Текст книги "Воздушная битва за город на Неве. Защитники Ленинграда против асов люфтваффе. 1941–1944 гг."
Автор книги: Дмитрий Зубов
Соавторы: Дмитрий Дегтев
Жанры:
Cпецслужбы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Дмитрий Дегтев, Дмитрий Зубов
Воздушная битва за город на Неве. Защитники Ленинграда против асов люфтваффе. 1941—1944
Предисловие
Когда царь Петр основывал в мрачной болотистой дельте Невы новую столицу России, он, безусловно, знал, что ей уготована яркая и насыщенная судьба. По задумке будущего императора Всероссийского здесь создавалось нечто среднее между Амстердамом, Гамбургом и Венецией. Но конечно же с нашей, русской душой. В отличие от Москвы и других старых городов, где в архитектуре, а соответственно и самосознании жителей доминировали здания церквей, в Санкт-Петербурге на улицах и проспектах с удивительным переплетением немецких и отечественных названий господствовали величественные гражданские строения. Город строился по единому плану, в одном стиле, а соборы здесь ставились больше для красоты, чем для прямых нужд. С самого начала своей истории Петербург и любили и ненавидели. Для одних он стал символом красоты и величия, культуры и государственности, для других – «городом контрастов», блеска и нищеты. Но никого не оставлял равнодушным.
Как бы там ни было, Петр добился одного – центр российской политической, общественной жизни и культуры на века сместился на угрюмые берега Финского залива. Город фонтанов и львов, город Медного всадника и Ленина на броневике, город кораблей и трамваев, город дворцов и трущоб, город императоров и пролетариата, город дворцовых переворотов и революционных демонстраций, город Пушкина и Распутина, Керенского и Кирова, город войны и мира и войны миров, город русской интеллигенции и советских моряков… Таков он наш Петербург – Петроград – Ленинград – Питер. Пожалуй, нигде больше российская история не переплеталась столь яркими красками и противоречиями. Символ «окна в Европу», лицо монархии, колыбель революции и просто изумительно красивый город в одном лице.
Даже при советской власти, когда крушить, ломать и строить «наш, новый мир» стало делом привычным, обретший новое название город нисколько не утратил ни своего исторического облика, ни духа, ни шарма. Его даже не испортили новые пролетарские названия районов, улиц, станций и заводов. Наоборот, пожалуй, именно тут они наиболее лаконично вписались в историческую среду.
Начало войны, как и большинство жителей Советского Союза, ленинградцы встретили «мирно». Все-таки Ленинград был тыловым городом. К тому же еще никогда со времен изгнания шведов в начале XVIII столетия нога врага не ступала на эту землю. Даже Наполеон, захвативший Москву, и близко не подошел к тогдашней столице Российской империи. А в 1941 году граница проходила далеко на юго-западе, за недавно присоединенной Прибалтикой, а от Финляндии теперь надежно защищал непроходимый Карельский перешеек. Ну а с моря город защищал Кронштадт и мощный Краснознаменный Балтийский флот. Да и вообще, война, если она и могла начаться, должна была вестись на территории врага и уж точно не у стен родного города. Так обещал великий Сталин, и так пелось в довоенных песнях.
Однако все пошло совсем не так. Уже через два месяца после начала войны Ленинград, неожиданно для жителей, большинство из которых даже не пытались эвакуироваться в глубь страны, стал прифронтовым городом. В начале сентября немецкие танки уже стояли на Неве.
