Текст книги "Ни вензелей, ни китайца"

Автор книги: Дмитрий Татаринов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Алло. – сказала наконец Вероника.

– Алло, привет, Ник!

– Привет-привет!

– Слушай, извини, что не получилось сегодня. На свидании была, представь! И есть офигительная история, ты только послушай. А лучше знаешь что, давай-ка мы с тобой встремся! Там такое! Ух!

– Марин, Марин, Марин. – пулемётной очередью прибила Марину Вероника. – Ты меня тоже прости, но я уже в театр захожу.

Марина проходила мимо небольшого озеленения, окружавшего памятник. Заметив лавочку, она решила сесть.

– Ох… – Марина замялась. – Ну да, ладно. В другой раз тогда. Но история потрясная, так и знай.

– Всё в порядке хотя бы? Ты цела?

– Ты шутишь? Да, конечно. Просто забавный случай.

– Ну ладно. Тогда завтра я тебя послушаю, идёт?

– Да, да. Давай, театрал.

Они распрощались, и Марина снова осталась в одиночестве. Насколько чертовски приятно ей было, когда Вероника проявляла щепетильность в заботе о ней, настолько же сложно ей было смириться с недоступностью подруги. А в последние годы Вероника и не радовала её частыми встречами – нарожав полдюжины детей, Ника только и успевала что помогать каждому из них проходить через кризисы. Зато у неё были мальчики.

А Марина испытала обиду на жизнь: почему сегодня ей так не везёт? Все её свидания расстроились; ничего, из того, в чём она нуждалась, добыть не удалось. Далёкая от веры в знаки, символы и магию, она всё-таки начинала подозревать Борю в том, что его присутствие приносит неудачу. Может, именно поэтому в жизни Нади постоянно случались неурядицы? А что, если будет иметь место накопительный эффект – чем дольше Боря у них живёт, тем серьёзнее незадачи их ждут? Марина почувствовала себя уязвимой и очень одинокой. И когда она вспомнила про необходимость разработки маркетинговой стратегии расширения их компании на восток, ей стало так не по себе, что она решила немедленно с кем-нибудь встретиться. Хорошо, что Эля целыми сутками сидит дома. Её всегда можно вытащить на прогулку. Марина позвонила дочке, но не тут-то было. Та сообщила маме, что решила кое-что устроить, не то чтобы прямо сюрприз, но маме должно понравиться. Марина призналась, что хоть и рада предприимчивости дочери, но рассчитывала на её компанию. Эля, не оценив по достоинству потребности мамы, заявила, что будет дома через несколько часов. Марина ответила, что тогда нет поводов волноваться, они встретятся уже дома.

Снова отвергнутая жизнью в своих надеждах, Марина решила, что она никому не нужна. И она закипала от связанной с этой идеей злости. Ей, похоже, оставалось только встретиться с Борей и продолжать выслушивать его несправедливые упрёки, претензии и оскорбления. Это именно то, чего она, наверное, заслуживает. Ведь всякий недостаточно эгоистичный человек, типа неё, Марины, обязательно должен претерпевать жестокое с ним обращение, по какому-то неписанному закону природы. И чтобы добавить масла в этот огонь, ей стоит снять с карты побольше денег и под видом дружеских намерений вручить их Боре, чтобы тот потратил деньги на какую-нибудь дребедень. А ещё лучше будет броситься перед ним на колени и умолять его подать чёртовы документы в институт, строительный или какой они себе выбрали. А почему бы ей вообще не поступить вот как: взять и признаться Борису, что он приглянулся её дочери и та только немножко стесняется обозначить свой интерес. Если же он будет достаточно настойчив и при этом чуточку тактичен, то… Но от этих мыслей Марине стало дурно. Вдруг она вспомнила про Тимофея Ильича.

Точно! Вот он – её последний защитник от Бориных лап. Впервые за долгие годы Марина обрадовалась тому, что в её жизни есть этот извращённый, но добродушный и ласковый персонаж. Сейчас она ему позвонит и, если только он будет достаточно чуток, она поможет ему реализовать все его фантазии. Наблюдая за неспешно уходившими вдаль автомобилями, она сидела на скамейке в глубине скверика, в полном одиночестве, если не считать соседствовавшего с ней памятника. Брусчатка, которой была выложена поверхность земли, рябила у неё в глазах. Гудки телефона, куда менее частые, чем стыки этого камня, тем не менее не успокаивали, а лишь только тревожили.

– Алло! – донёсся до неё, наконец, голос Тимофея.

– Тим… – игриво сказала Марина. – Скажи мне, что твой вечер свободен.

– Абсолютно. – ответил Тимофей. – Лежу и смотрю телевизор, первый канал.

– Ты извращенец, Тим, ты знаешь об этом?

– Да! – признался он. – Но ведь и ты тоже?

– Прекрати. Короче говоря, я еду к тебе. Сделай всё красиво, пожалуйста. Разбросанных носков я не потерплю.

– О! – воскликнул Тимофей. – А я ведь только что о тебе вспоминал.

– Без лирики, Тим.

– Понял. Я очень рад, жду тебя.

Отправившись на такси, Марина вскоре очутилась близ отеля, где уже лет десять жил её замысловатый коллега. Это было ещё одной странностью Тима – уверять окружающих в том, что он не потерпит постоянства жизни в одной и той же квартире и вместе с тем забыть о возможности перемен, застревая в том же самом номере того же самого отеля десятки лет. Должно быть, думала Марина, ему важно иметь саму возможность сняться с места. Но то, что Тимофей предпочитал использовать вещи не по их прямому назначению, – это доказанный факт. Эта черта красной нитью проходила через жизнь Тима и ярче всего проявлялась в его сексуальных предпочтениях. Необычное использование предметов – сколько раз он задавал эту проблему соискателям на собеседованиях? А теперь Марина снова, после длительного перерыва, прибыла помочь самому Тиму в необычном использовании частей его тела. Тоже, получается, профессиональная деформация? Но Марина не согласилась сама с собой: судя по всему, от каких-либо ориентиров в том, что касается секса и отношений, ей вскоре придётся отказаться, чтобы не переживать столь интенсивно свою исключённость из общества, давно вставшего на сторону желаний.

Он встретил её внизу, в фойе, в одном халате. Его, похоже, совсем не смущал ни официоз гостей и персонала этого отеля класса «люкс», ни роскошь мраморных полов и высоченных потолков – Тимофей чувствовал себя совершенно свободным человеком. Она не сомневалась, что под халатом на нём ничего нет. Хорошо, если он не начнёт свои игры сразу в лифте.

– Всюду китайцы. – заметил Тим.

Марина задумалась: с каким посылом он это говорит?

– Они имеют какое-то отношение к твоим безграничным фантазиям?

Его лысая голова отражала свет бронзовых люстр.

– М-м-м. Только самое отдалённое.

– Что-то новенькое? – заинтересовалась Марина.

Они стояли у шахты лифта и ждали, когда их заберут. Швейцар счёл своим долгом отойти в сторону.

– Нет. – сказал Тим. – Но ты, наверное, знаешь, что самые необычные игрушки производят в Китае. Японцы тоже молодцы, но мне кажется, китайцы берут числом.

– Ты как будто под впечатлением от чего-то. – заметила Марина.

– Ты знаешь, я всегда такой.

Приехал лифт, и Тим вальяжно зашёл в кабину, шаркая ногами. На нём были его любимые тапочки – кажется, занести в номер грязь он совсем не опасался. И Марина знала, почему.

Тим занимал просторный, светлый номер на пятнадцатом этаже отеля. Панорамные окна, составлявшие угол, открывали вид на лучшие места Москвы. Марина почему-то вспомнила о Боре. Мальчику, подумала она, было бы полезно здесь оказаться. Впечатления, которые он мог бы получить, наблюдая эти виды, он запомнил бы на всю жизнь. Посредине номера как раз стоял рояль – Боря, большой любитель музыки, обрадовался бы. Катакомбы из обтянутых дорогой кожей диванов, барных стоек и всевозможной техники пробудили бы в мальчике жажду приключений. А массажное кресло, джакузи и огромная кровать помогли бы ему расслабиться после волнительной игры. Чего, ей всегда казалось, не хватало в этом жилище, так это искусства. Ни одной картины.

– У тебя тут ничего не поменялось. – заметила Марина.

– Это ты в тайничок не смотрела. – игриво ответил Тимофей.

Он имел в виду место за невидимой дверцей, где хранились игрушки на все случаи его, Тима, взрослой жизни. Но Марина ещё не чувствовала себя готовой отправиться на эту экскурсию. Она бы хотела хоть немного поговорить.

Сев на диван, на его спинке Марина раскинула свои длинные руки. Тимофей сел, ссутулившись, на барную стойку и внимательно посмотрел на неё. Наблюдательный человек, он с неудовольствием отметил, что да, придётся о чём-то болтать.

– Ты выглядишь расстроенной. – сказал он. – Всё хорошо?

– Да, да, вполне. Но сегодня ты спас меня от одиночества, и я всё ещё не верю, что я здесь.

Тимофей лукаво сощурился.

– Как только ты посмотришь в тайничок, ты сразу убедишься…

– Тим! – прервала она его. – Дай время.

– Сколько угодно. Как дочка твоя?

– Давай не будем?

– Ладно.

В наступившем молчании Марина почувствовала себя чуть спокойнее. Ей захотелось рассказать Тиму про её новое знакомство. Конечно, он не поймёт её так, как могла бы Ника, зато Тим наверняка выдаст какой-нибудь неожиданный комментарий, в его шутовском стиле.

Пока Марина пересказывала Тимофею обстоятельства свидания с Олегом, он внимательно слушал её, ни разу не перебив. Она ждала, что он заметит в этой истории что-нибудь такое, на что не упал её, конвенциальный, взгляд. Но он только иногда кивал, а когда она закончила, впал в длительное раздумье. Сидя на барной стойке, он наблюдал за движениями своих волосатых ног. Тапочек соскользнул с его правой ноги и бесшумно упал на покрытый ковром пол.

– Ты о чём-то думаешь? – спросила Марина.

– Вспомнил о том, какая ты была нервная на прошлом собрании. – ответил Тимофей. – Мне кажется, ты слишком вкладываешься в то, что происходит вокруг.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, типа принимаешь близко к сердцу.

– Ну, да. – согласилась Марина. – И что ты посоветуешь?

– Не делать так. – рассмеявшись, сказал он. – А если серьёзно, то мне кажется, что тебя что-то гнетёт. Ну, я имею в виду, есть какая-то ситуация, и она причиняет тебе скрытое страдание. Скрытое, потому что ты не хочешь об этом вспоминать. И ты реагируешь слишком болезненно на все остальные ситуации. Я понятно говорю?

– Э-э, в общем да, кажется, но я что-то… Ничего такого не помню. Ну, кроме очевидных вещей.

– Так и задумано. – с улыбкой ответил Тимофей.

– Ага. И как же понять, что меня беспокоит?

Поднявшись на ноги, Тимофей надел оставленный тапочек и направился к холодильнику. Из его, казалось, пустого пространства появился грейпфрут. Тимофей сделал вид, будто ношу он на себя принял неподъёмную – такой тяжёлый фрукт. Марине нравилось, когда Тим изображал что-нибудь эдакое, пусть даже преображался в женщину – его любимый трюк.

– Будешь? – предложил он.

– О, нет, спасибо. Только что тарелку пасты съела.

– Ладно, а я съем. Ты пока ложись на диван.

– Что? Ты уже хочешь?..

– Нет-нет. Мы будем вспоминать.

– Что? – смутилась Марина.

– Ну, что тебя тревожит.

Сбросив слишком большие для её ног тапочки, Марина с удовольствием последовала просьбе Тимофея. Что бы он ни задумал, пока он возится с грейпфрутом, она сможет отдохнуть. Трудный рабочий день будто свинцом разлился по её членам. Ноги пульсировали и чуть ныли, требуя чего-то – внимания ли? Она пыталась вспомнить, всегда ли Тим был так нетерпелив, когда затаскивал её к себе в номер. Они не встречались уже несколько лет, и как раз нетрадиционный секс с Тимом она никогда не стремилась удержать в памяти. Марина не считала, что роль мужчины ей идёт.

И что же это её может тревожить? Она и сама знает. Дочь, неспособная определиться с будущим. Племянник, треплющий ей нервы своими выходками, неконтролируемый, оторванный от разумной жизни мальчик. Бездарные инициативы гендиректора, помноженные на необходимость реализовывать всё, что ни примет за гениальное решение его уже стареющий ум. И, может быть, близкая перспектива расставания с дочкой, которая отправится покорять европейскую науку. И опасение по поводу того, что негативный пример Бори окажется заразным, направит Элю в противное ею учёному существу русло. Или раззадорит её страсти. Вот и всё, что её беспокоит, и никакой тайны в этом нет.

Тимофей с тщанием отделял грейпфрутову мякоть от шкурки. Казалось, что подготовительные мероприятия влекут его даже больше, чем собственно поедание. Засыпав дольки сахаром, он съел их как будто слишком быстро. Марина не поверила, что Тимофей получил от такой трапезы удовольствие. Затем он вымыл руки и сел позади неё – в кресло. Она обернулась посмотреть.

– Ты так и будешь там сидеть?

– Да, расслабься. – сказал он. – Я не должен у тебя перед глазами маячить.

– Ну, ладно. – согласилась Марина. – Ты же ничего такого не задумал?

– Нет, не переживай.

– Хорошо.

– Вот. Замечательно. А теперь говори, пожалуйста, всё, что тебе приходит на ум. Только действительно всё. Ничего не таи.

– Что за игра такая? – не поняла Марина. – Что мне это даст?

Она вообще-то хотела близости, пусть даже такой, на которую только и способен Тим. Но что-то не похоже, чтобы разговор, который он затеял, заведёт их в постель.

– Ну, я тебе говорю, делай, что я говорю, и мы нащупаем твою проблему. Ну, то, что заставляет тебя так остро реагировать.

– Ох, Тим, ну реагирую я, и что? Ты женщин что ли не знаешь? Мы все эмоциональные.

– Марина, позволь мне эту малость? Не спорь и делай, что я говорю.

– Ладно, ладно. Так и что там?

– Говори всё, что приходит в голову.

– Да без проблем.

И Марина начала. Ну, что ей приходит, конечно, этот чудак-продюсер, оставшийся то ли с женой, то ли без. Как он смотрит ей в глаза, зная, что она не хочет его, что он не может ей ничего дать? Ей было так жалко его, а она не может выносить это чувство. Как здорово, что ей удалось отделаться от него, не перейдя границу вежливости. Теперь её задача – проделать нечто подобное с ещё одним персонажем. Тим его не знает, но может поверить, что тоже невыносимый тип. Ну, этот хотя бы молод, и вообще он ей вроде как родственник. Хотя она не может понять, считать ли его племянником или нет. И ведь он поселился у них дома, ест с ней с одного стола, моется под одним душем и ходит, прости Тим, в один туалет. А ведь это того типа личность, что без тени сомнения идёт на любые преступления. И если ему только стукнет что-нибудь в голову, она может прощаться с жизнью. Впрочем, пока он не более чем повод для её насмешек. Очень уж трогателен с платочком, повязанным вокруг шеи. Трогательность в мужчинах она тоже с трудом терпит. Мужественным её племянника не назовёшь. И при этом её дочь, кажется, испытывает к этому Боре любопытство. И что будет, если он ей понравится, а она вдруг ему? Каким образом ей запрещать дочери то, на что она имеет полное право? И кем их тогда считать – двоюродными братом и сестрой или романтической парой? Она так и видит, как этот Боря бросит несчастную Элю, поигравшись с ней, а она останется страдать, вспоминать о нём и плакать ночами. Именно так с ней когда-то поступил муж – тоже, вообще-то, был неуправляемым, музыку любил. Только тот музыкантом стал, а Боря пока никем.

– Тим, ты слушаешь вообще?

– Да-да, слушаю. Почему ты остановилась?

– Не знаю. – призналась Марина. – Мне кажется, я всё сказала. Ничего не приходит больше.

– Попробуй ещё.

Она попробовала.

– Нет, ни одной мысли.

– Тогда… – сказал Тим. – Вот что я думаю.

– Давай.

– Ты не просто так остановилась при упоминании бывшего мужа. Я думаю, ты всё ещё обижена на него, и сильнее, чем ты думаешь. И ты постоянно задавалась вопросом, кто кому кем приходится – мужем, сестрой. Наверное, ты всё ещё не уверена, кем тебе приходится он.

– Вздор! – Марина облокотилась о диван и посмотрела на Тима. Он сидел с закрытыми глазами, подняв голову вверх.

– Отрицание. – произнёс он, открывая глаза. – Ты только подтверждаешь моё предположение. Как давно ты вспоминала о нём?

– О муже-то? – спросила Марина. – Бывшем. Ну, давно. Только…

– Что?

– Эля мне недавно о нём напомнила. А потом ещё один раз.

– Вот видишь. – сказал Тимофей. – Надо об этом подумать.

– Не хочу я об этом думать.

– Это в твоих интересах.

– Вот ещё. Нет.

– Ну, как хочешь. – сказал Тимофей, поднимаясь. – Сеанс окончен. Теперь перейдём к самому интересному?

– Кино, что ли, посмотрим?

– Для начала заглянем в тайничок.

Представив себе сцены намечавшейся близости, Марина поняла, что у неё нет настроения этим заниматься. Встреча получилась какой-то слишком сердечной, и даже та злость и обида на мир, которые она испытывала несколько часов назад, уже испарились. Как ей отказаться от секса так, чтобы не задеть его чувства? Ведь он был так мил.

– Ты и правда этого хочешь? – спросила она, пока Тим, уже дежуривший возле «тайничка», ковырялся во рту зубочисткой.

– Честно говоря, – начал он и немного задумался, – я бы отложил. Уже поздно и я вряд ли смогу расслабиться. Я думал, ты хочешь.

– Поздно? – удивилась Марина. – Всего десять часов.

– Да, но… Слушай, извини.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет, что ты. Мне тут тоже бывает одиноко.

– Ладно.

Марина продолжала лежать на диване, пока Тимофей занимался своими делами – заваривал себе чай, мыл посуду, принимал душ. Она переживала расположение и благодарность к нему в связи с тем, что он не стал давить на неё. «Он мне как хорошая подруга» – подумала вдруг Марина. Вместе с тем она была расстроена: ей всё ещё чего-то не хватало. И она сожалела из-за того, что Тим, оказавшийся таким внимательным в этот раз, не вызвал в ней страсти, не дал ей всё, чего она хотела, а поэтому всё равно падал в её глазах. Он так и не нашёл себе спутницу, и Марина, хоть и понимала, почему, хоть и знала, что едва ли Тим повстречает ту, которая не просто поймёт его, но и полюбит, всё же надеялась, что ему повезёт. Он, ей казалось, заслуживал любви больше прочих мужчин. Но жалость, которая снова в ней просыпалась, помешала Марине вести диалог с собой. Она поднялась и получила удовольствие, ступая по густому ворсу ковра.

– Ладно, Тим, я пойду. Дочка обещала какой-то сюрприз.

– Давай, давай, мамочка, заходи ещё. И не думай об одиночестве – я всегда тут, рядом с тобой.

– Ты прелесть, Тим.

– Заказать тебе такси?

– Брось, я сама.

Выйдя из логова Тима, Марина снова оказалась в холодной и строгой атмосфере отеля. Она посочувствовала швейцарам и девочкам хостесс, которые, работая здесь каждый день, даже не догадываются, какой замечательный человек расположился в одном из номеров. Наверняка они думают, что он всего лишь богатенький самодур, подумала Марина. И завидуют ему из-за его возможностей и смелости иметь нетрадиционные вкусы. Марине стало очень тепло на душе, когда она вышла на улицу. Она жалела только о том, что Тимофей не сыграл ей на рояле.

Домой Марина пошла пешком. Ну какое такси: шесть километров по чудесной летней погоде она в состоянии и сама преодолеть. Прохожие радовались вместе с ней, чистенькие московские бульвары и переулки сообщали их настроению игриво-мечтательные нотки. Середина июня – та пора городской жизни, когда на улице даже ночью можно встретить кого угодно, вовсе не только собачника, любителя выпить или задержавшегося на работе клерка. И Марина всматривалась в эти разные, но объединённые жаждой жизни, любовью к существованию лица, чтобы подкрепить и задержать приятное чувство, оставшееся в ней после посещения Тимофея. Ей совсем не хотелось думать о вещах, которые по-прежнему можно было рассматривать, как источник одних лишь забот.

В одном из кафе на полпути к дому Марина заказала себе молочный коктейль и, приняв комплимент посетителя, двинулась дальше. Её интересовало всего два вопроса – что за сюрприз ей приготовила дочка и второй, более фундаментальный, как так вышло, что Тимофей, понимающий, любезный, внимательный, приобрёл почти исключительно извращённое представление о сексе? Марина не могла не видеть в этом противоречия. Грязь разврата не сочеталась в её уме с возвышенным и прекрасным, которые порой являл собой Тимофей. Может, его обходительность – не более чем игра, чтобы получить действительно желаемое? Или если нет, возможно, он слишком пострадал из-за нехватки любви и поэтому ему пришлось стать таким. Марина почувствовала себя обречённой из-за неспособности ни найти ответ на свой вопрос, ни чем-либо Тимофею помочь. Она написала дочке в WhatsApp: всё ли в порядке? Та сказала, что да, она очень ждёт маму.

С неудовольствием отметив, что настороженно прислушивается, прежде чем войти в квартиру, Марина резким движением открыла входную дверь. Та стукнулась о стену, и дочь, находившаяся в гостиной, с удивлением посмотрела на маму. Марина вымыла руки и, полная любопытства, пригласила Элю к себе в комнату, чтобы та поделилась наконец своим сюрпризом.

– Да так мам, мелочи, сейчас подойду. Только посуду помою.

Пока ждала дочь, Марина решила проверить, как там Боря. Она заглянула в его комнату, он спал, лицом уткнувшись в подушку. Горела настольная лампа, но ни одной книжки на столе Марина не заметила. Мусор не только не был убран; его, казалось, прибавилось. Гитара лежала на полу, а вокруг валялись окурки. Телевизор изображал сцены безвестного для Марины мультфильма, но не издавал ни звука. Марина с трудом отыскала пульт среди разбросанного гардероба племянника и нажала на кнопку «off».

– Вы чего творите? – вдруг раздался Борин голос. Да так неожиданно, что Марину чуть не хватил удар.

– Я думала, ты спишь. – сказала она.

– И? Это, вроде бы, моя комната. Что хочу здесь, то и делаю.

Марине было трудно не согласиться. Но нужно же как-то себя защитить.

– Я хотела позаботиться о тебе. От телевизора же идёт излучение.

– Господи, какой бред. – сказал Боря. – И я не верю, что вы о ком-то заботитесь, кроме себя и своей дочурки.

– Как видишь, ты здесь. И я тебя не выгоняю. Хотя мне совсем не нравится то, во что ты превратил эту комнату.

– Не выгоняете? Ещё не хватало.

Марине показалось, что, несмотря на обыкновенную грубость, Боря вместе с тем мягче, чем обычно. Должно быть, он стал больше её уважать и ценить после того, как понял, что она выдерживает его давление. Чтобы не лишиться с таким трудом сделанного шага в их отношениях, может и вообще иллюзорного, она решила поскорее оставить Борю в одиночестве.

– Стойте. – вдруг сказал он, когда она уже открывала дверь.

– Да? – Марина обернулась.

– Во-первых, у меня кончились деньги.

– А во-вторых?

– Хочу на вашем БМВ покататься.

– Ну, пожалуйста. Завтра вечером, когда после работы вернусь.

– Но я хочу за рулём, без водителя.

– А права-то у тебя есть?

– Получить не успел, но я уже наученный и экзамены сдал.

Ей было, о чём задуматься. Понять, врёт он или нет, невозможно. Да и в любом случае она не должна позволять ему садиться за руль. Ему ведь, кажется, нет восемнадцати лет. Какие права?

– Тебе есть восемнадцать?

– Это что за вопрос?

– Не то, о чём ты подумал. В восемнадцать права выдают.

– Есть-есть. Говорю же, получить не успел.

– Я подумаю. – сказала Марина. Борино молчание, выдававшее в нём согласие терпеть зависимость от неё, очень Марину порадовало. Жаль только, что теперь действительно предстоит подумать о том, как поступить.

– А деньги?

– На жизнь я тебе дам. Но учти, что если потратишь раньше времени, на меня можешь не рассчитывать.

– Окей. – сказал Боря. – Оставьте на столике, когда меня не будет.

Довольная достигнутым согласием, Марина вернулась в свою комнату, аккуратно затворив дверь в Борину. Эля её уже ждала. Лицо дочери, обычно бесстрастное, выражало какую-то редкую, одной Эле известную эмоцию.

– Ты какая-то загадочная. – сказала дочери Марина.

– Ой, да нет, вовсе. – отнекивалась Эля.

– Так о чём ты хотела мне рассказать?

– Сейчас, погоди.

Эля вышла и вернулась минуту спустя. В руках у неё был какой-то журнал.

– Так. – приготовилась слушать Марина.

Сев рядом с ней на диване, Эдя сдвинула ноги и разгладила юбку. Заметив на ней волосок, Эля аккуратно зацепила его ноготком и сбросила на пол.

– Мам, ничего особенного. Просто мне захотелось сделать пирсинг. Ну, то есть проколоть ухо.

Марина не сразу поняла, что дочь имеет в виду.

– Подожди, Эль, так у тебя проколоты. – она посмотрела на Элины серёжки.

– Да, – ответила Эля, – но я хочу вот тут, сзади.

– Где сзади? – удивилась Марина.

– Ну, вот тут. – Эля взялась за краешек уха.

Марина приподнялась и, оперевшись коленом о диван, а одной рукой взявшись за плечо дочери, посмотрела на место, которое заинтересовало Элю. Действительно, сзади. Там, где ухо, совершая резкий поворот, само с собой образует ложбинку. Эля вставила в неё свой пальчик и помассировала себе ушко. Её кожа зашуршала.

– Ясно. – сказала Марина, возвращаясь на место. – Что это ты решила?

– Не знаю. Просто захотелось.

– Уже решила, когда пойдёшь к мастеру?

– Пока нет. А ты не против, если я проколю?

– Нет, отчего же? – удивилась Марина. – Ты уже взрослая для таких вещей.

– Я только пока форму серёжки не выбрала. – Эля взяла в руки журнал.

– Это каталог?

– Да.

– Давай посмотрим.

Пока дочь листала каталог, Марина, не желавшая навязывать ей свои предпочтения, пыталась понять, почему Эля вдруг заинтересовалась пирсингом. Неужели она настолько устала от выборов университета, что предпочла поменять предмет неопределенности на форму серёжки? И главное, снова не может принять решение. Похоже, дочь хочет всего и сразу.

– Мне хочется то вот такую длинненькую, из трёх кнопочек, то вот эту в форме цветка. – призналась Эля. – А ещё вот эти с завитками красивые. А вот на той странице…

Хаотично листая каталог, Эля влюблённым голосом рассказывала о приглянувшихся ей формах. Марина вдруг поняла, что она совсем не вовлечена в процесс, потому что дочь её раздражает. К тому же вечер выдался суматошный и она устала.

– А тебе какие нравятся, мам? – с каким-то нажимом спросила Эля.

– Все, какие ты показала. Давай ты выберешь, а я тебе скажу своё мнение.

– Эх, я думала, ты мне поможешь.

– Тут только ты можешь решить. Ну, они ведь все красивые. Выбирай любую.

– Эх, ладно. – Эля как-то тоскливо положила каталог на колени.

Выбор был совершён только на следующий день. Эля прислала маме в WhatsApp картинку: серебристые завитки образовывали вытянутую форму наподобие шишки. Марина призналась дочери: она удивлена, она думала, что Эля любит минимализм. На самом деле он подумала вот о чём: дочь предпочитает оставаться незаметной и поэтому составляет свой гардероб из самых неброских вещей. Она бы поняла, если бы Эля выбрала серёжку-кнопочку или тоненькое кольцо, но не такую массивную и узористую вещь. Ей, правда, некогда было думать о мотивах Эли, к тому же она была рада тому, что вкус дочери начал выходить из тени. Марина похвалила её и сказала, что с удовольствием полюбуется на её новое украшение.

Потом, когда в её плотном рабочем графике неожиданно образовался перерыв, Марина решила употребить выдавшиеся минуты отдыха с пользой. Она позвонила Наде, чтобы предупредить её о намерении Бори сорвать подачу документов. Та, однако, не поверила Марине на слово. Дескать, Боря обещал, клялся, что сделает так, как они договаривались. Должно быть, он уже со всем справился и теперь просто не понимает, что от него требуют. Он замечательный и, хотя бывает порой непоседлив, не способен на подлость. Ещё может быть, что он просто шутит над наивной Мариной, чтобы её позлить. Пусть она не обращает внимание на этого проказника, он большой любитель приврать и пустить пыль в глаза. На всякий случай Надя ему, конечно, позвонит, но это скорее формальность. Кстати, как вообще у них дела? Марина решила не рассказывать о деньгах, которые Боря у неё запросил. И тут она вспомнила, что, второпях собираясь на работу, совершенно забыла о данном обещании. От Нади она отделалась общими словами. Дети хорошо ладят, но ей с Элей иногда жаль, что Боря так часто пропадает. Они бы хотели видеться чаще. Надя признала: её сын не так уж общителен. Повисшее молчание оборвала Марина: она пойдёт работать; как-нибудь ещё позвонит.

Встретив в коридоре «директорского» этажа Тимофея, Марина не сдержала своего смеха и сказала ему:

– Сегодня мой отдел должен начать разработку этой чёртовой стратегии, а я понятия не имею, что может оправдать себя на востоке. Ты ведь голосовал «за»? Очень жалею, что вчера не наказала тебя.

Тимофей, лукаво щурясь, обернулся, чтобы проверить, нет ли у них лишних ушей.

– Ты всё ещё можешь сделать это сегодня.

– Нет, сегодня я встречаюсь с подругой.

– И её приглашай.

– Дурак. – сказала Марина и потрепала Тимофея по щеке. Щетина колола ей руки, а она думала о том, как давно она уже не ощущала этой щекотки на иных частях своего тела.