Текст книги "Рыжик-5(СИ)"

Автор книги: Дмитрий Мачальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Мачальский Дмитрий Викторович
Рыжик-5

–

Наутро после пьянки положено страдать. Эта освящённая веками традиция вошла в народный эпос под поэтическим названием «похмелье» – своего рода жертва пресловутому Бахусу. Ведь, чем более «гадко» с похмелья, тем больше имеется поводов для гордость за вчерашнее – «ну мы и врезали!». И вот, представьте, как бывает обидно, если и не «врезали»-то ничего, а страдаешь почти так же.

Утром Люда проснулась и поняла, что зря это сделала – на душе было так плохо, что хуже некуда. Ощущение пустоты и потери гнуздило душу, как экскаватор траншею. Даже странно стало. Вроде в истеричках никогда не числилась. Могла, конечно, по случаю захотеть "убить-зарезать" кого, но чтобы – аж ТАК!.. Чтобы до – выброситься через форточку?! До – встать в унитаз и спустить воду?!.. Тут одной неразделённой любви явно мало.

"Миклушенька! Ты не знаешь, чого мен╕ так недобре?.. Мацёпка!.. Мик..." – Миклухи «дома» не было.

А вот теперь можно было и в форточку кидаться...

Вместо Миклухи в душе разливалась та самая пустота, от которой хотелось либо не просыпаться, либо уснуть обратно... желательно навеки. Люда зарылась лицом в подушку и приготовилась тихо и достойно умереть. Не тут-то было!

– Уа-а-аххх... Скоко времени?.. А!!! Люськин!!! Подъём! На работу уже опаздываем!

...Видимо, лучшие подруги существуют для того, чтобы жизнь малиной не казалась...

В пылу лихорадочных сборов Люда,– нещадно пинаемая и подгоняемая, – мимоходом вяло отметила сочувственный изгиб гитары на стене, укоризненный блеск немытой второй день посуды и неожиданно радостный трепет листьев новоприобретённой гераньки.

"Надо же – отжила! Воспряла духом. Ну, это пока она не знает, как я её вчера – бедную бессловесную тварь – обозвала! А, кстати, как я её обозвала?" – вдруг серьёзно задумалась Люда, тупо зависнув перед растением.

– Аполлинария своего поливать будешь? Давай скорее, скорее, шевелись! – тут же подогнал её Юлькин голос.

"Аполинарием! – ахнула Люда. – За что же я её так жестоко?!", – и, уныло шаркая неподъёмными тапками, почапала за водой.

...А когда они выскочили на улицу, там их встретил мелкий занудный дождь...

На работу они всё же опоздали. Во дворике перед главным входом Люда увидела Лёшкин «бобик» и слегка оживилась. Капот машины был распахнут, словно её только что попросили сказать «А-А-А!», и из него многообещающе торчал чей-то зад, надо полагать водителя – самое время для светской беседы! Но Людын благородный порыв был грубо пресечен Юлькой, так что и «бобика», и вестибюль, и коридор они пролетели, что называется, на одном дыхании. А на втором уже выдыхали сакраментальное «ой, извините, задержались!..» Однако, встретили их в комнате на удивление благожелательно.

– Людочка, а подойдите сюда, пожалуйста! – махнул ей рукой Владимир Иваныч от стола пана Ромця. Там же оказалась и Екатерина Львовна, которая только кивнула в сторону девочек. Единственно, Олежка оставался за своим компом и при их появление "приветственно" постучал кулаком по своей черепушке. Люда в ответ уныло скривилась и с тяжким вздохом отправилась за очередной порцией геологических откровений.

– Взгляните-ка сюда! – вместо вступления ткнул в разложенную на столе карту Владимир Иваныч. – Узнаёте?

И столько в его жесте было многозначительности, столько воспитательного пафоса, что до жути захотелось брякнуть в ответ жизнерадостное "Нет!". Страшным усилием воли Люда сдержала себя и выдавила, хоть и кислым тоном, но вполне приличное:

– Это то, шо вчера показывали?

– То, да не то! – сейчас же залучился лукавством старый геологический "зубр". – Вы внимательней посмотрите, внимательней! Вспомните, о чём вчера говорили...

Господи-боже! Да если бы она помнила, о чём там, у них вчера шла речь!

– Так, Дидашенко! Не морочь ребёнку голову! – пришла на помощь Екатерина Львовна. – Вчера, Людочка, вы предположили, что черносланцевая толща одновременно является и верхним мелом, и олигоценом. Помните? Так вот, вы оказались правы!

"Честное слово, я не хотела!" – мысленно воскликнула Люда, тщательно сохраняя на лице нейтрально-деловое выражение.

– Мы уже и забыли про это, но вот Роман Ивановыч напомнил и предложил нанести точки опробования на карту. Оказалось, никто так никогда не делал – чтобы все сразу. Обычно показывали только свои, и свои же предположения подтверждали. А вот вместе...

Екатерина Львовна сделала эффектную паузу, от чего Люда непроизвольно напряглась, а монолог театрально подхватил Владимир Иваныч:

– А когда нанесли все на одну карту, они в точности легли на свои места: на юге – мел, на севере – олигоцен. А между ними получился тот самый пропущенный надвиг!

– И это значит, – опять взяла слово Екатерина Львовна, – что вы, Людочка, совершили своё первое геологическое открытие! – и "зубры" уставились на неё отечески-благожелательными взглядами.

Мысли в голове отчего-то разбежались, а из оставшихся крутилось только дурацкое "Я больше так не бу-ду-у-у!" Люда заметила, что переминается с ноги на ногу, шкрябает ногтями ладонь, кусает губы и больше всего на свете хочет загладить вину перед Отечеством за расчленение ни в чём не повинной толщи. Попытка смотреть куда-то в сторону тоже не принесла успокоения – из-за Олежкиного компа на неё уставились благоговейно распахнутые Юлькины очи. Ужас!

"Ну не смотрите на меня, как на икону Богоматери!" – мысленно взвыла Люда, отчаянно желая провалиться на месте и поглубже... До палеоцена... До мела!.. Прямо в докембрий! Она уже не отвечала за "глубину" последствий, когда внимание общественности отвлёк Роман Ивановыч:

– От, пан Ромцю, вчитьс╕! Пь╓тдес╓т л╕т ходиш, ходиш, як той бузька по спасу, а воно – гоп! – ╕ мавпа! [Прим. – игра слов: «бузька» – аист, «мавпа» – обезьяна]

– Ну, не прибедняйтесь, Роман Ивановыч! Вы же всех и надоумили.

– Та то ╓ та-а-ак... Но молодьож!..

– Ха! Ребята, а ведь теперь придётся переносить границу Боргушской зоны!

– А ну-ка, ну-ка... – "зубры" склонились над картой, едва не столкнувшись головами.

Видимо предполагалось, что Люда будет топтаться у них за спинами, заглядывать через плечо, дышать в ухо невысказанными вопросами... Когда-то, в другой жизни, так бы оно и было, но в теперешней, едва паника, вызванная повышенным вниманием улеглась, сейчас же вернулось уныние и ощущение давящей пустоты в душе. Потоптавшись еще для приличия и, посчитав программу подвигов на сегодня выполненной, Люда грустно поплелась за свой стол – может хоть там посочувствуют?

Но и там до неё никому не было дела. Стол задумчиво поскрипывал деревянными "суставами", загадочно шуршал под руками дермантиновой столешницей, но не отзывался. Люда в который раз тяжко вздохнула и, оставив заслуженного "пенсионера" предаваться собственным воспоминаниям, пошкандыбала вон из комнаты. Никто её не остановил и даже не заметил.

Людыно появление Костик по обыкновению встретил строгим взглядом поверх монитора. Никакого видимого эффекта это не произвело. Она проследовала мимо, взобралась с ногами на лежанку и уткнулась носом в колени.

– Унылая пора, очей очарованье, – прокомментировал её позу Костик. – Приятна мне твоя... э-э-э... твоей депрессии краса!.. Что на этот раз?

– Шо? – Люда подняла глаза, но видеть при этом не начала.

– Чего грустим, говорю? – пояснил Костик. – На дворе ещё лето, а у тебя уже осень наступила.

– Осень... – задумчиво повторила Люда. – Да, осень... – и неожиданно вынув нос из колен, продекламировала в абстрактное небо:

– Осень наступила, высохли цветы... – Она подумала немного, прислушиваясь к чему-то своему, и завершила могильным тоном: – Подожди немного, будешь там и ты!

– О, как! – отметил Костик несомненное превосходство её вариации, и они опять надолго замолчали, настолько надолго, что даже легендарного терпения сисадмина не хватило.

– Мне, конечно, неудобно прерывать твоё инфернальное погружение, но-о-о... я тут, понимаешь, сам слегка офигел...

Предполагалось, что Люда хотя бы заинтересуется, ибо если "офигел" даже Костик, это должно быть "офигительно" интересно!

– Так вот, – не дождавшись реакции, продолжил он, – Я тут сравнил кое-какие карты... глянь сюда, пожалуйста!

"И этот туда же... Как вы мне надоели!" – подумала Люда, но глаза на монитор подняла.

– Вот это – карта мощностей титон-берриаса [прим. – пограничные яруса юрской и меловой систем мезозоя] того района, про который ты говорила...

С третьей попытки Люда вспомнила, что речь идёт про достопамятную пьянку, после которой её жизнь так круто изменилась... А теперь вообще кончилась!

– Вот это – ваш любимый барьерный риф, который тянется через весь регион... – бубнил своё Костя.

– Не "наш", а "ваш"... – буркнула Люда.

– Кто из нас геолог? – картинно поднял бровь Костик. – То-то!.. Так вот, обрати внимание на это сгущение изолиний – здесь у нас самый крутой рифовый массив в титоне. А теперь посмотрим на ярус ниже, в киммеридж. Тут барьерчик был поменьше, зато – ОП! – "блямба" на том же месте! Смотрим ещё ниже – в оксфорд: рифчики, рифчики, рифчики... – ОП! – такая же "блямба"! Смотрим ещё ниже! Ну, тут фигня всякая... Переходим в палеозой, и сразу – в силур. Видишь линию биогермов [прим. – "рифов"]? Ориентация совсем другая... а "блямба" на том же месте. Да ещё какая – больше, чем в титоне! Но это ещё не всё...

Люда "внимательно" слушала, и если бы Костик хоть раз оглянулся, то выражение её унылого лица отбило бы ему всякий энтузиазм. Но он не оглядывался и поэтому увлечённо продолжал развивать идею.

– Сама понимаешь, такой перспективный участок не остался без внимания. И кроме бурения тут поставили хорошую геофизику. Вот данные сейсмики и – бздынь! – всё на том же месте имеем могучий выступ фундамента. А вот тебе гравиметрия и – хляпс! – там же имеем сурово отрицательную аномалию, считают, что это гранитный батолит. А вот ещё ко всему геохимия: марганец, ванадий, хром, никель, кобальт, медь и всякая другая хренотень. Микроэлементов – хоть ложкой черпай! Но и это ещё не всё...

Он, наконец, оглянулся и обнаружил у Люды такой несчастный вид, что сейчас же сбавил пафос, но излагать не перестал.

– В этом районе есть государственный заказник – ну, там, эндемики всякие, редкие виды. И где, ты думаешь, он расположен? Правильно, над нашими "блямбами" и "хренотенями". Но даже ЭТО ещё не всё...

Костик ещё раз оглянулся, нахмурился и потянулся за чайничком. Увидев заботливо протянутую пиалу, Люда поняла, что от неё ждут какой-то другой реакции, а не то мрачно-набыченое выражение, каковое она на себе обнаружила. Поэтому, она безропотно взяла чай и принялась его тихонько отхлёбывать. Возможно, стало легче.

– Ну вот, – продолжил Костик, убедившись, что "клиент" вменяем и способен воспринимать окружающую действительность, – а теперь самое интересное. Ты, наверное, слышала, когда училась, что ваш Пониженский университет – самый крутой в стране? И наверняка думала, что это просто трёп. А зря! Я сам проверил – из Понижена происходит чуть не треть нашей культурной и научной элиты, и среди них – десяток мировых знаменитостей, гораздо больше, чем из Столицы! И уж совсем интересно, что именно отсюда происходят воззрения о панбионике.

– Чего? – Люда, начавшая было слушать, болезненно скривилась.

– Ну, без поллитры тут не разберёшься, – признал Костик, – но если вкратце, то это теория, что понятия живой и мёртвой материи относительны.

– Угу... Пациент скорее жив, чем мёртв. Пациент скорее мёртв, чем жив. Или пациент жив, или...

– Не-не, не так радикально! – замахал руками Костик. – Всё гораздо элегантнее. Возьмём, например, камень...

– ...и кя-а-ак!.. – с надеждой продолжила Люда, но надежда её не оправдалась.

– Никаких "кя-ак"! – отрезал Костик строго. – А будешь шалить, надаю по попе!

– Ы-ы-ы... – скисла Люда.

– Так вот, сам по себе камень – мертвый, но составляющие его атомы – живые системы. И планета, состоящая из таких камней – тоже в определённом смысле живая...

– И гражданин от столкновения с камнем живой... в определённом смысле...

– Опять?!

– Бе-бе-бе!..

– Кстати, о птичках... в смысле – людях. Как раз очень интересно описано, послушай!.. Каждый атом нашего тела – живой, а вот молекулы – уже нет! В свою очередь неживые молекулы, соединяясь в клетки, образуют живую самоорганизованную систему. Сообщество клеток само по себе не является живой системой, а вот в виде нашего организма – сколько угодно. Ещё выше, организмы, в смысле люди, пока они не организованы, живую систему не представляют, а вот цивилизация – это уже живая система, способная к самоорганизации... Ты вообще слушаешь?!

Люда смотрела на него остекленелым взглядом и чувствовала, что смысл умных речей, словно кошка, – не даваясь в руки и гордо подёргивая хвостом, – проходит мимо.

– Попробуй представить, что Лес, – продолжил Костик, не вняв её мольбам, – на определённом этапе развития становиться уже не скопищем деревьев, а такой вот живой самоорганизованной системой. А твоя Миклуха, в свою очередь, является квинтэссенцией развития этой системы, как бы её разумом, и сама представляет своего рода живую самоорганизованную...

– Костя-а-а!..

– Да-да?

– Понимаешь, Костя, – решилась она объясниться, – всё это о-о-очень интересно... но мне это уже...

ШАНДАРАХ!!! Дверь сисадминской коморки с грохотом распахнулась, заставив и гостью, и хозяина испуганно вздрогнуть, а на пороге возникла, светя безумно расширенными глазами, растрёпанная и захеканная Юлька.

– ЛЮСЬКИН! БЕГОМ! – выдавила она, тяжело дыша и упираясь руками в косяк. – Нас в "поле" посылают!

– К-как – в "поле"? Когда? – выдавила Люда, с перепугу уронив ноги с лежанки.

– Уже!!! – гаркнула та, не оставив возможности для сомнений. – Машина ждёт!

– Ой, так я сейчас... только сумку... – засуетилась Люда, но и тут её грубо прервали.

– Нафиг сумки – мы сегодня вернёмся! – Юлька, наконец, отдышалась и бросилась хватать Люду за руку. – Валим! Валим! Валим! – потянула она, безо всякого сожаления сдёрнув подругу с места.

И провожаемая восхищённым взглядом Костика, Люда с топотом вывалилась из сисадминской.

Внутрь деловито урчащего «бобика» Люда влетела как птичка, в том смысле, что свободного места там было, как у той ласточки в гнёздышке. Она вжалась Юльке в бок, втянула ноги поверх лежащего на полу мешка и упёрлась затылком в брезенты, нависавшие из багажного отделения. Но только она устроилась, как гора вещей, чуть не до потолка громоздившаяся сбоку от Юльки, зашевелилась и голосом Олежки сообщила: «Держите!», после чего на колени девушек лавиной сползло по увесистому баулу. «Все?» – нетерпеливо обернулся с переднего сидения завхоз и, убедившись, что даже если бы не все, то всё равно меж тюками больше не влезет, барским взмахом руки скомандовал: – «Поехали!» Лёха сдвинул один рычаг, передёрнул второй и, деловито ухватившись за руль, плавно тронул с места. Зажатая в уютной «норке» между дверцей, Юлькой и баулом, Люда начала успокаиваться, а успокоившись – уверенно проваливаться в хандру.

"Всё!.. – думала она, пока выезжали со двора и, как заведенная, повторяла: – Всё, всё, всё... Всё закончилось... Всё! Ни тебе – падать в обморок, ни – шарахаться от каждой тени... Ни драк, ни воплей в голове, ни дурдома в перспективе... Всё!"...

Люду тряхнуло и прижало к дверце. Следом, с громким "ай!", на неё навалилась Юлька вместе со своим тюком, и принялась елозить и пытаться выпрямиться. Но пока она возилась, машина качнулась в обратную сторону и всех "усадило" на место. "Тут у вас на воротах такая яма..." – виновато сказал Лёха. "Рули!" – отмахнулся завхоз. Люда всего этого даже не заметила.

"Всё, гайка!.. – продолжила она, как только мысли перестали бултыхаться в голове, как вода во фляге. – Матвийко изменил, Миклуха сбежала... Жизнь налаживается! Или налажается – это с какой стороны смотреть... Теперь остаётся только – работа, работа, работа! Ну, ты же сюда работать пришла? Вот и не отвлекайся! Кстати, а чего это давно не едем?"...

Люда "выглянула" во внешний мир и обнаружила, что "бобик" уже некоторое время стоит на месте перед главной улицей, не решаясь втиснуться в поток машин. "Та давай уже!" – не выдержал завхоз. "Та куда?!" – огрызнулся Лёха, нервно крутя головой. "Ты езжай – он пропустит, куда денется! Время, время!.." – с нетерпеливой убеждённостью рокотал завхоз. "Ну, тогда держитесь..." – вдруг проговорил Лёха и резко перевёл рычаг у себя под боком. "Бобик" дёрнулся вперёд, закачавшись на рессорах и заставив ближайшую иномарку нервно взвизгнуть тормозами, после чего сорвался с места и лихим виражом втиснулся в образовавшийся просвет. "Уй-йо!" – восхитился Олежка. "Можешь, если хочешь", – удовлетворённо пророкотал завхоз. "Могу, но не хочу..." – буркнул Лёха, приноравливаясь к неторопливо-нудному темпу дороги. Люда поняла, что ничего интересного больше не будет и вернулась к самокопанию.

"Итак, на чем мы остановились? А, на личной жизни... которой пока нет и не будет... Не, ну – подлость! Стоит найти симпатичного парня, а его уже какая-то лялька заарканила! Ва-аще!.. Так, стоп-стоп-стоп, мысли позитивно: она выцепила, пускай теперь сама мучается. А нам "нЕма цо мажить о небеских мигдалках" [прим. – "нечего мечтать про миндаль с неба"], работать надо. Как там сказал пан Ромцю? "Робота, то наше життя, або смерть«, о! Вот Миклуха бы меня поняла, Миклуха бы быстро нашла, чем... Мммать-перемать!!! РРРРРРРРР!»

– Эй! Ты чего?! – неожиданно получила она локтём в бок.

– Чего – "чего"? – содержательно удивилась Люда.

– Чего рычишь? – уточнила Юлька.

– Слышь, Рыжая, – встрял Олежка, – а прививки от бешенства ты делала? А то я с тобой в одном "поле" оставаться боюсь. Еще покусаешь!

– Очень надо! – пробурчала Люда и въедливо добавила: – Пускай тебя Юлька кусает... и царапает.

– Лю-у-уськин! – возмутилась подруга и снова пихнулась локтём.

Люда зашипела от боли, но смолчала, решив, что на сегодня цирка достаточно. Тем более, что поймала в зеркальце заднего вида быстрый внимательный взгляд водителя. Но Лёха только глянул и отвернулся к дороге, а вот массивный затылок завхоза заинтересовано приподнялся и замер в предвкушении продолжения концерта. Люда набычилась и стала глядеть в окно. С минуту было тихо.

– Ну чего ты плетёшься! – не выдержал, наконец, завхоз. – Обгоняй, давай, обгоняй!

– Некуда же! – попытался возражать Лёха, но высокое начальство, раз уж взялось командовать, то попустить обратно не могло.

– Ты водитель или жаба парагвайская?! По встречной, давай!

– Мы там не вырулим!

– Вырулим-вырулим! Ты рули давай – понабирали тут шоферов...

Лёха нерешительно опустил руку на рычаг, и тут мимо них по той самой встречной промчалась, отчаянно сигналя, красная легковушка с обтекаемыми обводами. Завхоз только успел победно глянуть на водителя и открыть рот, как впереди раздался смачный "бздым!" и к сигналам машин прибавилась громкая ругань. Движение встало.

Лёха в сторону начальства даже не посмотрел и руку от рычагов убрал. Начальство в свою очередь сделало вид, что так оно и надо и до самого выезда на трассу терпеливо помалкивало. Вспухать оно начало, когда они набрали уверенные шестьдесят километров в час, и стрелка спидометра словно примёрзла к этой отметке.

– Чё плетёшься? Давай газуй! – не выдержал завхоз, когда их в очередной раз обогнал чёрный как ночь джип. Тот пронёсся мимо, будто они и вовсе стояли на месте, но всё же успел пренебрежительно помигать и даже что-то показать из окошка.

– Нормально... – отозвался Лёха, не поведя и глазом в сторону наглого обгонщика.

– Что нормально?! Что нормально?! – обиделось начальство. – Ты не разговаривай, ты газу давай!

– Я никому ничего не даю... – словно сам себе проговорил Лёха.

Тихо любезничавшие друг с другом Юлька с Олежкой, удивлённо примолкли, а Люда, которая всю дорогу уныло глядела в окошко, вздрогнула и уставилась в Лёшин затылок. Никакой дополнительной информации затылок ей не сообщил.

– Ты не умничай! Сидит тут, как республика Гондурас на своих островах! – раскипятился завхоз.

– Вы не правы, Данила Петрович, – стоически выслушав всю тираду, вежливо заметил Лёха, – Республика Гондурас сидит не на островах... – И не прибавил при этом ни метра скорости.

"Галёрка" сейчас же прониклась к нему немым уважением, а в "ложе" побурчали немного про, типа, умных, но смирились. Какое-то время Люда ещё прислушивалась, но продолжения не дождалась и снова уткнулась в окно.

За стеклом проплывали леса, которые чем дальше, тем круче взбирались на придорожные склоны. Рощи однообразно стройных стволов, перемежающиеся с домиками и пастбищами, могли бы вызвать умиление своей пасторальностью, если бы Люда не знала подноготную этой идиллии. Даже сейчас она ощутила атмосферу тотального выживания, драки без правил, угнетения каждого, кто хоть немного отстал и не сумел выжить остальных. Бррр!.. Её аж передёрнуло, настолько сильным оказалось нахлынувшее чувство всепожирающего эгоизма. Нет, граждане, в лес по грибы – увольте! Даже в городском скверике и то приятнее... Хотя было за этим и что-то ещё, смутно ощутимое, огромное, словно основа всего сущего, как бы высокопарно не звучало такое определение. Почему-то вспомнились Костиковы "бредни", которые словно приобретали глубинный смысл при виде всё заметнее выпирающих сквозь корни деревьев каменных "корней" гор. Люда сама не заметила, как "с головой" окунулась в новые ощущения.

"Лю, а куда мы едем?"

"А чёрт его знает... Так и забыла спросить".

"Ну, так спроси, я что ль за тебя должна всё делать?"

"Ладно, сейчас спро... Миклуха!!! Ты?!!"

"Ой, шо случилось – шо так орать?"

"Шо случилось?! ТЫ ГДЕ БЫЛА, ЗАРАЗА МАЛАЯ?!!"

– Ай!!! Люськин, ты чего дёргаешься?! – прорезался возмущённый Юлькин голос.

– А?! Ой, прости... – Люда обнаружила, что в порыве "радости" её ступня съехала со своего мешка и агрессором "ворвалась" на подружкин, придавив той ногу.

– Рыжая, ты что – привидение увидела? – выглянул из-за Юлькиного плеча Олежка.

В зеркальце над лобовым стеклом мелькнули озабоченные Лёхины глаза. Мало того, даже дремавший последние полчаса завхоз проснулся и закряхтел, с трудом поворачивая "бычью" шею.

– Что тут ещё такое?! – грозно вопросил он, сверля Люду "начальственным" взором.

Люда поняла, что надо спасать положение.

– Но-о-о...ногу свело, – пожаловалась она, не найдя ничего умнее. – Засиделась что-то.

– Может остановить? – бросил Лёха не оборачиваясь.

– Не-не, не надо! Юж помалу, не беж до пыска...

– Чё?.. – вытаращился в зеркало Лёха, а в голове у Люды "бултыхнулось" от приступа Миклухиного веселья.

– А-э-э... В смысле, уже нормально, не обращай внимания.

– Ой, да у этой инвалидки вечно что-то схватит – то ногу, то голову... – неожиданно поддержала Юлька.

Люда одарила подругу многообещающим взглядом, но та в ответ только понимающе поджала губы. Завхоз попытался с подозрением следить за их переглядками, но из состояния задом наперёд ему это быстро надоело и он, кряхтя, вернулся в нормальное положение. Порядок восстановился, и поездка продолжилась своим чередом. Теперь можно было и поговорить.

"Ну, так я повторяю свой вопрос – где ты шлялась?"

"Ой, ну мам!.. И вообще, я первая спросила!"

"А два пункта семейного кодекса знаешь?" – как бы невзначай "закинула" Люда.

"Никакого "пукта котекса" не знаю!" – отмахнулась Миклуха, собираясь продолжить возмущаться.

"Пункт первый – мама всегда права!" – перебила её порывы Люда.

"А если не права?!" – немедленно уцепилась деточка и... попалась.

"А на это существует пункт второй..."

"Ну вот, я же говорила!" – обрадовалась Миклуха и Люда с чувством припечатала:

"...Если мама не права – смотри, пункт первый!"

"В смысле – "смотри"?.. А! Обманщица!"

"Почему сразу – обманщица? Закон джунглей!"

"Ну, Лю-у-у!.."

"Не лю-у-у... Знаешь, как мне было плохо, да?" – сменила Люда тон.

В этом и было преимущество их положения – когда не надо ничего объяснять, достаточно вспомнить или представить. Люда только чуть-чуть приоткрыла свою недавнюю пучину отчаяния и Миклуха немедленно воспылала сочувствием:

"Ма-а-а-а!.. Ну не надо так переживать! Я же больша-а-ая!.."

"Глупость ты моя – большая-пребольша-а-ая... Ладно уж, расскажи хоть, что видела".

"Ой, Лю! Мама! Я могу ТАКОЕ!.. Такое!.." – малАя аж захлебнулась от восторга, видно только искала повод, чтобы поделиться. – "Я могу быть... быть там..."

"Да где?!" – не выдержала Люда.

"ВЕЗДЕ!" – восторженно выпалила Миклуха и от неожиданности Люда непроизвольно "хрюкнула" в нос. Быстро глянув, не видел ли кто её "позора" (никто не видел: Юлька занималась Олежкой, Лёха рулил, завхоз дремал), Люда старательно придала лицу твердокаменное выражение и снова прислушалась. Малую несло!

"Вот я – тут, а могу – раз! – и не тут! А могу вообще сразу – и тут, и там! Это как... как...

"...Как – едет Вася на машине весь размазанный по шине?" – не удержалась Люда.

"Ну, Лю! Я же объясняю!" – обиделась Миклуха.

"Ладно, ладно... И как ощущения, когда – и тут, и там?"

Миклуха призадумалась и вполне серьёзно ответила:

"Хреново. Точно, как – размазанный по шине!"

Люда не "хрюкнула", не "прыснула" и не совершила ничего столь же неприличного только потому, что вовремя закрыла рот ладонью.

"Ну, Лю! Шо ты всё смеёшься!.."

"Прости, малЕнька! Я не смеюсь, я просто радуюсь... Ты рассказывай, мне очень интересно".

"Ага... Мам!.. А знаешь, а ещё я была... дома..."

От этого заявления Людино сознание зависло, в надежде, что скоро всё само собой разрешиться, и только подсознание продолжало задавать глупые вопросы:

"У меня?"

"Не!!! – возмутилась Миклуха. – У меня! Я же тебе говорю – я была ДОМА!"

"В лесу?" – продолжала тупить Люда.

"Ну Лю!.. Каком лесу?! В лесу я БЫЛА, а там была Я!"

Если чего Миклуха и добилась своим объяснением, так только того, что теперь зависло и подсознание.

"Ну малЕнька, я же совсем-совсем не знаю, как там у тебя – ДОМА", – осторожно заметила Люда, вероятно уже спинным мозгом.

"Уйффф!.." – в сердцах фыркнула малАя. Люды ощутила её отчаянную решимость, но не успела испугаться, как перед глазами у неё всё поплыло...

...Это был город. А может не город, но как только Люда пыталась всмотреться в расплывчатые туманные силуэты, они тут же превращались в привычные ей здания, аллеи, улицы. А еще был воздух, весь пропитанный Солнцем и простором. И ощущение близкого моря, как оно запомнилось из далёкого детства, когда она с родителями единственный раз отдыхала в санатории. И вообще, весь город был какой-то картинно-приморский, какие Люда видела только в кино, словно созданный воображением, восторженно влюблённым в свой "город у моря". А еще было ощущение спокойного счастья – здесь был её дом, здесь была ОНА.

И с этим чувством Люда очнулась...

"Уххх-хо... – процесс возвращения сознания из спинного мозга занял какое-то время. – Страна моя Гваделупа! Где это?!"

"В Гвадылубе?.." – нерешительно переспросила малАя, неожиданно спущенная с "горних высей" своих воспоминаний.

"Ка-а-акой Гвадылубе?.. А, Гваделупе!.. Нет-нет, это я так, пошутила..."

"Жаль! – искренне огорчилась Миклуха. – Я думала, ты знаешь..."

"Я знаю?!"

Люда, которая сама уже мысленно воспарила к "южным морям", вдруг поняла, что не всё так просто, и этот Миклухин "дом" может оказать чем угодно, вплоть до банальной свалки. Всё ведь зависит от восприятия! Это мы умиляемся на цветочную клумбу, а любая собака потянется не к ней, а к совершенно неэстетично благоухающему мусорнику. И бог его знает, какая "эстетика" заложена в сознание у малОй.

Но ещё больше Люду поразила мысль, которую она тут же Миклухе и "озвучила":

"Слушай, мацёнька, а почему ты вообще вернулась?"

Эффект превзошёл все ожидания – Миклуха молчала целую минуту. Потом ещё полминуты сопела, а потом почему-то ударилась в гонор:

"Могу и уйти!"

"Ага..." – облегчённо вздохнула Люда, отлично почувствовав, что стоит за этой внешней ершистостью. Она бы сама так ответила. Да и отвечала сплошь и рядом, когда нужно было просто и ясно выразить свои чувства. А потом сама же страдала, злилась на себя и грубила дальше. Поэтому, Миклухины подростковые комплексы нежданным бальзамом пролились на её исстрадавшуюся душу. Зато малАя, почувствовав, что её раскусили, напыжилась ещё больше:

"Не веришь, да?! Не веришь?!"

"Верю, верю..." – уголки губ сами собой начали растягиваться в глупой счастливой улыбке.

"Нет, ну она не верит!.." – продолжала кипятиться деточка, но как-то совсем не страшно.

...Люда смотрела на проносящиеся за окошком крутые склоны первых ущелий, слушала деловито-ровное урчание двигателя, поддакивала время от времени Миклухе, которая всё порывалась что-то кому-то доказывать... И улыбалась. И побоку ей было, что опять начнутся сюрпризы и нервотрёпка, что отдалившаяся было перспектива дурдома опять начала приобретать реальные очертания, и что снова ей грозит на ровном месте попасть, встрять, влететь в историю любой степени потрясения, вплоть до мировой катастрофы. Даже любовные страдания отошли на второй план.

"Скажете, дура? Ну, дура..." – ответила она Лёхиным глазам в зеркальце, заинтересованно за нею наблюдавшим. – "Побыть хоть какое-то время дурой – неотъемлемое право любого культурного индивида", – постановила Люда и показала язык. Глаза в зеркальце дрогнули и исчезли из поля зрения.

Воодушевлённая лёгкой победой, Люда решилась побезумствовать и таки спросить, куда они едут. Она обернулась к Юльке, но обнаружила, что та уже сладко прикорнула на надёжном мужском плече. Тогда Люда обнаглела окончательно и пристала к хозяину этого плеча.

– Олежка, слышь?.. Эй!.. – ненавязчиво обратила она внимание, переклонившись через сопящую Юльку и укоризненно промолчавший баул. – Ты не в курсе, куда нас везут?

– А? – не дослышал тот, но быстро сориентировался: – А! Данило Петрович на буровую "ключ" везёт, а по дороге нас на Юс...

ГРРРРРР – что-то чёрное и страшное с рёвом обогнало их "бобик", заглушив название.

– ...карьер. Наши решили, что нам будет интересно посмотреть рифовые из...

ГРРРРРР – повторно нагнало и обогнало их чёрное страшилище, оказавшееся крутым байком. И тут же сзади надвинулся рёв моторов и целая кавалькада черных "кожаных" байкеров с длинноволосыми и такими же чёрными и "кожаными" девицами на задних сидениях стала обгонять "бобик", упорно выжимающего свои "шестьдесят". Юлька проснулась и ошалело уставилась в окно. Завхоз тоже проснулся и сопроводил неформалов неслышными за шумом, но явно нецензурным эпитетом. Лёха продолжал невозмутимо выдерживать скорость, удостоив крутых хлопчиков и девчат лишь мимолётного оценивающего взгляда. В свою очередь, не удостоив служебный УАЗ даже взглядом, кавалькада "прорычала" мимо и начала удаляться. И так бы всё наверное и обошлось, но тут Олежку потянуло на подвиги. Воодушевлённый близостью подруги, он быстро приспустил стекло и высунул руку в щель, продемонстрировав своё отношение ко всяким понтовым наворотам. После чего, довольный как слон, повернулся к Юльке. "Герой" не учёл лишь одного – на байках тоже есть зеркала заднего вида.