Текст книги "Новая жизнь (СИ)"

I. часть.

1.

Ни слуху и ни духу – умерла?

В каких краях-раях, где в эмпиреях

пристроилась? Как глубоко в аду

затолкана? С кем мне и весть какую

пришлешь? Слетает птица голубок -

порх на плечо. Глаз красен, торс чешуйчат,

в сажЕнь размаха кожистые крылья -

по-своему курлычит, кычет, грает -

всё о тебе, как будто что-то знает

неладное. Хоть пить бросай, молись.

Я трогаю, кормлю, гоню виденье -

такое между нас теперь общенье.

2.

Ты где? И раньше бывшая непрочной

совсем распалась связь. Я двадцать лет

ищу кой-как, лениво след – где, с кем

встречалась, разговаривала – общих

знакомых обхожу, свой интерес

запрятав, заслонив пошлейшей сплетней

веду беседы с ними. Что таиться

и от кого, а надо же – привычка,

как будто кто из них тебе расскажет,

тебя, беглянку, действовать обяжет.

3.

И ты поспешно соберешь вещички

и двинешь в путь за тридевять земель,

меняя паспорта, по три билета

с одною датой, в три стороны света

заказывая, на вокзале путь

запутывая чехардой перронов,

узлами рельс и дальше воздух редкий

полёта. Ты куда? Куда ветра

погонят это чудище небесно,

уродливо, бело, тяжеловесно?

4.

Когда бы так, в неосторожной гонке

следов наоставляла, я по ним

шаг, шаг и к цели – хвать-похвать девчонку

и к обоюдной радости в постель,

да так и будет всё – гуляет хмель

в повинной, бесталанной голове,

я представляю страстные соитья,

насколько-то хватает мне наитья.

5.

Я думаю ты замужем. Кто он?

Каков? – Приличен, строен, не богат -

во всем не так, как я. Вы всюду вместе

в театрах и в походах, в магазинах,

на митингах – он оппозиционен,

но в проявленьях дерзости спокоен.

6.

Вы копите на отдых, вы маршруты

прокладываете – тут плыть, там встать

стоянкой, по чуть-чуть от скудных средств

откладываете...

А ведь могла бы

свободно жить, кутить, пусть не со мной

бездельником счастливым – сколько их,

готовых капитал у ног твоих

сложить несметный было, а подруга,

а ты... ты стала этого супруга...

7.

Прекрасна, знаешь, общность интересов

в супружестве. Чуть-чуть он холодней,

чуть-чуть ты романтичней и vice versa

в постели. И какие после дела

ведете разговоры там? Представить

боюсь, стесняюсь. Явно, что вы не

смакуете подробности процесса

там бывшего. А, может, моё мненье

о сильном целомудрии твоем

преувеличено. Что хорошо для тела,

то не в ущерб и для души прекрасной.

Становишься – о, жуть – румяной, страстной.

8.

А я не мог, не смел расшевелить

твоих подбрюшных демонов, я робко

исследовал изгибы, губы гнал

паломничать лишь по рукам, по пальцам,

потом сам распалялся, но огонь

сырых поев с гнильцой, трухой дровишек

дрожит, дымит, неверным жаром пышет.

9.

Я думаю, ты родила. Так мало

из женщин, кто готов свою судьбу

жить до конца. Всех, всех вас тянет плоть

к деторожденью – разменять единый

и трудный божий дар на сколько можно

орущих, всюду пачкающих тЕлец.

Разверзнется и исхудает плоть,

дух оскудеет в этих упражненьях,

в них обретешь себе успокоенье.

10.

Ты выблядков своих оставь ему,

пусть он содержит в холе, всякой неге,

как память о тебе. Ты так и так

плохая мать, поскольку сильно много

в тебе страстей и мыслей настоящих,

да так я постарался – приучил,

вскормил, взлелеял, с рук с убытком сбыл.

11.

Аз мерзок и смешон, не прогадала

ты, отказавшись от моих услуг

телесных и других. Но связь осталась

вполне реально – чувствую – саднит,

а где-то трёт. Ты тоже ведь читаешь

не просто так пространные мои,

написанные потом, кровью письма,

натужно продираешься сквозь почерк

к лукавому их смыслу... Нас учил

В. Розанов, чтоб семенем писать -

дрочу, чтоб эти письма обкончать.

12.

Ну ладно, хватит этих экивоков

таких многозначительных – пора

в бровь, в глаз гвоздить – я по причинам личным

пишу тебе, испуганный, живой -

нас убивают, очередь за мной.

Нас убивают, как баранов режут,

ножа о ребра слышу мерзкий скрежет.

13.

Ага – забеспокоилась – твоих

любовников – как дичь какую бьют,

матёрых бьют и малых, здесь в стране

и заграницей. Помнишь Николая,

высокого такого – так его

в Париже... Шёл, гулял... Шанзализе...

и среди бела дня араб мятежный

зарезал. Но араб ли это был?

Ищи свищи – удар и след простыл.

14.

Я слушал о той смерти равнодушно,

ну мало ли гуляет всякой швали

приезжей по Парижу. Беспокойно

во Франции.

Потом узнал, откуда

уже не помню – из газет, наверно,

что Федоров застрелен, удивился

не слишком. Через-чур банкир зажился.

15.

Чужие смерти далеко мелькали,

внимание не слишком привлекали,

я в собственных печалях жил...

Потом

Аверина убили.

16.

Аверина убили, мы с ним, помнишь,

дружили. Ревновали, но общаясь,

мы даже не пытались избегать

известных тем, но не вдавались в них

намеренно. Как будто жен своих

два друга обсуждать не обсуждают,

но, не волнуясь, к слову вспоминают -

как там твоя – да ничего... толстеет -

вот и моя размером богатеет.

17.

Его нашли в петле. Печальный мент,

склонившийся над вязью протокола,

в случившемся не видел преступленья,

кругом валялись шприцы, стклянки, вся

жуть обихода смертного – письма

он не оставил – что же тут искать

улик излишних, дело городить,

кому он нужен, чтоб его убить.

18.

Висит тяжолым грузом,

затянутый в петлю,

глубок след, ровен, узок,

качну, пошевелю,

под шепоток шуршащий -

"кощунство... мертвеца...",

но ужас настоящий

не понят до конца.

19.

Не просто смерть – законно

случившаяся, а

из тьмы, мглы беспардонно

подползшая змея,

веревкой обернулась,

а пояском была,

с упавшего – вон – стула

на воздух подняла.

А поясок к хозяйке

вернется, принесу,

как пёс какой – давай-ка

за службу ласку всю...

20.

Я, почему встревожен, -

по делу твоему

допрошен, строго спрошен,

чуть не сведен в тюрьму.

Сумбурной, мятой, краткой

записки нет – Ищу,

всё спутано, всё шатко,

что было – не решу -

он спьяну или сдуру

судим своим судом -

или на верхотуру

был замертво крюком

приподнят – майна, вира -

висит – туда-сюда

качается – квартира

в разоре и следах,

но как их простофиле

найти, растолковать...

Что это – мусор или...

Я лезу под кровать.

21.

Нет, пусть лучше менты самоубийством

считают происшедшее. Их скудный

потертый разум, если станет тут

искать, ловить, то кто пойдёт под суд,

ты или я? мы вместе? – справедливость

какая может быть от этих серых

самодовольных тварей. Лучше так -

бумаги подписали, автозак

пустой уехал, мы с тобой остались

кто где. Мы на суде не повстречались.

22.

А он поэтом был. В его словах

тоска такая помещалась, жуть

последняя, предсмертная. Куда

тот делся вертопрах, кто эпиграммы

строчил тебе, послания ко мне,

кто слишком был умен и не хотел

отставить ум на время, кто писал

блистательно, острО и не умел

унять свой буйный дар. Начать с листа

попроще и похуже. Ты ему

преподала урок, который нужен

поэту, был невыносим мужчине,

достался юноше, которого в помине

уж нет давно. Тому назад лет двадцать

скандально мы успели распрощаться.

23.

С тех пор он изменился, похудел,

обвисла кожа возле кадыка,

впитался в кожу запах алкоголя -

аскезы чистой страшные уроки

претерпевает плоть, к небытию

дух приучаясь, обретает свойства

мучительные, праздные, ничем,

нисколько не оправданные. Павел

чуть-чуть не дотянулся, не достиг

всамделишных высот. Ну да, не гений,

но сколько можно в нашем поколенье.

24.

Я не любил стихи его. Дух чистый,

безблагодатный в них витал, слагался

в советский, стиль стесняющийся низких

навыказ чувств, служилый, слог унылый,

чуть-чуть морализирующий плелся,

платился долг, был без изъяна звук

и я не понимал, зачем всё нужно,

без бесовщины, наглости и лжи,

какая тут поэзия? -

Скажи,

теперь в аду, в раю, в пределах света

или постылой тьмы тебе, поэту,

не трудно ль переучивать язык?

Иль ботает там всяк, как здесь привык.

25.

Мы продолжали с ним общаться, я

сдавал его лечится – бесполезно,

платил его долги – как в прорву деньги

кидал, носил продукты, он почти

не ел. Я выполнял постылый долг,

мне каждый раз был как серпом по яйцам

идти к нему.

Так нынешний Сальери

прислуживает Моцарту по мере

возможности – и травит только тем,

что в магазинах продают со скидкой.

Так прожили мы, лучшие губя

дни, двадцать лет в отсутствии тебя.

Но вот всё изменилось...

26.

Он рассказал, как повстречались вы,

он рассказал несчастный инцидент,

печальный случай – пробежь пешехода

по серому ледку проезжей части,

нелепый взлёт обеих ног, паденье

едва ль не роковое. – Паша, ты,

да сколько лет прошло , ты как живой?

здоровый? Потряси-ка головой.