу. Это невозможно! Я лично готовил этих людей. Все они крепкие ребята, блестяще стреляют из любого оружия, владеют приемами борьбы, отлично знают тактику...

Эдди с презрением щелкнул по телеграмме и покачал головой.

– Если здесь на самом деле об этом написано, то вас просто обманывают, босс. Кому-то хочется заставить наших людей горбатиться и не платить за это ни гроша.

– Ты хороший парень, Эдди. И ты мне нравишься. Но язык у тебя длинный, и когда-нибудь ты жестоко поплатишься, если только не научишься держать его за зубами.

И Дон Кафу изобразил улыбку, но Эдди показалось, будто он видит перед собой посмертную маску.

– Понимаешь, Эдди, эта телеграмма сверху, от capo di tutti capi.

– Босса все боссов.

– Именно так, Эдди. Так что никто меня не обманывает и никто не стремится увести от нас наших «солдат». Ты понимаешь, Эдди?

– О'кей, о'кей, босс. Извините. Но все-таки, что же произошло?

Только умоляю вас, не говорите мне, что один-единственный человек, будь то Болан или кто-то другой, застрелил семьдесят пять наших ребят.

– Он убил не всех. Полагаю, что собственноручно Болан отправил на тот свет около тридцати человек. Но ведь и это кое-что, не так ли? Один – и тридцать покойников! Остальные ребята перестреляли друг друга, а часть оказалась за решеткой. Вот так.

– А Фрэнки?

– Послушай меня, Эдди. «Коммиссионе» направила в Филадельфию одного отличного парня, настоящего профессионала, аса. И знаешь, что произошло? Этот подонок Болан пристрелил его.

Дон Кафу щелкнул пальцами. Раздался звук, похожий на выстрел.

– Но это еще не все: он продал Фрэнки труп этого парня, выдав его за себя. Улавливаешь?

– Черт побери! – Эдди ошеломленно хлопал глазами, глядя на Дона Кафу.

– Вот так-то! Этот ублюдок Болан отхватил сто десять тысяч долларов премиальных за свою собственную голову. А ведь это наши с тобой денежки, Эдди!

– Не хотите ли вы сказать, что теперь мы ничего не получим за наших парней?

– Ты умный парень, Эдди. Сразу все понял...

– Ну и засранец же этот Фрэнки! Я бы его...

– Не надо так о мертвецах, не надо. Так и на себя беду накличешь.

– Болан и его прикончил?

– Нет, его судьбу решила «Коммиссионе».

– Как так? Не понимаю, босс...

– Что ж, для тебя это должно послужить уроком. Никогда не паниковать! Паника – вот что погубило наших людей в Филадельфии. Паника навредила и самой «Коммиссионе». Мне очень горько признать. Фрэнки принес им голову, чтобы получить премию. «Коммиссионе» решила, что Фрэнки хочет ее надуть, выдавая голову нашего человека за Болана... Так что нет больше Фрэнка Анджелетти, как нет и семейства в Филадельфии... А все из-за паники...

– А Болан? Безнаказанно скрылся?

Эдди схватился за голову. Рассказ босса поверг его в уныние. Он воспринял потерю, как физическую боль. Долгие месяцы работы, деньги, что ушли на тренировки, на вывоз этих ребят в Америку, – все коту под хвост... Господи! За что кара твоя?..

А Дон Кафу тем временем все говорил и говорил. Эдди поднял глаза и внимательно посмотрел на старика. Дон подливал кофе.

– Хочешь еще кофе, Эдди? А может, выпьешь граппы?

– Да, пожалуй.

– Бери, наливай.

Эдди налил себе стаканчик, а босс продолжал:

– Нет, на этот раз Болану не удалось выйти сухим из воды. Он был серьезно ранен: ему в нескольких местах попортили шкуру. Естественно, мы надеялись, что он подохнет от полученных ран. Но наш человек из дорожной полиции опознал его, когда тот на «мазерати» въезжал в город, и тут же позвонил нам. Ребята из Нью-Йорка знают наперечет всех врачей, к которым мог бы обратиться за помощью Болан. Они заблаговременно переговорили с каждым из них и вручили всем по хорошему подарку, отказаться от которого было просто невозможно.

Дон Кафу по-акульи ощерился, залпом выпил чашку кофе вперемешку с граппой и с отвращением поставил чашку на блюдце.

– Но этот подонок сумел все-таки улизнуть, несмотря на лошадиную дозу наркотиков, которую ему ввел врач!

Дон Кафу направил на Эдди крючковатый указательный палец и медленно заговорил:

– Постарайся понять, парень. Мы имеем дело с крепким орешком. Не с таким, как в гангстерских фильмах с Эдвардом Робинсоном и Джеймсом Кагни и их глупой болтовней, а с поистине крутым типом. Это очень серьезно, Эдди.

– Да, да, босс, я понимаю, – ответил Эдди, не совсем догадываясь, куда все же клонил Дон Кафу. – Страшный человек, что и говорить, но нам-то что до него?

– А то, дурачок, что я все это рассказываю тебе не ради собственного удовольствия. Неужели ты думаешь, что я вызвал тебя на посиделки? Он едет сюда! Теперь ты понимаешь? Теперь хоть до тебя дошло, сукин ты сын?!

В порыве ярости Дон Кафу так сильно ударил кулаком по столу, что чашка вылетела из блюдца, упала на мозаичный пол и разбилась.

– Сюда!

– Здесь у него нет никаких шансов, босс...

К величайшему удивлению Эдди, старик громко расхохотался. Однако смех его был какой-то странный, жалкий, и не было в нем ничего от веселья или юмора.

– Эдди, ты славный парень. Ты мне нравишься, ты мне нравился всегда. Но если ты будешь продолжать в том же духе, то я просто перестану тебя уважать, потому что мертвецы не требуют к себе уважения.

Эдди ошеломленно смотрел на Дона.

Дон Кафу тяжело встал, медленным старческим шагом подошел к полке, взял стакан, сдул с него пыль, снова вернулся к столику и налил себе граппы. Выпив глоток, он вздохнул, облизал языком губы и сказал:

– Ну что ж, Эдди, продолжай считать, что у Болана здесь нет никаких шансов.

И он снова сильно ударил кулаком по столу.

– Придется мне, видно, подыскивать себе нового начальника охраны.

Эдди поднял вверх руки.

– И все-таки, босс, как же так? Болана повсюду разыскивают. Неужели ему удастся пересечь океан, пройти контрольные посты, таможню?

– Эдди, когда же ты, наконец, начнешь шевелить мозгами, ублюдок? – зарычал Дон Кафу. – Мало того, что Болан здоров, как бык, он еще и умен! Заруби себе это на носу! Неужели ты серьезно думаешь, что, вооружившись до зубов и перепоясавшись пулеметными лентами, он появился в аэропорту Ла Гуардия и купил билет до Рима на рейс TWA?

Внезапно Дон Кафу успокоился, голос его стал ровным и холодным:

– Человек, о котором ты говоришь, будто у него здесь нет никаких шансов, уже уничтожил не меньше тысячи бойцов. Он подмял под себя Бостон так же легко, как танк переезжает детскую коляску. Он разоблачил человека, которому понадобилось двенадцать лет, чтобы пробиться в высший свет и войти в правительство. Он захватил дом Анджелетти в Филадельфии да еще и поспал там. Он сбежал от доктора, укокошил двух бойцов, которые присматривали за его машиной. А затем исчез. На девять дней. Наши обнаружили его в больнице и направили туда восемь человек. Он их всех уложил, после чего появился в аэропорту Тетерборо и зафрахтовал реактивный лайнер для частного рейса. Одна из наших девчонок, занимавшаяся оформлением фрахта, успела предупредить нас о появлении в аэропорту Болана. Мы отправили туда команду, но, увы, слишком поздно. Правда, девица как-то умудрилась попасть в самолет и улетела вместе с Боланом... Бедняжка, теперь она на дне океана, если, конечно, ее не сожрали акулы. Самолет сделал вынужденную посадку на Азорских островах. Там на разбитый иллюминатор наварили лист дюраля и дозаправили самолет. Я никак не могу отделаться от впечатления, что этот Болан сейчас пролетает над нами и вот-вот угостит нас напалмом!..

Дон Кафу снова врезал кулаком по столу.

– Ну так что? Есть шансы у этого парня или нет? Отвечай же, герой!

– О'кей, о'кей, босс, – закивал головой Эдди «Чемп», и сердце его тревожно забилось.

