Текст книги "Царевич Ваня и Серый Волк"

Автор книги: Дмитрий Суслин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Тут рассвет наступил. Открылись ворота царского дворца и из них выехали мальчишки конюхи. Острым глазом Ваня среди них сразу Антошку приметил на Сарацине. Конь был готов к дороге дальней тяжелой. Сонные стражники не обратили на это внимания.

Как только ворота за конями закрылись, во дворце вдруг шум сильный поднялся. Стрельцы забегали, дружинники закричали, в ворота барабанить начали. Антошка как такое услыхал, так сразу ударил коня пятками и помчался к Калинову мосту. Мигом на месте оказался. Царевич Ваня ему за спину в седло прыгнул, и они вместе поскакали. Не успели стражники у городских ворот опомниться да понять что-либо, они уже из города выскочили и в чисто поле поскакали.

– Заметили твое бегство из тюрьмы, царевич, – прокричал сквозь шум ветра встречного Антошка. – Сейчас погоня за нами будет.

И поскакали они что есть сил в южную сторону, в сторону царства Запорожского. Скачут, а вокруг них чистое поле. Даже укрыться негде. Под конскими копытами земля гудит, встречные мужики, что по утру в Князьград торговать отправились, в стороны шарахались, да проклятия вслед выкрикивали. Слова бранные.

А в Князьград, как узнали, что царевич Ваня сбежал, всполошились. Ратмир и Ратибор лично погоню собирать стали. Вывели самых быстрых коней, самых умелых всадников, что с лошадьми срослись как кентавры былинные. Очень скоро отряд воинов, вооруженных саблями, да луками помчался в погоню за беглецом.

– Убейте Ваньку, как догоните, – подбежав к Ратмиру, крикнула ему Хазария. – Застрелите луками, зарубите саблями.

– Без тебя знаем, ведьма старая! – отпихнул ее ногой царевич. – Ишь умная выискалась.

И словно птицы полетели конники храбрые в погоню за отроком из тюрьмы сбежавшим. С тревогой вослед им смотрели люди посадские из окон домов своих. Желали вернуться ни с чем. Никто в Князьграде не любил царевичей Ратмира и Ратибора. А Ваню и мать его Поляну жалели, в их вину не верили.

– Какая Поляна ведьма? – говорили друг другу, головами качая, и кругом оглядываясь. А потом добавляли шепотом: – Не иначе царя нашего Дубрава Дубравовича мамка царицына рабыня хазарская извела.

А Ратмир и Ратибор мчались в погоню, коней нахлестывали, не жалели. Земля из-под копыт конских во все стороны летит, люди встречные в стороны разбегаются, словно куры испуганные. Не дай бог на пути у царевичей оказаться. Задавят, собьют, растопчут и не заметят даже.

Чистое поле перед ними скатертью растелилось. А вдалеке, там, где земля с небом встречается, силуэт всадника виден. Мчится прочь царевич Ваня. Уйти пытается.

Закричали конники голосами дикими, засвистели, словно соловьи разбойники, еще сильнее коней взгрели. Всяк старается. Торопится. Царевичи за голову Ванькину награду объявили великую. Рассыпали конский строй в стороны. В кольцо беглеца взять стараются.

Впереди лес черный привиделся. Стоит мрачный и грозный, туманом утренним все еще окутан. Не очнулся ото сна. Всадник к нему поскакал. Погоня за ним. Скоро настигнет. Вот уже совсем немного осталось. Мчатся кони, хрипят от усердия.

– Уйдет! – закричал вдруг Ратмир. – Уйдет, в тумане скроется, тогда и не найти его. В лесу скроется.

– Не уйдет! – произнес Ратибор и натянул лук тугой. Спустил тетиву звонкую, полетела стрела каленная.

И другие всадники тоже луки натянули, и во всадника десятками стрелы полетели. До леса спасительного уже совсем немного осталось. Мчится Сарацин стремительный. Да только стрелы быстрее коня летят. Догнали всадника. Догнали, ужалили. Взмахнул он руками, да с коня слетел. У самой лесной кромки. Прямо под деревьями.

– Попали! – радостно завопили всадники.

Добрались они до беглеца, кричат, радуются, слезают с коней, подходят к убитому. Царевичи Ратмир и Ратибор уже и сабли обнажили, чтобы голову брата меньшего срубить, домой матушке отвезти, показать.

