Текст книги "Волчонок Ваня"

Автор книги: Дмитрий Суслин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В захмелевшей веселой компании, попарившись в бане, угощались коньячком трое солидного возраста мужчин. Они были одни, без жен, и наслаждались свободой здесь в лесу в охотничьем рубленом домике. Двое были в милицейской форме и при погонах. Один полковник, другой генерал-майор. Третий был штатский, но держался с офицерами на равных, а иногда в его тоне даже преобладали хозяйские нотки. Он и впрямь был хозяином домика, вернее, не домика, а охоты, которой несколько часов назад он побаловал своих высокопоставленных друзей. Охотничьи трофеи, пара зайцев и молодая косуля – лежали на полу, и охотник готовился приступить к их свежеванию. Милиционеров он собирался использовать как подсобную силу.

– Знатный будет шашлычок! – радовался как ребенок генерал.

– Эх, нет здесь моей жинки, она бы нам такое жаркое сделала.

– Да, твоя Любовия готовить мастерица! – польстил генералу полковник. – Но Николай приготовит для нас ужин мужской, а мужчины лучшие кулинары в мире.

Полковник, как и все люди с погонами страдал легким косноязычием. Но на это в его компании никто внимания не обращал.

– Красное вино к мясу нужно, – буркнул генерал. – Ты бы, Леша, сходил. У меня в багажнике три бутылки.

– Слушаюсь, товарищ генерал-майор! – шутливо отдал честь полковник, вытер кровавые руки о фартук и выбежал на улицу.

– Подхалим этот Викторов, – сказал Николаю генерал, когда они остались вдвоем. – Тут мне на него недавно Кочубов жаловался.

– А что такое? – не прерывая работы, и без интереса спросил Николай.

– Да у генерала племянник в его отделе свихнулся.

– Как так свихнулся?

– А черт его знает!

Тут с бутылками в руках вбежал радостный Викторов.

– Слышь, Леша, – повернулся к нему генерал, – ты по что моего земляка обидел?

Викторов смутился и замялся на месте.

– Ты про Кочубова племянника что ли? – буркнул он.

– Про него самого. Что ты с ним такое делал, что он у тебя с крыши съехал?

– Да там вообще странная история была. Даже вспоминать неохота.

– А ты вспомни, – стал настаивать генерал.

– Хватит вам базарить! – прикрикнул на них Николай. – Леха, держи ее за ноги!

Он как раз начал снимать шкуру с косули.

– Надо было на снегу это делать, – Викторов поморщился. – А история про кочубовского племянника очень интересна.

– Вот ты нам ее за ужином и расскажешь, – сказал генерал. – Не телевизор же нам здесь смотреть!

Вечером, когда вино кончилось, а голова еще оставалась не тронутой, и мужики уже подумывали о коньяке и взвешивали степень риска смешения этих противоречивых напитков, генерал снова вспомнил про историю о племяннике генерала Кочубова и потребовал от Викторова ее изложить. Тот с охотой и удовольствием стал им рассказывать историю про младшего лейтенанта Терентьева.

Генерал нашел ее и в самом деле странной и удивительной.

– Надо же, какие вещи на свете бывают! – сказал он, когда Викторов кончил. – Прямо мистика какая-то!

– Какая мистика? – засмеялся Викторов. – Пьяный был младшой, вот и стал в темноте палить, куда попало. Ну, наверно, в пловца там или в спортсмена попал.

– А что труп не опознали?

– Нет. Он месяца два в морге валялся. По радио объявляли, по телевидению. Никто не объявился. Ни родственники, ни знакомые. Неизвестный. Так его студентам и отдали. Пусть, мол, режут.

– Да, – генерал выпил остатки вина в своем бокале и поморщился, словно хлебнул водки. – Вот так и ты умрешь где-нибудь в чужом краю, и некому даже будет тебя схоронить. Разрежут тебя студенты и рассуют по банкам со спиртом.

– Со спиртом это хорошо! – осклабился Викторов.

– Дурак ты, Лешка!

– Слышь, Леха, – Николай, все это время молчавший и внимательно слушавший, оживился, – а этот твой Терентьев, за ним до этого что-нибудь странное замечалось?

