355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Политов » Небо в огне. Штурмовик из будущего » Текст книги (страница 1)
Небо в огне. Штурмовик из будущего
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 01:38

Текст книги "Небо в огне. Штурмовик из будущего"


Автор книги: Дмитрий Политов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Дмитрий Политов
Небо в огне. Штурмовик из будущего

– Дивайн, подойдите к нему поближе.

– Есть!

Штурмовик с имперскими эмблемами нехотя качнул крыльями и опустил нос. Ведомый, идущий чуть выше и позади него, повторил маневр. Пилоту совершенно не хотелось снижаться и пролетать непосредственно над громадной тушей неизвестного корабля, лежащей на горном плато. Веяло от него чем-то чужим, недобрым.

Но ослушаться прямого приказа Грац, разумеется, не мог. Поэтому отдал от себя штурвал и устремился вниз. Попутно он сканировал всеми доступными средствами чужака – сейчас не оставалось никаких сомнений, что дело обстоит именно так. Ну не делали ни в Империи, ни у мантисов никогда ничего подобного.

И если во время подготовки к вылету пары разведчиков штабные офицеры еще колебались, рылись вовсю в каталогах и пытались все-таки найти во флотских реестрах что-то похожее, то чуть позже, когда штурмовики начали транслировать вид найденного объекта с близкого расстояния, в обход странных помех, мешающих работе стационарной корабельной аппаратуры, командир авианосца отдал пилотам приказ действовать в режиме «Контакт». То есть быть готовыми к неожиданностям.

Поэтому, когда шишковатый нарост в верхней части найденыша вдруг распался на три части, выпустил в воздух стаю тонких, похожих на иглы, но горящих синюшно-черным пламенем предметов, устремившихся с завидной прытью к машинам разведчиков, Дивайн, не колеблясь ни секунды, бросил штурмовик в противоракетный маневр и одновременно нажал на пушечные гашетки.

А потом перед ним вспыхнуло жемчужное сияние, которое в один миг поглотило, накрыло с головой и лишило сознания…

* * *

– Старшина, а он вообще живой?

Голос пробился в сознание Граца сквозь толщу беспамятства. И одновременно с этим стало больно. Очень больно!

– Гляди, стонет! Очухался, видать. Эй, санинструктора сюда!

Даже невзирая на то, что внутри горела огнем буквально каждая клеточка, Грац все равно не мог не обратить внимания на то, как странно говорят люди возле него. Язык точно имперский, но с каким-то чудным акцентом. Да и загадочный «санинструктор» – что бы это могло значить?

Прохладная повязка легла на лоб, и парень снова застонал. Правда, на этот раз от наслаждения – так хорошо стало. Он попытался открыть глаза, но смог это сделать лишь после нескольких неудачных попыток.

– О, глаза открыл, – с удовлетворением констатировал уже знакомый голос. Но теперь Грац мог разглядеть и самого говорившего. Мужчина, склонившийся над ним, выглядел словно разбойник с большой дороги: небритый, заросший, в обтерханной одежде непривычного покроя – судя по ряду признаков, отдаленно смахивающей на военную. По крайней мере, на странной шапке присутствовал знак различия – звезда. Но привычные погоны отсутствовали.

Затем в поле зрения появились еще двое мужчин. Выглядели они примерно так же, как и первый, но у одного на рукаве имелась грязная повязка, бывшая когда-то белой, с красным крестом. Вокруг шумел осенний лес, с серого низкого неба сыпал мелкий противный дождик. Было зябко. Грац лежал на подстилке из лапника, укрытый одежкой из колючего сукна, под импровизированным пологом из защитного цвета ткани, растянутой между деревьями.

– Слышь, паря, – обратился к нему первый из незнакомцев, – ты русский?

Русский? В памяти что-то заворочалось. Но со скрипом, будто несмазанные шестеренки в запущенном нерадивым хозяином механизме из древних времен. Видел он однажды в музее подобное чудовище – содрогнулся от одной только мысли, как тяжко, должно быть, приходилось тому, кто его обслуживал. Тьфу, лезет в голову всякая чушь! Да, о чем это он? Ах, да, его спрашивают, русский ли он.

