Текст книги "Большая Охота"

Автор книги: Дмитрий Янковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Понятно, – выдохнул я и сел на кровать. – Ныряют. Отлично. Где ныряют?

– В реках, в озерах, в пещерах. Там, где нет торпед и мин. Они отгородили от океана огромную бухту недалеко от Бенкулу, осушили какие-то военные сооружения и сделали там себе базу. Зарабатывают деньги. Иногда на дне озер оказывается что-то, что нужно поднять.

– Но ты откуда о них узнал? – допытывался я.

– Из газеты. Там было написано. У них дайверский клуб в штольнях. Называется «Sub Hunter». Но они хоть и называют себя охотниками, но охотятся только за деньгами. Если они тебе нужны, Хай, я знаю, как их подманить. Я охотник. Настоящий, не такой, как они.

Я призадумался. Отец говорил, что те, кто работает только за деньги, не должны меня интересовать. Мне надо было собрать людей, сжигаемых страстью. Тех, которые умрут, если не будут убивать торпеды. Но, судя по описанию, подводные охотники из дайверского клуба не очень-то подходили под этот критерий. Надо было понять, имеет это значение на данном этапе или я могу как-то использовать их опыт без них самих. А вообще я и думать не думал, что после войны мог сохраниться хоть один дайверский клуб. Хотя почему бы и нет? И без океанов на Земле полно водоемов.

«Мог бы сам догадаться об этом», – с раздражением подумал я.

– Так они нужны тебе или нет? – Коча привязался ко мне с этим вопросом, как ребенок.

– Пойдем. Мне надо подумать.

На выходе я забрал у охранника оружие, и мы с австралийцем побрели к автобусному терминалу по пустеющим к полудню улицам города. Новые штаны на Коче сидели мешком, точно как старые. Солнце стояло почти в зените, жара и духота вышибала пот по всей коже при каждом шаге. Хотелось побыстрее забраться в автобус, под защиту кондиционеров, и дремать в кресле, наблюдая, как джунгли проплывают вдоль дороги. Однако теперь, после полученной от Кочи информации о сохранившихся дайверах, я не знал, куда ехать. На север, к цивилизации, или же наоборот, на юг, в Бенкулу? Надо принять решение, а то как билет покупать?

– А ты как считаешь? – решил спросить я у Кочи. – Куда нам лучше махнуть? На север или в Бенкулу?

– К дайверам?

– Ну да.

– К ним ехать не надо. Если они тебе нужны, я их подманю. Я же у тебя спрашивал, а ты молчал.

– Черт тебя возьми, Коча! Почему ты всегда говоришь загадками?!

– Нет, Хай. Я тебе сказал, что могу их приманить. Я охотник.

– Понятно. Ладно, извини. Давай поговорим об этом.

– Так они тебе нужны?

– Да, Коча, – как можно спокойнее ответил я. – Они мне нужны. Может быть, не они сами, а их опыт, их снаряжение.

– Я так и подумал. Тогда мы их подманим. У нас есть то, что им очень нужно, но без нас они это никак не возьмут.

– Что? – осторожно поинтересовался я.

– Золото, затопленное у побережья возле Рошана.

Я остановился как вкопанный.

– Ты собираешься им его подарить?

– Нет. Но мы же собирались доставать его всего за десять процентов. А так нам достанется сорок.

– Почему же сорок, а не пятьдесят?

– Ты думаешь только о золоте, или тебе надо что-то еще?

Я промолчал. Да, золото определенно имеет какую-то особую власть над людьми. Удивительную. Но не над всеми. Вот Коча был к нему не то чтобы совсем равнодушен, но оно возбуждало его не больше, чем кусок хлеба. Честно говоря, я ему завидовал в этом.

– Значит, у тебя есть план? – поинтересовался я.

– Да. Ты согласен на сорок процентов?

– Я согласен даже на двадцать. Десять тебе, десять мне.

– Ты хороший человек, Хай, – улыбнулся Коча. – Так мы все хорошо сделаем. Хорошая будет охота. Очень хорошая, вот посмотришь.

Снова меня кольнуло недоброе предчувствие, но я его отогнал.

– Так куда едем?

– В Рошан! – радостно закивал австралиец. – Надо спешить, они там все скоро будут. Нам надо успеть раньше.

От Рошана до Лубуклингау было около пяти часов езды на автобусе. Точнее, не до самого Рошана, туда теперь автобус не ходит и пойдет не скоро, а до съезда к восточной трассе, ведущей в город. Оттуда придется пешочком. Но Коча вроде бы чувствовал себя замечательно, хромоты видно не было, а значит, дорогу он осилит. В крайнем случае, я помогу. Тащил же я его раненного через лес.

Расстраивало меня только наше городское вооружение. В условиях джунглей совсем не помешала бы винтовка, хотя бы одна на двоих. Точнее, в любом случае одна на двоих, потому что даже если бы Коче в руки и попало огнестрельное оружие, то обращаться он с ним все равно не умел совершенно. Не дай бог еще себе ногу прострелит.

В автобусе за темными акриловыми окнами царили полумрак и кондиционированная прохлада. Пассажиры первое время озирались на босого Кочу, но потом перестали. Я дремал под мерный гул турбин, время от времени поглядывая на бесконечные джунгли за окнами. Коча медитировал. Было у него такое особое состояние, когда он подолгу сидел с открытыми глазами и глядел внутрь себя. Иногда меня это раздражало, но после ночной пулеметной поддержки я мог простить Коче многие из его почти звериных привычек. Например, привычку чесаться. Причем он прекрасно знал, что на людях чесаться нельзя. А вот когда мы оставались вдвоем, он мог чесаться подолгу и с удовольствием, хотя никаких паразитов на нем не водилось. Порой мне казалось, что он просто прикидывается инфантильным простачком, а на самом деле меня тестирует. Смотрит на мою реакцию и делает выводы. Но каждый раз, уже через несколько минут после возникновения такой идеи, я выбрасывал ее из головы, успокоенный новым доказательством Кочиной беспомощности.

– А почему ты решил, что дайверы еще не на месте, если ты сразу сказал им про золото? – спросил я Кочу. – Ты ведь с ними черте когда разговаривал?

– В сезон дождей тут делать было нечего, – улыбнулся австралиец. – А он только кончился. К тому же им надо подготовиться. И нам надо приготовиться, чтобы их приманить. Не отвлекай, мне надо подумать.

Он снова погрузился в свою медитацию.

«Вот фрукт… – подумал я без прежней неприязни. – Подумать ему надо. Мне такой возможности не предоставил, а сам извилинами шевелит. Мыслитель».

Иногда в глубине джунглей или прямо у дороги, отодвинув лес в сторону, возникали серые призраки заброшенных городов. Большинство из них не стали восстанавливать после войны, но были и развалины более позднего времени, вроде Рошана. Наконец мы добрались до нужного перекрестка с желтым указателем, сообщающим, что до Рошана шесть километров. Я растолкал Кочу, и мы выбрались в душную предвечернюю жару. Автобус загудел турбинами и укатил, оставив нас на пустынном шоссе.

– Ну что, мудрый Коча, можем мы отправиться в погребенный под прахом Рошан? – спросил я.

– Да, Хай, пойдем. Раньше ты не называл меня мудрым, спасибо.

– Ну, я тоже взрослею.

– Это хорошо. Пройдем по дороге две трети пути. Потом надо свернуть в джунгли.

– Почему так?

Коча присел на корточки и показал на бетоне черный след от резины. Такой могла оставить только свернувшая в сторону Рошана машина.

– Грузовик, – сказал он, поднимаясь. – После того, как проехал, дождя не было. А дождь был три дня назад.

Судя по высохшим подтекам песка в кювете, он был прав.

– Грузовик, значит… – сказал я, срывая травинку. – Не попасть бы к черту в зубы.

– Все будет хорошо, Хай, – улыбнулся Коча. – Это будет наша охота. Тем более – тебе нужны не те люди, которые приехали, а те, которые останутся.

С этой стороны на вопрос я не смотрел. Нет, как бы я ни злился временами на австралийца, но котелок у него варил. Совсем не как у нас, европейцев, совсем в другой плоскости. Но не хуже.

– Ты прав, мудрый Коча, – сказал я без всякой издевки. – Кажется, именно это и имел в виду мой отец.

Мы двинулись по обочине дороги в сторону развалин Рошана. Солнце быстро клонилось к закату, окрашивая воздух и пыль в янтарный оттенок. Иногда я срывал высокие травинки, росшие во влажном кювете, и жевал их в задумчивости, а Коча, как ребенок, честное слово, косил их кинжалом. В лесу раздавались вскрики птиц, готовящихся к ночлегу, и нарастающий звон цикад. Примерно на половине пути мы услышали впереди мощный взрыв.

– Торпеда, – сразу определил Коча, ничуть не изменившись в лице. – Средняя.

Мы с ним еще несколько месяцев назад решили классифицировать торпеды хотя бы по весу, потому что Коча уверил меня, что торпеды, в отличие от мин, не растут сколько можно. У них конечный вес зависит от типа и никогда этих границ не переходит. Поскольку каждую тварь взвесить трудно, тем более разглядывая их в бинокль с берега, мы окрестили торпеды маленькими, большими и средними, исходя из видимого размера и особенностей строения. Я бы предпочел более точную классификацию, присвоил бы каждой твари уникальный номер и тип, но не было у меня пока такой возможности, вот и приходилось пользоваться результатами дистанционных наблюдений.

– Да, – кивнул я. – Кажется, твои охотники за золотом пытаются выйти в море.

– У них ничего не получится, – развел руками Коча.

– Я знаю.

Хорошо, если обойдется без жертв. Но, когда дело касается биотехов, никогда не обходится без жертв. Никогда. Хотя нет, мы с Кочей были счастливыми исключениями из этого правила. Но если честно, то в гораздо большей степени благодаря Коче, чем мне. Что же касается остальных, то всех мы спасти не могли. При всем желании. Точнее – нет, я не прав. Мы не могли спасать каждого, но конечной своей задачей я действительно ставил спасение всех. Спасти все человечество от биотехнологической опасности – вот какая задача казалась мне важной. Но у меня никак не получалось начать. Я потратил двадцать один год жизни на приобретение самых разных умений, но ни на шаг не продвинулся в направлении главной цели. Мы с Кочей даже убили десяток торпед, но это ничего не дало мне для понимания универсального метода борьбы с ними. Однако именно по дороге в разрушенный Рошан, когда воздух вздрогнул от взрыва, я ощутил, что наконец-то встал на нужный путь. Что теперь каждый мой шаг будет неуклонно приближать меня к цели.

Чтобы попусту не рисковать, мы с Кочей свернули в лес. Джунгли для австралийца были родной стихией, он довольно принюхивался, прислушивался к чему-то, а я угрюмо брел следом, недовольный скорым наступлением темноты. К тому же вспугнутые нами птицы кружили над лесом, создавая удручающую демаскировку. Сделать с этим нельзя было ничего, поэтому я просто хмурил брови и время от времени вздыхал, глядя на пылающий в небе закат.

Но Коча был хитер – не спешил. Поэтому на подходе к городу мы двигались уже в темноте, а на фоне темного неба птиц не видать. Крепко же сидит в Коче охотник! Нам же темнота была на руку – среди развалин мы без труда заметили хорошо освещенный лагерь, расположенный на условно безопасном расстоянии от берега.

– Много их, – удивился я, разглядев два крупнотоннажных грузовика.

– Человек сто, – кивнул Коча. – Ну так и золота много. А оно притягивает людей, как мух дерьмо.

Я усмехнулся.

– Ты сам говорил с этими дайверами?

– Нет. Стали бы они говорить с чернокожим аборигеном… Я охотник, Хай. Я пустил слух.

– Понятно. Значит, они ни тебя никогда не видели, ни меня.

– Да.

– Ну и как тогда мы с ними будем знакомиться? Представляешь их реакцию, если в лагерь вломятся два незнакомых мужика, один из которых чернее ночи?

– Мы не будем ломиться. Мы подождем утра.

– Что это изменит?

– До утра мы успеем поймать торпеду.

– Что?! – я вытаращился на него.

– Мы поймаем торпеду. Они увидят это и сами захотят с нами познакомиться. Я все придумал.

– Понятно. Надеюсь, ты придумал и как торпеду поймать? Живую?

– Да. Это придумали мои предки. Очень-очень давно.

– Но тогда не было торпед, – усомнился я.

– Это не имеет значения, – широко улыбнулся Коча. – Мне нужно несколько часов на подготовку. Не мешай мне, пожалуйста.

– Это круто. Может, я могу тебе помочь?

– Нет, Хай, в этом не можешь.

Я вздохнул. Коча шагнул в темноту леса, оставив меня в одиночестве.

Я наблюдал за лагерем. Расстояние было велико, но фигурки людей различались отчетливо – освещение там было хорошее. Кроме палаток, людей, машин и многочисленных ящиков я заметил два переносных турбокомпрессора для забивки баллонов воздухом. Разумно. Кислородные аппараты на малых глубинах использовать смысла нет, это я знал из скудных литературных источников, которые мне удалось достать. А забивая баллоны воздухом, можно обеспечить себе неограниченное количество погружений. Ну, пока хватит топлива на работу турбокомпрессоров, разумеется.

На стопке ящиков, высотой метра два, восседал часовой – то ли с ракетным ружьем, то ли с винтовкой. На таком расстоянии я не мог различить. Хотя нет, для винтовки ствол явно был коротковат, значит, ракетное ружье. В лагере, кроме мужчин, заметил я и нескольких женщин, при точном подсчете – трех. И мужчины и женщины были одеты в одинаковую униформу – бежевые брюки и майки, окрашенные перемежающимися белыми и темными полосами. Грузовики марки «BRT», стоявшие у края лагеря, нельзя было назвать рухлядью, наоборот – первый класс. Похоже, охотники за деньгами, как называл их Коча, в своей охоте весьма преуспели. Но я подозревал почему – конкуренции почти не было.

Примерно через пару часов после наступления темноты, когда я уже начал клевать носом от безделья, активность в лагере дайверов поутихла. Все разбрелись по палаткам, и лишь часовые меняли друг друга минут через тридцать. Один из них, забравшись на ящики, отложил ракетное ружье в сторону и начал наигрывать на губной гармошке. Ситуация показалась мне заманчивой. Ходу до лагеря, если рысью, минут десять. Значит, когда я там буду, растяпа часовой смениться еще не успеет, и мы с Кочей, при хорошем стечении обстоятельств, можем без большого труда обзавестись ракетным ружьем, в котором лично я ощущал серьезную нехватку. В любом случае попробовать стоит.

– Коча! – позвал я.

Не дождавшись ответа с минуту, я выругался про себя и скользнул рысью в сторону лагеря. В крайнем случае Коча не такой дурак, чтобы, потеряв меня, сразу начать бить тревогу и с криками «Хай, Хай!» бегать по лесу. Подождет.

Мне достаточно часто приходилось одному среди ночи шастать по джунглям южной Суматры, чтобы привыкнуть к звукам, которые они издавали, и научиться избегать опасностей, которые обитали в них. Но здесь и сейчас, я знал, одной опасностью было меньше, поскольку разбойники не будут шастать вокруг городских развалин, когда среди руин разбила лагерь сотня вооруженных людей. Разбойники редко сбивались в банды больше десятка, а нападали в основном на транспорт, движущийся по сети дорог. Нападали, грабили и уходили в лес, где гоняться за ними было не просто трудно, а совершенно бессмысленно.

Когда лес кончился, двигаться стало труднее. Моя пестрая гавайка неплохо сливалась с растительностью, но на городских улицах серьезно меня демаскировала. Переть же через искореженные бетонные конструкции и каменные завалы, чтобы оставаться невидимым, было затруднительно из-за грохочущих оползней и попадающих под ноги дребезжащих железок. Пришлось воспользоваться старым, ни разу не подводившим меня приемом, которому Грек Паршивый научил меня в пятнадцатилетнем возрасте. Старый ворюга преподал мне много наук, в том числе и умение маскироваться в ночном городе, среди старых военных развалин, где в основном и прошла моя бурная молодость. Методика преподавания у него, правда, была не очень приятной, но у меня не было возможности выбрать более мягкого педагога.

Стянув с себя гавайку и комом затолкав ее сзади под брюки, я хорошенько вывалялся во влажной от росы придорожной траве, а затем, осторожно протиснувшись в обгорелый дом, так же тщательно обмазался сажей. Понятно, что Коче с его цветом кожи достаточно было бы просто раздеться, но могут же у белых быть хоть какие-то недостатки!

После проделанной процедуры на фоне закопченных стен, да еще в безлунную ночь, я выглядел не заметнее призрака из средневековой легенды. Надо было только не улыбаться до ушей, а то зубы блеснут, как любил говаривать Грек Паршивый. В таком виде уверенности во мне сильно прибавилось, несмотря на потерю пяти минут. Я опять перешел на бодрую рысь, растопырив согнутые в локтях руки, чтобы не сбивать дыхание. И так увлекся бегом, что едва успел заметить растяжку. Вот было бы смеху, если бы я налетел на нее!

Перескочив через тонкую, почти невидимую проволоку, я опустился на четвереньки и исследовал ловушку, чтобы составить мнение о навыках тех, кто ее устроил. Растяжка оказалась сигнальной, а не боевой – проволока вела не к детонатору мины, а к пусковому устройству свето-шумовой гранаты. Мирные ребята. Точнее, тупорылые. Оставлять шанс выжить лазутчику в джунглях – это равносильно вбиванию шершавого кола в собственную задницу. Непрофессиональненько. Дайверы, черт бы их всех побрал! На моем месте мог оказаться бандит с древним двуствольным ручным пулеметом, который не ружьишко собрался спереть, а переколашматить всю честную компанию в две пулеметные ленты.

Уже окончательно воодушевленный недостаточным уровнем подготовки противника, я обогнул лагерь, аккуратно переступая через многочисленные, но бестолково установленные растяжки, и оказался в конце концов возле ящиков, восседая на которых незадачливый часовой давал свой унылый концерт. Осторожно подобравшись вплотную, я коротким ударом кулака в затылок утихомирил музыканта, тут же подхватил гармошку, лениво дунул в нее несколько раз, вроде как играть надоело, затем положил на ящики обмякшее тело, взял ружьецо, снял с оглушенного часового оба патронташа с ракетами, оставил гармошку и тихо удалился в ночь.

На обратном пути не имело смысла огибать лагерь по широкой дуге, как я вначале планировал – вдоль периметра было светлее, растяжки были видны хорошо, а народ, похоже, спал крепко. Пробираясь за грузовиками, я таки чуть не наступил на растяжку, вздрогнув от близкого женского вскрика. Этот звук в джунглях настолько редок, что к нему я не был готов. Тут же вскрик повторился снова, уже с другой интонацией, а потом перешел в размеренное ритмичное «О!», доносившееся из ближайшей палатки, полог которой так же ритмично покачивался.

«Весело у них тут, – подумал я, переступая через натянутую проволоку. – Так и разрыв сердца от неожиданности получить можно».

Вернулся я к нашей позиции в приподнятом настроении. Кочи по-прежнему не было ни видно, ни слышно. Устроившись в траве на пригорке и положив под бок трофейное ружьецо, я принялся с улыбочкой наблюдать за происходящим в лагере. Никто пока не бегал и не кричал. Похоже, что часовой, который должен был сменить музыканта, попросту проспал свою смену или не может оторваться от женской задницы. Эх, дайверы…

Наконец, минут через двадцать, из палатки выбрался мужчина с голым торсом и пошел отлить за палатку. По возвращении он глянул на ящики, потер глаза, вскарабкался наверх и принялся тормошить часового. Наконец ему удалось привести парня в чувство, и между ними началась, судя по жестам, ожесточенная перепалка. Звуки голосов до меня почти не долетали, только отдельные невнятные возгласы, но понятно было, что проснувшийся обвиняет музыканта в том, что он спал на посту. Наконец между ними наметилось взаимопонимание, и в лагере забили тревогу. Люди выскакивали из палаток, многие прыгали на одной ноге, на ходу натягивая штаны и роняя ракетные ружья. Впопыхах, как я того и ожидал, кто-то налетел на сигнальную растяжку, запустив в небо осветительную ракету и с оглушительным грохотом подорвав свето-шумовую гранату. У кого-то не выдержали нервы, и началась стрельба.

Несмотря на шум фейерверка в лагере, я ощутил за спиной чуть слышный шорох. Коча улегся рядом со мной и глянул на позицию дайверов. Отблески выстрелов и сполохи осветительных ракет играли в его черных блестящих глазах.

– Бандиты напали? – тихо спросил он.

– Нет, – ответил я, показав ружье. – Это они празднуют потерю одной единицы вооружения.

– Хорошо, – улыбнулся Коча. – Ты, Хай, тоже когда-нибудь станешь хорошим охотником. У тебя есть способности. Этот переполох позволит дайверам завтра, когда мы будем знакомиться, отнестись к нам с большим почтением.

– Поглядим. Были бы трофеи, которые мы сможем им предъявить.

– Трофеи будут. – Коча подкинул на ладони большой шарик, скатанный из свежей травы. – Я приготовил ловушку.

– Вот эту мохнатку?

– Несколько, – хохотнул Коча. – Ты не веришь в силу моих предков и богов? Пойдем, покажу.

Мы направились к океану, все еще слыша со стороны лагеря взрывы и выстрелы ружей. Кажется, ребята заняли оборону всерьез и надолго. Минут через десять мы спустились по трещине с небольшого каменного обрывчика на широкий пляж, куда бестолковая пальба доносилась значительно более глухо. Над океаном медленно всходила огромная полная луна, испещренная кратерами, в джунглях громко перекрикивались ночные звери.

– Тихо! – Коча прижал палец к губам и добавил чуть различимым шепотом: – Нельзя, чтобы торпеды услышали нас раньше времени.

Он присел на корточки и стал всматриваться в океан. Был почти полный штиль, и вода медленно дышала, напоминая огромного спящего зверя. Судя по отсутствию характерных кругов, торпед в непосредственной близости не было, иначе они всплывали бы к поверхности, прощупывая пространство ультразвуком. Коча разложил на песке пару десятков своих травяных шариков и два из них начал активно разминать, работая двумя руками.

– Помоги, – прошептал он.

Я тоже взял два комка свежей травы и начал повторять движения австралийца. Трава резко пахла, точнее, тошнотворно воняла, меня через несколько секунд чуть не вывернуло наизнанку.

– А теперь бросаем в воду, – скомандовал Коча. – Как можно дальше.

Влажная трава имела вполне пригодное для броска соотношение объема и веса, так что свои шарики я закинул достаточно далеко. Черными точками они мелькнули в лунном свете и беззвучно плюхнулись в океан, распространяя круги по поверхности. Кочины колобки упали в стороне от моих.

– Теперь ждать. – Коча снова уселся на корточки и тихо, едва слышно запел.

Пение было монотонным и очень размеренным, слова непонятного мне языка широко ходили по нотному кругу, как бы возвращаясь каждый раз к одному месту. Это было похоже на вращение стрелки часов, и я сразу понял, что Коча не просто поет, а точно отсчитывает время, как делали это его предки много тысячелетий назад.

Продолжая петь, он медленно поднялся с корточек и сам начал кружиться под свою песню. Фигуры его танца делались все сложнее, и в свете луны Коча стал похож на древнего духа, танцующего в зыбких сумерках. Его тень кружила вместе с ним, но в то же время словно немного отдельно, заворожив меня окончательно. После полусотни движений Коча начал прихлопывать в ладони и ритмично бить пятками в песок.

«Торпеды приманивает… – без страха подумал я. – Точно так, наверное, как его предки приманивали из океана огромную хищную рыбу».

Древний мистический танец окончательно уверил меня в успехе нашего предприятия, поэтому когда я услышал невдалеке громкий всплеск, то разумом остался холоден, хотя тело невольно сжалось в ужасе от близости биотеха. Тут же рядом всплыла вторая торпеда, за ней третья. Это были маленькие по нашей убогой классификации, а они, мы заметили это давно, обычно сбиваются в стаи по три и патрулируют территорию в несколько гектаров поверхности океана. Несмотря на то что Коча продолжал танцевать, торпеды не двигались. Они продолжали колыхаться на волнах, поблескивая в свете луны мокрыми черными спинами.

– Все. – Коча неожиданно остановился и перестал говорить шепотом. – Надо лезть в воду.

– Куда? – ужаснулся я.

– В океан. Надо притащить туши к берегу. Здесь все три, других рядом нету. Не бойся. Они не взорвутся.

Мне приходилось бывать в разных передрягах, часть из которых была крайне опасна для жизни. Но лезть в океан… На это моя нервная система, похоже, не была рассчитана.

– Заодно помоешься, – широко улыбнулся австралиец. – А то весь в саже. На меня похож. Хай, да не бойся! Ты что, никогда не купался в океане? Это очень приятно. Как… – Он рассмеялся, разбежался и плюхнулся в воду, подняв в лунном свете сотни сверкающих брызг.

Я хмуро стянул штаны и сандалии, бросил на песок скомканную гавайку и осторожно вошел по колено в воду. Океан был теплым. Вокруг моих ног ярко вспыхивали и тут же гасли голубые созвездия планктона. Я зачерпнул эти искры, и они замерцали в ладони.

– Хай, ну давай! – позвал австралиец. – Мне одному трудно!

– Коча… – Мне стыдно было в этом признаться, но надо было сделать это прямо сейчас. – Коча, я не умею плавать!

– Что, Хай?

– Я не умею плавать. Меня никто не учил.

Коча ничего не ответил, но вскоре подтащил к берегу тушу торпеды. Она была похожа на чудовище из самого жуткого ночного кошмара – с ульразвуковой воронкой на морде, с двумя рядами щелевых жабер, похожих на акульи, каплевидная, скользкая, с обвисшей мантией водометов. Под воронкой виднелось слабо развитое ротовое отверстие с частым усом, приспособленным для отцеживания планктона.

– Тащи ее за жабры, в других местах не бери, – предупредил меня Коча. – Она еще живая, просто парализованная ядом травы. Тащи, тащи.

Я просунул ладонь в жаберную щель чудовища и выволок его на песок. Вид живой торпеды вызывал во мне одновременно и ужас, и невыразимое ликование от победы. Пока я ее осматривал, Коча подтащил еще одну.

– Страшные, – сказал я.

– Да. Это чудовища, Хай. Вы их сделали.

– Не я.

– Нет, я имею ввиду вообще вас, белых. Вам все время мало того, что находится вокруг вас, и вы стремитесь создавать новые сущности, а не изучать старые.

– Это свойственно людям.

– Нет, только вам. – Коча покачал головой и снова побрел к воде, за третьей торпедой.

Не выдержав, я тоже зашел в океан по колено. Кому скажи – не поверят. Два человека купались в соленой воде и остались живы. Невероятно. Этого впечатления, я уже понял, хватит мне очень надолго. Осторожно присев, я погрузился в воду по плечи, наблюдая за яркими голубыми искрами вспыхивающего планктона. Я опускал руки под воду и играл с этими нереальными огнями, погрузившись в какое-то запредельное психическое состояние.

– Хай! – Коча потянул меня за локоть. – Время вышло. Надо уходить в лес. Яд разжижается водой, и скоро его концентрации будет недостаточно, чтобы вызвать у торпеды паралич.

– Твои предки так ловили больших рыб?

– Да. Пойдем. Надо еще обезопасить торпеды.

Вынув из ножен кинжал, Коча осторожно ощупал брюхо торпеды, наметил место на боку, где слой плоти был тоньше, и медленно вонзил туда лезвие. Раздалось шипение, и из раны начала сочиться белая струйка пара – это азотная кислота взаимодействовала с металлом клинка. Коча медленно вытянул кинжал из прорези, и тут же оттуда толчками полилась густая маслянистая жидкость. Она кипела на песке, взвиваясь клубами пара. От едкого запаха у меня перехватило дыхание.

Полностью слив нитрожир поближе к воде, австралиец оттащил значительно облегчившуюся торпеду подальше, ловко вспорол ей брюхо и начал засыпать внутренности песком. Я уже понял, что это не первая торпеда, которую он так разделывает. Когда песок нейтрализовал остатки взрывчатки и кислоты, Коча высыпал его из брюха и несколькими ударами кинжала вырезал кислотные железы. Затем он повторил то же самое с оставшимися торпедами. На третьей я взялся ему помогать – уже понятно было, что именно надо делать и для чего.

– Все, теперь их можно таскать как угодно, – улыбнулся Коча. – Пойдем спать в лес, а то другие торпеды подойдут к берегу и взорвутся. Утром я опять накидаю травы, и будем ждать дайверов.

– Хороший план, – признал я.

– Рад, что тебе понравилось.