Текст книги "Искушение ворона"
Автор книги: Дмитрий Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Леди Морвен – Петти – Макмиллан
Морвен-хаус
Лондон, Великобритания
Июль 1996
Ножницы – камень – бумага… Детская игра на пальцах. Ты выкинул перед собой кулак, а он – ладонь. Бумага оборачивается вокруг камня. Он победил. Он показал «ножницы», а ты опять «камень» – победа за тобой. Детское переложение восточной космогонической теории пяти первоэлементов. Огонь уничтожает металл, металл разрушает дерево, дерево подавляет землю…
В прошлый свой визит Петти и Макмиллан выбрали «бумагу», а леди Морвен «ножницы», вернее, ритуальный топор и красную накидку. Петти и Макмиллан покорно склонили головы. Попытка давить на нее ни к чему не привела. Инициатива осталась на ее стороне. Они проиграли. Победа досталась леди Морвен. Но это был только первый кон игры.
Когда Лоусон сообщил, что Петти и Макмиллан опять добиваются ее аудиенции, Татьяна насторожилась. Консервативная группировка продолжала свою игру внутри Ордена. Но что-то они приготовили лично для нее. Причем очень быстро.
Она приняла их в том же кабинете в Морвен-хаусе, что и в прошлый раз, но, повинуясь какому-то шестому чувству, отказалась сегодня от орденского протокола. Черный деловой костюм, золотая брошь на пиджаке в виде крыла невидимой птицы и одинокая желтая роза, как бы случайно оказавшаяся в ее руках. Такой увидели ее члены Капитула, и по их лицам Татьяна поняла, что и на этот раз выкинула перед их лицами выигрышную фигуру. Она увидела, что Петти подавился видимо заготовленной заранее фразой и растерянно посмотрел на Макмиллана, а потом на желтую розу. Знать бы, что это за фраза?
Между тем Петти, ожидая увидеть королеву Ордена в красном плаще с топором палача, собирался произнести следующее: «Пока вы играете с картонным топориком, госпожа, под вашу сиятельнейшую голову уже построена плаха и настоящий мастер заплечных дел точит свое оружие! А если уж совсем без этих глупостей, то светит вам, моя дорогая, тюремная роба и электрический стульчик…». Вот так и сказал бы в лоб королеве Ордена иллюминатов, Бетрибс-тиранозавру, «дорогая моя». Но не сказал…
– Присаживайтесь, господа. Сегодня обойдемся без ритуальных торжеств. Тем более что вы ко мне зачастили.
Возникла неловкая пауза. Татьяна понимала, что Петти и Макмиллан хотели ошеломить ее неофициальным обращением, но она опять их опередила. Теперь им требовалась пауза, чтобы вернуться в образ, вспомнить слова выученной накануне роли.
– Чрезвычайные обстоятельства, госпожа… – начал Макмиллан, но Петти перебил его.
– Причем ваши чрезвычайные обстоятельства, ваши проблемы…
– С тех пор как я стала королевой Ордена, у меня нет моих проблем, впрочем, как у Ордена – не моих…
– Именно поэтому мы и пришли к вам, – опять вступил в разговор Макмиллан, – законы Ордена не позволяют выдавать своих людей, тем более высочайшее лицо, сиятельнейшую королеву иллюминатов…
Лицо Татьяны не отразило никаких перемен в ее внутреннем состоянии. Только пальцы нервно перебирали стебель чайной розы.
– Иллюминаты не предстают перед судом, не получают пожизненных сроков, не садятся на электрические стулья. Они уходят по-другому…
Шип розы впился в мягкую подушечку пальца.
– Вам удалось, господа, тактично подготовить меня к неожиданной неприятности, возникшей в делах Ордена. Теперь я хочу услышать изложение конкретных фактов.
Петти протянул ей кожаную папку.
– Здесь конспект вашего дела, оригинал которого находится в ФБР. Вы ознакомитесь с ним после нашего ухода. Вкратце же его содержание таково. ФБР располагает полным набором доказательств, что вы… – Петти чуть не сказал «госпожа», но вовремя сообразил, что в данном контексте так ее называть не стоит, – вы убили помощника сенатора Фэрфакса, а также некоего Лео Лопса. Есть косвенные доказательства вашей причастности к смерти турка Денкташа. И это, по нашим сведениям, только начальное звено в длинной цепочке, которую они сейчас раскручивают. Куда это может их вывести, вам лучше знать.