И вдруг Ратмир перевернул убитого и воскликнул:

– Не тот!

– Как не тот? – закричал Ратибор.

И действительно, смотрят воины доблестные, а перед ними на земле не царевич Ваня лежит, а скоморох Антошка. Весь кровью залитый, со стрелами в спине сломанными.

Бросились тогда все царевича искать. Да только зря время потратили. До полудня по чаще лазали, овраги обыскивали, никого не нашли. Ни с чем в Князьград отправились.

Былина седьмая
ПУТЬ ДАЛЕКИЙ, ПУТЬ НЕ БЛИЗКИЙ

А царевич Ваня уже далеко был.

Когда поняли они с Антошкой, что не уйти им от погони, слишком устал Сарацин сразу двух нести, и голоден был, не кормлен, не поен, стали думать что делать. А времени на это было ой как мало.

– Слезай с коня, Антошка, – стал просить друга царевич. – Слезай, и беги. Дальше я один поскачу. Авось, не догонят.

– Догонят, – рассудительно ответил Антошка. – В поле все равно рано или поздно догонят. А в лес въедешь, догонят еще раньше. У коня твоего ноги длинные, да тонкие, по лесу ездить непривычные. Поломает он сразу их о коряги, да пни. Тут тебя и схватят. Мы давай лучше, вот что сделаем. Не ты, дальше поедешь, а я.

– Это почему же? – возмутился царевич Ваня. – Почему ты?

– Отвлеку на себя погоню. А ты тем временем, вот этой лощиной к болоту спустишься, там трясина не топкая, осокой да камышами, до леса доберешься. Тогда тебя точно не поймают, если ты лесом пойдешь. Правда, тебя дикие звери растерзать могут. Но они может, и подумают, а эти звери убьют обязательно.

Понял Ваня, что дело Антошка предлагает.

– Зверей диких я не боюсь. Найду с ними общий язык.

И как только скрыл их холм, царевич с коня прыгнул и в лощине спрятался, а потом по дну ее к болоту пополз.

– Удачи тебе в твоем деле! – крикнул ему Антошка и поскакал дальше.

Через несколько мгновений в ту же сторону промчалось полсотни всадников во главе с Ратмиром и Ратибором.

Что было с ним дальше, вы уже знаете. Видел гибель своего друга и царевич. Смотрел из укрытия и плакал. Кулаки от злости и от бессилия сжимал, да только сделать ничего не мог. Что тут поделаешь? Понял он только, что пожертвовал ради него Антошка жизнью своей. Ради него ли, или ради дела общего?

Однако слезами друга не вернешь. У царевича Вани свое дело было. Дело важное. Дело великое. Которое, умри, а исполнить надо было.

Дополз царевич до болота, в камышах да в осоке спрятался, осторожно в сторону леса двинулся. Чуть левее взял от того места, где Ратмировы дружинники его выискивали. Саженей двести пришлось по горло в воде грязной, в жиже болотной двигаться. Идет он медленно, да осторожно. Старается, чтобы от его движений не хрустнул тростник, не погнулся камыш, не зашелестела осока. Еще пуще боялся мальчик крякву спугнуть с гнезда насиженного. Если с воплем диким взлетит она в небо синее, людские взоры к себе привлечет, то воины царевичей сразу догадаются, что он здесь в болоте прячется. Тогда не уйти ему от расправы ужасной.

Только к вечеру, поэтому обессиленный добрался он до леса. Вылез из болота, упал на сухую землю и долго лежал, отдышаться не мог. Погони он уже не боялся. Ускакали назад конники Ратмировы, уехали лучники Ратиборовы. Не заметил он, как заснул крепким сном. Проснулся, видит, а солнышко, уже совсем низко. Прямо над землей висит. Последним взглядом мир обводит.

Прислушался Ваня к звукам вечерним, и услыхал лай собачий. Совсем близко раздается.

– Ищи его! Ищи! – лают собаки. – Здесь он где-то, в болоте спрятался.

И понял мальчик, что вернулась сюда погоня, да еще и с собаками. Видимо Ратмир и Ратибор, обыскав весь Князьград, поняли, что вместе с Антошкой он был, а значит где-то здесь поблизости.

А в болоте уже тростники трещат, камыши качаются, лягушки возмущенные квакают, утки вопят, по небу кружат. Значит, взяли его след охотнички, и скоро здесь будут.

Царевич окинул вокруг себя взглядом испуганным.

– Неужели придется в лесу прятаться? Ночь ведь скоро! – сказал он сам себе. – Эх, и зачем я спать лег?

Но выбирать не приходится. Каждая секунда на вес золота. Побежал Ваня в лес. Побежал в самую глухую чащу, в самые темные дебри, где под деревьями света белого даже в полдень увидеть нельзя. И ни меча у него с собой, ни даже ножичка. Только руки сильные, и ноги быстрые, да голова на плечах, что думать обязана.

Очень скоро всякие звуки за спиной затихли. Все поглотил лес дремучий, и крики людские, и лай собак бестолковых, что ни за что в этот лес не сунутся после захода солнца, потому растерзают их тут же звери дикие и лютые, за то, что предали они когда-то звериный род, к человеку на службу отправились.

Идет царевич Ваня, от каждого треска или шороха вздрагивает. Крест целует, да молитвы читает. Никогда в одиночку не бывал он в лесу в такой поздний час. А ну как сейчас ему дикий зверь повстречается? Да зубы острые оскалит? Что делать тогда? Бежать или драться? Идет царевич, а сам на деревья смотрит, какое из них выбрать, чтобы залезть на него в случае опасности?

А сумерки между тем сгущаются, темнота со всех сторон наползает жуткая. И сразу облик всего леса словно по волшебству меняется. Деревья черными корявыми великанами кажутся, вроде и на месте не стоят, а хороводы водят. Под их корнями могучими в норах глубоких глаза желтые зажигаются. Из-под ветвей страшные ночные крики слышатся, листья шуршат, словно предупредить о чем-то хотят. Тут и у взрослого человека от страха сердце в пятки уйдет. Что говорить о мальчике, еще усы не бреющем?

А ведь кроме зверей диких в лесу еще и нечисти полно. Леший путников в свои капканы заманивает, русалки в глубоких лесных омутах сидят, тоже добычу дожидаются. Кикиморы зеленые, если поймают, защекочут до смерти.

Страшно Ване. Очень страшно. Дрожит он от ужаса, лишний шаг сделать боится. Рубашку с себя снял, наизнанку вывернул, опять надел. Говорят, что когда так сделаешь, то нечисть не прицепится. А все одно, страшно. Идет, он руками сам себя обнял, чтобы не дрожать. Когда же ночь пройдет?

А ночь только началась.

Наконец царевичу бояться надоело.

– Это что же такое? – воскликнул он с возмущением. – Заяц я что ли? Ведь богатырем хочу стать, когда вырасту. Разве прилично богатырю темноты бояться? Не младенец я, а отрок уже. Друг мой Антон жизнью своей пожертвовал, не испугался смерти. А я? Не буду больше бояться. Должен я спасти мать свою от костра жаркого, и отца от старости беспощадной, и землю родную русскую от распри царевичей и от врагов многочисленных.

Так, убеждая себя, шел он по лесу. И постепенно походка его быстрее и увереннее стала, плечи расправились, голова гордо поднялась. Видно стало, что царевич по лесу идет, а не подпасок зашуганный, овцу потерявший и в ее поисках в чаще заблудившийся. Идет по лесу, и даже песню насвистывает.

Но вскоре так темно в лесу стало, что даже рукава белой рубашки не видно стало. Ткнулся царевич в одно дерево, врезался в другое.

– Этак я шишок себе только на лоб насажу, а вперед не продвинусь!

Решил тогда он на дерево залезть и переночевать в нем. Выбрал такое, на котором сучков много, стал карабкаться. Лезет, лезет, а доверху долезть не может. Все у земли близко висит. Так не то что медведь, а и волк, не вставая на задние лапы, за зад ухватит.

Полез тогда он на другое дерево. Та же история. Карабкается, с сучка на сук перебирается, а все одно, до земли рукой подать. Разозлился царевич Ваня:

– Это леший меня путает. Рассердился, что я его обманул, теперь ночлега не дает. Дай-ка я плюну через левое плечу ему в лысину, посмотрим, что тогда будет.

Набрал мальчик слюны побольше, хотел уже плюнуть, да голос скрипучий его остановил:

– Погоди плеваться, добрый молодец, – сказал он, – не спеши.

Ваня так и сел.

– Это кто со мной говорит? – испуганно спросил он.

– Это я с тобой говорю, дерево.

– Дерево?

– Ну да.

И тут Ваня понял, что он и в самом деле разговаривает с деревом. Надо же!

– А почему ты раньше молчало?

– А ты не спрашивал. Мы же деревья без надобности не болтаем. Чай не белки. Народ спокойный, тихой.

– И то верно. Почему я залезть на тебя не могу?

– А потому это, что мы лешему служим, а ты от него отвернулся. Он на тебя и обиделся.

– Обиделся? – растерялся Ваня. – Это как же я его обидел?

– А рубаху зачем вывернул?

– А чтобы меня нечисть не трогала.

– Нужен ты ей! – охнуло дерево. – А только знай, глупый отрок. Пока наряд красный не надел, в гости не ходи. А плеваться и вовсе не вздумай. Иначе и вовсе весь лес от тебя отвернется, хоть ты и спас нашего хозяина Медведя Батюшку.

Проскрипело все это дерево старое и замолчало. Больше ничего понять в его звуках мальчик уже не мог. Пришлось ему послушаться совета лесного. Снял он опять с себя рубашку, обратно выправил и надел.

– Вот теперь другое дело, – вдруг раздался из дерева другой голос. Тоже скрипучий, но тонкий, как у старушки. Из дупла, что среди листьев пряталось, показалась лохматая голова с большими совиными глазами, шишкой вместо носа, и желудями, висевшими в ушах вместо сережек. – Теперь милости прошу, к моему шалашу.

– А ты кто такой? – удивился Ваня.

– Неужто не узнаешь?

– Не видел я тебя никогда.

– Не видел, зато слышал, – вслед за головой из дупла показалось лохматое, покрытое звериной шкурой тщедушное тело.

– Неужто леший?

– Он самый! Залезай! – И леший подал мальчику руку.

Ваня все же не решался. Стоял на месте, с ноги на ногу переминался. Леший увидел, что он боится, захихикал, словно лягушка заквакала.

– Зря трусишь. И леса не бойся. Свой ты теперь в ем.

– Это почему это?

– Так Хозяин велел.

– Хозяин?

– Ну, да. Он всем и зверям и птицам, и нам, значит, велел младшего сына царя Дубрава, тебя, значит, не трогать, и во всем тебе помогать. За то, что спас ты его жизнь, не дал своему отцу нашего медведюшку погубить. Так что не бойся ничего. Лес тебя не тронет. Спи спокойно.

Смотрит Ваня, а лес и взаправду другим ему кажется. Совсем не темным и страшным, а родным, приветливым. И дупло, в которое его леший затащил, вдруг большим стало, как горница. И в нем и стол стоит невысокий, и лавки по обе стороны, а в углу и кровать есть.

– Садись, царевич Ваня, перекуси с дороги, не побрезгуй угощением моим скромным.

Сел Ваня за стол, стал орехи грызть, грибками солеными закусывать, ягодами заедать. Утолил голод, сразу почувствовал, как сильно спать хочет. Леший даже помог ему до кровати дойти. Уложил как дитятю малую.

– А сам то ты где спать будешь? – спросил он.

– Ишь какой заботливый? – улыбнулся леший, которому такое обращение по нраву пришлось. – Словно и не царевич вовсе. Не бойся за меня. Мы лешие по ночам не спим. Лес дозором обходим. Вот уйду сейчас на караульную свою службу, вернусь только с рассветом. А там ты уже и выспишься.

Только закрыл глаза царевич Ваня, сразу уснул и спал как убитый. Даже снов никаких не видывал. А когда проснулся, увидел, что на столе его завтрак дожидается, леший самовар уже поставил, связку баранок где-то раздобыл.

– Садись, царевич, – пригласил он мальчика за стол. – Пей чай, рассказывай, что так поздно в лесу делал. Может, помогу я тебе. Одежду дам, а к ней в придачу совет добрый.

Сел за стол царевич Ваня, и за чаем все лешему и рассказал. Слушал его старичок лесовичок внимательно, не перебивал. Только щеки раздувал, когда в блюдце с кипятком дул.