Но Гитлер не планировал брать город, который в Третьем рейхе называли не иначе как «большевистской твердыней», штурмом и лобовой атакой. Он принял, как казалось, коварное решение – отрезать его от путей снабжения и уморить голодом. А потом, когда его план не осуществился, заставить ленинградцев капитулировать с помощью террористических налетов. Вероятно, фюрер забыл опыт Лондона, который не сломили даже беспрерывные многомесячные бомбардировки…
В книге на основе многочисленных отечественных и немецких архивных документов, воспоминаний очевидцев и других источников подробно показан ход воздушной войны в небе Ленинграда, над Ладожским озером, Тихвином, Кронштадтом и их окрестностями. Также здесь опубликованы рапорты, донесения о боевой работе немецкой авиации, в том числе свидетельства летчиков, о том, как именно они проводили террористические налеты на Ленинград, сбрасывая бомбы не целясь, практически наугад на жилые дома. Также авторы дают ответ на вопрос, почему, несмотря на многочисленные успехи, германская авиация так и не смогла добиться капитуляции города и перерезать Дорогу жизни – важнейшую коммуникацию, проходившую через Ладожское озеро. А также действительно ли противовоздушная оборона Ленинграда была одной из самых мощных в стране, а сталинские соколы самоотверженно защищали родное небо.
Часть первая. Братство голода
Глава 1. «Неожиданная весть»
«Немцы бросали оружие, сдавались в плен»Ленинградцы не знали, что подписанный Гитлером в декабре 1940 года план «Барбаросса» уже определил их судьбу. Фюрер потребовал обезопасить Балтийское побережье, уничтожить советский флот, захватить Ленинград и соединиться здесь с финнами. Группе армий «Норд» под командованием фельдмаршала Риттера фон Лееба на выполнение этой задачи отводилось всего четыре недели. 18-я армия должна была наступать вдоль шоссе Тильзит – Рига и далее на Таллин и Псков, а 16-я через Даугавпилс в направлении озера Ильмень и Новгорода. Основную ударную силу Лееба составляла 4-я танковая армия, в которую входили 41-й моторизованный корпус генерала Райнхарда и 56-й моторизованный корпус генерала Манштейна.
И в первые недели наступления у немцев все шло по плану. Уже утром 26 июня танки Манштейна захватили мосты через Западную Двину в районе Даугавпилса, а на следующий день пали первые базы Балтийского флота Лиепая и Вентспилс.
Однако в Ленинграде всего этого не знали. Заголовки газет были полны воинственности: «Грозен гнев советского народа», «Фашистские разбойники жестоко поплатятся», «Фашистские мракобесы будут уничтожены», «Для фашистов у нас найдутся смирительные рубахи» и т. п. Хватало в них и художественной патетики.
«Рассвет и утро были солнечны, – писала «Ленинградская правда» 23 июня. – И город, давно ждавший теплого летнего дня, отдался праздничной суете воскресенья. По улицам и проспектам текли толпы людей. Их путь лежал к вокзалам и паркам, туда, за город, к взморью и рекам, к прохладе лесов и простору полей. Прекрасный всегда и вдвойне хорош в такой ясный день наш любимый город, своей оживленностью, мельканием парусов над водной гладью, плеском весел на реках и каналах, музыкой, не смолкающей над садами и парками, той полнотой отдыха, которую знает лишь народ, пользующийся всеми благами свободы.
В такой вот день, наверное, и писал Маяковский свое «Хорошо», делился чувством, присущим только советскому человеку, чувством создателя всех благ, хозяина страны. Дома – мои, улицы – мои, город – мой, руками могучего народа, дерзко созданный из тьмы лесов и топи блат». В общем – рай! И вот на этот рай вздумали покуситься фашистские мракобесы!
«Это была неожиданная весть. Но весть эта не была неожиданной, – продолжала статья. – Наш народ готов к любым случайностям. И даже эта «случайность», при всей своей чудовищности, имела исторические аналогии. Не в первый раз встречается русский народ с врагами!
– Ну, пусть держится теперь! – от всей души высказал кто-то свои мысли. И фраза эта, отчетливо прозвучавшая в тишине, донеслась до всех. Пожилой человек, произнесший ее, решительно надел кепку и быстрым шагом пошел по проспекту. И по уверенности его движений все поняли: человек знает, куда итти [1]1
Так в тексте. ( Здесь и далее примеч. авт.
[Закрыть] ».
