Текст книги "Подмастерье"

Автор книги: Дмитрий Таланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

3

Погоня за уникальностью при недостатке адекватности зачастую превращает близких в свидетелей результирующей неудовлетворённости, то есть, я бы даже сказал, неудовлетворяемости…

Янус Хозек, из манускрипта «Биография предательства», библиотека Катаоки

Входная дверь с грохотом захлопнулась за Филем.

– Отправляйся и исправляй, что ещё можно исправить! – расслышал он из-за неё напутствие разъярённой госпожи Фе.

Юноша застыл на крыльце, дрожа от холода. На улице был сильный мороз. Глубоко вздохнув, он закашлялся, натянул на рот шарф, надвинул поглубже шапку и зашагал по скрипучему снегу к конюшням Почтовой гильдии.

Он не понимал, что произошло. Возвращаться же и выяснять у госпожи Фе, в чём причина, ему не хотелось. Когда он под утро добрался до дома, то упал, не раздеваясь, на кровать. А уже через час его чуть не пинками выгнали в Менону.

«Ладно, поедем! Там узнаю, в чём дело», – решил он.

Последняя неделя декабря в Кейплиге выдалась такой же холодной, какой бывала обычно в Алексе. Филь шагал по освещенным фонарями улицам, чувствуя, как его руки леденеют в перчатках, и думал, что придётся позаимствовать в конюшне тёплые рукавицы. Его конь Ветер должен пережить эту поездку, а вот самому ему как бы не пришлось ампутировать пальцы.

Малолетний круглолицый конюх, разбуженный в неурочный час, выругался, но выбрался из своей каморки и отправился запрягать коня.

– Куда тебя несёт-то ни свет ни заря? – угрюмо поинтересовался он.

– В Менону, – ответил Филь, здороваясь с Ветром и гладя его по довольной морде.

Здоровенный жеребец Почтовых кровей фыркнул и сунулся носом в ладонь. Филь, которого вышвырнули из дома, не накормив даже завтраком, пожалел, что не успел захватить с собой хотя бы морковку.

– Нету у меня ничего для тебя, – сумрачно проговорил он. – В Меноне получишь какое-нибудь лакомство.

Конюх с сомнением глянул на него, но Филь был одет как надо для дальней дороги: в сапоги мехом внутрь, такой же плащ и тёплую шапку.

– Ты хоть не гони его, пусть едет как хочет, а то застудит грудь и потом его только на мясо, – предостерёг мальчишка.

Филь кивнул в знак согласия, забрал повод и взобрался в седло. Выехав за ворота, он дал коню шенкеля, нимало не беспокоясь о своём обещании, считая, что если ему суждено замёрзнуть в дороге, то пусть и его верный конь упадёт рядом. В конце концов в Империи ещё не слыхали, чтобы Почтовая лошадь замёрзла: эти создания были в два раза крупнее любой другой лошади и в пять раз выносливее. Их растили для нужд Почтовой гильдии, и Филь лишь случайно сделался владельцем Ветра после трагедии в Алексе.

Жеребец шёл размашистой рысью, той самой, которая обеспечила этим лошадям их славу. Филя душил морозный ветер, сухой и колючий, но два часа до Меноны можно было потерпеть. Рассвет застал его у поместья Хозеков.

Сгоревшие двумя годами ранее кусты чилики, подожжённые господином Хозеком, дабы спасти своё поместье от разграбления французскими бандитами, успели вырасти лишь до груди. За ними Филь увидел важного юношу в соболиной шапке, который прогуливал своего коня. Дыхание обоих клубилось в чистом морозном воздухе. Следом за ними ехала девушка, при взгляде на которую Филь ощутил, как сердце на мгновение остановилось. Кровь бросилась ему в голову. Он чуть не взвыл от досады, что не может заключить свою невесту в объятия прямо сейчас.

Заметив старого друга, Ян повернул коня к воротам поместья. Мета же, напротив, остановилась. Она никак не выразила своей радости, даже не помахала рукой, только не отводила от Филя взгляда.

– Ты с ума сошёл скакать сюда в такой мороз? – воскликнул Ян, подъехав ближе. – Слышал, в Кейплиге у людей в подвалах уже замерзает вино! И здесь сейчас ненамного теплее.

– Как будто у меня был выбор, – ответил Филь, улыбаясь другу, которого видел последний раз полгода назад. – Меня выкинули из дома, чтобы я скакал сюда, а почему – не сказали. Глаза мне не откроешь?

Он смахнул иней с ресниц, чтобы лучше видеть Мету, которая спешилась и направилась к ним, ведя лошадь в поводу. Ян быстро оглянулся на сестру.

– Тебе следует знать, что с момента твоего возвращения в Новый Свет на Менону посыпались полузамёрзшие почтовые голуби от Руфины, Габриэль, Лентолы и твоей матушки, – торопливо проговорил он. – Как ты выглядишь, как себя чувствуешь, что собираешься делать, со всеми подробностями. И твои вчерашние граничащие с инцестом похождения с Эшей по Пассифону тоже не остались секретом. Готовься к буре!

Филю сделалось кисло на душе от этого сообщения. Вот, значит, откуда растут корни его сегодняшней беды. Ну он ещё наподдаст Эше, когда вернётся!

Он собирался спешиться, но рассудил, что на лошади ему будет теплее. Ян на своей отвалил в сторонку, обеспечивая сестре оперативный простор.

– Я неустанно молилась за тебя эти полгода, а ты после возвращения в Империю первым делом отправляешься в дом свиданий? – гневно выдохнула Меттина Хозек, подходя к воротам.

Её голос стал старше, как и лицо. Одинокая линия прочертила когда-то гладкий лоб. В уголках зелёных глаз появилась морщинка. Филь находил её нестерпимо привлекательной. Фигура девушки, даже скрытая под меховым плащом, оставалась точёной. Рассматривая её, он пропустил мимо ушей приветствие, но то, что Мета высказала следом, разозлило его. Он вдруг осознал, что за семь лет, проведённых им в Новом Свете, он до смерти устал от схожих обвинений, вдосталь полученных им от госпожи Фе, Лентолы и Клемента.

– Только ты мог поступить так! В полном соответствии со своим характером и воспитанием!

Не на шутку взбешённый Филь спросил:

– Мета, а тебе дороже я или твоё чувство морального превосходства? На улице лютый мороз, я не ощущаю пальцев на руках с поворота с Хальмстемской дороги, а ты несёшь эту ахинею? Я, прошу прощения, жениться на тебе хочу, а не решать твои глупые проблемы, которые никто не может решить, потому что они надуманные. Я убил в Старом Свете нергала, по вине которого погибла твоя сестра, и не чувствую себя виноватым в том, что произошло вчера!

Мета залилась краской и, подняв к нему лицо, проговорила судейским голосом:

– У меня давно выработалась устойчивость к твоим мелким и крупным недостаткам, но то, что ты вчера продемонстрировал, выходит за всякие рамки!

Разозлённый Филь только и нашёлся, что сказать:

– Это ты сама себе такой видишься? Дура!

После чего он развернул коня и дал ему такого шенкеля, что тот заржал и встал на дыбы, прежде чем перейти в галоп.

Вернувшись в Кейплиг, Филь уже не чувствовал не только рук и ног, но и щёк, а глаза, казалось, замёрзли в глазницах. На бровях и ресницах повисли сосульки. Они же свисали с упряжи коня у его морды, а всё остальное было покрыто густым инеем. Но Ветер не сбавлял ходу, словно догадался, как и его седок, что промедление означает гибель.

Галоп закончился ещё до поворота на Кейплиг, и крупная рысь перешла в мелкую, но упрямая скотина, с характером которой Филь был отлично знаком, пёрла и пёрла без передышки вперёд. Только изредка кидала на седока злые взгляды и скрежетала зубами.

Они въехали в столицу, когда солнце перевалило за полдень. Улицы были полупусты, народ прятался от мороза по домам. От печных труб в стылое небо поднимался густой дым. Понимая, что может остаться без лошади, если не сдаст её на конюшню, Филь не стал останавливаться у своего дома. Однако доехать до расположения Почтовой гильдии ему не дал его собственный конь.

У подвесного моста, ведущего в замок, Ветер без предупреждения вскинул задом и послал Филя в полёт – в ближайший сугроб. Сам же, с болтающимися поводьями, поскакал через мост в конюшни имперской стражи, до которых было рукой подать.

Выбравшись из сугроба, Филь прокричал ему вслед:

– Мерзавец, я же замёрзну! А тебя оттуда всё равно выставят, там нет места гражданским, я плачу за тебя Почтовым!

Драть горло на морозе было больно. «Ну и ладно, и пусть, – рассудил он. – Сегодня тебя там обогреют и накормят, а завтра я с тобой разберусь!»

Он поднялся следом за Ветром на мост. В силу старых заслуг являясь одним из немногих, кому был разрешён беспрепятственный проход в замок, он зашёл в каморку стражников и обратился к бородатому детине, гревшему ноги над жаровней с горячими углями:

– Пометь у себя в книге: Филь Фе…

Он сбился, так как не имел понятия, к кому ему следует идти. Видеть Клемента ему не хотелось до дрожи в коленях, а Руфина, чего доброго, начала бы обвинять его в разрушении помолвки с Метой.

– Одинова борода, ты откуда такой красавец? – удивился стражник нежданному гостю. – Весь в снегу, и нос белый. Где же ты так поморозился? Это твой конь только что проскакал? Кажется, он умнее тебя. Сейчас лучше сидеть в тепле, а не шлындать по улицам.

Филь увидел, как по замковому двору по направлению к Западной башне пронёсся в грязном тулупе, огромных онучах и косматой шапке не кто иной, как император Флав.

– К императору, – сказал он, вспомнив приглашение, принять которое сейчас было бы спасением.

– Что, прям к самому? – удивился стражник и, сверившись с книгой постоянных посетителей, недоверчиво хмыкнул: – Ну иди!

Филь бросился догонять Флава, но одеревеневшие от поездки ноги подвели его, и императора он упустил. Обнаружив себя около Западной башни – той самой, которую Флав разрушил четыре года назад, а недавно закончил строить заново, – Филь увидел в её стене низкую дверь, к которой вели свежие следы.

Потянув на себя покрытую инеем дверь, он ступил в полутёмное помещение периметром чуть меньше башни, освещенное светом факелов, к которым примешивался луч солнца, бившего откуда-то сверху.

На каменном полу, заваленном книгами и чертежами, у железной печи рядом с низким столом стоял Флав и гулко пил из большого кубка. Заметив Филя, он поставил кубок на стол и утёр рот.

– Вина хочешь? – спросил он.

– Нет, – сказал Филь.

– А будешь?

– Да!

«Хорошо быть Флавом!» – выдохнул Филь с блаженством, когда после двухчасовой бани зашёл в личную его императорского величества гостевую комнату и повалился в огромную пуховую кровать.

Банщик, долго работавший над телом юноши берёзовым веником, выгнал из костей сковавший их холод, вернув Филю подвижность и отличное настроение. Его дополнительно улучшило назначение, подписанное секретарём Клементом, по которому Филю за заслуги перед Империей присваивалось с 1 июня 1348 года звание примипила с положенной пенсией, а значит, и конь его мог находиться теперь по праву в конюшнях имперской стражи. Всё это, включая принятие присяги, Флав провернул в мгновение ока, выслушав историю поездки Филя в Менону.

– Теперь ты видишь, как Клемент ценит тебя? – сказал он, потрепав юношу по плечу после вручения назначения. – Тебя дважды мобилизовали на службу, и оба раза ты с блеском выполнил, что поручалось. Теперь ты имеешь право задирать нос и строить из себя важного господина. Только, пожалуйста, не трепи, что ты приписан к Хальмстему: для людей, знающих, что у нас к чему, это будет открытым заявлением, что ты теперь чиновник по особым поручениям, кем, по сути, являешься. Твой Вайларк специально просил обратить на это внимание.

При мысли, что его начальником будет Ирений, Филю захотелось пуститься в пляс. Он недолго протянул бы на службе, получая приказы напрямую от противного Клемента, которому Флав наверняка выкрутил руки, чтобы он дал наконец Филю официальный чин. И сразу третьего класса – просто здорово, принимая во внимание, что чиновники первого класса заседали в Совете. Конечно, Клемент никогда в жизни не даст Филю офис, но Клемент не будет жить вечно.

Юноша опустил глаза в грамоту – проверить, сколько он станет получать жалованья, и с удовлетворением заметил, что почти столько же, сколько за Хальмстем. На эти деньги можно было неплохо существовать одному или со скромной женой. Хитрый Флав сразу понял, что он выискивает на бумаге.

– Спасибо тебе за этот замок, – сказал он. – Я не устаю восхищаться, как там всё теперь устроено.

– А когда мы начнём строить новую Алексу? – спросил Филь без промедления.

Флав помрачнел:

– Когда у Империи будут на это деньги!

Филь неуверенно спросил, что ему делать с Метой, на что император раздражённо передёрнул плечами:

– Твоя красавица должна посидеть в неизвестности и подумать, нужен ли ей ты. Если нужен, она сама начнёт тебя искать.

Он позвал к себе своего секретаря:

– Клемент, я с этим несостоявшимся женихом сформировал альянс для решения некоторых технических задач. Пожалуйста, сделайте так, чтобы нам никто не мешал некоторое время… скажем, недель десять – пятнадцать.

Секретарь принял недоуменный вид:

– Сир, вы хотите удалиться от дел на пятнадцать недель?

– Нет, я как раз хочу заняться делами, – возразил Флав. – Но они не по уму ни вам, ни вашему Совету. А с этим, думаю, дело сладится!

Он хлопнул Филя по плечу. Клемент скривился.

– Альянс? – кисло проговорил он. – Что ж, хорошо. А что этот свежеиспечённый в очередной раз вояка станет делать здесь в свободное время? Его ранг и место службы требуют умения перевоплощаться в кого угодно, а он знает только три языка, немного химии с физикой, немного Закон, совершенно не владеет дипломатическим языком и не умеет фехтовать. Если завтра понадобится отправить его в Старый Свет в образе вельможи, он провалит нам всё дело.

– До сих пор ни разу не провалил, – ухмыльнулся Флав. – Что до остального, вот вы и организуйте ему обучение. Четыре часа после обеда, думаю, будет достаточно, он юноша талантливый.

– Но на это потребуется минимум год! – возмутился Клемент.

Филь опустил голову, чтобы его улыбку не заметили, припомнив летнюю ночь у осаждённого Хальмстема полтора года назад. «Сам-то обращаешься с мечом как с метлой! За столько лет не научился!» – подумал он.

– Давайте всё же попробуем, – настаивал Флав. – Он выстроил Хальмстем в срок, уложившись в выделенные деньги, а это сложнее, чем умение владеть оружием и знать, как вежливо выражаться. Ну а если провалит, я, так и быть, соглашусь с вашим мнением.

Филь взвыл про себя от отчаяния: «Из огня да в полымя! Вместо мирной жизни я теперь опять буду сутками учиться, как в Алексе!»

Уходя, Клемент бросил на него пронзительный взгляд:

– Что ж, я организую тебе здесь весёлую жизнь!

После чего Флав повернулся к помрачневшему Филю и сказал:

– Примипил Фе. Слушай внимательно мой вопрос. По стеклу работать умеешь?

На следующий день Флав вкатился в цокольный этаж башни, где Филь после завтрака занимался расчётами коэффициентов преломления линзы, которую император задумал установить на крыше. Судя по виду, Флав был сильно не в духе.

– Какой же ты дубина! – начал он с порога. – Все мои планы разрушил, бродяга. Зачем ты ей всё рассказал? Теперь жди сюда паломничества Хозеков и Фе во главе с твоей приёмной матерью!

Эта картина разом ввела Филя в то же паническое настроение, в котором уже находился Флав:

– Да я не собирался, но Руфина вцепилась в меня как клещ! Вас же там не было!

Флав избегал свою жену, и это обстоятельство создало неприятную для Филя обстановку за завтраком, когда он был вынужден отвечать на вопросы приёмной сестры, чем именно занимается её муж. Милая и разве что излишне заботливая по отношению к Филю Руфина вдруг превратилась в настоящего пытаря. Филь не мог взять в толк, как это получалось, что Флав, являясь Мастером Хальмстема, настолько нравился ей, что она вышла за него замуж (хотя в те дни даже Ирений считал его за сумасшедшего, о чём Руфина была осведомлена), – и вдруг, став императором, он ей не нравится до такой степени, что она желает изменить его характер. Ну не нравится – не выходила бы замуж!

Подозревая после визита в Менону, что все женщины такие, Филь стал задумываться над возможностью избежать в жизни женитьбы, пользуясь услугами только Пассифона. В конце концов там на первый взгляд сумасшедших не было.

– Зачем ты рассказал, что я собрался прятаться от неё до весны? – воскликнул Флав.

– Ничего подобного я ей не говорил! – возмутился Филь. – Это она сама вывела, когда я упомянул, что следующие три месяца у меня не будет времени поехать в Менону пасть на колени перед Метой, как она этого желала. Якобы я своей выходкой ломаю будущее Габриэль, которая собралась замуж за Яна. Я пытался спорить, что это несвязанные вещи, но с ними спорить – что поросёнка стричь: шерсти нет, а визгу много. Однако она обещала молчать о том, что я в замке. Зная Руфину, я думаю, она сдержит слово.

Флав с сомнением посмотрел на него:

– Что ж, тогда начинаем работать…

Они вернулись к этому разговору в марте. Лютая зима закончилась. Жители Кейплига перестали опасаться визитов оголодавших зверей из окружавших город лесов.

В конце января дело доходило даже до того, что волки врывались в дома и выхватывали младенцев из рук матерей.

Филь за это время соорудил в крыше башни огромную стеклянную пустотелую линзу, которую Флав заполнил им самим приготовленной жидкостью, чтобы достичь требуемого коэффициента преломления. В башне, выстроенной по чертежам императора, имелся центральный колодец на всём пути от крыши до потолка цокольного этажа, и солнечный луч достигал дна в концентрированном виде, достаточно горячем, чтобы от белого пятна на полу в ясные дни тянуло жаром. Идея Флава состояла в том, чтобы установить на этом месте котёл, воду для которого он собрался брать из протекающей глубоко под полом реки. О реке он знал, когда ещё жил ребёнком в этом замке, а на месте Западной башни тогда красовался пустырь.

Кроме этой работы Филь был вынужден заниматься французским и испанским языками, что было не очень трудно делать, имея в запасе родной итальянский и свободный латинский, вкупе с дипломатией после упражнений по фехтованию на деревянных мечах с мастером этого искусства – бывшим стекольщиком Иоахимом Дёкингером.

Садист Клемент составил расписание таким образом, что уроки махания мечами стояли перед всем остальным. А высокий, тощий и подвижный, как змея, тридцатилетний Дёкингер гонял Филя до изнеможения на каждом занятии, заставляя чувствовать себя метлой, борющейся с внезапно налетевшей бурей. Если бы не готовность Флава согласиться с мнением Клемента о Филе, он давно бросил бы это издевательство и зажил жизнью цивильного гражданина. Но одержать Клементу победу над собой он не мог позволить.

За три месяца Филь вымотался до того, что доставленный ему парадный мундир, который положено иметь всем чиновникам Империи от третьего класса и выше, оказался ему свободен.

– А ты кушай больше, – посоветовала Руфина, которая пришла в гостевую опочивальню полюбоваться на него в форме. – Ты нормально ешь только за завтраком, а в остальное время грызёшь капустные кочерыжки.

– У меня нет времени на нормальный обед, – хотел огрызнуться Филь, но, вспомнив уроки манипулирования людьми в своих интересах, проговорил это печально. – Помирилась бы ты со своим мужем поскорее, чтобы он меня отпустил! Мы же всё уже сделали, а водопровод он без меня рассчитает. У меня хоть время появится поесть нормально!

– Дурачок, мы давно с ним помирились, – расплылась в улыбке Руфина. – Я посмотрю, что можно сделать.

На следующий день Клемент объявил, что экзамен состоится через неделю. Охваченный ужасом Филь немедленно отпросился у Флава и, меся сапогами тающий под мартовским солнцем снег, стал как заведённый наворачивать круги у башни, устремив взгляд в свои мятые записи. Он надеялся, что ритмичная поступь каким-нибудь образом вобьёт в его голову то, что он плохо знал. Жизни в башне для него всё равно не было, там рабочие вскрывали пол, чтобы добраться до подземной реки. Чтобы они не подладились в солнечном луче, линзу на крыше накрыли куском полотна.

Не обращая внимания на взгляды служащих, спешащих по делам, Филь два с половиной часа утаптывал площадку, пока у него не загудели ноги в промокших сапогах. Остановившись передохнуть, он увидел, как из восточного крыла замка вышла среднего возраста девица в дорогой одежде, державшая себя так, будто заглотила корабельную мачту. Она споткнулась, завидев его.

– Холера, – прошептал Филь. – Надо же, как не вовремя!

Удача избавила его на три месяца от возможных столкновений с кем-нибудь из Хозеков и Фе, но сегодня она его оставила. Сердиться на неё он не мог: при виде Лентолы кто угодно сбежит. Девица твёрдым шагом направилась к нему.

– У тебя совесть есть? – вместо приветствия спросила она.

– И тебе доброго дня, – ответил ей Филь.

– Нам сообщили, что тебя отослали в горы Тарпан к соляным копям, а ты расхаживаешь здесь как ни в чём не бывало, не желая потратить четверть часа, чтобы дойди до дому и сообщить, что с тобой всё нормально!

С момента, когда Филь видел её последний раз, Лентола перешла в одежде в новую лигу. Сегодня на ней были льняные штаны тройного плетения, заправленные в высокие серые сапоги из мягкой кожи с лавандовым отливом и лавандовая же шнурованная куртка толстой шерсти с большим капюшоном, отороченным серебристой лисой. Из-под куртки виднелся дымчатый свитер мягкой пряжи. На руках красовались серые замшевые перчатки.

– Габриэль места себе не находит в догадках: Флав совсем выслал тебя из столицы и ты теперь отверженный; как к этому отнесутся Хозеки и что будет с её свадьбой, которая назначена на май? Как давно ты здесь?

Филю было не привыкать выносить Лентолино негодование, и он уже собрался её отбрить, как вдруг сообразил, что на Флава с Руфиной она не посмеет направить свой гнев, а значит, у него есть возможность донести до обоих семейств, насколько рассердил его визит в Менону. И что Флав с его мнением согласен, и даже Руфина его поддерживает.

– Со дня возращения из Меноны, – ответил он спокойно.

Лентола отшатнулась:

– Я только что интересовалась у Руфины, когда ты будешь назад, она ответила, что понятия не имеет! Вы все сговорились, что ли?

Филь улыбнулся: «Всё-таки Руфина стоит своего мужа!» Его улыбку Лентола расценила как подтверждение. Она фурией развернулась на каблуках и помаршировала к замковому мосту. Филь постарался выгнать её визит из памяти как можно быстрее, походил ещё немного, твердя вслух французские глаголы, а потом направился обедать.

Быстро перекусив в кухне, где предпочитал находить себе еду, не желая тратить время на церемонные высиживания в столовой, Филь снова выскочил на улицу учиться. В этот раз он столкнулся там с Эшей.

– Я только что от Руфины, – сказала она. – В семье назревает скандал!

Различие между сестрами выражалось даже в одежде. Эша была, как всегда, в рубахе и штанах, но её сапоги выглядели так, будто она сняла их с солдата, прослужившего в них не менее пяти лет. Помимо этого на ней был обычный дорожный плащ времён их бедной жизни в Катаоке.

– Матушка вне себя! Она собирается запросить аудиенцию на завтра у Флава.

Филь понял, что совершенно забыл о существовании на свете госпожи Фе.

– Она же сотрёт его в порошок! – испугался он. – Выскажет всё, что думает о нём, после чего ему не останется ничего другого, как заковать её в цепи и сослать на север на вечное поселение. Слушай, мы не можем этого допустить! Скажи ей, что Флав выдавил для меня из Клемента чин третьего класса, может, это её успокоит. Вообще, вали всё на меня, а я найду, где спрятаться!

Эша удивлённо вскинула брови:

– Скажу… Так ты что теперь, кадровый чиновник? Каким войском можешь командовать?

– Какой я, к чёрту, чиновник, если без офиса? Флав говорит, что просто степень сложности выполненных мной задач соответствует этому классу, вот Клемент и согласился. Только мне ещё экзамены сдавать, и если я их провалю, то не видать мне этого чина как своих ушей.

Эша смотрела на него в упор своим привычным рассеянным взглядом, потом улыбнулась и сморщила нос:

– Ну, ты в самом деле высоко продвинулся. Если честно, я потрясена. Не думала, что Клемент тебя когда-нибудь оценит. А ведь ты самый удачливый человек в Империи. Только вот скажи… Как тебе удалось столько времени прятаться? Хозек-старший возглавляет имперский архив и регулярно захаживает сюда, как и моя заполошная сестрица Габриэль, а также Лентола как супруга члена Совета.

– Не поверишь: половину дня торчу в Западной башне с Флавом, который строит там солнечный котёл для обогрева замка, а вторую – учусь в его в личном кабинете с подслушивающим по соседству Клементом. Западная – нежилая, туда практически никто не ходит, и в кабинет Флава никто из перечисленных тобой не посмеет войти без приглашения. А здорово мы это провернули, да?

Эша задумчиво кивнула.

– А это ты сообщила Хозекам о моих похождениях по Пассифону? – спросил Филь, чтобы проверить свои догадки. – Я ведь тогда даже не знал, где мы!

Она снова кивнула и, отвернувшись, стала смотреть в сторону моста.

– Ты можешь на меня злиться за это, конечно… Как и за то, что я не сообщила тебе заранее истинную цель тех похождений. Пока ты гонялся за нергалом, я случайно повстречала здесь Меттину и между делом поинтересовалась, когда ждать вашу свадьбу. Уж больно Габриэль зачирикала меня со своей, вот я и подумала, что неплохо бы совместить обе в один день, чтобы минимизировать моральный износ. Так вот, твоя невеста ответила: «Посмотрю на его поведение после возвращения из Старого Света». Мне эта фраза не понравилась. В том плане, что в ней нет отношения женщины к мужчине, а есть отношение воспитателя к воспитаннику. Для меня, по сути, её смысл таков: как извернуться, чтобы человек, способный к совершению опрометчивых поступков, впал в рабство, чтобы его дальнейшая жизнь без моего снисходительного прощения стала ему не в радость. Взбесила она меня, коротко говоря. Так как уговаривать тебя на это было бесполезно, я решила сама протестировать поглубже воды той реки, в которую ты собрался нырять. Вот и всё! Теперь ты всё знаешь и можешь поступать, как тебе заблагорассудится.

– Я думаю, ты лишила меня невесты, – угрюмо проговорил Филь, не зная, что ещё сказать на это заявление.

– Я так не думаю, – легко ответила Эша. – Но жениться на ней тебе не стоит!