Леди Морвен молчала. На пальце выступила капелька крови.
– Мы прекрасно понимаем, что вы совершали эти деяния по велению Ордена, – теперь говорил Макмиллан. – Об этом никто не забывает. Но вы должны понимать, какой возник бы скандал, не получи мы вовремя доступ к документам ФБР. Не окажись в нужное время и в нужном месте наш человек, все могло быть для вас значительно серьезнее.
– Я понимаю, господа, и ценю вашу преданность мне лично и делу Ордена иллюминатов.
– Можем ли мы теперь рассчитывать на вашу королевскую благосклонность к нашим предложениям, которые имеют целью дальнейшее процветание Ордена?
Леди Морвен поднесла палец к губам и ощутила солоноватый вкус собственной крови. Все это было похоже на грубый шантаж. Макмиллан и Петти ждали ее ответа. Она сама ждала, что подскажет ей интуиция. Неужели сдаться? Отступить?
– Да, можете… – сказала она тихим голосом, но когда Макмиллан с Петти, переглянувшись, заерзали на стульях, готовясь к следующему ходу, они услышали спокойный и бесстрастный голос королевы Ордена иллюминатов. – Можете, как и всегда могли, рассчитывать на мое внимание. Особенно, если речь идет о процветании Ордена. Но я хотела бы задать вам два вопроса. Всего лишь два.
– Мы вас внимательно слушаем, – пробормотал Петти, чувствуя, что выигрышное дело начинает вдруг скользить и пока непонятно, в какую сторону.
– Считаете ли вы, господа, любое деяние, совершенное по велению Ордена, благом?
– Бесспорно. Все цели Ордена – благие и справедливые.
– Если же эти деяния совершает человек не в мягком кабинетном кресле или за ресторанным столиком, а с риском для жизни, стреляя, убегая, переодеваясь и тому подобное? Достоин ли такой человек, даже будучи рядовым членом Ордена, всяческой помощи и защиты?
– Несомненно…
– Если же члены Ордена, зная о грозящей ему опасности, не предпринимают немедленных мер, а придерживают нужную информацию, решая, как ее выгоднее использовать для своих целей, не подрывает ли это устоев нашего братства?
Петти и Макмиллан молчали.
– Сравните два этих, скажем так, условных лица. Одно на передовой, рискующее жизнью за общее дело. Другое, или другие, как вам будет угодно, в теплом тылу обделывают за спиной Ордена свои личные делишки. Интересно бы узнать мнение по этому поводу Капитула… Что же вы молчите, господа?
– Надеюсь, вы не нас имеете в виду, госпожа? – проговорил побледневший Макмиллан.
– Кончено, нет. Вы меня должны извинить за фантазии. Так вы, кажется, говорили о каком-то недоразумении, которое вы обязаны устранить в кратчайшие сроки?
– Вам, госпожа, не стоит беспокоиться, – ответил поспешно Петти, – предоставьте все своим подданным. Мы все решим быстро и без потерь.
– Вы сказали: без потерь?
– Да. Разумеется, без потерь с нашей стороны. Что же касается стороны противоположной, то… Словом, в этом деле присутствует человек, который представляет особую опасность. Так сказать, эпицентр ваших… простите, госпожа… наших потрясений.
– Кто этот человек?
– Агент ФБР Питер Дубойс. Работает в Особом Девятом отделе. Упрям, несговорчив, педантичен, честолюбив… Словом, этот человеческий узелок надо не распутывать, а разрубать по рецепту Великого Александра.
– Кажется, он русский, – зачем-то добавил Макмиллан.
– Русский… – повторила леди Морвен в задумчивости. – Как вы сказали его имя? Так вот. Нейтрализуйте этого Питера Дубойса. Вы меня поняли?
– Да, госпожа.
– Нейтрализуйте Дубойса, но не ликвидируйте его. Пока он нужен нам живым. Живым… Вы меня хорошо поняли? Говорить глупости, что ни один волос не должен упасть с его головы, я не буду, но сохраните ему жизнь любым способом. Хоть в психушку его сажайте…
Питер Дубойс – Кэт Броган – Хэмфри Ли Берч
Вашингтон – Бетизда, Мэриленд – Миллсборо, Делавэр
Июль 1996
Слежку Питер почувствовал сразу. Не то чтобы засек что-то подозрительное, а именно почувствовал – кожей, затылком, спинным мозгом. Два часа он петлял по городу, не столько, чтобы оторваться от преследования, но скорее, чтобы убедиться: «хвост» действительно есть. Но никакие уловки не сработали. Преследователи ничем не проявили себя. Неприятное ощущение между тем не проходило.
И только добравшись до дому, Питер получил недвусмысленное подтверждение, что это все-таки не была паранойя. Сработала незаметная «контролька» – волосок, подклеенный снизу к дверце письменного стола, был оборван. Значит, пока он отчитывался перед начальством, а потом колесил по столице, кто-то успел побывать в его квартире. Все вещи, все бумаги, были на своих местах, ничего не пропало, но, возможно, кое-что прибавилось…
Одного «жучка» Питер обнаружил на задней стенке своего компьютера, среди множества гнезд, проводков, разъемов. С находкой ничего делать не стал – он не хотел, чтобы те, кто его «пас», поняли, что их раскусили. К тому же, наверняка этот «жучок» был не единственным. Само собой, прослушиваются оба телефона, автомобиль, отслеживаются выходы в сеть с его компьютера… Питер принял душ, облачился в предварительно прощупанный на предмет всякой микроэлектроники спортивный костюм, плеснул в апельсиновый сок немного мартини – и на полную мощность включил любимые баховские «Страсти». Лично ему под них всегда хорошо думалось, а влияние подобной музыки на мозги других потенциальных слушателей его в данный момент волновало не сильно…
И все же о слушателях Питер позаботился. Дождавшись, когда сгустятся сумерки, он вставил в проигрыватель диск с ритуальными распевками шаманов западноафриканского племени га в медленно сводящем с ума темпе три восьмых и лишь затем выскользнул на балкон, а оттуда перелез на балкон соседней квартиры.
Судя по светлой полоске между портьерами, Флойд был дома.
Питер постучал в стекло…
– Вообще-то в гости принято ходить через дверь, – проворчал Флойд, отложив бейсбольную биту и открыв балконную дверь.
– Извини, старик, особые обстоятельства. – Питер шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь. – Ты один?
– Джерри на курсах для молодых мамаш, – сказал Флойд. – Скоро вернется. Очень надеюсь, что она будет рада твоему визиту.
– Я ненадолго. Будь другом, позвони по этому номеру и скажи три коротких слова: «Выйди в чат». Очень надо…
Питер уселся за компьютер Флойда, вошел в «аську» и, набрав позывные Кэт, послал первое короткое сообщение:
«Хай! Я вернулся…»
Бетизда. Кэт плохо знала этот пригород Вашингтона и «Кошерное кафе Айка» нашла не сразу.
В узком зале было сумрачно и пусто, только полная женщина за стойкой и за дальним столиком – какой-то хасид в пейсах, бороде и черной шляпе.
Кэт заказала кофе.
– У нас вкуснейшие блинчики из мацы с творогом, – доверительно сообщила буфетчица, – попробуйте, милочка, потом спасибо скажете…
– Я спешу, извините…
– А вот я не откажусь, ибо никуда не спешу… – произнес за ее спиной хасид голосом Питера Дубойса.
Кэт вздрогнула от неожиданности и резко обернулась.
– Ба-а, какая неожиданная встреча! Сарочка, ты ли это? – Хасид вздел руки к небу, точнее, к потолку. – Как поживает тетушка Рахиль и здоров ли дядя Яков?
– Да, спасибо, вполне здоров, – как могла, подыграла Кэт.
– Ну же, пойдем, присядь за мой столик, расскажи, как там все наши…
Хасид увлек Кэт за собой и, когда она уселась напротив, тихо спросил:
– Принесла?
– Да… – Кэт достала из сумочки сложенный листок бумаги и мини-диск. – Здесь коды доступа и программа взлома индивидуальных паролей…
Питер накрыл бумажку и диск газетой на иврите и прищурил глаза на приближавшуюся буфетчицу.
– Ваш кофе, милочка, – елейно проговорила толстуха.
В ее томных, навыкате, глазах плескалось любопытство.
Хасид покачал головой и назидательно произнес:
– Как сказано в одной умной книжке, не вари козленка в молоке матери его.
Толстуха важно кивнула и медленно, с достоинством отошла…
– Добрый день! Есть свободные комнаты?
Поднявшись со стульчика, Джек Флэш увидел перед собой высокого молодого иудея с кудрявой бородой.
– Найдутся… А вы надолго?
– А что, это что-нибудь меняет? – вопросом на вопрос ответил гость. – Или у вас на определенное число забронированы все места?
– Вообще-то пятнадцатого у нас в городке окружной конкурс «Мисс Говядина», с коечками туговато будет…
– До пятнадцатого еще дожить надо, – философски заметил хасид.
– Это верно, – согласился Джек. – А пока, честно говоря, только свободные номера и есть. Выбирайте любой. Тридцать баксов в сутки. Деньги вперед. Наличные или карточка?
– Наличные.
– Оно вернее, – вновь согласился Джек. – Как записать вас, мистер?
– Питер… Питер Мордекай Рабинович из Хьюстона.
Он отсчитал три десятки, вручил Джеку.
– Берите двенадцать-а, он с лоджией, – посоветовал Джек.
– А почему двенадцать-а?
– Ну, тринадцать – число несчастливое…
– А ванная в двенадцать-а имеется?
– Обижаете, мистер Рабинович. В каждом номере. И телевизор. Телефон в вестибюле, «Макдоналдс» через дорогу, церковь… ну, церковь вас вряд ли интересует… Кино, дискотека и компьютерный клуб – через квартал, на пересечении Бликер и Мейн-Стрит….
Питер Мордекай Рабинович не пошел в компьютерный клуб. Повесив на двери табличку «Не беспокоить», вышел в лоджию, достал из чемоданчика навороченный ноутбук, пристегнул к нему портативную телескопическую антенну и после двухминутных манипуляций улетел в виртуальный мир… Из компьютеров Девятого отдела и персонально Ричарда Чивера он скачал все документы, содержащие фамилии «Дубойс» и «Морвен». Потом вышел из сети и уже в автономном режиме погрузился в изучение.
Про себя он ничего нового не узнал. Дарлин Морвен упоминалась только в материалах, им же переданных Чиверу. Зато покойный лорд Эндрю Морвен!.. Питер качал килобайт за килобайтом в полной уверенности, что вся эта информация, на первый взгляд не имеющая прямого отношения к его расследованию, может ему очень и очень пригодиться…
В «Макдоналдс» он пришел только к закрытию, и даже простецкие «мак-хряки» показались ему истинной пищей богов…
А ночью, впервые за последние двое суток, его мобильный телефон разразился рубинштейновским «Демоном».
– Да? – осторожно подал голос Питер.
– Мне передали твое сообщение, сынок…
– Это… это вы, сэр?..
– А кто же еще, по-твоему?.. Ну, сынок, и заварил ты кашу, я же предупреждал – по этому делу докладывать только мне. Неужели забыл?
– Нет, сэр, я хорошо запомнил ваши слова: никому ничего не докладывать раньше времени. Я посчитал, что время пришло, сэр. К тому же вы были в отъезде…
– Уже нет. Я прервал визит и возвратился на сутки раньше. Из-за тебя.
– Простите, сэр, но это действительно очень важно… Мне необходимо срочно встретиться с вами, я смог бы подъехать в Управление часа через два… два с половиной…
– Никуда ехать не надо, мальчик мой, сиди, где сидишь… – Питер не сразу сообразил, что телефон в его руке отключился. А голос Берча продолжал, как ни в чем ни бывало: – Ну, отворяй, что ли. Для образцового агента ты все-таки туговато соображаешь…
Питер хлопнул себя по лбу и помчался открывать.
Широко улыбаясь, вошел Хэмфри Ли Берч, огляделся.
– Ну и дыра! Занесло тебя, однако! – Он похлопал Дубойса по плечу. – Отличная работа, Питер!
– Но, сэр, как… как вы здесь…
Дар речи он обретал постепенно.
Берч уселся в кресло, потянулся с хрустом.
– Люди Койота плотно сели тебе на хвост, сынок, но мы их опередили. В последний момент… Выгляни в окошко, не пропусти кульминацию…
Питер высунулся на балкон. В свете фонарей и автомобильных фар он увидел, как команда людей в черном окружила бежевый «шевроле», держа на мушке тех, кто находился внутри.
– Выходи по одному, руки на капот! – орал кто-то в мегафон.
– Мистер Чивер взят под домашний арест вплоть до завершения внутреннего расследования, – сказал Берч.
Питер оглянулся и увидел, что директор ФБР держит в руках два стакана, наполненных янтарной жидкостью.
– Стаканы чистые, даже удивительно… Что ж, мальчик мой, давай отметим нашу победу!.. Финиш, правда, промежуточный, вся борьба еще впереди, но свое дело ты сделал!
– Сэр, я вообще-то не пью…
– За такое событие грех не выпить, – сказал Берч, почти как Жан Дюбуа когда-то. – А потом, сынок, это поможет тебе сбросить напряжение, расслабиться…
– Не время расслабляться, сэр… – робко возразил Питер, но стакан, протянутый Берчем, все-таки взял.
– Друзья зовут меня Хэм, а насчет времени позволь решать мне. Завтра, точнее, уже сегодня, в четыре, нас ждут в офисе Генерального прокурора, ты должен быть в отличной форме. Значит, надо как следует отдохнуть, отоспаться… Твое здоровье, Питер!
Берч отсалютовал Дубойсу стаканом.
– Ваше здоровье, сэр.
– Хэм, – поправил Берч и отхлебнул из стакана.
Питер последовал его примеру.
– Отличный «Баллантайн», а, Питер? – Берч шутливо подмигнул.
Питер с ужасом сообразил, что сделал то же самое.
Ужас был какой-то ненастоящий. А вот смеяться хотелось нестерпимо…
– Представляете, сэр… то есть, Хэм… ха-ха-ха!.. поначалу мне и самому казалось, что дело-то наше – полный висяк… Просто… ха-ха-ха!.. не за что было зацепиться…
– Но ведь зацепился, сукин ты сын!
Берч расхохотался и осушил стакан до капельки. Питер тоже.
– Эта Рыжая Лиса, сэр…
– Хэм…
– Верно, Хэм… ха-ха-ха… прямо как папа Хэм… это я про Хемингуэя… Нет, вообще-то не про Хемингуэя, а про Лису… про леди Макбет, в смысле, Морвен. Она страшная женщина, сэр Хэм, страшная и прекрасная… Царица омфальская… ом-м… фаллическая… то есть, я хотел сказать… Не смотрите ей в глаза, сэр Хэм, ни за что, в эти глаза… ха-ха-ха… Горгоны, а то превратитесь в…. горгональный… ортогональный пентакль…
Питер выронил стакан и головой вперед соскользнул на пол.
Хэмфри Ли Берч поднялся и, не в силах отвести взгляда от лежащего Дубойса, попятился к выходу. Рывком открыл дверь в коридор, дал отмашку.
– Он ваш, ребята, – устало проговорил директор ФБР. – Вы знаете, куда его доставить.
Хэмфри Ли Берч медленно опустился в кресло, достал из кармана фляжку, основательно приложился. Вновь посмотрел на Дубойса, свернувшегося в позу эмбриона.
– Таня… – чуть слышно пролепетал Питер и чмокнул губами.
– А ведь из тебя, сынок, мог бы получиться отменный сыщик… Жаль…
Берч отвернулся и закрыл глаза.
Леди Морвен – Питер Дубойс
Закрытое лечебное заведение «Сэнди плейграунд»
Трентон, Нью-Джерси
Июль 1996
Новое переодевание.
Новая интрига.
Новое перевоплощение…
Последний раз Татьяна делала это не так уж и давно.
Когда угрохала Фэрфакса и Лео…
Теперь она шла на риск ради разговора с человеком по имени Питер Дубойс.
Он сидел за семью замками в самом закрытом лечебном учреждении Штатов. Тем не менее в его руках был ключ к главной проблеме Таниной жизни. Только он – узник специализированной клиники «Сэнди плейграунд» Питер Дубойс мог вернуть ей маленького Нила-Ро…
И поэтому она вновь шла на риск.
Проникнуть в святая святых пенитенциарной психиатрии США без посторонней квалифицированной помощи лучше и не мечтать.
И поэтому, слегка поколебавшись, свою часть дивидендов с Гейла Блитса за лоббирование его безумств Таня решилась взять с помощью его специалистов. Первым ее условием было то, что предоставленные Гейлом хакеры должны выполнять ее поручения, не выспрашивая ничего лишнего. И им удалось.
Им удалось послать в «Сэнди плейграунд» официальное уведомление Министерства юстиции, что такого-то числа в такое-то время к ним приедет инспектор министерства, которому необходимо устроить свидание с Питером Дубойсом…
Далее хакеру удалось перехватить обратный запрос из «Сэнди плейграунд» в Министерство юстиции и послать на этот запрос специальное подтверждение…
Но и это было не все.
Хакеры Гейла Блитса проникли в базу данных отдела кадров министерства и внесли туда файл, по которому Татьяна значилась как инспектор Марша Гринсдейл, сорока двух лет, рост пять футов восемь дюймов, вес сто десять фунтов и шесть унций, глаза коричневые, волосы рыжеватые, крашеные…
Хакеры вбили в идентификационный файл отпечатки ее пальцев и структуру сетчатки роговицы ее глаз…
Они сделали ей магнитную карточку-идентификатор…
И теперь…
И теперь она могла ехать…
Она была холодна как лед.
Она совершенно не волновалась.
Но что же гнало ее сюда? Неужели ее сердце превратилось в ледышку, как у того маленького мальчика из сказки про Снежную Королеву, из той ее любимой с детства сказки. Из того любимого города под названием Ленинград, где на Петроградской жили они с мамой, папой и братцем Никиткой!
Неужели превратилась она в ледышку?
Но нет!
Кабы так – разве стала бы она рисковать ради этого разговора с Питером? Разговора, который мог бы дать ей надежду на возвращение к ней маленького Нила-Ро.
А значит, не превратилось ее сердце в ледышку! Если ей так необходимо тепло его маленького сердца!
Чтобы посмотреть на своих подданных, восточные халифы и шейхи надевали дырявые халаты, выцветшие чалмы и выходили на рыночные площади. Бродили по грязным и узким улочкам, заговаривали с торговцами, ремесленниками и бродягами. Им нужно было видеть лица своих подданных, не искаженные страхом и раболепием. Они хотели знать, что думает о них толпа.
А вот она… Леди Морвен. Королева могущественного Ордена, для которого практически не существует границ, авторитетов, для которого в пространственно-временных границах нет ничего невозможного. Зачем она гримируется, переодевается, как в те дни, когда была слепым орудием воли Капитула? Ради чего? Чтобы просить какого-то мелкого исполнителя устроить ее личную жизнь? Просить своего подданного?
А разве он – ее подданный?.. Гражданин свободной страны. Президент. Выборы. Билль о правах. Звучит гимн. Тра-та-та. И слезы текут по щекам налогоплательщиков… Она подарила ему жизнь, его жизнь принадлежала ей, значит он ее подданный. Хотя и не догадывается о том. Не знает, что он всего лишь раб, с которым она может сделать, что ее величеству угодно. Она могла велеть случаю, и случайная смерть прервала бы его земной путь. Могла привести его самого к печальному выводу, что смерть – лучший для него исход. И он бы сам…. А могла бы вдруг двинуть агента вверх по служебной лестнице. Что лестница! Да хоть в космос… «Пролетая над Туманным Альбионом, посылаю свои уверения в совершеннейшем почтении к моей госпоже и повелительнице…»
Только он всего этого не узнает, как не узнает снежинка, от чьего дыхания растаяла…
И Таня вдруг отчетливо представила себе обычный зимний день в Ленинграде. Девушка в черной шубке с распущенными рыжими волосами идет по Владимирскому проспекту. Неба не видно, вернее, оно опустилось на город и лежит на плечах прохожих. Поэтому снежинки появляются неизвестно откуда. А если долго на них смотреть, можно заметить, что некоторые летят вверх. Рыжая девушка остановилась среди бело-серой ряби. Она увидела движение вверх немногих избранных, наперекор всеобщему послушному падению вниз. Красиво очерченный рот скривился в усмешке. Вдруг что-то кольнуло ее в глаз. Крупная и неправильная снежинка задрожала на ресницах. Снежинка? А может, осколок от кривого зеркала сказочного Тролля?..
Таня легким волевым усилием отогнала от себя ностальгическую картинку. Но еще несколько километров по хайвэю она будто чувствовала в салоне машины запах питерского снега. Прибавила скорость, и воспоминания остались где-то позади на трассе. Снежинка так и не узнала, кому она привиделась…
Таков современный мир. Способы эксплуатации человека человеком приобрели изощренные формы, и эксплуатируемый не знает, что его эксплуатируют. А если смутно догадывается, то не знает кто. Но вот какой парадокс! Даже эксплуататор не всегда знает, на чьих костях строит он свое благополучие. Все чрезвычайно запутанно и сложно. Пока не достигнешь вершины.
Но разве есть у нее ощущение вершины? Пасущиеся стада внизу, орел, парящий с ней наравне? Демон, шепчущий: «Спи, родная, лавиной вернуся…»? Нет, ничего этого нет. Где же это чувство горнего мира, мира избранных? Знал ли его Александр Великий? Он шел все дальше и дальше, гнал своих гоплитов на Восток, называл своим именем города, жрецы причисляли его к сонму богов. Но не было у него чувства опаленной космическим холодом вершины. И он все шел и шел со своей фалангой…
Горний мир… Титаны… Олимпийские боги… Она давно уже спустилась в долину. Ей нужен жалкий ягненок из пасущегося стада. Она просто баба. И как любой бабе, ей больше всего хочется тишины и покоя в семейном гнездышке, ровного горения домашнего очага. Вот тебе и ледяной блеск вершин! Обыкновенная женщина среднего возраста, со всем сопутствующим набором игрушек… Вот почему не может быть в истории Александры Великой. А у всех этих Екатерин, Елизавет, пришедших на готовенькое, не ими созданное… Как, впрочем, и леди Морвен… У них всегда из-под одеяла торчат мужские пятки. И как часто чьи-то пятки решают все. И столько из-за этого глупости, вздора, нелепостей…
Татьяна сначала смеялась над тщательно продуманным ритуалом Ордена. Теперь она сама – ревностный хранитель протокола. Да, ритуал служил неким напоминанием всем членам Ордена, что они члены единого организма, каста избранных, отделенных от низшего мира. Им больше позволено. Они могут решать за других. И еще, они ближе всех стоят к иному миру, воля которого не передается логическими объяснениями, не доступна человеческому разуму, но отражается в обряде и ритуале.
В этом, по крайней мере, она была достойной продолжательницей лорда Морвена. А все эти прагматики, технократы Петти, Макмиллан… Не верят ни во что, кроме курса акций и цен на нефть. Дай им волю, и вся «театральная мишура» была бы предана быстрому огню. Идиоты! Без церемонии и этикета Орден превратится в клуб зажравшихся буржуа. Что ж? Может, даже хорошо, что им не дано увидеть за внешним, земным холодных темных высот другого мира. Они никогда не заглядывали туда.
А Татьяна не только заглядывала краешком глаза, она смотрела в непостижимые глубины. И теперь земная жизнь ее имеет другое измерение. Тот мир объявил ей день Д и час Ч…
Какой дурак Петти! Время Ч для него – такой-то день, столько часов и столько-то минут. Какую глупость он тогда нес в разговоре! Если бы было все так! День Д и час Ч наступают не в заранее намеченный момент. Никто не знает, когда они грянут, но все этого ждут. День Д и час Ч – главная точка военных действий, странный ориентир в постоянно меняющейся, непредсказуемой обстановке. События уже неуправляемы, раскручено гигантское колесо. Но все знают, что наступит день Д и час Ч и начнется новый отсчет времени, сразу же станут действовать другие приказы, другие пароли и явки. Ситуация попадает под другое измерение. И она, Таня Захаржевская, знает теперь об этом дне и часе, только не знает, когда…
Она не стала бунтовать перед тем миром. Она смирилась. Кто мог бросить им вызов? Лермонтовский демон? А она не смогла. Слишком много в ней человеческого, женского. Не смогла… Та самая слезинка ребенка… Слезинка Нюточки, слезинка Нила-Ро…И леди Морвен, обабившись, не гонит фаланги гоплитов Капитула на Восток, в далекую и неведомую Индию, а мобилизует подданных на решение своих семейных проблем. Вернуть себе маленького Нила, прижать к сердцу Нюточку. И тут на ее пути ни Македонскому с его фалангой, ни Цезарю с Десятым легионом лучше не становиться.
Она, говоря языком протокола, использует служебное положение в личных целях. Использует возможности Ордена, чтобы обрести вечно ускользавший от нее семейный рай. Использует свою власть… Но насколько реальна ее власть? Она будет главой Ордена до тех пор, пока сможет удачно лавировать между противоборствующими группировками. Если же она захочет всей полноты власти, леди ждет судьба лорда.
Все временно, пока какая-то группа миллиардеров не решит, что она им уже невыгодна.
А самое главное, когда другие более могущественные силы не объявят ей день Д и час Ч. Значит… Что же из этого следует? Как в известной песенке в темпе вальса: «Следует жить!» Надо пользоваться нынешними практически не-ограниченными возможностями, чтобы помочь Павлу, Нюточке, пусть ненадолго, пусть хоть на несколько дней быть рядом с Нилом-Ро, помочь тем людям, в судьбу которых она грубо вмешалась…
Вот тебе и приехали. Началось все со слезинки ребенка, а закончилось – возлюби ближнего своего. Недолго же она была на Олимпе. Прямо, как Геракл, в любимом мультфильме детства: «Я иду к людям!»
Так ей думалось, когда она подъезжала к шлагбауму «Сэнди плейграунд».
– Инспектор Марша Гринсдейл, – представилась Таня, не покидая своего водительского места.
Чернокожий охранник взял ее пластиковую ай-ди-кард и провел ею сверху вниз по узкой щелке в приборной панели.
– Все о’кэй, мэм, – сказал он бесстрастно, поднимая шлагбаум, – проезжайте.
Та же церемония повторилась еще три раза, пока Татьяна наконец не оказалась на территории собственно лечебницы…
Всякое такого рода заведение решает проблему закрытости по-своему. «Сэнди плейграунд» отличалась ненавязчивостью контроля. Стены, сетки, решетки, здоровенные охранники не бросались в глаза, а если и появлялись в тех местах, где без них нельзя обойтись, то присутствие их в глаза не бросалось. Но любой специалист в организации режимных объектов отметил бы здесь перебор в компьютерных кодах и ключах, различных видах сигнализации, перенасыщенность камерами наружного и внутреннего наблюдения. Словом, это была модель ограничителя человеческой свободы будущего.
Инспектору из Министерства юстиции Марше Гринсдейл была разрешена получасовая беседа с клиентом без свидетелей в специально отведенном помещении. Ее проконсультировали насчет тревожной кнопки, хотя она не сомневалась, что в случае чего оперативное вмешательство в непредвиденную ситуацию последует гораздо быстрее нажатия на кнопку.
Таня отметила, что ей, должностному лицу, был предназначен офисный вращающийся стул, в то время как клиенту заведения – мягкое низкое кресло, в нем человек буквально утопал. Сделать стремительное, неожиданное движение в его мягких объятьях было затруднительно.
И все привинчено к полу. Тут сотрудники «Сэнди плейграунд» были неоригинальны.
Любого человека в подобных заведениях охватывает чувство беспокойства. Татьяна поймала себя на мысли, что касается руками стола с некоторой опаской. Точно боится заразиться. Но ведь она не в чумном бараке. Откуда же это чувство, похожее на боязнь подцепить заразу в инфекционной клинике? Хотя разум утверждает однозначно, что сумасшествием заразиться невозможно, подсознание точит червь сомнения. Не Антон ли Палыч Чехов своей «Палатой № 6» привил его русскому сознанию? А простой народ всегда сторонился умалишенных и убогих. Пелагея Ниловна Власова, детище великого пролетарского писателя, их очень боялась, а еще рыжих людей…
Дверь открылась, и двое охранников ввели бледного светловолосого человека, проследили, чтобы он глубоко сел в кресло. Один указал Татьяне на часы, другой – на тревожную кнопку. Затем они молча удалились.