Конечно, тогда еще никто не знал, что вот эта фраза – «Ну, пусть держится теперь!» – совсем скоро приобретет вполне реальный смысл. Только, увы, не для фашистских разбойников, а для самого города садов и парков…
24 июня была опубликована первая сводка командования Красной армии за прошлый день: «В течение дня противник стремился развить наступление по всему фронту от Балтийского до Черного моря, направляя главные свои усилия на Шауляйском, Каунасском, Гродненском, Ковненском, Владимир-Волынском, Рава-Русском и Бродском направлениях. Но успеха не имел. Все атаки противника на Владимир-Волынском и Бродском направлениях были отбиты с большими для него потерями. На Шауляйском и Рава-Русском направлениях противник, вклинившийся с утра на нашу территорию, во второй половине дня контратаками наших войск был разбит и отброшен за госграницу, при этом на Шауляйском направлении нашим артогнем уничтожено до 300 танков противника…»
«А иначе же и быть не могло!» «А чего они хотели, мерзавцы!» Примерно такими были типичные высказывания в трамваях, скверах, на скамейках у подъездов домов. Ведь и в песнях пелось: «И линкоры пойдут! И пехота пойдет!» Казалось, еще пара дней – и в сводках появятся сообщения о том, что войска Красной армии перешли границу и начали громить врага на его территории.
Особенно потрясает короткий материал под названием «На погранзаставах». «Как только была прослушана по радио речь тов. Молотова, на погранзаставах состоялись короткие митинги, – говорилось в сообщении. – Бойцы и командиры с чувством глубокого возмущения говорили о гнусном бандитском нападении германских войск на мирные советские города…»Вот чем, оказывается, занимались советские пограничники в то время, когда немецкие танки местами уже углубились на десятки километров на нашу территорию. Проводили митинги!
Любопытно, что 24-го числа обычно вравшая «Ленинградская правда» впервые напечатала более-менее правдивое сообщение: «23 июня 6 германских самолетов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолеты были отогнаны(как мухи. – Авт.). Один самолет был сбит, и взяты в плен четыре немецких офицера». В действительности речь шла о 1-й эскадрилье специализированной авиагруппы KGr.806, которая в ночь на 23 июня совершала уже второй вылет для минирования фарватеров в районе Кронштадта. «Юнкерсы» вылетели с финского аэродрома Утти, и один бомбардировщик и правда был подбит зенитками и совершил вынужденную посадку на брюхо на советской территории. При этом экипаж во главе с лейтенантом Тюрмаером попал в плен.
Впрочем, какое это имело значение! «С моря наш город защищает Краснознаменный Балтийский флот, – рассказывал очередной пафосный материал «Боевые традиции балтийцев». – Балтийцы свято хранят боевые и революционные традиции русских моряков».Далее предсказывалось, как уже скоро крейсера и линкоры ринутся во вражеские воды: к Кёнигсбергу, Данцигу, Штеттину и под пение «Интернационала» начнут топить фашистский флот. То, что флоту придется защищать город в прямом смысле слова, то есть стрелять прямо с Невы по немецкой пехоте, никому не снилось даже в страшных снах.
Попутно с первых же дней была открыта постоянная рубрика в духе «Под пятой германского фашизма», в которой публиковались материалы о том, как страдают под гитлеровским гнетом оккупированные страны Европы. Долг советских солдат в такой ситуации был очевиден – освободить, всех освободить!
Тогда никто не мог даже подумать, что в ходе войны, которая конечно же будет вестись на территории врага, тот самый враг может дойти до Ленинграда. Но вот к налетам авиации готовились, готовились заранее. В прошлые годы жители читали в газетах про налеты на Варшаву, Роттердам и Лондон, поэтому к воздушной угрозе относились серьезно. В жилых кварталах и на заводах регулярно проводились учения, объявлялись условные воздушные тревоги. Когда началась война, все мобилизационные планы тотчас привели в действие.
«Это обычный ленинградский дом, –писала «Ленинградская правда». – Он выходит своим светлым фасадом на улицу Желябова. И живут в этом доме простые люди – врачи и медики, инженеры и бухгалтеры, семьи командиров и красноармейцев. Сегодня в этом доме, как в тысячах других, внешне все обстоит так же, как вчера. Во дворе играют ребята, в открытые окна доносятся звуки радио, мирно беседуют у крыльца домохозяйки. Только одна разница между сегодняшним и вчерашним. Спокойнее, серьезнее, строже стало в этом доме, где живет тысяча советских граждан.