– Да нет. Обычный пацан. После вуза его дядя к нам толкнул, а он только год проработал. Да я его и не знаю. Он у Емельянова работал.

Николай неожиданно заинтересовался этим делом и стал выспрашивать Викторова о подробностях. С каждой новой деталью он становился все более серьезным. Наконец Викторов рассказал ему все, что знал.

– Удивительно, – тихо покачал головой Николай. – Странно. А скажи, дорогой Алексей Павлович, не было ли у тебя в районе еще какого странного случая, сразу после или даже вместе с делом Терентьева?

Викторов задумался.

– Да нет. Таких странных вроде и не было.

– Подумай хорошенько. Может, кто без вести у тебя пропадал? Или волк на кого-нибудь напал? Ты же говорил, что у тебя из-за волка и пионерских лагерей тревога была.

– Тревога была. Это точно. Там лагерей куча. Слушай, я вспомнил! Точно! Как раз из одного лагеря двое пропали. Вожатый один и, кажется, с ним ребенок. Но они потом нашлись. Мальчишка сбежал, а вожатый его искал. Пять дней за ним гонялся.

– Пять дней? А когда это было?

– Да в июле. Кажется в конце.

– Значит, они нашлись?

– Да. Только самый прикол то в том, что пацан потом опять пропал. Сбежал шельмец. Но только он смылся уже из детдома. А это не в моем округе. Там кажется Никонов. Пусть он с ним и чухается.

– Да у этого Никонова каждый год из детдома по два-три побега. Там директор такую среди детей навел дисциплину, что они у него хуже, чем в зоне, – подал голос генерал.

Разговор пошел в другую сторону. Стали болтать о школах, детях и внуках. Не выдержали и открыли бутылку коньяка. Беседа приняла новое оживление. Только Николай был слишком серьезен и почти не принимал участия в общем веселье, когда ни к чему шлюхи, младший состав, а просто три друга собрались раз в год вместе, и никто им больше не нужен.

Спать легли уже под утро. Николай не спал и все ворочался в постели. Наконец он не выдержал и пошел в гостиную комнату, снял со стены старое любимое ружье и стал его осматривать.

– Кажется опять, – сказал он себе.

Затем он спустился в подвал и включил свет. Подошел к старому письменному столу и открыл нижний его ящик. Что-то вытащил и стал рассматривать под тусклой лампой. Рассмотрев, улыбнулся горькой обреченной улыбкой, даже не улыбкой, а усмешкой, и подбросил то, что смотрел, вверх.

Раздался глухой звон.

На ладони у Николая лежали охотничьи патроны.

ПУЛИ В НИХ БЫЛИ ИЗ СЕРЕБРА.

* * *

Луна обливала туманными лучами лесную поляну, засыпанную опавшими листьями. Деревья вокруг стояли уже голые и трещали на холодном ноябрьском ветру. Лес готовился к зимней спячке. Он был шумен и неприветлив. Его обитатели не показывались на поверхности, потому что уже залезли в норы и со всей старательностью занимались их утеплением. Только выскочил и стал тревожно раздувать ноздри заяц. Он был холостой заяц и так и не успел обзавестись жилищем и теперь очень жалел об этом. Он чувствовал опасность, подстерегающую его. Но с какой она стороны, определить не мог. Слишком громко трещали деревья, слишком резким был ветер, и страшный запах шел со всех сторон. Запуганный зверек вздрогнул и сделал огромный прыжок в сторону. Наугад. И не угадал. Попал прямо под взгляд двух желтых глаз. Они торжествующе сверкнули в ночи. Заяц застыл под этим взглядом и задрожал. Попятился и попытался развернуться для нового прыжка. Но было поздно. Кто-то огромный и сильный уже смял его маленькое тщедушное тельце и прижал к земле. Последнее, что увидел заяц, был детеныш волка. Это его глаза он увидел в темноте. Как же он не догадался, что это детеныш? Он бы смог перепрыгнуть через него, и поминай, как звали. А ведь он считал себя опытным и очень мудрым зайцем. Огромные желтые глаза большого волка, который стоял над трепыхавшейся жертвой, заглянули в красные заячьи глазки. Косой вздрогнул последний раз и испустил дух. Его сердце не выдержало вида страшных белых и острейших зубов, поэтому заяц уже не почувствовал, как они острыми ножами вонзились в его толстое, разжиревшее за лето брюшко.

Волк учил своего детеныша охотиться.

Внезапно пошел густой снег. Он стал быстро засыпать место свершившегося преступления, но и сам тут же окрасился свежей еще не остывшей кровью.

Снимать с зайца шкуру волк доверил волчонку. Малыш с радостным визгом кинулся на тушку и впился в нее зубками. Он урчал от удовольствия и раздувался от гордости, что занимается таким важным делом. Он уже считал себя полноправным охотником. Ведь это он напугал зайца и отвлек его от большого волка.

Волк слизывал с морды кровь и с нежностью смотрел на волчонка. На то, как тот возился с зайцем, неумело разделывая его на куски. Урчание, иногда переходившее в грозное рычание, услаждало его слух, а запах крови пьянил голову. Волчонок долго возился с мертвым зайцем, таскал его по снежному покрову, вывозился во внутренностях и перепачкался кровью. От радости и возбуждения он дрожал, и хвост его был невидим, так быстро летал он в воздухе. Наконец, так ничего не добившись, он притомился и обратился за помощью к волку. Взрослый зверь разодрал зайца и в две секунды освободил его от шкуры. Они принялись поедать добычу. Когда наелись, легли отдохнуть. Отдыхали не долго. Каких-нибудь полчаса. Затем волк заставил уже задремавшего волчонка подняться, даже слегка укусил, чтобы добавить прыти, и они побежали. Теперь уже вдвоем. Вдвоем они оставляли на первом снегу следы и неслись вперед навстречу ветру. Волчонок бежал первый раз. Он многое делал в первый раз. И хотя для волчонка делать все это было рановато, слишком он был мал, но волк стал учить его жизни раньше, чем это делают его собратья. У него не было волчицы и не было логова, в которое можно вернуться в любой миг, и где волчонок был бы в безопасности. Поэтому волчонок стал охотиться вместе с волком. А волки охотятся по ночам.

* * *

В старом холодном вагоне электрички было сыро и грязно. Люди нанесли в него вместе со снегом воду и грязь. Состав шел очень медленно и останавливался почти у каждого столба. Туда сюда сновали люди, нагруженные узлами, сумками и корзинами. В основном это были все простые люди с хмурыми и равнодушными лицами, но иногда попадались и с претензией на интеллигенцию, эти были разные, или задиристые и горластые, кричащие о своих правах, или наоборот тихие и неприметные. В общем, все было, как обычно бывает в пригородных электричках. Никто не обращал внимания на молодого человека, сидящего у окна и мальчика, спавшего у него на плече. Молодой человек тоже дремал, изредка он открывал глаза и с тревогой оглядывался вокруг себя. Они очень отличались от окружающих их людей, эти двое. Одежда на них была явно не по сезону. Все уже обрядились в теплые куртки, а некоторые были даже в зимних шапках, а они были одеты так, словно вышли неделю назад, когда в небе светило еще по-летнему теплое солнце. Но вчера ударили первые морозы, и выпал первый снег, который еще не стаял. И никто в вагоне не обращал внимания на то, как были одеты молодой человек и мальчик. Никого это не интересовало. Все были заняты исключительно собственными проблемами. Каждый сам за себя. Так всегда бывает во времена великих перемен.

Электричка, наконец, подкатила с шипением старинного паровоза к конечной станции. Пассажиры, за минуту до этого уже всполошившиеся, стали толпиться и толкаться у выхода. Послышались возмущенные крики, недовольные возгласы. Почему-то люди всегда торопятся как можно скорее покинуть тот транспорт, на который они еще совсем недавно так сильно стремились.

Только двое не торопились к выходу. Мальчик все еще спал на плече молодого человека, а тот как бы и не собирался его будить. Он внимательно следил за выходящими людьми и не шевелился. Только когда вагон полностью опустел, Роман, а это был он, осторожно коснулся лица Волчонка и легонько хлопнул его по щеке. Мальчик открыл глаза.

– Уже приехали? – сладко и широко зевая, спросил он.

– Да, – коротко ответил Волк. – Нам надо идти.

– Мы пойдем к тебе?

– Нет, ко мне мы больше не пойдем.

Они пошли к выходу и когда вышли наружу, их встретил холодный, сырой и пронизывающий ветер, но они словно и не заметили его. Даже не поежились.

Вагон был последний, и до вокзала они шли несколько минут, потому что не торопились.

– А здорово я того зайца напугал! – воскликнул первым делом Волчонок, когда окончательно проснулся и перестал зевать.

Роман промолчал. Он не разделял радостного настроения маленького друга. Все складывалось слишком плохо, чтобы радоваться. Уже в четвертый раз они с Ваней превращались в волков. В последний раз это случилось в конце октября, а теперь был уже ноябрь. Когда перед наступлением полнолуния они с мальчиком сели в электричку и отправились за город, туда, где наиболее глухие леса, было очень тепло, а теперь шел снег, и они были похожи на бродяг, до которых может докопаться любой постовой милиционер.

Роман чувствовал себя загнанным зверем, которого выслеживают охотники. Или преступником, которого разыскивают органы правопорядка. По закону Роман был похитителем, и ему грозил срок. По натуре он был оборотнем, которого, если люди узнают, кто он такой, непременно убьют. Роман уже со второго превращения стал опасаться людей. В сущности, закон ему не страшен. Он ведь теперь и не человек, поэтому ему не имеет смысла жить по людским законам. У него теперь только один закон. Выжить в своей новой шкуре и сделать все, чтобы выжил Волчонок.

А Волчонку было все ни почем. Он словно родился в волчьей шкурке. Ему было хорошо с Волком. Ему уже давно не было так хорошо, как теперь. Поэтому он был счастлив. Мальчик прекрасно понимал, что только то обстоятельство, из-за которого они стали оборотнями, позволило Роману взять его к себе. Тот ни за что бы не сделал так, если бы они оставались нормальными людьми. И еще Волчонок видел, вернее даже не видел, а чувствовал, что имеет над Волком какую-то власть. Он вдруг открыл для себя, что может повелевать старшим другом так, как даже когда-то не мог повелевать родителями. Роман слушал его не как старший, а наоборот, как младший брат и старался выполнять все его желания и капризы.

И еще: Волчонку так нравилось быть волчонком!

Вот почему Ваня был так весел и говорлив, когда шел с Романом к стоянке такси. Он болтал не умолкая. Нес такую чушь, что другой бы вышел из себя и попросил его замолчать. Но не Роман. Он слушал все, что говорил мальчик, с ангельским терпением. Волчонок даже подпрыгивал от радости, что Роман его слушает, и захлебывался в восторге оттого, что говорил.

– Куда? – спросил таксист, когда Роман и Ваня нырнули в машину.

– Гагаринский проспект, – ответил Роман.

– Ребенок должен сидеть на заднем сиденье, – без особой настойчивости заметил таксист, кивнув на развалившегося впереди Ваню.

– Я хочу впереди! – стал ныть мальчик.

– Пусть сидит, – разрешил Роман. – Не боись, шеф, сочтемся.

– Хозяин барин, – философски заметил шофер, и машина плавно тронулась с места.

Во время езды Роман молчал. Волчонок тоже. Мальчику не часто приходилось разъезжать в легковушке, и он был занят дорогой. Водителя нисколько не удивил странный вид пассажиров. Таксистов трудно чем-нибудь удивить. Он был молчалив, и все трое ехали в полном молчании. Когда машина остановилась, Роман вытащил из кармана старых тертых перетертых джинсов последние деньги и, не считая, отдал их водителю. Тот тоже не стал считать, потому что опытным взглядом определил, что денег хватает.

Роман и Волчонок вылезли из машины и оказались перед кирпичной пятиэтажкой, длинной как железнодорожный состав. Роман что-то про себя посчитал, ткнул пальцем в один из подъездов и сказал:

– Туда.

Волчонок не стал ничего спрашивать, и они пошли к шестому подъезду. Это была старая заводская общага, и вахтерша, когда они вошли, оглядела их тяжелым подозрительным взглядом. Видно было, что она очень хочет о чем-то спросить, но сделать ей это не позволяет, во-первых, слишком ранний для нежеланных гостей час, а во-вторых, очень насупленное и чересчур грозное и недовольное лицо молодого человека. Роман и Волчонок беспрепятственно вошли в общежитие, поднялись на четвертый этаж. Перед ними был длинный полутемный коридор. Здесь был такой отвратный запах, что оба поморщились и прибавили шагу.

– Здесь, – сказал Роман и постучал в одну из комнат.

Прошла целая минута, прежде чем за дверью послышались какие-то звуки, похожие на шаркающие старческие шаги. Но дверь открыл совсем не старик. Это был парень, выглядевший намного моложе, чем Роман. Он был в очках и все равно щурил на пришедших глаза. От него шел еще более крепкий запах, чем из коридора.

– Ты как всегда с похмелья? – даже не спросил, а сказал Роман. – Пустишь меня на пару недель?

– Заходи. Только с комендантом сам будешь договариваться, – сразу предупредил парень в очках. – А то я тут с ним недавно во взглядах разошелся.

Роман вошел в комнату. Мальчик за ним.

– Э, постой! – парень всполошился. Он только сейчас разглядел Ваню. – А это что за пацан?

– Он со мной. Младший брат. Из деревни.

– Что-то ты никогда не говорил, что у тебя есть брат, – с сомнением покачал головой парень.

– Слушай, ты чего из милиции что ли? – возмутился Роман. – Я сам про него недавно узнал. Это мой брат по отцу. Отца моего сын. Понятно тебе?

– Прямо индийский фильм. Да ладно ты. Чего разгорячился? Мне без разницы твой малец. Только пусть он мою технику не трогает. А чего ты дома не живешь?

– Быстро раздевайся, – приказал Роман Волчонку. – У тебя есть чем его вытереть?

– Найдем, – вздохнул парень и поплелся к шкафу.

– Я с матерью поссорился, – стал рассказывать, растирая ребенка полотенцем, Роман. – Как раз из-за него.

– Так она же с тобой не живет.

– Не живет. Да вот пришла. Мой последний папа нашел себе новую жену, а мою мать естественно попросил удалиться. Она увидела ребенка своего первого мужа и подняла визг. Я ее послал, и вот теперь у тебя. Так что тебе придется потерпеть немного наше присутствие. Не возражаешь, Михаил? – Роман впервые назвал парня по имени.

– Да живи, сколько хочешь. Слушай, а чего тебя на заводе не было?

– Я больше не работаю на заводе.

– Что уже уволился?

– Нет еще. Но на днях уволюсь.

Роман уложил Ваню в постель и строгим голосом приказал ему спать. Мальчик послушно закрыл глаза. Волк посмотрел на него с жалостью. «Бедный парень. Он даже не понимает, что с ним происходит».

Михаил поймал тоскливый взгляд Романа и с надеждой в голосе спросил:

– Пойдем?

– Пойдем.

И они пошли на кухню, где один стал лечить водкой свою страдающую голову, другой страдающие душу и сердце.

* * *

Волк сидел за отдельным столиком в ресторане и наблюдал за двумя типами, которые ужинали за столиком у стены. Перед ним стояла бутылка коньяка и жаркое из телятины. Волк лениво ковырял мясо вилкой и бросал короткие взгляды на тех двоих.

Лениво играли музыканты. Волк слушал музыку и изредка делал маленькие глотки из рюмки. Но глаза его оставались ясными и чистыми. Если бы те, кто когда-то знал Романа, увидели его сейчас, то они бы не узнали его. Длинные волосы, чтобы не мешали глядеть, были завязаны на затылке. Густые бакенбарды закрывали молодому человеку пол лица, делая его похожим на рок певца или гангстера из американских фильмов семидесятых. Лицо его стало слегка вытянутым, а под рубашкой виднелась голая грудь, покрытая густыми черными волосами. Официанты смотрели на него с неприязнью и даже не пытались скрыть своего отношения к неопрятному клиенту. Но Роман не обращал на них внимания. Он знал, что любой из них сразу наложит в штаны, если он возьмется за него. Волк слушал, и уши его вздрагивали под лохмами волос. Он слышал то, что не слышал ни один человек в этом зале. Он слышал разговор тех двоих, за которыми он наблюдал.

Двое мужчин разговаривали о деньгах. О больших деньгах. Волк слышал их разговор слово в слово, но он его не заинтересовал. Это был обычный рэкет. Первый из них, длинный с накаченными плечами детина, требовал круглую сумму от другого, который видимо был владельцем магазина. Длинный требовал срочно заплатить деньги, владелец просил его дать ему отсрочку. В общем, разговор их был скучным и обыденным. Губы Романа сжались в тонкую полоску только, когда была произнесена последняя фраза.

– Значит, сегодня через час я буду ждать тебя в подземном переходе? – спросил накачанный.

– Ладно, – буркнул другой.

Больше Волк ничего не стал слушать. Он встал из-за стола, оставил деньги и пошел прочь. К тому месту, которое он покинул, тут же с тревожным лицом бросился молоденький официант, но, найдя в тарелке с солью две крупные купюры, облегченно вздохнул. Ему совсем не хотелось связываться с тем малым, что был здесь.

Волк вышел на улицу и с тоской посмотрел на небо. Там среди черноты редких облаков и тусклых звезд светила луна. Она росла. Завтра она достигнет предела своего роста и…

Об этом не хотелось думать. Волк пошел гулять по городу. Это был другой город. Не тот, в котором он родился и жил. И хотя этот город тоже стоял на Волге, он был совсем не похож на тот, откуда был Роман. Этот город был намного крупнее и многолюднее. Здесь было легче спрятаться от людей и скрыть от них ту правду, которую волк носил в себе. Здесь было легче жить. Здесь было легче скрываться.

ЗДЕСЬ БЫЛО ЛЕГЧЕ ОХОТИТЬСЯ.

Волк охотился.

Больше он теперь ничего не мог делать. Только охотиться.

Добывать добычу и приносить ее Волчонку.

Волчонка тоже скоро надо будет брать на охоту.

* * *

В первый раз Волк почувствовал, что ему вдруг до зуда за ушами захотелось поохотиться еще в родном городе, у Михаила. И Мишка сам, а никто иной, навел его на это желание, рассказав, что около общежития появилась банда подростков, которые пристают к девушкам из первого подъезда.

Роман тогда почувствовал, что ему будет очень плохо, пока на территории, где он живет, хозяйничает кто-то другой. Он никогда в жизни не был крутым. Даже в детстве всячески избегал драк и прочих мальчишеских стычек. Но тут его возмутила сама мысль, что кто-то делает то, что ему не нравится.

В тот же вечер Роман вышел на улицу и стал обходить квартал дом за домом, пока не нашел тех, кого искал. Это были подростки пятнадцати-шестнадцати лет, которые просто сходили с ума от безделья. В другой раз Роман не обратил бы на них внимания и прошел своей дорогой. Но подростки вели себя слишком нагло, и с первого взгляда Роман определил, что они сами ищут ссоры. Их было шесть человек.

Ноздри Романа стали раздуваться, и он остановился в нескольких шагах от мальчишек. Как он и ожидал, это им не понравилось. Но они не стали протестовать, а просто встали с места, на котором сидели и куда-то пошли. Роман последовал за ними. Один из парней оглянулся и глянул на него с недоумением, что-то тихо сказал приятелям, и те прибавили шагу.

Роман, чтобы не отстать тоже прибавил скорость. Так они прошли несколько домов. Враги отступали. Они не хотели отстаивать права на эту территорию. ОНИ ИСПУГАЛИСЬ.

Волк прогнал чужаков. Подростки покинули этот район. Они были не местные, и Роман смог показать им это. Когда ребята исчезли за углом последнего дома этого квартала, Волк остановился и вздохнул полной грудью. После этого он пошел обратно. Только теперь его походка была легкая и слегка ленивая.

На следующую ночь Роман снова сделал обход своих владений, и только когда возвращался обратно, то поймал себя на мысли, что он действительно теперь перестал быть человеком. Он стал руководствоваться инстинктами, а не разумом. От этого Роману делалось очень плохо. Так плохо, как еще ни разу до этого не было…

Он заставил себя не ходить на улицу в следующую ночь. Это было трудно. Роман не мог спать. Рядом на раскладушке сопел Волчонок и не давал сосредоточить мысли.

Обрывками вспоминал он, как покинул дом. И мать тут была совершенно ни при чем. Муж ее действительно попросил уйти, но на мальчика она совершенно не обратила никакого внимания. Ей было все равно. Ее интересовала только она сама и более никто. Тем более сын. И так было всегда.

Она просто попросила Романа освободить помещение от посторонних детей. Сын сказал, что мальчик никуда не уйдет, а если уйдет, то он уйдет вместе с ним.

– Ради бога! – с томным вздохом измученной женщины сказала мать.

И Роман ушел вместе с Ваней из дома. Сначала они остановились у Михаила, приятеля Романа, но долго у него жить не стали. Михаил был слишком шумным, пьяным и любопытным. Через два дня он стал приставать к Роману, чтобы тот подробнее рассказал о своих делах.

– Ваня, то он может быть и Ваня, – сказал он про Волчонка, – только что-то не похоже, что он из деревни.

Волк посмотрел Мише в глаза. Очень внимательно посмотрел.

От его долгого взгляда тому стало не по себе.

– Ты слишком любопытен, мой друг, – сказал Волк.

Потом оказалось, что у них нет денег. Ни копейки. Михаил тоже сидел на мели и сдал последние бутылки. А надо было на что-то жить. И Роман понял, что надо идти на настоящую охоту.

Задача оказалась почти неразрешимой. Волк некоторое время не знал, как к ней подступиться. Что он должен был делать? Неужели по звериным законам он должен был идти и, потому, что он сильнее, пользоваться беззащитностью слабых? Но то, что можно было спокойно делать в волчьей шкуре, нельзя было делать, будучи человеком. Здесь, в этой жизни, он не мог обидеть слабого.

Роман сделал для себя важное открытие. С тех пор, как он стал Волком, он был лучшим человеком, чем до этого. Честнее перед самим собой. Он смелее совершал те поступки, на которые у него никогда бы не хватило мужества, если бы он оставался тем, прежним, Романом. И от этого было иногда легко на душе, и не хотелось выть от тоски.

Мир населен хищниками и теми, на которых эти хищники охотятся и за счет которых существуют на свете. И очень неплохо существуют. Раньше Роман не принадлежал к отряду хищников. Но теперь все изменилось. Он стал хищником. Настоящим хищником. И вокруг него тоже были хищники, те, остальные. С кем же он должен быть? Ответ был только один. Ни с кем. Он должен быть сам по себе. Потому что на нем ответственность за Волчонка. Где он должен добыть еду для Волчонка? Отнять ее у тех, остальных? Он ведь хищник.

Этого Волк не мог сделать.

Идти работать?

От одной этой мысли становилось плохо. Как ужасно быть волком! Работа это клетка. Самостоятельно войти в клетку не сможет ни один волк. Это раньше, Роман хоть и с трудом, но мирился со своим положением. С тем, что работает на заводе и окружен грубыми невежественными людьми, которых ничто не интересует, кроме как дождаться конца рабочего дня и бежать за бутылкой. Он чувствовал, что, в конце концов, сам становится таким же от той безысходности, что движет этими людьми. С тем, что мать вытирает об него ноги и не считает за человека. А ведь это именно она когда-то заставила его пойти на завод. Каким он был дерьмом! Его убедили каким-то жалким заработком, который, впрочем, быстро кончился, как только начальство прижало его брата рабочего к стенке и показало ему кукиш. Огромный и жирный такой кукиш! И он остался ждать. Ждать тех самых высоких заработков. Дурак! Надо было удирать оттуда сразу и плевать на все! Силы есть, мозги тоже. Но Роман не смог преодолеть свою натуру. Остался и плыл по течению как кое-что, авось куда вынесет.

И вот вынесло.

Он перестал быть человеком, и превратился в монстра, которым киношники во всем мире пугают людей. А впрочем, был ли он когда-нибудь человеком?

Теперь ему осталось только одно. Охотиться на людей. Если он этого не будет делать, то не сможет жить.

Была и минута слабости, когда Волк готов был сознаться во всем и отдать себя и Ваню в руки врачей. Пусть изучают люди в белых халатах феномен оборотней.

Но волки не умеют сдаваться.

Роман не смог пересилить свою новую натуру. Он не сдался.

Может быть потому что, он был не один. Может быть потому, что у него был Ваня. Волчонок Ваня.

Охотиться Волк решил на хищников, потому что на других охотиться было бы нечестно. Не много чести валить слабых и беззащитных. А вот хищники это другое. Это интересно.

ЭТО ПАХНЕТ КРОВЬЮ.

Нет слаще запаха. Тогда, когда он шел за подростками, тоже пахло кровью. Но он не продолжил погоню. А жаль. Но с другой стороны, какой с них прок? Денег у них нет, еды тоже.

Надо искать хищников покрупней. И поопасней.

У Волка не было никакого оружия. Но оно ему и не нужно. Он чувствовал, что может обойтись и без оружия. И он решил попробовать.

Сердце колотилось в груди, и кровь ходуном ходила по жилам, когда Волк вышел на первую настоящую охоту. Он никому ничего не сказал. Ни Ване, ни Михаилу. Пошел по безлюдным вечерним улицам города. Когда-то это был милый и чудный городок. Теперь грязный и мрачный он превратился в скопище порока, где правят денежные мешки. Вот за этими денежными мешками и отправился Волк.

Первым денежным мешком оказался жирный малый, который вылез из старенького «Вольво» с таким видом, словно это был Роллс-ройс с золотыми ручками. Новый русский. Ну что ж, сегодня он поплатится за свой малиновый пиджак! Хоть на улице и был ноябрь, и парень был в плаще, Волк был уверен, что этот парень носит малиновый пиджак. Пролетарское начало и ненависть ко всем малиновым пиджакам еще более вселили уверенность в Волке. Парень зашел в круглосуточное кафе. Волк вошел следом и нагло встал прямо перед ним в очередь. Парню это явно не понравилось. Он смерил Романа высокомерным взглядом, но ничего не сказал. Волк достал из кармана две последних бумажки и стал вертеть их в руках. Ему хватило только на одну сосиску, политую кетчупом и стакан разбавленного сырой водой яблочного сока. Роман взял свой обед и занял место за стойкой. Это было совсем маленькое кафе, и в нем стояло всего три стола на длинных ножках. Стульев не было. Малиновому пиджаку места не хватило. Он минуту стоял и раздумывал над ситуацией, потом подошел к Роману, и грубо оттолкнув его, пристроился рядом. Волк сделал вид, что ничего не произошло. Он медленно продолжал есть. Пищу пережевывал тщательно, и не торопясь. Малиновый пиджак ел быстро и бросал недовольные взгляды на Романа. Он был не выше его ростом, но намного здоровей в плечах. Его, конечно, оскорбило поведение Романа, и он никак не мог решиться на поступок, который должен быть присущ крутому парню.

– Ты в следующий раз без очереди не лезь, – наконец решился он.

Волк промолчал. Проглотил остатки сока и поставил стакан на стол. Вытер рукавом рот. Малиновый пиджак не увидел в его глазах раскаяния. Он немного подумал и снова добавил:

– А то уши оборву.

Такая изощренная фраза понравилась Роману.

– Надорвешься, – ответил он равнодушным голосом. – А не нравится здесь – жри в ресторане.

Малиновый пиджак тихо выругался. От злости он даже перестал есть.

– У тебя же много денег, – продолжал издеваться Волк. – Чего ты сюда приперся?

– Выйдем, поговорим? – тоном бравого ковбоя спросил малиновый пиджак.