Текст книги "Дальний берег Нила"

Автор книги: Дмитрий Вересов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава шестая
Парижские тайны
(1983–1984)

Как и предвидела мадам Нонпарель, студентов, желающих заниматься русским языком, набралось много, человек десять; однако включить этот предмет в основное расписание Аш-Э-Се представлялось возможным лишь со следующего учебного года, поэтому Нилу было пока предложено раз в неделю проводить ознакомительные «русские» семинары в рамках общего курса «Мировая цивилизация» и параллельно готовить программу полноценного академического курса. Мадам Нонпарель долго оправдывалась, ссылаясь на трудности с финансированием, а потом предложила за каждое занятие сумму, которая в пересчете на рубли даже по официальному курсу несколько превышала прежнее его месячное ассистентское жалование. Конечно, по здешним меркам это было не бог весть что, но самолюбие все же тешило и позволяло не чувствовать себя совсем уж нахлебником, сидящим на шее Сесиль.

Группа оказалась на редкость пестрая – долговязая голландка, японец, две сестры-индианки в голубых сари, парочка панков, он и она, в черной коже и зеленых «ирокезах». Общим числом тринадцать: четыре парня и девять девушек, причем ни одной сколько-нибудь симпатичной. Приняли нового преподавателя с настороженным любопытством; его суховатую сдержанность, за которой он прятал вполне объяснимые волнение и робость, студенты, видимо, посчитали за особую строгость, они как-то подозрительно тихо себя вели, не старались выделиться, не задавали лишних вопросов.

Посмотрев список студентов, Нил нашел одну русскую фамилию. Даже загорелся сам вычислить, кто же из них «наш». Но к концу лекции понял, что угадать не получилось. Уже спускаясь по лестнице вниз, он обогнул невысокого парня, который явно никуда не спешил и устроил беседу с длинноногой брюнеткой прямо посредине лестницы. Нил еще на занятии успел отметить малопривлекательную внешность молодого человека, однако дева явно кокетничала с ним.

За спиной раздался приятный голос:

– До свидания, Нил Романович!

«Русский!» Нил обрадованно повернулся на голос.

Маленький, очень на первый взгляд некрасивый человек как-то не по-студенчески смело смотрел на Нила. Кивком попрощавшись с брюнеткой, студент подошел к нему, заговорил непринужденно. В голосе угадывался легкий акцент, но речь была удивительно чистой.

– Нил Романович, вы давно из России? Я слышал, там происходят интереснейшие вещи. Расскажите, что нового, а то здесь информация довольно односторонняя.

Они вышли из корпуса, и у незнакомца явно не было желания прекращать разговор.

– Если вы не против, может, выпьем по чашечке кофе?

Нил посмотрел на часы.

– Увы, не смогу составить вам компанию, не хотелось бы пропустить школьный автобус до станции.

– О, зачем же тратить свои кровные франки на электричку? Позвольте подбросить вас до города.

– Боюсь, это будет не вполне удобно…

– Решительно никаких неудобств, Нил Романович. С добрым попутчиком и дорога короче. А кофе мы выпьем в «Ротонде», это по пути, я живу всего в паре кварталов от исторического перекрестка Вавен.

– Вавен? – переспросил Нил.

– Мекка русских «монпарно». Мария Васильева, Поплавский, Эллочка Коган…

– Эллочка Коган?

– Ну да, она же Эльза Триоле… Нет, Нил Романович, теперь я убежден – эта экскурсия вам жизненно необходима… Кстати, я Анатоль.

Он протянул Нилу руку. Ничего не оставалось, как пожать ее.

– Вы, должно быть, и есть тот самый «А. Фомин» из списка.

Анатоль рассмеялся.

– О нет, А. Фомин – это Анетт, та серенькая крыска за первой партой. Чистокровная, кстати говоря, бретонка, так что русское звучание фамилии – всего лишь ономастический казус… А ваш покорный слуга значится в списке как «А. Петипа».

– Петипа? Потомок легендарного Мариуса?

– Отнюдь. Просто в свое время мой прадедушка переиначил фамилию Пятипалов. Так привычней для французского уха, к тому же все Пятипаловы издавна были завзятыми балетоманами…

Так за разговорами они дошли до стоянки, уселись в ярко-красный двухместный «корвет» и понеслись по автостраде на север. Головокружительную скорость Петипа сбросил, лишь перевалив за Периферик – окружную дорогу вокруг Парижа.

За сорокаминутное путешествие у Нила была великолепная возможность приглядеться к собеседнику. Никто не рискнул бы назвать Анатоля красавцем – нос-сарделька, глаза непонятного цвета, маленькие, глубоко сидящие; неестественно, по-женски припухлый рот. Одно плечо выше другого, под брюками угадываются кривые короткие ноги. При этом раскованная, порой почти развязная манера общения. Это неприятно царапнуло Нила с первой минуты знакомства, и, чем дальше, тем больше нарастало скрытое раздражение, лишь подогреваемое тем, что с каждой минутой общения он все сильнее подпадал под флюиды обаяния своего визави. Тот был так говорлив, умен, остроумен…

В «Ротонде» Анатоль был завсегдатаем. То и дело с ним кто-то здоровался, кто-то звал к себе, официантки мило улыбались ему, да что официантки, женская часть публики явно оживилась после их прихода. Нилу стало немного обидно, что только из-за нового спутника на его долю тоже досталось улыбок и внимания.

– Это мои друзья нас угощают, поверьте, вино здесь, право, недурное.

Он разлил по стаканам и без тоста пригубил первый. Нил последовал его примеру. Вино оказалось действительно неплохим.

– Так как там, на моей этнической родине?

В какой-то момент Нил поймал себя на мысли, что этот человек и есть связной, с которым ему предстояло выполнять те растреклятые задания, на которые его подписали в России. Внимательнее присматриваясь к собеседнику, Нил все больше убеждался в своих подозрениях. Анатоль, казалось, напротив, совершенно не замечал напряженного состояния Нила. Вино расслабило его, и он стал еще разговорчивее:

– Вам уже, наверное, показали главные достопримечательности? Ну, музеи, башенку Эйфеля и прочую обязательную программу?

– Да, я кое-что успел посмотреть, но я больше люблю в одиночестве знакомиться с сокровищами культуры и искусства. Чужое мнение как бы отвлекает меня, мешает сосредоточиться. Пока на это нет времени, да и спешить некуда. Со временем я наверстаю упущенное.

Нил никак не мог преодолеть барьер неприязни к молодому человеку, поэтому тон, каким он старался поддерживать беседу, получался официально-вежливым. Но Анатоля это ничуть не смущало, он совершенно не обращал на это внимания.

– Нет, вы не понимаете, с чего надо изучать этот город! Здесь все декорации истории, вам быстро наскучит балаган, в который превратилось так называемое сердце Европы!

«Наверное, придется на все соглашаться», – мелькнуло в голове предчувствие заведомого продолжения. Пароль, который Нил с тревогой ожидал, до сих пор так и не был произнесен. Значит, позднее, может быть, здесь нельзя… Или все-таки ошибка? Какие-то пошлые получаются шпионские страсти. Ну до чего же жизнь похожа на прочитанные в электричках детективы…

– О! Анатоль! Как делишки? Тебя вчера искала Софи, у нее опять проблемы. Это твой приятель? Может, познакомишь?

– Нет, милая, это наш новый преподаватель из России.

– Нил, – чтобы только досадить Анатолю, явно не желающему знакомить его с красоткой, которую он, кажется, видел в кампусе Аш-Э-Се, представился девушке Нил.

– Роза, такой есть цветок. А в России растут розы? О! Я просто обожаю русских. Они такие таинственные и непредсказуемые, а меня это очень возбуждает. С одним у меня даже случился оргазм, правда, он потом куда-то делся – нет, не оргазм, а он сам. С русскими так почти всегда бывает – то они есть, а то раз – и куда-то делись. Вы угостите меня вином?

– Малышка, давай в другой раз, – с какими-то особыми интонациями Анатоль спроваживал девушку.

– Ну ладно, до вечера! Приходи вместе со своим учителем, у нас будет весело. Вы придете? Так интересно послушать о вашей стране… вы такой интересный мужчина! Буду ждать. Пока.

– Это тоже наша студентка? – поинтересовался Нил.

Анатоль заразительно и громко рассмеялся.

– Нет, она скорее уже давно профессор, правда, по специальности древнейшей… Вы зря не думайте, среди них много хороших девчонок, только наркотики их портят, вернее, убивают, мне жаль их. В их судьбах, в основном, печальную роль всегда играют мужчины… Пойдемте, пройдемся, я покажу вам настоящий Париж. Надеюсь, вы не спешите?

– Пожалуй, можно пройтись. – Нил почему-то чувствовал себя гораздо младше Анатоля, хотя был лет на пять старше. Этот странный человек стал интересен Нилу помимо его воли…

– Надо бы посидеть где-нибудь. – Нил вдруг понял, что ног под собой не чует.

– А мы уже пришли, и сидеть вы будете комфортно, это я вам обещаю.

Анатоль тронул Нила за рукав и повернул его к двери. Они вошли, и тогда Нил понял, что оказался в театре, только со служебного входа. Они прошли в зал, и Петипа по-хозяйски устроился во втором ряду. Нил сел рядом и немало удивился, что действие в полном разгаре. Пьеса поначалу заинтересовала его, но в какой-то момент он понял, что больше смотрит не на сцену, а на Петипа. Никогда в жизни Нил не видел такого театрала. Петипа жил в каждом персонаже, всем организмом чувствовал игру актеров. В одно мгновение он превратился в мальчика на новогодней елке в ленинградском доме культуры. То закрывал лицо руками, опускал голову, то от души смеялся, сжимал кулаки и плакал, не скрывая слез. Анатоль был там, на сцене, с героями пьесы, с актерами, которые выкладывались и у которых в этот вечер не все получалось. Он был одно целое с искусством, и в эти мгновения его ничто другое не волновало. Нил увидел совершенно другого человека, и этот новый Петипа стал в один вечер для него родным. Он увидел в нем то, что никак не мог позволить себе всю жизнь, – полную свободу чувства, именно свободу, без игры на обстоятельства и общество. Петипа был живой и жизнью своей, не понимая того, заражал всех, кто был рядом с ним.

Потом, после спектакля за кулисами пили много вина; Анатоль спорил, хвалил и молчал, и его молчание как-то по-особому слушали актеры. Он был душой театра, его камертоном. Нил почувствовал, что гордится дружбой с этим некрасивым, но бесконечно дорогим ему человеком.

«Я покажу ему Россию, наши театры. Когда-нибудь надо обязательно поехать с Анатолем в Ленинград. Представляю его восторг. Я обязательно сделаю это», – мечтал Нил, возвращаясь домой по ночному Парижу.

– Нил, я же купила тебе обручальное кольцо! В России даже такого простого предмета, жизненно важного для человека, невозможно найти. Помнишь, нам еще хотели подсунуть для тебя как бы золотое, но во всем мире такой пробы-то не бывает, у нас такое и клошар нашел бы да выкинул, а русские радуются, как индейцы зеркальцам, вот смех-то! Оно от Картье, с Вандомской площади. Давай-ка я тебя окольцую, как орнитолог птичку, иди ко мне.

Сесиль вынула из бархатной коробочки и попыталась надеть кольцо на безымянный палец левой руки Нила, но оно неловко выскользнуло из рук и упало на ковер.

«Плохая примета», – подумал Нил.

– Ну как ты держишь руку! Все из-за тебя, как всегда! – зудела жена.

Он сам поднял кольцо и попытался окольцеваться самостоятельно, но оно упорно не поддавалось, не проходя через средний сустав фаланги. Сесиль была близка к истерике – состоянию, в последнее время привычному в ее общении с мужем.

– Не переживай, дорогая, я попробую на другой палец.

– Ты сошел с ума! Это же обручальное, на другом ты его носить не будешь ни за что. Ты специально не желаешь его надеть, я знаю, ты не любишь меня, мы даже ни разу не спали вместе со времени твоего приезда! Ты целуешь меня, только когда это необходимо по протоколу, чтобы другие поверили, что у нас все нормально. Зачем, зачем ты женился на мне? Чтобы только выехать из России, где, конечно же, нормальный человек жить не должен, но не за счет же моей судьбы. Если я тебе не нужна, пожалуйста, я дам тебе развод, у меня прекрасный адвокат, только я не позволю тебе играть мною! Ты приехал на все готовое, твоего тут ничего нет, если бы не я, ты бы до сих пор пил ваше помойное вино на грязных кухнях со своими замеча-а-ательными дружками, у которых, кроме грязных брюк и книжек, ничего нет и не будет никогда, потому что они все ничтожества, пьяницы и бездельники! Носятся со своей глупой гордостью, а чем гордиться-то! На вашем месте я бы только и делала, что учила бы иностранные языки, для конспирации перед цивилизованным человечеством, может, кто и не заметит, что из России!

Нил ударил ее сильнее, чем хотел. Она отлетела на середину комнаты и, потеряв равновесие, рухнула на приставленный к туалету пуф, головой влетев в зеркальный столик. На ее искусственно отбеленных и мелко завитых кудряшках мгновенно появилась кровь, которая тут же залила лицо. Несколько секунд Нил стоял, не предпринимая ничего. Предательское чувство радости от сделанного не давало сдвинуться с места. Нил, не отрываясь, смотрел на безжизненное тело и красное пятно. Током прошила мысль: «Я же убил ее, это невозможно!»

Он бережно положил Сесиль на диван, постоянно повторяя: «Господи, не умирай, дорогая, не надо, я не хотел…» Салфеткой, содранной со столика, он начал стирать кровь, другой рукой пытаясь нащупать пульс. Она открыла глаза так внезапно, что Нил вскрикнул от неожиданности.

Промыв рану и приложив стерильный пакет, уже переодетая в пеньюар Сесиль слабым, но достаточно внятным голосом отдавала распоряжения навсегда провинившемуся супругу:

– И замочи салфетку в холодной воде! Как ты вообще догадался ее взять, это наша фамильная скатерть, ты никогда не думаешь вперед… Да, позвони доктору Вальме, пусть зайдет и сделает противостолбнячный укол. Телефон в общей записной книжке. Да, и принеси мне зеркало, как я теперь покажусь на работе? Наверное, надо наложить швы.

– Дай я посмотрю, я немного понимаю в медицине.

Рана была небольшая, но Нила передернуло: еще чуть-чуть ниже, и случилось бы непоправимое…

Сесиль залилась совсем непритворными слезами.

– Как ты мог, как ты мог, меня никто никогда не трогал и пальцем!

– Прости, я не трону тебя больше, но прошу тебя: никогда, слышишь, никогда не говори о моих друзьях ничего подобного.

Сесиль внимательно взглянула на него, и ей стало страшно. Чужой, совершенно новый человек стоял рядом с ней.

Да, убийство никак не входило в планы Нила, но за суетой выполнения заданий больной супруги он понял впервые в жизни, что убить человека очень просто, и с Федором Михайловичем можно было бы поспорить…

Звонок прервал все неконструктивные мысли.

Доктор долго возился, сделал уколы, наложил повязку, потом на кухне, выпивая традиционный стаканчик и хитро поглядывая на Нила, сказал:

– Всегда удивлялся, как женщины ходят на высоких каблуках, это так опасно, а Сесиль вечно торопится куда-то, она и в детстве частенько неудачно падала. Вам надо быть повнимательнее с ней, больше гуляйте на воздухе. Вам, мсье Нил, хорошо бы тоже отдохнуть, вы нелучшим образом выглядите. Будут проблемы, заходите.

Он протянул Нилу карточку с адресом.

– Спасибо, непременно, и вообще спасибо за все.

Закрыв дверь, Нил вернулся на кухню и налил себе изрядную порцию виски. Потом достал еще один стакан и поднос.

– Сесиль, выпей немного, тебе сразу станет легче, все будет хорошо. – Нил принес виски в двух стаканах, налитых по русской мерке, до краев. – Доктор сказал, что это все пустяки и быстро заживет, так что не переживай.

– Да, для тебя все пустяки… – начала опять жена, но Нил не выдержал бы продолжения мыльной оперы.

– Мы не будем больше ссориться, вот смотри.

Нил протянул жене левую руку, на безымянном пальце которой блестело золото…

Работа в Аш-Э-Се не приносила никакой радости. С преподавателями Нил держался корректно, но дружеских отношений устанавливать не захотел. Ожидание встречи со связным окончательно измотало нервную систему. Прошло больше трех месяцев после приезда, но все подозреваемые Нила так и не проявили себя. Доходило порой до того, что Нил был на грани открытого вступления в соответствующий разговор, но в последнюю минуту брал себя в руки. Такие приступы случались обычно в состоянии подпития, ставшем почти нормой. Порой Нил действительно сильно напивался, порой умело притворялся. Сразу по приезду он понял, что с женой быть не в силах, и пьянство стало идеальной отмазкой от исполнения супружеского долга…

– Нил! Нил! Иди скорее, у меня для тебя сюрприз! – возбужденным голосом звала Сесиль.

Нил вошел в гостиную, и жена тут же бросилась ему на шею.

– Как ты угадал! Мне очень понравился твой подарок, ты по своей рассеянности уже и забыл. Я нашла подходящую раму, просто прелестная вещь, я же обожаю лошадей! Какой ты милый!

Со стены на него смотрел портрет Тани Захаржевской в тонкой золотистой раме.

– Да, ты молодец, хорошая рамка, – растерянно пробурчал Нил. – По этому поводу можно немного вина.

Это единственное, что пришло ему в голову, чтобы как-то прийти в себя.

– Когда это прекратится?! – услышал он за спиной и как-то воровато быстро успел опрокинуть долгожданную порцию. – Ты же сказал вина, а виски – это совсем другой напиток! Я не могу больше терпеть твое пьянство, ты же превращаешься в алкоголика! Завтра же мы идем к доктору, или я вызову папу, может, хоть он на тебя повлияет.

– Не надо, я схожу, но только один, без тебя.

– Учти, я проверю, только попробуй обмануть, я тогда засуну тебя в лечебницу!

Перспектива попасть в дурдом, пусть и французский, его мало обрадовала, а зная принципиальный характер супруги, на следующий день Нил поплелся к Вальме.

Доктор встретил его любезно, с профессиональной заботой на челе. Кабинет мало напоминал медицинское учреждение. Стильная мягкая мебель, дорогой ковер и живопись в старинных рамах – скорее, хорошая гостиная, но никак не приемная лекаря.

– Что-нибудь с Сесиль? Как она себя чувствует?

– С Сесиль все хорошо, наверное, даже следа не останется. Она просила меня зайти к вам проконсультироваться, хотя я считаю это лишним, я бы и сам справился…

Нил как-то по-школьному стушевался под внимательным взглядом доктора.

– Не волнуйтесь, и не надо ничего объяснять, ваша жена звонила мне, и я понимаю вашу проблему. Сколько вы поглощаете в день алкоголя?

– Да когда как… Честно говоря, не всегда удается вести учет выпитому. Первую бутылку помню хорошо, а вот дальше…

– Вы сказали – первую бутылку. Вина?

– Водки, доктор. Иногда виски, кальвадоса или киршвассера, но чаще – русской водки. Привычней.

– Боже мой, водки! Целую бутылку русской водки!

– Как правило, за ней следует вторая…

– Да-а… С другой стороны, по всем внешним показателям вы не похожи на записного алкоголика, здесь, думается, причина не столько органическая, сколько психологическая. Адаптация, знаете ли, акклиматизация… Полагаю, совместными усилиями мы с вами преодолеем кризис. Семейный доктор, знаете ли, в первую очередь должен быть неплохим психотерапевтом, собственно, это и есть моя специализация согласно диплому, а депрессионные состояния – это мой конек. Болезнь двадцатого века, если хотите знать мое мнение, а ведь многие и не подозревают, что она подлежит лечению. Попробуйте, и вы потом мне скажете спасибо… Я могу быть вам полезен и по второму вопросу, хотя, я смотрю, вы и не думаете обсуждать его. Ваша жена меня просила поговорить о сексуальной проблеме. В России, Сесиль сказала, трудностей у вас с этим не было. А сейчас у вас есть жалобы? Я постараюсь помочь вам. Конечно, связь с принятием алкоголя я не исключаю, но в вашем возрасте и чтобы такое влияние на потенцию… Думаю, здесь все та же причина, трудности адаптационного периода. Вам надо всего лишь снять накопившееся напряжение… Если желаете, я проведу обследование; Сесиль – молодая и здоровая женщина, отсутствие нормальной жизни с мужем может очень сильно сказаться на ее здоровье…

– Нет-нет, не надо никакого обследования… Я тоже думаю, что это связано с медленной адаптацией, со временем все придет в норму.

– Вам может помочь… как это сказать… переходной вариант. У меня есть кое-какие знакомства с женщинами, они же и мои пациентки… все останется в строжайшей тайне, не беспокойтесь. Я дам вам телефон, позвоните и скажите, что Вальме передает привет, больше ничего не надо. И не бойтесь, даже люди из высшего общества частенько прибегают к подобному лекарству и, поверьте, прекрасно живут с женами до старости. – Вальме быстро набросал телефон и протянул Нилу.

Да, на родине такое лечение не придумал бы ни один врач…

Нил решил не вступать в полемику по поводу столь странного рецепта, но для успокоения все-таки на прощание сказал, что едва ли воспользуется предложенным методом.

– Заходите, всегда рад быть полезным вам и Сесиль. – Доктор пожал руку, и Нил понял, что его мнения особо и не спрашивали, аудиенция закончилась.

Нил вышел на улицу с тревожным чувством, и первая мысль, конечно же, была пропустить стаканчик. Записка с телефоном вместе с пачкой сигарет очутилась на столике, и Нил невольно прочитал: «Ира». Ниже стоял восьмизначный парижский номер.

Подумать только – Ира! Вот уж не рассчитывал он на русскую проститутку нарваться в Париже, была бы француженка – другое дело, а то Ира… Совсем неинтересно, но не идти же обратно, чтобы поменяли, уж и вовсе смешно. Да и не собирается он звонить никому. Но, уходя, засунул записку обратно в карман.

Однако не прошло и недели – и Нил старательно перерывал свои рубашки и брюки в поисках «лечебного» телефона. Сесиль уехала на выходные в Нормандию. На целых два дня. Пьянящее чувство свободы вдохновляло Нила на подвиги.

Записка превратилась в скомканный комочек. Нилу пришлось расшифровывать почти стертые цифры. Руки вспотели, пока он набирал номер.

Трубку долго никто не брал, и Нил хотел было вернуть ее на рычаг, как услышал на том конце голос:

– Ира слушает.

Нил почему-то сразу перешел на русский, почему-то он не сомневался, что говорит с соотечественницей. После необходимого привета от доктора Нил замялся, не зная, как перейти к сути, но этого и не потребовалось. Девушка сама взяла инициативу в свои руки. Она не переспросила его, значит, все-таки понимала по-русски, хотя сама на русский так и не перешла.

– Если вы сегодня свободны, то я буду вас ждать в восемь часов у фонтана на Сан-Сюльпис. Знаете, где это?

– Да. Как я вас узнаю?

– На мне будет черный шарф.

Нил готовился прямо как на свидание. Отгладил брюки, до блеска надраил ботинки, тщательно почистил зубы. Туалетная вода, подаренная Сесиль, на этот раз не вызвала у него обычного отвращения. В последний момент он сообразил, что в доме напрочь отсутствуют презервативы. В целях конспирации он решил не покупать их в угловой аптеке мсье Нунгулу, а спустился в метро, по прямой доехал до бульвара Сен-Дени, где и обзавелся пакетиком резинок, благо в этом веселом квартале они продавались в каждом секс-шопе. Отбиваясь от назойливых жриц любви, навязчивых зазывал и настырных сутенеров, Нил снова нырнул в метро и по той же ветке без приключений доехал до площади Сан-Сюльпис.

В ярком свете ртутных фонарей он сразу узнал ее. Высокая, стройная, в длинном черном пальто, в черном шарфе, повязанном поверх пышных распущенных черных волос, она деловито шагнула из-за угла и, не посмотрев в сторону фонтана, возле которого томился на скамейке Нил, стала подниматься по ступенькам собора.

– Ира! – привстав, окликнул ее Нил.

Она резко повернулась и остановилась, не сделав ни шага навстречу, словно уступая ему всю инициативу по сближению.

Он ускорил шаг и через несколько секунд стоял рядом с ней на ступенях.

– Ира… – чуть задыхаясь, проговорил он. – Я…

Она подняла руку, и Нил замолчал.

– Мы, кажется, договаривались ровно на восемь. Сейчас без четверти. У меня есть пятнадцать минут. Ждите здесь.

Она толкнула высокую резную дверь и исчезла за ней.

Нил постоял, выкурил сигарету, вздохнул, посмотрел на часы.

Потом тоже вошел в храм…

Изнутри собор Сан-Сюльпис казался еще больше, чем снаружи. Лишь по периферии вокруг нефа лепились маленькие, невысокие ниши, каждая со своим алтарем, со своими плитами и надгробиями, со своими статуэтками и барочной живописью, замещающей в здешних церквах иконы. Нил, человек совершенно невоцерковленный, не знал, как они, эти ниши, называются, – в голове вертелись какие-то «притворы» и еще почему-то «базилики».

Чувствуя себя полным идиотом, Нил подошел к огромному ларю в центре зала, взял свечу, бросил в щелочку для монет положенные десять франков.

Ему некстати вспомнились две комсомольские дуры из курсового бюро, тайком бегавшие на Смоленское кладбище писать записочки Ксении Блаженной. «Ксюшенька, помоги спихнуть диамат!.. Ксюшенька, сделай так, чтобы Петров на меня посмотрел…»

Ксюшенька, помоги мне…

Он зажег свечу зажигалкой, медленно двинулся вдоль ниш.

Ксюшенька, помоги мне…

Поставил свечу рядом с другими, прямо, крепко вжав в углубление.

Ксюшенька… или кто там еще… дай мне увидеть Лиз!

Он поднял голову и тут же увидел Иру.

Она сидела в первом ряду выставленных, словно в кинотеатре, стульчиков перед пустой белой стеной. Голова ее была опущена, руки молитвенно сложены, губы что-то шептали.

Взгляд его пополз вверх по белой стене.

И остановился.

Наверху, почти под самыми сводами он увидел деревянный барельеф.

Держа в руках младенца и попирая босой ногой голову змея, стояла на огромном яблоке Лиз.

Она чуть заметно улыбалась ему.

Только, конечно, это была не Лиз, а Дева Мария.

Но это уже не имело значения.

Быстрым шагом он вышел из храма…

Сжав ладонями виски, Нил сидел на чугунной скамейке сквера Сан-Сюльпис и даже не слышал шума фонтанных струй. Тем более не заметил, как к нему приблизилась рослая молодая женщина в черном шарфе, повязанном на голове.

– Извини, – с улыбкой сказала Ира, развязывая шарф. – Я потеряла счет времени.

Нил сосредоточенно оглядел ее. Он не понимал, что это за женщина и зачем она нужна ему.

– Пойдем же скорее.

– Куда?

– Как это – куда? Для начала в кабачок на Шерш-Миди. Это рядом.

– Зачем?

– О, боже!.. Или это не ты звонил мне сегодня.

– Сегодня… Да, это я звонил. Пойдем, конечно.

– Ах, какой ты странный…

Ее высокие каблуки зацокали по булыжникам сквера.

«И все же она едва ли русская, – думал Нил, на шаг отстав от нее. – Идти в церковь перед тем, как предаться разврату за деньги. Такая поза, такая многозначительная банальность в истинно французском духе… Зря я пошел все-таки…»

В кабаке было шумновато и накурено. За угловым столиком резались в карты какие-то небритые, но при галстуках личности, у окна резался сам с собой в китайский бильярд долговязый обдолбанный сопляк. Звероподобный бармен с полотенцем через плечо лениво разливал по микроскопическим рюмочкам пастис. Увидев Иру, он страшно улыбнулся, показав неровный ряд черных зубов.

– О, Ира, салют! Дела идут, как я погляжу, опять с клиентом… Как всегда?

– Как всегда…

Они сели за свободный столик, и почти сразу перед ними возникли два высоких бокала с жидкостью цвета разведенной марганцовки.

– Кир, – пояснила Ира. – Белое вино с черносмородиновым сиропом.

– Я знаю, что такое кир, – без восторга ответил Нил, повертел в руках бокал, закурил и принялся, не таясь, изучать сегодняшнюю свою спутницу.

Девушка действительно мало походила на русскую, скорее, в крупных чертах лица проступало что-то восточное. Фигура ее была безупречна, а волосы черной копной доставали почти до талии. Длинные волосы всегда нравились Нилу.

– Ира… какое странное имя, – задумчиво проговорил он. – По латыни оно означает «гнев». Ты гневлива?

Она отставила бокал и расхохоталась ему в лицо.

– Да ладно, можешь звать меня Ириша. А как тебя величают?

Ее внезапный переход на русский застиг Нила врасплох. Он хотел соврать, но быстро не получилось.

– Нил Романович.

– Ну зачем же так официально, это ты в России Романович, а я тебя буду звать без Романовича, если не против… Что-то ты не пьешь, за встречу полагается выпить. Или предпочитаешь водку?

– Не сейчас.

Второй, а затем и третий бокал кира сняли напряжение, и с каждой минутой Ириша казалась Нилу все более привлекательной, даже чересчур накрашенное лицо уже не выглядело вульгарным.

– Мы так и будем тут сидеть весь вечер? Кажется, у нас другая культурная программа. Пошли.

Ира встала, Нил чуть-чуть замешкался, но потом как-то резко вскочил. Стул с грохотом повалился, чем привлек внимание скучающей публики. Не подняв его, Нил выскочил за Ирой на бульвар, где она уже ловила такси.

Квартирка на Коммерс была кукольно-маленькой, правда, имелась ванная, зато кухни не было вообще. Кровать занимала почти все пространство комнаты, так что к маленькому окну можно было с трудом пробраться. Большое зеркало немного скрашивало ощущение тесноты, но в нем отражалась вся комната, и Нил показался сам себе слишком большим.

– Пожалуй, скотч, – выбрал Нил из предложенных напитков.

– А я, если не против, еще кира кирну, не люблю мешать, а то у меня голова утром болит. – Ира внесла поднос и поставила его на кровать, которая выполняла также функции стола.

Вино, музыка и полумрак начали, как обычно, способствовать организации процесса.

– Да, я не спросила, ты на время или на ночь? – очень буднично спросила она.

– Как получится, – отозвался Нил.

Он совершенно успокоился, нервное напряжение спало как-то само собой.

– Тебе при свете больше нравится или как?

– Выключи. – Свет из окна напротив все равно освещал комнату через тонкие занавески.

Немного озадачил наряд на девушке. Нил не представлял, как подступиться к раздеванию. Он много раз в журналах видел красоток в ярких купальниках и даже вспомнил, что это называется боди, но вот как это боди побыстрее ликвидировать, не приходило в голову. Свое неведение он скрыл хищной, как ему казалось, усмешкой.

– Сама. – Он развалился на кровати.

Прелюдия разворачивалась стремительно, казалось, что она просто нажимает на только ей известные кнопочки на его теле – и тело послушно выполняет все ее приказы.

Дальше началось такое, что Нил только успевал тонкой шелковой простынкой вытирать пот. Ира, казалось, была искренней в чувствах и даже нежной, но чего-то все равно не хватало.

– Почему ты меня ни разу не поцеловала? – дошло до Нила.

– Я никогда никого не целую – это мое правило, разве тебе плохо со мной?

– Классно! Ты любой француженке дашь сто очков вперед!

Нил уже курил, а Ира, по-домашнему свернувшись калачиком, лежала рядом.

– Ты давно в Париже? Как ты попала сюда? И вообще родом-то ты откуда?

Нил почувствовал какую-то внезапную острую жалость к этой женщине.

– Ты пришел взять у меня интервью или заниматься сексом? Учти, я на интервью не давала согласия.

Ирина наездницей вскочила на Нила… Вопросы задавать было некогда.

Нил проснулся и не сразу понял, где он. Еще было темно, а свет из противоположного окна уже не горел. Она спала беспокойно, Нил только угадывал ее лицо. Вдруг она заговорила. Нил переспросил, не разобрав слов, – и, не получив ответа, понял, что девушка говорит во сне. Прошло еще немного времени, и он услышал: