Текст книги "Глоссарий (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Распопов
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
с любимой женщиной.
Ида добилась своего и с довольной улыбкой, перекинула через меня ногу, а рукой
поправила мой орган, направляя его в себя.
– А-а-ах! – со слабым звуком она опустилась на него и улыбнулась мне, затем
закрыла глаза и стала медленно раскачиваться, даря себе и мне медленно накатывающее
наслаждение.
Впервые в жизни я видел отца довольным мною, в огромной толпе прибывших
посмотреть на новый собор я увидел и тех, на кого он посматривал с нескрываемой
радостью и тех, при виде которых он горделиво расправлял плечи. Ведь все стояли внизу, слушая речь епископа, я же, как один из участников строительства стоял наверху. Конечно
же во всеуслышание было объявлено, кто работал над собором и кто украшал его. Стоять
и сверху вниз видеть обращенные к тебе лица, было необычно, но очень приятно. Я
чувствовал себя словно птица, впервые вставшая на крыло, казалось вот еще одно
мгновение и я взлечу.
Еще больше восторгов было, когда в освящённый собор стали запускать людей.
Охов и ахов было столько, что даже отец удивленно посмотрел на меня, но ничего не
сказал, матушка же прослезилась и горячо обняла. Это поистине был лучший день в моей
жизни.
Глава 2 Первые испытания
– Помо… – девичий крик, захлебнувшийся сдавленным хрипом, заставил меня
вздрогнуть и окатиться холодным потом. Этот голос я узнал бы из тысяч, кричала Ида.
Я бросился туда, где его услышал и по шуму раздававшейся борьбы нашел угол
конюшни, где два моих брата хохоча и глумясь, раскладывали любимую на полу. Сарафан
был уже порван, штаны Ричарда были спущены и он коленом раздвигал ноги бьющейся
под ним девушки.
– Да успокойся ты, – смеясь, отвесил он её пощечину, – ты сама узнаешь, как это
хорошо, почувствовать настоящего мужчину!
– Бей сильнее Рич, мы так тут до утра провозимся, – скучающе прокомментировал
его действия Генри.
Словно пелена опустилась мне на глаза и я бросился на братьев, размахивая
кулаками несколько раз ударил Рича и Генри, стаскивая первого с девушки.
– Дибиленок, ты сбесился что ли? – они отошли от меня и посмотрели в мои
взбешенные глаза, – давно тумаков не получал? Брысь отсюда, мужчины делом заняты.
– Сами уходите! – я хотел прокричать страшно и грозно, но получился едва
слышимый мышиный писк. Все-таки братья были сильны, высоки и широкоплечи, а их
постоянные трепки заставляли меня опасаться их. Но сзади меня была плачущая девушка, при одном взгляде на которую у меня снова вставала перед глазами красная пелена
ненависти.
– Похоже наш оборвыш решил стать рыцарем, – засмеялся Ричард, доставая грабли
и ломая их пополам одним ударом о колено. Одну часть он взял себе, вторую протянул
Генри.
– Нужно его проучить, – согласился брат и они расходясь, стали приближаться ко
мне с разных сторон.
– Какие же вы рыцари, если вдвоем на одного? – от злости и ненависти у меня
прорезался голос и я смог придумать хоть что-то, что их остановило.
– О, так ты и правила знаешь? – удивился Ричард, – хорошо, хватит меня одного!
Он сделал быстрый прыжок и замахнулся на меня палкой, я же будучи в
полубреду даже не успел ничего подумать, как тело все сделало само. Как учил наставник, я сделал шаг в сторону, пропустил удар рядом с собой и с силой ударил нападающего
кулаком по затылку. Брат кулем упал на пол и не сразу поднялся с раскровавленным лицом
и текущей из носа кровью.
– Мочи его Генри, – прорычал он и бросился ко мне, когда поднялся и понял, что
весь испачкан в собственной крови.
От двоих таких противников мне было не убежать и не уклониться, поэтому после
множества ударов по голове я вскоре потерял сознание.
Холодная вода привела меня в чувство и я мутным взглядом огляделся. Правый
глаз практически не видел, ребра и руки страшно болели. Я сразу почувствовал, что стою
привязанный к стойлу с заткнутым ртом. Стоило мне посмотреть вперед, как волна
ненависти и боли снова захватила меня. От своего бессилия оставалось только кричать, надеясь, что нас обнаружат, но проклятый кляп не давал мне даже такой возможности. Я
попытался дернуться, веревки еще сильнее впились в мои руки и тело. Совершенно не
чувствуя боли я дергался и кричал, стараясь вырваться и прекратить то, что сейчас они
хотели устроить.
Братья перекинули Иду через бревно и связав ей между собой руки и ноги
методично насиловали безвольное тело. Она даже не вздрагивала, когда они менялись и
посмеиваясь посматривали на меня.
– Тебе не кажется Генри, что нас монашек слишком уж активничает, – внезапно
Ричард, который был смышленее брата, внимательно посмотрел на мои дергания и
выпученные от ненависти глаза, – может быть у них что-то было? Как думаешь?
– Слушай, а ведь правда, мне говорили конюхи, что у ней кто-то есть, но явно не
из челяди! – брат посмотрел на меня с удивлением и усмешкой, – ты посмотри Рич, кто бы
мог подумать?! Монашек её распечатал!! Ведь она и правда была не девкой, когда
досталась нам.
– Действительно говорят, в тихом омуте черти водятся, – братья гулко рассмеялись,
– а я-то думал, чего он взбеленился из-за неё?
– Думаю нам стоит выказать ему полное уважение и отыметь её везде, как
думаешь? А он пусть смотрит.
– Можно вообще вдвоем сразу это сделать, – хмыкнул брат, не смотря на мои
судорожные рывки, – давно хотел попробовать, да сговорчивой девки не находилось.
– Ну наша-то сейчас на все согласна, – заржал брат и с силой ударил Иду. Та даже
не шелохнулась, правда дернулась лишь однажды, когда браться стали пристраиваться к
ней сразу оба.
Я хрипел и дергался, грыз кляп, но так и не мог освободиться. Силы стали
покидать меня, но я все равно старался выпутаться и наброситься на них. Финал их
расправы над девушкой я уже не помнил, передо мной появилось красное марево, пеленой
окружившее меня и я помнил только свой дикий крик, когда смог перегрызть кляп и
освободив рот закричать в полную силу легких.
– Доктор, что с ним? – голос матери казался, исходил откуда-то издалека. Так
далеко, что я его едва слышал.
– Сильнейшее нервное истощение, – незнакомый голос также говорил глухо, – я
провел полное исследование его организма, сильно истощив ему ауру, так что еще
некоторое время он будет очень слаб.
– Анри, ты слышишь меня? – только открыв глаза понял, что это я плохо слышу,
поскольку она и неизвестный мне человек, стояли вплотную к моей кровати.
– Анри?!
Я с трудом мог говорить, было такое чувство, что меня переехали телегой,
поэтому напрягая голос, я попытался сказать главное, что меня сейчас интересовало.
– Ида, что с ней?
– Кто это? – удивилась мама.
– Девушка, которую насиловали братья! – воспоминания острой иглой ударили
мне в сознание и последнюю фразу я прокричал, – я убью их! Где Ида?
– Успокойтесь больной, – маг протянул ко мне руку и едва коснулся как я же сразу
обмяк, не в силах пошевелиться.
– Анри! – забеспокоилась мама, – тебе нельзя волноваться! Успокойся! Доктор!
– Что с Идой! – меня было не остановить, красная пелена снова вернулась, и я уже
плохо соображал, что происходит.
– Да скажите же ему наконец! – не выдержал маг, – все лечение будет зря если он
сейчас надорвется!
– Сейчас узнаю, – мама бросилась за дверь, поспешно раздавая указания.
Она вернулась через несколько минут.
– Успокойся Анри, с ней все хорошо, – она быстро говорила, видя мой
полубезумный взгляд, – отец рассчитал её с матерью и отправил в город. Даже десять
золотых дал сверх положенного!
– Я хочу её увидеть! – категорично заявил я.
– Ну уж нет, молодой человек, – снова вмешался в наш разговор маг-целитель, -
если вы сейчас не успокоитесь я вынужден буду вас надолго обездвижить, выбирайте!
– Анри, успокойся! – мама села на мою кровать, – если для тебя это так важно
пошлю в город кого-нибудь, они узнают о ней.
– Мама, пожалуйста! – я готов был целовать ей руки, чтобы она выполнила своё
обещание.
– Только уговор, – она строго на меня посмотрела, – слушайся доктора!
– Хорошо! – я был готов обещать все что угодно.
Два месяца спустя.
Я посмотрел на свои руки, на запястьях оставались шрамы, а кожа не спешила
затягивать багровые рубцы. Пытаясь тогда вырваться я начисто срезал себе кожу до мяса, но это меня волновало сейчас слабо. Ида, моя девочка, моя любовь пропала. Точнее они с
матерью уехали из города, как только оказались там. Они сразу наняли повозку и уехали
через западные ворота в неизвестном направлении, вот все что удалось мне узнать.
Расспрашивая всех кто мог видеть или слышать о них, я узнал только то, что девушка
старательно куталась в плащ, скрывающий её с ног до головы, а её мать с красными
глазами предлагала большие деньги, лишь бы уехать в тот же день.
Моя жизнь была кончена, молодое тело поправлялось, заживляя рубцы, а на душе
было пусто и гадко. Я не смог защитить её, не смог помешать братьям сделать ей больно.
После выздоровления я порывался пару раз свести с ними счеты, один раз даже почти
успешно проткнул Генри бедро, чуть-чуть не достав до живота. Отец обеспокоился моим
состоянием и сначала запирал меня в комнате, стараясь изолировать от братьев, а затем и
вовсе отправил их в гости к родственникам, чтобы мы не поубивали друг друга. Никто
кроме братьев не понимал, почему я так переживал и не мог простить им их преступления, все говорили.
– Ну подумаешь, побаловались с девкой, от неё же не убудет.
Братья же знали и молчали, лишь пожимая плечами, словно говоря, что «монашек
просто сбредил». Лишь после второго случая отец отправил их подальше, видя что кто-то
может умереть, если нас оставить в одном месте.
Я выздоровел и твердо решил найти Иду, пусть даже ради этого придется уйти из
дома.
Месяц спустя.
– Ваша милость, мы едва вытащили его из той дыры, – егерь склонился перед
графом, – еще немного и могли не успеть.
Я в грязной, дырявой одежде с чужого плеча стоял рядом, не шевелясь. Мне было
все равно на угрозы и крик отца, я пятый раз сбегал из дома. Первый раз я дошел до
соседнего города по следам своей любимой, правда там они отпустили нанятую телегу и
прибились к какому-то купеческому каравану, что уходил на юг. Так что я потерял много
времени пока смог узнать об этом, а также выяснить дорогу по которой они поехали. Я
смог даже поговорить с некоторыми людьми, которые видели Иду и её мать, они
подтвердили, что с ними было все хорошо, хоть девушка была очень грустной.
Отправившись по указанной дороге я прошел всего пару дней, но был перехвачен ловчим
отрядом егерей отца.
Все последующие попытки побега заканчивались одинаково, теперь зная где меня
искать, егеря тратили на поиски немного времени, а я не мог состязаться с ними – и они
находили меня везде – и в лесу, схороненным в листве и в самом последнем грязном
трактире. После третьей попытки что-то внутри меня надорвалось и я просто сбегал
потому, что не хотел оставаться в замке. Потеря любимой девушки легла тяжёлым камнем
вины на сердце, желания жить не стало, не говоря уже про все остальное.
Полгода спустя
– Я никуда не поеду, – я лежал на кровати и бездумно смотрел в потолок. Мама
только что сказала, что нам нужно ехать в замок барона де Кисси для помолвки с будущей
женой, так как ей вчера исполнилось четырнадцать лет. По договору родителей на
следующий же день они планировали помолвку, чтобы заявить всему высшему свету об
объединении наших семей.
– Анри! – матушка повысила голос, – это не обсуждается! Или мне позвать отца?
Я лишь безразлично пожал плечами, в подобном состоянии я пребывал все
последнее время.
Час спустя, выпоротый отцом, я молча протягивал руки слугам, которые одевали
меня и готовили к выезду.
– Я прошу тебя, – мать стояла рядом и заламывая руки пыталась до меня
достучаться, – будь ласков с девочкой. Для неё это такой стресс, вы ведь не виделись
больше семи лет, я помню как сама волновалась, когда меня готовили к первой встрече с
твоим отцом. Анри?! Ты слышишь меня?!
– Да мама, – ответил я, лишь бы меня не трогали.
– Обещаешь хорошо себя вести и быть хотя бы не таким молчаливым? Ты ведь
кстати так и не написал ни один портрет из тех, что я просила? Нельзя отказывать графине
Ельской, нарисуй хотя бы её!
Смена одних тем на другие была для мамы обычным делом, но мне было все
равно, я не собирался себя хоть как-то вести, все что я хотел – это чтобы меня оставили в
покое.
– Мне не нравится рисовать, – нужно было хоть что-то ответить, поскольку она
требовательно на меня смотрела.
– Да как так, – тон стал намного холоднее, – то тебя не остановить было, изрисовал
все стены в замке, то не нравится. Анри, мы приедем и ты нарисуешь этот дурацкий
портрет графини, я не могу вечно ей говорить, что у тебя меланхолия.
Я ничего не ответил, чем снова вызвал неудовольствие матери. Что я мог ей
сказать? Что когда я беру кисти и краски, то ничего не чувствую? Что в сердце не
рождается ничего, что раньше давало мне творить и получать от этого громадное
удовольствие? Думаю, она не поймет, как в общем-то и никто в замке не понимал меня
никогда, кроме одного человека.
– «Какой был смысл одеваться? – думал я, позволяя слугам тщательно меня
очищать, – одна поездка и все в грязи, если бы не плащ так и вообще можно одеваться
только при приезде на место».
Когда они закончили, я дождался родителей и уже с ними прошел дальше.
– Анри! – мать строго на меня посмотрела, – обещай мне быть вежливым!
Я пожал плечами, откровенно врать мне совершенно не хотелось.
– Дорогой! – мама как обычно в такие моменты моего сопротивления обратилась к
отцу, а у того разговор всегда был коротким.
– Приедем домой, высеку.
Вспомнив, что спина не зажила после сегодняшнего, я не стал искушать судьбу.
– Хорошо сударыня, я постараюсь быть милым.
Бросив благодарный взгляд на отца, мама зло сжала губы, когда подтолкнула меня
вперед, где нас уже ждали. Барон и баронесса, похожие на два круглых шарика и их дочь, моя будущая жена. Прошлый раз наше знакомство было совершенно мимолетным и все
что я помню, это робость и последующий свой побег перед красивой девочкой. То что
предстало передо мной сейчас я не смог описать словами, юная девушка была просто
прекрасна. Сложная прическа с выпущенным завитым локоном, грациозное платье,
скульптурное лицо и что я сейчас только что вспомнил, прекрасные глаза глубокого
изумрудного цвета. Я вспомнил, как они поразили меня прошлый раз.
– Ваша милость, графиня, – чета баронов подошла к нам, сияя как новенькая
упряжь, – мы счастливы, видеть вас.
Отец чуть растопил свою холодность и приветливо улыбнулся в ответ.
– Взаимно барон. Взаимно.
– Наконец настал этот день и мы сможем объединить наши семьи. Натали так
долго ждала этого дня, так готовилась. Ваш сын по настоящему вырос, окреп, скоро станет
настоящим де Валей! – треща без умолку баронесса подхватила мать под локоть и повела к
дочери. Я видел, как она слегка скривилась от проявления такого мещанства, но
промолчала, еще бы, на прошлой неделе отец рассчитал последний десяток наемников, что служили нам, оставив лишь моего инструктора, занятия с которым продолжались до
сих пор. Чтобы не оставлять замок совсем уж небоеспособным, он начал тренировать
десяток деревенских увальней, которых отец набрал в последней деревне,
принадлежавшей роду. Остальные земли были розданы должникам, также начали
увольнять и других слуг, оставляя только ключевых, без которых не мыслима жизнь
аристократа. Я пока сильно не задумывался об этом, ведь родители диктовали мне что
делать не обговаривая со мной финансовые вопросы. Если говорить честно, то меня
просто решили поменять на богатства семьи де Кисси. В то время когда я был мал, это
были лишь предварительные договоренности, но после последнего происшествия отец
открыто мне сказал, что раз с меня пользы нет, то хоть так поработаю на благо семьи.
– Баронесса, – не смотря на то, что девушка была прекрасна, прошлой робости
больше не было. Я говорил спокойно, кроме Иды для меня больше не существовало
девушек, поэтому я поклонился и лишь едва дотронулся губами до вкусно пахнущей
протянутой мне руки.
– Виконт, – я заметил, что девушка прикусила губу, когда я выполнил обязательный
ритуал и отошел от нее, молча встав в стороне.
– Натали! – баронесса строго посмотрела на дочь, и та недовольно переглянулась с
ней, но все же направилась ко мне.
– Как дорога виконт? – вежливо улыбнулась она.
– Может быть пройдемся? – я решил расставить все точки над «и», чтобы
прекратить совместные муки, явно же было видно, что девушка не хочет со мной
общаться, – покажете мне ваш сад?
Она удивилась, но тем не менее получив согласие родителей, приглашающе
указала веером путь. Две служанки неслышными тенями скользнули вслед за нами.
Я постарался отойти и встать так, чтобы кроме девушки меня никто больше не
услышал.
– Баронесса я предлагаю нам договориться, раз этот брак неизбежен, – едва я стал
говорить, глаза девушки радостно приоткрылись.
– Продолжайте виконт, я вас слушаю.
– Для всех мы делаем вид, что все хорошо, но не будем нести перед друг другом
никаких обязательств, я со своей стороны совершенно на вас не претендую.
Может быть я сейчас и порол горячку, но почему-то тогда я думал, что мои
чувства к Иде на всю жизнь и менять их на отношения с неизвестной, хоть и прекрасной
во всех отношениях незнакомки я не собирался. Сердце было против предательства.
– Отлично, – девушка очень обрадовалась моим словам, – все равно до брака еще
не меньше двух лет. Многое может случиться за это время.
– Согласен с вами.
Раскланявшись, мы довольные друг другом вернулись в зал, где к удовольствию
всех родителей мило проговорили весь вечер. Я спокойно ухаживал за ней за столом, ловя
на себе довольные взгляды матери и радовался, что принял верное решение поговорив с
девушкой. Мне даже захотелось выполнить обещание данное маме и нарисовать тот
проклятый портрет жирной и некрасивой графини.
Когда я об этом ей сообщил, она была на седьмом небе от счастья и пообещала
завтра же обо всем с ней договориться.
Глава 3 Потеря и новая жизнь
Год спустя
Я скрываясь от всех, вытирал слезы. Стоявшие рядом отец и братья лишь хмуро
смотрели, как гроб с телом мамы опускают в землю, а стоявшие неподалеку слуги так же
хмуро провожали глазами тело своей хозяйки. Все случилось слишком неожиданно для
всех. Просто в один день мама не встала с кровати и все, сославшись на боль в голове.
Приглашенный доктор лишь констатировал, что нужны услуги опытного мага-целителя, он не в силах понять, что с ней происходит. Вызов такого специалиста стоил баснословные
деньги, ведь их в наших землях было всего четверо, мы ведь окраинное королевство
Империи. Это где-то там, в далеком императорском дворце все как один маги и
волшебники, правда таким рассказчикам обычно никто не верил, на все наше герцогство
магов набралось бы от силы с сотню, и то сильных среди них было всего десяток,
остальные лишь были слабыми их подобиями.
Пока отец собирал деньги, наступив на горло собственной гордости, мама тихо и
спокойно умерла. Вчера утром ей обнаружила служанка, на её крик сбежались оставшиеся
обитатели замка. Я по случайности проходил рядом и первым оказался у её кровати, оттолкнув ревущую служанку в сторону. Я впервые столкнулся со смертью близкого мне
человека, поэтому сначала не понял в чем дело. Слабая улыбка на губах матери, лежавшей
с открытыми глазами, была обычной и лишь присмотревшись, я кое-что заметил.
Страшная догадка каленой иглой ударила мне в сердце. Я нервно сглотнул, но ком в горле
никуда не пропал, мало того я практически перестал видеть комнату, все поплыло перед
глазами. Дотронувшись до холодной руки, бессильно свисавшей с кровати, я лишь
подтвердил свою страшную догадку.
Тризны по маме по сути не было, собранные деньги были розданы обратно,
поэтому оставшихся у отца запасов хватило лишь на скромную трапезу тех, кто все-таки
пришел на похороны, пара соседей и баронская чета. Остальные дворяне давно перестали
посещать наш замок по понятным причинам, никому не хотелось приезжать в бедный и
ветхий замок со стремительно уменьшающимся количеством слуг.
Братья уехали на следующий день, они попали на службу к герцогу Нарскому,
который развязал локальную войнушку с соседом, оба хотели показать себя и добыть
средства к существованию. Отец содержать их не мог.
Я не вышел, когда они уезжали, память по-прежнему хранила все, что когда-то
произошло, даже шрамы на запястьях, темными некрасивыми браслетами сросшейся кожи
периодически напоминали мне о том, где я их получил. С тех пор ни они со мной не
заговаривали, ни я с ними. Смерть мамы хоть и примирила меня с их существованием, но
темная частичка, иногда всплывала, когда я видел братьев и красная пелена ненависти
вставала стеной.
Со смертью главной хозяйки, замок и все вокруг внезапно рухнуло, отец ставший
сильно пить, запираясь у себя в комнате и появляющийся в общем зале только для того, чтобы наказать попавшимся ему под руку. Тоска и отчаяние захватывало меня все сильнее.
Стало так тошно, что хотелось хоть что-то сделать. Проходя однажды мимо закрытого
подвала, я вспомнил, что хранил там ингредиенты для красок, смешивая по мере
надобности те их них, что были мне нужны.
– «Почему бы и не попробовать», – я пожал плечами и не найдя причин почему
мне не нарисовать что-нибудь, отправился на поиски Дарва, слуги у которого хранился
ключ. Запретить мне сейчас никто не мог, поэтому я беспрепятственно забрал то, что мне
нужно и заперся у себя в комнате, запретив меня беспокоить.
Смотря на чистый холст, слегка пожелтевший и выцветший из-за небрежного
хранения в подвале, я думал, что же мне нарисовать. Оказалось, что холста осталось всего
три штуки, так что следовало быть экономным. К тому же после того как я отдал
осчастливленной графине её портрет, изрядно подретушированный мною в угоду красоты, а не реализма, я больше не брал кисти в руки. Но это были мои проблемы, от занятий с
оружием меня никто не освобождал и я верный своему слову, каждый день по четыре часа
занимался с наставником. Не знаю, почему я не бросил это занятие сейчас, когда отцу
стало все равно на меня, видимо только из-за мамы, ей всегда нравилось смотреть на меня, гремящего во дворе мечом.
Вспомнив о ней, я сразу понял, кого хочу нарисовать. Причем такой, какой я её
помнил в своем детстве, когда она была еще молода и привлекала внимание мужчин своей
красотой, заставляя отца нервничать и ревновать.
– «Решено, – я кивнул головой, одобряя собственный выбор, – торопиться не буду,
мне нужно растянуть это полотно на как можно большее время, будет хоть чем заниматься
теперь».
Занимая себя вечерами, я незаметно втянулся и прежние ощущения стали
возвращаться. Чтобы прочувствовать их в большей мере я даже посетил собор, который
когда-то принес мне столько славы. Странно, но когда я был внутри, я не верил, что всю
эту красоту нарисовал я. Все было слишком нереально и божественно, других слов я не
мог подобрать.
Так я и понял, что все нарисованное мной до этого на холсте полная чушь,
поэтому я закрасил его и начал заново. Закрыв глаза я вспоминал улыбку мамы, разворот
ей плеч, обязательный поцелуй на ночь. Сразу после этого как-то самой собой я стал
слышать и её смех, видеть её, касаться её рук. Горячая волна изнутри нахлынула на меня, заставив открыть глаза и подойти к раме полотна. Возле него я снова прикрыл глаза и
приступил к работе, почему-то не было ни тени сомнения, что у меня что-то не получится
или я промажу и выйду за его границы.
Кажется, я пришел в себя только утром следующего дня, когда глаза сами собой
открылись и я увидел на холсте точно такое же изображение, как и тот образ, что
представлял у себя в голове.
– Получилось!
Я подходил и отходил, смотрел с разных углов зрения, но так и не смог
придраться к собственной работе, мама выглядела так живо и естественно, что казалось я
вот-вот услышу её голос.
– Вот ты где стервец…
Дверь моей комнаты тяжело бухнула, сбитый тяжёлым ударом запор жалобно
повис на гвоздях.
– Опять своей мазней занял…., – пьяный голос отца внезапно прервался, когда он
увидел мое творение. Он замер и долго смотрел на него невидящим взглядом, затем
подошел ближе и дотронулся до него рукой, словно проверяя, действительно это всего
лишь рисунок. Когда он повернулся ко мне, я с удивлением увидел, как по его щекам
катятся слезы, плачущим отца я не видел никогда прежде.
– Подаришь мне его? – попросил он меня тихим голосом, смахивая одним
движением руки все слезы со своего лица.
– Конечно отец.
Буквально через два дня я пожалел о своем решении, отец стал пить сильнее, хоть
теперь и не показываясь из своей комнаты, чтобы погонять прислугу и меня. Он просто
запирался у себя и разговаривал с портретом, опрокидывая в себя стакан за стаканом.
Похоже, он ушел в какой-то свой мир, навеянный ему вином и выходить из него он не
собирался.
Спустя полгода
– Эй, Дарв! – я поднимался к себе, когда услышал голос отца. Неделю назад он
уехал в город и обитал там неизвестно где. Я поспешил на его голос, проверить все ли с
ним в порядке.
Представшее поразило меня до глубины души. Трезвый отец, одетый в самый
свой лучший свой костюм был в приподнятом настроении. Стоявший перед ним слуга в
трясущихся от волнения руках держал кошель полный денег.
– Отец? Что происходит? – спросил я, не понимая, что произошло.
– У нас начнется теперь другая жизнь! – он отправил взмахом руки слугу и
повернулся ко мне, – зря я все эти годы запрещал тебе рисовать! Представь, только теперь
я понял это! Я снимаю с тебя обещание заниматься оружием, можешь рисовать сколько
тебе угодно.
Если бы передо мной предстала матушка, я был бы удивлен меньше, чем сейчас
словами отца. Что-то действительно произошло серьезное, что он так переменился.
– Завтра, нет сегодня же садишься рисовать, – он зло посмотрел на меня, – будешь
приносить пока пользу хоть так, раз сидишь на шее и ничего больше не умеешь.
Смутные и нехорошие подозрения закрались мне в душу и я тихо спросил, боясь
что мои подозрения оправдаются.
– Где мамин портрет?
Отец только рассмеялся мне в лицо и заявил.
– Я его продал, продал, черт возьми за отличные деньги! Ты даже не
представляешь, за сколько у меня его купили! Мы тебе богаты!
– Как?! – я едва не упал, мои ноги стали внезапно очень слабыми, – как ты мог это
сделать? Я все вложил в него, ты попросил подарить его тебе! Я думал она сможет тебе
помочь и ты будешь как прежде!
– Так и получилось, что тебе не нравится? – отец пошел к себе, похлопав меня
рукой по плечу, – купцы едва не подрались, давая мне за неё лучшую цену! Так что
готовься, Дарва я послал за всем необходимым, будешь мне рисовать такие же картины.
– Я не смогу! – я с вызовом посмотрел на него, – просто не смогу повторить!
– Есть захочешь, сможешь, – засмеявшись шутке, он отправился к себе, – теперь
будешь отрабатывать каждую краюху хлеба, что я тебе даю.
Не слушая моего лепета он ушел, оставив меня в ужасном состоянии. Продажа
маминого портрета померкла перед тем, в кого он внезапно превратился.
С тех пор моя жизнь превратилась в ад. Все рисунки, что я рисовал не шли ни в
какое сравнение с той полуживой картиной, что была нарисована не лучшими красками на
плохом полотне. Новые картины были красивы, даже можно сказать безупречны, но души
в них не было и они не продавались за ту цену, по которой ушла картина с портретом
мамы. Отца это страшно бесило и заставляя меня работать весь день, пытался выжать с
меня еще одну такую же. Не знаю сколько ему заплатили, но одно то, что он принял назад
почти весь штат слуг и снова наш замок охраняли наемники, можно было заключить, что
сумма была действительно огромной. Нас снова стали посещать соседи и жизнь день за
днем вроде бы входила в старое русло, если бы не два обстоятельства: отсутствие мамы и
полностью изменившийся отец.
– Неумеха! – удар и я лечу в угол, сметая на своем пути все выставленные в
комнате картины, – ты хоть что-то в своей жизни можешь делать нормально?!
Звереющий отец надвигался на меня, а я не знал что делать. Бежать?!
Защищаться?! Его вывело из себя, что мои картины перестали продаваться, так как все кто
хотел, уже купили мои рисунки, остальным же был не нужен никому не известный
художник со своими работами.
Когда он ушел, я так и остался на полу. Схватившись руками за голову, я замер.
– «Почему? – думал я, – почему не получается?».
Я несколько раз пытался вызвать в себе то же состояние, что было тогда, но кроме
появляющейся головной боли ничего не добился. Тепло по всему телу больше не
проходило и рисовать с закрытыми глазами больше не получалось.
Еще полгода спустя
День свадьбы подкрался совсем незаметно. Сначала участились посланники от
поместья барона де Кисси к отцу, затем все больше появилось народу у нас в замке.
Портные, сапожники, другие мастера, все были чем-то заняты и меня нередко тревожили, примеряя или прикладывая к моей фигуре предметы одежды.
Отец был на таком подъеме, что я боялся к нему подходить. Он с кем-то ссорился,
на кого-то орал, с кем-то договаривался и обещал. Я чувствовал себя птицей на заклании, лишь меня никто ничего не спрашивал и не простил. Мне отвели свою роль в
предстоящем представлении и больше со мной он не считался. Я краем уха услышал, что
меня ждет дальше, вместе с женой меня поселят в небольшой особнячок, рядом с имением
ей родителей и обеспечат рентой из ей приданого. Как я понял, отцу тоже что-то
перепадает и это что-то его так радовало, что он проходя мимо меня довольно улыбался.
Я за последние два года часто думал об уготованной мне участи, душа и сердце
требовали что такая жизнь жертвенной овцы мне совсем не нравиться. Я хотел просто
уйти из дома, вот только побеги в прошлом научили меня только одному – я не умел
зарабатывать деньги. В отличие от братьев я не хотел никого убивать, картины мои больше
не пользовались спросом, так что только жизнь бедняка останавливала меня от того, чтобы
хлопнуть дверью и уйти. Превратится в то, чем был отец после смерти матери или в то, кем он стал сейчас я не собирался, но поскольку других вариантов сбежать от отца, кроме
как жениться не было, я решил пойти этим путем, а дальше время покажет.
Хуже свадьбы по расчету может быть только свадьба по расчёту с невестой,
которая тебя ненавидит. За эти два года мы ни разу с ней не встретились по вполне
понятным причинам, так что я думал увидеть ту же девушку, что и прошлый раз. Как же я
ошибся! За эти годы подростковая угловатость и резкость черт превратилось в нечто
необыкновенное. Симметричное лицо с чуть выступающим подбородком, чувственные
губы не сильно большие, но и не маленькие. Ровные, красивые зубы. Чуть
расширяющийся к кончику нос и выступающие щечки нисколько не портили её, а