Текст книги "Чешуя"

Автор книги: Дмитрий Тарабанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Он стоял в тени памятника Пелевину, сжимая в правой руке почти касающийся земли букет и тихо барабаня пальцами по трубке телефона на поясе. Последнее Виктор прихватил, чтобы не подавать дуплицированной Элизе поводов для подозрения. Она могла теперь позвонить ему, когда ей вздумается. Правда, телефон был переведен в режим "занято". Возле памятника Пелевину часто назначают встречи. Вот и сейчас три фигуры, не считая самого Виктора, переминались с ноги на ногу, состроив самые серьезные гримасы. Девушка в чешуйчатой юбке-комбинизоне, весьма приличный индивид в коже и очках с маленькими круглыми стеклышками и прыщавый юноша, мнущий между пальцами дешевую сигарету с водорослевым тобакозаменителем. Элиза еще не появлялась. Виктор прождал минут пятнадцать, хорошо зная, что появится девушка за минут пять до оговоренного срока. На жидкокристаллическом табло телефона серым стояли цифры: "18:40". Пройдясь вдоль ограждения пятого яруса, отделявшего жителей гидрополя от сорокаметровой пропасти, Виктор наигранным движением обвел ощетинившиеся конструкциями окрестности города. Элиза появилась неожиданно. Словно выпорхнула из пространства за перилами. Виктор поймал себя на мысли, что уже второй раз не видит этого. И улыбнулся. Элиза легкой походкой к нему приблизилась, поправила кожаную сумочку на плече, улыбнулась в ответ, и, для пущей правильности подтянувшись на цыпочках – ее рост позволял ей обойтись без этого, – коротко поцеловала Виктора в губы. – Привет, – радостным, запыхавшимся шепотом выдохнула она. Виктор растерянно поднял брови. Да, что-то в ней изменилось с момента их последней встречи на континенте. И не только в теле, обретшем зрелость форм и черт, но и в поведении. Фиолетовые брюки и короткая белая маечка с наброшенной на плечи прозрачной чешуйчатой жилеточкой гармонировали с ее новым образом. – Здравствуй, – сдержано ответил Виктор, переводя букет из пяти роз в вертикальное положение и протягивая девушке. – Тебе! Элиза обхватила букет обеими руками, нырнула лицом в лепестки, втягивая характерный аромат... – Обалдеть! Я уже не припомню, сколько месяцев не слышала запаха настоящих роз. Наверное, последний раз это было на панихиде по ялтинцам... – Она чуть не подскочила от возбуждения. – Ну как дела? Рассказывай! – Дела? – Виктор замялся. – Давай сперва где-нибудь уютно упадем, а потом уже поболтаем о делах. Идет? – Я так и планировала. Поэтому сейчас мы идем в "Птичий двор". – Надеюсь, кухня там не морская? Это единственная плохая черта моря рыбная пища быстро приедается... – Сухопутная. Меня саму ностальгия замучила, как бы я континент ненавидела. – Сухопутная – это хорошо, – уступчиво подметил Виктор. Они уже шли, удаляясь от постамента Пелевина с листовкой Фиделя Кастро в руке. Виктор держал руки в карманах куртки. Элиза одной придерживала ремень сумочки, а в другой несла букет. Как только они отошли от композит-материальной фигуры писателя, к прыщавому юноше подбежала девчонка лет двенадцати с робкими словами "Это не ты, случайно?.." – А с чего это ты вдруг стала ненавидеть континент? Насколько мне память не изменяет... Элиза почувствовала, что разговор ложится в неверное русло. И бросила кости на другой игральный стол. – Ты слышал, что фильм новый сделали на "Довженко"? "Не последняя Атлантида"? Вчера в "ТВ-сети" выставили копию, – она выдержала интригующую паузу и добавила: – А я смотрела! – И как? – Виктор знал, что она ответит. – Чмок-чмок, бах-бах! Но прикольно. Со смысловой и идейной нагрузкой мелодрамы справляется отлично. Я даже в одном моменте чуть не прослезилась, – она глянула в небо, неуверенно. – Или прослезилась? Виктор