Текст книги "Эпоха мелких чудес"
Автор книги: Дмитрий Волк
Соавторы: Константин Шелуханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Тётка отиралась возле круглосуточной палатки, вымогая пиво у знакомого – обитателя третьего этажа, держащего где-то на бульварах нотариальную контору. Тот, пьяненький, вяло протестовал, отмахиваясь пустым пакетом. Печатая, словно на плацу, шаг мимо проследовал консьерж – Алехан Григорьич, бросив нотариусу строгое служебное «доброе утро» и покровительственно кивнув Семёну.
Ветерок подогнал к лавочке выпавшую из кармана неизменного черного плаща картонку из-под таблеток. Семён лениво поднял, поднёс к глазам. Мелкий шрифт под ярким иностранным названием гласил: «При приёме препарата следует остерегаться прямого солнечного излучения». Ну да, конечно – то-то наш товарищ упы… гемоглобинозависимый, то есть, в ясную-то погоду даже без очков и шляпы по улицам шастает! Мог бы и плащ снять, да холодновато пока. Хотя кто их знает, этих вам… лиц с альтернативным режимом питания – может, они холода не чувствуют? Григорьич, во всяком случае, в этом же плаще ходил и в самые лютые морозы.
Семён, не вставая, вяло потянулся к урне, – и тут же почувствовал, как об его ногу споткнулись. Резко отдёрнув ушибленную конечность, буркнул на автомате:
– Извините… – и поднял голову.
Невысокая, ладно скроенная девушка смерила его строгим взглядом пронзительно голубых глаз, тряхнула головой, – снежно-белое каре взметнулось облачком, – и с неодобрительным фырканьем двинулась дальше, одёргивая на ходу и без того идеально сидящую юбку. Семён вздохнул, помассировал отбитую острым носком туфельки икру и вновь откинулся на спинку скамейки, устало прикрыв глаза…
* * *
– Вы не подскажете, где здесь офис Лиги Обществ Поддержки Традиционных Натурфилософских Практик?
– Ди-и-ивчонки! – осклабился скучающий у ларька пьяненький лысоватый мужичок. – А с вами можно познакомиться? Меня Юриком зовут – Земецкис Юрь Михалыч, вот у меня тут и визитка есть, на ней написано. А вас как? – Выглядел он на удивление безобидно. Видимо, поэтому ему частенько прощались поползновения, за которые иной был бы немедленно бит. Так вышло и на этот раз:
– Алисой. И руку уберите.
– Какую?
– Вот эту. Вот отсюда.
– Да? Ну ладно. – огорчился Юрик, убирая руку. – Не любят меня девчонки сегодня… Алиса, а хотите, я вас пивом угощу?
Подобравшаяся сзади большая серая собака энергично подергала Земецкиса за полу куртки.
– Ну, Галя, ну, дорогая моя, тебе же уже хватит…
Собака продемонстрировала полнейшее несогласие с этим утверждением.
– Не хочу. – Не хватало Алисе ещё пиво с кем попало пить в такую рань! – Так вы мне не подскажете…
– Подскажем-подскажем, обязательно! Галя, дорогая моя?
Собака задумчиво посмотрела на Юрика и помотала головой.
– Или не подскажем? Вот, Галина Николаевна не знает…
– А что это вы собаку по имени-отчеству зовете?
Собака гнусно осклабилась. Стало неприятно.
– А это не собака. Это наша Галя. Галина Николаевна. Ой, Галю моя, Галю, Галю дорогая…
Очень понятно объяснил. Алиса старательно изобразила невозмутимость и переспросила:
– То есть?
Собака осклабилась ещё шире. Ой, как у неё много зубов! Да ещё и взгляд… глумливый такой… если не хлеще.
– Лицо альтернативной морфологии.
Ну вот, так бы сразу и сказали!
– Оборотень, что ли?
– Ага. – Земецкис опять осклабился и радостно закивал. Собака… то есть Галина Николаевна – тоже. Только мрачно.
– А почему она тогда не в… виде? – ох, любознательность кого-то тут когда-нибудь погубит. Но, не в этот раз. Собака выразительно почесалась, а Юрик развел руками:
– Так не может она! Инвалид генетики – и так волк, и сяк тоже. – Собака… то есть волчица требовательно дернула его за рукав. – Ну, не дам я тебе больше пива, хватит с тебя уже…
Галина Николаевна всем своим видом продемонстрировала, что не хватит. Понятное дело, от такой жизни и вконец спиться можно…
– Так вы мне всё-таки подскажете или нет?
– Да подскажем, подскажем! Вот сейчас у Семёна спросим. Семён – это Галин племянник, -пояснил Земецкис, – он у нас в районе все конторы знает, и вашу наверняка тоже.
– И где этот ваш Семён?
– А вон там за деревьями на скамейке сидит, вы как раз оттуда и пришли. Семён точно знает, – зачастил Юрик, – он тут всё знает. Он у нас как раз младший менеджер по территории….
– ‘во-оур-р-р’и’, – поправила волчица. Алиса вспомнила худосочного парня, дремавшего на скамейке, о ногу которого она только что споткнулась. Подозрительный тип какой-то, неприятный на вид, на дворника похож.
–Да, дворник, Галя, дворник. Счас позову. Семён! Семён! – вполголоса покричал Земецкис. Не получив ответа, предположил: – Задремал, наверное. Пойдем к нему?
Галина Николаевна потрусила вперед, Алиса последовала за ней, неуклонно пресекая попытки взять её под локоток.
– Да что ж за девчонки пошли такие строгие? Совсем меня не любят… – грустил на ходу Юрик. – Ой! А где Семён?
Волчица подошла к пустующей скамейке, поводила носом из стороны в сторону и вдруг хрипло взвыла. Повеяло серьёзными неприятностями.
* * *
Просыпался Семён поэтапно.
Сперва глаза различили тускло-жёлтый свет. «Проспал до вечера, – мелькнула паническая мысль, – ох, ёлки…» Дёрнулся, пытаясь встать – но не смог: что-то металлическое держало запястья и щиколотки. Странное ощущение в спине подсказало, что сидит он совсем не на той скамейке, где засыпал. Скорее даже и вовсе не на скамейке, больше похоже на бетонную стену. Пол, если верить заднице – то же бетонный, уж больно холоден и шершав.
Постепенно сонная муть отступила, мысли начали проясняться. Он действительно сидел под стеной. Крепкие на вид кандалы на ногах прицеплены к вбитому в пол массивному крюку, что-то подобное держит и руки, мешая толком пошевелиться. Помещение – судя по всему, подвал типовой многоэтажки – освещала мощная лампа, болтающаяся под потолком на коротком толстом, с покоробившейся изоляцией, проводе. Свет, даром что тусклый, бил в слезящиеся глаза, мешая осмотреться поподробнее.
Оценив ситуацию, Семён расслабился. Теперь оставалось лишь ждать и надеяться на то, что развитие событий принесёт хоть моральное удовлетворение. Неподалёку, слева, завозились – со стонами и лязгом, затем, голосом сиплым и неуверенным, спросили:
– Эй, мужик!
Семён повернул голову. Рядом с ним сидел точно так же прикованный мужик неопределённого возраста.
– Ты там как?
– Да ничего, живой вроде…
– Это ненадолго, – обреченным тоном просипел сосед. – Зарежут нас, как овечек зарежут. В жертву принесут. Скоро уже… – И хрипло, с подвыванием вздохнул.
– Да ну? – опрометчиво ответил Семён.
И немедленно пожалел об этом: явно истосковавшийся по собеседникам мужик распелся, что твой щегол. Семён в кратчайший срок узнал немало совершенно ему не интересных подробностей из жизни соседа. К счастью, большую часть откровений удалось пропустить мимо ушей – однако, кое-что врезалось в память. Как оказалось, незадачливый бухгалтер Серёга Фалер приехал из Перми по служебным делам, на второй день был опоен чем-то – не иначе, водкой – и очнулся уже здесь. Счёт времени он давно потерял, тосковал тут в одиночестве неведомо сколько дней. Периодически в подвал заходили какие-то странные люди в чёрных балахонах, давали хлеб, воду и смачно обсуждали предстоящее жертвоприношение.
Жаркий неразборчивый шёпот пермяка убаюкивал не хуже колыбельной, и Семён, справедливо рассудив, что перед ритуалом всяко – разбудят, вновь задремал.
