Текст книги "Сицилийский набат"

Автор книги: Дон Пендлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Дон Пендлтон (Джим Петерсон)
Сицилийский набат

Глава 1

Мак Болан хорошо знал, что этот врач никогда не задавал своим пациентам лишних вопросов. Доктора вполне устраивало то, что дело он имел с достаточно богатой публикой, способной щедро оплатить его услуги. А стоили они немало, поскольку каждый жест, каждое действие врача были вне закона с того самого момента, как только очередной клиент переступал порог его кабинета. Давным-давно его имя было вычеркнуто из списков Ассоциации медиков. По нелепому стечению обстоятельств довелось ему тогда расстаться со своей профессией: он угодил в тюрьму за сущий пустяк, который и преступлением-то в штате Нью-Йорк не считается, – за аборт. Но в тюрьме доктор время даром не терял и завел знакомства среди самых различных категорий преступников: сексуальных маньяков, «медвежатников», террористов, торговцев наркотиками, мелких воришек и крупных мошенников.

Отсидев положенный срок в тюрьме Синг-Синг, Уайт Байрон отнюдь не горел желанием становиться на стезю праведную. Среди его клиентов были проститутки, страдающие соответствующими заболеваниями, друзья и друзья друзей с ножевыми или пулевыми ранениями, которые по разным причинам не хотели светиться в обычной клинике.

Выйдя на свободу, доктор первым делом позаботился о лекарствах. Достал анестезирующие средства, а также антибиотики. Больших проблем это не представляло, поскольку связи у Байрона были обширные. Стоило ему обратиться к нескольким аптекарям с сомнительной репутацией, как те с огромным удовольствием поставили все необходимое.

Для начала Байрон открыл книжную лавку, где продавались порнографические журналы, которые привлекали немало людей. Лавка, естественно, служила прикрытием. Клиенты знали пароль, и верзила, охраняющий вход в лифт, пропускал их на верхний этаж.

О докторе Байроне Болану рассказал агент из Питтсфилда Лео Таррин.

Ростом рыжеволосый Байрон был под два метра. У него было веснушчатое лицо и какие-то бесцветные, вылинявшие глаза. Он аккуратно поработал скальпелем над ребром Болана, и вскоре, глухо звякнув, пуля упала на дно никелированного хирургического лотка.

– Ах вот оно что... – пробормотал он.

– Что, доктор? Инфекция?

– Да. А сколько прошло времени?

– Достаточно, чтобы появилась инфекция. Вы в состоянии помочь мне?

– Полагаю...

– Я имею в виду... прямо теперь.

– Мне нужно заказать кое-какие лекарства.

– Только никаких телефонных звонков, прошу вас!

С невероятным усилием Болан приподнялся с операционного стола, выждал секунду-другую, приходя в себя, свесил ноги и туманным взглядом стал осматривать комнату. Его глаза остановились на шкафчике со стеклянными дверцами, на полочках которого виднелись всевозможные медицинские склянки. Болан сполз со стола, оступился, снова обрел равновесие и попытался дотянуться до шкафчика. Открыв стеклянную дверцу, он схватил бутылочку с густой желтоватой жидкостью. Это был антибиотик. Он сжал бутылочку и рухнул на пол у самого шкафчика.

– Доктор, сделайте мне укол! Именно этого да побольше, не жалейте! – И он протянул Байрону бутылочку.

– Это может погубить вас.

– Мне будет конец, если вы не сделаете укол. Я уже чувствую – дело попахивает гангреной.

Байрон кивнул головой.

– Вы по-прежнему все еще хотите звонить?

– Надо бы...

– Зачем?

Уайт Байрон как-то уж очень жеманно пожал плечами. Болан все понял. Догадался об этом и Байрон. Врач, лишенный совести и морали, и секунду не будет колебаться, если ему светит сумма в сто тысяч долларов. И еще, незарегистрированный врач никогда в жизни не смог бы получить такой кабинет и столько дорогостоящего оборудования без согласия уголовников. А это – мафия.

Болан сделал несколько глубоких вдохов. Кислород попал в кровь и освежил затуманенный мозг. Вуаль перед глазами исчезла, и он почувствовал, как силы вновь возвращаются к нему.

– Вам нравится, доктор, эта штука?

– Какая штука?

– Жизнь. Жизнь, дорогие вещи, спокойствие и уверенность в том, что вы никогда не станете дряблым бедным стариком, раз уж вы состоите в братстве.

– Я вас не понимаю.

И вновь Байрон изысканно пожал плечами.

– Послушай меня, доктор, – заговорил Болан уже другим тоном. – Я не привык ходить с пустыми руками. Или ты мне даешь антибиотик, или же я пущу тебе пулю в лоб.

Уайт Байрон физически ощутил на себе леденящий взгляд Болана и понял, что сейчас и в самом деле умрет, если не поможет этому израненному типу. Боже праведный! Сразу три ранения: в ногу, под ребро, в лицо. Да он же давно должен был умереть!

Байрон тихонько подошел к столу и, не торопясь, взял шприц. Подержал его перед собой, дабы этот подонок убедился, что инструмент идеально чистый. Затем взял у Болана бутылочку, вставил туда иглу и заправил шприц желтоватой жидкостью.

Не теряя времени, Болан прилег. Доктор шлепнул его по ягодице и, как только мышцы расслабились, сделал укол.

Потом Болан встал, врач перевязал ему ногу и начал обрабатывать рану на щеке. Лицо пришлось забинтовать. Тем лучше: проще будет маскироваться.

Мак снова прилег немного отдохнуть и тут со всей ясностью понял, что доктора придется убрать.

Кто знает, возможно, поведение доктора было продиктовано его характером, а может, подсказано уроками, полученными в тюрьме, а может быть, причиной всему стала врожденная жажда наживы...

Как-никак сто тысяч долларов и никаких налогов.

Болан почувствовал, как его охватывает полнейшее оцепенение. Борясь с неожиданно навалившейся сонливостью, он собрал в кулак все свои последние силы. Один Господь знает, каким образом Байрон умудрился всучить ему снотворное.

С огромным усилием Болан встал и увидел на столике, в метре от себя, набор хирургических инструментов. Он бросился к столику, схватил скальпель и вонзил его в затылок доктору. Тот как раз успел произнести в телефонную трубку одно-единственное слово: «Алло», – и замертво упал.

Ухватившись за стенку, Болан взял трубку, выждал секунду-другую и, имитируя голос Байрона, сказал:

– Да так, ничего.

И Палач повесил трубку. Повернул ключ в двери. Шатаясь от снотворного, он прошелся по комнате, остановился у окна. Приоткрыл его и глянул вниз. Там валялись груды мусора. От земли его отделяли метров десять. Кажется, ему удалось перебороть снотворное. Он взял простыню и привязал ее за ножку стола. Вторую простыню он разорвал пополам и привязал к первой. Придвинул стол к окну и выбросил вниз эту самодельную веревку. Затем, словно по канату, стал осторожно спускаться. Метр, другой, третий... Ткань предательски затрещала. Болан резко отпустил руки и пролетел метра полтора вниз. Там ткань была покрепче. Но вот снова послышался треск. Болан повторил свой прием и затаился, чтобы перевести дыхание. Осторожно, аккуратно перебирая руками, он медленно спускался вниз. Но вот ткань с треском разорвалась, и Болан рухнул на землю.

Глава 2

Палач провел свое детство в небольшом городке в штате Массачусетс и, конечно же, ни черта не понимал в змеиных повадках.

Однако прослужив 12 лет в армии, дважды побывав во Вьетнаме, где джунгли кишат этими тварями, сержант Мак Болан кое в чем начал разбираться.

Единственный и самый надежный способ уничтожить змею, когда та пытается тихонечко пробраться в спальный мешок, – отрубить ей голову.

Отрубить ножом, лопатой, мачете. Можно раздавить ее сапогом. Можно даже выстрелить ей в череп. Но нужно уничтожить именно змеиную голову.

Быть может, это легенда, но Болан как-то слышал, что если голова и мозг змеи останутся невредимыми, то она обязательно выживет и станет еще больше и опасней.

Правда это или сказка – Болан не знал. Но сам он уже немало сделал, чтобы выжить.

Когда веревка порвалась и он начал падать, Мак подумал, что летит навстречу собственной смерти. К счастью, наркотик, который ему ввел доктор, нарушил только глазомер, и падал Болан всего лишь с высоты трех метров. Он слегка подвернул раненую ногу и с трудом мог передвигаться. Отойдя метров на пятьсот, он упал. На большее уже никаких сил не осталось.

«Черт подери, – подумал Болан, – когда нужно, ни за что на свете не дождешься полицейского, зато когда не нужно, он тут как тут...»

Полицейский оказался здоровенным парнем. Рост у Болана был 185 см, вес – 90 кг, а этот парень одной рукой поднял его и прислонил к стене дома на углу Лексингтона и 27-й улицы.

– Ну что? – раздался спокойный голос полицейского. – С того света вернулся?

Болан напряг свою память.

– Диабетик я, – словно оправдываясь, сказал он.

Огромный полицейский наклонился над Боланом и принюхался.

– Да ты вроде и не пьян.

Затем быстрым шагом он направился к телефонной будке. Через несколько минут Болан уже ехал в машине «скорой помощи» в больницу Бельвью.

Санитары вытащили носилки, поставили их на тележку и подкатили Болана к кабинету экстренной хирургии. Как только Болан остался один, он встал и вышел из больницы.

Три раза он останавливался, чтобы передохнуть, пока доплелся до автостоянки, где оставил свой великолепный «мазерати». И тут после небольшой разведки он заметил двух мафиози, которые спокойненько поджидали его.

Секунду-другую Болан выждал, собираясь с силами, и первым пошел в атаку. Он сзади подкрался к мафиози и нанес ему сильнейший удар чуть ниже уха, затем подхватил покачнувшееся тело и уложил его на землю. Обшарив карманы потерявшего сознание мафиози, он нашел короткоствольный 38-миллиметровый револьвер, 12 патронов к нему и 900 баксов в десяти– и двадцатидолларовых купюрах. Все нормально: надо же солдату при случае чем-то рассчитываться за обед или стакан выпитого вина.

Патроны Палач ссыпал в правый карман, деньги сунул в левый. Обтянув куртку недвижимого «солдата», он выстрелил ему в ягодицу.

С противоположной стороны автостоянки послышался чей-то настороженный голос:

– Лу? Лу, что с тобой? Отзовись, Лу!

В ответ Болан что-то процедил сквозь зубы.

– Лу! Ответь же, черт тебя возьми!

И снова Болан выдавил из себя невнятное мычание.

– Лу, где ты?

Болан услышал тяжелые шаги. Прямо на него надвигалась огромная человеческая тень.

– Лу!

– Здесь я, – откликнулся Болан, прикрыв ладонью рот, – помоги мне, я ранен...

Тень побежала прямо к нему.

Болан приготовился, широко расставил ноги и присел. Как только тип приблизился, Болан нанес ему прямо в живот мощнейший удар правой рукой, в которой для большей массы сжимал револьвер. Затем он схватил человека за жирные волосы, резко потянул его голову вниз, подпрыгнул и ударил коленом в лицо. Удар пришелся в нос, который тут же превратился в кровавое месиво. Послышался треск сломанной челюсти. Болан поднял голову мафиози, повторил процедуру и почувствовал, что тип уже без сознания. Выстрел в затылок стал последней точкой в этом эпизоде.

Пришло время передохнуть. Он присел возле двух мафиози, чувствуя себя намного лучше, чем они. Поступил он достаточно гуманно. Грешно было бы с этим не согласиться...

«Боже мой, как же я устал! – подумал Болан. – Схлопотал три пули, нахватался наркотиков, меня ставили к стенке, на „скорой помощи“ отвозили в больницу. Я обегал весь Манхэттен... Если они придут, я... уже не смогу даже защититься... Змея – страх и ужас. Отрубить голову, обезглавить змею...»

Мак сунул в карман пистолет здоровяка, прихватил бумажник и начал осматривать содержимое его карманов, когда со стороны автостоянки до него донесся хруст гравия под чьими-то уверенными ногами.

Глава 3

Болан отбросил бумажник и замер возле «мазерати». Он вытащил трофейный револьвер, и ему показалось, что тот весил тонны полторы. Сжав оружие в руках, он направил его в ту сторону, откуда доносились шаги. Ему очень хотелось, чтобы первый выстрел стал и последним. Палец замер на спусковом крючке. Болан не был уверен, что сможет нажать на спусковой крючок дважды.

Человек на стоянке, должно быть, услышал щелчок взводимой собачки револьвера и замер.

Болан пригнулся, правой рукой сжимая рукоятку револьвера, а левой поддерживая его снизу.

Время, казалось, остановилось.

Пока Палач двигался, он почти не ощущал воздействия снотворного, но теперь, в этой безмолвной темноте, на него снова вдруг начало наваливаться жуткое оцепенение.

Он почувствовал, как дрожат его руки, и, внезапно приходя в себя, едва не нажал на курок.

Болан про себя выругался. Первое правило боя – сколько раз повторял он это молодым новобранцам – не выдавать своей позиции.

Ему казалось, что он потерял целый литр крови. Кровь текла и теперь. Болан почувствовал, как по ноге струилась теплая липкая жидкость. Рана, по всей видимости, опять открылась. Веки стали словно чугунные, глаза закрывались помимо его воли, голова невольно опускалась...

Болан отчаянно боролся с охватывающей его сонливостью. Левой рукой он пошарил на земле и нашел пистолет Лу. Подтянув к себе оружие, Мак разрядил его и, глубоко вздохнув, отбросил пистолет на щебенку, подальше от своего укрытия.

В тот же миг Болан обеими руками поднял свой револьвер, ожидая увидеть вспышку выстрела.

Но вокруг стояла тишина.

Болан ждал.

И наконец услышал тихий смех.

– Неплохо работаешь, сержант, – раздался голос Лео Таррина. – Но меня, парень, этим не возьмешь.

– Сукин ты сын...

– Спокойно, Мак, я иду к тебе. Если ты выстрелишь, я тебя больше знать не знаю.

– Иди.

Болан опустил револьвер, продолжая держать палец на спусковом крючке.

– Ты что, спятил? – начал Таррин. – Зачем ты сбежал из больницы?

– А ты видел когда-нибудь, чтобы загнанный зверь сам бросался в преследующую его свору?

– Ты сошел с ума.

– Возможно.

– Да, на самом деле, Мак, никому бы в голову не пришло искать тебя в больнице. Ты был бы там, как у Бога за пазухой: полиция рядом, тебя ищут всюду, понимаешь, но только не в больнице!

– Да это еще как сказать...

– Что тут говорить!

Болан сонно качнул головой, глаза его закрывались.

– Послушай, а как ты меня нашел? – еле слышно спросил он.

– Тебя видел один приятель, когда ты направлялся в город, – ответил Лео и постучал ногой по колесу «мазерати». – Неужели ты надеялся незаметно проехать через мост на такой шикарной тачке?

– Твой доктор тоже неплох, – с иронией парировал Болан.

– Ты просто невыносим.

– Этот подонок напичкал меня снотворным, хотя я следил за каждым его движением.

– Сто тысяч долларов, сержант, – это немало.

– Кому ты это рассказываешь... И что теперь?

– Возвращайся в больницу.

– Это самоубийство!

– Как знаешь. Можешь топать в зону акулы Каваретто, можешь снять комнату. Можешь просто прогуляться и помочиться кровью. Можешь оставаться здесь и валяться на траве без сознания... А когда Талиферо пришлют сюда своих «солдат» за этими трупами, то, не сомневайся, они прихватят и тебя, как сосунка.

Лео сплюнул точно на капот «мазерати».

– Так что решай, сержант!

– Я ранен, мне нужна помощь...

– А для чего я сюда пришел, кретин?!

И, переходя на фальшивый патетический тон, Лео добавил:

– Вперед, ребята! У меня пуля в сердце, две в легких, еще одна в голове, но мы возьмем эту высоту и водрузим там флаг Соединенных Штатов...

Таррин подошел ближе, присел на капот машины, стоящей рядом с «мазерати», и продолжал уже нормальным голосом:

– Ну так что? Ты принимаешь себя за Джона Уэйна или как? Здесь не съемочная площадка, операторов и статистов тут нет.

– Осел!

– Отнюдь. Во-первых, я больше ослов зарабатываю. Во-вторых, мой интеллектуальный потенциал намного выше среднего, я уж не говорю об ослах.

Болан устало улыбнулся, с его губ слетело некое подобие смеха. Таррин заговорил жестче:

– А теперь ответь мне! Я рискую и там, и тут. Нужна тебе помощь или нет?

Болан чувствовал себя совсем худо и чуть слышно прошептал:

– Помоги мне, Лео...

* * *

Медсестра оказалась молодой и красивой. У нее были густые черные волосы, маленькая упругая грудь, тонкая талия, хорошенький подвижный зад и точеные ножки. Именно такие нравились Болану, когда он располагал свободным временем и мог позволить себе думать о женщинах, хотя манекенщицы с идеальными формами были ему также безразличны как и больницы, иглы, прозрачные трубки и капельницы. Более того, он терпеть не мог эти бутылки с прозрачной жидкостью, подвешенные над головой, длинные эластичные резиновые трубки с иголками, как пиявки, присасывались к руке. Но что делать, если все это воплощало в себе жизнь.

А жизнь Мак Болан любил больше всего на свете.

Впрочем, и смерти он нисколько не боялся. Эту стадию Болан пережил много лет тому назад. За себя он уже не молился, так как не считал свою особу чем-либо примечательной. А вот за своего брата Джонни молился, и за любимую женщину, оставшуюся в Питтсфилде, и за нескольких друзей, чьи трупы гнили в болотах Вьетнама. Друзья эти навсегда остались для него молодыми и прекрасными, ибо мертвые не стареют.

Мак Болан очень не любил незаконченных дел. Незавершенная борьба угнетала его, все время напоминала о поражении с его омерзительным гнилым запахом. В этом конкретном случае Болан воспринимал передышку именно как поражение и считал своим долгом продолжать схватку.

Он должен обезглавить змею.

А пока главное заключалось в том, чтобы выжить. Покойники ни на что не способны, они ничего не могут, разве что распространять заразу.

Дневной медсестре с красивым бюстом Болан мало-помалу начал доверять, а вот ночная сестричка вызывала большие сомнения.

На груди у нее красовалась карточка: «М.Минотта, медсестра».

Имя ее было безразлично Болану, поскольку он давно понял, что человек с итальянским именем вовсе не обязательно имеет отношение к мафии. Однако мисс Минотта стала его ночной медсестрой спустя неделю после того, как он появился в палате, что сильно обеспокоило Болана. Озадачивало его и то, что эта дама уж как-то чересчур свободно обращалась со шприцами и транквилизаторами. Она без всяких колебаний вводила бы ему лошадиную дозу морфия через каждые полчаса, стоило только попросить ее об этом. А как она кривилась, когда Болан отказывался от морфия!

Не давала покоя и еще одна вещь. Мисс Минотта просто не должна была работать ночной медсестрой. Она всем превосходила свою дневную коллегу, у которой на карточке написано «К.Дуглас, медсестра»: опытом, стажем и возрастом. Кроме того, сестра Минотта была в два раза красивее и, пожалуй, раза в три соблазнительнее. Она принадлежала к той категории женщин, которые получают повышение по службе в страстных объятиях с начальниками.

И вот неделю спустя после появления Болана в клинике она приходит сюда под невинной личиной ночной медсестры...

Вот тут Мак Болан все понял. Братья Талиферо нашли его...

Глава 4

Несмотря на доброе, дружеское расположение к Болану, Лео Таррин все чаще задавал себе один и тот же вопрос: «А не приплыл ли Палач к своему финишу?»

Не раз и не два Болан чуть было не подставил Таррина, а в последнее время он совсем перестал заботиться о своей безопасности.

Лео Таррин, бывший «зеленый берет», был глубоко законспирированным федеральным агентом. Внедрившись в Организацию, он упорно работал на ниве организованной преступности и стяжал себе славу непревзойденного сутенера. Это он нашел сестру Болана Синди и сделал из нее проститутку, девочку по вызову. Вместе с признанием к Лео пришел и успех – «Коммиссионе» возвело его в ранг капо. Какая ирония судьбы: преданный своему делу агент ФБР стал одним из боссов мафии!

Ясное дело, он упростил бы себе жизнь, если бы тогда на автостоянке убрал Палача, но Лео искренне восхищался Боланом и любил его, как брата. Впрочем, были и другие подходящие случаи прикончить Болана, но такие мысли почему-то никогда не приходили ему в голову.

Однако Болан начал доставлять Лео массу хлопот. Всякий раз, когда Таррин приходил ему на выручку, он чертовски рисковал. Хотя, если говорить честно, ему не так уж часто приходилось спасать Палача. Болан обладал звериным инстинктом самосохранения. Каждое движение этого человека, который, казалось, состоял лишь из мышц и нервов, было продиктовано одним-единственным стремлением: выжить во что бы то ни стало! До сих пор ему это удавалось с помощью то ли Всевышнего, то ли сатаны.

Но Таррин знал и другого Болана: заботливого старшего брата, учтивого человека, внимательного и нежного любовника.

Таррин прекрасно отдавал себе отчет в том, что, ведя двойную игру, он сильно рискует и собственной жизнью. А кому нужен мертвый?! Таррин был уверен, что, работая в самом сердце мафии в роли капо, он приносит больше пользы правительству, нежели являясь телохранителем Мака Болана. Нянчась с ним, он прекращал свою работу мафиози и таким образом зажигал свечу сразу с обоих концов.

«Господи! – думал он. – Я сделал для Болана все, что было в моих силах. Я помог ему лечь в больницу. Проверил всех, кто мог подойти к нему: врачей, медсестер, уборщиц, санитаров».

И лишь одна деталь вызывала сомнение. Таррин скорее чувствовал это, чем понимал разумом. И он продолжал свое расследование.

Он проклинал себя за то, что служил в войсках особого назначения и слишком много времени работал на ЦРУ. В свое время ему удалось внедриться в офицерскую среду северовьетнамской армии и заполучить сверхсекретные материалы о противнике. Правда, пришлось при этом использовать самые гнусные человеческие слабости – женщины, наркотики, алкоголь. «Зачем, ради чего все это делалось?» – не раз спрашивал себя Таррин.

Зачем он дал согласие на двойную игру высокому начальнику из спецслужб США, куда его вызывали сразу же после возвращения из командировки в Юго-Восточную Азию?

А причина-то, собственно, простая: он любил свою родину, он воевал за нее. А там, на войне, он увидел всю жестокость и ужасы, которые творили солдаты-вьетконговцы. Да и на гражданке его насторожила удивительная схожесть философии коммунистов и мафиози: цель оправдывает средства – предательство, терроризм, убийство, диктатура. Таррину припомнился случай, который врезался в память еще в детстве.

Некий никому не известный человек по имени Арнольд Шустер опознал знаменитого грабителя банков Вилли Саттона и сообщил об этом в полицию. Саттона арестовали. Он не имел никакого отношения к мафии, но один кровожадный мафиозный начальничек – Альберт Анастассио – приказал своему «солдату» Фредерико Тенуто убрать Шустера. Это, по словам Анастассио, должно было послужить хорошим уроком всем потенциальным осведомителям, как честным гражданам, так и мафиози. Немного позже ради перестраховки Анастассио уничтожил и Тенуто, чей труп так и не был найден.

Два бесполезных убийства...

Таррин получил более солидное образование, чем его коллеги, и потому его решение на двойную игру имело под собой причины и интеллектуального, и морального, и патриотического свойства. Всякий раз, когда он шел на помощь Болану, он делал это совершенно сознательно. И никогда не опасался за свою собственную шкуру.

Обычно Лео передавал все необходимое и тотчас же уходил. У него не было никакого желания присутствовать при перестрелке, да и объяснять свои частые отлучки из Питтсфилда в последнее время становилось все труднее. Жизнь мафии построена на предательствах, заговорах, убийствах, и Лео Таррин рисковал: отстранить от дел его могли в любой момент.

– Ну вот, – начал Таррин, войдя в палату Болана выложив ему на кровать большой полотняный мешок. – Здесь все: оружие, материалы о стране и деньги... Я продал твой «мазерати» за 15 тысяч долларов за вычетом комиссионных.

– Каких комиссионных?!

– Что значит каких? Моих, естественно! Я никогда не работаю за спасибо. И еще, если я перестану думать, как капо, я перестану и действовать, как капо, и моя песенка будет спета. Я хочу тебе помочь, но я вовсе не готов к самоубийству, понимаешь?

Таррин как-то по-волчьи усмехнулся и продолжал:

– И потом, все оказалось не так-то просто. На твой «мазерати» положили глаз люди Талиферо, тем более что одного их человечка ты укокошил на автостоянке.

– Я понял, Лео, ты заслужил комиссионные.

– Они при мне, – похлопал себя по карману Таррин. – Теперь вот что, Мак, меня не интересуют твои планы, я не спрашиваю, куда ты собираешься отправиться, но я прошу тебя об одном: исчезни ты от меня куда-нибудь подальше.

– Я тебе это обещаю.

– Шутишь?

– Отнюдь. Такими вещами я не шучу.

Таррин с любопытством посмотрел на Болана, но больше спрашивать ни о чем не стал: чем меньше он будет знать, тем лучше будет для всех. Пока Болан надевал черный комбинезон, обвешивался оружием – как всегда, он отдавал предпочтение «беретте» с глушителем и огромному серебристому «отомагу» – и рассовывал по карманам четыре осколочные гранаты и запасные обоймы к обоим патронам, Таррин стоял у приоткрытой двери и следил за всем, что делалось в коридоре. Затем он сказал:

– По дороге сюда я видел четырех подозрительных типов. Кроме того, с обеих сторон больницы, возле перекрестков, стоят два их автомобиля. Водители в машинах. Так что их как минимум шестеро.

Сделав паузу, он равнодушным голосом добавил:

– Медсестра подослана мафией.

– Я догадался.

– Это наркоманка, которая...

– Ее биографию я послушаю как-нибудь в другой раз, а теперь давай, будь здоров! И спасибо...

– Пока, – дружески попрощался с ним Таррин. Он вышел в ярко освещенный коридор и плотно закрыл за собой дверь.

Болан остался один в темной палате. Ожидание нисколько не нервировало его. Ждать он научился давно, ибо терпение давало шансы на выживание. Правда, теперь Палач из дичи превратился в охотника, он ждал появления врага.

В палате царила почти непроглядная темень. Лишь слабый лучик света выбивался из-под двери в ванную, но и этого было достаточно, чтобы рассмотреть силуэты «гостей»...

Первой вошла женщина.

Этого и следовало ожидать. Его хотели взять живым. Ошибаться больше никто не хотел: бессмысленно нести черт знает чью голову и требовать за нее вознаграждение.

Тихонечко, словно кошка, Минотта подошла к кровати. Вот она застыла на месте. Болан понял: привыкала к темноте. Через бесконечно долгую минуту медсестра протянула руку к кровати и начала осторожно приподнимать одеяло. В другой руке Минотта держала шприц.

Именно в этот момент ее и схватил Болан. Своей широкой твердой ладонью он зажал ей рот и нос и тут же вырвал из руки шприц. Мак изо всех сил прижал Минотту к себе, лишая ее возможности двигаться. Пытаясь вырваться, медсестра елозила ногами по полу, отчего резиновые подошвы ее белых туфель, соприкасаясь с линолеумом, издавали противный мышиный писк. Болан вонзил медсестре шприц в шею и, нажав на поршень, выдавил из него все содержимое. Он понятия не имел о наркотике в шприце, но его эффект буквально ошеломил Мака: уже через несколько секунд женщина обмякла и превратилась в мертвый груз. Болан опустил на кровать тело Минотты, затем закинул на постель ее ноги. Протерев пустой шприц, он вложил его в правую руку медсестры и снова затаился в темноте. Мак вынул «берет-ту», поставил ее на боевой взвод и пальцем проверил, зашел ли патрон в казенник. Движением большого пальца он снял пистолет с предохранителя. И вовремя.

Открылась дверь, и в палату зашли двое, толкая перед собой тележку с носилками. Один из вошедших захлопнул за собой дверь и тут же включил свет.

– Эй, Минни, послушай, что...

Рука «солдата» нырнула под белый медицинский халат, и Болан тут же всадил ему пулю прямо между глаз. Тем временем другой «солдат» пригнулся и спрятался за тележкой с носилками. Болан трижды выстрелил ниже носилок. После второго и третьего посвиста бесшумной «беретты» из-за тележки послышались крики боли, стон, затем наступила тишина.

На двоих мафиози стало меньше...

Между тем, больничная палата на четвертом этаже стала для Болана своеобразной западней. Отсюда на связанных простынях не выберешься, тем более если солдаты на улице расставлены правильно: на фоне светлой стены лучшей мишени просто не найти.

Болан перепрыгнул через кровать, ударом ноги отшвырнул в сторону тележку с носилками и тут же упал на колени: раненый мафиози выстрелил, и пуля слегка затронула его волосы. В маленькой комнате этот выстрел прозвучал, словно пушечный залп, от которого посыпалась штукатурка.

Болан ответил «солдату» пулей в переносицу.

Затем он поднял носилки, лицом вниз уложил на продырявленные простыни первого убитого и толкнул носилки в коридор. Там все было под надежным контролем. Моментально справа и слева раздались два выстрела. Тогда Болан взял второй труп, подтащил его к двери, поставил на ноги и вытолкнул за порог. Покойник рухнул в коридор, в ответ тут же загремели новые выстрелы. Мак плюхнулся на живот и ужом выполз из палаты, прислушиваясь к злому жужжанию пуль над головой. Повернувшись влево, он прицелился и выстрелил в живот мафиози, который держался, словно ковбой былых времен: ноги на ширине плеч, рука с оружием вытянута вперед, глаза прищурены. Гангстер согнулся пополам, пронзительно вскрикнул, потом упал на спину и выронил пистолет, пытаясь закрыть руками огромную рану в животе.

Болан перекатился в сторону, меняя позицию, и оказался между двумя трупами и опрокинутыми носилками. Пуля со свистом разбила керамическую плитку пола в нескольких сантиметрах от его локтя. Из палат вдоль всего коридора доносились полные ужаса крики больных. Неизвестно откуда взявшись, между Боланом и вторым мафиози в коридоре появилась медсестра. Громила воспользовался ею как живым щитом: он приподнялся и несколько раз быстро выстрелил. Женщина упала. Болан подумал, что ее сразила шальная пуля, но затем понял, что она просто потеряла сознание, потому что сразу же услышал, как пуля ударила в стену прямо у него над головой.

Мак Болан никогда не убивал и не обижал невинных людей, тем более полицейских. Более того, он даже не сопротивлялся, когда супруга Лео Таррина выстрелила в него из своего крошечного пистолетика. Это случилось в самом начале, когда он только-только объявил войну мафии.

Но что делать теперь? Неужели пришло то время, когда он просто вынужден причинить зло ни в чем неповинным людям, чтобы спастись самому?

Если бежать по той стороне коридора, где лежит солдат с простреленными внутренностями, – значит превратиться в идеальную мишень для другого стрелка. Коридор слишком узкий, чтобы можно было бежать зигзагом.

Болан опустошил всю обойму «беретты», снял с пояса гранату и, выдернув чеку, скрепя сердце пустил ее накатом в конец коридора. Бросив на пол пустую обойму, Мак вогнал в рукоять «беретты» новую и тут же передернул затвор. В этот момент он словно превратился в сгусток напряженных мышц. И лишь когда рванула осколочная граната, коридор потонул в облаке пыли от сбитой штукатурки, а в палатах завопили еще громче, Болан бросился в атаку.

Добравшись до конца коридора, он чуть не подскочил от радости: граната скатилась по ступенькам лестницы и взорвалась на площадке между четвертым и третьим этажами. Таким образом, никто из больных не пострадал. Погиб лишь мафиози, которому осколки иссекли всю спину.