Грац попытался ответить, но губы слушались плохо – получалось какое-то невнятное мычание.

– Погоди, старшина, допрос устраивать, – вмешался мужчина с повязкой. – Надо его напоить – видишь, у него во рту пересохло.

Он отцепил от пояса металлическую бутылку овальной формы, свинтил с нее крышку – чудная конструкция! – и поднес к губам Граца. Хорошо! В жизни не пил ничего подобного. Живительная влага словно омыла его изнутри, прогоняя боль.

– Спа… спаси… спасибо! – вытолкнул Грац слова благодарности, вдоволь напившись. И искренне порадовался тому, что снова может говорить.

– О, наш! – обрадовался тот, кого называли старшиной. – Выходит, не ошиблись мы и правильно тебя вытащили, паря. Ты ведь летчик, так?

Опять странный термин. Смысл понятен, но кто же так называет пилотов?

– Пилот.

– Ну да, я и говорю. – Старшина устало улыбнулся. Только сейчас экспат [1]1
  Экспат – от английского expat – эмигрант. В Империи так принято называть переселенцев из секторов мантисов – человекоподобных псевдоинсектов.


[Закрыть]
обратил внимание на то, что все окружавшие его люди здорово вымотаны и едва-едва стоят на ногах. Видимо, поэтому они так странно выглядят – у них попросту нет сил, чтобы привести себя в порядок. Но тогда непонятно, почему их командиры допустили, чтобы дело зашло так далеко? И вообще, где их офицеры? Старшина – это же не бог весть какой чин, почему он командует? – Мы видели, как тебя подбили. Решили подобраться поближе, пока немчура не очухалась, и сумели выдернуть из-под обломков. Самолет у тебя незнакомый – из новых?

Грац нахмурился. С каких пор его «Коготь» стал новым – серию этих машин в различных модификациях гонят с конвейера уже несколько лет.

– Да нет, обычный штурмовик. Их уже давно выпускают.

– Серьезно? Первый раз увидал, – сокрушенно признался старшина. Но тут же язвительно заметил: – Правда, мы вас – летунов – вообще редко видим. Почитай, чуть ли не в первый раз с начала войны так близко столкнуться довелось. Все где-то в вышине порхаете да на восток драпаете! – Он зло сплюнул на землю.

– Не заводись, Василич, – мужчина с повязкой глотнул из овальной емкости. – Что ты на парня накинулся – он-то не драпал – вон как колонну фрицевскую расчехвостил, любо-дорого посмотреть! Я такого месива с границы не видел, но там все больше нашего брата ихние самолеты гоняли. А здесь как-никак наша взяла!

– Твоя правда, Ефим, – согласился с ним старшина. – Слышь, пилот, тебя звать-то как? Документов твоих мы не нашли. И вообще, комбез, что на тебе надет был, выбросить пришлось – на нем места живого не осталось.

– Дива… – Усталость снова навалилась на Граца в самый неподходящий момент, придавив к земле, и он с трудом шевелил языком. – Диви…

– Дивин, что ли? – грубо спросил третий из мужчин, до сих пор молчавший.

Грац устало закрыл глаза. Короткий разговор вымотал его, парень окончательно выбился из сил.

– Гр-ррр-и… – попробовал назвать он свое имя, но так и не сумел. И последним, что услышал перед тем, как потерял сознание, было:

– Григорий, видать. Значит, так и запишем: Григорий Дивин – летчик-штурмовик.

* * *

– Эй, летун, иди поешь! – Старшина ловко снял с огня котелок, в котором что-то булькало, а вверх поднимался белесый парок.

– Не хочу, – угрюмо буркнул Грац.

– А вот это зря, парень, – спокойно сказал старшина. – Тебе сейчас сил нужно набираться. Нам ведь еще идти и идти, а повезет ли где-нибудь еще харчами разжиться – это большой вопрос.

– Правильно говорите, – особист, политрук Залыгин, появился, как обычно, бесшумно. Дивайн невольно вздрогнул, он никак не мог привыкнуть к такой манере поведения здешнего контрразведчика. Правда, стоит заметить, что и многие бойцы их разношерстного отряда тоже шарахались в сторону, когда особист вырастал рядом словно из-под земли. – А вы, сержант, перестаньте изображать из себя изнеженную барышню, ясно? Подумаешь, лицо, эка невидаль! Идет война, и потому о внешней красоте вспоминать будем после, когда немчуру с нашей земли вышвырнем. Доступно?