– Что значит о'кей, о'кей? – процедил Дон Кафу, залпом осушая стакан граппы. – Пошел вон отсюда и займись делом!

Глава 9

Мак Болан знал, что родиной мафии являлась Сицилия. Война, затеянная кланом Кастелламарезе, нанесла серьезный урон итальянской общине в тридцатые годы. Шестьдесят самых авторитетных и влиятельных руководителей были убиты на улицах различных американских городов, остальные просто бесследно исчезли.

Одним из последствий этой войны явилось то, что был положен конец разногласиям между итальянцами и сицилийцами Соединенных Штатов.

Организацию возглавляли два человека: сицилиец Чарльз «Счастливчик» Лучиано и уроженец Неаполя Вито Дженовезе. Они железной рукой правили мафией, наводили порядок, и примирив враждующие группировки, вынудили их объединиться в одну организацию: «Коза Ностра», или мафия.

Для большинства людей эти два названия обозначают одну и ту же организацию. Мак Болан так же придерживался этого мнения.

Впрочем, семантические нюансы меньше всего интересовали Болана. Главную цель своей жизни он видел в том, чтобы уничтожить как можно больше мафиози. Весьма конкретно понимал он свою задачу и теперь: ликвидировать сицилийские центры подготовки мафиози.

Как только Аннабель исчезла в иллюминаторе, Болан зашел в кабину пилота. Летчик настаивал на немедленном возвращении, но Болан и слушать об этом не хотел. Тиф стал сбрасывать высоту и послал в эфир сигнал бедствия. Болан заставил его продолжать полет.

– Боже праведный! – воскликнул Тиф. – Когда мы прилетим к Азорским островам, у нас останется всего лишь на десять минут горючего. Если нам не удастся приземлиться с первого захода, мы отправимся кормить рыбу.

– Будет лучше, если ты посадишь самолет на аэродроме... И с первого захода, – посоветовал Болан. – Как, по-твоему, за что дается премия? Просто так я денег не даю. У тебя вон какая красивая форма, золотое шитье на погонах, золотые крылышки... Посмотрим, такой ли уж ты действительно хороший пилот!

И тут Тиф с грустью подумал, что в компании TWA решили совсем иначе, отчислив его задолго до окончания стажировки. Вот так судьба заставила его заниматься дешевой контрабандой. Хотелось скопить немного денег, чтобы оплатить стажировку в транспортной авиации. Имея сертификат пилота, он уже совершил несколько очень удачных рейсов, а этот полет будет самым прибыльным, если, конечно, удастся остаться в живых.

Как и большинство пилотов гражданской авиации, Тиф в доверительных беседах признавался, что чаще всего ему платят больше, чем он заслуживает. Однако в жизни пилота-профессионала обязательно бывают моменты, когда он с большой охотой поменялся бы своей работой с любым человеком на земле, даже с узником тюрьмы.

Тиф бросил взгляд на хладнокровного, уверенного в себе попутчика и понял, что он-таки получит свой гонорар...

Окончательно убедившись, что пилот по-прежнему держит курс на Азорские острова, Болан вернулся в салон. Несмотря на то, что самолет летел теперь очень низко, метров сто – сто пятьдесят над волнами, где воздух был уже теплый, в салоне было по-прежнему холодно. Тиф экономил топливо и сбавил газ, но лайнер все равно летел со скоростью километров шестьсот в час, и холодный колючий ветер, как ураган, врывавшийся в разбитый иллюминатор, был единственным хозяином в салоне.

Болан осмотрелся вокруг, сорвал с петель дверцу маленького бара и понес алюминиевое полотно к иллюминатору. Там он поднял спинки кресел, разложенных Аннабель, когда она пыталась сделать из них кровать, и приложив дверцу бара к зияющему отверстию, заклинил ее спинкой кресла. Шум сразу утих и, кажется, потеплело, хотя ветер по-прежнему свистел через оставшиеся отверстия. Болан нашел в стенном шкафу пледы, подушки и кое-как сумел заткнуть щели, после чего стало совсем тихо, и даже ветер успокоился.

Затем он по трапу спустился в багажное отделение... Аннабель хотела его смерти – на сей счет у Болана никаких сомнений не было, – и все же до этой минуты он сожалел о ее гибели: уж очень не хотелось иметь хотя бы косвенное отношение к смерти любой женщины – какой бы она ни была. Но теперь он понял, какие зловещие и гнусные планы строила Аннабель. Ящик с его грузом был заминирован. Более получаса пришлось ему попотеть, чтобы обезвредить довольно простое устройство. Именно простота всегда приводила в восторг сержанта Мака Болана. Как он обожал простоту!

Простые проекты всегда удавались. Простые механизмы не подводили никогда. Но стоило только довериться сложной технике или воспользоваться снаряжением, разработанным для секретных агентов, как сразу же начиналась проблема: то вы забыли какую-то деталь, то что-то включалось слишком рано или слишком поздно, то что-то вообще не включалось...

Закончив свою работу в багажном отделении, Болан поднялся к пилоту.

– Ну, как наши дела?

– До посадки минут двадцать. Я уже связался с ними. Нам самым первым разрешили заходить на посадку.

Болан почувствовал на себе теплый, одобрительный взгляд пилота.

– Благодаря вам удалось сохранить немало керосина. Не так просто было закрыть эту дыру?

– Там очень холодно.

– Понимаю.

Пилот знал, что Борзи провел в холодном салоне добрых сорок пять минут. Ему подсказывали об этом приборы. Он почувствовал, как перемещается груз в багажном отделении, и скорректировал положение самолета...

Болан присел в кресло справа от пилота. Как он с тревогой и предполагал, на взлетно-посадочной полосе собралось слишком много людей – пожарники, полицейские, медики, технический персонал аэропорта и просто зеваки. Самолет коснулся полосы, и пилот выключил двигатели.

– Не забудь о гонораре, пилот, – улыбнулся Болан, – он все время повышается.

Тиф заслужил свои деньги. За каких-то минут пятьдесят техники накрыли отверстие иллюминатора металлической пластиной, заклепали и заварили ее. Если ремонтники и заметили красноватые пятна вдоль фюзеляжа, то, слава Богу, у них хватило ума не трепаться об этом. Пока они занимались ремонтом, Тиф заправился горючим, и два часа спустя они снова были в воздухе. По настоянию Болана Тиф заправил баки максимальным количеством топлива и наполнил кислородом запасные баллоны. Если заплата и не выдержит давления, то они все равно смогут продолжать полет на заданной высоте, выжимая из двигателей все, на что они способны. И хотя металлическая латка не подвела, и Болан, и Тиф продолжали полет с кислородными масками на шее. Теперь самолет держал курс на Неаполь, и если прогнозы местных синоптиков подтвердятся и погода не ухудшится, то остаток полета не займет много времени.

Как только самолет набрал высоту, Тиф включил автопилот и с облегчением вздохнул. Болан достал тысячедолларовую купюру и бросил ее пилоту на колени.

– А ты молодец, настоящий ас!

Тиф кивнул головой и положил деньги в карман.

– А насчет Неаполя не беспокойтесь. О вас, о вашем грузе и обо всем остальном я позаботился. Пока мы были на земле, я отправил туда телекс. Дело пошло.

Болан почувствовал, как волосы на голове у него встали дыбом.

«Какое еще „дело“? – спрашивал он себя – Чтобы помочь или отправить меня на тот свет?»

По всей видимости, в легенде Майка Борзи появилась брешь. Неужели обо всем догадалась Аннабель?

Она его опознала – это факт. Но успела ли она предупредить остальных?

Болан внимательно оглядел кабину пилота. На всех окошках задвижки и ручки.

– Окна открываются? – спросил он.

– Не притрагивайтесь! – закричал Тиф.

– Да я ничего не трогаю. Открываются окна?

– Конечно. Стоит только поднять задвижку, – Тиф постучал по ней рукой, – а затем потянуть на себя. Проще не бывает.

Болан смотрел на окошко. Если его открыть, то получится пространство сантиметров в сорок, откуда можно вести стрельбу. Кабина самолета наклонена вниз, и это позволяет видеть все, что делается впереди. Крылья крепились к центральной секции фюзеляжа и достаточно высоко, чтобы контролировать обстановку внизу. Таким образом, Болан имел сектор обзора градусов в триста. Приблизиться к самолету сзади невозможно.

Под крылом медленно проплыла Португалия, горные вершины Пиренеев на границе Испании и Франции. Но чем дальше самолет летел на восток, тем меньше Болану нравилась идея посадки в аэропорту Неаполя.