Дом готов к обороне. Еще с улицы видны надписи:
«Бомбоубежище»,
«Штаб»,
«Пункт медицинской помощи»,
«Пост охраны общественного порядка».
Накануне эти надписи считались бы условными. В доме давно оборудовано вместительное бомбоубежище. Сотни людей уже побывали в нем во время учебных тревог. И на медицинском пункте давно уже все подготовлено на случай воздушного нападения врага».
Однако, несмотря на воинственность и «серьезность», почти никто, естественно, не верил, что бомбоубежище придется использовать по назначению. Сталинские соколы и зенитчики, без сомнения, не допустят коварного врага в небо Ленинграда!
27 июня был опубликован репортаж из Тихвина.
«В день отправки мобилизованных в Красную армию на митинге в колхозе «Красный путь» выступил стахановец овощевод, участник боев с белофиннами, орденоносец тов. Кузьмин, – сообщал корреспондент по телефону. – От имени уходящих на фронт он заявил:
– Мы идем защищать Родину от нашествия врагов. Будем самоотверженно биться за отчизну.
Тов. Кузьмин призвал всех колхозников работать по-стахановски, крепить военное могущество страны».
Товарищ Кузьмин, как и его слушатели – жители лесного и болотистого края, раскинувшегося к юго-востоку от Ладожского озера, конечно же не могли и подумать, что враги всего через четыре месяца придут и сюда, а защищать от нашествия придется сам Тихвин…
Ну а открыв 28 июня свежую газету, ленинградцы лишний раз убедились в своей правоте. «Враг не вынес всесокрушающего удара» – такой заголовок красовался на второй полосе.
«Свыше двух часов немцы атаковали позиции, но рота спокойно отражала их штурм, – сообщало ТАСС. – Ряды врага редели, силы стали ослабевать.
– Вперед! За Сталина, за Родину! – крикнул командир роты и первым с винтовкой наперевес кинулся на врага. Вслед за командиром всесокрушающей лавиной поднялись бойцы. Сверкнули молнии штыков. Десятки гранат рвались среди врагов. Немцы дрогнули, не вынесли красноармейского штыкового удара.
Исход боя был решен смелым и решительным маневром взвода тов. Гордиенко. Зайдя в тыл врага, бойцы отрезали ему путь к отступлению. Немцы бросали оружие, сдавались в плен. Государственная граница снова была в руках советских бойцов».
В следующие дни тон воинственных публикаций не изменился.
«Советский Союз долго терпел неслыханные провокации реакционного, фашистского правительства Финляндии и той военщины, на которую оно опирается, – сообщала 29 июня статья под заголовком «Финские холопы Гитлера получат по заслугам». – Но долгому терпению советского народа приходит конец. Настала пора проучить зарвавшихся палачей финского народа.
Финская военщина – наемная агентура Гитлера уже из опыта знает, какая жестокая и горькая участь постигнет тех, кто посягает на советские рубежи, на город Ленина. Новый урок, который получат зарвавшиеся гитлеровские холопы, будет и стократ убедительней. От этого урока гитлеровские вассалы Финляндии не оправятся. Красная армия навсегда обеспечит безопасность Ленинграда всей силой своего оружия».
Как говорится, без комментариев…
Победный и шапкозакидательский тон в новостях, как известно, прекратился только 3 июля, когда вся страна услышала из радиоприемников полумертвый и трагический голос товарища Сталина: «Братья и сестры…»
«Они скоро будут здесь»Тем временем уже 4 июля, то есть всего через 12 дней после начала вторжения, Военный совет Северного фронта получил директиву Ставки главного командования о подготовке обороны на подступах к Ленинграду: «В связи с явной угрозой прорыва противника в районе Остров, Псков немедленно занять рубеж обороны на фронте Нарва, Луга, Старая Русса, Боровичи…»А на следующий день нарком ВМФ адмирал Кузнецов издал приказ о мероприятиях по созданию обороны города Ленинграда со стороны Озерного района. Согласно ему на Ладожском и Онежском озерах следовало немедленно приступить к развертыванию Ладожской военной флотилии и созданию флотилии на Онежском озер [2]2
Центральный архив Министерства обороны Российской федерации (ЦАМО РФ). Ф. 3. Оп. 11556. Д. 1. Л. 71; Центральный военно-морской архив (ЦВМА). Ф. 79. Д. 39786. Л. 154–155.
[Закрыть]. Собственно, с этого момента и можно говорить о начале обороны Ленинграда.
Однако в самом городе о грозящей опасности пока не подозревали. Сводки Совинформбюро скрывали истинное положение вещей на фронтах, сообщая в основном мелкие, второстепенные подробности и по-прежнему публикуя «сводки» о массовой сдаче в плен немцев. В начале июля Ленинград еще жил привычной жизнью, хотя по ночам в городе была введена светомаскировка, а на вокзалах под «Прощание славянки» каждый день тысячи людей провожали эшелоны с мобилизованными.
Впрочем, в то время как многие ленинградцы только отправлялись на передовую, оттуда, наоборот, в город уже начали прибывать бегущие от немецкого наступления моряки, в панике бросившие свои части. Они-то и доставили в Ленинград самую свежую информацию. О всеобщем отступлении, оставлении военно-морских баз, о бесполезности сопротивления, ну и о том, что немцы скоро уже будут здесь! «Наблюдаются случаи, когда целые группы краснофлотцев и даже некоторые командиры самостоятельно «эвакуируются» с фронта и из прифронтовой полосы, захватывая иногда автомашины, на которых беспрепятственно и бесконтрольно приезжают прямо в Ленинград, где безнаказанно распространяют ложные, явно провокационные слухи, – писал в своем приказе нарком Кузнецов 9 июля. – Отдельные «командиры» даже переодеваются в краснофлотскую форму [3]3
Кузнецов имел в виду, что флотские офицеры переодевались в форму рядовых матросов.
[Закрыть] , уничтожая личные документы» [4]4
ЦВМА. Ф. 216. Д. 12490. Л. 246.
[Закрыть].
А паниковать и «переодеваться» было отчего. 10 июля немецкие танковые дивизии, прорвав фронт к югу от Пскова, устремились к Луге. До Ленинграда им оставалось всего 180–200 километров. При том стремительном темпе наступления, который Лееб взял с начала войны, ему требовалось 9—10 дней, чтобы подойти к стенам города.
Тем временем уже с первых дней вторжения над Ленинградом и его окрестностями стали регулярно появляться немецкие самолеты-разведчики. В первые недели войны в этом районе в основном действовала 2-я эскадрилья отдельной авиагруппы дальней разведки при главнокомандующем люфтваффе (Aufkl.Gr.Ob.d.L.) под командованием оберста Теодора Ровеля. В отличие от обычных групп, которые в тот момент действовали в интересах воздушных флотов и сухопутной армии, последняя занималась стратегической разведкой и выполняла особо важные задания, результаты которых докладывались напрямую главному командованию люфтваффе, абверу, а зачастую и лично фюреру. 2 (F)./Ob.d.L. гауптмана Клауса Притцеля базировалась на аэродроме Инстербург в Восточной Пруссии, откуда с первого дня совершала вылеты в район Таллина, Кронштадта, Ленинграда и Ладожского озера.
Унтер-офицер Макс Лагода, служивший бортрадистом в составе экипажа обер-лейтенанта Вальтера Фрошауэра, вспоминал:
«21.06.1941 г. мы узнали, что начинается война с Россией! Утром первые машины совершили вылеты на восток. Наш экипаж отправился на задание на второй день. Мы хорошо подготовились, и каждый знал свое дело. Приказ гласил: контролировать движение судов в Балтийское море с островов Эзель и Даго [5]5
Немецкое название островов Саремаа и Хиумаа.
[Закрыть] в Ревель [6]6
Таллин.
[Закрыть] , а также фотографировать все транспорты.
Первый вылет проходил над Ревелем. Здесь, в порту находилась часть русского Балтийского флота… Мы сфотографировали гавань и город. Затем мы продолжили полет на высоте 7800 м, над окружающими базу аэродромами» [7]7
Lagoda M.Ein Blick in die Vergangenheit. Kriegsernnerungen eines Fernaufklarers aus Russland und dem Orient. Helios, 2011. S. 36.
[Закрыть]. Первый вылет Лагоды и его экипажа на Восточном фронте продолжался 245 минут. При этом почти на всем протяжении полета из-за большой высоты летчики дышали через кислородные маски.
Всякий раз разведчики старались подойти к цели не замеченными для истребителей ПВО, поэтому летали преимущественно на большой высоте и над облаками. Однако это удавалось не всегда. Лагода продолжал свой рассказ: «Истребитель намного меньше, маневреннее и быстрее, чем мы. Единственное, что мы могли противопоставить им, – это наша смелость. Как правило, бой выигрывал тот, кто первым увидел своего противника. Часто русские истребители оставались далеко позади только потому, что я или другой член экипажа первыми заметили их. Так нам удавалось избежать боя, хотя нередко можно было видеть их трассирующие очереди. Это не было каким-то выдающимся открытием, но факт. Бдительность составляла половину успеха» [8]8
Lagoda M.Op. cit. S. 36.
[Закрыть].
29 июня эскадрилья Притцеля понесла первую боевую потерю на Восточном фронте. Ju-88A-5 лейтенанта Дитриха Альбрехта из 2-й эскадрильи выполнял дальний вылет в район Ладожского озера. Бортмеханик унтер-офицер Отто Густав сообщил по рации, что самолет подвергся атаке высотного перехватчика и все члены экипажа получили серьезные ранения.
Надо отметить, что переговоры по радио были запрещены, но передавать сообщения открытым текстом разрешалось в экстренных ситуациях. Альбрехту в итоге удалось дотянуть до Восточной Пруссии, однако при выполнении вынужденной посадки «Юнкерс» потерпел катастрофу. Все летчики при этом погибли и вскоре были похоронены с почестями на военном кладбище в Инстербурге.
В начале июля экипажи из 2-й эскадрильи продолжали интенсивные полеты в район Финского залива и Ленинграда. По воспоминаниям Макса Лагоды, средняя продолжительность вылетов, проведенных им 2 и 5 июля, составляла от пяти до шести часов.
А 6-го числа подразделение понесло вторую потерю. В этот день Ju-88D-2 «VB+KM» лейтенанта Карла Неелмайера должен был произвести аэрофотосъемку Ленинграда. «На высоте 8000 метров самолет подлетал к городу на Неве. Стояли белые ночи, и воздушная разведка велась по 18 часов в сутки. Когда слева появилась Кронштадтская бухта, спереди – извилистая лента Невы и сотни домов трехмиллионного города, наш «VB+KM» снизился и «раскрыл глаза» своих фотокамер», – вспоминал потом командир экипажа штурман лейтенант Дитрих Виллмс.
Последний начал службу в Aufkl.Gr.Ob.d.L. в конце 30-х годов. На самолете Do-215 без опознавательных знаков Виллмс летал в качестве наблюдателя и командира экипажа на больших высотах над Францией, Великобританией, Югославией, а позднее и над Советским Союзом. 12 июня 1941 года он присутствовал на секретном совещании, состоявшемся в штабе 1-го воздушного флота. Там летчик был проинформирован о скором начале войны против СССР и задачах стратегической разведки.
Сообщение о будущей войне Виллмс воспринял с оптимизмом, так как оно как бы легализовало его положение. Теперь, если бы разведчик был сбит над вражеским тылом, он становился не шпионом и диверсантом, а военнослужащим, участвующим в боевых действиях. Накануне операции «Барбаросса» экипаж прошел переучивание на новый Ju-88D-2, который еще недавно был экспериментальной моделью. Отсюда необычный код «VB+KM».
Роковой ошибкой для опытного пилота Неелмайера стало решение снизиться с большой высоты, недосягаемой для истребителей, до 4000–5000 метров. В итоге, когда экипаж еще практически не успел начать аэрофотосъемку, поблизости появился вражеский истребитель.