* * *
– Ну что за хрень! Опять деньги кончились… – Пожилой милиционер с майорскими погонами убрал в карман кителя мобильник. – У вас свой есть?
Галина Николаевна утвердительно хрюкнула, и Земецкис обречённо протянул требуемое. Майор быстро набрал номер:
– Дежурный? Быстренько по рации «Чукотку» вызови. Скажешь, чтоб срочно мне перезвонил. Кто-кто, конь в пальто! Бевз говорит, из эзотерической. Бевз! По буквам диктую…
Подбор слов к буквам редкой фамилии оказался настолько необычен, что даже считающая себя многопытной особой Алиса изрядно покраснела.
– Да, точно. И быстренько мне! Управишься за минуту – благодарность в приказе гарантирую. Точно-точно! Ну, время пошло.
Майор отключил телефон и вернул законному владельцу.
– Ну, давайте уж в машину, толком поговорим. Эдик, подвинься там.
Высунувшийся из глубин новенького «Соболя» чернявый старлей, слегка смахивающий на молодого Челентано, улыбнулся Алисе и помог забраться внутрь. Волчица обошлась без помощи.
– Куда прёте с собакой, куда?! – возмутился водитель.
– Это не собака, это свидетель, – отрезал Бевз.
Последним в салон забрался Земецкис. Осмотрелся:
– А тут у вас симпатичненько…
– Ещё бы! Ладно, сразу оформим бумаги, как положено, все равно пока ждать.
Эдик, устроившийся за столиком, уже выводил на бланке: «Я, зам.начальника 1-го отдела Управления милиции по предотвращению эзотерических правонарушений Бевз И.В. получил объяснение от…»
– Итак, ещё раз, как вас зовут?
– Юрик, – разулыбался Земецкис.
– Полностью!
Волчица, саркастично фыркнув, шумно почесалась.
– Земецкис Юрий Михайлович.
– Год и место рождения? Тьфу, чёрт, кажется, это уже. – Майор вытащил мобильник и пощелкал кнопками. – Да. Я. Не зря. Ну, скажешь тоже! По делу, да. Ты мне жаловался насчёт «Бригады мучителей Кадаф»? Точно! Похоже, есть кое-что на них свеженькое. Ага, ага… Выше бери – горячий след! Нет, в ориентировке ещё не было – только что информация пришла. От свидетелей. Тут, сейчас трубку дам.
Майор передал телефон Алисе, и та принялась сбивчиво рассказывать, как с утра собиралась подавать документы на вступление в Лигу – она же начинающий традиционный практик (Ведьма?! А вам понравится, если я вас мусором звать буду? Вот и меня не надо!), специализируется на гадании и поиске пропаж – как пыталась найти офис и встретила Земецкиса с волчицей, как обнаружилась пропажа Семёна, как они потом бегали два часа по округе в поисках сперва следов, потом какого-нибудь милиционера (вот всегда, пока не нужны, они на каждом углу торчат, а когда надо, ни одного не найдёшь!), наконец, как разозлившаяся Галина Николаевна вытащила их на дорогу и исхитрилась остановить проезжающий мимо микроавтобус с надписью «Эзотерическая милиция». На этом месте Бевз перехватил трубку и продолжил:
– Понятно? Ну да. Я прикинул – это или «Бригада» опять высунулась, или кто-то очень похожий. В любом случае надо брать, пока горячо. Ты там озаботься, а мы сейчас подъедем. Что? Не, ну ты даёшь! Ведьма и оборотень, к тому же – родственники – да по горячему следу! Район, куда парня запрятали, укажут, а дальше своими силами... Да, тётка. Да, родная!!! Нет, она по телефону не может. Приедем – увидишь. Всё, отбой.
Он убрал мобильник и скомандовал водителю:
– Васильич, гони на Петровку! Можно с мигалкой, я потом отпишусь.
– И что дальше? – поинтересовался Земецкис, успевший за время телефонных переговоров надиктовать Эдику всю их нехитрую историю.
– Будем брать эту вашу секту, что ж ещё…
Машина резко тронулась с места. На лице Земецкиса изобразилось недоумение. Волчица оскалилась.
– Вы думаете, у нас просто так людей на улицах похищают? И совершенно зря… У нас людей похищают для всяких разных ритуалов. Стало быть, придётся поторопиться – пока вашего Семёна не зарезали. Или не съели. Васильич, гони на красный, нам сейчас всё по сараю!
* * *
Действительно, разбудили. Не побрезговали. Правда – пинками.
Помещение наполнилось людьми в балахонах с капюшонами, очень похожими на виденных как-то по телевизору сектантов. Помнится, те практиковали жертвоприношения. Человеческие. Семён попытался решить, что всё это ему только снится, но боль в ушибленных рёбрах убеждала в обратном. Слева глухо мычал пермяк, которому уже заткнули рот тряпичным кляпом.
Командовал парадом мелкий тощий тип в темно-багровом балахоне с непонятной аббревиатурой «КАДАФ» на спине. Главсектант визгливо орал, брызгал слюной и размахивал какой-то бумажкой, в которую все время заглядывал – вероятно, шпаргалкой. По его указанию зажгли толстые чёрные свечи, быстро, но грубо намалевали на полу пентаграмму и выстроились вокруг. Выключили, наконец, режущую глаза лампочку, кому-то между делом надавали по шее («На кой хрен нелюдь приволокли, бараны?! Нам только люди годятся!»), мычащего и упирающегося пермяка отцепили от стены и выволокли на середину. Толпа в балахонах принялась мерно раскачиваться и завывать. На миг мычание почти сравнялось по громкости с воплем, и тут же стихло. «Прощай, солёны уши…» – вздохнув, подумал Семён.
Главарь удовлетворенно хмыкнул и, шелестя своей бумагой, по слогам зачитал несколько фраз на непонятном наречии. И ничего не произошло.
Ну, практически ничего: демон как демон, в Голливуде и не такие снимаются…
Сектанты отшатнулись в стороны и замерли. Наступила тишина.
– Ну, что? Работать будем? – спросил демон приятным баритоном. – А то у меня и так… – он выразительно покосился на недешёвые часы.
– Повинуйся мне, исчадье тьмы, и выполни мою волю! – замогильно провыл главарь.
– Уже. Слушаю, блин, и повинуюсь.
– Имеешь ли ты власть над светом и тьмой?
– Имею, имею… – Демон зевнул и с интересом посмотрел на замершего Семёна. Тот из последних сил старался не захихикать.
– Так услышь же волю мою! Уничтожь свет! И да настанет тьма! – Сектант торжественно простёр десницу.
– Ага. Ясно… Сейчас. – Демон подмигнул Семёну и щёлкнул пальцами. В мгновенно навалившейся тьме раздался удаляющийся хохот. Семён тоже не выдержал – заржал. Впрочем, всё равно никто его не услышал за радостными воплями сектантов. Судя по звукам, они уже во всю обнимались, радуясь концу света. Помещение заполнилось удушливой вонь сгоревшей серы и – почему-то – одеколона «Шипр»…
* * *
…Страшный удар сотряс дверь подвала. Потом второй. Потом мрак прорезали лучи фонарей, затопали сапоги, и кто-то проревел в мегафон:
– Не двигаться! Руки за голову!
– А. Вот и кавалерия… – пробормотал Семён.
Несколько минут спустя, когда все присутствующие уже были слегка побиты, упакованы в наручники и аккуратно разложены по полу, на середину помещения неторопливо вышёл известный всему городу по криминальной хронике майор Драгунский. Усмехнулся и произнёс:
– Да будет свет!
Кто-то из бойцов щелкнул выключателем.
…и стал свет.
Кардинальная ликвидация
Суров закон! Его формулировки
Расплывчаты, как снег весною ранней.
Хотя нам и не занимать сноровки,
Всю жизнь мы балансируем на грани...
***
Труп – причина появления в конторе следственной бригады – торжественно возлежал на опрокинутом стуле посреди кабинета, рядом с рабочим столом нотариуса. Молодой дознаватель из ОВД, деловито занявший хозяйское место, изучал лицо стоящего перед столом владельца кабинета, одновременно заполняя «шапку» очередного листа протокола. На диванчике у двери томились понятые – степенный конторный Акакий и всхлипывающая пожилая уборщица. Напротив, на одном из колченогих стульев, стоявших возле мусорной корзины, нервно сглатывая и то и дело косясь на покойного, сидел один из обитателей кабинета – мелово-бледный парень лет двадцати-двадцати пяти. Помощник нотариуса.
– Итак, принимали клиента вы, гражданин Земецкис?
– Нет-нет! – Нотариус всплеснул руками и мелко затряс головой. – Я только заверял документы. Принимал клиента Семён, он у меня на практике, из института…
– Ясно… – Дознаватель нахмурился. – Что это был за документ?
– Понимаете… – Нотариус помялся. – В принципе, в проведении ритуала заверения для данного документа не было необходимости, но клиент настаивал… А желание клиента для нас – закон. – Земецкис натянуто улыбнулся бескровными губами. – Если, конечно, простите за неуместный каламбур, оно не противоречит закону.
Дознаватель, хмыкнув, переспросил:
– Так всё же, что просил заверить клиент?
– Заявление о регистрации… прекращения деятельности ПБОЮЛ, – почти шепотом закончил фразу Земецкис, косясь на труп. Покойный предприниматель произвёл бы впечатление на любого непривычного человека. Хотя бы жутким синюшным цветом лица или вывалившимся полиловевшим языком… – Можно, я сяду?
– Да-да, пожалуйста…
Нотариус осторожно придвинул к столу еще один стул и аккуратно примостился на краешке.
– Насколько я понимаю, – медленно произнёс дознаватель, – вы приняли заявление.
– Не я, – чуть слышно уточнил еще больше ссутулившийся нотариус, старательно глядя прямо на собеседника, – я его только просмотрел… И вы знаете, не обнаружил ничего необычного. Закону оно не противоречило. Тем более, до сих пор я не имел оснований не доверять Семёну…
– А теперь имеете?
– Ну знаете ли… После такого… – Земецкис распрямил спину, голос его окреп и посуровел. – Это несколько переходит границы разумного!
Практикант отнял руки от лица и с тоской посмотрел в окно. Там, на улице, вечерело. По бульвару проносились машины, неторопливо шли люди. Стайка туристов-пикси из далёкой и тихой Каледонии порхала вокруг экспансивного экскурсовода, норовя запечатлеть друзей и родственников на фоне достопримечательностей. Обычный майский вечер, ничего особенного…
– Значит, как я понимаю, вы считаете виновником смерти клиента практиканта?
– Нет-нет! – От возмущения нотариус даже подпрыгнул на стуле. – Ни в коем случае! Это типичный несчастный случай.
– Типичный? – Дознаватель, отложив ручку, пристально посмотрел на собеседника.
– Конечно! – Земецкис откинулся на спинку стула. – Разумеется! Ведь закон не предусматривает точной формулировки. Никто не мог предположить, что эта безобидная ошибка приведёт к подобным последствиям! Но, – он поднял руку с вытянутым указательным пальцем, – юрист обязан учитывать невозможное. Особенно в такое сложное время, как наше.
– Допустим. – вздохнув, дознаватель заполнил еще несколько строк протокола. – Что же произошло после того, как вы приступили к ритуалу? И кстати, вы уверены, что провели его правильно?
– Убеждён! – гордо вздёрнув подбородок, отрезал нотариус. – Я работаю нотариусом уже много лет и никогда, – он вновь многозначительно поднял указательный палец, – не допускал никаких ошибок! Ритуал был проведён по всем правилам. Извольте убедиться. – Земецкис протянул дознавателю заверенный документ. – Вот – дата, подпись и, разумеется, Печать.
Тот повертел бумагу в руках. Действительно, оттиск личной Печати нотариуса мерцал слабым фиолетовым светом, свидетельствуя о правильности проведения ритуала. Кивнув, дознаватель отложил бумагу и снова взялся за протокол:
– Продолжим. Вы провели ритуал – и…?
Лицо Земецкиса омрачилось.
– Тут всё и случилось… Клиент, внезапно посинев, схватился за горло и упал со стула. Признаюсь, – нотариус приложил ладонь к сердцу, – я не сразу пришёл ему на помощь. Всё случилось так внезапно… – Земецкис замолчал и лишь через несколько секунд добавил: – Я сразу же вызвал милицию и скорую. Как только пришёл в себя.
– Понятно. – Дознаватель покачал головой, поставил последнюю точку в протоколе и задумчиво констатировал, ни к кому особо не обращаясь. – Пожалуй, дело придется прекращать. Иначе как несчастный случай не квалифицируешь. Если бы не заявление, всё это можно было бы счесть смертью от естественных причин… Асфиксия – с кем не бывает? Могло случиться и в собственной ванне, например… – Бросив мимолётный взгляд на тихо синевшего на полу покойного господина Вохаса, он вернулся к действительности. – Итак, гражданин Земецкис, прошу вас внимательно прочесть текст протокола. После этого вы должны расписаться на каждой странице – вот здесь, а вот здесь напишете «с моих слов записано верно и мной прочитано», дата и тоже подпись. Если у вас имеются какие-то дополнения или замечания…
– Нет-нет, что вы! – Нотариус изобразил на лице полнейшее доверие к сотруднику правоохранительных органов, не отводя внимательного взгляда от текста. Расписался, царапая бумагу подсохшей шариковой ручкой.
Дознаватель повторил инструкцию для понятых. Те осторожно, стараясь не глядеть в сторону тела и – упаси бог! – ни в коем случае не коснуться его, подошли к столу. Входная дверь приоткрылась, просунувшийся в нее пожилой милиционер с сержантскими лычками на погонах доложил:
– Санитары подъехали. Звать?
– Давай, Васильич, у меня всё. – Дознаватель аккуратно убрал подписанный протокол в папку, не преминув напоследок пошутить. – Если бы наёмные убийцы взяли ваш, Юрий Михайлович, метод на вооружение, вряд ли мы смогли бы раскрыть хотя бы одно заказное убийство…
Нотариус нервно сглотнул, оценив шутку. Чувствовать себя киллером было несколько… неуютно.
Дознаватель наконец покинул кабинет, следом за ним санитары вынесли труп. Понятые, проводив покойного настороженными взглядами и вежливо попрощавшись, ушли. Отпустив Семёна, Земецкис занял свое законное место и мрачно уставился в окно, за тройным стеклопакетом которого как ни в чём не бывало продолжалась обычная городская жизнь.
Пролезший сквозь приоткрытую форточку лёгкий ветерок, прежде чем умчаться восвояси, пошевелил лежащий на клавиатуре компьютера лист бумаги, на котором корявым почерком покойного было нацарапано: «Прошу ликвидировать меня, Вохаса Валдиса Николаевича, как предпринимателя без образования юридического лица…»
Проблема статуса
Кот был великолепен: огромный мощный зверь, движения исполнены ленивой грации венценосной особы, из-под верхней губы влажно поблёскивают длинные и явно острые клыки, усы топорщатся совершенно по-кавалергардски, густая тёмно-серая шерсть отливает синевой, а на груди белая манишка – одно слово, фрак, причем преэлегантный… Даже дядя Сосо полюбовался этой картиной, поглядывая поверх своей обычной газеты.
Кот возлежал на столе, косясь на стоящую рядом чашку остывшего чая. Чашку Кузьмы Терентьевича.
– И как вы только пьёте эту гадость?
– С сахаром, – пояснил домовой, аккуратно наполняя здоровенную эмалированную кружку из здоровенного, чуть не с него самого, жестяного бочонка. Кружка принадлежала Нитро.
– Решительно не понимаю, зачем люди так осложняют себе жизнь. Нагреть воды, сварить мелко рубленый веник… Ладно, пиво я ещё понимаю. Кстати, плесни-ка и мне тоже. – Кот подпихнул Кузьме Терентьевичу знававшую лучшие времена стеклянную баночку из-под икры. Баночка была его собственная, как-то так сама собой завелась.
– Ох и наглая ты зверюга. В поликлинику бы тебя сдать. На опыты…
– Я не зверюга, я кот. У меня, между прочим, имя есть. И отчество. И уж точно не хуже, чем у тебя.
– Не хуже, – вздохнул честный Кузьма Терентьевич.
– Поэтому на опыты меня никак нельзя. – Кот назидательно потыкал когтем в сторону потолка. – Наливай, короче.
– Премного благодарствую, Кузьма Терентьевич, – улыбнулся Нитро, принимая кружку. Над пивом – лёгким, светлым и чешским, быстро вспухала шапка плотной пены. Сантехник удовлетворённо потёр колючий подбородок. Полюбовался. Отхлебнул – и машинально попытался посмотреть сквозь кружку на кота, который уже деловито припал к своей емкости.
Дверь кухни отворилась, вошёл Семён.
– Вечера! Всем. – уставился на кота. – Лично тебе, Котовский, я бы советовал валить через форточку. Срочно.
– Миау? – усомнился кот.
– Сейчас сюда придёт Ручник, а он сегодня с утра твоих с Заразой детишек пристраивал. Поймает – он ведь ветеринара звать не будет, сам пассатижами управится.
– Почему это моих? – возмутился кот, без лишней суеты перебираясь со стола на подоконник.
– А потому, Кузенька, что ты у нас на всю округу единственный кобель кота примерно русской голубой породы. И сейчас тебе было бы лучше быть голубым не только в этом смысле. Потому что Ручник сердит. Реально.
– Не имеет права! Это беззаконие какое-то! Я буду жаловаться!..
– Да хоть в Спортлото пиши. С форточкой сам справишься, или открыть поширше?
* * *
Уже за полночь, когда бочонок давно иссяк и все разошлись – кто спать, кто за продолжением банкета, а невезучий Ручник вынимать жильцов из застрявшего лифта во втором подъезде – в кухонную форточку негромко поскреблись.
– Ну, чего тебе ещё надо, тварь дрожащая? – сонно поинтересовался Семён, впуская ночного гостя.
– Я не тварь, я кот, – отрезал кот.
– Надо говорить «я не тварь, я право имею», – ухмыльнулся Семён.
– В этом и заключается проблема, которую ты, как юрист…
– Будущий, – уточнил Семён.
– …будущий юрист, должен мне решить.
– Да? А конкретнее?
– Конкретнее так… – Кот легко перескочил с подоконника на стол и уселся прямо на раскрытый «Гражданский кодекс». – Я хочу, чтобы мне больше не приходилось прятаться от всяких электриков с пассатижами и мрачным настроением. Чтобы меня защищал закон, и всё такое. Чтобы… Короче, я хочу иметь права. Понял?
– Понял, понял… Со статьи только слезь.
Будущий юрист сунулся под стол, достал оттуда бутыль с мутным зеленовато-сизым содержимым, потянулся за стаканом.
– Права ему дать, понимаешь… И где я их тебе возьму? Какие вообще могут быть права у движимого имущества?
– Ну, какие-то должны быть. У Ручника же они есть. И у тебя есть. Какие-то. – Кот слез с кодекса, устроился поудобнее и принялся вылизывать левую заднюю лапу.
– Какие-то точно есть. А вот ты для прав статусом не вышел. Не права же человека тебе давать?
– Да я бы не отказался…
– Нет уж, человека мы из тебя, имущество, делать не будем. А вот… – Семён залпом осущил стакан, поморщился и резко выдохнул. – А вот гражданина, пожалуй, можно и попробовать.
– Это ещё зачем? – вскинулся кот.
– Я же сказал: статус. Будешь гражданином – будут у тебя права. Какие-то. Понял?
– Понял, не дурак. – Осторожный кот на всякий случай перескочил обратно на подоконник. – А как ты это собираешься делать?
– Не «ты», а «мы». Мы собираемся.
– Мя?
– Для начала ты подашь заявление о предоставлении тебе гражданства. Естественно, сперва тебе откажут. Тогда ты обжалуешь отказ в суде. Там тебе ещё раз откажут. Тогда ты подашь апелляцию – и тебе снова, как и следовало ожидать, откажут.
– И зачем мне всё это?
– А затем, что со всеми этими отказами на руках… – Семён помотал головой, – В лапах, понятно… Ты сможешь обратиться уже в другую инстанцию. То есть туда. – он многозначительно потыкал пальцем вверх.
– И?
– И там уже всё зависит только от тебя. Сумеешь ему понравиться – выпишет он тебе права. Указом. А может и ещё что перепадёт…
– Думаешь, получится?
– Некая вероятность есть. Определенно.
– Тогда чего мы ждём? – Кот перемахнул опять на стол и встал во весь рост, нервно помахивая хвостом. – Пиши!
Он подошёл к Семёну вплотную и заглянул ему прямо в глаза.
– А там… Там сочтёмся.
* * *
– ...Итак, мы начинаем нашу программу "Большая мойка"! В студии я, Амалия Дельфинова, и сегодняшний наш гость – новый пресс-секретарь нашего президента! Встречайте! Попрошу аплодисменты, пожалуйста.
Плотно обсевшие зал клакеры вышколенно зааплодировали, камера переехала на «гостевое» кресло. В кресле вальяжно расположился пресс-секретарь. Его вид был исполнен величия и грации, белоснежная манишка сверкала на тёмно-сером с синим отливом фоне, прищуренные глаза смотрели с хитринкой, лукавинкой.
– Сограждане! – начал Кузьма Терентьевич. – Дорогие россияне!
Взмахнул хвостом и веско мяукнул…
Одно утро Алехана Григорьевича
Провинциалы относятся к столице по-разному. Одни, безнадёжно завязшие на своих приравненных к отдалённым территориях, завистливо поглядывают исподлобья, втихомолку прикидывая, как бы это оседлать зелёную лошадь подлиннее да и махнуть с шашкой наголо освобождать неправедно захваченную ворогом колбасу. Другие, по своим и чужим головам выбившиеся «в люди», порвав по пути немало глоток и грелок, по-шерханьи насторожённо высматривают молодую шпану, жаждущую стереть с лица и беззаконно попользоваться добычей. Третьи взирают прозрачно и безмятежно: ну Москва и Москва, что такого?
Алехан Григорьевич Орловский в число тех, других и третьих не входит. У него к этому городу совершенно особенное чувство: Москва для Алехана Григорьевича – подарок судьбы, награда, заслуженная – и всё равно нежданная. Она и сама постоянно одаряет его – новыми видами, событиями, настроениями. Каждый прожитый день – уже драгоценный дар, наполняющий душу радостью и восхищением. Особенно теперь, когда Орловский снова может позволить себе это скромное, но такое утончённое удовольствие: просто пройтись пешком ранним утром от дома до работы.
Ранним утром, да.
А что на лице восторга не заметно, так это и к лучшему. Не в его положении выглядеть наивным юнцом из глубинки, покорённым и очарованным столицей. Тем более вовсе и не юнцом. Меньше этого Алехана Григорьевича устраивает разве что романтический образ огнеглазого байроновского персонажа в развевающемся на ветру чёрном плаще с кровавым подбоем.
Нет уж, этакой романтики нам не надобно. Хватает и той, что есть.
А плащ у Орловского и вправду чёрный – только подкладка не набившего оскомину цвета, а обычная шёлковая, тоже чёрная. Хороший плащ, не новый, но прекрасно для своего возраста сохранившийся. Как и сам владелец. И шляпа у Алехана Григорьевича чёрная, классического фасона. Такую шляпу удобно приподнять аристократическим жестом, приветствуя соседа, поднимающегося навстречу по гулкой лестнице старинного дома на Патриарших прудах. Откуда бредёт сосед в этакую рань, где был всю ночь – до этого Орловскому дела нет: у каждого свои причуды, каждый имеет право.
Сам же Алехан Григорьевич направляет стопы свои на Садовое кольцо. Не кратчайший из путей – но ему нравится эта улица, такая широкая и по раннему часу почти пустая. Рассветное солнце золотит стены домов на противоположной стороне, Орловский же идёт по тени, привычным строевым шагом, обманчиво неторопливым на вид, но куда каким быстрым на деле.
Шаг, как и неизменно невозмутимое выражение лица – неизбежное наследие четверти века службы. Забавно, что только теперь уже оставленные им войска обзавелись летучей мышью на нарукавной эмблеме: в присутствии Алехана Григорьевича это было бы уместнее. Впрочем, кто знает, как и что там сейчас? Отношений с бывшими сослуживцами Орловский давно не поддерживает – неинтересно, да и незачем. Он своё отслужил, отдал долг чести стране, которой присягал – другой стране, в другое время – и сам он давно уж не тот. Сменилась эпоха, ставим точку и подводим черту.