Телекс...

Болан был профессиональным военным и отлично понимал, что осведомить противника о своей дислокации и планах равносильно самоубийству.

Было бы слишком глупо умереть в Неаполе. Это все равно, что автогонщику погибнуть в банальной аварии на шоссе. А ведь операция в Неаполе должна была стать лишь отвлекающим маневром. Но мертвым уже не нужны никакие маневры...

И тут Болан схватил Тифа за горло.

– А ну-ка, покажи мне этот телекс!

Ни дышать, ни повернуть языком пилот не мог и только пальцем показал на карманчик рубашки. Болан забрал копию телекса и отпустил Тифа.

Лично инспектору Дж.Лиза.

Таможенный контроль.

Международный аэропорт Неаполя.

Прибытие в восемнадцать тридцать.

Очень важная особа с багажом желает остаться инкогнито. Ховард Хьюг с аналогичными финансовыми возможностями для индивидуального обслуживания.

Тиф.

Не самый худший вариант...

Впрочем, выбора у Болана не было, поскольку сам он не умел управлять самолетом. Вскоре стало ясно, что этот инспектор Дж.Лиза имел вес в аэропорту, потому что сразу же, как только Тиф сообщил о прибытии, ему предоставили полосу для экстренной посадки. Во время переговоров по радио с контрольной вышкой диспетчер предложил Тифу немедленно идти на посадку на запасную полосу и подрулить к терминалу "И". Это указание было повторено и тогда, когда Тиф вышел на связь, уже покинув взлетно-посадочную полосу. Пилот остановил лайнер перед отдельно стоящим зданием терминала. Как только он заглушил двигатели, из здания вышел человек и решительным шагом направился к самолету. Человек был в униформе, перепоясанный портупеей, на которой висела кобура с пистолетом. Но кобура была застегнута.

Тиф разгерметизировал самолет, когда он еще катился на полосе, и теперь дверь салона отворилась, едва лишь пилот повернул ручку замка. Человек в униформе поднялся в самолет, зашел в кабину, щелкнул каблуками и, слегка поклонившись, козырнул:

– Ah, capitano, si.

Тиф подошел к нему и крепко пожал руку. Болан заметил, как элегантно были вложены зеленые купюры в руку итальянца.

И этим, собственно, все было исчерпано. Никаких тебе проволочек, препятствий или засад. Возле будки стоял старенький грузовичок. В течение каких-то десяти минут багаж был разгружен, проставлены штампы таможни, иммиграционной службы и представительства здравоохранения.

Болан отвел пилота в сторону.

– Постарайся забыть обо мне, но знай, что если дела пойдут хорошо, то в будущем мы сможем еще неплохо поработать.

Тиф просительно протянул руку.

Болану это показалось совершенно естественным. Куда более странным было бы предложение Тифа пропустить по рюмке и поболтать. Дело сделано, и теперь Тиф требовал то, что ему причиталось. Болан рассчитался с ним и сел в кабину грузовика.

* * *

Карло Малиньо стоял у окна своей конторы и смотрел на Неаполитанский залив. Но виднелись ему там не прелести пейзажа, которые ежегодно привлекают к себе тысячи и тысячи безмятежных туристов. Карло внимательно всматривался в одну-единственную точку и от удовольствия пожевывал сигару. В золотом полумраке заката его взгляд ласкали огни причала, где стояло на якоре американское судно. Трюмы судна были открыты, вовсю работали подъемные краны. Карло Малиньо все-таки уговорил капитана – презренного мексиканца из Техаса, который считал, что докеры запросили слишком высокую плату, – разгружаться.

Карло хмыкнул. Тоже мне – слишком высокая плата! Не мексиканцам каким-то об этом судить! Их дело платить да побольше! Так решил Малиньо, а даром руководить докерами порта Малиньо не станет. Он мог сгноить овощи на борту. И это обусловливалось вовсе не его прихотью или озлобленностью. Здесь был всего-навсего экономический интерес. Если владельцы судна желали разгрузить свой скоропортящийся груз и продать его в Италии, то за это надо было платить. И немало. Цены росли с каждым днем. Бедняки всегда обходились зеленым горошком, они могут и дальше продолжать набивать им брюхо.