– Да, ну и тяжкая тебе задача выдалась, – вздохнул он под конец. – Запорожское царство далеко отсюдова. На коне до него неделю добираться надо. А пешком ты туда только к осени придешь. Даже если прямо пойдешь, по стрелочке. Может тебя к Яге отправить? У нее ступа есть летучая. Она тебя и снесет.

– Отправь, лешенька! – взмолился Ваня. – Укажи дорогу!

– Так ведь она Хозяину не подвластна. Слово медведя ей звук пустой. Вдруг она тебя возьмет, да скушает? Ведьма ведь она настоящая. Не боишься?

– Не боюсь. Пусть ест меня, только прежде пусть дело сделать даст. Отнесет к царю Владисвету.

– Ну, дело твое. Только путь к Яге лежит через царство Волка. И его не убоишься?

– И его не убоюсь.

– Не бойся. Волки тоже днем спят, после ночной охоты. Ты их, главное, не разбуди. Не вздумай песню петь боевую. Они этого ох как не любят.

– Ладно. Не разбужу. Не буду петь.

– Тогда вот тебе гриб мухомор. Куда он пойдет, за ним следом ступай.

Выпустил на землю мухомора, леший, кивнул тот красной шляпкой, и побежал по лесной чаще. Еле успел царевич Ваня попрощаться с добряком лешим, за ним побежал.

Идет он по лесу, за мухомором торопится. Из виду его не потерять старается. А лес кругом дневной, утренним солнцем залитый, его приветствует. Белки с ветки на ветку за ним прыгают.

– Доброй дороги! – кричат. – И удачи!

– Удачи! – верещат и зайцы.

– Удачи! Удачи! – поют и щебечут птицы.

– Спасибо вам, звери и птицы лесные! – на ходу им мальчик отвечает. Отвечает, а сам радуется. Как же здорово, оказывается, язык народа лесного понимать!

Долго ли, коротко, скоро только сказка сказывается, да не дело делается, привел мухомор царевича Ваню прямо в царство волка. Да только не заметил этого царевич Ваня. Ведь ничем царство волка от остального леса не отличается. Те же деревья, те же звери и птицы. Разве только тихо в нем, да сумрачно.

Но уж слишком хорошее настроение было у мальчика. К Яге он торопился, только о ней и думал, да за мухомором следил, чтобы не отстать. Обо всем остальном и забыл он. А чтобы скуку в пути развеять, запел песню солдатскую, марш богатырский. Не запел даже, засвистел.

И вдруг тихий лес воем волчьим наполнился, диким, протяжным, страшным и тоскливым. Ваня враз все вспомнил, что ему леший говорил, побежал быстрее, да только поздно уже. Среди белых берез то здесь, то там серые тени проносятся. Волки проснулись, на охоту выскочили. Бегут, смотрят, кто их покой нарушил.

Мухомор тоже испугался, подпрыгнул, быстрее побежал. Ваня за ним. Еле поспевает. Мухомор такие прыжки выделывает, что отставать мальчик стал.

– Подожди! – закричал.

Куда там! Мелькнула в последний раз красная его шляпка, и пропал гриб мухомор.

От расстройства Ваня чуть не расплакался. Вот ведь, каким несерьезным он оказался. Как же так? Ведь такое дело ему поручено. Неужто он его загубит?

А перед ним уже и волк огромный стоит, косматый, зубастый. И за спиной собрались тоже волки, десятка три, наверное. Крадутся, зубами щелкают, глазищами сверкают. А тот, что впереди стоит и словно с усмешкой на мальчика смотрит. Пастью двигает. Что-то пережевывает. Смотрит Ваня, а это волк его мухомора доедает.

– Что же ты злодей наделал? – воскликнул он. – Зачем проводника моего сожрал?

– Говорил же тебе леший, не пой в волчьем царстве. А ты?

– Забыл я. Запамятовал.

Волк так и сел:

– Неужели ты понял, что я сказал?

– Чего же тут непонятного? Знаю я язык звериный и птичий, и трав и деревьев тоже.

И вдруг случилось чудо!

Загремел вдруг гром, засверкали молнии, задрожала земля. Встал волк на задние лапы, скинул с себя шкуру серую, шкуру волчью, и перед царевичем Ваней, не зверь дикий страшный стоит, а молодец красавец. Парень пригожий. Да не простой парень, а богатырь настоящий! В кольчуге плетенной, в шлеме островерхом, с мечом на поясе.

И другие волки вдруг тоже людьми оборотились. И тоже все витязи славные, красивые и статные. С щитами червлеными и с копьями алыми.

Подошел первый витязь к оторопевшему мальчику и обнял его, потом отошел назад и низко ему поклонился.

– Смелый отрок, язык зверей знающий, – произнес он, – вот уж сто лет, как мы тебя дожидаемся.

– Сто лет? – удивился царевич Ваня. – Меня?

– Неужели ты не слышал про царя Андрея Темного, и царство его врагом погубленное, и про дружину его славную, и сына Удачу Неразумного?

Кто не слышал эту историю? На Руси ее каждый отрок сызмальства знает. А раз так, то и нам про то не грех послушать.

Былина восьмая
СКАЗАНИЕ О КНЯЗЕ АНДРЕЕ ТЕМНОМ, И СЫНЕ ЕГО ВИТЯЗЕ УДАЧЕ

Сто лет назад жил да был один князь. Звали его Андрей. И был этот князь Андрей, удалец, каких мало. Воевать любил, страсть. С кем угодно готов был биться, лишь бы силушку свою молодецкую потешить. На всю Русь прославился он своими походами, дальними и близкими, подвигами ратными. Бывало, соберет свою дружину лихую. Сядут они на быстрых коней, и ну славу искать. Бывало, так далеко заберутся, что и земля вокруг незнакомая и люди на таких языках говорят, что ни один толмач не переведет. А все дальше скачут. Князь Андрей все хотел край земли увидеть, чтобы сказать потом у себя дома, что завоевал он весь свет. И не такая вроде бы у него и дружина была большая, да могучая, всего то тридцать удальцов, а все одно справится с ними никто не мог. А почему? Да потому, что был у Андрея секрет удали его.

Когда он еще поехал с друзьями в свой первый поход, отправились они в греческий город Царьград. Сели в челн дубовый, вспенили веслами воду речную прозрачную, наполнили парус свежим ветром и поплыли к морю Таврическому, чтобы через него значит до Царьграда добраться. Ох, и опасная эта затея была. Труден был такой путь, хоть и короток. Тогда сто лет назад на реке Дунеп не спокойно было. Ладьи ледоморские часто по ней шастали, купеческие корабли на дно пускали, а купцов да путешественников в цепи рабские одевали, да на восток на продажу отвозили. Мало того, по берегам отряды хазарские степи просторные обходили. Против русских кораблей засады устраивали на мелких порогах речных. А у самого моря злодеи печенеги заслоны устраивали. Это именно они деда Дубрава, великого князя Славослава в засаду заманили и предательски убили со всеми его воинами. Вот как опасно было плавать по реке Дунеп, да еще и к морю пробираться.

Но князь Андрей и тогда удачлив был. Ловок, как волк, хитер как лиса, осторожен как бобер, в драке силен как медведь, храбр как барс, быстр, как куница. Три корабля с ледоморами на него напали, так он их на пороги узкие да мелкие заманил, на мель посадил, да одного за другим по одиночке и разбил. Всех побили тогда его дружинники. Ни одного речного разбойника не оставили.

Когда степи по обоим брегам растелились, друзья подняли еще одну мачту новую, да поставили еще один парус вдвое больше первого. И так полетел челн их по Дунепу, что конники хазарские далеко позади остались. Не смогли даже и догнать их на своих малорослых лошадках.

Вскоре море Таврическое впереди показалось. Синее, словно глаза принцессы заморской. Красивое и ласковое. Только вот заслон из пирог да лодок печенежских, словно цепью всю реку опоясал. Никому просто так к морю вырваться не даст. Наложили печенеги на проезд дань страшную. Должны были корабельщики со своих кораблей, за то, чтобы в море оказаться, отдать каждого пятого человека печенегам в рабство отдать. А коли кто отказывался, так тогда всех до одного лютой смерти предавали.

Только перед этим князь Андрей на нос своего челнока одел рог единорога, мертвое тело которого они нашли на одном из порогов. Видимо захлебнулся сказочный конь-великан. Рог длинный, легкий, словно пух, а крепок так, что его и пилой не отпилить, и топором не отрубить.

И на двух парусах, да еще с гигантским рогом на носу, налетел князь Андрей на заслон печенежский, словно хорек в стаю кур ворвался. Захрустели затрещали лодки да пироги печенежские, и скованные одной цепью тяжелой, одна за другой, словно камни на дно отправились. От берега до берега ломались и тонули Суда печенежские. Воины вражеские про драку и думать забыли, кричат, выплыть на берег стараются. Да только не тут то было. Дружинники Андреевы дождем из стрел каленных их осыпают, мечами да саблями рубят, на копья насаживают, камнями закидывают. Чуть не десять тысяч печенегов тогда потонуло в том сражении. Отомстили витязи за гибель Славослава и других русичей, что здесь головы сложили или в рабство отправились.

А князь Андрей уже в море Таврическом. Оглянулся назад, а за спиной река чистая, просторная. Нет больше на ней заслона печенежского. Нет больше врагов жестоких, нет больше дани ужасной. Плавайте купцы, корабельщики! Везите товары из Руси, да обратно. Вспоминайте князя Андрея и дружину его.

Плывет Андрей по морю синему, морю Таврическому. Путь свой к Царьграду держит. Дружно гребут воины дружинники, трещат в их сильных руках весла длинные. Вдруг смотрят, а перед ними дивный остров. Весь в садах и деревьях сказочных утопает. А в центре острова терем стоит, красоты неописанной.

Ну, путешественники к острову причалили, челн на берег вытащили, пошли все вместе к терему. Подошли, смотрят, на крыльце девица красавица стоит, на витязей смотрит, улыбается.

– Кто вы такие? – спрашивает. – Куда путь держите?

Вышел к ней князь Андрей, поклонился в пояс:

– Путешественники мы, на Царьград путь держим. Я князь Андрей, а это мои друзья, воины смелые, витязи храбрые. А ты кто такая будешь?

– А я, – отвечает красавица, – Любава, дочь богатыря Черномора, хозяина моря Таврического.

– А где же сейчас твой отец?

– А он вместе с моими братьями дозором море обходит. К вечеру вернется. А вы пока проходите в дом, отдыхайте после сражения великого, после подвига ратного.

Отдохнули дружинники, в бане вымылись, веничками липовыми попарились, потом на полатях выспались. Только князь Андрей не спал, не отдыхал. Все с Любавой разговаривал, да глаз от нее отвести не мог. Все спрашивал:

– Когда же твой отец вернется.

Наконец вечер настал. Зашумели волны на берегу морские. До самого неба вспенились. И выходят из воды богатыри великаны. Числом их тридцать три человека. Красавцы. Удальцы молодцы. А ведет их седой дядька бородатый.

– А вот и мой отец с братьями возвращается, – говорит князю Андрею Любава.

Поднялись Черномор и тридцать три богатыря к терему, а их уже князь Андрей и его люди дожидаются. Встречают низким поклоном.

– Кто такие? – грозным голосом Черномор у дочки спрашивает.

– Это князь Андрей со товарищи.

– Князь Андрей? Тот самый, что печенегов в Дунепском устье потопил?

– Тот самый.

Подошел тогда Черномор к герою и крепко обнял его.

– Ай, да славный ты богатырь, Андрей Васильевич! – восклицал он при этом. – Великое дело сотворил. Теперь наполнятся кораблями воды мои, поплывут ко мне купцы со всех сторон, и остров мой портовым городом станет. Зацветет, забогатеет! И все благодаря тебе. Проси за это, все что пожелаешь.

– Отдай за меня дочку Любаву! – тут же воскликнул князь Андрей. – Как увидел я ее, так сразу обо всем на свете позабыл. Только ее перед собой вижу, только ее голос слышать хочу.

– Что ж, будь по-твоему, – согласился Черномор.

И в тот же вечер сыграли свадебку. Веселье было, и в Киевгороде его слышали, велик тогда еще сей город был и славен, и в Царьграде тоже.

И стал жить на острове князь Андрей со своей молодой женой Любавой. Месяц живет. Второй живет. А на третий скучать начал. Да и друзья его дружинники, тоже от безделья с ума сходить начали. Взбунтоваться готовы были. Ходит Андрей, не весел, на жену без прежней теплоты смотрит. О чем-то своем думает.

– Что это ты закручинился, муженек? – спрашивает мужа Любава. – Иль не люба я тебе больше?

– Люба ты мне, пуще прежнего. И с каждым днем я тебя все больше люблю. Да только тянет меня в чужую сторонушку, хочется славы мне добыть богатырской, удаль свою молодецкую потешить, силушку размять, да мечом помахать. Отпусти ты меня по свету белому. Привезу я тебе подарков богатых, камней самоцветных, горы жемчуга и злата серебра. Отпусти. Не то зачахну здесь на острове твоем сладком. А потом вернусь, повезу тебя к своим родителям.

Видит Любава, что не сможет остановить мужа. Смирилась.

– Езжай, – говорит. – Только уж больно смел ты и горяч. Как бы не сложил свою буйную головушку в бою жестоком, в походе дальнем. Отпущу я тебя. Да только не просто так. Прими от меня дар волшебный.

Поцеловала она Андрея в уста сахарные, щеки румяные, в глаза зеленые, кудри черные. И говорит:

– Теперь ты можешь по своему желанию, превратиться в кого захочешь. В любого зверя земного, или птицу небесную. Ты и твои воины. И не будет тогда вам поражения.

И действительно, как отправилась ватага дружная приключения да славы себе искать, так поражения или неудачи и не знала. В кого хотели богатыри превратиться, тем и становились. И не стало им ни преград, ни расстояний. Встанет перед ними море синее, они рыбами морскими сделаются или дельфинами быстрыми, и уже на том берегу. Когда горы к небу вырастут, они их козлами горными перескачут, или орлами горными перелетят и на врага сверху кинутся.

Вот каков секрет был у князя Андрея, Любавой подаренный. И пошла о нем слава по всему свету.

Три года и три дня по свету скитался с друзьями князь Андрей, а потом жену вспомнил, загрустил по ней. Да и други его тоже землю родную вспоминать начали. Надоели им края заморские, да песни их непонятные, чужие. Захотелось домой возвернуться.

Вернулись они сначала на остров Буян. Встретила их Любава. А на руках у нее сынок малолетний Удача Андреевич. К отцу руки тянет. Радуется.

Три дня князь Андрей с женой и сыном, Черномором, его сыновьями и своими дружинниками гуляли. Потом погрузились в челн свой рогатый и с двумя парусами и домой отправились. Повез князь Андрей к родителям жену молодую и сына малолетнего показывать.

Да только не знали богатыри русские, что пока они в краях чужих да дальних гуляли, на родине у них беда случилась.

Грозный хан Талгай, царь сибирский напал на княжество Андрея и разорил его. Князя Василия и жену его Софью, родителей Андрея убил. Сжег города торговые, спалил деревни мирные. Мужчин поубивал, женщин и детей в полон увел. Оставил только стариков да старух беззубых.

Так что вернулись ратники не в дом родной, а на пепелище черное.

Увидел все это князь Андрей, и потемнели от горя глаза его.

– Что я наделал! – вскричал он, падая на родную землю врагом оскверненную. – Отправился в края дальние, земли неизведанные, а родной дом без защиты оставил. Отца и мать своих защитить не смог.

И так велико было его горе, так плакал он, что выплакал все глаза свои зеленые. Обесцветились они, и видеть свет перестали. Ослеп князь Андрей. И прозвали его с тех пор Андреем Темным. Так наказала его земля-матушка, за то, что в трудный час покинул он ее, без защиты оставил.

И Любава, жена Андрея, дочка Черномора грозного, тоже за мужа в слезы и в горе ушла. Улыбаться и смеяться перестала. И прозвали ее Любавой Печальной.

А сын их Удача Андреевич тем временем подрастал, и к шестнадцати годам таким же богатырем стал, как и его отец. Сильным, смелым, красивым. И не проходило и дня, чтобы он к матушке и батюшке не приставал. Просил секрет ему их подарить, чтобы таким же непобедимым быть, как князь Андрей в молодости.

Долго не хотели ему секрет превращения дать Андрей и Любава, боялись, что он их, как прежде князь Андрей покинет и в дальние края отправится. Да только, поди, удержи доброго молодца. Вон и ватага у него не хуже отцовской. Лучше! В десять раз большая. Триста витязей в дружине князя Удачи.