Сам Виллмс так описывал произошедшее:
«Сзади – истребитель, – доложил наблюдатель лейтенант К. Неелмайер.
– Вот как?! Это поистине ужасно! – насмешливо ответил я.
– Он поднимается нам навстречу, господин лейтенант! – крикнул кто-то за спиной. – Это совсем не «крыса» [9]9
«Крысой» (rata) немецкие летчики со времен войны в Испании называли истребитель И-16.
[Закрыть].
Едва механик и наблюдатель успели занять места у пулеметов, как советский самолет ринулся в атаку со стороны солнца. Это был истребитель Як-1 последней модификации. Первая же очередь из скорострельной пушки попала в цель, со свистом разлетелись вдребезги кислородные баллоны, машину охватило пламя» [10]10
Хазанов Д.Б.Битва за небо. 1941: от Днепра до Финского залива. М.: Яуза; Эксмо, 2007. С. 124.
[Закрыть].
В действительности атаковавшим «Юнкерс» истребителем оказался совсем не «Як-1 последней модификации», а высотный перехватчик МиГ-3 старшего лейтенанта Дмитрия Титаренко [11]11
Родился в 1914 году. Вступил в Красную армию в 1935 году. Затем окончил военную авиационную школу летчиков, перешел на службу в ВВС РККА. Свою боевую карьеру лейтенант Д. С. Титаренко начал в 1939 году, во время похода советских войск в Западную Украину и Белоруссию. С 30 ноября 1939 по 13 марта 1940 года принимал участие в войне с Финляндией. Выполнил 79 боевых вылетов. 7 апреля 1940 года был награжден орденом Красного Знамени. Воздушная победа 6 июля 1941 года стала первой, одержанной летчиками 19-го ИАП ПВО.
10 июля Титаренко за 14 боевых вылетов и один сбитый самолет-разведчик был вторично представлен к награде. Позднее получил второй орден Красного Знамени. К концу войны на счету летчика, завершившего ее в качестве ведомого летчика-аса Ивана Кожедуба в 176-м гвардейском ИАП, было семь сбитых самолетов.
[Закрыть]из того же 19-го ИАП ПВО. При этом, по некоторым данным, Ju-88D-2 был сначала поврежден зенитным огнем и только потом потерял высоту и попал под атаку истребителя [12]12
Lagoda M.Op. cit. S. 37.
[Закрыть].
Виллмс продолжал свой рассказ: «Прыгайте! – изо всех сил ору я. Все четверо ранены, лишь двое смогли благополучно выбраться на свободу. Я дернул за кольцо парашюта, раздался резкий толчок, шелестя, распахнулся шелковый купол. Теперь я медленно опускался на вражеский город, ветер, раскачивая, нес меня к Неве».
Немецкий летчик понимал, что вскоре неизбежно попадет в лапы «врага, который не знает пощады». У него в голове даже мелькнула мысль застрелиться прямо в воздухе. И это через пару недель после начала войны на Восточном фронте! Данный момент ярко иллюстрирует работу пропагандистских машин противоборствовавших тоталитарных систем. Но желание жить пересилило, и через пару часов Виллмса допрашивали в советском штабе. Вместе с ним удалось спастись лейтенанту Неелмайеру, остальные два члена экипажа не смогли покинуть горящий самолет и погибли [13]13
Виллмс и Неелмайер пережили войну и после освобождения из плена вернулись в Германию.
[Закрыть].
А уже на следующий день, то есть 7 июля, в район Ленинграда отправился Ju-88D-2 «VB+KL», в котором в качестве бортмеханика летел Макс Лагода. Экипаж получил задачу произвести аэрофотосъемку Ленинграда, военно-морской базы в Кронштадте и всех аэродромов в этом районе. Летчики испытывали некоторый страх перед полетом, особенно памятуя о судьбе пропавшего днем раньше «Юнкерса». И действительно, с начала войны противовоздушная оборона данных объектов значительно усилилась. Лагода вспоминал: «Огонь тяжелых орудий встретил нас в Кронштадте. Здесь стоял на якорях российский Балтийский флот. Несколько тяжелых крейсеров типа «Максим Горький», эсминцев и кораблей старого типа, оставшихся с Первой мировой войны. Оставалось только «молиться», чтобы этот мощный зенитный огонь не поразил нас. Мы достигли в качестве меры предосторожности уже большой высоты 8500 м. Вальтер Фрошауэр вел машину зигзагами, часто меняя курс и обороты двигателей. В итоге нам удалось избежать опасностей. Мы были там лишь 20 минут, но они казались вечностью. В ходе разведки авиабаз мы обнаружили, что возникло несколько новых аэродромов. Тем временем мы находились в 20 км западнее Ленинграда и снова достигли нашей высоты 8500 м» [14]14
Lagoda M.Op. cit. S. 38.
[Закрыть].
Здесь Ju-88 Фрошауэра был атакован сразу несколькими перехватчиками МиГ-3 из 7-го ИАК ПВО. По воспоминаниям Лагоды, их было 10–15 штук! Поскольку самолеты были своевременно замечены штурманом Альфредом Полем, пилот сразу же начал выполнять маневры уклонения, сначала резкий правый вираж, потом пикирование. Одновременно разведчик вел интенсивный огонь из своих бортовых пулеметов. После этого часть истребителей отстала, но остальные продолжили преследование. Тогда Фрошауэр вторично начал уход с помощью резкого пикирования. За счет большей массы и мощности двигателей «Юнкерс» набирал при этом гораздо большую скорость, чем его противники. «Конец был очень близко, – продолжал свой рассказ Лагода. – Этот момент на грани смерти я запомнил на всю свою жизнь… Бой продолжался около 20 минут. Целая вечность! Теперь мы легли на северный курс и летели на низкой высоте в направлении Финского залива. Один никак не покидал нас и над водой. Расстояние до истребителя постепенно увеличивалось. Потом он отвернул…
В центральной части Финского залива мы увидели одиночный Ме-109. Это был немецкий самолет. Чтобы опознать себя, мы подали специальные сигналы ракетами и помахали крыльями. Пока мы летели на запад, он сопровождал нас, после чего мы сказали «до свидания», опять помахав ему. Он сделал то же самое. Только теперь я заметил, что я по-прежнему был в дыхательной маске. Система отопления, до сих пор работавшая на полную, была выключена» [15]15
Lagoda M.Op. cit. S. 39.
[Закрыть].
Оправившись после опасного задания, летчики поняли, что топлива для возвращения обратно в Инстербург им не хватит, посему недолго думая решили лететь в расположенный на северном берегу залива город Хельсинки. Лагода передал по рации краткие обстоятельства боя и сообщил, что они летят в столицу дружественной Финляндии. Между Третьим рейхом и союзником существовала договоренность о том, что в случае необходимости самолеты люфтваффе могут пользоваться любой из доступных авиабаз. Найдя подходящий аэродром, Фрошауэр произвел посадку.
Осмотр самолета показал, что на нем не было никаких серьезных повреждений, требовался лишь мелкий ремонт и техническое обслуживание. Затем немцы снова запустили двигатели, чтобы связаться с Инстербургом, после чего еще раз подробно изложили обстоятельства случившегося. После этого экипаж получил возможность отдохнуть. «На несколько дней для нас наступил мир, – радовался Лагода. – И мы уже были довольны». Вскоре Лассинг и Лагода нашли местного студента, который с радостью показал им основные достопримечательности города и красивые парки в районе порта. Летчики загулялись до темноты, в связи с чем получили возможность еще и понаблюдать за северным сиянием.
Когда «Юнкерс» был отремонтирован и готов к полету, экипаж отправился обратно в Инстербург. Тем временем войска немецкой группы армий «Норд» стремительно продвигались на северо-восток в глубь советской территории. В связи с этим 1-я эскадрилья 10 июля перебазировалась в Динабург [16]16
Ныне г. Даугавпилс, Латвия.
[Закрыть].