– Есть не вспоминать, – Грац опустил глаза. Спорить не хотелось. Ему вообще сейчас ничего не хотелось. Разве что в очередной раз пожалеть себя и посетовать на судьбу, что так безжалостно обошлась с ним.

Когда он очнулся в следующий раз после блиц-допроса, то обнаружил, что лежит на убогом транспортном средстве, медленно передвигающемся при помощи худющей лошаденки. Покопавшись в памяти, экспат неуверенно предположил, что вроде бы видел как-то нечто похожее в какой-то полузабытой постановке на историческую тему. Кажется, этот «экипаж» назывался телегой. Или телагой? Дивайн хотел спросить об этом нахохлившегося бойца, что правил лошадью, но в этот момент лицо стянула дикая боль. Нет, не так: БОЛЬ!!!

Дальше Грац помнил только, что не то заорал, то ли попытался заорать – детали ускользнули из памяти, – но опять потерял сознание. И пришел в себя лишь от прикосновения живительной и прохладной влаги к нестерпимо горящей коже.

– Потерпи, браток, – устало попросил полузнакомый голос. – Сейчас полегче станет. Ты извини, морфина у меня больше нету.

Экспат открыл глаза и увидел склонившегося над ним санинструктора. Тот аккуратно промокал лоб Дивайна тряпкой сомнительной свежести, пропитанной какой-то вонючей гадостью. Но самое главное, что, невзирая на запах, она реально помогала справиться с болью.

– Что со мной? – прохрипел Грац. В горле пересохло и говорить было тяжко. – Лицо жжет!

– Морду тебе зацепило, – чуть помедлив, ответил санинструктор. – Мы когда тебя из разбитого самолета вытянули, то я тебя кольнул, чем оставалось, а сейчас, увы, с лекарствами беда. Вот, приходится по старинке, методами народной медицины пользовать. Эх, мне бы хоть немного бинтов нормальных!

– Сильно зацепило? – Парень пропустил мимо ушей сетования медика и вычленил главное: он получил ранение. А еще его несколько напрягло упоминание о том, что санинструктор применил какой-то препарат – вдруг даст побочный эффект? И так уже сердце колотит, будто на гору взбежал.

– Прилично, – сокрушенно вздохнул боец. – Похоже, осколками посекло и вдобавок подпалило. Машина-то твоя горела. Да ты не дрейфь, летчик, до свадьбы заживет. Ты ведь не женат?

Дивайн, может, и поверил бы ему, но вот только в голосе санинструктора отчетливо сквозила неуверенность. А значит, все обстояло гораздо хуже, чем он пытался показать раненому. Хотел было пощупать лицо, но мгновенно схлопотал по рукам.

– Не лапай! Вдруг дрянь какую занесешь?

– А так все стерильно, что ли? Дождик вон с неба сыпет, разве кто фон мерил?

– Чего? – удивился боец. – Какой еще фон?

Экспат прикусил язык. Угораздило же его ляпнуть не подумавши!

– О чем речь? – Этого военного Грац уже видел. Он присутствовал во время беседы со старшиной, но по большей части молчал. Только фамилию уточнил в самом конце.

– Бредит, товарищ политрук, – доложил санинструктор. – Боится, что дождь ему повредить может.

– Понятно. Слушай, как тебя, – командир ухватился за борт телеги и пошел рядом, – Дивин? Ты из какой части? Звание, фамилия командира?

Хороший вопрос. Экспат даже про боль забыл. Вот что ему сейчас отвечать? Политрук, похоже, из контрразведки – вон как зыркает, словно в голову влезть желает. На родном авианосце особист внешне иначе выглядел, а повадки один в один, как у этого. Эх, времени бы побольше: осмотреться, с окружающими поговорить, информацию получить, выводы сделать. А то ведь сплошной туман. Дурацкое положение!

– Сержант, – медленно сказал Грац. – Сержант… Дивин. Пилот. Часть… – он постарался изобразить напряженную работу мысли, старательно наморщил лоб и тут же застонал от пронзительной боли – кожу мгновенно обожгло.

– Вы бы полегче с ним, товарищ политрук, – неожиданно пришел на выручку Дивайну санинструктор. – Он только-только одыбал, ему отдыхать нужно, сил набираться! Или вы его за диверсанта принимаете?

– Не твое дело! – грубо ответил особист. – Молчи громче. А с тобой, сержант, мы после договорим. – Он убрал руку с телеги и быстро зашагал вперед, не оглядываясь.

Боец проводил его долгим взглядом. Потом повернулся к Грацу и негромко шепнул:

– Ты лучше вспомни, кто ты есть. Чекист наш, Залыгин, въедливый, сил нет. Но ты не бойся, он мужик справедливый, лишнего не припишет. К тому же, все видели, как ты фрицев раздолбал. Считай, всех нас спас. А то, что злой, так, говорят, он при отступлении семью потерял, вот и горюет. Только вида не показывает – гордый!

– Я постараюсь, – осторожно ответил Дивайн. – Просто в башке перемешалось все и какими-то обрывками лезет.

– Это у тебя от удара, – предположил санинструктор, – или контузило. Врачу бы тебя показать. – Он безнадежно махнул рукой. – Ничего, отлежишься, может, в норму придешь.

– Если только немец нас раньше не прищучит, – вступил вдруг в разговор возница. Он лениво повернул голову и просительно улыбнулся: – Махоркой не богат?

– Какое там! – зло сплюнул санинструктор. – У самого давно без курева уши пухнут. А ты не каркай раньше времени. Даст бог, скоро к своим выйдем. Я слышал, что командиры недавно обсуждали, будто линия фронта уже недалеко. Говорят, разведку вперед послали, чтобы связь установить. Мы отсюда ударим, а наши нам навстречу.

– Это те, что утром умотали? – заинтересовался возница. – Хваткие ребята, я с одним из них в одной роте служил. – Он повеселел. – Спасибо за хорошие известия, землячок. А то мочи уже нет по этим лесам блукать. Н-но, пошла! – Мужик строго прикрикнул на лошадь, которая заметно сбавила ход и еле-еле переставляла ноги. – Тоже оголодала, скотинка, – пояснил он, словно извиняясь, – так-то она у меня справная.

– Ладно, пойду других раненых проверю, – санинструктор тяжело спрыгнул с телеги. – Поправляйся, сержант. Смотри, лицо только не трогай!

* * *

Первый раз встать без посторонней помощи Грац смог только через несколько дней. В принципе, за исключением изуродованного лица, он не получил больше никаких серьезных ранений. Так, несколько мелких ушибов и ссадин. Благодарность за это следовало адресовать конструкторам штурмовика, но только как это сделать – судя по всему, забросило Дивайна куда-то в медвежий угол галактики. Здесь даже не подозревали, что на просторах Вселенной раскинулась Империя, давно вобравшая в себя все известные человеческие миры. Понимание этого явилось для экспата шоком. Может быть, даже большим, чем полученное известие о сгоревшем лице.

Хотя… куда уж больше-то? Когда Грац сумел кое-как доковылять до весело журчавшего лесного ручейка и взглянул на свое отражение в маленьком зеркальце воды, то ему захотелось завыть волком. Безволосая и безбровая маска неведомого чудовища, густо покрытая коркой подживающих ран и ожогов, – это и был его теперешний облик. Хорошо еще, что глаза не повредило. Левый, правда, немного беспокоил, но вполне терпимо.

К телеге парень вернулся мрачнее тучи. Возница глянул на него искоса, тяжело вздохнул, но промолчал, не стал лезть с утешениями и словами сочувствия. Да и то, какой от них прок, новая кожа все равно не нарастет. Война.

Кстати, Дивайн никак не мог взять в толк, ради чего обитатели этой планеты с таким поистине маниакальным упорством сражаются друг с другом. По словам навещавшего его санинструктора, скупым рассказам возницы и случайно услышанным репликам других бойцов, экспат с нехорошим удивлением узнал, что практически все более-менее развитые государства нынче раскололись на противоборствующие лагеря и остервенело сражаются друг с другом. Ну, по крайней мере, СССР и Германия точно. Грац оказался среди воинов Красной Армии – вооруженных сил Советского Союза. А вот немцы как раз и добили его невезучего «Когтя».

По-хорошему, и на тех и на других Дивайну было глубоко наплевать. Появись такая возможность, он с превеликим удовольствием убрался бы отсюда куда подальше. Но что-то подсказывало – он застрял надолго. В самом деле, будь неподалеку родной авианосец, его давным-давно выдернула бы спасательная служба. Что-что, а сбитых пилотов в беде не бросали – этот принцип в ВКС [2]2
  ВКС – Военно-космические силы.


[Закрыть]
соблюдался очень строго. Значит… значит, на орбите либо плавают безжизненные обломки, либо те странные эффекты, с которыми он столкнулся во время последнего вылета, как-то повлияли на его нынешнее местоположение. Угораздило же!

Что ж, придется вживаться. На первое время есть легенда: он – Григорий Дивин, летчик-штурмовик, сержант. Сбит во время выполнения боевого задания. Документы сгорели в разбитом самолете. Подробности помнит плохо из-за полученной контузии. Акцент из-за разбитых и опухших губ. Сойдет? А кто его знает, сам Дивайн в эту чушь вряд ли поверил бы – уж больно много натяжек и сомнительных мест. Вон, местный особист, похоже, также придерживается этой точки зрения. Спасает только, что все видели, как Дивин – надо привыкать к новому имени, лучше даже про себя постоянно повторять другую фамилию – врезал фрицам. Герой, ептыть!

А еще выручало экспата, что людям, окружавшим его, сейчас было попросту не до выяснения личности пилота. Насколько Грац-Григорий въехал, Красная Армия подверглась некоторое время назад вероломному нападению и сейчас откатывалась от границы, отбиваясь от наседающего противника. Словно подраненный медведь от своры охотничьих псов.

Дивин попал в отряд, состоящий из остатков разбитых частей и выходящий к своим из окружения. Он не знал точно, сколько в нем бойцов – передвигаясь в горизонтальном положении, много не увидишь, – но теперь, когда начал ходить, приблизительно оценил его численность в сотню-полторы штыков. Плюс пара десятков телег.

Шли преимущественно лесами. На дороги старались не выходить – немцы перли вперед большими силами, и противостоять им горстка измученных, голодных людей не могла. К тому же, сковывало большое количество раненых и больных. Но, самое удивительное, никто не роптал – по крайней мере, в открытую, – а старался делать все от него зависящее. Хотя чувствовалось, что держатся люди из последних сил.

Командовал сводным отрядом майор-артиллерист. Григорий видел его пару раз мельком – хмурый дядька с изможденным лицом и красными от хронического недосыпа глазами. При нем уже знакомый особист, политрук Залыгин и еще двое или трое командиров. Старшина Юферов, вытащивший экспата из горящего штурмовика, отвечал за снабжение.

Дивин, кстати, попробовал как бы невзначай разузнать у него о судьбе своего личного оружия и летном комбинезоне, напичканном массой полезных вещиц, но безрезультатно. Старшина то ли не понял его, то ли умело делал вид, что не понимает. А настаивать Григорий не решился. Все, что удалось выведать, сводилось к невразумительной фразе, что, мол, когда спасали, то горящую одежку разрезали, бесчувственную тушку оттуда выдернули, а обрывки выкинули за ненадобностью. Потому что немцы могли очухаться и требовалось бежать куда подальше со всей возможной скоростью.

– Вы бы все-таки поели, – повторил устало Залыгин, присаживаясь на бревно рядом с экспатом. – Нет? Ну и зря! Эй, старшина, плесните-ка мне черпачок с разварочки. Негоже добру пропадать. Раз товарищ сержант отказывается.

– Пожалуйста, – Юферов вручил особисту котелок. – Ложка-то имеется, товарищ политрук?

– Найдется, – бледно улыбнулся особист. Он зачерпнул жиденькое варево, старательно подул и принялся жадно есть. Дивин отвернулся. Ему и правда кусок в горло не лез. И дело даже не в лице, скорее вся ситуация в целом действовала на него угнетающе. Он и по ночам в последнее время толком не спал – ожоги противно саднили, и мысли невеселые мозг взрывали.

– Покурить бы сейчас, – Залыгин отставил пустой котелок и благодарно кивнул хлопочущему у костра старшине. – Ты не куришь, Дивин?

Григорий отрицательно помотал головой. Как объяснить человеку, что в космосе зажженной папироской не побалуешься? Это только наземникам можно безнаказанно травить свой организм. Впрочем, теперь и он перешел в этот не слишком престижный разряд. Что ж, если выдастся такой случай, надо будет попробовать – не зря же почти все бойцы жутко переживают как раз из-за отсутствия курева?

– Жаль, – сокрушенно вздохнул особист. – Слушай, а что вот это такое?

Экспат повернул голову. На ладони политрука лежала оранжевая «груша» автоматического маяка, входившая в аварийный комплект штурмовика. Дивин невольно потянулся к такой знакомой и до боли родной вещице, но замер, услышав резкую команду: – Замри! И не вздумай мне дергаться, застрелю!

* * *

– Теперь вопрос к вам, товарищ сержант, – старшина Юферов, похоже, нашел себе новую жертву, остановившись перед Григорием. Маленький, худенький боец, с совершенно не вяжущейся с его внешностью громкой фамилией Пузыня, облегченно вздохнул и украдкой вытер со лба пот. – Расскажите-ка мне, каковы основные признаки заклинивания патрона при досылании его в патронник, укажите причины заклинивания и способы устранения данной проблемы?

Дивин слабо усмехнулся. Вопрос пустяковый, что тут думать.

– Признак: патрон при досылании его затвором заклинивается закраиной гильзы между лопастью отсечки-отражателя и правой стенкой канала ствольной коробки, – уверенно начал он. – Происходит это потому, что при заряжании патрон не был подведен под лопасть отсечки-отражателя или из-за неисправности отсечки-отражателя. Решение проблемы: исправить положение очередного патрона рукой и дослать его в патронник. При частом повторении задержки следует заряжать без обоймы, вкладывая патроны в ствольную коробку по одному. По окончании стрельбы отправить винтовку для исправления в оружейную мастерскую.

– Молодец! – Юферов удовлетворенно кивнул. – Шпаришь, будто с листа читаешь. А ведь, насколько я помню, наставление по стрелковому делу всего один раз читал?

– Да, – Григорий поморщился, опять губа треснула. – Но у меня память хорошая.

– Серьезно? – заинтересованно уставился на него старшина. – Может, и прошлую жизнь вспомнил?

Экспат мысленно выругал себя за длинный язык. Ну вот кто просил хвастаться?

– Извините, – он покаянно вздохнул. – Пока не вспомнил. Так, обрывки какие-то.

– Ну так напрягись!

– Ага, только смотри, чтобы штаны не порвались! – мгновенно прокомментировал кто-то из красноармейцев с ехидной ухмылкой. Над поляной прогремел взрыв хохота.

Григорий не обиделся. Он прекрасно понимал, что окружавшим его людям нужна эмоциональная разрядка. Затянувшееся путешествие по вражеским тылам, где в любую секунду тебя может подстеречь немецкая пуля, без возможности нормально отдохнуть, поесть, согреться, кого хочешь вымотает.

В принципе, отцы-командиры абсолютно правильно уловили тот факт, что маленький отряд все больше превращается в кучку павших духом людей, апатично переставляющих ноги и вяло реагирующих на приказы. Участились случаи дезертирства – почти каждое утро вновь назначенные отделенные командиры рапортовали об исчезновении того или иного бойца.

А еще жутко выматывал противный нудный осенний дождь. На привалах все старались подобраться поближе к огню и хоть как-то просушить обмундирование. А потом опять месили грязь, костеря, на чем свет стоит, войну, Гитлера и свою незавидную судьбинушку.

Майор хмурился, чернел лицом, наблюдая эту безрадостную картину. Но как-то вечером долго-долго обсуждал вполголоса что-то с другими командирами и наутро объявил, что, дескать, все – вольная жизнь кончилась! – теперь будем жить так, как положено военнослужащим. И старшина Юферов, садистски ухмыльнувшись, принялся дрюкать бойцов в хвост и гриву, заставляя вспоминать уставы и наставления. А провинившимся щедро раздавал наряды, обнаружив редкостное умение придумывать какую-нибудь неблагодарную работенку.