кивнул. – Мне на этого кино дали ту же рецензию. Они засмеялись. Потом засмеялись еще – и еще раз. Рука Элизы незаметно соскользнула с плеча и легла в ладонь Виктора. Они шли по пешеходной дорожке пятого яруса гидрополя Симферополь-Г, и уже никто из случайных прохожих не мог бы назвать их просто старыми друзьями. Как минимум, любовниками. А то и вовсе молодоженами. Элиза провела его навесными мостиками и подкоммуникационными переходами к ресторанчику, расположившемуся на четвертом ярусе. В отличии от "Эвксинского", дизайн экстерьера не только полностью соответствовал названию, но и весил в пределах разумного. Изготовленный из деревянных реек, ресторан напоминал не самый мало финансируемый континентальный хлев. Внутри он являл собой чистейшее произведение искусств: неравномерно разбросанное по полу сено, металлические ведра со льдом и торчащими из них бутылками шампанского, деревянные винные бочки, кормовые корыта с нарезанным хлебом, вазочками приправ, гарниров и специй. Столики располагались абсолютно беспорядочно, но что больше всего интриговало клетки с живыми животными: курицами, кроликами, поросятами – и снующие по бревенчатому полу ярко-желтые цыплята. – Кажется, столика нам не досталось. Только места у стойки. – Безрадостно отметила Элиза. – Пойдем куда-нибудь в другое место? Возле стойки что-то неохота... Посетители ресторана не оставили без внимания остановившуюся посреди заведения парочку, метнув в их сторону изможденные взгляды. – А если с собой возьмем? Как раньше? Не хочешь? – Воки-мил? Знаешь, это идея! – Тогда пошли сделаем заказ... Им все-таки пришлось подождать возле стойки, пока облаченный в крестьянский костюм официант выполнял их заказ. Но, не замечая довлеющего присутствия губителей спирта, они продолжали разговаривать. И смеяться, вспоминая минувшие дни, годы совместной учебы в Одесском Нанотехническом, незабываемых хохмачей из университета. Элиза говорила без перерыва, а Виктор ловил себя на мысли, что не хочет, чтобы она останавливалась. Через десять минут они уже брели под свежим смеркающимся октябрьским небом, похрустывая жареными ребрышками и курочкой, картошкой фри и гренками, корейской морковью и солеными огурчиками. У обоих на шее высели "сосуды-кулоны" с торчащими вверх тонкими трубочками, из которых можно было прихлебывать, не останавливаясь и не освобождая рук. Пили "Фанту". Они шли, куда глаза глядели. Прохладный ветер холодил горло, но было как-то не до него. Минареты сменялись арками, арки – водорослевыми навесами, навесы – кустарниковыми клумбами. Они доходили до тупика, пропасти, очередных перил, спускались по лестнице на ярус ниже, не спрашивая "Пойдем туда или уже обратно?", и брели дальше. По дороге им встречались такие же гуляющие пары и возвращающиеся с хмурыми и бледными лицами рабочие. Да и кто в такое время мог им встретиться еще? Дети совались по игровым площадкам на первом ярусе или томились над домашними заданиями в теплых квартирах, подростки отрывались на дискотеках или целовались на задних сидениях родительских авто, пожилые люди в большинстве своем пропадали на плавучих домах или прибрежных санаториях. Поздним вечером, когда шум носящихся по подвесным автострадам машин стихал, становился слышен гул, буквально разъедающий конструкцию с основания. Это работала опорная промышленная часть гидрополя, скрытая толщей мокрой воды и слоем пенобетона. Район, куда забрели Элиза и Виктор, располагалась в противоположном конце города. Здесь, на первом ярусе, являющем собой полуплавучую конструкцию, создатели планировали роскошный фитопарк, составленный исключительно воздушными водорослями, но как показала практика, народ больше тяготел к порождению сухопутной природы. Потому парк переживал не самые лучшие годы своего существования. На опорных столбах, навесных сетках, многочисленных карнизах и развесках произрастали зеленые и бурые водоросли нептуний. В воздухе витал запах соли и йода. Бетонный пол заменяла мелкоячеечная решетка, сквозь гранулы которой блестела рябь темных волн. Задевая конструкцию, плескалась вода. Стало совсем темно, а на небо высыпали звезды. – Но самый прикол это тот, когда он продал душу за стаканчик семечек, хохотнув, подвела итог Элиза. И, глубоко довольная своим рассказом, замолкла. Их руки больше не удерживали друг друга. Рука Виктора легко оплетала тонкую талию Элизы. Девушка, прервав нескончаемую тираду слов, наконец почувствовала всю интимность обстановки и, еще раз поднеся розы к губам, вдохнула их аромат. – Знаешь, сейчас с тобой я чувствую себя полной идиоткой, – с совершенно другой интонацией начала она. – Давным-давно, еще на первом курсе, когда мы только начинали узнавать друг друга, я таскала с собой на свидания подругу. То ли боялась, то ли стеснялась – поди сейчас разбери... Ты каждый раз приносил мне розу, а ей вручал шоколадку. Тогда я чувствовала себя такой ущемленной... И даже завидовала ей. Ну разве не дурой была? Виктор усмехнулся, прижав девушку к себе крепче. Мол, выброси из головы, это не имеет уже никакого значения. – Но еще большей идиоткой я себя чувствую после того, что между нами произошло тем дождливым днем в госпитальском парке. Я чувствовала свою важность в твоей жизни настолько превосходящей, что надеялась отказом оставить тебя на континенте. Но я не могла представить, насколько море идеально для тебя. Я надеялась, что мне удастся разрушить твою далекоглядную и перспективную мечту. Переоценивала свою важность. Стоя перед зеркалом, думала: "Какой дурак откажется от такого?" Но ты оказался тем самым не-дураком, который нашел в себе силы отказаться. И тогда я осознала, что дурочкой, на самом деле, была я. – Элиза, погоди... – Нет, – она выскользнула из его рук. Подойдя к перилам, облокотилась на них. – Я виновата. Если б я только смогла полностью искупить свою вину... Виктор глядел на нее сощурившись: стройную, изящную, с распущенными темно-каштановыми волосами, под стать водорослям нептуний. Он переваривал ее последние слова, загнавшие его в тупик своей биполярностью. Девушка вспушила одной рукой волосы, другой же, стараясь проделать это как можно незаметней, скользнула в сумочку. В тихом рокоте нефтеперегонных, водородных моторов и просто волн, скрипнула разрываемая плотная фольга. Белая таблетка, несомая двумя тонкими пальцами, скользнула Элизе в рот. Она торопливо проглотила. – Что это? – сразу же спросил Виктор. Сейчас она могла спокойно выпить и снотворное, и яд... Элиза неловко развернулась. – Да так... У меня что-то голова заболела, – она пристально посмотрела Виктору в глаза, не считая нужным досконально камуфлировать реальную причину. Ветер поднес распечатанную упаковку к ногам Виктора. Два старых как мир символа на ней нельзя было не узнать. Элиза сделала неуправляемый шаг и повисла на шее Виктора. Ее горячий язык скользнул ему в рот, и страсть, тихо подогревавшаяся все эти часы, вскипела в обоих. Они держались несколько минут стоя, потом рухнули в массу вылезших за пределы клумбы пахучих водорослей, лаская друг друга. Элиза была щедра и искусительно пассивна, позволяя партнеру делать все, что он хочет. На задворках сознания Виктора всплыл ночной секс с его Элизой, ненастоящей, игрушечной, со всем его бесстрастием, наигранностью и однорольностью – говоришь с куклой и сам за нее отвечаешь. Виктор поспешил вымести из головы мысли о второй девушке, понимая, что для него в данный момент существует только одна. И отныне только одна существовать и будет.

– Еще один взнос в историю человеческого дуплицирования с практически полной перестройкой сознания подопытного. Нет, прошу прощения, подопытной. Техник удовлетворенно прошелся по заполненным графам веленового чека, размеренно кивая головой. – Мои поздравления! – он протянул через весь стол Виктору руку. – Наверное, я все-таки подлец, – заказчик нехотя ответил на рукопожатие. – Да ничего: некоторые и не так просирали родительские деньги. Подумаешь, сто миллионов... – Да при чем тут деньги? Я же делаю из Элизы марионетку. Взгляни на это! По-твоему я правильно поступаю? – Виктор брезгливо кивнул на середину стола, где в сосуде с питательной жидкостью болтался зародыш, напоминающий сейчас скрючившуюся на суше рыбешку. – Она ведь уже не человек. – Бекон, который растет в чанах, имеет такой же тонкий вкус, как натуральный аналог с континента. И стоит, к тому же, дешевле. – Нельзя сравнивать женщину-человека с говядиной. – Почему? И то, и другое – мясо, согласись! С высоким процентом содержания белков, высококалорийное... В конце прошлого века бытовало мнение, что тело восстановить возможно, а вот душу – нет. А что стало через двадцать лет? Какие у них были физиономии, когда первые удачные опыты выявили, что нет никакой души, а есть только кучка серого вещества в черепной коробке. Да бог с ней – с душой. Света, как известно, тоже без фонаря не бывает. По-твоему кто-то из моих клиентов приходил сюда с целью воссоздать душу? За сто миллионов можно получить и что-то свое. После общения с такими, как ты, мне несложно было сделать вывод, что душа – всего-навсего чешуя, а не жабры и не скелет. Так себе: придаточек. Драйвер к устройству. Сила, которая толкала бы изумительное мясо в нужном направлении. Все! От этих слов Виктор почувствовал себя еще хуже. Он старался не смотреть на уродливый зародыш. – Она точно будет меня любить? – не поднимая глаз, спросил Виктор. – Вот видишь: мясо, мясо!.. Еще раз повторю: она и так тебя любила. – Наверное, недостаточно сильно. – Ошибаешься. Она тебя любила, но хотела изменить, подстроить под свой идеал, перебить твой аппетит к морю. Ей этого сделать не удалось. Тебе это удастся за сто миллионов. Вообще, почему я изначально протестовал, через три года в ее сознании произойдет полная смена полюсов мнений. Она буквально ворвется в море и будет жить долго и счастливо – с тобой. Настоящая, живая. Потому дупликат делаем на год младше – для перестраховки. Вдруг, передумаешь... – Не передумаю, – Виктор поднял голову. Лицо его было серьезным, как лик модерниста в социалистические времена, приставленного лбом к только вчера побеленной стенке. – Мы в обязанности за тех, кого приручили... – Блин, вы сговорились что ли? – всплеснул руками Техник. – Все как один повторяете одну и ту же фразу! – Как ты заставишь ее любить меня? – Гм. Поменяю противоположные ассоциативные компоненты. Достаточно перевернуть цепь мотиваций "суша-море", чтобы Элиза бросилась на твой матрасик посреди Черного моря. Но через оговоренный срок, она уйдет, как Христос по волнам, и с суши ты ее не вытащишь до конца дней. Поэтому мы делаем коронный прием: заменяем ее способность самостоятельно принимать решения на полную преданность тебе. Если ты ее бросишь, она станет красивой калекой, и долго не протянет... – Я ее не брошу. – Для равновесия мы восстанавливаем следующие детали: теперь она жизни не мыслит без фарфора, а точнее – статуэток, которыми она может монархически владеть; но ненавидит ультрамодные чешуйчатые костюмы и соответствующую бижутерию. Теперь ей нравятся водоросли, но не континентальные растения... Что-то там еще было. Я тебе дам полный список. – Вместе с дубликатом яйцеклетки, – напомнил Виктор. – Конечно! А впрочем, у тебя теперь будет целая фабрика яйцеклеток. Хоть гарем Элиз делай! Были бы деньги. – Сто миллионов – окончательная сумма? – А то! Какие могут быть оговорки? Мы же взрослые люди – друг друга понимаем. За сто миллионов ты получишь все шкурки – и, конечно же, свою лягушонку в коробчонке. Водоплавающую лягушонку.

Тучи сгущались. Виктор очнулся утром в своей теплой постели, сразу же ощутив, как сильно поменялось освещение. Приглушенный осенней небесной мутью свет скользил по простыням, придавая им вид полотнищ публичного дома – вечно измятые, сырые и влажные. Элизы рядом не было. Судя по звонам и глухому стуку ножа по дереву, она готовила завтрак. Виктор, не вставая, перекатился через плечо и глянул в окно, лежа на животе и водрузив слегка ощетинившийся подбородок на подушку. Небо приобрело серовато-бурый оттенок, нависнув свинцовой ширмой над окрестностями гидрополя. Тот уголок моря, что был виден из-за шпилей и параллельных платформ надводных коммуникаций, цветом от неба не отличался. Где-то далеко, у самого горизонта, где сходились матовые обивки, полыхали молнии. Полыхали странным розовым блеском, как это может быть только в море. Виктор по привычке скатился с кровати. Натянул штаны. Прежде чем зайти на кухню, посетил душевую. Пахло манго и по стенкам душевой сползали капли Элиза уже успела принять душ. Виктор поменял режим подачи воды с любимого Элизой "горячего" на "холодный" и помучил себя леденящими упругими струями. В голове прояснилось. Халата не сушилке не обнаружилось, потому Виктор зашел в кухню, обвязанный вокруг талии широким полотенцем. – С добрым утром, – сказал он. Элиза, выкладывавшая бутерброды из микроволновой печи на тарелки, регулярно облизывающая обжигаемые расплавленным сыром пальцы, обернулась: – А... Приветик! Ты сегодня как-то особо поздно поднялся. Я тебя будить не стала: думала, ты вчера поздно с конференции вернулся, не выспишься, как надо. Я вчера волновалась, почему твой телефон все время занят, но когда вспомнила, что на конференции не принято... – Ты правильно сделала, – сказал Виктор, отодвигая пластиковый стул без спинки и присаживаясь. – В смысле, что не разбудила. Погода ужасная. Придавило слегка. – У меня уже давно ноги крутили... – невзначай сообщила Элиза и села напротив Виктора. Бессознательно поглощая "горячие" бутерброды, Виктор разглядывал Элизу, сидящую к нему в пол-оборота, попивающую чай и глядящую в окно. Ее непросохшие волосы были собраны резинкой и казались сейчас черными. Зеленые глаза внимательно кромсали ландшафт за окном. Виктор на мгновение увидел в ней Элизу, стоящую у перил в ночном нептунус-парке перед потреблением противозачаточного. Она резко повернулась, и Виктор вздрогнул. – Вить, слушай. Я давно собиралась прошвырнуться по магазинам. Мне нужна одежда на осенний сезон, кое-какая косметика, прикупить кое-чего из домашних мелочей... новая ночнушка... А тебе нравятся чешуйчатые костюмы? Из натуральной рыбьей чешуи? – Нормально, только ароматизированы они чересчур. – Я поищу послабее. Знаешь, мне они раньше так не нравились! А теперь я поняла, как это круто, изящно и символично. Я куплю, да? – Конечно, покупай. Если сегодня ветер не изменится, будет дождь. Твои же плащевки потонули в Ялте-Г... – А! И еще. – Она состроила самую милую мордочку, на которую только была способна. – Можно я куплю себе одну маленькую статуэточку? Пожалуйста! – Я тебе когда-то запрещал? – Виктор улыбнулся.– Я привык выполнять обещания. Покупай. – Спасибо! – она потянулась через весь стол, чтобы обнять Виктора за шею и горячо чмокнуть в щеку. – Пойдем вместе? Я здесь еще никого не знаю, а самой скучно. Виктор положил палец поперек губ Элизы. – Не могу. Сегодня я прогулял работу, следовательно свободное время проведу с пользой – пройдусь по банкам. Как ты говорила? "Приват" и "Юг-гидро"? Если мы не получим кредит вовремя, наш филиал "Технологий" совсем захиреет и директора сместят меня с должности. А тогда придется искать новый источник прибыли. База устарела, сорта водорослей-матриц себя не окупают. И владелец контрольного пакета ничего не хочет принимать относительно кредитования... – Ладно, – девушка расцепила объятия и выпрямилась. – Схожу сама. Зато так я не стану тебя нервировать долгим кружлянием вокруг цветочных лавок. – Ты меня не нервируешь вовсе. – Ну я же сама знаю, – загадочно обронила она. Виктор закончил завтрак и еще долго ходил по квартире, распечатывая копии бизнес-плана и примеряя старые пиджаки. Элиза не обращала на его фиктические прихорашивания никакого внимания, пока тот не надел строгий черный костюм. – На похоронные собрался? – шутливо спросила она. Через минуту она уже выпорхнула издому, бросив Виктору короткое: – Буду! Как только дверь за ней захлопнулась, Виктор бросил костюмы и подбежал к телефону. Включил в сеть. Почти сразу же телефон зазвонил. Виктор подхватил трубку и поднес к уху. На стационарной панели спроецировалось лицо Элизы. Ее мокрые волосы были собраны в хвостик, и на открытом лбу был отчетливо виден шрам. Элиза улыбнулась. – Привет. Чего так долго трубку не брал? – Только проснулся. – Да по тебе не скажешь, – Виктор вдруг понял, какую глупость он сказал. Ведь на нем все еще висел дорогой костюм. – Прости, – поспешил извиниться он. – Я тут выходил... – Ясно. Я к тебе сегодня заезжаю. Виктор думал недолго. Для того, чтобы разложить мотивации по полкам, ему хватило сегодняшней ночи. – Конечно, заезжай. – Через час буду. Сейчас уже час... В два, получается... – Нет. Элиза на экране нахмурилась. – Мне нужно пробежаться по банкам. Попробовать пропихнуть бизнес-план в "Приват" и "Юг-гидро". Сама понимаешь, родительские деньги потонули вместе с ялтинскими фермами, страховые компании у нас некудышние, а водорослевые фермы за копейки отдавать монополистам – не хочется. – До пяти управишься? – с надеждой спросила Элиза. – Постараюсь. К пяти можешь приходить. Записывай адрес... Элиза улыбнулась и продемонстрировала визитку с инициалами Виктора: – "Я здесь проездом..." – Откуда? Я же тебе ее не давал! – У тебя вчера из штанов выпала. Когда мы валялись в зарослях нептуний. Легкий румянец пробился сквозь равномерный цвет лица. – Ты на меня не обижаешься? За то, что я на тебя вчера набросилась? – Спасибо, – ответил Виктор. – Мне понравилось. – Мне тоже. Они замолчали. Элиза смотрела куда-то вниз, а Виктор бегал глазами по ее лицу. Сейчас они казались очень похожими – настоящая и дуплицированная Элизы. Лицо, тело, глаза, волосы, повадки, притягательная скромность... Или он так сильно запутался? Еще вчера он находил острые отличия. – Тогда в пять, – подытожила Элиза и потянулась к выключателю. – В пять. – Я люблю тебя, – тихой скороговоркой проговорила она и отключилась. – И я тебя. Виктор водрузил трубку на место и снова отсоединил аппарат от сети. Его не должно сейчас ничего беспокоить. Он должен отдохнуть перед боем. Ни по каким банкам он сегодня не пойдет. Он будет спать. Возвратившись в спальню, Виктор глянул поверх постели – в окно. Свинец неба доходил до своей критической массы, готовясь низвергнуться струями воды на гидрополь и его покорных обитателей. Вспышки молний приближались, несомые ветром, и полыхали где-то совсем недалеко. Звук еще не доходил. Завалившись на кровать в черном костюме, Виктор завернулся в одеяло и смежил веки. Донесся робкий громовой раскат. ... Проснувшись, Виктор понял что спал не меньше трех часов. Опять-таки по освещению. И шуму. Беспорядочный дождь барабанил в окно, разбиваясь и сливаясь в струи. На секунду комната освещалась вспышкой, становилась голубовато-пепельной, как засвеченная фотопленка, и снова погружалась в синий вечерний мрак. С каждым завывающим порывом ветра давление воды на поскрипывающее стекло усиливалось. Виктор поднялся на кровати и озабоченно обнял колени. Ему не хотелось делать ничего из того, что он задумал. Ливень мог сойти за причину. Виктор проскрежетал зубами. Все-таки поднялся. Сощурившись, отыскал на стене стрелочные часы и почти вплотную их рассмотрел. Половина пятого. Элиза должна была скоро вернуться. Наверняка она задержалась в универмаге... А настоящая Элиза могла и вовсе не прийти из-за дождя. В прихожей во время очередной вспышки он глянул на свое отражение. Помятые штаны и пиджак, лицо бледное, а веки, несмотря на темноту помещения, смежены. Он наощуп вытянул узкий ремешок из плаща и подергал за края. Подойдет. Быстро обувшись, Виктор кое-как приложил руками волосы. Опасливо озернувшись, открыл дверь и вышел за порог квартиры. Змейки водяных струй, сбегавшие с навеса, противно шипели и стучали. От моря веяло холодом. Виктор поежился, всматриваясь в водяную комитель. Фонари вдоль дороги со стороны ограждения расплывались жидким огнем. Блестели лужи. Виктор искал ее фигуру. Его снова потянуло в сон. Состояние было вязким – под стать слякоти. И оно компенсировало отсутствие грязи на улицах гидрополя. Виктор не любил оставаться в одиночестве. До намеченного срока было пять минут. Словно отрывок из фильма: полудрема рассеялась, взгляд сфокусировался, мысли стали четкими, в считанные секунды преодолев болевой барьер. Сердце заколотилось. По растопленной светом придорожных фонарей трассе с шорохом катилась машина – водитель не рисковал ехать в такую погоду на обычной скорости. На крыше светилась клеточная панель. Виктор вжался в тень. Идеальных форм желтый ЗАЗ приблизился и, дернувшись, остановился. Дверь заднего салона распахнулась, и оттуда, прикрывая волосы сумочкой, выскочила девушка. Зеленая чешуйчатая куртка, синие джинсы, обнявшие ровные ножки. Распущенные волосы, чуть подкрученные у краев. Руки сжались на концах пояса, тело не чувствовалось от напряжения. Девушка хлопнула дверью и элегантно засеменила в сторону входа, под навес. Туда, где прятался Виктор. Струи избивали ее нещадно. На ее лице вязалась досадная улыбка. Она заскочила под навес и потянулась к ручке двери. Виктор сделал выпад из темноты. Он на миг заколебался, и Элиза, услышав шорох, обернулась. Ее зеленые глаза широко раскрылись, когда вокруг длинной красивой шеи перекинулась петля. Губы сложились в почти экстатическое "о", но в следующую секунду их исказила гримаса боли. Тонкие пальцы Элизы вцепились в холодные руки Виктора, со всей силы скрещивающие концы пояса. Лицо ее налилось краской, шрам же в уголке лба казался фарфорово-белым. Она шевелила ртом, распахивая его, не в силах произнести и звука, как выброшенная на берег рыбина. Ее глаза умоляюще и одновременно непонимающе впивались в перепуганные глаза Виктора. Ноги подкашивались, помогая душителю... Взгляд ее становился бессмысленным, немые слова все неразборчивей. Элиза сделал последнее усилие, чтобы высвободиться, настолько мощное, что Виктору показалось, она готова сопротивляться дальше... Но тело ее неожиданно обмякло, руки безжизненно повисли, подбородок неестественно вздернулся. Виктор выронил пояс и подхватил мертвое тело Элизы. Ее зеленые глаза метили в небо. Каждая мышца убийцы дрожала. Щеки пекли. Расцарапанные руки зудели. Он вышел под струи дождя, неся на руках ее тело. Холодные капли шмыгнули за шиворот черного пиджака, пропитав его за считанные секунды, охладили разгоряченное тело. Волосы обоих потемнели и смиренно сепарировали дождевые струи. Виктор не чувствовал себя Родионом, как и не чувствовал себя богом, заказывая Элизу четыре года назад. Он себя никак не чувствовал. Значит, ничего и не совершал. Как в бреду Виктор забрел в гараж. Уложил девушку на капот автомобиля и принялся искать тяжелые предметы. Контейнер от грунта с континента, огнетушитель, связки стальных тросов... Слишком легко. Сущие перышки. Он привалился к стенке, задумавшись. Мотор. Двигатель. Виктор подвинул начинающее коченеть тело Элизы и поднял крышку капота. Он орудовал ключом, стальной трубой, исцарапывал перемазанные смазкой руки, ломал и срывал ногти, но водородный двигатель все-таки достал. Ему стоило громадных усилий дотащить кусок стали к ограждению. Не успев отдышаться, он возвращался за девушкой и уже нес ее к краю платформы. Сперва просто пояс, а затем и стальной жгут обвили ее тонкую талию, прижав и содрав зеленые чешуйки плаща. Двигатель впился в ее тело, как огромный стальной паразит с кровососным хоботом. За перегородкой темнела терзаемая дождем вода Черного моря. Гостеприимного, щедрого и неизвестного... Виктору потом долго будет сниться, как море проглатывает женское тело и выплевывает взамен здоровенный фонтан брызг и пены. ... Он переступил через лежащую у порога кожаную сумочку, когда позади него заблестели фары приближающегося желтого автомобиля. Дверь он оставил открытой. Виктор привалился к стене, исходящий розовой от крови водой, вздрагивающий и часто дышащий. Элиза легко впорхнула в дом, отряхивая руками зеленую чешуйчатую куртку и распущенные, чуть завитые по краям волосы. – Витя? – она только сейчас заметила его промокшую насквозь фигуру у стены. – Витя, что с тобой? Тебе плохо? Она бросилась к нему. Виктор обнял ее, прижал ее голову к своей груди, поднял на руки. Бумажный сверток, который та держала в руках, выскользнул и со звоном бьющегося содержимого распластался на полу. – Элиза... – Витя, что не так? Ты, наверное, беспокоился, почему я так долго... Кровь? Несчастный случай? О боже! Автокатастрофа? – Молчи, – тихо сказал Виктор. И, не выдержав, всхлипнул. Он отнес девушку в спальню, уткнувшись носом в ее пахучие темно-каштановые волосы, ощущая неотъемлемый запах чешуйчатой куртки. Чешуя был зеленой, под цвет глаз. Она ей очень шла. Он уложил ее на разбросанные простыни и лег сверху. Виктор покрывал ее поцелуями и плакал. Слезы делали поцелуи солеными, словно Элиза только что вышла из морской пучины. Очень скоро они стали одинаково мокрыми. И простыни вокруг них тоже. – Витя, – пыталась прервать его Элиза, – это из-за кредита? Его снова не дали? Не убивайся... Что-нибудь придумаем. В крайнем случае переберемся на континент. Я уже порядком по нему истосковалась... "Оригинал лучше копии", – мелькнуло в разуме Виктора. Он отыскал губами шрам на лбу девушки, нанесенный осколком фарфоровой чашки, поцеловал его. И заплакал сильнее. Готовясь обратить своего владельца в пену, с Элизы медленно соскальзывала чешуя.

23.11 – 6.12 2001 года Николаев