Дивин с некоторым изумлением обнаружил, что эти меры дали определенные результаты. Бойцы как-то оживились, подтянулись, а из глаз пропало обреченное выражение. То есть на все сто сработала старая воинская мудрость, гласящая, что солдат всегда должен быть чем-то занят.

Григорий самым позорным образом завалил блиц-экзамен, устроенный старшиной, полез в бутылку – что, мол, пилоту за дело до пехотных уставов! – после чего мгновенно отхватил законные два наряда и, потерев вдоволь песочком закопченный котел в холоднющей стылой воде какой-то безвестной речушки, старательно восполнял пробелы в знаниях, зубря статьи и положения. Благо, хорошо тренированная память позволяла ему запоминать самые заковыристые пункты с первого раза.

Экспат любовно погладил свою «мосинку». Да-да, он недавно получил оружие. Почти сразу после того памятного случая с автоматическим маяком. А ведь, грешным делом, подумал, что все – отбегался по чужой планетке. Прислонят к березке и шлепнут.

– … застрелю! – политрук Залыгин смотрел исподлобья. Нехорошо так смотрел, словно целился.

Григорий замер с протянутой рукой.

– Да не пугайте вы его так, – бросил мирно от костра старшина Юферов. – Он контуженый, вдруг припадок какой случится?

– И то верно, – неожиданно легко согласился особист. И вдруг очень широко улыбнулся. – Расслабься, сержант, пошутил я.

– Уф! – Дивин облегченно выдохнул. – Ну и шуточки у вас! Так и помереть можно.

– Рано нам помирать, еще фрицев с родной земли выгнать требуется, – наставительно произнес Залыгин. – Так что это за прибор? Заграничный?

– Почему вы так решили? – искренне удивился экспат.

– Да вот же, – политрук повернул «грушу» маяка и продемонстрировал маркировку на боку. – Вроде по-английски что-то написано. Я только и понял, что изготовлено в тридцать девятом, да и то, потому что цифрами указано. Или ошибся?

Но Григорий не ответил. Он хмуро разглядывал развороченную стенку, пробитую не то пулей, не то осколком. И мрачно прикидывал, как теперь подать сигнал бедствия. Вспыхнувшая секунду назад шальная надежда стремительно угасла.

– Сержант! – резкий окрик Залыгина вернул его в реальность. – Оглох, что ли?

– Простите, товарищ политрук, вспомнить пытался. Вроде бы в самом деле не русская штуковина.

– Сам вижу! – Особист нетерпеливо махнул рукой. – Для чего она нужна?

– Не помню, – убито сказал экспат. Сейчас Григорий впервые искренне порадовался тому, что его изуродованное лицо надежно скрывает внешнее проявление чувств и эмоций. Помнится, еще в гимназии приятели частенько подтрунивали, что по нему всегда очень легко определить, о чем он думает. А что сделаешь, пока организм не закончил перестраиваться, контролировать себя неимоверно сложно. Вот позднее, когда встанешь на Маршрут… Стоп! Лучше забыть прошлое и стараться жить настоящим. Потому что будущее в такой тьме, аж выть хочется. Как тому волку, что вчера полночи не давал всем уснуть.

– Жаль, – политрук разочарованно отвернулся. – Ладно, попробую инженера поспрошать.

– Это того, что вчера к нам прибился? – поинтересовался Юферов. – Старик-железнодорожник? Думаете, он сможет?

– Ну да, – Залыгин поднялся с бревна и привычным жестом поправил портупею. – Кстати, товарищ сержант, а вы почему без оружия?

– Так личное делось куда-то, – осторожно произнес экспат, пытаясь по лицу особиста понять, видел ли он его табельный излучатель или нет, – а другого у меня и не было.

– Непорядок, – решительно рубанул политрук. – А если на немцев напоремся, вы с ними при помощи ложки драться будете? Старшина!

– Сделаем, – отозвался Юферов. – Ты, Дивин, после обеда подойди к моей телеге, я тебе винтовку и патроны выделю. Помнишь хоть, как обращаться?

Экспат растерянно пожал плечами. Видел он, разумеется, у красноармейцев их оружие. Они называли его «мосинкой», или трехлинейкой. Но в руках не держал. Внешне вроде простой механизм, общие принципы работы понятны. Но вот как на практике…

– Ясно, – угрожающе насупился Юферов. – Что ж, будем тренироваться.

Перед глазами Григория почему-то возник образ грязного засаленного котла.

* * *

Вечером, после изнурительного марша, возле костра, где расположился с полученной винтовкой Григорий, объявился особист в компании долговязого старика с приметной родинкой над верхней губой. Дедок тихонько покашливал в кулак, смотрел устало, сразу же плюхнулся на подтащенное поближе к огню трухлявое бревно и оживился лишь тогда, когда старшина Юферов вручил ему кружку с кипятком, слабо подкрашенным какими-то травками.

Дивин смекнул, что это, видать, и есть тот инженер, что будет разбираться с его маяком. Что ж, как говорится, попутного ветра в горбатую спину, дедуля! Посмеиваясь про себя, сержант вопросительно глянул на Залыгина. Политрук поскреб отросшую щетину на подбородке и сказал, что Григорий временно поступает в распоряжение товарища…

– Махров! – старик на мгновенье оторвался от кружки. – Алексей Михайлович Махров.

– Да, именно, – особист вяло улыбнулся, бережно вытащил из своего вещмешка завернутый в тряпицу маяк и вручил его инженеру. – Я пойду пока, дела еще имеются. Юферов, помоги тут, если понадобится.

Старшина понятливо кивнул. А Дивин подумал, что на месте политрука ни за что не выпустил бы из поля зрения непонятный механизм. Странно, с чего вдруг прежде столь бдительный особист проникся полным доверием к этому старперу? И экспат решил, что ухо с Махровым следует держать востро. Так, на всякий пожарный.

– Присаживайтесь поближе, молодой человек, – дед приглашающе похлопал ладонью по бревну. – Будем смотреть ваш прибор. Если вспомните чего, сразу же дайте мне знать. Договорились?

– Я постараюсь, – сдержанно ответил Григорий.

– Вот и славно. Так, и что же тут у нас? – инженер покрутил в руках маяк, а потом вдруг очень ловко подцепил хитро спрятанную защелку, дернул, и оранжевая «груша» распалась на две половинки, мелодично звякнув. – Ишь ты! – Махров покачал головой и поцокал языком. – Чего только не придумают. Интересно, а вот эта хреновина здесь зачем присобачена? – Он склонился над прибором, буквально уткнувшись в него. – Подержите-ка, – экспат нехотя взял в руки часть разбитого маяка и начал разглядывать, старательно изображая, будто на самом деле пытается что-то вспомнить.

Инженер тем временем бесстрашно копался в разобранном маяке, тихонько насвистывая себе под нос какую-то незатейливую мелодию. Григорий сначала немного разозлился, слушая, как Махров фальшиво повторяет одни и те же звуки, а потом… потом ему вдруг стало как-то наплевать на это. Ну свистит и свистит, подумаешь. Во, а теперь вроде бормотать что-то начал. Че буробишь-то, дед?

– Я говорю, помнят руки-то, помнят – золотые! – торжествующе улыбался инженер, глядя на Дивина со странным выражением. А тот в полном обалдении смотрел, как весело моргает светлячками диодов один из контуров маяка у него в руках, запустивший программу диагностики. И когда только он успел его включить? Вроде сидел себе на бревнышке, ничего не трогал. Чудеса! – Кстати, товарищ сержант, do you speak English?

А вот хрен тебе, дедушка, второй раз этот номер не проканает! Экспат потряс головой, отгоняя наваждение, и хмуро спросил:

– Ты сейчас с кем разговариваешь, батя? Какой еще к херам инглиш? В России мы!

Махров понимающе ухмыльнулся, недобро прищурившись. Смотрел при этом старик так, словно видел Григория насквозь. И сейчас решал про себя, как с ним поступить. То ли смилостивиться и отпустить подобру-поздорову, то ли прихлопнуть, как надоевшего комара.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю