Текст книги "Пророк поневоле. Часть вторая. (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шахтаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Часть вторая Глава первая В десятый раз осмотрев притихших спутников, я спросил: – Не боязно? А вдруг попадем в самый ад? – Ты не сумлевайся в нас, в ад так в ад,– ответил Ждан, твердо глядя мне в глаза. – Ну, тогда с богом. Гуськом, один за другим мы тронулись в зияющее отверстие пещеры. В спину бил яркий свет прожектора с реки. Дрогнула и расплылась маревом задняя стена грота и я выпал на солнечный свет, подталкиваемый сзади нетерпеливым оруженосцем. Начало путешествия казалось штатным. Знакомый лес, знакомая река с неизменными скалами . Все то же, что и год назад. Все на своих местах. Так-то оно так, но... На скале не оказалось оставленной метки, известняковая плита была нетронутой. С нехорошим предчувствием я двинулся к месту, где мы оставили лодку. Увы, там ее не было, как не было никаких следов нашего здесь присутствия. Похоже, нас подвел галоген, а вот на сколько – предстояло выяснить. Спутники недоуменно крутили головами и вопросительно поглядывали на меня, ожидания объяснений. Надо было проверить один из возможных вариантов попадания. Первым делом был осмотрен берег , а именно каменная площадка метрах в двадцати от воды. Вот тебе и факт – пепел в прогоревшем костре был еще не до конца размыт дождями. Ну вот еще приметы – объедки, рваный полиэтиленовый пакет . – Кто это насвинячил?! – заорал я, расхохотавшись. Спутники подвинулись поближе, ожидая продолжения. – Ждан, у тебя есть брат-близнец? – спросил я, отводя глаза. – Нет, – озадачился оруженосец,– только четыре сестры и все старшие. – Я потому и Ждан, что родителям долго пришлось меня ждать. – Очень возможно, что теперь будет. Поздравляю личный состав с днем сурка, в нашем случае даже тушканчика. Мы вернулись к себе только в год 1406 со дня рождения Христова. Поясняю. Теперь Жданов два и Алешек тоже два.. – Господи Исусе, – перекрестился побледневший Ждан, – никак опять проделки бесовские. – Не так все и страшно. В этом есть и положительное. – Нешто и что хорошее есть? – изумился Алешка. – Кумекай сам. Теперь нас никто не разыскивает. А о главном могли бы и сами догадаться. Ждан, ты в истерику не впадай. В грядущем чего только не насмотрелся, пора привыкать. Алешка подпрыгнул от внезапной догадки. – Олег Михайлович, теперь мы можем предупредить наших о набеге басурман. – Точно, но сделать это мы не поспеваем. Извини, Алексей. В это время касоги уже разорили ваше селение, а второго тебя гонят на юг с полоном. Думай теперь, как самого себя выручить. Ждан! Ты уже сообразил, где находится твой новоявленный близнец? – Так это, это.. Это что же? Я с Хватом иду с ватагой на чудь? – Вот, уже лучше. Ты тоже подумай. Если не вмешаться, скоро я постреляю их на Щугоре. – Это что же выходит? – спросил опешивший Алешка,– выходит теперь Олегов Михайловичей двое. Какой молодец . Как пребывание в будущем расширило абстрактное мышление. – Выходит так. И его судьбу нам решать. Пока вы про своих соображаете, поделюсь своими мыслями насчет себя. Вот скажи, Ждан, что я из себя представлял три года назад ? – Если по честному, то простого гречкосея, как Угрим говаривал. – Согласен. Но если пустить дело на самотек, то он уложит вашу ватагу и возьмет тебя молодого в плен. Правда при этом научиться главному навыку в это время – убивать людей. Так что решать тебе, Ждан. В твоих руках их жизнь. – Может просто забрать тебя у язычников. А что? Чему надо обучим. Вот только как он тебя встретит? Мой то Ждан сразу примет меня на меч, как сатанинское отродье. – Нормально встретит, кровь одна. Будешь гонять его, как меня гонял. Давайте делом займемся, а мировые проблемы отложим на потом. До хутора тут версты четыре, однако пехом идти не стоит. – Так плотишко по быстрому сварганим, а поутру и отправимся к твоему э-э-э... – Брату – близнецу, – подсказал я. – А что? И я сам себе в братья напрошусь. Алешка, где веревки? Это веревка? Белая да красивая, ажно жалко ее на вязку потребить. До самого вечера мы рубили сосны на Изъели. Не по морю плавать, на раз сойдет и сырая древесина. Алешка сортировал припасы и амуницию. На этот раз мы подготовились капитально, ничего не упустив. А вот сладостей Алешка, пользуясь правами каптерщика, насовал во все щели. Закупки съестного контролировал я сам, зная, что за красивой оберткой обычно скрывается всякая дрянь. Сейчас первым делом мы озаботились птичей свежатинкой. За год так и не удалось привыкнуть к магазинным подаркам. – Что это за убоина? – всегда кривил лицо Алешка. – Ни виду , ни запаху. Чем они скотину кормят? Так что пара гусей невовремя попавших на наши глаза, тут же отправилась в котел и сейчас давала запах натюрель. Есть здесь свои прелести. А ежели кабанчика целиком на вертел , а подкопченный окорок – какой там хамон? Опять же на закате зацепили неплохую семгу. – Как завтра к хрычу наведаемся? Небось в чаще захоронится и братана твово уведет. Может обложим логово с трех сторон, – предложил Ждан, орудуя ложкой и вытирая замусоленную бороду. – Сделаем проще, – усмехнулся я. – Голова кругом, – продолжал бывший разбойник ,– прошлое, грядущее, все перепуталось. – Давай это нарисуем , – сказал я. Конец прутика начертил на песке прямую линию. – Вот здесь год 1400-й, это – 1500-й со дня рождения Христова, понятно? А вот здесь – год 1409-й, из которого мы ушли вот сюда, – прутик прочертил прямую. – Потом мы попробовали вернуться назад, вот сюда, но Господь решил иначе и направил сюда. Ясно? – На песке-то как понятно, а вот в голове.. – Так что Омэль о нас ни сном, ни духом. – Так куды наладимся? – Перво – наперво надо идти с купцами на Колву, а потом может двинем на Суздаль. Меня вот что интересует – в какое время ваша ватажка прошла эти места? Ждан почесал маковку: – Где то в Ильин день и прошла, кто его знает. А купчины здеся шастают, да с хорошей охраной. На Мылдин с Вашки идут за рухлядью. Ужо осенится, точно под снег пойдут. Весь день мы вязали плот и уже к вечеру, загрузив имущество , оттолкнулись шестами и выплыли на быстрину. Большая вода завертела неуклюжее сооружение и вынесла его на середину реки. Быстрое течение за два часа донесло нас до хутора Омэля и мы стали подгребать к берегу. – Дед, поди, давно нас узрел,– буркнул Ждан. Плот ткнулся в берег у самого устья ручья. – Вот теперь орем вместе: «Одинцов, выходи! Леопольд, выходи!» – К-какой Леопольд? – поперхнулся Ждан, – там не было Леопольда. – Потом объясню. Воздух разорвал ор в три луженые глотки. Не успев прореветь в третий раз, мы углядели на левой стороне лужка человека, несущегося к нам и размахивающего деревянной лопатой , судорожно зажатой в руке. Это был Олег, то есть я. Выбежав на берег, он с недоумении уставился на нашу троицу. – Откуда вы меня знаете? С чувством глубокого удовлетворения я смотрел на его растерянную рожу. – Угадай с трех раз? – Ну, наверно прошли за мной в пещеру. Наверно портал открывается несколько раз. – Почти угадал. А теперь посмотри на это. Я засучил рукав и показал ему багровый шрам, оставшийся с детских лет после падения с велосипеда. Челюсть Олега начала отвисать и заняла крайнее нижнее положение. – Не может быть, – тянул он, внимательно рассматривая мою бородатую, украшенную шрамами физиономию. – Матка бозка Ченстоховска! Вот это фокус! – Ты попал в петлю времени. Понятнее – я это ты через три года. Потом все расскажу. Где твой служитель культа? Сбежал? Олег не успел ответить. Раздвинулся густой ивняк и на каменистый берег на подгибающихся ногах вылез Омэль. Таким растерянным и подавленным я его никогда не видел. Не доходя до нас шагов десять, он повалился на колени. – Я виноват, очень виноват. Духи сказали, что придет демон войны, а я не поверил. Прости, я не понял их – ведь они сказали : « Следом за чистым придет демон в его же обличье». – Да ладно, старина, – сказал я, – все пучком. Мы защитим тебя от врагов. – Прости, прости, – продолжал стенать жрец, – ты пришел оттуда же, откуда и он. А я не поверил, что этот добрый и большой человек, не убивший в жизни ни одного человека, станет подручным бога войны и вождем. – Омэль, ты бы лучше подарил нам собаку, – вкрадчиво сказал я. – И об этом ты тоже знаешь? – Как знаю и то, что духи сказали тебе, что тот , кто придет, поменяет собаку на собаку. Вот тебе моя собака. Я протянул ему фигурку лежащей собаки с высунутым языком, очень похожую на того самого Мухтарку. Купил по наитию в Питере на рынке. – Встречай гостей, а мы сейчас подойдем. Дед умчался , как мальчик. Мы затащили плот в устье ручья и спрятали его в зарослях. Алешка ухватил рюкзак с продуктами и потащил вслед за нами. – Опять не понимаю, – пожаловался Олег.– Откуда снаряжение из будущего? Ты что, научился по порталам шастать? – Все расскажу. Мы еще толком не ели. Вот за трапезой все и обговорим. Судя по столу, Омэль встречал нас, как дорогих или как очень опасных гостей. Оглядев скромные припасы, я кивнул Алешке и он украсил стол по настоящему, бухнув в завершение на середину жареного гуся, к которому немедленно пристроился Олег. – А где наш толмач?– спросил я у деда, на что получил ответ ,что такого жалкого человека, как он, нельзя сажать вместе с прославленными воинами. – Артем! Из – за халупы робко вышел парнишка. – Садись. Готовься отплыть с нами, тебе здесь не место. Верно, Омэль? – Истинная правда. – Вот теперь, братан, извини, будешь теперь младшим братом, можно и поговорить. Ты хозяйничай , водочку-то разливай, помнится у тебя в заначке один флакон оставался. Олег с опаской поглядел на меня. – Да просто я помню, что тут было три года назад, но теперь история пойдет по другому руслу. Мужики, давайте определимся, а то путаница начинается. Олег будет Олегом, а я Михалычем, годится? Ну, раз возражений нет, слушай про повесть печальней всех на свете. Для начала представлю своих спутников. Итак Ждан – бывший ушкуйник, профессиональный воин, отличный фехтовальщик и товарищ, а ныне оруженосец. Не раз спасал меня от смерти в бою. Мой учитель и проводник в этом мире. – Оруженосец настоящий? – осведомился Олег, обгрызая крылышко. – Вместе воевали в Италии. Там получил это почетное звание. Налил? Слушай дальше. Алексей – мой паж. – Это которые помогают надеть снаряжение? – Это которые в бою охраняют командира или рыцаря, дорезают сбитых с лошадей и вообще занимаются черновой стороной войны. Алешка, покажи брату свой кинжал. Показ длинного с хищным, острейшим лезвием клинка поубавил Олегов аппетит, видимо подключилось воображение. – Наш хозяйственник. Запаслив, как бурундук. Найдет шамовку в чистом поле. Отличный стрелок из арбалета. Имеет слабость – жвачку « Орбит». Храбрый парень, можно смело брать его в разведку в прямом смысле слова. А теперь с самого начала по порядку. Уже прогорел костер, солнце начало клонится к закату, когда я закончил рассказ. По его ходу мы с Жданом вспоминали прошедшие невзгоды, победы и поражения. Особое впечатление на Олега произвел рассказ Алешки о битве на море с витальерами. – Вот так секирой и перерубил? – не выдержал Олег. – Слушай, покажи этот, как его , рондель. Повертев в руках тяжеленное орудие убийства, он внимательно вгляделся в наши лица. Я понял его , ведь его мысли – это мои мысли. – Да, да. И ты станешь таким. Иные не выживают. – Насколько я понимаю, ты выслужил в Европе дворянство? Ведь капитанский чин – это ого-го. – У наемников капитаном бандерии может быть и бывший лавочник. А вот здесь на Руси капитан – это считай боярин. А где остальные аборигены? Пора бы им подтянутся. Артем, встреть добытчиков, как бы не напугались. – Слушай, Петрович, как же ты с ними общаешься? Ведь толком не разобрать, о чем говорят. Я через Артема общаюсь и то понимаю через пень колоду. – Заметь, Олег, это мои ребята у нас за год нахватались. Потому и речь у них адаптированная, а выйдем в Новгородчину – сплошные «аки» и «паки». Вот послушай на нынешнем русском языке, как звучит фраза: « Отдыхаем и готовимся к отплытию на остров». Выслушав фразу в оригинальном исполнении, Олег вздохнул: – Этому высокому искусству мне никогда не научиться. – Вот за это не боись. Сенсей по войне – это Ждан, по языкам – Алешка. Научим. Лично я за два года изучил три языка, а Алешка лопочет на пяти, включая наш современный русский. Наш с тобой акцент неистребим, потому выбирай – или ты иноземец или инородец. Кстати, Ждан , повесь-ка брату крест на шею. Вот так. Иначе кранты. И учись креститься двоеперстием. Молитвам научу сам, здесь без этого гибель. К нам робко подтянулись местные жители – те самые Ваксысь, Сир и Тар с женщинами. – Олег,– кивнул я на женщин,– вон той глазастенькой надо оставить на память крепкого отпрыска. – Да ты что, Петрович?– смутился Олег. – Иначе кровная обида. Верно, Омэль? – Верно, верно. Нам нужны крепкие воины. – Омэль, оставлю тебе хороший лук, немного соли, два хороших ножа, две сети. Больше помочь не смогу – идем налегке. Не благодари. Ты помог моему брату– я помог тебе. Ты прав – мы люди войны. Не беспокойся, мы устроимся напротив на высоте, дождемся купцов и уйдем с ними. Парнишку отдаешь? – Зачем спрашиваешь? Ты, как все демоны, знаешь все, о чем я думаю . Мы разбили лагерь на вершине крутого берега в красивейшем сосняке. На этом месте я играл в детстве. Правда сосен в моем времени осталось немного. Встреча с самим собой всколыхнула мои чувства – ведь теперь у меня был самый понимающий, самый близкий и дорогой мне человек. Только брат может быть таким родным. В то же время я понимал, что излишне опекать Олега нельзя – на пользу это не пойдет. А ведь он относится ко мне также как я, только наверно действительно как к старшему брату – все знающему, все умеющему. Через день мы на скорую руку достроили баню, начатую Олегом . Надо было видеть, как работал топором Ждан. Мы смотрели на это зрелище, открыв рты. Уже на третий день банька по – черному была готова – можно было топить. После первого пара я подмигнул Олегу: – Зови красавицу на баню. Да не беспокойся, на девке все уже лопается. Олег был не против, вернувшись только под утро. Уплетая гречневую кашу, он спросил: – Я так понимаю, что есть способ вернуться. – Есть. И я бы посоветовал тебе воспользоваться этой возможностью. Сейчас мы пойдем на Мылдин, это наш Троицко-Печорск. Это большое селение для здешних мест. В нем ты сможешь спокойно прожить два года и в июле спуститься до пещеры. Учти, что обратного хода с той стороны уже нет, грот я взорвал. Тебе выбирать. Красивых приключений не жди. В той реальности пришлось пройти холод, голод, рабство и кровь . Рыцари с перьями на шлемах здесь имеются, но вот когда впервые я его увидел с копьем , направленным исключительно на меня, то признаюсь, штаники маленько подмочил. Когда рыцарский клин проламывает строй пикинеров, начинается такая резня, что сохранить рассудок очень сложно. Мне кажется, что я уцелел только благодаря ему, – я кивнул на Ждана. Тот, решив, что его подзывают, подошел поближе. – Ждан, ты знаешь, что теперь пишешься с фамилией? – Как у бывшего плотника может быть фамилия? У нашего рода было только прозвище, как водится. Кропоты мы. – А вот твой паспорт, все в нем прописано. Видишь, Кропотов Ждан Авдеевич, год рождения... Ну, это неважно. – Нешто с отчеством прописано? – А как же. Ты же на корабле тремя копьями командовал. Стало быть и чин теперь иной. – Ух,ты! Это что жа, теперь я смогу и сотником стать? Вот отец бы порадовался. Артем, ты что рот-то раззявил? Отбивай ошую, ошую толкую! Парни тренировались в копейном бое, а Ждан был тренером. – Паспорт настоящий? – спросил Олег. – Липа. – Жанка помогла? – Кто же еще? Алешка со мной по стране мотался, куда же без документов? Так что ты решил? – А ты решил отабориться в этом времени? – Да. Уже врос и это время оказалось мне по размеру. Ты не торопись с ответом, время есть. А пока давай примерим тебе амуницию. И наверно я буду учить тебя работать с секирой, иные воинские искусства осваивать поздновато. Воинами здесь становятся с детства. Это Ждан у нас уникум – из плотников да в воины. Но сколько ему лет и сколько нам. – Кстати, что у него за прозвище – Кропот? – Ворчуны они. – Как мы поднимемся без лодок до Троицка? – Будем караулить купеческий караван с низовьев и с ними и пойдем. Не отвлекайся. Вот кольчуга. Вещь уникальная. Материал – металлокерамика. Не пробивается арбалетным болтом. Вот ламеллярный доспех. Пластины сделаны из пластика. Из пластика наколенники и наголенники, кольчужные башмаки – тоже уникальная разработка. Весит это добро вдвое меньше, чем металл. Теперь перейдем к шлему... С крутого берега просматривался поворот реки километрах в шести, из-за которого должны были появится купцы. Ждан рассчитывал, что караван пройдет это место через шесть-девять дней. Конечно, лучше было сразу перебраться на остров на правую сторону реки, но в низине очень уж одолевал гнус. На лодчонке хуторян в три приема парнишки перетаскали через реку основную поклажу и мы выжидали время налегке, занимаясь воинскими забавами. По возможности старались не оставлять на месте бивака заметных следов, чтобы не навести недругов на наших соседей – хуторян. В распадке ручья установили временный очаг с трубой, на реке старались лишний раз не появляться. – Как же они вот так живут годами? – произнес Олег, глядя сверху на невзрачные избушки хутора .– Я вот и в палатке и в спальном мешке, а уже чихаю. Видел я в белых тапочках эту туристскую романтику. Милое дело – сидишь перед телевизором, ноги в тазике с горячей водой, под носом пиво и любуешься рассветом над Андами. Выходит ты два года жил в антисанитарных условиях, постоянно ожидая, что какой-нибудь упырь лишит тебя жизни? – Здесь другого не знают. Я предлагал Алешке остаться в нашем времени. Отказался стервец. Он мне как сын. По документам Одинцов Алексей Олегович. – Бастарда завел? – Мне кажется , что в нашем благополучном времени никакой сынок, за исключением кавказцев, в случае опасности для отца не чиркнет мечом по горлу врага, не задумываясь о последствиях. А вот он не допустит глянуть на меня даже кривым взглядом. – Это правда. Парнишка боевой. К вечеру я спустился в распадок к нашей полевой кухне и отозвал Ждана в сторону. – Пошли, экюйе, пройдемся и потолкуем. Ты ничего не хочешь мне сказать о купцах, которых ждем? Вижу, что порываешься, но боишься. – Господин капитан, виноват я. Не все тогда я рассказал, а, самое главное, утаил откуда у нас в гривнах серебро появилось. Три года назад ты не обратил на это внимания, посчитав, что мы взяли его у чуди, а ведь у самоедов серебро мусорное, не переплавленное. Тогда затаились мы за островом, коий ты зовешь Черепаниха и выжидали добычу. Было нас не четверо, а семеро. Прошел стало быть караван и стал на острове станом. Ночью мы обрезали у барки канат и втихую повели её вниз. Но вожатый купецкий был хитер и оставил на барке четырех воинов. Когда судно заплескалось на стрежне, они подняли тревогу. Короче, мы потеряли троих , ранеными ли убитыми ли, не ведаю. Вот только Хват в суматохе да в темени умудрился ухватить кису с серебром и дали мы тягу. – Ну, если была киса, то почему серебра было пять гривен? – Дождались мы ухода купцов и сами двинули на Мылдин. Поднялись по Илычу, побили ватажку чуди, рухлядью разжились и вернулись в село. Загуляли, как водится, да и почти все и спустили. Посчитали-прослезились и пошли на Щугор на удачу. Но вот не повезло -наткнулись на тебя в недобрый час. – Вот теперь я понял, откуда ты так точно знаешь сроки прохождения купцов. – Я бы раньше все рассказал, да гложет меня, как бы тот Ждан под горячую руку не подвернулся. Гляжу я, как ты со своим братом глаголишь и теперь понимаю, что и сам брата приобрел. Но не было умыслу в недомолвках моих, веришь? – Верю, – успокоил я его.– Есть идея, как брата целым вызволить. – Что есть? – Жульство. Но вот за жизнь Хвата не дам и ломаного гроша. – А за Багро да Потатуя дашь? – Ничего плохого они мне не сделали. Пока не сделали. А вот скажи честно Ждан, на кого из твоих соратников можно положиться? – На Багро точно. А Потатуй – он потатуй и есть. Подлиза и подхалим по твоему. Купцы же стоят в десяти верстах отсель на песчаном острове на роздыхе. Надо переправляться на наш остров, там их встретим. Можно и на этом, но тогда изгоев здешних под удар подставим. Ты вот скажи, кем мы пред ними предстанем? По рожам не разглядишь, кто тать , а кто охотник. – Вот за это не беспокойся. Идем к нашим бумагу выправлять. – Какую бумагу? – Увидишь. Перед закатом мы собрались вместе. – Распределяю роли. Я – командир отряда наемников, посланных в эти края на поимку татя Хвата.... Глава вторая Некрас Звяга стоял на носу переднего шитика и присматривал место ночевки для всего купеческого каравана, растянувшегося по левому берегу Печоры за малым на версту. Чем выше поднимались лодьи, тем стремительней становилось течение, тем медленней продвигались люди. Солнце уже наполовину утонуло в вершинах дремучего леса – пора ночевать. Взмахом руки показав направление, вожатый первым выпрыгнул на каменистый берег, сопровождаемый тремя стражниками, готовыми ко всяким неожиданностям. Вот и они. На обширной луговине, где обычно разбивался стан, дымились два костра. Некрас повернулся к реке и подал знак опасности. Немедленно к нему заторопились два челна с вооруженной подмогой. Однако незнакомцы не только не готовились к нападению, но и продолжали спокойно заниматься своими делами. Наконец от них отделилось два человека и неторопливо двинулись навстречу торговым людям. Среди них выделялся рослый и немолодой воин, облаченный в колет странного серого цвета. Уже по нему было понятно, что это был не простой кметь. И кольчуги и горжеты незнакомцев выдавали в них принадлежность к заморской черной пехоте, что подтверждалось и самострелом, который держал в руке оруженосец господина. – Здравы будете, – поздоровался по обычаю первым Некрас,– какими судьбами и по каким надобностям? Вышло не очень вежливо, но время торопило – люди сегодня устали. – Гутен таг,– отозвался воин.– Я есть Хелге Дискрет,– капитан отряда. Вот мои грамоты. Выступивший вперед коренастый оруженосец извлек из блестящего черного пенала и протянул Некрасу пергамент, обвешанный печатями. К плечу вожатого тут же пристроился купеческий старшина, владевший многими языками. Ага, тать и мошенник Хват. Юрий Иванович, сам степенной посадник поручает немцу доставить ушкуйника Хвата живым или мертвым. Обычное дело. Что же он такого натворил? На вопрос Дискрет ответил коротко. – Долг не отдать и мыто не платить два год. Там ,– он махнул рукой вверх по течению реки,– устроить засада, сжечь наш корабль. Видимо долг был не маленький. Ведь это сколько немцу надо было заплатить за наём. Хотя по его роже видно, что он шутить не любит. Ох и свиреп! Этот и с черта шкуру сдерет, немчура – грабитель без совести. Приятно, что его пощипали – попал дурачок атаману на крючок. Убедившись в отсутствии угрозы, караванщики стали готовиться к ночлегу. Дискрет продолжал наседать на купцов, предлагая отдать ему один из шитиков. Однако, сколько он ни потрясал грамотами , ничего не вышло. С трудом за немалые деньги ему уступили потрепанный видавший виды шитик, после чего немец удалился с крайне оскорбленным видом. На следующее утро цепь лодок, шитиков и ладей неспешно двинулась вверх по течению. Наемники не торопились. Лишь когда караван скрылся за поворотом реки, их шитик тронулся вдогонку. Дул легкий северяк, но и его легкого дуновения хватало для продвижения судна против сильной струи под огромным и легким парусом. Вот так не спеша немцы тянулись за купцами до самого позднего вечера. Затем их шитик безнадежно отстал. Сначала с суденышка исчез парус, а ввиду небольшого острова, той самой Черепанихи гребцы стали выгребать к берегу. В небольшой бухточке, надежно скрывавшей шитик от посторонних глаз, люди встали на отдых , не разводя костра и что-то выжидая. Атаман бывшей ватаги Хват злобился. Еще бы – последние полгода неудачи сыпались на него , как на проклятого. Хорошо, что осталась шайка самых отчаянных да и то косятся некоторые, умышляют небось недоброе. Багро заводила, а Ждан у него в подпевалах. Нешто, нешто – вот возьмут они хорошую добычу и запоют соколики по иному. Сегодня повезло – на остров подошел немалый купеческий караван. Позади – целая барка. Видно, что бурлаки не справляются. Еще бы– в этом году вода совсем малая, приходится продираться по перекатам. И жара проклятая. Отсюда видно, что на Камне потаяли перевалы – когда такое бывало. Смеркалось. В стане притихло, лишь изредка позвякивало оружие стражников, добросовестно обходивших небольшой остров, да позванивали котлы, надраиваемые поваром после позднего ужина. Ватажники неслышными тенями прокрались к крайней барке, оставленной без охраны. Обрезан канат, крепивший судно к якорю, шестеро крепких мужчин навалились и оттолкнули барку от берега. Песчаный берег не выдал хрустом гальки, а шорох смешался с шумом волн. Вот зашумел самый стрежень и разбойники схватились за весла. На реке их поджидал шитик, которым правил Потатуй. Вот суда сошлись и вдруг из кучи товара на корме выскочили четыре воина. Внезапное нападение ошеломило татей и в первые секунды они потеряли двоих убитыми. Остальные в панике метнулись на шитик. Последним с кормы барки, прижимая к груди кожаный мешочек, гигантским прыжком перемахнул Хват. Свистнула стрела и за борт шитика свалился еще один разбойник и тьма поглотила его. Туча, вовремя закрывшая луну, позволила скрыться за ближайшим мысом. Тишину нарушали лишь проклятия атамана. – Нешто братцы. Не зря бились. Почитай всю казну купца прихватили,– ободрял он приунывших ватажников. На этом их злоключения не кончились . В пятидесяти локтях от них вспыхнул яркий сноп света и осветил людей с ног до головы. – Сложить оружие! Не двигаться!– проревел голос. – Иначе расстреляем из самострелов. Реакции ушкуйников можно было позавидовать. Потатуй метнулся к кормовому веслу, остальные дружно закрылись стеной щитов. « Щелк»– и весло разлетелось в щепки. «Щелк» – и два из четырех щитов оказались пришпилены к борту шитика. Камень из пращи ударил в шлем атамана и тот рухнул на дно судна. – Бросаем зброю ! Не боись, говорить будем, вот те крест. Ждан, Багро, говорят же – свои! К растерявшимся ватажникам подошел потрепанный шитик и двое воинов расторопно связали людей странными полосками. – Никак свои догнали, должок будут спрашивать,– дрогнувшим голосом сказал Потатуй. Над вражеским шитиком взметнулся огромный парус и суда, сцепленные парой, двинулись вниз по течению. Вскоре загорелась заря и ватажники обнаружили, что их победителями были пятеро мужчин, из которых двое были похожи друг на друга как близнецы. Еще двое были отроками, один точно из местных, а вот второй был вооружен в полный, подогнанный под него доспех немалой ценности. А вот последний! Ждан не поверил своим глазам, а Багро с Потатуем попробовали креститься связанными руками. В пластинчатом панцире, с иноземным горжетом на шее, с накинутым сверху богатым корзном на них смотрел Ждан, только заматеревший. На левой руке у него отсутствовал мизинец, борода и усы выстрижены по-немецки, а во всем остальном это был Ждан. Под бормотание молитв, отпугивающих бесов, их выгрузили на каменистый берег. Хват уже пришел в себя и с удивлением взирал на картину налитыми кровью глазами. Командир кивнул головой и Ждан, ухватив двойника за локоть , уволок его подальше. Потатуя и Багро посадили на землю, спина к спине, прихватив для верности странной веревкой. А вот Хвату развязали руки, перекусив прозрачную и тонкую полоску. В недоумении он завертел головой , остановив взгляд на главаре – рослом и немолодом воине, чье лицо безобразили два шрама. – Вот Хват, твои хитрости тебя догнали. Но выбор у тебя есть. – Какой? – Сразишься со мной. Я мог бы убить тебя там,– воин показал на реку,– но свои не поймут. Тут к нему подскочил другой воин. Нет, точно не воин – повадки не те и смотрит, аки агнец. Похоже братья они. Что-то в нем было странным и Хват догадался – этот еще не убивал. – Михалыч, что ты делаешь? Ну, давай я его пристрелю по тихому. – Нельзя, Олег. Здесь это нельзя – лицо потеряешь. – Да ты посмотри по ухваткам, это же душегуб – рецидивист. – Тут свои законы и понятия. Да ты не волнуйся. Это раньше дичью был я, а теперь перекочевал в охотники. Хват, бьемся оружием на свой выбор до смерти. Согласен? Победишь меня – можешь идти на все четыре стороны, слово даю. – Целуй крест, немчура! Согласен. Заказать бы по тебе отходную, да попа нет. Я знал, что Хват не случайно стал атаманом; храбр по-настоящему, искусен в бою, великолепно владеет мечом. Вместе с тем со слов Ждана знал и его провальные слабости и коронные удары, не раз приносившие ему победу. Я не врал Олегу – у меня было одно чувство– чувство победителя, который сам выбирает , когда и как убить врага. Демонстративно Хват снял шлем и скинул наземь лишнюю амуницию, оставшись в одной, той самой коротковатой кольчуге, выбрал из оружия кошкодер и свой щит и встал в позицию. Я проделал то же, выбрав рондель и обычный щит, вызвав в рядах зрителей одобрительный гул. Бледный Олег стоял за спинами наблюдателей, нервно тиская в руках ложе своей мелкашки. К собравшимся подошла парочка Жданов. С первого взгляда было ясно, что они каким -то образом умудрились поладить с собой буквально за десять минут. Даже подходя к месту сражения, они продолжали что-то доказывать друг другу, оживленно жестикулируя. Олег поразился, насколько обыденно они воспринимали разворачивающееся действо. Атаман, демонстрируя превосходство, закрутил мечом замысловатые восьмерки. Действительно, его мастерство было несомненным. В ответ Михалыч закрутил и свой тяжеленный инструмент. Остро отточенное лезвие сверкало в лучах восходящего солнца, с шипением рассекая воздух. Наконец черный капитан швырнул рондель вверх и тот вращаясь, обратным ходом влепился в ладонь воина. Наступила мертвая тишина. Враги стали сходится. Олег затаил дыхание. Никакой рубки, как в кино, не было. На первом же ударе секирой Хват красиво уклонился и сделав приставной шаг, а затем длинный, на пределе выпад в момент, когда Михалыч справлялся с инерцией удара, ткнул ему в незащищенное горло концом ландскнетты. И тут Олег не выдержал – руки сами вскинули карабин и нажали на спусковой крючок. Но за миг, когда маленькая, меньше трех граммов пуля должна была пробить лоб Хвата, голова атамана отделилась от туловища и , брызгая красным, отлетела далеко в сторону. Обезглавленное тело мешком осело на камни, заливая их горячей кровью. От волнения Олег присел на месте. Больше всего его поразило, что происходило дальше. Спокойно, буднично к Петровичу подскочил паж с большой пластиковой кружкой вина, Артемка не торопясь принялся сдирать с покойного кольчугу, а Ждан, ухватив за волосы отрубленную голову, отмывал ее в реке, уложив затем в заранее припасенный ( ! )кожаный мешок. Алексей вернулся и уволок рондель – отмывать , пока не запеклась кровь. Сам Михалыч только хищно раздул ноздри и хлопнул оруженосца по плечу, сказав: – Спасибо. Как ты и говорил. И только в этот момент Олег принял непростое решение, поиски которого мучили его сразу после встречи с самим собой. Да, если, как и Михалыч пройти все круги этого ада, он станет таким же, как и тот – уверенным, решительным, способным вести на смерть людей, но хочет ли этого он сейчас? После увиденного он понял, что не сумеет переступить ту грань, когда жизнь человека определяется не законом, а сиюминутным интересом или порывом. – Выстрелил все – таки, не удержался, – укорил его Михалыч. – Да не хмурься, ведь я сам так бы и сделал. Вижу, что ты принял решение и догадываюсь – какое. Подошел Ждан. – Господин капитан, я вот что подумал. Ведь тогда ты Хвата ухайдокал неделей позже. – И что же? – Я вот думаю, как бы и Багро не сгинул. На всякий случай присмотреть за ним надо. – Вот и присмотри. А что за Потатуя не беспокоишься? – Э, что за него болеть? Продадим купцам и вся недолга. И нам выгода , а околеет он опосля – их забота. – Правильно мыслишь, экюйе. Ступай, видишь брат изнемогает от любопытства. – Экюйе, это кто?– поинтересовался Олег. – Оруженосец. Поскольку не благородного сословия, то попросту сержант. Вот если бы я был благородным, то тогда он был бы кутильером. Не вешай носа, Олег! Не лезь ты в нашу грязь, копайся в своей потихоньку. Не жалей об упущенном. Сопровождая купцов в Любек, я распорядился развешать на деревьев с десяток разбойников. Представил картинку? Никаких дел, следствий , прокуроров, судей. Кивнул – и человека незамысловато вздернули. Так что идем до Троицка, пересидишь там мелким купцом два года и домой. На вот, хлебни коньячку, вино сейчас тебя не возьмет. С этими словами Михалыч направился к пленникам. Он раскусил наручники на Багро: – Решай , Багро. С нами или сам по себе. С нами -целуй мне крест. Сам по себе – наймись к купцам в охрану, боец ты добрый. Что дивишься? Хорошие люди за тебя поручились. – А что Ждан? – Здесь твой дружбан. Вон с братом никак не разойдутся. Три года друг дружку не видели. – Никогда он про брата не говорил. – Стеснялся. Тот в наемниках служил в Неметчине, обасурманился маленько. У меня служит оруженосцем. – То-то я слышу, не по нашему ты говоришь. Слышал капитаном тебя прозывают? По доспеху ты из черной пехоты. – Я и есть черный капитан. А что Хвата приголубил, так за дело. Ему все одно не жить было. – А мне-то какая корысть с вами идти, ведь вы опять в наем к немцам пойдете? – Сейчас и Москва начала наемников набирать, особенно пикинеров и аркебузиров. Да и хорошие щитоносцы не помешали бы. Но пойдем мы сначала его брата из полона выручать,– я показал на Алешку. – Тоже немчик? – С засечной линии, что под Тулой. – А ты тоже никак с братом? – Расстанемся скоро, он из купецкой братии. Что решил? – Дай с Жданом потолковать, сегодня же и ответ дам. – Годится. Очередную ночевку купеческий караван устроил на длинном каменистом мысу почти в устье реки Щугор, выбрасывающей в Печору кристально чистую ледниковую воду. Речка кишела белой и красной рыбой . На закате к становищу подошли два судна. Одно было узнаваемо – еще бы не узнать свою развалюху, сбагренную спесивому немцу, а вот второе никто не опознал. Суда шли под парусами без гребцов, уже были видны готовящиеся к высадке воины. На всякий случай старшина отрядил к месту высадки десяток кметей– мало ли что. Любопытствующие высыпали толпой. Первым на берег сошел Дискрет, за ним с кожаным мешком в руках – его оруженосец. Подойдя к старшине, немец сказал: – Здорово, кристиане. Господин Некрас, мне нужен ваш помош. Прошу засвидетельствовать , как это – факт, или случай выполнения поручений мой наниматель. Оруженосец молча вытряхнул на камни отрубленную голову. Толпа замерла. – Так это Хват, вот те крест он,– завопил один из бурлаков. – Мы помогали ему на волоке на Пижме! – Я готов приплатить,– продолжал немец, – если создаю вам неудобства. Но не таскать же эту падаль нах шертовы солиде вальд. – Отчего же не помочь хорошему человеку? Пара кун и мы составим шерть посаднику. Этот ушкуйник едва не угнал барку с товаром, еле отбили. А верно это вы напали на него ночью? – Мы. Я понять купец, дайне ди фраге. Алекс ! Из-за его спины вывернулся паж со знакомой кожаной кисой в руках. – Эти теньги украсть этот Хват. Мы есть вернуть . – Господин капитан, это совсем другое дело. Мы составим пергамент для Новагорода без оплаты, разве можно брать деньги за такой пустяк? – Зо. Я полагать, это стоить бочонка вина? – Конечно, конечно . – Господин старшина, я бы хотеть присоединить к караван и идти к чудь вместе, а потом на Колва. И у меня есть предлошений – купить у нас этот разбойник. Я мог бы продать его на торг, но вам нужен бурлак . Крепкий мушик, знать поварское дело. Посмотреть , какие у него зубы – ви айн эхтер крокодил. Старшина, сразу сообразив, что получил дополнительную и бесплатную охрану, еще больше рассыпался в любезностях, расщедрившись не только на вино , но и на копченый окорок и кумекая, что за зубы у татя. Подхватив немца под локоть, он потащил его к себе в шатер поторговаться. Скоро заря погасла и стан погрузился в сон. Двухсоткилометровый переход до Мылдина был пройден за девять дней, очень помог поднявшийся северяк. Мы работали как и все – когда надо-гребли, на тяжелых местах впрягались в бурлацкую лямку, вытягивая свои два судна, что значительно поуменьшило количество косых взглядов, бросаемых в нашу сторону. Багро, давший крестоцеловальную клятву вместе с молодым Жданом, влился в нашу команду. Время ,в котором он был убит в том варианте событий, миновало три дня назад, а сейчас он был не только жив, но и здоров. С Потатуем тоже ничего не случилось. Он был впряжен в лямку и таскал самую большую барку, при случае с ненавистью поглядывая на бывших товарищей. На ночь его приковывали к лесине. Наконец караван выплыл к погосту. – Ждан, – сказал я, – ты губу– то закатай, глазенками так и блестишь. Учти, что твоя разлюбезная только – только невестится начала. Ждан озадачился, морщины на его лбу собрались в гармошку. Он поднес растопыренные руки к глазам и стал медленно загибать пальцы. Когда он загнул последний, на лице проявилось выражение ребенка, у которого отняли игрушку. – Тьфу ты! – сказал он в сердцах, – а я надеялся, что пронесет. – Посмотри,– я ткнул пальцем в сторону берега, – видишь, крайняя амбарушка еще не построена. Не расстраивайся, гляди, сколько молодок нас встречает. Воин приободрился и переключился в режим «Активный поиск». Надо сказать, что он дал положительный результат в первый же день. Торг закончился через две недели и распухшие в объеме грузы были надежно уложены в коробья. За время вынужденного отдыха я подробно проинструктировал Олега, дав ему все реквизиты банков. – Единственно, что не гарантирую, так место и время куда тебя выкинет. Так что снарядишься по полной программе. А пока вот тебе сорок золотых флоринов. По местным меркам это безумные деньги. Пока есть время, надо разменять их часть у старшины на серебро. Потеряем на размене немало, но другого выхода нет. Завтра купим домишко, Жданы уже присмотрели. Изображай торговлю мехами, наймем местного проныру в помощники. – А как ты сам? – спросил Олег.– Ведь ты тоже толком не адаптировался, в местном языке не силен. – Не успел. Больше за рубежом был, чем на Руси. На немецком лучше говорю, чем на старославянском. С другой стороны немца разыгрывать не надо – все одно акцент выдаст. А что речь? Вот скажем, бытовые тонкости тоже камень преткновения. Тут пока в избу входишь, нужно целый ритуал соблюсти – в нужный угол посмотреть, в красный понятное дело, перекреститься и поклониться нужным поклоном, одновременно соображая, как тебя принимают. То ли как равного, то ли гостя дорогого, а может просто холопишку безродного. Хорошо, у меня на каждый случай подсказчики есть. Так что быть немцем удобней. Хоть крещен в православие, а все одно не свой. – И ещё вопрос. Почему владимирские монахи тебя не упрятали с глаз долой, как злобного еретика и колдуна? – Честное слово, сам не соображу. Первое, что при ходит в голову, что иерархи хотели выжать нужную информацию сначала без принуждения и ограничились моей полной изоляцией от окружения. А второе – наверняка, какие они ни были продвинутыми, действительно допускали, что я могу уйти к себе, скажем через стену. Кто их колдунов знает? Однозначно, что загнобили бы, если бы не любопытный эмир. – Не любишь ты попов. – Сам такой. Насмотрелся я на них. Опасные люди. Единственно, что их извиняет, так это сбор и систематизация информации и стабилизация общественных отношений. – Что после похода? В погранцы пойдешь по найму? Вроде благородное занятие. – Это только кажется. Местные князьки так собачаться, псам и не снилось. По нашим меркам их экономический потенциал – полное убожество, – зато спеси не меньше, чем у наших миллиардеров. И древностью рода кичатся, как первой в истории пуговкой, пришитой на ширинку. А по существу– что у нас, что у них человек с ружьем всегда самый главный. Как говорил Мао: « Винтовка дает власть». Вот создам новое течение – православный маоизм – будут знать. А по существу вопроса отвечу определенно.– осяду на Ладоге. Всегда мечтал походить по морю. Построим пару суденышек, вооружим как надо и будем сопровождать купцов. Летом по воде, зимой -по льду. А то эти даже до простого буера не докумекали. Правда, хошь, не хошь, а в чьи-то вассалы идти придется. – Будешь местным барончиком? – Наверно. Иначе скучно. Не в наемники же подаваться. Скоро мы попрощались с Олегом, как я считал, навсегда. Прощаясь, он сказал глухо: – Ты уж извини меня, сам знаешь, за что. Я молчаливо кивнул. Он благодарно склонил голову и спросил лукаво: – Если все получится по-твоему, как думаешь, Жанка согласится? – Отчего и нет. Мы с тобой мужики видные, а разница в тринадцать лет для женщин значения не имеет. Ты просто сопоставь проблемы здесь и там. Там житейские неурядицы – альфа и омега отношений, а здесь... – Понимаю. Здесь за плечом всегда старуха с косой, напоминающая о настоящих жизненных ценностях. – Важно, чтобы ты это помнил, – хлопнул я сам себя по плечу. – Прощай. – Давно хотел тебя спросить, – задержал меня Олег,– ты взорвал вход в портал. Ты уверен, что портал – это пещера, а не стена в её конце? – Нет,– озадачился я, мгновенно поняв подоплеку вопроса. Возможно, я напрасно погорячился с аммоналом. – Что, не исключаешь возможности? – Да,– твердо ответил Олег и зашагал прочь. Немного отойдя, он повернулся и сказал : – Не дозрел. Пока не дозрел. Глава третья И опять знакомая речка и знакомый волок. Без приключений мы прошли по местам нашей боевой славы и достигли развилки волока. В прошлый раз путешествие проходило на притоках Вычегды, а сейчас мы развернули суда в сторону притоков Камы. Как все стражники, мы стояли в ночных дозорах и в свой черед выходили в передовые караулы. Все таки адский труд у торгашей. Если бы я не знал цену пушнины, никогда не поверил, что подобные экстремальные походы имеют смысл. Еще два волока и мы через два озера вышли на Колву. Небольшая на вид, но коварная по характеру речка попила у нас немало кровушки. В некоторых местах караван судов шел в сплошных каменных теснинах , которые казалось вот-вот оборвутся Ниагарским водопадом. Однако кормчие не выказывали особого беспокойства. Наконец, миновав Чердынское городище, мы вышли в воды Вишеры. Сидя на носу шитика, я еще раз возвращался к разговорам с Олегом. Упаси бог, я не осуждал его за принятое решение. Если бы он сделал иной выбор и погиб в какой – нибудь стычке, вина за это просто сожрала бы меня. Сформировав эту центровую мысль, я окончательно успокоился. Вот для верности можно было приставить к нему одного из Жданов, но тут был нюанс – «мой» Ждан был моим другом и соратником и никогда не оставил бы своего командира. А «молодой» Ждан не был связан с Олегом ничем, так что я даже не стал заводить об этом разговоры. К сожалению, в дальнейшем не будет обратной связи, а вот прямая будет точно. Это мы оговорили особо. С финансами у него не будет проблем. Вдобавок я обменял у купцов все мелкие монеты, попавшие в оборот и с Востока и из Южной Европы и дал Олегу координаты подпольного нумизмата. Олег , в свою очередь, отдал нам свой карабин и прочие мелкие артефакты. Не нужно было привлекать к новому приказчику ненужного внимания. Нападение на караван произошло среди бела дня на подходе к слиянию Вишеры и Камы. Река делала в этих местах крутой замысловатый поворот, вынося суда впритирку к левому берегу. С этого же берега в реку открывалась широкая протока, судя по всему из немалой старицы или озера – идеальное место для засады. – Что Ждан, может и вы здесь отметились? – съязвил я, всматриваясь в свирепые рожи разбойников, нисколько не напоминавших азиатов и застегивая пряжки шлема. – Мы сюда не заходили ,– не понял шутки воин. – Здесь , как ты баешь, полные отморозки. Ушкуйники на длинных челнах с гиканьем брали на абордаж наши передние суда, с которых полетели стрелы. Мы находились в конце каравана на предпоследнем шитике. Не доверяли нам торгаши, очень не доверяли. – Вот теперь бы из протоки ударить, – комментировал Ждан. Пожалуйста. Еще шесть лодок ринулось из протоки, нацеливаясь на середину и хвост каравана. По нашим поднятым щитам застучали стрелы, отскакивая от них с металлическим лязгом. Щиты и были металлическими, только сделанные под дерево и обтянутые кожей и за них были отданы немалые деньги питерским умельцам. В таком же ретро стиле были сделаны рекурсивные арбалеты, даже с замысловатой резьбой на ложах. Мы ответили дружным залпом арбалетных болтов и стрел, начисто выбивая лучников и загребных, не давая приблизится к нам даже на бросок копья. Я выцеливал из арбалета только лучников. Через полминуты в ближней к нам лодке бойцов не осталось. Устрашенная таким результатом, отвернула в сторону вторая, прореженная наполовину. В голове каравана рубились в рукопашной уже на трех ладьях. Я рявкнул на гребцов и мы пошли на сближение еще с двумя лодками. Уроки в тире не прошли даром, мне удалось с пятидесяти метров выбить трех лучников , а остальных расстреляли Жданы с Багро . Алешка и Артем работали веслами. Еще на одной лодке, потеряв пару воинов и убедившись, что стрелы не причинили нам никакого вреда, лихорадочно выгребали к берегу. Пройдя вдоль всего каравана, мы подчистили всех, кто попадал в поле зрения. Сулица, брошенная сильной рукой, вышибла щит, укрепленный на борту и он булькнул в воду. Две лодьи были захвачены, вот только воспользоваться плодами победы мы им не дали. Кружа вокруг сбившегося в кучу клубка лодок и шитиков, мы стреляли, пока оставшиеся налетчики не бросились в лодки и не выгребли к ближайшему лесу. В этом скоротечном бою я впервые смог сражаться, одновременно охватывая всю картину схватки. Вот стрела, пущенная в меня, отбита щитом, теперь я закрываю правый бок Ждана, которому угрожает удар сулицы. Вот рядышком с судна с воплем валиться ушкуйник с отрубленной по локоть рукой, вот с глубины идет масса пузырей из легких тонущего человека. Скрипят взводимые арбалеты, натужно дышат люди, налегая на весла, трещит дно одной из лодок под ударом брошенного сверху валуна... Мы не потеряли ни одного судна, но людей полегло немало. Из восьмерых купцов двое были убиты, еще двое ранены. Вообще раненых было много, однако я не стал изображать из себя эскулапа, поскольку знал, как это нам аукнется в будущем. Суда пристали к правому берегу и встали на длительную стоянку. Вот уж действительно «посчитали-прослезились». Однако торгаши удручены не были. Напротив, их радости не было предела. У нас тоже была радость. Оказывается хитрован Алешка перед боем привязал свой щит капроновой леской к уключине. – А вдруг бы рука дрогнула, – оправдывался он. Люди деловито раздевали убитых. По реке сновали лодки, доставая утонувших , подчищалось все, что имело малейшую ценность. Наши парни сходу отогнали три челна к берегу, тоже подчищая трофеи. К вечеру, в стане, когда похоронили погибших, началась великая пьянка. К нам подошел Некрас, сопровождаемый парнем, который нес немалый бочонок с вином. – Где же вы так научились самострельному бою? Слыхом не слыхивал, чтобы они столь быстро стреляли. Спасибо – выручили, без вас половину лодий бы недосчитались. Примите за храбрость, да и за помин души не помешало бы. – Арбалеты наши – из Испании. – Это каких же денег стоят? – Годовое жалованье кондотьера, – ответил я , не соврав.– Что из добычи отдашь, чем поделишься? – Завтра с утра будем доли делить, а мы уж вас отблагодарим, не пожалеете, спасители, храни вас Христос. Когда купец ушел, я придержал своих людей. – С вином погодим. Нет у меня доверия к этим торгашам. А вам, Багро и братья, завтра торговаться до седьмого пота, – свои доспехи отрабатывать. Кстати, Багро, тебе приходилось в Казани бывать? – Это в Иске-Казани? Как не приходилось? Пятнадцать лет назад ушкуйники новагородские да устюжские его разграбили. Это был мой первый поход. Не свезло мне– сам в полон попал. Три года бурлачил, а потом сбежал. – Ты что же и язык басурманский знаешь? – Конечно, как не знать. – Чувствую, пригодятся скоро твои знания. Назавтра мы встретились с купеческим старшиной и тот показал нам нашу долю трофеев. Понятно, что ничего ценного этот жук нам не оставил, что дало мне повод изобразить негодование и потребовать компенсации. – Господин Власий, я настаивать, чтобы вы выкупить у меня этот хлам,– я брезгливо ткнул пальцем в кучу неопрятного барахла и железного лома. – Стоимость определить мой человек. Алекс ! – Так это же отрок. – Этот отрок знать арабский счет и немецкий учет товар . – Похвально. Когда начнем?– пошел на попятную купец. Конечно, свою часть добычи мы уступили, как и договаривались заранее, с дисконтом. Ни к чему было обременять себя лишней тяжестью. Купцы рассчитались мехами. Куркуль Алешка бурчал, недовольный неравноценным обменом. Жданы посмеивались. Всяческие выражения недовольства исчезли после того, как Звяга прислал нам самое быстрое и крепкое суденышко из каравана, забрав два наших шитика. – Верно,– гудел Ждан старший, – неча нам с купчишками тащится. Впереди еще два погоста, они и там задержатся. – Багро, быть тебе шкипером. Оборудуйте по-настоящему лодью. Борта нашить, паруса переделать, при первом же случае наладить водяные паруса, как пороги пройдем. На носу площадку сделать для стрелков, как у свеев. Времени мало, а впереди еще только по реке с тысячу верст . Через сутки отчалили и на закате обогнали купцов, тронувшихся ранее. Косые паруса позволяли идти под любым ветром. Быстрая река влекла судно по течению мимо берегов, еще не тронутых осенней желтизной и ранним морозом, как на Печоре. У кормила на вечерней вахте стояли Багро и Ждан старший. – А признайся, Ждан, ты бы срубил меня, если бы я вступился за Хвата? Срубил бы. Я же заметил, как ты за мной встал и отроку вашему кивнул. Не было веры в меня тогда – это понятно. А вот зачем ты и брата подозревал, а ? Ведь Алешка за ним встал и за кинжал схватился. Меня, старого волка, не проведешь. Неужто брата бы за немца отдал? Чем же он тебе так дорог? – В долгу я у него. Трижды он мне жизнь спасал, из рабства вытащил, от болести спас, а я только дважды. Должок за мной. Не сполню его – гореть мне в геене огненной. Не знаю, что дальше решишь, но скажу всё одно – удачлив Олег Михайлов, корысть его не берет, а мог бы давно разбогатеть. Муж сей наукам разным обучен, с царями и князьями разговаривает, как равный. Давеча сказал, что решил на боярство стать на Больших озерах, корни пустить. Вот мы думали, что купчишки его облапошили, а вон как оно обернулось – сами в дураках остались. Я ввечеру их вина Артемке подлил маленько. – То-то он второй день спит, а я думал – приболел. Ах , они тати подлые! – Убить до смерти не убили бы – посадника человек, а вот обобрали бы – точно. Опять же не случайно господин капитан от них оторвался. Облыжно бы оболгали в Булгарии и опять с выгодой бы остались, Иудино семя. – Вон как оно. Да ладно, я не в обиде на тебя. Служба есть служба. Как же вы с братом похожи, как близнецы. Что хваткой, что нравом – чудеса! – Олег Михайлович хотел с тобою завтра перетолковать о важном. – Так и сказал? – Он лишнего не бает. Я сидел в лодье и пил чай. Да-да, самый натуральный. Алешка настропалился кипятить воду на маленьком очажке, да и супчик сварить. Неплохо было поиметь туристский примус, но артефакты мы старались не светить и вообще не привлекать к себе внимания какими-нибудь новациями. Даже одежда на нас была полным аутентиком, только сшитая из современных мне материалов. Где бы я там какую-нибудь пестрядину нашел? Средства от гнуса были разлиты в глиняные фляжки, никаких спичек не было и в помине, зато кресала были небывалого качества. И так во всем. Остальные несоответствия я полагал списать на немецкие штучки. Весь огнестрел был упрятан подальше до поры. Только раз мы использовали светодиодный прожектор при налете на ватагу Хвата. Утром было пройдено место, где в будущем обоснуется Соликамск. Сейчас на берегу ютились пара-тройка убогих солеварниц. Вот тут точно купцы закупятся солью. Подошел Багро, отоспавшийся после ночной вахты. – Видеть хотел, Олег Михайлович? Всё по вежеству. Не дерзит, не смотрит с вызовом, а то я уж думал, что с ним будут осложнения. По отчеству тут зовут либо людей знатных, либо выказывают особое уважение. – Садись, Багро. Как батюшку-то звали? – Архипом. Мы из Новагорода, потомственные кмети. А по отчеству еще не заслужил. – Вот об этом и поговорим. Думаю я всех воинов на конь пересадить. В грядущем конница понадобиться. Я капитан черной пехоты, а всадники по иному воюют. Нужен полусотник. Большим делом будем заниматься. Что такое кондотта, знаешь? – Конечно. Наемников в Великом всегда хватало. Только она там рядом прозывается. Так ты хочешь со мной ряд заключить? – Да, взять тебя на службу, как полагается. Пропишем жалованье, доли добычи, плату за увечья, помощь при немочи. Согласен? – Посоветоваться с Жданом хочу. Или ты младшого к иному делу приставишь? – Вот сам его и спроси. Ты командир, али как? А пока расскажи про погосты на реке. Где заставы ордынские? Какие подати берут и чем. Кто царем али ханом здесь? Багро пробрался к Ждану старшему. Вполголоса он сказал: – Ты прав. Умен воевода и нас насквозь видит. Такому можно спину охранять. Выпытал про то, как я лямку три года тягал. И про то, что епископ Стефан двенадцать лет назад кумирни и идолища перми поганой сокрушал. Смотрю, не любит он длинногривых, хоть сам православный. – И что ты решил? – Ты что, Ждан, смеешься? Да где я в ушкуйниках хоть десятника выслужу? Лет – то мне немало, тридцать шестой с Покрова пошел. А что, верно, что увечным будут платить? – Не сумлевайся. Насмотрелись мы и натерпелись у чужеземцев , там людишек не балуют. – Неуж вправду боярин там в неволе был? – Был. Только ты платил хозяевам своим горбом, а мы – кровью. – А я и ведаю – не горделив и вежеству не чужд. Пойду к братану твому – порадую его. Почти неделю мы добирались до Волги. Шли от темна до темна, не приставая к берегу. Ночевки делали на островах, указанных Багро. Он сильно изменился после нашего разговора – стал доступен в общении, говорлив, что заметно улучшило обстановку в отряде. Немало времени мы проводили, планируя организацию конного подразделения. Местные племена нас не беспокоили, лишь в одном месте приблизительно у современного Чайковского конный отряд попытался обстрелять нас в сужении реки. Потеряв четверых воинов, они скрылись в лесу. Вот здесь в безлюдье я продемонстрировал бой карабина, истратив всего семь патронов. Не снайперствовал, стремился попасть в лошадей. Новички озадачились, мои ветераны понимающе ухмылялись, Ждан рассказывал сказки про испанские аркебузы. Казань с ходу пройти не удалось. Мало того, наш военный отряд попытались разоружить. Пришлось выкладывать козыри. Ослабив ворот, я достал кожаную тесьму, на которой висела массивная серебряная пайцзе с надписью на двух языках. – Знаешь, что это?– спросил я у десятника стражи. Переводил Багро. Страж молча согнулся в глубоком поклоне и остальные последовали его примеру. – Долго они будут так стоять?– спросил я у ушкуйника. – Пока ты не примешь их извинения. – Принимаю. Багро что -то коротко бормотнул, стражники так же молча расступились и пропустили нас к крепости. – Неуж настоящая? – восхитился Ждан. – Едигеева? – Почти. Тохтамыша. Один в один. – Хитер ты, аки аспид! Не хотят булгары с Ордой ссориться. Чего мы здесь не видели7 – Лошадей будем смотреть. – Здесь? Как же мы их доставим к Суздалю? Кормить чем? Ведь для того придется барку с припасами тащить. Я хлопнул себя по лбу. Подвели пробелы в логистике. Действительно облом. А я рассчитывал купить здесь коней хороших кровей. – Тогда на рынок. Надо приодеть Артемку, да и доспех по размеру подобрать. Только– только добрались до торжища, когда знакомый десятник подбежал к нам с поклоном. – Что он говорит? – повернулся я к Алешке. – Главный визирь хранителя веры, опоры ислама предлагает послу франков встретиться в его летнем дворце. Похоже, меня приняли за полномочного посла . Ну вот, еще один потрясатель вселенной. Как же его зовут местного эмира или султана? Кажется Либедий. Отчего бы не сходить в гости к хорошему человеку. – Багро, идешь со мной. Остальные – за припасами и готовиться к отплытию. Мне понравился скромный дворец визиря.. Умели же устраиваться люди даже в такой глуши. Я сразу расположил местного премьер – министра, попробовав кофе и вывалив всё, что знал о мокко, арабике и робусте , чем озадачил его. Потом мы поговорили о чае, игре в шахматы и, конечно, о новом оружии. И только после этого перешли к сути дела. Визиря интересовала обстановка в Орде. Я честно сказал, что оттуда давненько и нахожусь здесь для выполнения поручения своего сюзерена, что и заверил соответствующими пергаментами. – Мне было поручено изловить опасного мятежника, оскорбившего моего повелителя, что я и сделал. Вот документ об исполнении поручения. – Ты храбрый человек,– искренне сказал Ибрагим ар-Рахман, – с горсткой воинов в пасть ко льву. – Дикари, – отмахнулся я. – Орды вогулов совсем недавно разорили городки Новагорода и дошли до Устьнема. – Мне кажется, что я вас задерживаю своей болтовней, – сказал я. – До меня дошли слухи,– я многозначительно посмотрел на собеседника,– понимаете, слухи, что ваш давешний недруг, да не будет упомянуто в благословенных стенах его имя, собрался вам отомстить . Есть одна тонкость – его позиции на троне очень неустойчивы. И все же в каждом слухе есть доля правды. – Иншалла, – сказал, помрачнев, визирь. – Я благодарен тебе , чужеземец. Ты только подтвердил мои опасения. В знак дружбы прими небольшой подарок. В комнату внесли мисюрку чудной работы – просто произведение искусства. Я невольно залюбовался шлемом. – Настоящий мужчина любуется скакуном, оружием, женщиной и поверженным врагом, – изрек Ибрагим. Я несколько замешкался и извлек нож с выкидным лезвием. Осмотрев хромированный клинок , опробовав его заточку и пощелкав фиксатором, правитель остался доволен. Еще дольше он рассматривал золотую с крупным фианитом цепочку Александровского завода, любуясь точностью и красотой её исполнения . Мы расстались , как хорошие знакомые. И снова необъятная ширь Волги; берега, укрытые непроходимыми лесами, кишащими зверьем, водные просторы, чернеющие от водоплавающей птицы. И осетр и севрюга здесь так же обычны, как простой окушок. В отличие от Печоры, судов на Волге хватало. Не было момента, когда из поля зрения исчезали либо челн рыбака, либо артель бурлаков, влекущая тяжелые баржи, либо караван судов под прямыми парусами, спускающийся по течению. Наша одинокая лодья под вычурным парусом всегда привлекала внимание. Пару-тройку раз вооруженные люди пытались познакомиться с нами потеснее, но завидев хорошо вооруженных людей и мощные арбалеты, сразу теряли трудовой энтузиазм. Я ворчал, что будучи и в Орде и в Булгаре, ни разу не побывал на настоящем восточном базаре с его ишаками и верблюдами, купцами с выкрашенными в красный цвет бородами, муллами в зеленых чалмах. Воображение ориентировалось по книге о старике Хоттабыче. – Ништо,– посмеивался Багро, – скоро придем в Городец, будут тебе и верблюды и шелковые ряды. Так оно и оказалось. Я был очарован этим громадным рынком без конца и края, на котором продавалось всё. В толпе мелькали и арабы и персы, монголы и аланы, глаз выхватил даже парочку негров и китайцев. И все это орало, вопило, предлагало, покупало, обменивалось, питалось и мылось одновременно. К моему удивлению на продажу были выставлены образцы огнестрела западноевропейской выделки, что уж говорить о разнообразии холодного оружия и доспехов. Мы целенаправленно искали ряды лошадников. То, что нам предложили, разочаровало меня до крайности. Единственно, что мы здесь приобрели , был десяток лошадей под вьюки. – Господине, – заявил мне один из барышников,– здесь ты не найдешь то, что ищешь. Вам надо бы к тиуну Никифору, что на подворье московского наместника. Хорошо бы заглянуть на конюшни самого ордынского посланника – вот у кого чудные кони. Мы побывали в обоих указанных местах и если с конями для спутников вопрос был решен достаточно быстро, то я, ориентируясь на моего Буссо, никак не мог определиться. Покупка хорошего коня здесь – это как покупка хорошего автомобиля у нас при наличии ушлого менеджера, только и мечтающего, чтобы всучить ДОПов на сумму самой машины. Да и не мудрено, если боевой конь стоил не менее пятидесяти золотых флоринов. Деньги у нас были и хорошие деньги. Из своего времени мы перли только серебра почти двадцать кило самой высшей пробы, содранного с контактов старых пускателей, провалявшихся в гараже отца почти пятьдесят лет. Нужного коня нам предложил конюший – булгарин с ордынского подворья. К нему было непросто попасть без национальной ордынской традиции – бакшиша. – Молодой еще, игривый ,– предупредил меня конюший, – иногда дурь в голову кидается. Если ты ему понравишься, горя знать не будешь. Я с опаской обошел предшественника дестриэ. Не конь – мастодонт. Но проблема вроде решена. Не тут – то было. – А походный конь? – спросил булгарин. Сзади подсказал Ждан: – Этот только на время конной стычки. Нужон еще один – на кажный день. Сейчас что поспокойнее найдем – есть из чего выбирать. Выбрали. Всё? Опять нет. И здесь ДОПы. – А седла, сбрую, справу? Я малодушно спихнул все заботы об этом на оруженосца, оставив на себя только борьбу за седло. Седельник никак не мог взять в толк, чего я хочу. А нужно было седло ясельного типа с высокими, окованными луками, с кожаными чехлами под пистолеты, с крюком для арбалета. Седельник оживился в предвкушении оплаты за мой проект. – Луки и стремена конечно посеребрить? А шпоры шильцем? И чепрак вышить. Только это не у меня. – Значит так. Всё воронить. Надеюсь, ты знаешь, что это такое. Шпоры – зубчатыми колесиками. Сколько ждать? Ждать пришлось долго, но это было к добру. Я не учел многих мелочей, столь необходимых для кавалерийского отряда, ту же выездку новоприобретенных коней. И Ромео, моего нового коня , нужно было учить скачке под полным вооружением, которое тоже пришлось заказывать. Главной проблемой для него были мои навыки верховой езды, но мы старались, не жалея себя. Теперь предстоял путь до Смоленска, в котором, по словам Алешки, его самого перепродали немцам. И случилось это перед самым Покровом. Так что время было. Выбирали два пути – один по суше, второй по воде. Первый единодушно был отметен, как опасный и затратный. Идти до Твери решили с восточными купцами, везшими как обычно ткани, благовония, пряности и украшения. Вожатый каравана отнесся к нашему предложению настороженно, однако предъявленные документы, а главным образом табунок наших лошадок, размещенный на двух барках , растопили ледок недоверия. Со старшиной я заключил соглашение по охране каравана на случаи нападения. Общий язык с ним был найден на почве приготовления кофе. Особенно впечатлил его кофе по-турецки. Вот ведь парадоксы – Турции еще нет, а кофе по-турецки – пожалуйста. Частенько я переходил на судно Юсуфа – купеческого старшины и мы коротали время за игрой в шатрандж. Со словарным запасом было неважно и нам помогал либо Багро, а чаще личный толмач Юсуфа. Перс сразу понял, что я иноземец с Запада и очень заинтересовался экономикой Европы, получив от меня бонусы в виде информации о первых банках и расчетах в них. – Я бывал во многих странах,– рассказывал Юсуф,– даже в далеком Катае, даже на реке Инд, да будут благословенны те места, столь богатые ценной древесиной, шелком и драгоценностями. Мой караван проходил по древним дорогам Византии, где забота о собственном теле достигла небывалых высот( это он говорил об уровне жизни), и в Константинополе, в порт которого приходят корабли со всего света и даже из далекой Иберии. Однако нигде я не встречал таких доспехов, как у твоих людей. Ведь даже изделия знаменитых миланских мастеров проигрывают вашим и по качеству и по весу. Только не говори, что это работа мастеров с туманного Севера, где добывают лучшее в мире железо. Там не принято заботиться об отделке. – Уважаемый Юсуф, да будет благословенно имя твоих родителей, – отвечал я,– в мире много загадок, отгадка которых скрыта от простых людей. Никто не знает сколько лет Сфинксу в Та-Кем,– черной земле, засыпаны каналы, соединявшие Срединное море с Красным и наши доспехи – тоже наследие предков, которыми мы можем гордиться. Это работа оружейников Гипербореи . – Достопочтенный Халег, такое снаряжение может позволить либо властитель, либо полководец. – А может я и есть наследный принц далекой северной страны, решивший посмотреть мир,– отшутился я. – Своими старыми глазами я вижу перед собой очень необычного человека, учености которого мог бы позавидовать сам Ариф Азари. – Я всего лишь излагаю постулаты Плиния и Геродота,– сказал я осторожно. – Уважаемый Халег, я впервые вижу воина, знающего о сех великих мужах. – Уважаемый Юсуф, я впервые вижу купца, знающего сих великих мужей. Мы расхохотались. И он и я не без оснований предполагали, что за ролями воина и купца скрываются иные люди, но предпочитали помалкивать об этом. , Неспешно, с остановками караван продвигался к Твери. Здесь нас догнали первые заморозки. В Твери мы расстались с персами и направились в сторону Ржева, вступая во владения литовского князя. В свое время так и не удалось узнать, в чьих руках находился Ржев – сведения были противоречивыми. По информации местных жителей город был под опекой великого князя литовского. Приходилось выдумывать новую легенду. Теперь мы опять были наемниками, чья кондотта у Новгорода закончилась, так и не начавшись. За долгое время плавания по реке наш небольшой коллектив приобрел все черты сплоченного воинского отряда. Вот только Артемка выбивался из колеи – воинское искусство явно не давалось ему. – Ему бы в дьячки, али пономари,– басил Багро,– цены б ему не было. – Да, писарчук нам бы пригодился, – пробормотал я. – Простую цидулю состряпать – целая проблема. Надо нанимать учителя. Впятером читаем по складам, разве это дело? Есть предложения? – В Зубцове найдем какого-нибудь расстригу,– ляпнул младший Ждан и общество с ним согласилось. А что? Это было бы идеальным решением проблемы. Очень не хотелось нанимать служителя культа – уж очень они рьяные . А расстрига, чаще всего пьяница – то, что надо. Лишь бы лишних вопросов не задавал. На том и порешили. С Артемкой до этого у меня был разговор. – Артем, почему ты не попросился сойти в Твери? Ведь отсюда недалеко до твоего Белого озера. Ты у меня в услужении, рядом не связан, не похолоплен – иди, куда хочешь. Отец еще жив. Рыбачил бы у себя потихоньку. Набычившись, паренек ответил: – Что я там не видел? Гнилую рыбу кажную весну, избу-развалюху и работу от зари до зари. А здесь меня учат, одевают, работа чистая. Да мой кинжал больше стоит, чем изба нашего старосты. Хочется новые страны посмотреть неизведанные, Алешка рассказывает – глаза горят. Не прогоняй меня, боярин. Ей-ей отслужу. – Не побоишся? Наша жизнь рисковая. Сегодня выиграл, завтра – на погосте. – Наши люди говорят, что ты, боярин, людей бережешь пуще себя. И я тоже хочу много знать, как ты. – Ученых людей не шибко здесь жалуют, разве ты этого не заметил? Раз учен – значит слаб. А слабым одна дорога – либо в холопы, либо в монахи. – А вдруг я стану ученым воином? Я рассмеялся. – Быть по-твоему. В Рубцове мы не задержались, даже не ночевали. Оба Ждана отправились на рынок искать грамотея, а мы выгнали лошадей на берег на выгул. Никогда не думал , что с ними столько возни – и того они не любят и это не переносят. Ромео застоялся и я решил размяться вместе с ним, нарезая круги по лугу. Через пару часов на берегу появилась странная компания – два крепких воина влекли обвисшее тело. -Это вы его приголубили? – обеспокоился я. – Неделю не просыхает, – смеясь, ответил оруженосец. – Книгочей, расстрига и пьянчуга лютый. – Семья? – Дали пять ногат – плату вперед. Жена так кланялась, боялись – голова оторвется. Отмоем, опохмелим – будет как новый. Епитимия наложена на него. – И за какие прегрешения? – Утверждал, что звезды не есть серебряные гвозди, вбитые ангелами в твердь неба. – Ого,– присвистнул я. – Да это никак еретик. Волоките его к реке. Парни, стащите с него рясу и отмойте мылом. Да не рясу. Серым, Алешка, душистое не поможет. Как же он воняет! И надень на него что-нибудь поприличнее, а то голый зад в прорехи торчит. Ночевали у причала на судах, выставив стражу. С восходом солнца караван из четырех судов двинулся по Вазузе к волокам. Река становилась все уже, но , к моему удивлению, оставалась вполне судоходной. В Волоковском Лесу, которое в мое время будет называться Сычевкой, нас встретили артельщики и я вздохнул с облегчением – плавание вверх по течению вконец утомило людей. Мои опасения, что наши суда не пройдут в верховья Вазузы, оказались беспочвенными – настолько отработанным оказался торговый путь из Волги в Днепр. Неторопливо караван дошел до Касни. Я уже запутался, в чьем уделе мы находимся. Ржев был под Литвой, Зубцов – под Тверью, и вроде мы вступаем на территории Смоленска. Между прочим, где -то здесь недалеко в будущем пройдет Минское шоссе. За неделю бывший служитель культа пришел в себя, с удивлением обнаружив себя на куче сена в барже с лошадями. Худенький, с торчащими мослами он выглядел подростком. Артем привел его космы и бороду в божеский вид и даже показал расстриге получившийся парикмахерский шедевр в зеркальце, от которого тот шарахнулся, как от черта. Оказалось, что зеркала считаются здесь бесовщиной. Темнота. Вот такого принаряженного его и представили на ясные очи нового начальства. Парнишка, ну как еще называть восемнадцатилетнего парня – недокормыша, оказался спокойным и любознательным человеком, имевшим одну страсть – запой раз в три-четыре месяца. Всё в нашем коллективе вызывало у него живейший интерес. Звали его Федором. – Значит так, отец Федор, – начал я. – Не отец я ныне, не отец, не сподоблен. Якоже грехи.. – Оставь,– сказал я. – Будешь отцом Федором и моим духовным наставником. Да и народишко мой нуждается в духовном окормлении. – Да как же я могу?– опять запричитал отец Федор. – Надо,– отрубил я. – надо, Федя, надо. Ты сам посмотри, что у нас за компания. Одни головорезы, да еще от схизматиков пришедшие. С другой стороны православные и твоя задача не дать загаснуть огоньку веры истинной. Что, неправильно говорю? – Отчего. Верно глаголишь, без веры нельзя. – Вот и веди службы, какие можешь, а от чего отринут – сам решай. Да ты сам огурец еще тот. Такие еретические речи вел, что хоть сразу на костер. – Я вел? – ужаснулся расстрига. – А кто сомневался в небесной тверди, совращая прихожан выдумками бесовскими? – Так будучи в подпитии.. – Да ладно. Нам – простым солдатам, что ни поп, то батька. Займись обучением письма вот этого отрока, к наукам весьма склонного. Только про небесные светила я уж сам. Счету мои парни сами тебя обучат. Что еще знаешь? – Греческий, латынь, закон божий. – Молодец. Растешь на глазах. За труды будет тебе положено жалованье – московский рубль в месяц. – Целый рупь?! – Справишься с обязанностями – получишь долю с добычи. Будешь военным попом. Только учти – нажрешься не по делу – выпорем. Не сбежишь? Тот помотал головой. – Боярин, а что за огурец? Нешто матерное? Так в наш коллектив влился очень неплохой спутник, в чем мы вскоре убедились. По волоку артельщики перетащили нас в Вязьму и мы двинулись теперь вниз по узкой и извилистой речке сплошняком обросшей дремучим и малопроходимым лесом. Тут никакой Сусанин не поможет – ни следа, ни тропинки. Вскоре показалась Вязьма – небольшое поселение с деревянным храмом на холме. – Собор Святителя Николая,– пояснил старшина артельщиков. – К вечерне звонят. – Чей удел? – Три года, как Литва верх взяла. А сегодня схоронили князя Симеона Мстиславича с супругою своею. – Пожар какой али что? – Да нет, – с неохотой отвечал старшина, – в Торжке убил их до смерти смоленский князь Юрий. Люди разное говорят. Я понял, что он уклоняется от честного ответа и не стал настаивать на уточнении обстоятельств происшествия. Дело шло к вечеру – решили ночевать в Вязьме. Часть местных артельщиков ушла по домам, остальные разбили походный стан. Мои парни вываживали и поили лошадей, которых мы продолжали везти на барках. Это только кажется, что берегом их гнать проще. Проще -это когда река пошире и берега не завалены буреломом. Особого внимания мы не привлекли, купеческие караваны шли один за другим – место было наезженное. Как обычно подходила стража, подошел мытник, получив причитающуюся мзду. У него я узнал, что княжество после перехода под руку Литвы фактически сохранило самостоятельность, став вассалом Великого Литовского княжества. Утром мы продолжили свой путь на Смоленск. Подмораживало, тянул легкий ледяной ветер. Конечно, в сравнении с тем тяжелейшим северным походом этот вояж был значительно комфортнее да и походная жизнь стала настолько обыденной, что я давненько оставил аналогии – хватало иных забот. Впереди двести километров и нужно пройти их в десять дней. Вот только двести – это по карте, а по водным артериям – все триста . Вот и сейчас река, сделав затейливый крюк, повернула опять на север, чтобы через полста километров впасть в Днепр , который в свою очередь понесет нас на юг к Дорогобужу. Время уже поджимало да и в отсчете времени я мог ошибиться, ведь местные никакими календарями себя не утруждали – настолько неторопливой была жизнь. Сведения месячной давности считались новостью. После выхода в Днепр стало веселей – лесные теснины разошлись в стороны и даже листва, засыпавшая осеннюю темную воду, не портила настроения. Скорость движения заметно увеличилась. Вскоре завиднелись простенькие главы церквей Дорогобужа. Еще две ночевки – и вот, наконец, Смоленск. Да, это было действительно укрепление. Над деревянными стенами кремля возвышался купол крепкого каменного собора. И пристань была оборудована со всем тщанием – с причалами, складами и охраной. Здесь нас, как водиться спросили, кто и куда, не забыв содрать вьездные пошлины. Еще на подходе к месту стоянки Алешка бегло осмотрел причалы и коротко сказал: – Еще не появились. Остановились на большом постоялом дворе, разместив с комфортом свой табунок. Ждать прищлось недолго. Немецкие купцы, поднимавшиеся по Днепру, встали на постой рядом с нами. Пора было вытаскивать из рабства Алешку– младшего. – Отбивать будем? – спросил Багро. – Отчего же, купим, как обычно. Но есть одна загвоздка – за раба в Любеке дают тройную цену, ну пусть за мальчишку – двойную. Есть идея. – Опять жульство? – Оно самое. Алешка, сможешь ночью пробраться на лодью и шепнуть ему, что надо? – А что надо? – Пусть скажется хворым. Дам средство, кинет в пот и жар, но ненадолго. – А что, неплохо,– поддержал коллектив. Ночью я остался на судне и выжидал парней – Алешка прихватил своего напарника Артемку. Наконец сверкнул светлячок крохотного, с мизинец, фонарика. – Как? – Сделали,– коротко рапортовал Алешка. Утром в сопровождении Багро и Ждана-младшего я прошел на пристань. Определили искомую ладью. – Господин Хартманн! Из-за борта поднялась голова купца. – К вашим услугам, господин ... – Дискрет, капитан арбалетчиков. Мне рекомендовали вас в Любеке, как знающего человека. Да и в Дженоа сам господин Джентиле отзывался весьма уважительно. – Вы мне льстите. Откуда управляющему самого дюка господина Адорно знать простого купца? – Запоминаются не хорошие, а лучшие. – Он всё так же предпочитает мальвазию? – Ну что вы? Он любит испанские вина. Ну вот, обнюхивание прошло успешно. – Так чем я могу помочь такому славному воину? Вы похоже с юга? – Да, из горного местечка рядом с Гармиш-Партенкирхеном. – То-то из вас швейцарец так и лезет. – Мне нужен парнишка из местных. И чтобы знал два языка, в том числе татарский. Мои познания в росском далеки от совершенства. – О , господин капитан, вы не прогадали. Есть такой паренек. Франц!– крикнул он вниз,-приведи мальчишку. Если позволите один вопрос – что вас привело в эту полную опасностей страну? – То же, что и вас. Оплата . Последний наниматель рассчитался пушниной, причем северной. – О. Вам неслыханно повезло. Мы могли бы договориться. Франц привел парнишку, по виду которого сразу было понятно, что у него жар. Наклонившись к уху купца, помощник что-то шепнул , от чего тот помрачнел. – И вот эту дохлятину вы предлагаете мне за меха? Да он больной. – Господин капитан, неужто два можно сказать земляка не смогут договориться по поводу пустяка. Я могу предложить вам еще парочку рабов в помощники. Не возражаете? – Честно говоря моего повара укокошили витальеры под Висбю. – Ну , это решаемо. Франц! Франц привел смуглую и молодую женщину. – Ну, как вам она? Отличная стряпуха. – Господин Хартманн, я предчувствую еще сюрпризы – вываливайте сразу. – Понимаете, господин капитан, у нее есть ребенок.. – Который наверняка тоже болен, – перебил я его по-солдатски. – Я сделаю скидку. Вы не пожалеете. Только как и договаривались, сначала посмотрим меха. – Ждан! Ждан расшпилил тюк. – Да у вас целое состояние! Соболя. Вы знаете их цену? – Господин Хартманн, я имею вклад в любекском отделении Ганзы! – Я ценю вашу хватку. Но все же назовите вашу цену на обмен. Мы сражались час, иначе было бы неприлично. – Господин капитан, вы не хотели бы заняться торговлей? При ваших недюжинных способностях.. «Ага» – подумал я, – видел бы ты разводилово МММ или «Властилиной», от зависти бы удавился. А это так -разминка". – Господин Хартманн, я лишний раз убедился в ваших профессиональных талантах. Действительно, такие мысли есть. Уже к зиме мое агентство будет сопровождать обозы по Ладоге. Для вас будет личная скидка. – Не сомневаюсь, что наше знакомство благотворно скажется на наших доходах. Франц, люди готовы? – Господин Хартманн, у меня есть для вас хорошая новость, которая улучшит ваше настроение после недоразумения с пленниками. Между нами – в Любеке открывается банк торгового дома Адорно. У русских есть поговорка: кто первым встал – того и тапки. Понятно? – Не знаю как вас благодарить. Это действительно подарок. Может я смогу вас отблагодарить? – Ну разве упаковку чая оптом. – Франц, доставь товар господину на постоялый двор. Чем будете рассчитываться за чай, господин Дискрет? Я был доволен, добившись своего. На постоялом дворе, куда уже доставили бывших невольников , меня встретил растерянный Ждан-старший. – Кажется парнишка того, отходит. – Как отходит? – всполошился я, видя собственными глазами, как Алешка – старший теребит здоровехонького новоприобретенного брата. – Да не он, а мальчишка Асии. Женщина стояла, держа на руках закутанного в тряпье сына. На её лице было написано такое отчаяние, что я устыдился своего довольства. И еще больше смущения добавила своеобразная красота женщины, как магнитом притянувшая мой взгляд. Жестом я приказал пройти ко мне в комнату, где осмотрел мальчика. По прикидкам у него началась пневмония. Пришлось попросить всех выйти, кроме матери. Я распаковал немалую аптечку и достал пластиковую систему и флаконы с физраствором. В записной книжке, бережно хранимой ближе к телу, были изысканы аналогии. С третьей попытки удалось попасть в вену на худенькой ручке. Асия стояла ни жива, ни мертва. Артемка уже нес обед для нее и ребенка. Я показал, что теперь она будет жить в этой комнате с сыном и сел ждать, когда откапается лекарство и глюкоза, затем вкатил парнишке дозу антибиотика и крикнул Алешку. Тот залетел с улыбкой до ушей и попробовал заговорить с женщиной. По татарски она понимала плохо, но общий смысл уловила. Я не стал расспрашивать ее о прошлом, а просто попросил Алешку показать ей баню и прочие нужные места и озаботиться удобствами для жизни. На выходе Ждан тискал крепкую и не шибко молодую служанку. – Ждан, отправь эту милочку на рынок, пусть подберет Асие что-нибудь поприличнее и чтобы не выделялась среди местных. А лучше сам сходи с этой, продолжи знакомство. – Слушаюсь, господин капитан,– хихикнул почему-то Ждан, продолжая наигрывать пианиссимо на ядреном бедре девахи. – И второго Алешку отмой да приодень, как положено. Отдаю его тебе на воспитание и обучение. Подожди, я сначала с ним перетолкую. А что ты ржешь? – Олег Михайлович, «милка» на местном – это интересное женское место. Глава четвертая Только сейчас удалось повнимательней рассмотреть Алешкиного дубля. По сравнению с воробышком, пробретенном Жданом , этот был пооборванней и помельче, однако в его глазах еще не было выражения безнадеги – ведь путь раба только начинался. Тесно общаясь с рабами в Италии, я давно вычленил главное различие стандартного психотипа этого и моего времени. Эти принимали данность, как она есть, без всяких рефлексий. И это было заметно в рукопашном бое . Как говаривал пехотный капитан у Лермонтова: « Натура -дура, судьба – индейка , а жизнь – копейка» . Лучше не передать. И в мальчишке еще не было вытравлено главное базовое чувство бывшего свободного человека – месть. И это хорошо. Она будет главным мотором, продвигающим к цели. Когда придет время мщения, человек уже будет иным и , вполне возможно, осознает, что перерос этот естественный позыв. А пока глазенки еще горят. – Что думаешь делать, Алексей? Ты теперь свободен. – Отработаю. Отвоюю. Меня Алешка научит. Я этих касогов.._– его голос сорвался. – Добро. Я возьму тебя на службу. Будешь пажом у Ждана, того – с немецкой бородкой. За лень сдеру шкуру. Кто тебе Алешка? – Он сказал -старший брат. Только у меня не было брата. – Значит будет. Жар скоро пройдет, не беспокойся. Ступай к господину сержанту – он тебя отмоет и оденет, как положено кметю. Мальчишка потерял дар речи. Он не ожидал такого поворота событий в компании немцев. Да, компания подбиралась более, чем странная. Две пары одинаковых до мелочей людей, теперь ставших действительно братьями. А уже и заметно, что понимают друг дружку с полуслова. И спины будут прикрывать до последнего вздоха. Назавтра после осмотра стало понятно, что мальчику стало легче. Зайдя в комнату, я обнаружил Асию, одетую чисто и просто. Однако даже в таком наряде её красота так смутила меня, что я бестолково затоптался на месте, злясь на самого себя. Да что ж это такое? Я поздоровался с ней молча, по-восточному и осмотрел парнишку. Транспортировать его было нельзя. Асия встала на колени и прижала к своей щеке мою руку – благодарила. В её глазах уже не было глухой отчужденности. Я показал на себя : – Олег, – и показал на неё. – Асия, – она опустила глаза. Я показал на мальчика. – Гавро. Теперь узнаем возраст. Я показал четыре пальца. Она – добавила еще половинку мизинца. После приема лекарств мальчик снова заснул и я позвал своего толмача Алешку -старшего. – Алексей, постарайся втолковать ей, что она свободна и может идти, куда хочет. Поясни, что мы задержимся, пока он не встанет на ноги. Я вышел во двор. Ждан с Багро уже выстроили личный состав и оруженосец доложил, как учили; – Господин капитан, личный состав отряда построен для занятий. И эти занятия до седьмого пота продолжались почти две недели. Для начала группа осваивала навыки боя черной пехоты и швейцарских пикинеров. У смоленских мастеров были заказаны арбалеты для Багро , Ждана и Алешки младших. При маневрах сначала возникла путаница с именами. Пришлось внести ясность – теперь Ждан и Алешка старшие были Перваками, а прочие – Втораками . Логичней было бы наоборот, но народ бы не понял. Эти братья-перваки натаскивали втораков дополнительно – Ждан – работе со шпагой и дагой, а Алешка – с пращой и кистенем. Малый хитрец перенял методы обучения у балеарских пращников эпохи Ганнибала. Это когда боец получает лепешку, только попав в нее камнем или свинцовым шаром. А лепешка кладется все дальше и дальше. И дело шло и еще как . Я поражался, как худенький парнишка с невероятной быстротой бьет кистенем, выскакивающим из рукава точно в обозначенное место. Мне тоже, несмотря на возраст , не давалось никакого спуска. Особенно тяжко было на тренировках в конном строю, хорошо, что на улице стало совсем прохладно. По вечерам, собравшись вместе на ужин, наши ветераны рассказывали о былых сражениях, беззастенчиво переплетая правду и вымыслы. Мои отношения с Асией были странными. Асия после успешного лечения сына, перестала шарахаться от меня. Её прежде затравленный вид менялся на глазах и теперь я видел перед собой наблюдательную, умную и сильную женщину. Скоро Гавро, которого мы окрестили Гавриком, стал вставать на ноги. И вот тут то Асия удивила меня в очередной раз. С помощью Алешки она попросила дать ей оружие, чтобы встать в ряды воинов. Оказалось, что в их роду женщины тоже воюют. Значит она была не мусульманкой. Место ее пленения в силу языковых затруднений мы пока не могли определить. – Ну, если ты воин, то должна, как все дать мне клятву верности,– пошутил я и напрасно. Женщина встала на колени, положила мою ладонь на свое темя и громко и четко произнесла несколько фраз на незнакомом гортанном языке. А вот когда она поднялась после моих слов, что клятва принимается, это был другой человек с твердым и уверенным взглядом. Я кивнул Алешке и тот принес широкий боевой пояс с тяжелым и широким восточным кинжалом-бебутом, который привычно был прилажен ею на место. Вот только стан ее был настолько тонок, что пажу пришлось провертеть в поясе пару дополнительных дырочек. Мои архаровцы не подшучивали как обычно и этому были причины – воины давно поняли, что их капитан неровно дышит в сторону амазонки. Той же ночью Асия пришла ко мне сама и я не жалел об этом ни тогда , ни в последующем. Наблюдая за выездкой, она дала несколько дельных советов, показала, как меняется положение тела в момент удара копьем или пикой, вырабатывала навыки, как не срубить ухо Ромео во время удара мечом, как развернуть коня на задних ногах в сражении и не подставить под удар его брюхо. Выяснилось, что у нее на родине коням подрезали кон– чики ушей. Я велел Багро подобрать ей крепкую лошадку и заказать ясельное седло. Теперь на пару мы пытались на всем скаку попасть концом копья в ивовое кольцо, которое Багро подвешивал к подвижному шесту. За время вынужденного простоя никаких чрезвычайных ситуаций с нами не произошло. Возможно потому, что охрана торговцев здесь была поставлена на хорошем уровне. Смоленск – один из центров торговли и перевалки грузов. А возможно, что таких нерусей, как я тут было – пруд пруди. Кто – то шел на службу, кто-то со службы « из варягов в греки». Короче – деревянненький город мне понравился. По первому ледку вместе с купеческим караваном мы уходили на север на Катынь и Ловать. Гаврик выздоравливал и отъедался. В ночь перед походом Асия, уже немного разговаривающая на местном языке, лежа на моей груди, сказала: – Откуда ты пришел? Ты не росс. Ты не немец. Ты не с Востока. Одно ясно – у тебя были благородные родители. Зачем ты ушел от них? – Потом расскажу. Это очень долгая история. – Таких людей не бывает. Ты воин, но очень странный. Ты не похож ни на кого. Ты не боишься показаться не мужчиной. Наверно твои женщины были счастливы с тобой. Я рассмеялся. Так многое хотелось ей сказать, но мешал языковой барьер. – Я рад, что ты со мной. Надеюсь, что она это поняла. – Я умру за тебя, – сказала она совершенно серьезно и я ей верил. Наши суда шли вверх по Днепру на реку Катынь. Погода была теплой и я пил чай с отцом Федором на палубе. – Олег Михайлович,– говорил мне расстрига,– о тебе говорят всяко , однако все сходятся в одном, что ты человек ученый. Вот скажи мне , что ты будешь говорить отрокам о мироздании? – Отец Федор, боюсь, тебе не понравятся мои рассуждения. И если я даже сошлюсь на Аристотеля – всё одно не понравятся. – Я знаю об этом. Не ради любопытства спрашиваю, а ради себя. – Не торопись. Прежде я хочу узнать, из кого тебя расстригли и как ты был рукоположен в таком молодом возрасте? – Батюшка мой, протоиерей города Калязина, узрев страсть мою к учению, отдал меня в в духовную школу при церкви святителя Михаила, что во Владимире на Клязьме. За рвение уже через год был удостоин послушником при этой же церкви, а через два и диаконом. Благодаря знаниям своим был рукоположен иереем и сразу же после разорения московской земли татаровьем направлен в Рубцов. – Женился там же? – Попадья моя – круглая сирота. Пропадала с голоду в Волоке Ламском. Там я её заприметил. И жили бы, да страсть моя к винищу подвела. И ладно бы цедил хмельное втихую, но подтолкнул бес к изучению чудесной механики небесной. И понял я , наблюдая коловращение звезд, что не может быть небо твердым. Вот за все это и лишился сана. – Подскажи – ка мне, что из таинств не может совершать иерей? – Охотно. Иерею запрещено освящать антиминсы и проводить таинство рукоположения священства. А почему ты об этом спрашиваешь? – Да вот хочу в Новгороде попасть к архиепископу Иоанну и просить за тебя, дабы , направляясь в края дикие и языческие, смог ты нести веру , находясь в нужном сане. – К самому? – Ну, не к митрополиту же идти. Говорят, он совсем плох. Так что же ты хочешь узнать и из каких наук? – Как в просвещенной Дженоа трактуют загадки движения звезд? Я усмехнулся. Просвещенной – крепко сказано. Что-то не замечал я там особой просвещенности, а вот монахов – как блох. – В Дженоа закрепилась гелиоцентрическая модель Аристотеля. Но об этом не принято говорить вслух. – Но ведь это не так! – с жаром воскликнул расстрига. – Простые наблюдения это опровергают. – Вот и расскажи о своих наблюдениях. Вот так мы проводили время. Я всячески уклонялся от роли передового просветителя ,ссылаясь на суровую солдатскую неотесанность. Кстати у кого бы спросить, что за антиминсы? Асия плыла со мной. Гаврюшка совсем освоился, перестал дичиться и как все нормальные дети днями играл с моими парнишками. По поводу Асии у нас с бывшим попом был особый разговор. – Нехорошо это во грехе жить,– укорял меня расстрига.– Людям плохой пример подаешь. – А вот окрестишь её сам, тогда и решим проблему,-заявил я. – Да как же я могу? -завел он старую песню. – Вот когда сможешь, тогда и потолкуем,– открестился я. С Багро шли совсем иные разговоры. Отец его был в свое время полусотником, имел старые связи и мог нам помочь в деле обустройства. А оседать мы решили в Старой Ладоге, что почти в устье Волхова . Моя откровенность с Багро имела самые тяжкие последствия. На втором волоке к Ловати скопилось множество судов, ожидающих своей очереди. Надвигалась зима и эти караваны были последними. Мы дожидались своей очереди . В первый же день после обеда я почувствовал себя плохо. Накатила небывалая слабость, все тело прошиб ледяной пот, стало трудно дышать. В голове стоял туман – я начал терять координацию движений и уже не понимал, почему Асия схватилась за нож и не подпускала ко мне никого. Она посунулась к моему уху и шепнула : – Отрава. Из последних сил я извлек свой медицинский талмуд и нашел нужную страницу. Асия без слов принесла аптечку, крикнув что-то сыну. Обрывками сознания я уловил, что малыш ухватил взведенный арбалет и держит всех на расстоянии. Сил хватило на то, чтобы вколоть противоядие и показать Асие, что и когда давать. Затем меня стало рвать и я потерял сознание. Выныривая из забытия, я обнаруживал возле себя Асию и Гавро, охранявших меня и снова впадал в забвение. В очередной раз очнувшись, я понял, что нахожусь в жарко натопленной избе артельщиков совершенно раздетым и опять рядом только Асия с сыном, вооруженные до зубов. Затем, в очередной период просветления, рядом оказался крайне озабоченный и хмурый Ждан, а еще через раз – и Алешка – бледный и заплаканный. Мрак смешался с явью. Откуда-то взялась бабка, вливавшая в рот какую-то едкую жидкость. Ночью меня прошиб пот, но не тот смертный и ледяной, а пот хорошо пропарившегося человека и после него удалось уснуть настоящим укрепляющим сном. Утром я открыл глаза, почти трезво оценивая обстановку. Стоило шевельнутся, как рядом появилась Асия с сосудом в руках. Попытка приподняться вызвала такое головокружение, что я со стоном упал на постель и отлежавшись, попросил: – Асия, зови Ждана старшего. Женщина повиновалась, разбудив Гавро. Ни о чем не спрашивая, тот протянул арбалет матери и та рычагом взвела его, отдав назад сыну. В дверь порывисто вошел Ждан. Увидев меня в сознании, он облегченно выдохнул: – А мы уж не надеялись. Молились за твое здравие денно и нощно, да и Агафья травница вовремя подвернулась. Как ты, Олег Михайлович? – Сколько стоим? – Девятый дён пошел. Ты бы поспал, боярин. Хм. Странно. Никогда Ждан не звал меня так. Значит, случилось что-то серьезное за время, можно сказать, моего отсутствия. – Успею. Кто? – Багро. Зависть и алчность. Ждан мой порассказал все, повинившись, что не придавал значения его оговоркам. Иуда этот как рассуждал? Ты сгинешь и вот она – ватага. При деньгах и при оружии всяк боярином будет. Успокоился Каин навеки. Тута недалече в озерце рыб кормит. Ждан его утихомирил. Все кается – отцу Федору исповедуется. Артельщикам мы приплатили за гостеприимство – остались не в накладе. Я порешал пока никуда не трогаться. – Не дождетесь. – Шутишь. Значит будешь жить. Есть не хочется? – А ты прав. Что-нибудь солененького и дичины бы ломоть. – Слава те, господи, – Ждан размашисто перекрестился на иконы. – Зови тетку Агафью,-сказал он Гавро. Тот посмотрел на меня и после кивка пулей вылетел на улицу. – А женка твоя как бешеная, никого к тебе не подпускала, покуда мы с христопродавцем не разобрались. Ночами не спала. С парнишкой стражей менялась. Маленький, а храбрый. Хороший воин растет. Ну, отдыхай. Вижу опять потом пробило -устал. И опять горечь едкого питья на губах и болезненная сонливость. Теперь череда дней перестала выпадать из памяти. – Молодец какой. Выкарабкался таки. Уберег Господь милостивец. Вроде не наш, а православный,– приговаривала склонившаяся надо мной тетка, закутанная в черное. – И девка твоя чернушка тоже пришлая. Ох, как глазищами сверкает, что собака цепная. И где ты такую нашел? Вот ведь встретились два перекати-поля без роду, без племени. Один другого чуднее. Тело-то какое у тебя нежное, диву даюсь. Не зря девка сохнет. Видно, что ты не от черной сохи, да и не от меча родительского. Никак проснулся? Ты уж прости старую за ворчбу. Наконец удалось продышаться. Хоть спертым и вонючим воздухом, но все же. Это даже не муниципальная больничка с серым бельём , а хуже, много хуже. Как же Асия со мной таким кабаном управлялась? Правда килограмм пять куда-то убежали. Что-то я расслабился – доверчив стал, мягкотел – вот и заполучил. Но мои-то каковы? В груди шевельнулось тепло. Ждан, как всегда, на высоте. Алешку вообще воспринимаю как сына. А Асия? Среди своих чувств прорезалась нежность, казалось надежно зарытая и забытая на веки вечные. Покрасневшие глаза, темные круги под глазами , впавшие щеки говорили о том, как нелегко ей пришлось. И настроена по-боевому – взгляд твердый, губы поджаты. Вот она заметила, что я её рассматриваю и словно солнышко заглянуло в нашую унылую хибару – лицо её озарилось такой милой и кроткой улыбкой, что мое сердце по-щенячьи завиляло хвостиком. – Надо есть, – она показала на снедь.– Ступай, – она властно махнула рукой и травница черным облачком выплыла в сени. Непроста, ох непроста красавица. Порода так и прет. Я попросил аптечку, наладил систему и недрогнувшей рукой всадил иглу в вену – надо было чистить кровь от отравы. Раствора хватало еще на пару дней. Теперь посмотрим симптомы – что это было? «Талмуд» давал однозначный ответ – отравление мышьяком – местная классика. Именно под эту классику был захвачен запас «Унитиола», который я успел вколоть в первый час после отравления. И похоже, Багро травил меня не в первый раз, но организм человека из другого века, ежедневно отравляемый у себя всеми известными способами, стойко боролся, пока разбойник не подсунул лошадиную дозу. Иначе откуда взяться покраснению кожи под мышками, вокруг сосков и прочих интересных местах. – Зови Ждана. Я встречал своего помощника уже сидя, даже без подпорок. Ждан взбодрился. – А ништо. Ништо, господин капитан. Еще помахаем топоришком. – Полусотник Кропотов. Принимаешь командование отрядом. Командуй сбор. Завтра трогаемся на Псков. – А Ладога? – Забудь. Меня повезешь на повозке. Там встанем на зимние квартиры. Как люди? – Ждут и надеются. Все здоровы. – Ну, с богом. Пришли отца Федора и Алешку. Отец Федор, опасливо косясь на Асию, вошел и присел на краешек постели. Алешка же, не стыдясь посторонних, подлетел ко мне с улыбкой от уха до уха. Я обнял его, понимая, что сейчас для него это самое важное. – Будем жить, Алексей. Присмотри за Ромео и Линдой – пока я не в седле. Как брат? – Молчит. – Как же ему не молчать? – вмешался расстрига, – коли он слышал, как вы с втораком Жданом предателя пытали. Ты всяко повидал, а он еще отрок малый – крови не видел. – Осуждаешь? – спросил я. – Нет греха большего, чем измена клятве на кресте,– набычился отец Федор. – Значит одобряешь? – И не одобряю. Душа разбойная и так уже осквернена была. – Что скажешь о случившемся? – Преданы тебе людишки и сам не пойму, отчего? Стало быть, есть в тебе искра божия. С другой стороны, ты не обижайся, Олег Михайлович, все же ты схизматик. В сердце бога не допускаешь. Что магометанин, что иудей – все для тебя равны. Как мочно так православному? И к иерархам относишься непочтительно. – А за что их уважать?– не выдержал я. – За то, что алчны не в меру и друг дружку подсиживают. За десятину, обирающую народ. За невежество дикое и беспощадное. За сокрушение древней веры славянской. За насаждаемое рабство? – Хулительны слова твои и еретичны,– покачал головой расстрига. – Ага. Как в карман ваш полезешь, да к знаниям, что вы считаете сродни товару, так на костер и потащите. – Обидно и справедливо,– неожиданно заключил бывший иерей. – Но лично мне обидно, что не доверяешь ты мне. Не подпускаешь даже близко к знаниям , данными тебе то ли богом, то ли нечистым. Нехорошо сие. Надо бы тебе выбрать. Однако с обидой уйду от тебя, ибо Господь наш ни одну встречу не назначает напрасно. – Согласен. Быть по сему. А пока вернемся к нашим делам. Мыслю я, что вернуть тебя на сан невозможно. Если бы расстригли за пьянство, что вряд ли – это одно, а вот за астрономическую ересь – совсем другое. – Что за слово греческое? Не о звездных ли законах? – Оно самое. Пока скажу совершенно точно. Наша Земля вращается вокруг Солнца и оборот её составляет 365 дней. Она – третья планета от светила. Вокруг нее вращается Луна и временами попадает между нами и Солнцем. – Постой, боярин, постой. Это что же выходит? Выходит, что ущербная луна есть светило, затеняющееся нами? – Умница. Подумай на досуге об этом. Потом поговорим. Ободри павших духом, особенно отроков, заставь поверить их, что от их ума и отваги во многом зависит наше дело и наши начинания. Благослови. Прости – устал. Следующим днем мы уже двигались по тракту от Великих Лук на Псков. Наши лодьи остались на волоковом пути на Ловати под присмотром артельщиков. На шести купленных повозках, запряженных своими лошадями, в составе небольшого купеческого каравана, шедшего на Ревель, наш коллектив из девяти человек расположился в хвосте колонны. Под ногами почавкивала грязь, прихватываемая крепким утренним морозцем, продувал сыроватый ветерок с запада – чувствовалось, что мы идем к морю. Ждан сидел у меня на телеге, где в куче сена и тулупов был упрятан я. Мы планировали расположится в Пскове надолго. Три года назад пришлось побывать здесь с одним различием. Мы были в нем в 1408 году, а сейчас шел 1406-й. – В прошлом году мор в городе был, повымер народ. Князем-наместником там Даниил Александрович, сын Александра Васильевича Брянского. – докладывал Ждан. – В Окольном городе запустело, там и усадьбу прикупить надо. Глава пятая Князь-наместник Псковский, князь Порховский сидел у окна на разлапистом стульце, раздраженно барабаня пальцами по его шлифованной ручке и слушал доклад воеводы .Мысли витали отвлеченно и не раз князь переспрашивал своего помощника. Как же не досадовать, коли в уделе опять разорение? Разорена Коложа и Воронич, проклятые литвины разграбили волости под Островом и Котельном. Опять же моровая язва, занесенная с запада, повыкосила людишек. Вымерли целые кварталы. Хорошо одно, что с разоренных земель тянутся смерды и оседают в городе. Подумалось: « Надо бы послабление им изделать, скажем на два года, пока не обустроятся». Опять отвлекся. – Что там про огневой бой, Любята? Воевода терпеливо повторил последнюю фразу. – И пришед неведомо откуда немецкий капитан-воевода со товарищи числом малым и выкупил усадьбу на берегу Псковы, что в Окольном городе. И, по слухам, измыслил заняться выделкой рушниц, да гаковниц да иных орудий огненного боя и уже подал челобитную на выделение пустырей на «черной земле» за стеной на той же реке. И уплачены им подати без стенаний и жалоб. – Ну, немец и немец, мало ли их у нас. – Так этот церкви в дар передал деньги немалые. Сам же стоял на службе в церкви Святых Первоверховных Петра и Павла. – Как стоял? Он же католик. – То – то и оно что православный. Именем Олег , прозвищем иноземным Дискрет. – Любопытно. Ты с ним не говорил по поводу выделки оружия? – Я разумел – рано еще. Болен он тяжко. Ходит, опираясь на клюку. Поговаривают, что травили его недруги. – Ты вот что , Любята, призови-ка его ко мне. Да с вежеством обращайся, знаю я тебя. Жалоба на жалобе . Ступай уж. Всей командой мы осели в славном городе Пскове. Чем он был по-настоящему любопытен, так это формой государственного устройства – в нем была республика. И в то же время судьей здесь был князь-наместник, назначаемый Москвой. И буржуазия в лице купеческого сословия здесь играла значительно большую роль, чем в Новгороде. И еще – эта область была пограничной и войны здесь шли фактически без перерыва. Псков был выбран мной по одной причине – после отравления я чувствовал себя настолько плохо, что об организации ЧОПа можно было не заикаться, а вот заняться производством оружия было вполне по силам. Учитывая , что город был по существу перевалочной торговой базой , можно было не ломать голову над поисками сырья. С учетом изменения рода занятий роли в нашем коллективе перераспределились . За Алешкой – втораком и Артемкой закреплялись снабжение, учет и контроль за ресурсами, за Алешкой – перваком – сбор сведений, за Жданом – втораком – моя личная охрана, а вот Ждан-старший должен был возглавить наши вооруженные силы. А пока выкупленная усадьба приводилась в надлежащий вид, то есть проходила капитальную дезинфекцию вкупе с дератизацией и дезинсекцией. Иными словами, в помещениях уничтожалось все нежелательное живое, приведшее к смерти от чумы бывших хозяев. – Побирушек на подворье не пускать, руки мыть, на улице рты заматывать тканью. Кто заболеет, похороню за кладбищенской оградой без отпевания,– пригрозил я команде. А специальными мероприятиями по недопущению заразы занялась Асия. У неё не забалуешь! Под её же руку были отданы люди на обслуге дома и конюшни и набралось их за десяток. В первые же дни была набрана охрана в основном из старых служилых и инвалидов и теперь в усадьбу просто так было не попасть. К работе они приступили через неделю, пока не была сшита униформа, понятное дело адаптированная под местные реалии. Мне совсем не хотелось, чтобы люди носили чумных блох с улицы – были предусмотрены и раздевалки. В одном из крыльев поместья бригада плотников спешно колотила прообраз душевых кабин. В другом крыле трудилась другая бригада – на этот раз портных. Вот эта команда выпила из меня крови больше других и были причины. Сама одежда этого времени была, мягко говоря, замысловатой и удивительно пестрой. Близость к Западу наложила своеобразный отпечаток на гардеробы местных жителей, а еще более – на жительниц, создавая иной раз эклектичные творения. Весь мой отряд после перехода начал испытывать затруднения в силу отсутствия нужной, гражданской формы одежды. Теперь со всех снимались мерки, запрашивались вкусы и я был в растерянности, имея отдаленное представление как о верхней, так и нижней одежде. Что тут говорить про обувь? Пришлось давать срочный заказ сапожникам. А одежда для Асии? Ждан договорился с женой нашего управляющего поместьем и проблема потихоньку рассосалась. А что ей не рассосаться, если деньги у нас были. Я еще и не подступался к своему НЗ из ювелирного золота моего времени. Наш расстрига терпеливо оформлял имущественные права, заключал договоры, запрашивал деньги у нашего казначея – Артемки, заводил нужные связи, делал нужные подношения – всё, как у нас. Через пару дней он уже свел дружбу с подъячим самого наместника. После сеанса дружбы подъячего унесли домой половые, а отец Федор мужественно пришел на своих двоих. Вечером он жаловался на полный беспорядок в церковных делах псковской епархии: – Попы церковного устава не знают, паству окормляют без книг богослужебных, употребляют латинское миро, вдовые иереи женятся во второй раз и продолжают священствовать – грешно, зело грешно. А миряне вмешиваются в дела духовные – негоже так-то. Неожиданно прискакавший десятник потребовал, чтобы я явился на светлые очи князя. Вздохнув, я крикнул Ждана, оделся по чину, загрузился в коляску и двинул в Псковской Кром. Ездить верхом мне было еще тяжело, пришлось завести свой выезд. Стража несла службу бдительно – останавливали в двух местах. Поднявшись по ступенькам в сопровождении оруженосца, придерживая на бедре легкую шпагу, я вошел в старинное сводчатое помещение, одним своим видом вызывавшим уважение. За столом совершенно по-европейски сидел в полукресле князь – наместник. У окна притулился священнник, а сбоку восседал кто-то из военных, вероятней всего воевода. Я поздоровался, соблюдая все тонкости нужного протокола. После наложения на себя крестного знамения по православному чину выражение лица попа смягчилось, а уж когда я подошел за благословением – он и вовсе повеселел. Сесть мне не предлагали, обозначив официальность приема. – Кто таков? Из чьих людей? – Олег, сын Михайлов, прозвищем Дискрет. Малым дитем угнан в полон с засечной полосы. Продан в Дженоа, попал в Швейцарию, где воспитывался в воинской семье под местечком Гармиш-Партенкирхен. Учился в Милане огненному бою и выделке зелья. Вояки заинтересованно переглянулись. – Воевал на Корсике и Сицилии в черной пехоте. Дослужился до капитана бандерии. Командовал батареей бомбард в Монферрате. По кондотте прибыл на службу в Великий Новгород, но не сошлись в цене. Будучи отравлен недругами, нахожусь на излечении. – Хорошо говоришь и почти понятно,– похвалил меня князь.– А почему православный? – В разных кантонах разная вера. У нас был поп. И потом католические иерархи совсем от господа отошли, собачатся, как нищие на паперти. Поп поморщился, а князь с воеводой заржали, ухватившись за животы. – Истинно по-солдатски. Так их, еретиков. Надолго ли к нам? – Навсегда. Хочу науку оружейников гишпанских и немецких превзнесть в отечество свое. Да и иные умения имеются. – Значит, не убоялся моровой язвы? Молодец. Оружейники нам нужны. Подвыбила болесть умельцев. Отравителей покарал ли? – Так точно, милорд. – Я всего князь. – По европейски – герцог. Значит милорд. – Лечись. Есть ли просьбы какие? – Выкупил я в Смоленске княжну черкесскую. Надо бы её окрестить, а крестными родителями слуг своих не вижу – невместно. – Отец Филипп, поможем хорошему человеку? – Как же. Богоугоден, хотя и горделив. Будут у княжны достойные родители, сам прослежу. Грамотен ли? – Говорю на трех языках, пишу на двух. – Толково. Жди на подворье вестника. Нас перебил князь: – Теперь потолкуем о забавах огненных. Что ты там говорил о бомбардах? После встречи князь-наместник вопросил своих ближников: – Что скажешь, Любята? – Воин это. На щеке след от рыцарского копья. На руках мозоли от секиры. Шпажка только для виду. На сапогах вмятины от тяжелых шпор, что в кованой коннице используют. Смел, решителен, привык повелевать людьми. Делу огненному горазд, эдакие секреты вывалил. – А ты, отец Филипп? – Непрост. Тянет на баронета, не менее. Робости перед родовитыми не имеет – значит старая привычка. Вежеству обучен сызмальства, хорошо грамотен – большая редкость для Неметчины. Их барончики в замках вместе со свиньями растут. Богат. Имеет коня персицкой породы немалой ценности. При нем и оруженосец и паж, как у дворян .Откупил домину брата зятя посадника, что от язвы сгинул . Правда сейчас и цены упали. Непонятно, откуда пришел. Подозрительно сие. В делах заморских сведущ, не чурается торговлишки. – Вот и мне он непонятен. Редкий гость. У нас свои своих за полушку продают. Вон боярин Твердила ливонцам врата городские открыл! – Так когда это было? – А в нынешнем году, когда земли наши стали разорять и мы помощи запросили, что ответил Новагород? « Мы с Литвой не в войне». А как барыши делить, они тут как тут. А этот за Русь радеет, старается. Ты, отец Филипп, пристрой своих людишек для догляду. – Есть на дворище его парочка моих. И духовника можно своего предложить, а то у него Федька, сын Нефедов – расстрига и пьяница. Бают, самого Горюна перепил. – Нашего Горюна? От молодец, прости господи. – И капитан этот испросил подыскать ему икон древних в крестовую палату . Пока дом в запустении стоял, тати с икон оклады поснимали, да лики святые попортили. – Действуй. А ты, Любята в оружном деле Олегу Михайловичу пособи. Негоже такое тяжкое дело в одиночку подымать. Поставим шесть бомбард на стены, что палят на двести локтей, ей-ей боярство тебе пожалую. А уж если ошибется в обычае каком, не важно. Важно, что крест на груди наш. Верно, отец Филипп? – Истинно так. Мы возвращались к себе. С физиономии Ждана сползало дурацкое выражение, завещанное подчиненным Петром Великим. Да, Жданы у меня красавцы – хитры, проворны и отважны. В беседе с князем я избегал обобщений о московских делах, упирая на заморские. Да и смысла не было, ведь скоро князя отзовут и на его место придет молоденький князь Углицкий -сын Дмитрия Донского, с которым я познакомился в первом походе. И окружение наместника тоже сменится, воевода у Константина Дмитриевича был другой– вот только имя запамятовал. Значит вынюхивают и зондируют, как же без этого? Что перевесит? Интерес к перевооружению города или интерес к моим доходам? Подъехали к подворью. Забегала дворня, залаяли сторожевые псы. Я усмехнулся – вживаюсь в роль всерьёз. Одних конюхов три штуки. А истопники, дворники, горничные для Асии, немалая поварня. Всем кагалом правил старый управляющий – суровый и церемонный, имевший шестерых детей и на удивление молоденькую женку, упорно сопротивляющийся немецким новациям в доме. Немецкая слобода в Пскове была и даже свое кладбище и костел. Оттуда уже приходил пастор для наведения мостов, большой любитель рейнского. А Асия? Умница, учится усердно. Без языка никак, хотя удалось и так узнать немало. Асия -бывшая жена убыхского, то есть черкесского князька, имевшего родовой удел где-то на территории моей Адыгеи. И этого горного владетеля убил собственный брат, отрубив ему голову прямо на глазах жены. В ту же ночь она с горсткой слуг и сыном бежала к родителям на побережье Черного моря, где в это время один из османских атаманов грабил и разорял селения. Так она попала в неволю и была вскоре продана на рынке в Константинополе, где её и прикупил купец Хартманн. И хлебнула она столько лиха, что от самоубийства спасла только боязнь за сына. Я вспомнил, с какой ненавистью смотрела Асия на купца – мурашки шли по коже. Однако при открывающихся новых возможностях очень возможно купец может стать кастратом. Ах, Асия, Асия. Как там у Гайдая? « Птичка на ветвях моей души» – лучше не скажешь. Когда она вышла в новом наряде -черном платье, выложенном серебром, черной, шитой золотом шапочке в обрамлении тончайшего шелка, с кинжальчиком опять же на серебряном чеканном пояске – дух захватило. Вот только теперь я понял мужей, гордящихся своими женами. Что ж она нашла в старом хрыче, то есть мне? Вскоре в соборе Святых Первосвятителей был совершен обряд крещения княгини Черкасской с сыном. На церемонии присутствовал посадник нашего конца, воевода и духовник самого князя – честь немалая. И крестные мать и отец занимали высокие места в местной иерархии власти. Асия с мольбой посматривала на меня и я ободряюще кивал головой. К удивлению в числе церковной братии, проводящей таинство, обнаружился мой отец Федор, выполнявший обязанности иподиакона, который бросал на меня благодарные взгляды. Конечно иподиакон не имеет сана, но приодетый в стихарь и орарь расстрига был счастлив. Получается наш рейтинг , пусть авансом, но растет. Крестильные имена подобрали на мой взгляд, довольно приличные. Асия получила Агнию, – то есть овечку, а Гавро – Гордия – то есть грозного. Вот с овечкой есть сомнения, характер у Асии -кремень. Ну после ритуала вечером пьянка. Как без неё? Но в процесс были внесены новации. Поскольку мор в городе еще имел место, особенно в местных трущобах, то раут был при минимуме гостей. Никаких скоморохов, плясиц и певуний не было допущено. А главное; памятуя, что водка без пива – деньги на ветер, вино было разбавлено остатками чистого медицинского спирта, от чего непривычные гости уже через пару часов были развезены по домам в невменяемом состоянии. Кстати, никаких обид после возможного инцидента не было – напротив, все мужчины выспрашивали рецепт нового горячительного напитка. Пришлось задуматься о новой отрасли производства. Я медленно приходил в себя. Конечно о воинских занятиях говорить было рано, но передвигаться по двору, выполнять легкие упражнения уже получалось. Любята действительно авансировал закупку железной руды из Швеции и ускорил выделение земли под производственные площади. Мало того, новые кузницы комплектовались двумя семьями кузнецов – закупов. Дело тормозилось только небывалыми холодами – зима вступила в свои права. Тем не менее, дело не стояло на месте – завозились стройматериалы и древесный уголь, цеха огораживались прочным забором. Вскоре на бывшем пустыре уже задымили горны и застучали молоты. Напрягало, что у местных умельцев не было и толики опыта генуэзских мастеров в выделке кулеврин и аркебуз – все начиналось с нуля. С другой стороны Ревель был рядом и многие приспособы удалось прикупить именно там, доставив их уже по санному пути. И в это время меня посетил отец Филипп, как я понял – местный дон Рэба или Кальтенбруннер. Выяснилось, что этот незаметный серенький попик был протоиереем – настоятелем храма. Тема, которую он поднял, была не нова. По его словам Асия теперь не была моей рабыней, о чем имела соответствующий документ и такое неприличное для общества положение дел было нетерпимо. – Ты пойми, Олег Михайлович. Я понимаю, ты не против брака с вдовствующей княгиней. Что же идешь супротив наших устоев и обычаев? Пока тебя спасает только иноземное прошлое, а далее что? Гиль и смута. Опять же, женитьба дает тебе титул князя и если это утвердит Великий князь, то и дети твои останутся княжатами. Так что решай. Нельзя создавать прецеденс – негодных примеров для подражания . Невместно. – Отец Филипп, да я всей душой, но как быть с общественным мнением? Тут князю невместно не токмо с молотом , а и с счетной книгой. Герцог Адорно – считай монарх, а торговлишкой не брезгует. – То есть ты медлишь из-за неясностей в этих вопросах? – Вот именно. – Давай договоримся. Этот грех и все несуразицы церковь возьмет на себя. А ты уж выполни то, о чем говаривал на пиру. – Прости ,отче , запамятовал. Я что-то обещал? – Ну, обещать не обещал, но глаголил, что нехорошо, что иноки глаза в переписных портят ино же иконописцы. И что осветить помещения довольно просто.Так сможешь? Вот ведь проклятый мой язык. Где-то сболтнул, а этому уже донесли. – Нужны жир и уксус в немалом числе. Жир можно из отходов. – А сколько свечей сможешь выделать? – Сколько дашь сырья, то есть материалов. – Всё-то у тебя ромейские словечки. Ты знаешь, какая будет экономия на воске? – Догадываюсь. Думаю, церковь не обидит , поделится толикой. Ежели соседние епархии восхотят того же, то... – Уговорил. Будешь получать долю малую с продаж. – А пошто малую? – Сразу видно, чему ты на службе у дюка научился. Малая-то малая, а в размерах всей епархии... Уразумел? Вот то-то же. Так что пусть женка готовиться. Что у черкесских, что у русских баб интерес к этому делу одинаковый. Наливочкой-то поделишься? – Артемка отвезет как обычно. Вот ведь чертов поп. Вцепился как клещ. Выгоду чует за версту. Далеко пойдет. Пойду делать Асие официальное предложение. Никогда не понимал женщин. Думал, разнежится и расплачется. Ага. Новоявленная Агния-овца сказала одно слово: – Наконец-то. – Что наконец?– осторожно спросил я, озадаченный суровостью встречи. – Кончился ад наконец. Пока я делала все, чтобы устроить Гавро. У тебя была то ли рабыней, то ли просто наложницей. А если бы передумал или завел вроде Таиси? ( Таисья была у нее в гувернантках – очень аппетитная особа). И в воду холодную среди людей полезла, стыда не боясь и все одно уверенности не было, что завтра опять на невольничий рынок. Я стоял пристыженный. Где же была моя голова, где наблюдательность, а еще мент? Увидев, что я вконец расстроился, Асия закружилась по комнате и бросилась мне на шею. Вот теперь на меня обрушился горячий водопад из смеси сбивчивых слов и слез. – Ты мне сразу понравился. Ты как горный демон, что похищают красивых девушек. Я постараюсь быть такой, как ты. – Какой? -пролепетал я, вконец ошалевший от такой смены настроений. – Надежной, – чмокнула она меня в нос.– Но церемонию не торопи. – Почему? – опять затупил я. – А наряды, а свадебное платье. Сам ходишь в одном и том же, как этот .. Забыла как зовут. А украшения?– она лукаво посмотрела на себя. Намек понял. Я извлек коробочку зеленого бархата. Асия, не дыша, откинула золоченый крючочек и обнаружила в гнезде кольцо с аметистом изумительной огранки. Тут же был исполнен какой-то зажигательный горский танец. Я любовался ею. Какая все же она девчонка. Озадаченный , весь в поту я вывалился из её комнаты, как зовут-то такие комнатенки? О– будуара! Да, вовремя это получилось со свечами из стеарина – всё денежка закапает, а то такими темпами буду как этот.. Кого это Асия имела в виду? Болезнь отпустила меня окончательно и я смог с головой окунуться в водоворот производственных забот. Знакомое дело завертело в водовороте дней и я вынырнул из него только с визитом самого князя-наместника в сопровождении Любяты. – Медленно, ох медленно дело идет, – укорял меня князь. – К проковкам еще и не приступали, пока только обручи готовы, а и мельничка для зелья одна да и худа больно. – Конечно медленно,– вспылил я. – Что ни седьмица -церковный праздник. Это нельзя, то невместно. А посты? – То от бога назначено. – Милорд, я стараюсь соблюдать субординацию. Но ведь зима. Если кузнец на постном да трудиться в помещении, где гуляет зимний ветер ,сможет ли он через неделю поднять молот и не простудиться – сие будет удивительно. Смерды, что ты прислал, шарахаются от станков да от колес водяных, как от нечистой силы. Плотники даже в принципе не понимают, что я от них хочу. Никто не разумеет простейшего эскиза, то есть образа. Специальную одежу для работы с огнем поутаскивали по домам, как наряды, ходят в рванье -так и до беды недалеко. Работой с зельем занимаюсь сам – неча секреты за забор выносить и так в городе болтают несусветное. – Да понял я, понял. Что думаешь? – Милорд, я слышал , что в Свято – Преображенском Мирожском монастыре настоятель велел пороть послушника Бориску за пускание огней катайских. Вот бы мне того поджигателя в помощники да изыскать отрока, к наукам способного, дабы мог с веществами едкими работать. – Я слышал, что у тебя отрок этим занимается. – Артемка? Так он работает с жидким металлом , именуемым ртутью. Сё занятие весьма опасно и для здоровья и для жизни. Случись что, сам в ответе буду. – Да, наслышан я, что ты людей бережешь, хотя что их считать -смердов этих. Теперь о железе. Вложены деньги немалые , казне пока один урон – что скажешь? – А пущай купцы посчитают, что выгодней по морю везти – али железо, али руду. Для себя шведы её обогащают, а для нас и сырая пойдет – сами с усами. – Добро. Но все одно дорого. Нет в наших краях руд – оттого и железо ценится. А пошто кричное не спрашиваешь? – Для пушек не годится. Вот бы рудознатца хорошего. Князь насторожился. – Ты что, вызнал места? – Места, не места. А вот учитель мой в Генуе говаривал, что когда он учился в Британии в Манчестере, то был знаком с чухонцем с Онеги. Так вот, тот утверждал, что на Онеге есть железо. Его заставляли работать там на руднике, а он сбежал. – Выходит хитники были не наши. У нас бы сразу всплыло. Чухня значит. Опять небось свеи мутили, еретики. Все им мало. Но обнадежил ты меня -хорошие вести. И место называл? – Нет. Но раз он с реки Пудожи, стало быть искать надо там. – Ну, капитан, за такие слова ответ будешь держать и даже не передо мной. Не попятишься? – Сам поеду. Как откуем пушки, так и поеду. – Добро. Зело добро. Но про то помалкивай. После визита князя я еще больше удивился, как зорко наблюдают за нами, не упуская ни одной мелочи. С другой стороны, что мне бояться? Там боялся, тут боялся. Надоело. Глава шестая Весной шесть тысяч восемьсот пятнадцатого года подъячий Гришка прозвищем Буня разбирал корреспонденцию, доставленную в Тверской дворец Кремля гонцом из Пскова. Одно из донесений показалось ему настолько интересным, что он тут же отложил его для ознакомления самого государя Василия Дмитриевича, отметив пронырливым умом , что решение о замене псковского наместника очень даже может быть отложено. Так и случилось. Великий князь Московский был настолько заинтересован новостями из Пскова, что перечитал письмо второй раз. – Посмотри, – протянул он документ своему ближнику – боярину Кошкину, – каково? – Да, – сказал тот, – пробежав по бумаге,– обошел нас Даниил Александрович, беру свои слова обратно. Это что же выходит? Псков укреплен теперь лучше Москвы? – Это-то ладно. А вот ты конец прочти. Про руду железную. – Совсем рядом. Золотое дно, ежели правда. Одна незадача – земли-то новгородские. – Сегодня новгородские, завтра наши. Я прибрал Бежецкий Верх, Вологду и Устюг – хоть кто бы пикнул! Направим отряд во главе с князем Углицким. В случае удачи вся слава ему – брат все таки. А князь Порховский пущай посидит на месте. Где же он мастеров изыскал? Помнится всем Псковом мастера для крыши свинцовой не могли найти. Кто же те бомбарды измыслил? Холоп чей? – А вот. Олег сын Михайлов прозвищем странным Дискрет. На службу принят из служилых швицеров. Православный. Странно. Надо бы запросить Даниила Александровича, пущай отпишет подробно. – Верно. Так и отпиши. Да не забудь довольство наше выразить. Паводок на Пскове в этом году был невеликим. Казалось бы и на Великой вода не должна была подпирать, но заторы в дельте реки подняли уровень до Снетогорского Рождества Пресвятой богородицы монастыря, что приютился на самой круче. Сегодня мы устанавливали на стены первую бомбарду с такими церемониями, как будто спускали на воду линкор. И пушка и заодно и мы были окроплены святой водой вкупе с заунывными песнопениями. Сил действительно было потрачено немало. Если бы не итальянский опыт, боюсь, что все пошло бы прахом. Никаких дополнительных новаций не предусматривалось, попросту не хватало производственных мощностей. Конечно, не сараюшки в Орде, но далеко не Милан. Наведя жерло пушки на щит, расположенный в трехстах метрах и попросив присутствующих укрыться за каменные зубцы, я, искренне перекрестясь, зажег фитиль и поднес его к запальному отверстию. По восторженным воплям, доносившимся из клубов едкого дыма, было понятно, что цель поражена. Я же лихорадочно осматривал инструмент на предмет трещин и выпучиваний. Шведское железо не подвело. Внизу щит внимательно рассматривал сам князь-наместник. Последнее время он ходил петухом и стал появляться в цехах чаще. А Любята оттуда почти не вылезал. Кстати недавно он получил боярское звание и я догадывался, по какой причине. Приближался день моего бракосочетания с Асией. Она занималась процедурой подготовки самозабвенно, не забывая советоваться по поводу местных обычаев со своей крестной матерью – женой одного из посадников, с которой неожиданно сдружилась. Мне же было некогда, надо было оправдывать доверие. К тому же следовало озаботиться извлечением дохода от чего-то. Старый запас кончался. Пристроив еще один утепленный сарай, который назывался цехом, я развернул в нем производство майолики. А что? Сырья хватало, вот только с глазурованными красками тому самому Бориске пришлось повозиться. После долгих проб стало получаться нечто удобоваримое. Тепло, отводимое от печей , можно сказать было халявным. В этом же сарае в отгороженном помещении пара работников тренировалась в изготовлении точеных деревянных изделий на примитивном токарном станочке. Хотелось запустить производство расписных лакированных матрешек, блюд, подносов, посуды. Рояли в кустах мне были и неинтересны, да и подозрительны. И так все время под колпаком, как Штирлиц. Князь поднялся на стену. Его сопровождал сияющий Любята. – Зело. Зело. Молодец, Олег Михайлович! Уже само это обращение говорило о признании. – Утешил. А пошто каменным дробом не зарядил, дешевле же? – От камня ствол портится. Расцарапает , а потом разорвет. – Пойдем-ка ко мне, потолкуем. Да и отметить это дело требуется. Так ты говоришь заряды надо по этим, по картузам развешивать? А ядра метать можно и на сколько саженей? Утешил. Ей-ей утешил. Доехали до Кремля. Только сейчас до меня дошло, что время наместничества князя в оригинале закончилось, а сейчас он был весел и, похоже, не собирался с насиженного места. Вот так фокус. – Вот ты , капитан, говаривал, что командовал аркебузирами у франков. А почему у франков? Ты же воевал за Геную. – А они сдавали нас внаем, за деньги и втридорога. – При обычной плате вам. Ах, сукины же дети, -развеселился наместник. – Что аркебузы показали? Что стоят в гривнах ежели? А ежели дождь и зелье намокнет? – обрушил он град вопросов. – Дорого, очень дорого. Проще сбивать рыцарей арбалетами. – Церковь наша не одобряет. А просто стрелами нельзя? – Отчего же. Только в большой битве запас стрел тоже очень большой. А аркебуза просадит и доспех и рыцаря навылет со ста локтей. Можно их удешевить и облегчить, а главное, сократить срок перезарядки. – Нешто знаешь способ? – посунулся ко мне Любята. – А вот. – Я достал кремневый, сделанный буквально на коленке, пистолет. – Ну – ка, ну-ка,– бормотал заинтересованный князь, с лязгом подтаскивая половинку рыцарского доспеха из угла,– посмотрим. Дайкось я сам. Куды нажимать-та? Раздался грохот. Князь и воевода, как мальчишки кинулись рассматривать результат. – Ох ты! Насквозь. Ага, вот и пуля. Не расплющена. Непонятно. Она что, заговоренная? – Не совсем из свинца и форма иная, видите? – Зело. А ежели дождь. – А вот приспособа эта не даст зелью намокнуть. – Хитро. И где такие выделывают? – В городе Пскове. – Нам сделаешь? – И конникам кметям твоим тоже. Только железо хорошее кончилось, да и с зельем плохо. – Неча. На доброе дело найдем, а боярин,– повернулся наместник к Любяте. – Ну, раз он такой разумный, то пусть и даст совет, как деньгу изыскать,– вмешался незаметно вошедший отец Филипп. – А и дам, – упер я руки в бока. – Челобитные там или купчие или иные бумаги сделать с гербом псковским и продавать за цену малую. Тут я просто скопировал петровских прибыльщиков. – А что? – хлопнул князь ладонью. – Никаких трудов, только печатку шлепай. Проси, что хошь. – А моих заслуг почитай и нет. Ежели бы не они ,– я кивнул на ближников князя, – и деньги бы растащили и дела бы не сделали. Вон боярин Любята почитай там и ночевал. – Правда твоя,– закряхтел князь. – Купчишки без догляду , что волки без охотника. И все ж, что восхотел? – Ничего мне не надо,– честно сказал я. – Вы поверили человеку иноземному и безродному, к делу пристроили – чего же еще желать? – Ступай, – приказал князь и я, получив благословение у священника, закрыл за собой дверь. Сошли снега. Упала паводковая вода и волоковая система «из греков в варяги» заработала в полную силу. По подсохшей дороге наш отряд продвигался к Великим Лукам. Там мы планировали погрузится в оставленные суда и проследовать на них до Онеги, выполняя указ Великого князя московского. « С рудознатцами , да с нужными людьми знающими, да с орудиями быть мастеру оружному Олегу сыну Михайлову в селе Староладожском, где ждать охрану и многия припасу для дела означенного. Кормовые да подорожные за счет казны, а смердов для работ земляных искать на месте волею или неволею», – вот примерно так я перевел ценные указания начальства. Со мной шел Ждан-младший, Алешка-старший, два рудознатца и десяток кметей для охраны . Отца Федора я тоже прихватил по наитию да и не мешало вытряхнуть его из очередного запоя. Старший Ждан остался на хозяйстве. Присмотр за производством и усадьбой был на нем. Артем превратился в настоящего главбуха, подрос и стал важничать и не без оснований. По положению он тянул уже на подъячего. Еще бы – на нем был учет и поставок сырья и материалов и сбыта готовой продукции. После выполнения госзаказа по бомбардам запарка кончилась да и железо тоже. В ожидании нового привоза кузнецы переключились на выделку скобяных изделий из того самого кричного железа. Лично мне это не приносило почти никакого дохода. Ручеек денег подтекал совсем с других дел. Еще зимой мы прошерстили весь город в поисках детей с творческой жилкой. И такие были. 14 летний Данилка по отцову прозвищу Михрютка, оказался настоящей находкой, противоречащей прозвищу «неловкий». Мои неуклюжие пояснения породили целый букет задумок, воплотившихся в лаковой росписи по дереву. Теперь целая группа подростков выводила на точеных деревянных заготовках цветы и листочки, фантастических птиц и животных, сюжеты из сказаний. Первую выставленную партию сразу скупили ганзейские купцы оптом и не торгуясь, что обнадеживало. Пришлось ставить еще пару точильных станочков. С майоликой было посложней, однако мы получили заказы на изразцы от многих псковских богатеев. Я с удовольствием подставлял лицо весеннему солнцу, наслаждаясь свободой и бездельем. Еще бы– все предсвадебные обряды выпили из меня всю кровь. Асию сватал боярин Любята, а в роли родителей невесты выступали крестные родители Асии. Вся эта морока, кстати обошедшаяся очень недешево, доконала меня вконец. Бесконечные и странные обряды, неторопливые рассусоливания – это нечто жуткое. Зато Асия была счастлива. Бракосочетание должно было состоятся сразу по возвращению. Правда было одно « но». У меня был точный план Пудожского месторождения железной руды. Вся беда была в другом – для разведки требовалось бить шурфы, а для разработки -делать вскрышу пустых пород. А что, если глубина вскрыши пойдет за десятки метров? Вот это «если» и не давало покоя. Поездка могла затянуться. Лодьи на волоке отзимовали хорошо и было видно, что артельщики присматривали за ними не спустя рукава. Погрузка снаряжения заняла немного времени. Десяток кметей , сопровождавших нас, осталась с нами. Понятно– наместник хотел получать новости из первых рук. После долгой болезни я никак не мог надышаться, перевалив дорожные заботы на десятника. В Новгороде мы тоже не задержались, князь Углицкий ждал нас в Старой Ладоге. Начался апрель – Ладога очищалась ото льда. Наверняка ретивый князь не будет ждать полного схода льда и по южному краю двинется на Свирь. Так оно и оказалось – Константин Дмитриевич предложил не мешкать и выдвигаться немедленно. Единственно, что нас задержало, так это комплектация бригады землекопов. И у меня и у князя были серьезные сомнения, что людской ресурс можно будет изыскать в глухих краях. Караван судов вышел немалым, ведь только дружинников было пять десятков. По моему совету боевых коней оставили в селе, затянув на лодьи только тягловых лошадок. После долгих хлопот и беготни загрузились на суда и с утра отчалили. Вот только сейчас появилось время для общения с князем. Интересно, что я был с ним знаком, а он со мной – нет. Вот ведь парадокс. В первый же день князь пригласил меня на свой коч. – Наслышан от государя о тебе. Зело любопытно услышать о жизни заморской, о забавах огненных. Верно, что бомбарды твои на триста локтей бьют? – Верно, милорд. – Как по нашему-то выучился , посмотри на него,– обратился князь к воеводе. – И толмача не надо. Сказывай, как там в генуях воюют. Нешто огненный бой кованую конницу одолеет? – Не скоро это будет. Денег на это нужно целую прорву. Генуя на торговых путях сидит и богатеет. – Верно. А мы за кажный кусок железа бьемся. Что скажешь, мастер, али капитаном тебя прозывать, найдем рудник чухонский? – Зови, как удобней. А руду найдем. Вот только.. – Что только?– сдвинул брови Константин. – Только может она залегать глубоко. Достать будет трудно. – Как мнишь, хороша ли руда? Как она в сравнении с свейской? – Чухонец утверждал, что по качеству не хуже. – Ну ежели так, то окупятся любые затраты. А люди? Найдем людей. Сгоним окрест, пущай работают. – Народ там дикой,– почесал затылок воевода,– язычники же. А мы без попа. Забыли таки. – У меня есть иподиакон,– вмешался по быстрому я. – Раньше в иереях был, да за пьянство расстригли. Вот пущай и постарается, грехи отмолит да и обратит чухонцев в истинную веру. А то ведь могут и подпалить в отместку за захват земель. – И то,– сказал князь, поразмыслив. – А ежели еще и за деньгу малую, так и вовсе ладно будет. Опять же лодьи для перевозки руды нужны и немалым числом. Я толковал с мастерами из Старой Ладоги – заверили, что дело знакомое. Эх, ежели дело окупиться, так и волок Свирской надо расширять. – И сразу начать обогащать руду обычной промывкой, неча лишнюю породу возить,– добавил я. – Верно, – переглянулся князь с воеводой. – Опять людишки надобны. – И охрана и доставка припасов. И строительство мануфактуры и жилья временного. Рудник должен работать и зимой. – Ты так говоришь, будто железо у тебя уже в кармане,– улыбнулся князь. – Так везу лучших рудознатцев, да и у тебя говорят тоже мастер неплох. – Дай бог. А теперь растолкуй, где искать мыслишь? Я развернул свиток с эскизом Онеги. – Вот она речка Пудож. А вот здесь такой мыс крючком приметный. Здесь будем высаживаться. Конечно, глушь лютая, но идти недалече. Мнится версты через три от берега разобьем рудознатцев на разные стороны. Так оно вернее и скорее выйдет. Но быстрой удачи не обещаю. Одно скажу – без железа не уйдем. – Вот за это молодец. Будет и награда достойной. Сказывают – просватал ты княжну черкасскую, верно ли то? – Верно. Выкупил я её из полона татарского с сыном, да окрестил во Пскове. – Это по нашему. А вот сказывают, что сына ее ты вылечил , что при смерти был. Верно сиё? – Тоже верно. На грани смерти был мальчонка, да бог спас. – Ты не увиливай. Говорят, человек ты ученый, с визирем султана булгарского ученые беседы вел? – Было дело. Жаль, что жить ему немного осталось, осерчал на него хан ордынский, походом грозится. – Многовато ты знаешь для простого капитана, да ладно. Отец Филипп за тебя ручается, глянулся ты ему. Скажи чем, если не секрет. – Отчего же. Выделал я для церкви заменитель восковых свечей. Горят не хуже, а стоимость грошовая. – Постой, постой. Это такие белые да толстые? Так то твои? – Мои. – Теперь верю, пошто умельца князь Порховский наладил да приветил. Ну, перебирайся к себе, отдыхать буду. Я не знал, что князь не собирался отдыхать. После отъезда черного капитана он вернулся к разговору с воеводой. – Что скажешь, Тимофей? – А похож. Ей богу похож. Вот шрамы убрать и совсем одно лицо. – Тогда почему сыном Михайловым прозывается? Ведь Одинца звали Андреем Ивановичем. – Позволь, князь, кто же позволил бы банкарту, по немецки бастарду прозываться именем отцовым? А так все сходится. И бастард Одинца Олег сгинул в отрочестве без следа и мать его не зажилась. Опять же не в черную семью швицеров попал. Не по указке ли? – Почему бы и нет. Выходит тогда он боярину Белеуту родной брат? Обрадуется ли Александр Андреевич родне? Ведь кто-то мальчонку продал? – Констянтин Дмитриевич, а не проще ли у мастера напрямую спросить? В наших краях он недавно, вряд ли родословную Редеди знает. На носу свадьба с княжной, все одно он станет князем черкасским, ежели государь брак утвердит. – Так и сделаем. Нужный больно человек. Князь псковской отписывает, что измыслил мастер ручную рушницу, что прозывается пистолем и пуля из него пробивает рыцарский доспех. А также надумал он из свиного железа лить пушки, вельми нужные при осадах и именует их мортирами. Так что неча ему на чужбинах отираться. А в дела одинцовские давай пока не будем лезть. Одно понятно – не простого роду Дискрет. Великий князь московский был сильно не в духе. После дневного доклада о делах он упрекнул дьяка: – Что у тебя сегодня одни худые новости – там спалили, там угнали, там мор. Неуж чего доброго не нашел? – Изволь государь. Вот отписка брата твоего Констянтина Дмитриевича. Сегодня получена. Отписывает, что поход на Онегу удался. За четыре седьмицы удалось не токмо изыскать руду, но и исделать плавильню и таки выплавить железо доброе с хорошим выходом. Сказывает, что псковской мастер Олег рек, что де само железо хрупкое, однако ж загодя привез добавки, кои именует флюсом и добавляет в жидкое железо, отчего оно весьма крепчает. И изладил он малую плавильню с дутьем , кою называет индейским тиглем. А секрет добавки обещался раскрыть московским мастерам , что на завод будут посланы. И советует сын Михайлов обустроить железный завод на Ладоге на путях торговых, дабы добавки всякие и орудия доставлять из неметчины немедля, а сам завод отписать в казну ибо железо сие – основа для оружейной выделки бомбард, аркебуз и пистолей. Что касается награды людишек, причастных к великому сему открытию, то просил бы тебя, великий государь дать согласие на брак капитана Дискета, а по настоящему сына боярина Одинца Олега, сгинувшего во младенчестве в неметчине, с черкесской княжной Агнией Черкасской, дабы привязать его к настоящему отечеству накрепко. – Вот оно как?– изумился князь Василий. – А ты что мыслишь , боярин? -обратился он к своему первому советнику. – Позволь, государь, мыслишку малую. Смуту в семейство одинцовское вносить не след и с признанием его одним из наследников торопиться тем паче. Однако же князь Констянтин прав – такого мастера надо крепко приручить и привязать. Обласкать, дать вотчину где-нибудь на украинах и дело сделано. Сей муж немолод и под старость лет вряд ли потянется в родственные тяжбы. Опять же на порубежных с Литвою землях есть где-то залежи железные. Правда сыскать их никто не смог. Вот и поручи ему сё дело. Да, опасно, однако же и почетно в случае успеха. А княжна сказывают молода, стало быть и чада будут, а вот для них новый князюшка расстарается. И хотя княжна та с полона взята и родословная только на словах, все одно – простому капитанишке женится на княжне супротив обычаю, а вот если за заслуги в боярские дети произвесть – иное дело. Может со временем раскроется дело с Одинцом, тогда и вовсе всё по чину будет. – Хитро, однако разумно. Так тому и быть. А пока брата отозвать, рудник усилить охраною, завод пущай ставит наш мастер. Капитана Дискретова призвать ко мне. А вот где будем железо плавить, будем думать. Больно уж лакомый кусок да на виду. А может все же везти руду на Вытегру? Наш обоз в составе московского отряда во главе с князем Углицким неспешно продвигался к Москве. За хлопотами минуло лето. Сентябрь начал расцвечивать леса , задождило. В целом поход удался – цель была достигнута. Вот только из головы не выходили воспоминания о том, с какой невероятной жестокостью обращались пришельцы на Онегу с местным населением. Мое недоумение по этому поводу не встретило никакого понимания ни у князя, ни у воеводы Тимофея. Единственно, что я мог сделать, так помог отцу Федору обращать язычников в христианство, понимая, что только в этом случае к чухонцам будет хоть какое-то послабление. А люди на руднике были нужны, ведь глубина вскрыши колебалась от семи до двадцати метров и делалась она полностью вручную. Так что москвичи сначала озаботились настоящим концлагерем для землекопов. Хотелось надеяться, что князь Углицкий донесет наверх, что использование наемных рабочих даст лучший экономический эффект, ведь плотность местного населения просто никакая, а подневольный люд вымрет за год-два каторжной работы. А чухонцы? Одетые кое-как, питание – одно название. Низкорослые, слабые -какие из них работники? Что за рефлексии у меня? Ведь по всей Европе средняя продолжительность жизни – 34 года. Жуть! А разоренные немецкие баронства, а чума, а неурожаи из года в год. Романтика! И эта романтика везде без исключения. Я тронул уздцы и догнал князя. – Милорд. – А, это ты Олег Михайлович. Что скажешь? – Милорд, меня не оставляет чувство, что ты что-то хочешь у меня узнать, но осторожничаешь. – Нет в тебе страха перед власть держащими, капитан, а только, как ты говоришь -субординация. Непонятно. Что есть капитан? Так, просто сотник. Однако держишь себя, аки вельможа, особливо когда отвлекаешься. Посему хочу спросить прямо – кто твой отец Михайло? – Милорд, то мне неведомо. Сказано было сын Михайлов и всё. – Кем сказано? – Моими воспитателями. – То есть ты не запомнил имени отца своего? – Отчего же? Но было сказано – забудь навсегда. – Ты не ответил. – Будь по-твоему. Я держал обещание, сколько мог. Андреем Ивановичем звали безвестного отца моего. – Кажное слово нужно из тебя тянуть. Воистину Дискрет! А прозвищем каким? – Одинец. – Ну, слава богу. А я думал не дождусь. – Прости, милорд. Чего? – А вот. Князь подозвал к себе подъячего. Тот извлек из сумки трубочку пергамента. – Сим за заслуги пред Великим княжеством московским жалуешься ты в боярские дети. А прочее воздаст государь лично. А про Одинца помалкивай. – Я и помалкиваю. – Ох, дерзок ты, капитан. Да ладно. Что скажешь? – Надо это обмыть. – Ну, сообразил таки. Вот в Клину и начнем. Ты вот скажи – годов тебе немало, а все холост. Чего так? – Да больно немки страшные, все охоту отбили. Князь и подъехавший Тимофей схватились за бока. Простая шутка вызвала у них смех до слез. – А ромейки, что в Генуе? – Уж очень сдобны. Новый приступ хохота. – А франкские? – Безотказны, как кремневый пистоль. Когда обессилевшие собеседники угомонились, князь, вытирая слезы, спросил: – Да, твой пистоль штука нужная. Научишь наших кузнецов? – Для этого нужны две вещи. – Какие? – Деньги и еще раз деньги. – И всё? – А прочее приложится. Надо ставить оружейный цех, чтобы один мастер делал ствол, второй ложе, третий – замок. А иначе – одно баловство, штучное производство и только. – Это верно . Ну, готовься, вон ужо купола Клина блестят. На прием к Василию 1 я попал почти сразу – то есть на четвертый день. Вот ведь идиоты! Злости не было предела. За время ожидания на постоялом дворе я поклялся сто раз, что не наступлю в очередной раз на те же грабли и не буду пророчествовать. Конечно зудело вывалить сведения о готовящемся набеге Едигея, но я постарался затолкать очередные революционные шаровары подальше. В прошлый раз тому же князю Угличскому прямым текстом было сказано, что идет Едигей и что же? А ничего! Никто и ухом не повел. С такими мрачными мыслями я вступил на крыльцо терема великого князя. После дворца генуэзского дожа здание показалось мне картонной декорацией из киносказки. Вот сейчас выскочит придурковатый царь с короной набекрень, а за ним коварный и высохший как кость советник. Царь был и советник был. Я встал перед московским владетелем на колено, приветствуя его, как европейского короля. Я располагал набором информации о царствовании Василия Дмитриевича и понимал, что тот не случайно подмял под себя многочисленную родню и просидел на великокняжеском столе очень долго, присоединив к княжеству обширнейшие владения. В воинском деле прославлен не был, а вот хитрованом был великим. – Наслышан, наслышан, – лениво протянул князь, – за время малое сумел показать себя достойно. Ну, что же – награда должна быть тоже достойной. Твой брак с княжной будет утвержден. За верную службу жалую тебя вотчиной, что на реке Угре. Есть там пара деревенек, людишками придется озаботиться самому. Брат мой сказывает, что есть ты знатный рудознатец и надо бы в краях тех учинить розыск руд железных. – А охрана рудника? – заикнулся я. – Вот изыщешь, тогда и проси. А пока к званию боярскому прими знаки приличествующие. Слуга внес в приемную кучу одежды в которой я разглядел охабень и горлатную шапку. – Ну, до шапки еще служить и служить, – улыбнулся князь, – старайся. Это тебе намек. Ступай. На постоялый двор я ехал озадаченным. Князь не поинтересовался моими приключениями, не уточнял, какого черта меня понесло к султану Либедию – значит будут проверять. А пока меня отправили на засеки, где проходит линия защиты от татарских набегов, а с запада подперло Великое княжество Литовское. Даже Рязань еще не отошла к Москве. А что отходить, если стольный город – большая и бестолковая деревня с общим населением под пять тысяч душ, из которых большая половина бабы и дети. Значит ребята решила меня приручить и подарили конфетку. Кстати, среди кучки подарков обнаружилась увесистая кожаная киса, которую тут же прибрал Ждан. Впридачу были вручены жалованные грамоты. Вот теперь я вроде помещик, придется кого– нибудь поугнетать. Вечером я инструктировал отца Федора: – Завтра пойдешь в нужный приказ. На подношения не скупись. С подъячими, что с землей связаны, дружбу сведи – вот еще деньги. Разнюхай, кто соседи по реке Проне, кто из литовцев в шаберах. Да на торжище сходи поутру, прикупи одежонку почище, оборвался опять, как юродивый на паперти. Алешка тебе в охрану, а то полна Москва рож разбойных. А я отцов духовных навещу. Мои помощники не подвели – разузнали и разнюхали, заручившись выписками из своих мудреных книг. А вот я не добился ничего. После смерти митрополита Киприана церковь осталась без руководства, а решать щепетильные вопросы никто из его бывшего окружения не захотел. Узнав о причине расстрижения моего полупопика, священники дружно отмахивались, не решаясь брать на себя и малейшей ответственности. В конце концов пришлось оставить это дело « на потом». Единственно , за что заслуженно похвалил самого себя – так это за молчание о видениях и пророчествах. А ведь через год Едигей разорит здесь всё, дойдя до Вологды и Устюга. Так что торопиться в задаренные вотчины не было смысла еще года полтора. С тем мы и отъехали к себе во Псков, памятуя, что от начальства нужно держаться подальше. Вспоминая окружение великого князя, я передергивал плечами – вот уж воистину – каков поп, таков и приход. Была мыслишка, что легко отделался. А пока я ехал к себе домой. Даже не ехал – летел, поторапливая соратников. И даже мысли о том, что именно в этом 1407 году псковичи столкнулись в сражении с немцами у Изборска, не портили мне настроения. Полугодовая командировка заканчивалась и вроде неплохо. И ненастье и осенняя распутица не помешали нам в рекордные сроки преодолеть немалое расстояние. Глава седьмая Встреча была радостной. И какой переполох поднялся в усадьбе с нашим прибытием. Впервые в жизни мне были так рады. Ждан доложился о вверенном объекте. Вот только в его взгляде я уловил какую то добрую усмешку и не смог её растолковать. Разгадка нашлась , как только я увидел округлившийся стан Асии. Вот как знал, привезенные подарки оказались очень к месту. Но мне показалось, что невесте больше всего понравился мой дворянский чин. Вечером после бани собрались всей ветеранской командой, не соблюдая никаких условностей. – Оброс, борода лопатой , исхудал.– Это обо мне. – Заважничал, принарядился,– о Втораке. – Возмужал, усы пробились,– о старшем Алешке. – Ну, а вы чем порадуете?– обратился я к соратникам.– Начнем с нашего воеводы. Ждан степенно встал и доложился: – Ажно всё путем. Как ты и приказывал, набрано из отроков закупов копье. Гоняю сам , как генуэзскую пехоту. Стараются. Недокормыши все, вот в чем беда. Учу палить из аркебуз, двух пушкарей учу особливо. Бориско радует. Зелье у него не хуже страс– бургского, а и подешевле. Мельничку, что ты малевал, измыслил и запустил. Потихоньку льем картечь из свиного железа. Воевода кузнецов забрал к себе, как и договаривались. Всё пистоли хочет выделать, чтобы только у него были. Сказывают получается плохо. Ты уж не пеняй, а Бориску я у монасей выкупил. Цидулю я от тебя получил, жду хорошего железа. Князю не до нас – воюют с ливонцами. Затем встал Артем: – Открыли еще мастерские , что ты называешь Хохломой. И матрешки сии и игрушки на вид – баловство одно, а рвут прямо из рук. Последние скупили купцы из Нижнего. А и немцы, которые фламандцы туда же. Детей способных на роспись лаковую рассадили прямо по домам. Отбою нет – ведь платим живую денежку. А с изразцами беда. Спрос есть, а делать некому. Бориско на разрыв идет. Дал ему двух смердов олифу варить. Как ты говорил, стали в масло льняное янтарь добавлять. Дороговато, но и на матрешки идет и плотники местные пронюхали – на месяц заказы вперед. И масло сланцевое льем и пробуем и добро выходит. На рынке цены на масло льняное подскочили, скупаем бочками. Поварню расширили. Всех своих кормим у себя, болесть моровая по Псковщине еще бродит. Травницу, что тебя лечила, призвали и приветили. Помощницу – сироту взяла, травы сбирают и сушат, отвары делают. Всё как ты велел. Деньги идут, однако оборачиваю их в дело. Я похвалил помощников от всей души. Ведь не только сохранили, но и преумножили, а могли бы и на старых запасах прожить. – Завтра мне к князю-наместнику. Да и по власть имущим надо проехать, почтение выказать. Теперь нас везде примут. А после того буду думать , как жить дальше. Вечером , уже в постели с Асией, я получил главные сведения. – Бояре да купцы завидуют тебе, всё норовят подлость изделать. Прослышали, что город будут обнесен стеной почти вдвое и твое имение работное под защитой будет. Цены на землю, что ты купил за бесценок, взлетели до неба. Поговаривают, что благодетеля твоего наместника в Москву отзывают, а дружок твой воевода поранен в битве и в болезни тяготиться. Пока князь здесь, венчатся надо. Показать надо, что во власти ты и в любимцах великого князя, иначе затравят, как иноземца. – Да я другого не ждал,– утешил я ненаглядную. – На каждую хитрую задницу есть хрен с винтом. Не тужся – не поймешь. Главное – получить госзаказ на оружие, а там и черт не брат. Лучше расскажи, как наш Гавро и кто там у нас брыкается? Встреча с наместником прошла в грустных тонах. – Отъезжаю . Мнится мне, государь пришлет брата Констянтина с дружиною, дабы отбить земли упущенные. Отписал мне, что не держит он зла на меня. Более того и за дела пудожские, что ты изделал, жаловал меня вотчиною рядом с землями нашими исконными, что на Брянщине. Да и ты с молодым князем теперь не понаслышке знаком, не даст он местным купчишкам тебя заесть. Печалуюсь я, что поранен под Изборском воевода мой Любята. Плохая у него рана. Ты проведай его. Ей-ей, к тебе он душевно относится, без ревностей. Только и успею, что на твоей свадьбе погулять. И за совет спасибо. Моровую язву в чертах городских удалось вывести полностью. Не без жестокости, не скрою, но оно того стоило. С отцом Филиппом повстречайся, благоволит он тебе, хотя ворчит, де как был схизматик, так им и остался. Не обижай старика, недужится ему. Прости, но человек ты занятной и странный, как не от мира сего. Первым делом я заскочил к воеводе Любяте. Его вид поразил меня. Исхудавший и пожелтевший, он напоминал ракового больного. – Не ждал. Вспоминал немца необычного. Бают в боярские дети вышел. Я, когда тебя тогда увидел, понял , что жить как все, ты не будешь. Душою ты свободен, сам клетку выбираешь. Завидую. А я что, вояка и есть вояка. Рана гнить зачала. Помру вскорости. Дети малы еще. Их жаль. – Завтра приеду с лекаркой своей . Искусница такая, что попы косятся. Не вешай носа, на твою жизнь стрела еще не кована. Ты верь. Хороших воевод – как грязи, а вот воевод и одновременно хороших людей – не сыскать. К отцу Филиппу я попал только на третий день. Подойдя за благословением, я удостоился и его и шлепка по рукам. – Вот опять, ты, капитан, высовываешься. Все мне, грешному, за тобой заметати приходиться. Вот, говорят боярина Любяту из гроба почитай, вытащил. Молчи, молчи. Не упрекаю тебя в делах бесовских. В глазах простого народа любое высокое знание есть бесовщина. Темен он и глуп. До тебя после Москвы у них руки коротки, а про лекарку не забудут, учти. Чуть что, обвинят в каком колдовстве. Присматривай за ней. Да в возке привези ко мне. Кашель с мокротою тяжек, а лекари невежды. Приехал почем? Неуж просто так? Ай просить что восхотел? – Просить хочу. Впереди нелегкие битвы с папистами. Ослабить их надо всемерно, выбить разом в одном сражении всю верхушку. Князь Порховский отъезжает, а время терять не след. На будущую битву нужно вывести артиллерию, минимум восемь кулеврин из доброго уклада, да хоть пудожского. За свои деньги подготовлю два копья аркебузиров и арбалетчиков и все. – Нужна помощь казны. Так? – И заинтересованные люди. – Как же ты странно речешь, однако понятно. Я подумаю. Дело зело нужное, пора ордена эти давить и насовсем. Что в Москве средь иерархов церковных? Я вздохнул. – Разброд один. Ужо тащат со двора митрополита всё, что плохо лежит. – И что среди ближников государевых говорят? – Что говорят, понятно. Понятно и то, что новым митрополитом будет иерарх из Константинополя. – Слышал или уверен? – И то и другое. – Не скоро еще , ох, не скоро. – С другой стороны это развязывает вам руки на принятие решений. – Ох, хитер ты. Далеконько глядишь. Я вот все дивлюсь, что ты во власть не рвешься. Деньги, слава, почет, лесть, мирские утехи. – Подлости не хватает. – Вот именно, сын мой. Воистину так. Утешил ты старика и обнадежил. А за своим расстригой приглядывай. Давеча опять во хмелю нес несусветное, на паперти втолковывал убогим про воздух, коим дышим. По нему , рёк, на крыльях летать мочно. А что у пьяного на языке, то у трезвого.. Сам знаешь, где. Ты уж построже с ним, построже. А так помогу, быть по-твоему. Ступай. Рассерженный я ехал домой. Во все века у алкашей одни и те же проблемы. Отдавая коня подскочившему слуге, я прошел во флигель к Ждану. Он раскладывал на пару со своим двойником арбалетные болты. – Что будем делать с нашим пропойцей? Опять народ смущает . – А то и будем,– спокойно отвечал мой воевода,– на пару с братом посечем его до поросячьего визга без свидетелей. И плату ему за труды урезать вполовину и дел -то всего. Мы ему покажем кузькину мать. А так он мужик вразумительный. – Вот и вразумляйте,– буркнул я и хлопнул дверью. Насмотрелся в той жизни на этих вразумительных. Трезвый тихий, исполнительный, слова лишнего не скажет, руки золотые, а принял на грудь – за топор и на подвиги. Как новогодние праздники – так коллекция трупов на бытовой почве. Тьфу! А ведь поп только намекнул, что в случае чего может и розыск провести. Косвенно показывает, кто хозяин. Наконец закончилась процедура венчания понятное дело по укороченной версии – у невесты были налицо все признаки жениховского нетерпения, но народ отнесся к этому с большим пониманием – дело то житейское. Опять же массы были в предвкушении хорошей гульбы. Я с трудом перетерпел стихию и удрал в мастерские, дел было по горло. Как ни странно, первым посетителем был наместник, из-за спины которого растерянно выглядывал начальник охраны Фрол. – Я тут у тебя прошел по работам напоследок. Завтра отъезжаю. – Милорд,– вскинулся я. – Да мы без чинов, – отмахнулся князь. – Где у тебя тут примоститься можно?А это что, никак образ земли Псковской, да и Новгородской. Хорошо измыслил, понятно. А на реках что за метки? – Время вскрыши рек, начало работы волоков, время развертывая листа березы. – Толково. А я с предложением. Твоя вотчина на Угре теперь с моею соседствует. Зная твои способности, хочу заранее предложить свою помощь в обустройстве новых мануфактур, да и вложится можно. Вон ты из простых игрушек какие деньжищи делаешь, а ежели что серьезное? – Даниил Александрович, хочу предупредить заранее, что на те земли я встану только через полтора года. По слухам Едигей окаянный ищет союза с Витовтом для совместного похода на Москву, не нравиться мне это. – Почему я не знаю? – Так по слухам. Мой Артемка с обозом из Ревеля пришел, где-то там и нашептали. Князь помрачнел. – А что не сказал? – А может обойдется. У Витовта у самого хлопот полон рот, не до Орды ему ныне. – И то верно. Так все же поостеречься присоветуешь? – Я бы поостерегся, переждал. А за доброе слово спасибо. Есть у меня хорошая мыслишка по расширению дела на Проне, помощь понадобиться людно и оружно. И на долю немалую не поскуплюсь, вот те крест. – Знаю, слово держать умеешь. Обнадежил, а уж ежели и предупредил по делу – поклон тебе земной. Прощай, княже. Ты уж себя побереги в будущей битве. Мечом махать есть кому, а вот головой думать не каждому дано. И с попами поосторожней. Отец Филипп – золотой человек, а могут попасться рьяные, что подведут под монастырь. Зима прошла в трудах. Мне удалось убедить нового наместника в создании новых кулеврин. С помощью отца Филиппа и рекомендаций князя Порховского получили заказ на шесть орудий. Уклад, как и ожидалось , был с Пудожи. Василий первый деятельно взялся за обустройство завода в Бежецке, первые тигли дали плавку. По зимнику пришлось ехать на завод для обучения московских мастеров. – Могут же, если захотят,– ворчал я про себя, глядя на орду углежогов и охрану нового производства. В целом я был доволен. Моих знаний, почерпнутых не только от Бируни, а из весьма серьезных источников, вполне хватило на получение вполне удобоваримого продукта. На месте удалось заключить договор на поставку во Псков чугуна – свиного железа по бросовым ценам. Из чугуна хотелось слепить пару опытных осадных мортир. Настроение портили встречи с местными вельможами. Любой боярин или боярский сын топырил губы – как так? Князь, а портит белы ручки черным делом, да еще и торговлей не брезгует. Однозначно – невместно. Однако косые взгляды прятали – ведь слухом полнилось, что князь Черкасский -один из самых богатых людей Пскова. Во Пскове эта средневековая чванливость была ниже градусом. Здесь на первом месте были деньги и отношение к купцам и ремесленникам было совершенно иным, нежели в Москве. За удачный пуск завода мне прирезали еще пару деревень и тоже в самом опасном пограничном уделе. Я только ухмылялся, представляя рожи недоброжелателей после моего обустройства на новых землях. В марте наконец удалось вернулся домой, где меня ждала семья в расширившемся составе – родилась дочка. Асия с головой ушла в потомство, хотя и согласилась, что трудится на воспроизводство населения родного княжества будем до победного конца – рождения сына. С рождением дочери жена помягчела, настороженность сменилась на нормальное квочкино кудахтанье. Производство разрасталось. Пришлось откупить на выселках еще землю – выделка стеарина сопровождалась постоянной вонью от порченого бараньего и свиного жира. Желающих поработать на свечах оказалось много, я платил по местным меркам щедро и деньгами. Пришлось взять в учебу с десяток отроков – закупов, то есть попросту проданных своими родителями. Мне нужны были свои мастера в первую очередь литейщики. Кузнецы уже были, хотя их навыки желали лучшего. На лаки и краски у нас была очередь, их брали сразу, а специалистов было всего двое. Дефицит на производстве был во всем. Убогий инструментарий, мусорное сырье, отсутствие знающих людей тормозили задумки так, что хотелось посатрапить. Кто радовал, так это моя старая гвардия. Артем , которого смерды уже называли и по отчеству, стал настоящим тиуном, оставив возню с ртутью шустрому пареньку по имени Тит. Алешка старший стал правой рукой Ждана-первака. Многие новости, особенно из Неметчины, я узнавал раньше отцов города. Сбор информации был поставлен нами неплохо . Ждан – вторак вполне мог занять место сержанта арбалетчиков, но я планировал сделать из него командира аркебузиров. А вот младший Алешка натаскивался исключительно на мою личную охрану. Отец Федор после памятной порки решил начать новую жизнь, тем более что его жалованье пересылалось в Рубцов с нарочными. За его длинный язык он был отлучен от ученых бесед со мной на полгода и теперь усердно исполнял прямые обязанности – учил грамоте отроков. Встречи с новым наместником были редки и только официальными. Осмотр моих производств вызвал у князя одобрение, особенно подготовка к чугунному литью. – Баловство одно,– махнул я рукой, – одна кустарщина. Но даст бог, отольем мортиры, а вот порох надо закупать. Для своих аркебуз я сделаю сам, а пушки жрут зелье и деньги. – И где же ты высмотрел эти гакенбюксы? – В Неметчине . В самом Мальборке льют пушки, ядра которых весят более 20 пудов. – Двадцать? – ахнул князь. – На что? – Два выстрела и замок взят. – Богатые тевтоны, ежель столь нужного железа не жалеют. – Так что и нам отставать не след. Сожрут. – Там у них пуды, а у тебя просто пушчонка. – Это мортира, она навесом через стену стреляет гранатами. Парнишка у меня толковый Бориско день и ночь над ними сидит. А вот отольем бомбарды, те будут картечью палить. – Тогда торопись. Ливонцы уже так мечи на нас точат -здесь слыхать. Вечером того же дня Ждан засиделся у меня в конторке. – Мы что, своих аркебузиров в поле погоним? Погубим зазря. – Они и арбалетчики будут охранять четыре батареи , по две кулеврины в каждой. И артиллерию в поле не потащим, а сядем в засаду. Понимаешь почему? – Смекаю. Ведь необученная толпа псковичей со страху своих сомнет и наших бросит без защиты. – Именно. А палить будем литой картечью. И подальше и наверняка. – И когда ждать гостей? – В августе осадят Псков. Это между нами. Помалкивай и гоняй людей, чтобы капало сам знаешь откуда, ясно? – Так точно, господин капитан. – То-то же. Что еще? – Пожалиться хочу. – На кого? -вытаращил я глаза. – На купца Твердилу, прозвищем Ярый. Хочу дочь у него высватать, а он ни в какую. Пыжится скоробогат этакий. – На чем поднялся? – Зерно удачно перекупил, а в голод перепродал. – А девка то согласна? Или ты как я, хочешь людей перед фактом поставить? – Куды поставить? – То есть обрюхатить, а потом предъявить? – Да побойся ты бога, Олег Петрович, у меня все по-честному. – Значит помощь нужна? Зацепила девица? – Еще как. Дыхнуть не могу, так приперло. – Хорошо. Будет тебе потеха. – Олег Михайлович, ты это – будущего тестя уж не гноби сильно. – Постараюсь. После беседы я вызвал Артема и Алешку -первака. – Парни, мне нужны все сведения о Твердиле Яром. Если у него есть долги, скупить все. У его главного поставщика скупить договоренное оптом по завышенной цене и в последнюю секунду перед их сделкой. Ясно? Для полноты картины натравить на его приказчика нашего расстригу да так, чтобы тот исчез на неделю и еще неделю болел с похмелья. Идите. – А куда мы денем закупленный товар, ежели он не понадобиться? – Продадим Твердиле по ранее обозначенной цене. Ущерб отдаст приданым за дочерью. Парни, выходя от меня, прыснули от смеха. Купец прибежал ко мне через три дня в полной панике. Сорвав шапку, он кинулся мне в ноги: – Не погуби, милостивец! За что? – Кое-кто,– сказал я строго,– нанес бесчестье полусотнику моему Ждану Кропотову и решил, что это сойдет ему с рук. За действо сие надо бы тебя пустить по миру. – Не знал я, не знал,– бил себя в грудь Твердила, не поднимаясь на ноги. – Нешто я такой бестолковый. – Это тебе наука. Богател ты, обкрадывая сирых и голодных. За то и потерпел. – Дак этаких купчин почитай половина,– с укором сказал он. – Воздастся и им от Господа нашего, дай срок. Не при жизни, так после нее. Но давай к делу. Отдаешь дочь свою за моего верного слугу.. – Да я.. – Помолчи. Выкупаешь товар, что с Визбю пришел по ранее оговоренной цене, по долгам рассчитаешься со мной по прежним уговорам неспешно, за бесчестье отдашь мне двадцать пудов серы и двадцать поташа. Приданое за дочерью оговоришь с тиуном моим Артемом. – Спаситель! Неужто и приказчик мой жив? – Живее всех живых. Говорят загулял на дальнем конце. Ты вставай, в ногах правды нет. Вот выпей-ка для укрепления нервной системы. – Чегось? – Ты пей. Система сама разберется. Ну как? – Хороша настойка! Это не та ли, что монаси скупают? – Она родимая. Теперь ты будешь ею торговать и первым делом поставишь новый кабак в Новгороде. Цену сам назначай. – Благодетель. – Это не всё. Готовься отправиться в Любек. Откроешь там счета на меня в новом банке. Себя по глупости не забудь. – Мне -то зачем? – А затем, что сможешь по всей Неметчине живые деньги не возить и получать их почти по всей Европе. – Хитро,– сказал осмелевший и захмелевший купец, что-то шифруя в уме. – И найди мне жида -менялу, что претерпел не по своей вине. – Сделаю. Есть такой на примете. Девку готовить? – И поскорей. Жениху на войну скоро. Ты, Твердила Акимович, уясни : спесь – она денег не прибавляет, только беса тешит. Работать надо, а не брюхо дуть. Жди сватов. После визита купца потянулись другие. Аромат прибыли привлекал и купцов и ремесленников. Удалось заключить выгодные ряды – договоры с производителями лож для арбалетов и аркебуз, саперных лопаток, обычных солдатских фляжек из керамики, повозок под пушки и амуницию и множество иной мелочевки, до которой не доходили руки. Купцы были озадачены поставками высококачественного древесного угля из дуба и граба. – Где ж найти деньги под все это? – горевал мой главбух, почесывая русый затылок.– Ведь оружное дело всё съедает. – Брат нашего управдома в купцах зимой прогорел. Кинули, то есть обманули его новгородские коллеги . Пригласи-ка его ко мне , да и сам подходи. Помощников взял? – Ажно трех и всех сирот. Уже превзошли цифирь новую, двойному учету учу. А на что нам столько? – Свинью подложим новгородцам. Развернем сеть общепита, то есть малых харчевен по специализации – блинных, чебуречных, пельменных, шашлычных в самых людных местах. Я Кропотова напрягу – пущай озаботиться охраной. И не забудем про питейные – тут Твердилу подключим. Уяснил? Мы покажем этим олигархам, как капусту рубить! Не было смысла уточнять, что вместе с общепитом мы получим широкую разведывательную сеть. – Ух! – только и смог выдохнуть тиун, вдохновившись развернутой картиной. По прежней жизни я знал, что общепит – крайне выгодное дело, где выхлоп измеряется не десятками процентом. Просто в тех реалиях государство так настропалилось выворачивать карманы предпринимателям, что умудрилось фактически погубить это направление. Конечно, даже это беспроигрышное в этих условиях дело требовало времени, которого не было. Поэтому в ключевые игроки был выбран Авраам, сын Баруха, внук Натана – бывший меняла, рекомендованный будущим тестем Ждана. – Что угодно его светлости от бедного старого еврея? Денег у меня нет, бедствует все мое несчастное семейство. – Давай оставим стенания лицедеям. Для начала скажи, что ты знаешь обо мне? – Говорят, сами понимаете, говорят , что любимец самого великого князя из простых швейцарцев, служивший под знаменами прославленных военачальников Европы . Опять же по слухам, имеет деловую хватку, коей можно только завидовать. Имеет защитников в рядах иерархов церкви. Гневлив, простите, но отходчив. Прост в обращении. Имеет много врагов в числе которых купеческая верхушка как Пскова, так и Новагорода. Были попытки покушений, к счастью неудачных. Был в Милане в хорошем учении. Имеет свою вотчину в землях Московского княжества. – Однако. Ты на удивление информирован, всё то знаешь. – Дело требует, – потупился Авраам, нервно потирая тонкие пальцы. – Мне нужен управляющий банком. – Может, я ослышался? Может же старый еврей просто ослышаться? Банков пока нет и в европах. Нет банков – нет и знающих людей. – А мне кажется дело обстоит наоборот – знающие есть, а банков нет. Что ты думаешь о его создании? – Заманчивое дело. Но нужны деньги и , простите ваша светлость, хотя бы границы ваших притязаний. – Для начала восемьдесят тысяч. Золотом. – Вы смеетесь над бедным менялой. Да таких денег в этих краях не бывало никогда. – Разве я сказал, что только в этих? – Вы хотите сказать, что отделения будут во многих городах? – И странах,– добавил я. – Дайте прийти в себя. Это небывалое дело. Надеюсь, что сказанное не только в мечтах. – Уважаемый Авраам, посмотри вот эту цепочку и вот этот камень. Вот тебе лупа, то есть увеличительное стекло. Меняла повертел в руках простенькую китайскую лупу. – Какая работа! Неужто из Мурано? Цепочка золотая, пробы невысокой, наполовину из серебра, а возможно из иного металла. Огранка камня просто чудесная, бесподобная. Рука человека не в состоянии изготовить такое. Звенья цепи настолько одинаковы, что приходит мысль, что изделие делали неземные мастера. Сам камень мне неизвестен. Может мой внук, мой мальчик Нафанаил , что работает с бирюзой , знает. Я не в состоянии оценить эту вещь. Её носить только королям. – Да не скромничай, я знаю, что ты знаешь. – Хорошо. Цена рыцарского коня – почти сто флоринов. Просто смущает камень. – Есть еще вопросы к основе будущего банка? Эта вещица самая скромная. – Я весь к вашим услугам.. А дни летели. Летом мы закончили отстрел новых пушек. Я внес в итальянскую конструкцию, уже опробованную под Миланом, серьезные изменения. Теперь мы перезаряжались еще быстрей. И пушечные лафеты тоже претерпели изменения. По внешнему виду пушечки напоминали орудия времен наполеоновских войн. Камнем преткновения оказался материал, над которым даже с помощью «поминальника» пришлось потрудиться. А вот с запасами ядер и особенно гранат было плохо. Наше чахлое производство было не состоянии поставить выделку на поток. Князь Константин помог московскими литейщиками, откомандированными во Псков на пару месяцев. И все равно запасов хватало только на пару сражений и всё. Наводчики орудий были моими учениками, а вот на обслугу наместник подогнал полсотни смердов. При первых выстрелах половина из них наделала в штаны. Зато аркебузы получились – одно заглядение, не более пяти с половиной килограммов, а вот с аркебузирами было тоже неважно, пришлось брать наемников. Ждан исхудал, гоняя подчиненных в хвост и гриву. Запасы замысловатого мата образца двадцатого века тоннами вываливались на головы крестьянских отроков. Я попросил у князя полусотню кавалерии для имитации атак тяжелой конницы. Сам наместник с интересом наблюдал обкатку моего воинства, держась за живот после первого упражнения. Однако после пушечных выстрелов холостыми зарядами, когда кони ни в какую не хотели переться в сизые и вонючие облака дыма, осаживаясь на задние ноги от грохота, ему стало не до шуток. – Неуж достанешь дробом за сто локтей? – повернулся он ко мне. – И за сотню саженей достану и через головы своих, – твердо ответил я. – Н-да. Неисповедимы дела твои, Господи. А почто вперед не выведешь перед полками? – Только если сесть в оборону в редуты. А так воинство огненного боя не видывало, сами смешаются и орудия погубят. – Тоже верно. Это тебе не Генуя, воеводы строя не ведают, местничество сплошь. Глава восьмая Пепельный, перевиваемый черными полосами дым поднимался на всем обозрении глаз. Горели ближние к Пскову деревни, дотла разоренные ливонцами. С высоты крепостной стены было хорошо видно, как растаскиваются строения, ранее бывшие моими цехами. Вражеское войско готовилось к штурму Пскова. Мы занимали участок стены между Петровской и Михайловской башнями , то есть на юго– восточной оконечности крепости. Под моим началом было почти две сотни воинов и ополченцев. Ополченцев сейчас гоняли оба Ждана – приводили в нужный тонус. Тридцать шесть человек составляли костяк разношерстного отряда. На стены были выкачены четыре орудия, еще шесть бомбард защищали город с юга. Бывший воевода города, а теперь мой капитан Любята из-под руки наблюдал за перемещениями литвинов. – Сегодня не пойдут,– спокойно заключил он, досадливо дернув левым плечом. После лечения служивый встал на ноги, но поврежденное сухожилие осушило руку от локтя. Старый воин , получивший отставку от воинских дел, совсем пал духом. Я предложил ему службу почти по старой профессии, хотя больше интересовался его боевым опытом и знанием людей. И боярин Любята без колебаний принял предложение. Видимо главную роль в принятии такого решения сыграли два фактора – хорошие товарищеские отношения со мной и без преувеличения любовь к новому виду оружия. Его интересовало всё – от выделки пороха до стрельбы из любого огнестрельного оружия. Он пропадал в литейке часами. Сейчас он командовал батареей из четырех новеньких чугунных мортир, расположенных под стеной в городе и отгораживаемых от двора мешками с песком на случай их разрыва – мы не успели как следует их отстрелять. – Гранаты Бориско везет,– бормотнул он, неловко спускаясь по лестнице. Я продолжал сокрушенно наблюдать за разорением моих полугодовых трудов. Всё оборудование, даже водяные колеса, были демонтированы и вывезены в город, но все равно было досадно. Одновременно я уже прикидывал, как по новой более эффективно скомпоновать производство, хотя понимал, что новую мануфактуру буду строить в московском княжестве через год, а здесь буду заниматься только легкими поделками. Под стену подскакал молодой и веселый сотник князя Константина. – Что скажешь, княже? – Не пойдут сегодня . Сбивают щиты и лестницы, да фашины вяжут. – Что вяжут? – Хворост, дабы ров забросать.Ты подымись, сам посмотри. Василий споро поднялся на стену. – Ишь, молодняк петушится! Дражнятся поганцы. Ссадить бы того нахального. – Ссадить недолго. Только неча им убойное расстояние показывать загодя. Так что доложись, что и сам видел. Завтра двинут, не ранее. Сотник ускакал, а я опять повернулся к осаждающим. Вот ведь судьба – опять русские режут русских, ведь на моем направлении стоял литовский полк. С другой стороны чужой иной раз лучше своего. Опять ворчу. Возраст наверно. Почти неделю вторгнувшееся ливонское войско разоряло окрестности Пскова. Новгород опять не помог псковитянам. Я знал, что в моей истории город устоит, а враги отступят, нанеся в полевом сражении у реки Каменки у погоста Камно серьезное поражение псковитянам, потерявших только убитыми более семисот воинов и трех посадников. Вот именно к этому сражению я и готовил сюрпризы все полтора года. За месяц до событий по просохшим дорогам с небольшим отрядом мы приехали на место грядущих событий. – Посмотри, – сказал я Любяте,– вот оно Логозовичское поле. Представь, что ливонцы погонят наших. Как бы ты расположил войска и как бы они двигались? – Ты что , наперед знаешь, что наши побегут? – Очень опасаюсь. Больно уж стараются врага шапками закидать, особенно посадники Юрий и Твердислав. Опять же пора воеводам показать на деле, как артиллерия воюет. А тевтонцы и ливонцы теснят. Пора их на новый рожон посадить. – Это да. Ну что же. Ежели наши драпанут, то только сюды, ведь конница погонит их с двух сторон по этим старым валам. По центру кони не пройдут, в оврагах всё. Точно здесь сеча будет, рыцари позиции умеют выбирать. Именно на указанных местах в тайне были сооружены и замаскированы четыре капонира, где разместились наши «шуваловские единороги», как я их называл. Четыре расчета разместились в ближайшем лесу во главе с Алешкой втораком. О подготовке не был извещен даже князь– с секретностью здесь было плохо. Впрочем как и с разведкой. С утра ливонцы изобразили приступ на нашем участке. Причем как-то неубедительно, что-то вроде разведки боем. Если бы я не знал, что ливонцы попросту выманивают нас на полевое сражение, то и не сообразил бы, что это за фортели. Около шести сотен пехотинцев подступило под стены с явным намерением их штурмовать. Только сейчас до меня дошел смысл этой затеи и я распорядился снимать пушки со стен и ставить их на колесные лафеты. Любята полностью согласился с моими доводами, но попалить из мортир не удержался. Четыре бомбы-гранаты, шипя фитилями , перемахнули через стену и плюхнулись на рыхлую землю в рядах солдат, несущих дощатые щиты. Правда взорвались две, а одна, пошипев , бесславно загасла, но взрывы были неплохие. А что хотите, штучная работа. Следующая четверка бомб рванула с небольшим перелетом, но крепко озадачила неприятеля. Под шумок Алешка из моего карабина свалил четырех командиров, причем последнего – за четыреста метров. У меня так не получалось. Подбежавших к самой стене ливонцев в течение минуты расстреляли три десятка арбалетчиков и аркебузиров. Оставив под стеной почти две сотни убитыми и ранеными ливонцы отошли и не предпринимали новых попыток штурма. Рано утром следующего дня войско немцев начало отход. В городе царило ликование. В ходу были и заступничество местных святых и огненный бой с южной стены и еще невесть какая чушь. К полудню войско псковитян двинулось вдогон. Как и в моей истории, рыцари через шесть километров именно у речки Каменки выбрали удобную позицию для битвы расположив войска в конфигурации, почти полностью совпавшей с доводами Любяты. И наша армия , толком не успевшая развернуться , столкнулась с ливонцами в проигрышной ситуации. Двигаясь в арьергарде, я успел развернуть пушки с двух сторон по старым, заросшим валам и оградить батареи связанными рогатками. К старой засаде были посланы по пятьдесят пикинеров и арбалетчиков. Всех аркебузиров я оставил у себя. Нетерпеливая кавалерия поперла на ливонцев напролом и попала под удар рыцарского тяжелого клина. Смешав порядки, псковичи отходили, но дрались отчаянно. Я не двигался вперед, наблюдая за сражением. Подскочил на коне посыльный князя с приказом идти вперед, но мы выжидали. Вот пыльный клуб сражающихся сместился на нас и стал отступать по изрезанному овражками полю. Вот вылетели с флангов рыцари неприятеля и стали просматриваться ряды неприятельских пехотинцев. И вот здесь нестройно во фланги атакующих полков грохнули все восемь моих пушек. Страшная штука -картечь. Знакомый только по книгам с «единорогами», наводившими ужас на армии Европы, я воочию убедился, что в средневековые сражения на два века раньше вмешался новый решающий фактор. Не меньше двух сотен солдат развернулись в нашу сторону , полагая, что следующий залп мы дадим через час, как и положено в то время. Самый неуклюжий расчет уложился в шесть минут. Трех залпов хватило, чтобы псковичи оправились и начали перегруппировку . За это время первая батарея палила по врагу практически в упор и в дело вступили пикинеры и арбалетчики. Ливонцы не стали обострять обстановку и начали отступление. Вторая батарея продолжала стрелять на пределе дальности за пятьсот метров. Ошеломленные псковитяне не преследовали врага, понимая, что легко отделались. Я проехал к засадным капонирам. Алешка был жив, его короткий меч еще ронял на траву кровавые капли. – Господин капитан, – голос парня сорвался, – полегли почти все. – Вижу, – сказал я.– Что с расчетами? – А наши поранены почти все, но живы. Насели, ироды, пришлось банниками отбиваться. Действительно, защитники батареи пострадали больше всех. Уцелевшие, в черной пороховой гари, ликовали. Перед позицией валами лежала жуткая, посеченная картечью, смесь из останков лошадей и людей. Подскакал князь Углицкий. Я думал, начнет пенять за медлительность, но он молча обнял меня . – Спаси Бог. Спас. Просто спас. Много потерял? – Из первой батареи – почти все убиты и поранены. Пушек нет, все в трещинах. – Этот отрок был в засаде? – Так точно. Сержант Алексей, сын Олегов. – Сын? Ты послал сына на смерть? – Да. Иначе было нельзя. – Вечером заезжай, поговорим. Князь сел на коня и дал шпоры. Подъехал Ждан старший. По его плутовской роже было понятно, что часть нашей задумки удалась, а может и не часть. – Удалось? – Почти. Отбили четыре повозки. Одна с порохом, одна с посудой, остальное -припасы. Ждан, пользуясь переломом в сражении, умудрился отбить часть ливонского обоза. Я собрал артиллеристов вместе. Люди праздновали. Они ликовали и я, глядя на искреннее проявление самых лучших чувств, тоже орал, как буйвол. Из подъехавшей кибитки вышла моя лекарка -травница с помощницей и занялась ранеными. Я выделил ей целый шатер подальше от лишних глаз. Агафья замечательно заговаривала кровь и потому нужно было оградить её от попов. Из возка выгрузили бочонок вина и несколько окороков. После первых здравиц я сказал: – Артем, семьям погибших выплатить по гривне кун, раненым – по десять ногат и своим и ополчению. Лечить буду за свой счет. Добычу поделить, как раньше. Там двух рыцарей оглушило, возьмешь с них выкуп. По доспехам не бедняки, так что пущай платят. И пусть поторопятся обдирать убитых. – Дак.. – Сам вижу, все зеленые от дерьма и крови. Выдай по кружке вина. Вон псковитяне из ополчения с той стороны на павших налетели, как мухи на навоз. Я подозвал командира копья аркебузиров. Он был из Швабии. – Генрих, помоги собрать добычу. Надо бы тяжелых дорезать.У пушкарей это первый бой, видишь отроки по краям блюют. – Ваша милость, сделаем. Сам впервые вижу такую кашу, хотя всякого насмотрелся. Ваши аркебузы просто хороши. Я не видел таких даже в Нюрнберге – двумя залпами положили правый фланг. Он проревел команду и два десятка наемников пробежали на дальний конец поля перед редутом. Немецкий язык для команд и создан. Чего стоят «линкс ум», « рехтс ум», «керт ойх» – музыка да и только. Я подъехал к Алешке – втораку. – Молодец. Хорошо держишься. В штанах не помокрело? – Почти. Думал, не устоим. Попер гад с двуручным мечом, еле успел в упор из дробовика пальнуть. Картечью. С перепугу с двух стволов. Голову оторвал почти напрочь. – Ты вот что, Алексей. Прибери наши стволы с глаз долой. Нашим они жизнь спасли, потому и отдал, а светить нечего. Скажем из кремневых пистолей палили, а дуракам помстилось. Понял? – Так точно, господин капитан. – И пушкарей делом займи. Солдат без дела стоять не должен. Пусть орудия чистят, заряды считают и готовятся к движению. Может последует команда будет вдогон идти, а артиллерия роту Раскольниковых изображает. Ливонцев не преследовали. Дозоры сопроводили их армию до условной границы. Князь с верхушкой города праздновал победу. По моим меркам на победу эта стычка не тянула. Тем паче что горожане потеряли убитыми три сотни воинов и одного посадника, но шуму было на всю Европу. Я сидел рядом с князем. На этот раз косились поменьше, понимая, кто изменил ход сражения. – Что хмур, Олег Михайлович,– повернулся ко мне князь.– Победа наша. Говорят у ливонцев важных рыцарей ты побил. Теперь не полезут. – Они то да. А вот Едигей стервец уже рядом. Ведь пожжет всё и разорит. А псковитяне не помогут, попомни мое слово,– покосился я на бородачей. – Знаю. Москва в осаду сядет – думаю, устоит. – Так сколько трудов будет порушено. Вон мы пуп рвали за пудожский уклад, а эмир и Бежецк небось пожжет. – На все воля божья. Ты вот что, проси, что хочешь. Правда вотчина твоя под татарами, здесь пересидишь. – Констянтин Дмитриевич, попрошу через год. Я вскорости на Угру пойду руду искать, заводы ставить, людишки надобны. – Но не сейчас? – Через год. – Будут тебе холопы, как просишь. А тебе лично что надо? – Ничего. – Верно ли говорят, Олег Петрович, что мортиры ты за свои деньги изладил и два десятка аркебузиров нанял на свои деньги и помощи не просил? – Верно. Зато сколь людей живы остались. Люди дороже злата. Князь повел бровями, усомнившись в подобном выводе. Он встал и поднял чашу. Гомон притих. – Особливое спасибо нам следует сказать капитану Дискретову, волею государя князю Черкасскому за то что спас нас огненным боем от позора да и от смерти многажды воев. Его бомбарды напугали немчуру на подступах. Что носы воротите, горожане именитые? От православного в вере твердого, что помогал в диких краях чухонских дикарей обращать в веру истинную? А вот его приказчики в неметчине сказывают, что придет в осенях окаянный хан Едигей. Какой град будет жечь и разорять? А может с богатых городов попробует стрясти дань неуплаченную за тринадцать лет ? Что мошну зажали? Его мортиры я откуплю для Москвы , а вот как вы без него обороняться будете? Подвыпившая братия загомонила, почувствовав, что чужие пальцы полезли в их самое дорогое – в карман. Понятно, что решение будет принято после пьянки, а сейчас власть и деньги имущие пустились в подсчеты и расклады. Я понимал, что по-любому никогда не стану для них своим и когда князь ушел отдыхать, перебрался в соседнее помещение, где бражничали воины рангом пожиже, в том числе бывший воевода Любята. Он встретил меня с немалым ковшом в руке. – Олег Михайлович, дернем за победу. А ты все ж пророк. Ведь рыцари правым крылом вышли прямохонько под картечь с фланга, как ты и говорил. Чудеса! Я перебил его. – Любята Вершинич, ряд с тобой кончился. Что дальше будешь делать? Может еще послужишь? У меня. – Я свое отслужил... Постой, постой. Это ты про службу на Москве? – Да. Вотчины мои на Угре на самой украйне. Что ни год, набеги татарские, что ни полгода – литовцы грабят. Это на словах Витовт и Василий Дмитриевич замирятся надолго, а местным удельным князьям слова не помеха – так же будут собачиться. Нужна сотня кованой конницы. Ждан может управиться с арбалетчиками и пикинерами, а кавалерия – то не его. – Не передумаешь? – Хочешь, учиним оммаж, как немцы, хочешь – на кресте клятву . – Чудной ты человек, князь. Не приживешься ты среди псковских да новгородских скопидомов. А послужить не откажусь. Кому я калека сейчас нужон? – Сам не приживусь, приживуться мои деньги, – отшутился я. Вскоре после затяжного празднования собрались на совещание по финансовым вопросам. Надо было посмотреть на моего банкира. Авраам Барухович, во всем новом и дорогом по повадкам ничем не отличался от председателя совета директоров из моего времени. Мой Артемка тоже выглядел весьма презентабельно. Приглашенные сидели в удобных и дорогих креслах за мозаичным низким столом. Мебель была сделана на заказ в Турине. Как положено, яркий свет, бумага для письма, напитки . Я слушал доклады – сначала тиуна, затем банкира. Местная буржуазия все же раскошелилась на возмещение моих убытков на обороне города. Правда по минимуму и из расчета на местное ополчение. О затратах на питание и лечение никто даже не заикнулся. Это в три раза ниже моих потерь. Я не косоротился – на этой войне зарабатывать не планировалось. Как там у классиков? Есть войны справедливые и несправедливые. Буду зарабатывать на несправедливых. Любая война – грабеж. Буду зарабатывать на справедливом грабеже. – Есть ли у тебя, уважаемый Авраам, прозвище? Иудей поперхнулся. – Не могу же я писать в документах: « Аврааму, сыну Баруха» и прочее. Мало ли таких Аврааамов. Достопочтенный Авраам, предлагаю достойное прозвище для столь мудрого человека – « Гольдштайн». Мне кажется, что твои знания и умения оправдают такое значимое прозвище, что подразумевает превращение камней в золото. А если оно передастся твоим детям и внукам? В мое время знавал я одного Гольдштейна – пройдоху, жулика и наглеца, но очень богатого. Может я и открою истоки именно его родословной, ведь фамилии у евреев появяться только в 18 веке. Банкир промолчал, хотя по выражению лица было видно, что он польщен. Мне нравился наш финансист. Такого вряд ли бы разорили чужие. Вероятнее всего, как обычно, родственники. Четко и ясно он разложил картину по созданию банка. В эти времена самым сложным было обеспечивать возвратность средств. И Авраам сделал неожиданный ход, выделив квоту в уставном капитале банкам Ганзы и Адорно. Беспроигрышный вариант. Сторонняя доля была мизерной, можно сказать снисходительной, но бренды решают всё. Перспективный финансовый гений с моей подачи обладал многими знаниями будущих банкиров по части кидалова, втиралова и заманилова. Ему очень нравились агрессивные приемы известнейших финансовых пирамид. Деятельность « Америкен Экспресс» поразила его в самое сердце. И главное он уяснил – как с помощью небольшой денежной массы и её мобильности увеличивать капиталы, сосредотачивая их на нужных направлениях. В Нюрнберге немалым тиражом уже печатались ценные бумаги и рекламные проспекты на четырех языках. Для начала планировалось опробовать новации на литвинах и поляках. Больше всего Авраама Баруховича беспокоило, что кто-то сможет одномоментно обменять бумажки на живые деньги. – Найдешь в Дженоа некоего Луиджи, приказчика торгового дома Адорно. Сули золотые горы , но правовую базу пусть обеспечивает,– наставлял я. – Хрен им, а не Шарль де Голль. – Это что за шевалье?– поинтересовался банкир. – Мастер отбивать наличность. Но его уже нет. Еще нет, так точнее. Де Голль, будучи президентом, потребовал вернуть золотой запас Франции у США, скопив нужные зеленые бумажки. Думаю, пока таких асов еще нет. – Ваша светлость, хочу предупредить, с казной плохо. Выделка оружия прекратилась, мастерские на Пскове разорены. Пушки продать не удасться – всё в убыток. С вашего позволения я сделаю заем скажем на двадцать тысяч гривен кун в Новгороде у Игудиила, только вернуть придется... – Авраам посунулся к моему уху. Я пришел в нешуточную ярость. У нас в девяностые бандиты брали меньше. – Хрен ему без мыла. Когда понадобятся деньги? – Вчера, – ответил банкир ехидно. – Деньги будут. Ступай. А с тобой Артем обговорим текущие расходы. В дверь робко просунул голову мой секретарь Шлема: – Олег Михайлович, там это – воеводы рвутся. Впускать? – Пусть подождут, – сказал я, по привычке посмотрев на запястье. Да что за время такое? Никаких часов нет. Лет через сто изобретут. Попугая выдрессировать что ли? Вон Шлема, сирота, вытащенный мной с самого дна, научился же делопроизводству? Редкий умница, ему бы решительности побольше . Ждан и Любята были настроены воинственно и вывалили кучу предложений по созданию нашей частной армии. Я кивал головой, соглашаясь с их справедливыми доводами, но когда речь зашла о сроках, сказал: – Дырку вам от бублика, а не Шарапова. – Какого Шарапова? – вскинулся Любята. Ждан, привыкший к моим иносказаниям, метафорам и гиперболам, ухмыльнулся в усы. – Где я вам денег на это возьму? Вот только-только наши денежные гении ушли, головы ломают в тяжких думах о злате-серебре. – И что делать? – искренне огорчился Любята. Ждан продолжал покровительственно ухмыляться. – Как что? Надо кого – нибудь ограбить. – Да ты что, Олег Михайлович, шутишь над нами? – Нисколько. Вот посмотри,– я подошел к карте псковской земли, – вот городище Велье, вот само озеро Велье. Теперь представь, что ты ведешь пять тысяч воев на Псков и Старую Руссу. Где бы на месте псковитян дал бой? – Как где? У городища и дал бы. Сверху озеро , а снизу болота. По краям не обойти, воюй на здоровье. – Хорошо. А где бы ты на месте литовцев и ливонцев оставил бы свой обоз? – Значит попрут опять? Вот ведь окаянные! Я уж не спрашиваю, откуда сё ведомо. – Какие секреты? Как перемирие закончится, так и почапают на поживу. – Это когда же их ждать? – По моему календарю в начале февраля. Уж сам переведи на свои числа. – Стало быть, хочешь их обоз прихватить? – Ага. Причем весь и не делясь. Возьмем четыре десятка арбалетчиков и аркебузиров. Пикинеров наймем из немцев. Угоним обоз ,а на отходе сядем в засаду. Где – сообразишь сам. Ну, где надо, устроим завалы и засеки. Морозец вдарит – проедем на место и посмотрим сами что да как. У вояк загорелись глаза. Ушли они все в думах о будущем сражении. Ну вот, маленько разгребся. Появилось время покопаться в перспективе. Где деньги под неё? Пудожский уклад не оправдал доверия или я допустил где-то серьезную ошибку в технологии выделки – пес его знает. При такой примитивщине сразу получить результат было бы чудом. Так что с пушками придется заканчивать, тем более, что по слухам князя Углицкого перебрасывали наместником на Новгород , а новый не даст на новации ни гроша .Это еще не все печали – только сейчас появилось предчувствие, что Василий Московский подсунул мне сыр в мышеловке. Что серьезных залежей железа на Угре нет, я знал. Чего не знать, если кратенький атлас перед носом. Лимонит или болотное железо в наличии только в сторону Малоярославца. А там на княжеском столе князь Сепуховской. Тот самый, что командовал Засадным полком на Куликовом поле. А что мне дали в районе будущего Юхнова – большой вопрос, ведь не зря те места называют Юхновской пустошью. Как бы этот вопрос не перерос в большую проблему. Понятно одно – надо идти туда со всеми запасами и начинать с нуля. Впрочем я этого и добивался. Ведь здесь я князь из грязи – местные подшучивали, что на Кавказе князь тот, у кого в собственности три сакли да три осла. Осень прошла в трудах. Восстановили времянки – цеха, переориентировав их на выпуск изделий народных промыслов и печных поделок из чугуна. Конечно в Новгороде и Пскове появились подражатели, но мы подавляли конкурентов массовостью производства и качеством продукции. Неожиданно неплохие деньги пошли от сети общепита. Зять Ждана развернулся не на шутку. Учитывая, что большую часть прибыли он от меня утаивал, как без этого, выхлоп был все равно солидным. Нет , это нельзя было пускать на самотек. Через Любяту удалось заполучить парочку местных менеджеров. Еще одного я выкупил в Новгороде. Это был турок – сельджук и не свирепый вояка, а бесподобный повар, замечательно готовивший люля – кебаб, бараньи ребрышки, шурпу и чахохбили из дичины. Здесь эти блюда назывались по иному, а суть была той же. Зная, что хорошие деньги можно сгрести, только хорошенько вложившись, я открыл харчевни в Пскове и Новгороде. Одна называлась « У трех поросят», вторая – «У трех пескарей». Заведения комплектовались нашими фирменными спиртными напитками, в том числе наливками «Псковской» и «Новгородской». Больше всего было трудностей было с персоналом. О настоящей чистоте посуды здесь знали понаслышке. А печи для готовки? Их просто не было. Знаменитую русскую печь изобретут лет через пятьдесят и даже после этого она будет топиться по-черному. Пришлось провести презентации простейших варочных плит с конфорками. Для этого на торгах городов стояли специальные люди. Со скрипом, как всё на Руси, процесс пошел. Дешевого чугуна у нас хватало. Сложности появились с музыкальным сервисом. Оказывается здесь еще не было музыкальных инструментов. Не считать же ими барабан, рожок и гусли. Местные музыканты исполняли на них мелодии, которые можно было терпеть только после пары стаканов. И в европах тоже ничего не было. Ну арфа, ну лютня и виола, пусть волынка и всё. А песни! Гнусавый речитатив о страшных битвах и героях, высосанный из пальца. Стихосложение, даже примитивное, отсутствовало напрочь. Надо было что-то делать. Пока наш общепит обошелся детьми с хорошими дискантами и мизерным репертуаром. На глубинные разработки не хватало ни времени, ни хорошего слуха. Мои заведения были ориентированы на горожан с достатком. В обжорку лезть не хотелось, хотя никакого контроля за качеством съестного не было. Где забегаловки – там всегда уголовщина. По первому снежку я с Жданом и Любятой и двумя десятками наемников проехал к месту будущего сражения на Велье. – Пойдут отсюды,– показывал Любята, – и туды на Синичкины горы, а боле никак. – Теперь планируем отход. Уходим за озером строго на север, а вот здесь ставим заслон. – Не, Олег Михайлович, не здеся, справа болота – сами завязнем. Я бывал тут, когда нас литвины гоняли. – А может по снегу пушки потянем? Те , что еще дышат, – вмешался Ждан. – На полозья поставим. Нам же нужно пальнуть пару раз и отбить охоту ретивым. А после хлам тут и бросим. По возвращению я ознакомил Алешку старшего, ставшего у нас главным фельдцейхмейстером – военным снабженцем – с будущей диспозицией. К моему глубокому удовлетворению парень сразу понял суть задания и не задавал глупых вопросов. К слову Алешка, после моего брака с Асией получивший по умолчанию регалии княжонка, нисколько этим не возгордился, хотя обращение « Алексей Олегович» долгое время воспринимал стесненно. Алешка-младший после битвы на Камно получил от наместника чин боярского сына, а от меня – звание сержанта. Всем оставшимся в живых пушкарям первой батареи были сшиты красные сапоги для ношения как части формы и в память о храбрости артиллеристов. А время летело. Заканчивалась весна и мы были готовы к очередному походу. Как и планировалось, в феврале наша команда внезапно атаковала ливонский обоз у озера Велье и нагло захватила основные припасы, что сделало продолжение дальнейшей кампании против псковичей бессмысленной. Битва с основными силами Пскова была для немцев неудачной . После двух таких укусов они откатились к своим рубежам. А я? Я еще долго лаялся с посадниками, обидевшимися на меня за такую творческую инициативу. Зато теперь все проекты получили твердое финансирование. Глава девятая Асия с домочадцами оставалась на хозяйстве. Артем контролировал производство, а Авраам с двумя сыновьями не вылезал из поездок. Семейство Гольдштейнов так взялось за дело, что я стал подумывать, что в этом мире он заменит семейства Ротшильдов и Рокфеллеров вместе взятых. На охрану оставалось копье наемников. Остальную полусотню во главе с Генрихом я брал с собой. С Генрихом мы сошлись на почве общего знакомства с Гансом Пфердом. Я рассказывал кондотьеру лихие истории из прошлого, перемежая их информацией о самом Гансе, чем окончательно убедил вояку в том, что мне действительно удалось помахаться в Европе. Время выступления на Угру было выбрано не случайно. Основные силы Едигея покинули пределы русских княжеств, а вот один из отрядов, направленный грабить Вологду, еще тянулся , обремененный немалой добычей и полоном. Сейчас татары пережидали распутицу, чтобы затем через рязанские земли уйти к себе. Две сотни арбалетчиков, аркебузиров и пикинеров , а также три десятка тяжелой кавалерии двигались им на перехват к знаменитому Изюмскому тракту. В моей частной армии была и артиллерия. Мы смогли довести до ума четыре «единорога», вбухав немалые средства в закупку шведского железа. В Пскове меня ничего не держало – семья должна была перебраться на Угру после нашего там обустройства ориентировочно к осенней распутице. И сейчас мы растянулись на километры. Впереди была долгая дорога на Ржев в обход Москвы на сожженную Коломну. Командовал сборным войском боярин Любята, свои полководческие таланты я оценивал невысоко. В Ржеве часть отряда во главе с Алешкой -старшим отделилась и ушла водой на Вязьму. Этот отряд вез на Угру хозяйственные припасы и должен был подготовить к нашему возвращению базу в районе нынешнего Юхнова, по местным источникам Юхновской пустоши. Здесь же в Ржеве к нам присоединилось полторы сотни легкой конницы, которые выделил князь Порховский. Возглавлял отряд его сын Владимир Даниилович. Мне он понравился. Веселый , открытый он тут же перевалил на Любяту все вопросы и в основном ехал со мной. И даже суровое предупреждение, что за невыполнение приказа и любую дурную инициативу виновные будут без затей повешены, ничуть не испортило его беззаботного настроения. Впрочем это было мне на руку. Почти все встреченные поселения на территории московского княжества были разорены. Обезлюдела огромная территория. Я был просто потрясен ордынским беспределом, находя в сожженных деревнях почерневшие кости женских и детских скелетов. Видавшие виды немецкие наемники помрачнели, а русские кмети без всяких понуканий заторопились на встречу с незваными гостями. Завидев проходящий отряд под княжеским стягом, встреченные люди чаще всего становились на колени и их взглядах я не видел ни мольбы о помощи, ни призыва к мщению. Ничего – пустые усталые глаза на изможденных лицах. – Что присоветуешь? – обратился я к Любяте. – Кажную слезу не утрешь. Половина из них сгинет с голоду. Если позволишь, Олег Михайлович, отроков я бы отобрал, да и молодиц покрепче да в Добрятине у Данилова монастыря пока оставил. Выделим десяток обозников да денгу на пропитание. Ежели удасться, что задумали, коней да повозок отобьем. Опять же полон. Вот тебе и люди. А басурмане пожалуй Купавну миновали. – Если пропустим, то догоним. – То верно. Только ежели вдогон, людей потеряем. Из засады будет посподручней. Шевелись, братцы! Ужо будет вам пожива. Мы успели. Измотанные дорогой и недосыпом, люди не пали духом. Вечером после прихода на место, я построил отряды. Перед серьезным сражением, итог которого предсказать было невозможно, хотелось дать войску встряску. Трезво оценивая свои ораторские способности и понимая, что пламенный оратор никоим образом не может быть иноземцем, я выпустил в первые ряды нашего расстигу. – Братья! – начал отец Федор. – Доколе мы будем терпеть на горле грязную пяту басурманина? Доколе наша земля будет умываться горючими слезами.. Такой речи мне не приходилось слышать. Маленький, тщедушный священник казалось стал выше ростом. Он ронял незамысловатые слова, заставлявшие людей крепче сжимать рукояти мечей и местами ронять ту самую мужскую слезу. Я сам, не замечая, тискал эфес тяжелого палаша, гневно раздувая ноздри. Эх! Вот нам бы в свое время такого замполита. Хрен бы тогда мы и Союз просрали. Генрих на правом фланге переводил речь попика на немецкий. Проняло! Ей богу – проняло. А я думал, грабители как грабители. Ничего святого. Я дополнил речь отца Федора одной фразой: – Ордынцев по возможности в плен не брать. С раннего утра на север по всем дорогам полетели конные разъезды. Передохнуть удалось почти трое суток. – Сколько? – спросил Любята у командира дозора. – С тысячу воев, не менее. Растянулись на верст пять. С полоном идут неспешно. – Значит здесь пройдут завтра к полудню. – Вспотеть не успеем, – улыбнулся Ждан. Утро выдалось росное. – С богом,– перекрестил нас Любята. – Ты, княже не зарывайся. Вдарил, потоптал и уходи. Останешься жив, поверни отряд у дуба приметного. – Постараюсь. Кони отборные, люди верные, что еще надо? Аръергард татар численностью под две сотни шел по небольшой ложбине. Под ясным прямым солнцем люди размякли и расслабились и когда стали подниматься на взгорок, увидели перед собой классический клин тяжелой конницы, начавший набирать разгон. Место атаки было выбрано так, что бежать было некуда, с двух сторон поджимала густая дубрава. На самом деле тяжелые конники были только в первом ряду. Я скакал во главе клина, облаченный в полный рыцарский доспех, опираясь спиной на высокую луку. Тяжелое копье , зажатое в подмышке, казалось, как обычно в бою, легкой палочкой. Рядом скакали оба Ждана, стараясь, чтобы я не вырывался из линии. Как всегда, страх ушел и пришло знакомое чувство выбора – кого убить первого. Грохот подкованных копыт заполнил теснину вместе с лязгом столкнувшегося металла. Первого врага копье пробило насквозь и я бросил его, выхватывая из сумок два кремневых пистолета. Оба выстрела были сделаны в упор и татарам не помогли их хорошие кирасы. Обернувшись, я увидел , что мы смели пару сотен всадников и поднял руку. Сигнальщик затрубил и кавалерия, развернувшись на все сто восемьдесят, пустилась наутек. К чести неприятеля, очнулись они быстро и за нами пошли вдогон не менее трех сотен конников. Пригнувшись к шеям лошадей, мы летели по знакомой дороге и я высматривал в нашем отряде знакомые лица. Жданы? Вот они– чуть отстали. Охраняют, стервецы. А вот десятника Петра не вижу, а вот Тимоха в помятом шлеме скалится – досталось поди. Впереди в двух сотнях метров знакомый дуб, под которым на коне Любята с пикинерами. Я подскакал к нему, становясь в новый строй. Еще раньше в слитный топот конницы вмешался пушечный залп, а затем залп аркебуз. Четыре десятка арбалетчиков ударили в спины аръергарда врага. И тут мы двинулись спереди тяжелой конницей. Оруженосец успел подсунуть мне новое копье. На полном махе мы прорезали пришедшей в полный беспорядок отряд и проскакали уже в середину длинного обоза. Пыль стояла до небес. Сопротивления почти не было. Только конница татар находилась настороже. Пехота же была совершенно не готова к сражению. В отдельных местах охрану били пленники, били люто и жестоко, невзирая на потери. Опять же у страха глаза велики. Еще большее удивление вызвало у меня то, что почти все пехотинцы были не татарами. Осознав этот факт, я взбеленился. Свои своих. Небось и бизнес на этом делают. Не опуская копья, я летел на плотного, в хорошей броне воина и только когда он упал на колени, понял, что могу потерять ценного , хорошо информированного пленника. – Вяжи суку! – крикнул я оруженосцу. Подскакал Любята. – Не верил, ей-ей. Считай их втрое было, а потоптали и постреляли , как курей. – Как Генрих? – Стоял насмерть, а к арбалетчикам не пропустил никого. – Потери? – Считаем. Пока пленников гоняем. Резать их всех умучишся. – Любята Вершинич, рожи – то русские. – Ну, не совсем. Вон черемисы, эти не пойми кто, а вот этот никак не мене, чем князюшка. – Вздернуть его, гада! – Да ты что, не отмажешся потом! – Ну уж хрен, без позора не оставлю, сволочь такую. Иди, разберись с ним. Тяжелый осушающий удар пришелся мне под правую лопатку. – Ух-х! – еле выдавил я, завидев краем глаза, как оруженосец кинулся в кусты. Через некоторое время он притащил подростка в богатой татарской одежде. Тот удивленно таращил на меня глаза. – Что брат, не ожидал? – развеселился я. – Плащ испортил, козел. Ведь ручная работа, не вьетнамцы на « Садоводе» строчили. – Павло,– повернулся я к оруженосцу. – Пособи снять доспех. Что там на спине? – Синяк . Здоровый будет. А доспеху хоть бы что -вмятинка. Чудо, ваша милость. Что с парнишкой делать? – Ничего. Он воин и делал, что должно. Спроси, кто командовал тысячей? – Мой брат мурза Исмаил,– ответил татарчонок без всякого страха.– Он вдогон за вами пошел. – Павло, бери мурзенка и скачите к засаде. Вдруг мурза уцелел. Отроки ускакали. – Что за князь? Наш?– спросил я у подъехавшего Любяты. – Черемис. Говорит, что обоз везет добычу с разграбленного Городца. Богатая добыча. Сам видел десяток повозок с парчой да атласом. Полону сотен семь, остальных в сече посекли под горячую руку. Пожалуй, придется стан развернуть. Пока павших схороним, да с полоном ордынским разберемся да басурман полонили сотни две. – Езжай, Любята. Я к засаде. Алешка вторак встретил меня докладом: – Господин капитан, в батарее потерь нет, двое ранены стрелами, орудия уцелели. – Опять навалил бруствер. Ну и воняет! – Дак только верховых с сотню посекли, а лошадей сколько. Что арбалетчики? – Половина поранена. Сержант Херциг тоже. А аркебузиры все живые. Сержант Вайнбреннер людей вовремя вывел из под удара. – Жив наш самогонщик,– рассмеялся я. Заметив растерянность Алешки, пояснил: – Фамилия по нашему означает винодел. Ты разбирайся и пажа себе средь полона нашего подбери, а то неудобно за тебя, чай боярский сын. Подъехали три всадника. Мой Павло, мурзенок и татарский воин в сплошном доспехе, но без оружия. Его побледневшее лицо было искажено болью. Судя по всему что-то с левой рукой. – Живой мурза, токмо помят сильно. Лошадь придавила да руку сломала. Татарин что-то забормотал. – Говорит, что амир не простит тебе этого. Так что повинись ему, он любит храбрых. – Как его ножная болезнь? – перебил я угрозы. – Он по прежнему предпочитает кочевать в устье Итиля? Как здоровье уважаемого визиря Салеха ад Дина? Он еще не научился готовить кофе по-турецки? Что мурза был изумлен, это не сказать ничего. – Уважаемый Исмаил, амиру не до меня. Он разбирается с сыном Тимура. И потом, скажу тебе по секрету, один из колдунов попов наложил такое проклятие на твой обоз, что он все равно не должен был дойти до места. И ты жив только по случайности. Так что погости у меня, пока не придет выкуп за тебя и брата. А руку тебе вылечат. Сейчас приедет великая шаманка и боль уйдет. Если у полона не будет жалоб на твою жестокость, то содержать тебя будут, как положено. Мы простояли под Коломной три дня. Большая часть полона отправилась в родные места. Однако со мной остались почти две сотни людей. Одни хотели воевать, другим просто было некуда податься . Так что отряд пополнился пятью десятками мужского пола и полторы сотни – женского разных возрастов. Когда было объявлено, что хлебопашцы получат не менее четверти земли на каждого члена семьи и на два года освобождение от оброка, число будущих воинов резко сократилось. В головах произошло бурление, именуемое устным счетом. Ежели семья молодая, то две четверти – это 24 сотки на наши меры, а поскольку средняя крестьянская семья имела восемь детей, то... Ого-го. И это при том, что сенокосы сюда не входили, а вспашка целины была за мой счет. Часть обоза под охраной была отправлена неспешным ходом на Юхнов. А вот вторая часть, в числе которой были полоняне и повозки с действительно ценным имуществом шла к Оке. Там ждали почти тридцать лодий, нанятых в Ржеве. По реке мы должны были проплыть до будущей Калуги, а затем подниматься по Угре до места. Лодий оказалось значительно больше. Оказывается – это была работа Жданова тестюшки, решившего поживится на оптовой скупке хабара. Это как надо было уверовать в мою удачу! Пришлось срочно отменять пеший поход. Добыча, отбитая у татар, была огромной. Я беспокоился, что с порховцами будут проблемы, однако все обошлось мирно. Из полутора сотен легкой конницы уцелела половина. Заманивая врага в засаду, мы не учли, что значительная часть псковитян прибудет на совсем плохоньких конях и при преследовании татары выбили именно отставших. И доспехи на воинах были тоже не ахти – в основном тигеляи. Так что после себя мы оставили немалое кладбище. Кроме того, значительную часть награбленного татарами составляли битые доспехи и железо во всех видах. Везли железо, содранное с церковных куполов, везли древние пушки и оборудование кузниц, бросовое оружие. Вот этого добра воинам не было нужно и при дележке паев оно было уступлено мне очень недорого. Серебра в слитках и золотых монет почти не было . Похоже , Едигей распорядился наличностью пораньше. А вот посуды, тканей, пряностей, вина, продовольствия , выделанной кожи, сбруи было много. Вот тут возник вопрос, а как воину переть свою долю, если она занимает пару повозок. Я предложил решение, которое больше всего понравилось кондотьерам – получить долю наличностью на выбор в трех банках Европы в течение четырех месяцев. Взамен они получали от меня вексель, который гласил, что он обеспечивается любым видом местной валюты. За пару часов немцы вразумили товарищей по оружию и грабежу и шума не было. Учитывая, что порховцы принарядились в татарские доспехи, тем более. – Больно щедр ты, Олег Михайлович,– пенял мне князь Владимир. – Да этакого богатства бывшие лапотники отродясь в руках не держали. Я за три битвы такой доли не имел. А немчура? Ведь ты и семьям убитых долю выделил . – Владимир Даниилович,– поучал я парня по-отечески. – Я поступаю, как твой отец– прославленный воин. Он учил меня, чтобы спина всегда была прикрыта. И теперь наемники попрут в мою глушь рыбными косяками. А черносошники в Юрьев день будут ломиться в мои села. И войско будет знать, что не обманут, не обделят и не забудут ни увечного, ни павшего. – Пожалуй, ты прав, – согласился молодой князь. – Батюшке твоему обещался я помочь в обустройстве мануфактур на пожалованных ему землях, что под Можайском. А мне от Литвы бы отбиться пару лет, пока на ноги не встану. Садись, князь на новую вотчину, вместе ворогов гонять будем. Там не соскучишься. Сокол на руке, ветер в волосах, враг бегущий, а? – Батюшка норовит меня на Москву направить. Там, говорит, большие дела будут делаться. А мне то не по душе. Эти бояре, зависть, подсиживание. Буду проситься , как ты сказал. Вон, три скока лошадиных и какая добыча. – Любяте Вершиничу выкажи уважение. То его рук дело. Князей много, а полководцев по пальцам можно сосчитать. Ему будет приятно. Под будущим Подольском в Добрятине мы забрали еще сотню людей в основном женщин, подростков и детей. Я брал всех. И стариков тоже. И всю ораву нужно было кормить. Как это сделать, если, отходя после осады Москвы, Едигей полностью сжег Рязань и разорил её окрестности . Пока выручали съестные припасы из татарского обоза. Даже сено они везли с собой. Теперь и я обзавелся запасами чая и кофе. И еще кое-чем. В первый же вечер после сражения наша старая четверка собралась у меня в шатре. – Что скажете, граждане мародеры?– спросил я у Ждана. – Тута хитрое жульство. Помнится, когда мы гостили у амира, ты говорил нехристю, что тот так и не использовал свои захоронки? Олег Михалыч, а может их и не было, а ценности он перевозил иным способом, а ? Алешка степенно кашлянул: – Господин капитан, мы вот посоветовались и сразу после сбора добычи все вино сховали в одном месте. Вот зачем басурманам вино тащить к себе да еще поболе сорока четырехведерных бочек да в этакую даль? Они его не пьют. А ежели на продажу, так никакие прибыли от него не окупятся. – И вы допетрили, что золото и серебро в бочках,– продолжил я. – Мы так порешили. – Проверить вашу теорию мы не можем. Всё на виду. Рискну. Отдаем землякам дополнительно двести коняшек. Нам такие не нужны, нам бы под плуг работяжек, а не этих пони. А сам беру часть доли вином. Не перепутай, Кутузов, когда вино на пьянку повезешь. Вот так три судна повезли только вино под охраной сержанта Вайнбреннера. Вино к вину. На всякий случай бочки были завалены железным ломом. Я не поехал в Рязань отдать визит вежливости Ивану Владимировичу, да наверно ему было не до нас, ведь предстояло восстанавливать город и выяснять отношения с родственником за Пронское княжество. И зол был я на князя. Год назад он с помощью ордынцев разорил Переяславль-Рязанский, перекраивая сферы влияния. С таким союзником никаких врагов не нужно. И вот опять я плыл на лодье вверх по Оке. Поход дался мне нелегко, да и лихие рыцарские забавы здоровья не прибавили. Это сколько мне лет? Получается почти 51. Пролетели годики – вон мой пацан – бывший паж девятнадцатилетний Алешка заправляет полусотней, его названому брату уже 16 и он уже носит красные сапоги. – Что горюешь, княже? – подошел Любята. – Аль проруха какая? – Садись, Любята Вершинич. Что будешь пить? – Медовухи холодненькой. – Петро! Налей. – Нет, Любята. Просто думаю, как жить дальше. Вот сяду я на Юхновской пустоши, разыщу уклад, разыщу – уж будь покоен, а что дальше? – Не успокою я тебя, Олег Михайлович и бодрого слова не молвлю. Пустошь– она не случайно образовалась. Вроде и земли ничьи , то есть сил ни у Москвы , ни у Литвы их удержать да боронить нет, а самому в одиночку там не выстоять, поверь моему опыту. Ведь снизу еще и Орда подпирает и Рязань зарится, а ведь у князя Ивана ярлык ордынский. А ежели зачнешь уклад лить, это какой кус у самого рта будет? Вот такой мой сказ, а думать тебе. И потом давно хотел тебе сказать, да невместно было. Твои -то ближники вряд ли тебе скажут.. У меня защемило в груди, как в предчувствии известия о беде. – Так вот, княгиня твоя давно с другим милуется, пока ты в трудах да походах. Чем больше злата, тем гонор больше. Это у себя она была скоромной, много их таких, а здеся есть как развернуться. – И кто сей счастливец? – Сын посадника Твердислава, коего ты в битве на Камно спас. – Да, красавец парень, не чета мне. И действительно, что ей делать в здешних лесах, да еще в разоренном краю? – Ты уж прости меня, старика. Только мы с тобой не раз вместе под смертью ходили и не желаю я, чтобы за твоей спиной холопы твои и чужие хихикали. Не заслужил ты того. Ну, хлопнем по маленькой, что ли? Не горюй. Молодая жена, что плющ на дубе. Не стряхнешь вовремя, так опутает всего. – Эт точно. Как паршиво на душе. И поговорить о своем не с кем. Как там Олег, то есть я? Прошло три года. Неужто усидит на месте в кругу семьи? Зная самого себя, я сильно в этом сомневался. Глава десятая – Сергей, – куда ребята пропали? Неужто Олег правду говорил про проход в другое время? Муж, посмеиваясь , сказал, – Надюха, даже если это правда, все равно никто не поверит. Ты уж помалкивай. – Само собой. Не хватало, чтобы в дурочки записали. Что ты возишься? Опять мотор барахлит? Сергей снял колпак с мотора и полез к свечам. Надя умащивалась на носу лодки. – Сережа, – сказала она дрогнувшим голосом,– там кто-то есть. Пыль мешает, всё никак не осядет. Супруги не верили своим глазам. На берегу, весь перепачканный белой известковой пылью, стоял Олег и махал рукой. Наконец, чертов мотор завелся и Сергей выкрутил румпель до отказа. Лодка ткнулась в берег. – А где остальные? – А как? – А когда? – вопросы посыпались градом. И сам Олег выглядел совершенно по другому – помолодел, исчезла борода, пропали шрамы, а главное – он был одет в знакомый , правда изрядно потрепанный костюм геолога. И на ногах вместо бродней были какие-то кожаные чуни. Было заметно, что и Олег изумлен не менее своих друзей. Радостная улыбка не сходила с его лица. По всему выходило, что он ждал худшего, гораздо худшего. – Остальных не было. Понятно? Сергей и Надя синхронно кивнули – не было, значит не было. А что можно, Олег сам расскажет. Ясно одно – излишнее любопытство обойдется дороже. – Ребята, поехали домой. По «Дошираку» соскучился, сил нет. Надюха, вот тебе подарок. Олег раздернул горловину рюкзака. – Это же соболь, – ахнула Надя, – так много. – Сошьешь манто для утренней дойки. А это тебе,– протянул он Сергею невзрачный камень. – И что за булыга? – Изумруд. Только неограненный. – Так это же состояние. – Подарок,– Олег опять усмехнулся, – от нас. Супруги переглянулись. Сергей дернул ручку стартера. – Поехали! Дальнейшие действия Олега тоже были странными. Немного передохнув, он отправился в Жигулевск. Оттуда он привез странную фотографию северной стороны утеса Сокол, которую увеличил и повесил на стене. На ней просматривалась панорама горы с четко просматриваемыми тремя глубокими отверстиями, сделанными как по ниточке в один ряд. На спокойную жизнь Олега хватило ненадолго. Поговаривали, что он собирался жениться, но почему-то передумал. Опять же ходили слухи о его необыкновенной коллекции старинных монет. Как бы то ни было, но он продал квартиру и уехал в богом забытый Троицко-Печорск, где купил крепкую избу у реки и обзавелся лодкой с мощным мотором. Каждую зиму он уезжал в Москву, где связался с какими-то реконструкторами– выживальщиками и всерьез занялся старинными боевыми искусствами. По крайней мере в его доме в Троицке на стене висела тяжелая секира, которую он называл ронделем. Это увлечение тесно сочеталось с изучением одного из диалектов немецкого языка. Соседи отмечали, что Олег тщательно наблюдает за погодой, особенно летом. Иногда к нему приезжали гости , в числе которых никогда не значились женщины. И так продолжалось три года, после чего об Одинцове никто ничего не слышал. Почти две недели мы добирались до Угры. Все это время я пытался прийти к окончательному решению и не находил оптимального варианта. Но мысли о возврате в свое время не было. Даже не появлялись. Поднимаясь к Юхнову, я позвал для совета всю свою команду . В отличие от них я знал, что мои вотчины окончательно отойдут к Москве еще не скоро, а вот возвышение Литвы и создание Речи Посполитой не за горами. К моему удивлению, логичные доводы и расклады не обрушили честное собрание в болото пессимизма. Я посоветовался и с Генрихом, почти оправившемуся от ранения и осведомился о его планах. – Ваша светлость, после двух сражений под вашим началом любая бандерия будет считать за честь сражаться под вашим знаменем. Лично я готов набрать не менее двух сотен арбалетчиков и пикинеров. Если подкрепить их двумя сотнями конницы и двумя батареями ваших «единорогов» , то очень сомневаюсь, чтобы у ваших недругов появяться претензии к вам. Учитывая, что после похода Едигея стороны обессилены, а Витовт готовиться к битве с крестоносцами, то пара спокойных лет вам обеспечена, а это немало в нынешних условиях. Так было принято решение о создании фактически нового княжества на жалованных Москвой землях на Угре. К этим законным территориям я планировал самым наглым образом прирезать литовских пустошей за Угрой. За два года надо было встать на них твердой ногой. В Калуге мы расстались с Любятой, который хотел повидать родных в Пскове. – Ты не думай плохого. Вернусь к Ильину дню. Да охотников на дружину кликну. Ты ведь увечных кметей берешь, и их возьму. Да обозы со снедью отправлю, да плотников пару артелей. Опять же каменщики нужны. А ты Генриха в неметчину отпусти, пущай по кондотте людей набирает. Вскоре показались дымы деревенек, отданных мне в кормление. Кто кого кормить будет? Подлетевший на коне на берег Алешка, возмужавший, с небольшой русой бородкой, доложился, что в трех деревнях 29 изб с 111-ю душ мужеска и женска пола. Эти избы топились по черному, редко у кого можно было увидеть хоть какую скотину. Старостой был бывший княжеский дружинник – однорукий и скособоченный. – Княже,– обратился он ко мне официально,– что и успел, так срубить тройку срубов под казарму, да под времянки. – Вижу. Вот это подарочек! А что в других деревнях, что в сторону Кондрово? – Там чуть получше. 38 дворов, а людишек полторы сотни. Но мужиков немного. Отроки да дети, да бабы. Нужда голимая. Голодают второй год. Да еще люди подошли с Добрятина и с мужиками тоже плохо. Роем землянки. И лес есть, а инструмента не хватает. Запасов снеди на неделю – что делать? – Это еще не все ужасы,– заметил я,– на лодьях две сотни переселенцев и с мужиками такая же картина, но специалисты есть. Снедь везем трофейную. Алексей, командуй разгрузку. Вон твой помощник вокруг своих пушек танцует. Кстати пленных у нас с сотню. Приспособь их к делу, может на что сгодятся. Лошадей подгонят через неделю с сотню. Корма нужны. Из поселенцев назначь старост, что сумеют размерить земли под пашни, под сенокосы, под застройки, определить, сколько живности и какой надо для нормальной крестьянской жизни. – Михалыч,– растерянно сказал Алешка,– так деньги какие на это нужны. Ведь у этих,– он указал на смердов, – окромя рубахи на теле и нет ничего. – Вот этого добра, как говна, но помалкивай. Вон те ладьи, что с железом, разгружай в крайний сруб, да охрану из немцев приставь. Да не сейчас, а как стемнеет. И пусть прежние старосты соберутся к полудню у меня . Алешка постарался и выборные старосты собрались вовремя у шатра. Угрюмые лица, опущенные книзу глаза. Не было в их взглядах ни надежды, одна вселенская русская скорбь. Большинство босиком, прочие в лаптях. Ждали упреков за недоимки. – Разбиться по деревням. Комендантом города Юхнова назначается Ждан Вторак. Становись справа. Духовным отцом будет отец Федор. Становись слева. Воеводою назначается сотник Кропотов Ждан. Это вон тот, что черемисов гоняет. Что скажете, христиане? Христиане молчали. – Значится так. Никакого оброка с вас собираться не будет, как и старых долгов. Все черносошники освобождаются от податей на два года. Восемь верст вдоль реки с этой стороны разбить так, чтобы разместить две сотни дворов. На заготовку леса выделяются пленные. Завтра почти все лодьи уйдут на Ржев, Смоленск, Псков. Ваша задача– определить, сколько скотины нужно на две сотни дворов и какой. Через две седьмицы прибудут семь артелей плотников. Они будут строить для вас избы и хлева. С собой мы привезли инструмент, осенью нужно будет распахать всю пустошь. Про соху забудьте, пахать будем железными плугами. Вот сидит писец -отрок. Сейчас он вас перепишет, как и ваших баб и детей. В зависимости от числа семьи вам будет выдано пособие семенами, мукою, солью,– народ охнул, крестясь. – Православные,– вступил отец Федор. – Буду я вас окормляти волею князя нашего Черкасского Олега Михайловича. Да только молвит он, чтобы церковь в городище новом народ построил сам по своей совести. – Дак что это, своя церква у нас будет?– спросил лохматый и нечесаный мужик, сверкая ягодицами в прорехи на портках.– Не сумлевайся, сделаем. Ведь для себя делаем. – Мы здесь надолго,– закончил я парадную речь,– и сил у нас хватит , дабы оборониться от любого ворога. – Отец Федор, помоги, а то они меня шугаются. – Как не бояться. Из них князя живого никто не видел. Для них тиун -царь и бог. – Вот и разберись. Может кузнеца какого найдешь или столяра. Баб организуй – кормить будем всех вместе вон в той избе . И пусть местные тоже подкормяться, а то Бухенвальд какой-то. Я ушел в шатер. Следом за мной забежал новоиспеченный комендант будущего города. – Олег Михайловия, какой из меня этот комедан? – Справишься. Не маленький. Город помогу разметить, а с людьми сам. На брате военные дела, а на тебе – все остальное. Кормежка, размещение, развод на работы, даже сортиры и то на тебе. И все одновременно. Не тушуйся. Тут главное начать, чтобы процесс пошел. Вопросы? Ждан переминался с ноги на ногу. Эге, зная Жданскую породу, могу предположить , что Ждан-2 озабочен матримониальными проблемами. – Олег Михайлович, там это, с полона Городецкого... – Девица приглянулась? – Ага. – И ты решил догнать брата. – Пожалуй. А что? Рискну! – Знай наших. Познакомь. Вдруг и мне подруга глянется,– пошутил я . Шутка вышла мне боком. Еще по свету я забрался в походную баню. Павло, обычно помогавший мне париться , на этот раз исчез и затолкнул ко мне молодую женщину, робко поглядывавшую на меня из-под опущенных ресниц. – Как зовут? – Всеславою. – Почему не ушла в свой город? – Нет моего села. Татары пожгли. Батюшка мой с братом на отхожий ушли на лето. А я одна. И угнали меня и подружку мою Любавушку. Её стрелой под Коломной убило. А этот ваш воевода однорукий молвил, де надобно князю девиц в услужение. Ай да Любята, ай да сукин сын,– развеселился я,– всё предусмотрел старый грубиян. Решил помочь товарищу в трудную минуту. После тяжелого разговора с ним я решил оставить Асию в Пскове. Ничего личного – только титул. Опять не получилось из меня примерного мужа. Как у нас говорят: «Никогда хорошо не жили, можно не начинать». Чего зря горевать? По-большому счету я чувствовал себя при деле, при настоящем мужском деле, когда появилась редкая возможность реализовать свои знания и умения. А вдруг действительно получится? – И каким образом ты собралась мне служить? – продолжал я, сдергивая с нее через голову грубую рубашку и обнаруживая под ней крепкую с задорно торчащей грудью и развитыми бедрами фигуру. – Как прикажет господин,– она взглянула смело, лишь слегка затаив лукавую улыбку. – Замужем? – Вдова. Мужа под Казанью ушкуйники убили. Детей завести так и не успела. – Ну что же. Раз по доброй воле вызвалась, так и служи. Только с ногой поосторожней. – Ой, кровит. Сильно кровит. Где это тебя? – Стрела татарская сапог пробила. Вгорячах не заметил, а теперь рана воспалилась. На днях лекарка подъедет. А пока смажь вот из этого флакона. Лечение , причем комплексное, прошло «на ура» к обоюдному удовольствию. Проныра Павло, уяснив, что проделка удалась, уже отгородил в шатре для Всеславы отдельный угол. Немного передохнув и дождавшись темноты, я в сопровождении ближников открыл двери в охраняемый сруб с вином. – Тащи ковши и бочек пустых,– шипел на Павла Алешка. – Не выливать же добро на землю. Ждан катнул пару полных бочек, слушая прижатым к клепке ухом характерные звуки. – Вот здесь, – ткнул он в правую бочку.– А в той ничего. Подсвечивая факелом, мы перелили вино в пустую тару и сняли обручи с бочки. С треть ёмкости было заполнено золотым ломом с ограбленных соборов. Оклады икон, посуда для свершения таинств , митра были смяты кувалдой в один бесформенный ком. Только из этой бочки было извлечено более пуда золота. – Джек-пот, – ухмыльнулся я. Золото сейчас редкость. Будем искать презренное серебро. Искомое нашлось почти в каждой второй бочке. – Так здесь пудов двадцать,– выдавил Ждан, утирая забрызганный вином лоб. – Поболе,– не согласился Алешка. – Здеся ведь и перстни с жуковиньями и рубли московские да и немецкой монеты пару пудов. – Часть оставить, а остальное прикопать,– распорядился я. – Ждану – коменданту под отчет. Добычу пересчитывали всю ночь. – С такими деньгами графство можно купить с виноградниками, пашнями да оливками,– сказал Ждан старший грустно. – Так за чем задержка? – Оно бы все так. Только мы отвоюем, отберем, а эти как? Ведь пропадут. Половина больных, а голодны все. Не по-божески будет. Я успокоил простодушного воеводу. – Драпать не будем. Денег тоже раздавать не будем. Вот скажи, какой у людей настрой? – Настрой? Так до сё поверить не могут , что за работу платить будут. Ведь для них московский рубль – это ого-го. – Значит будем просто жить. Строиться, оборонять, что построили, вспахали , детей растить и учить лучшей жизни. Светает. Засиделись мы. Идем границу крепости размечать. Через две недели к будущему городу стали стекаться подводы с людьми и материалами, приставать тяжело груженые суда. Сотни людей от зари до зари рубили, копали, тесали . Горели дымные костры, выжигались кустарники, корчевались пустоши. Я ждал известий из Пскова. Однако первый визит нанес тиун князя Серпуховского и Боровского. Приехал он в сопровождении трех десятков хорошо вооруженных гридней и начал разговор невежливо, а скорее оскорбительно. – Ведомо стало князю Владимиру Андреевичу, что ты людишек из разоренных селищ княжества приветил и себе забрал. Посему должон ты по Правде виру платить либо смердов да холопов вернуть. И лично поклониться князю, явившись к нему с повинной. Я перебил его, вскипев от его бесцеремонности. – Кто командует отрядом? Дружиной? Ты? Хмурый воин кивнул головой, настороженно наблюдая за мной и понимая, что тиун нарушил все правила приличия. – Слезай с коня. Идем со мной. И ты тоже,– ткнул я тиуна. Мы прошли к крайнему срубу, с еще не укрытой крышей и не имевшему дверей. – Глядите . Хорошо глядите. Это ваши люди?– ткнул я в изможденные скелеты чуть живых людей. – Они умерли. Понятно? Они не ели неделями, потеряли кормильцев . Половина старики и дети. Сколько смогу – спасу, даст бог– кого и вылечу. Так кто кому должен виру платить? Вы – не сумевшие защитить людей? Сытые, чистенькие. Не серди меня ,тиун! Даже имени твоего знать не хочу. А ты воин расскажи, что видел у нас. А отвечать буду я за свои дела только перед государем моим – Великим князем Московским, что пожаловал мне за службу удел на украинах. Хотите жить со мной , пусть приедет кто потолковее, а не этот прыщ худородный. А еще скажи князю, что князь Черкасский помнит и детям своим завещает память о Владимире Андреевиче Храбром, Русь спасшего в тяжкую для неё годину. Поклон ему низкий передай. Я поклонился поясно. – Ступайте. Буду заводы-мануфактуры ставить, пушки лить вместе с соседом – сыном князя Брянского. Ежели есть желание поучаствовать в деле защиты рубежей совместных буду рад обговорить всё по совести, да и деньгой поделюсь. А спеси не люблю. Сам с топором да молотом и все у меня такие. Ждан проводил отряд по дороге, на которой хорошо просматривались две орудийные батареи. – А пошто вои в красных сапогах? – спросил десятник. – Сем знаком пометил князь воинов, что в битве при Камно стояли по колено в крови, но не отступили. Еще через две недели, когда объем строительных работ достиг максимума и на меня обрушился водопад проблем, нас удостоил сам князь Серпуховский. Вот его-то мы встречали со всем вежеством. Пройдя вдоль строя вытянувшихся в струнку воинов, князь обернулся на грохот пушек. – Что это? – изумился он. – Салют, сиречь приветственный залп в честь героя Куликовской битвы, спасителя Москвы от орд Едигеевых. Владимир Андреевич производил на меня серьезное впечатление, ведь он был живой легендой. Моих лет, невысокий, с правильными чертами лица и ухватками профессионального воина. Вызывало уважение, что после непростой встречи с его управителем он прибыл в сопровождении всего трех десятков кметей. И в то же время в его лице было что-то такое, тонко улавливаемое, как у всех людей , ощущающих, что их жизненные силы и сама жизнь подходит к концу. Тем не менее он осмотрел всё, особо заинтересовавшись постройкой крепости и конечно же пушками. – Наслышан, – коротко сказал он, покосившись на красные сапоги канониров. – А пальнуть можно. На сколько саженей бьет? – Заряжай! Картечью! Расстояние триста метров! Первое орудие – пали!– проорал капрал. Мы с князем поскакали к мишени, точнее её остаткам . – Дроб каменный? – Нет. Чугунный и сеяный. – Однако. А ежели все вместе и куда достанешь? – Заряжай! Гранатой! Расстояние – максимальное удаление! Батарея, залпом – пали! Теперь мы пробирались через густой дым. Рассмотрев посеченные осколками деревья, князь восхищенно помотал головой и азартно спросил: – А мне отольешь? Хоша бы четыре штуки. – Я в долгу перед тобой. Да и все русичи тоже. Конечно отолью. Токмо нужен уклад , а он весь на твоих землях. – Не может быть. Ведь сколько искали – нет ничего. Следы есть, а железа нет. – Я сыскал уклад на Онеге для великого князя, найду и здесь. – Даже так. Ну тогда, если правду говорил, то войду в долю к тебе и князю Порховскому. Но половина выхода моя. Согласен? – Может сделаем иначе. Ты, Владимир Андреевич, деньгами не входишь, а передаешь земли, что под Ярославцем в мою собственность. Я еще и доплачу. Како определим запасы, так и начнем оплаты. Розыски руд, заготовки угля, закупки оборудования – все ляжет на меня. Предупреждаю сразу – уклада вроде свейского и даже онежского здесь не выплавить, в основе будет выделка свиного железа. – На кой оно? – Осадные мортиры буду из него лить. Ведь не единым днем живем. – Слыхивал я краем уха, что появился из неметчины бастард самого Одинца, добрый рудознатец и воин славный, что огненные забавы грозным оружием сделал. Поговаривают, что многое ты знаешь и грядущее тож. Врут? – Как всегда. Пусть боярин Белеут спит спокойно. А вот про грядущее? Откуда ведомо про то? – Осенью года прошлого донес артельщик Онфим – подсыл новгородского наместника в Литве весть – де появился на волоке немецкий воевода с дружиною и заболел тяжко. В хворостях бредил он и молвил многия пророчества. И о том, что скоро будет битва русичей с ливонцами при Камно и про то, что в скором грядущем царь прозвищем Грозный разорит непокорный Новгород впрах. Одно дело, коли юродивый блажит на паперти, и совсем иное, когда воевода бывалый. И уж когда случилась битва с ливонцами, сделал я зарубку на тебя. Так как? Я помрачнел. Как ни прятал я свою тайну, она все равно вылезла. Знать судьба. – Дал я себе зарок – не открывать простым людям про дела , что случатся. Однако тебе скажу даже без целования креста. Ты – гордость и слава в будущем огромной, славной и страшной страны. Твой облик будет высечен в камне через семь сот лет и установлен в граде Серпухове . И уходя в места горние, должен ты знать, что хочешь. Спрашивай. – Сколько мне осталось? Только не лги, не жалей. Вижу уважение ко мне, хотя непонятно, что особенного сделал. – Год. – А дети? – Последний умрет через 17 лет, княгиня – чрез 28. Княжество отойдет к Москве. Она будет собирать страну в империю, что станет самой большой в мире. – Горько слышать о наследниках своих, но от рока не уйти. Дай слово, что не будешь воевать с ними. – Клянусь. Крест на сём целую. – Вот и славно. Значит потомки посчитают, что не напрасно жил. Лестно. А брат мой Дмитрий? – Дмитрий Донской будет причислен к лику святых. Имя его не затеряется в веках. – Славно. Что еще нужно услышать воину , как не этакое. А вот скажи Олег Михайлович, если сможешь, что Господь тебе наказал? – Смотреть и не вмешиваться. – Так ты уже вмешался. – Я же человек, а не серафим шестикрылый. Я тоже имею слабости и мечты. – Тогда понятно. Я вот что порешил. Ты даешь мне три батареи с обслугой и зельем, припасами тако же, помогаешь сыновьям боронить границы, покуда они живы, а удел по Проне я отпишу тебе. Опосля в Москве грамоты подпишем. А на тиуна не обижайся. Старателен, да умишком скуден. После отъезда князя, оставившего самые приятные воспоминания, я поехал на охоту, прихватив Алешку-артиллериста, мурзу Исмаила с братом и само-собой Павло. Как -то сами прихватились десяток арбалетчиков и разъезд кавалеристов. Хотелось в спокойной обстановке обдумать вопрос о будущей Грюнвальдской битве. Конечно участвовать в ней я не собирался, однако вопрос стоял , как говорил Чапаев, в мировом масштабе и в первую очередь перед будущей Россией. Однако окружающие с таким энтузиазмом взялись за отстрел всякого рогатого и клыкастого дикого скота, что думу думати удалось только приступив к любимому занятию – готовке шашлыка. Замочив куски свежатинки в разных маринадах – уксусе, вине, репчатом луке, я приступил к колке чурбачков для мангала и вот тут после близкого щелчка тетивы в левую сторону груди , как кувалдой ударила стрела, от чего я охнул, скрючился и непроизвольно присел. В перелеске послышались крики: – Вот он. Бей окаянного. Ко мне подскочил бледный Павло, отдирая мои руки от груди и пытаясь рассмотреть рану. – Да жив я, – через силу выдавил я, распахивая кафтанец. – Ох, неужто ребро сломал гад? – Ваша милость, – лепетал оруженосец,– как же так? К костру поближе к огню два немца подтащили тело. – Этот стрелял. – И на хрена мне нужен покойник? Что он скажет? – Я случайно, – бормотал арбалетчик из дозора. – Стрелял в живот, а вот.. Болт торчал из середины лба. Павло стащил с меня металлокерамический колет. Точно сломано ребро. Больно-то как. – И что думаешь по поводу этого небольшого недоразумения?– спросил я у десятника. Немец коротко пролаял на швабском наречии: – Пришел издалека. Не знал, что на вас королевские доспехи. Наемный убийца. – Матерый душегуб,– рассмотрев тело, сделал вывод и мурза. – Ты на охоте, а охотятся на тебя. Подошел мурзенок, бегавший по зарослям с Павлом. – Был второй. Только смотрел. Ушел рекой. Настроение было испорчено. Я лежал в шатре и размышлял, кому было выгодно покушение? Разложим по полочкам: Едигею. Обиделся за грабеж. Не сходится. Ему моя жизнь не нужна. Другое дело , что вскоре нужно ждать ордынскую комиссию по отъему честно отнятого количеством тысячу всадников, которая прихлопнет меня, как тапочек таракана. И все же отпадает. Белеуту. Тут погорячей. Если наверху уже будируются слухи о моем прямом родстве с Одинцом, то не исключено. Однако боярин служит Василию Первому у которого я пока в чести. Если бы имел претензии, то предпочел бы договорится в личной встрече. Отпадает. Князь Порховский. Получил сведения о несметных богатствах от вернувшегося сына, который в нарушение планов батюшки отпрашивается на Угру. Зависть? Не тянет на полноценный мотив. Отпадает. Мои ближники. В их прочной и проверенной кровью цепи есть слабое звено и это Асия. Приобретя немалые ценности и молодого любовника, очень возможно захотела пожить на полную катушку без указчиков. Оставляю в списке вторым номером. Номер первый. Сын посадника Твердислава Здрав. Может договориться с Асией? Очень даже может. Если взять сроки подготовки к покушению и путь сюда – вполне. Так и запишем. Однако есть проблемы, требующего немедленного решения. Едигей действительно обидится. Надо принять превентивные встречные меры. С утра я пригласил мурзу Исмаила. Исмаил получил сведения, что сын Темур– Кутлуга хана Тимур, правивший номинально Ордой, поднимет знать против Едигея, фактически правившим государством. Еще через год в страну вторгнется Джелал-ад-Дин, претендующий на ордынский трон и Едигею придется бежать в Хорезм. – Почему ты считаешь, что амир поверит мне? – Ты скажешь, что в христианском месяце июле следующего года в местечке Грюнвальд состоится битва литовцев и поляков с тевтонами. – Ты отпускаешь меня без выкупа? – Я же не мать Тереза. Твой брат останется в заложниках. И потом такому прославленному воину, как ты, не к лицу простой обман. Опять же я предлагаю тебе службу. Как сложится у тебя в Орде, я не знаю. Скорее всего сложишь голову, когда ханы будут делить власть. Мурза помрачнел. Видимо было задето его больное место. – Сколько воинов тебе надо? – Да сущий пустяк. Сотни четыре-пять. – Я знаю, ты щедр и умеешь держать слово. Я подумаю. После отъезда мурзы с десятком отобранных татар я довольно потер руки. Кажется удалось отсрочить наезд Едигея. Теперь годика два ему будет не до меня. Если бы я знал, куда вмешался хитрыми беседами с князем Владимиром и мурзой. Если б я знал. В первую очередь я не учел, что князь Серпуховский не просто удельный князь и родственник Донских, а второе лицо в государстве и родной дядя государя, для которого интересы государства важнее всех прочих дел. Уже на четвертый день он встретился с Василием Дмитриевичем без свидетелей, передав тому суть нашей беседы. Опять же не была учтена степень религиозности тогдашних людей и чудовищной суеверности населения от холопа до царя. – Вот значит как. И даже не усомнился в том, что руда есть на Проне, никогда не бывав там ранее? И брат, князь Углицкий, дивился, что мастер нашел уклад на Онеге за седьмицу, как будто сам его зарывал. И по дороге Олег сын Михайлов проговорился, что беседовал с визирем султана Либедия. Как простой наемник мог встретиться с вельможей Булгарии и о чем говорить? – У меня в Дмитрове купец один тако же глаголил о неизвестном немце, что к Либедию ходил. – Что присоветуешь? Может строгий спрос учинить да узнать правду подноготную и подлинную? – А что он нам исделал худого? Псков оборонил, осадные рушницы научил делать да уклад крепкий творить. Обоз Едигея отнял, да полон освободил. Теперь на пустые рубежи встал, крепость строит на рубеже с Литвою и Рязанью. Теперь с запада путь ворогу закрыт. И вот что, Василий, не нам с тобой тягаться с человеком, посланным богом ли, диаволом ли, не ведаю. Ведомо ему грядущее до дальних времен . И понял я при встрече, что не от мира сего сей муж. Пока от него прямая польза – пущай старается. – Вот такие мурашки по спине, дядюшка, ей-ей. С иной стороны в лихолетье прорицатели да юродивые плодятся, как блохи на собаке. Что же ты побольше его не расспросил, раз он был согласен ответить на любой вопрос? – Растерялся. Вот я тебя спрошу, о чем хотел бы ты узнать не токмо о болестях своих, а о делах , мир переворачивающих, о людях, мановением руки меняющих судьбы стран. – Да... Ты прав. Мыслю я, слухи о сем князе будут обрастать небылицами еретическими и сунут нос к нему сам знаешь кто. Надо за сим присматривать. – Я оставил людей для пригляду. Староста деревеньки весточки будет присылать, так что.. – Этого мало. Мыслю, что и церковь святая уже ведет догляд за человечком необычным. Я поручу людишкам, пущай иерархов псковских навестят и новости узнают из первых рук. И, дядюшка , мнится мне надо б тебе к нему еще раз съездить. Мало ли у тебя дел в Серпухове? – Хочешь про царствование свое прознать, признайся уж. – Надо быть готовым ко всему. Вот только скажи, ежели мы повернем дело супротив предрешенного, будет лучше али хуже? – М-да.. Все одно зады – то приподымем. Я из Дмитрова купчину того подошлю. Может, что еще вспомнит. И потом, Василий, мне остался токмо год, озаботься заменой. Чую я, не случайно Господь вестника послал – грядут грозные времена в земле Московской. Митрополит Киприан скончался невовремя, гиль пошла. Торопиться не буду. Думать надобно. Вот, к примеру князь Олег Едигеев обоз разбил. Ведь знал, что отместка будет. Почему решился на сиё безрассудство? – Значит ведает, что Едигей втянется в свару местническую и ему не до этого будет, а там уж куда кривая вывезет. Токмо вмешался наш пророк в дела людей, власть и деньги имущих. Как бы птичке не завязнуть? Надобно бы ему помочь, привязать лаской ли, уделом ли, дела семейные многотрудные помочь порешать. Мало ли. – Хитер ты, государь, аки змий. Далеко мне до тебя. – Не прибедняйся. А привязки сам будешь делать, раз у него такое доверие к тебе. Глава одиннадцатая Крепость росла на глазах. Защищенная с трех сторон дугой реки Угры, с четвертой стороны она прирастала крепкой дубовой стеной. Привезенный итальянец , специалист по фортификациям, бегал за мной с чертежами, доказывая, что стены так не строятся, а я тыкал ему артиллерийскими новациями. Если бы не знать характера южан, то рассорились бы насмерть. Значительную часть времени отнимали проблемы с поставками материалов. Из Пскова шел шведский уклад, из Страсбурга – порох, из Бежецка -чугун. С утра до вечера чадили костры углежогов. Одновременно в чистом поле возводились строения под производство. Кузницы работали под навесами и вообще огромное поле напоминало походный стан. Напрямую через Польшу пришел Генрих с отрядом арбалетчиков и пикинеров. Из Орды привезли выкуп за брата мурзы Исмаила. Мурзенок Ахмед неожиданно попросился у меня оставить его на учебу. Оказывается Едигей взял Исмаила под стражу, хотя и создал для заключения весьма щадящие условия. Значит выжидает подтверждения Грюнвальда. Я убедился, что он примет меры по недопущению дворцового переворота и уже готовиться к нападению Джелал-ад-Дина. Зачавкала грязь под ногами, развезло все дороги, выпал первый снег. Мое ребро зажило, но межреберные мышцы почему-то побаливали. Я вернулся к тренировкам в составе тяжелой конницы. И вот тут пришло известие, которого я ждал давно – готовился приезд князя Серпуховского. К нему мы готовились со всем тщанием. Сержанты гоняли солдат, как в мои времена. Никто, даже немцы давно не косоротился от строевого шага, сопровождаемого противным звуком рожка и грохотом барабанов. Правда немцев среди так называемых немцев почти и не было. Фламандцы, валлоны, два француза из Прованса, четыре итальянца, швейцарцы – кого только не было . Протестанты перемешались с католиками и православными. Однако это были опытные, закаленные в боях головорезы, для которых кондотта была главным законом. – Левой, левой. Как смотришь , морда немытая? – доносилось с плаца. Одновременно проходили обучение орудийные расчеты, присланные из Ярославца, в будущем Малоярославца. Главной проблемой при работе с ними была не боязнь огненной потехи, а крайне низкие физические кондиции новобранцев. По сравнению с отборными кондотьерами они казались просто сморчками. Владимира Андреевича я встретил со всем почетом. На этот раз его сопровождала сотня хорошо вооруженных дружинников. После ритуальной встречи, последующей пьянки и похмелья состоялся обстоятельный разговор, после которого я почувствовал себя не просто выжатым лимоном, а кусочком железа, расплющенным в тонкую лепешку. Несмотря на одинаковый возраст, я ощущал себя рядом с князем недопоротым недорослем и было от чего. Нет, он не поучал меня и не выспрашивал про будущие времена, четко и ясно дал политический и экономический расклад как на Руси, так и в Орде и Европе. И я только после этого сообразил, какую заварил кашу. Но главным откровением для меня было то, что наши предки были ничуть не глупее нас. Ведь мы привыкли относиться к ним с немалой долей снисходительности, как к младшим братьям. Как бы не так. Часто во время длительной беседы я чувствовал себя щенком, которого тащат к блюдцу с молоком, а тот упирается всеми четырьмя лапами. Особенно изощренно ткнул меня носом серенький, незаметный мужичок, оказавшийся главным финансистом Московского княжества. Оказывается, созданием частного банка, впервые применившего безналичные и не бартерные расчеты, резко понизившего ссудный процент в регионе и не только в нем, я нарушил существующее денежное статус-кво, повлекшее за собой далеко идущие последствия. Купеческие республики Пскова и Новгорода были крайне обеспокоены появлением нового монополиста на рынке денег и создавшего проблемы в расчетах с Европой. Новое явление создало трудности и в московском княжестве, начавшем вводить в обращение свой рубль. После расстрела рыцарской конницы под Камно Ливонский орден серьезно занялся перевооружением пехоты и созданием полевой артиллерии. – А ты думал, что тебя хотел убить до смерти дружок твоей княгини? Дело серьезней. Ты перебежал дорогу купчинам Пскова и Новагорода и это только первое покушение,-сообщил князь. – А за женку не беспокойся. Её уже предупредили, что звание русской княгини обязывает к христианской пристойности и токмо пожелание мужа спасает её от монашеского клобука. Скоро будет и выразит свое почтение, как и должно. И пусть терпит и девиц походных, бо князь в делах да заботах. Каверза с Едигеем, дающая лично тебе два года нужной передышки, может обернуться для государя потерей ордынского ярлыка, что влечет за собой твою неминучую гибель. Посмотрим, чем кончится у них грызня и поступим в соответствии. Но больше сам меж государями не лезь. Конечно приятно, что мы щелкнули грабителя , выносящего хозяйское добро по носу. Однако амир взял в отступное с Москвы всего три тысячи рублев, а мы должны ему за 13 лет в сто раз больше. А берет он дань шесть рублев с сотни дохода. А церковь наша -десятину. То-то же. Да не горюнься. Я понимаю, ты добра желал да по совести поступал. А в делах государственных совесть не главное мерило. Главное – это интерес. То бишь что выгодно всему государству, а не отдельному человеку. – Это получается с суконным рылом в калашный ряд? – уныло сказал я. – Выходит так. Не кручинься. Нешто мы не понимаем, что строительством за твой счет крепости на Угре отсекаем угрозы с Запада и Юга? Ежели ты сумеешь здесь закрепиться, то измениться вся картина на украйнах. И принимая твое пророчество про грядущую битву с тевтонами, тем паче. Для нас усиление Литвы и Польши крайне невыгодно и ежели они после победы действительно учинят унию, то продвижение Руси на Запад застопорится надолго. С иной стороны сохранение Тевтонского ордена продолжит ослаблять наших извечных врагов и это хорошо. Так что сказанное весьма своевременно и полезно. Государь наш считает дела твои достойными награды и жалует тебя новым уделом по Угре до Юхновской пустоши и далее до реки Собжи, а также титлом князя Юхновского. И с рудными местами поторопись. Люди нужные уже согнаны в Ярославец. Свой уклад нужон, враги кругом, а государь поможет и людишками и деньжонками. – Владимир Андреевич, – поделился я внезапно пришедшей мыслью,– а давай моя лекарка ведунья тебя посмотрит. – Негоже ждать предначертанной ранней гибели непонятно от чего. – А и вправду .Терять неча. Отчего не попробовать. После осмотра травница вынесла диагноз: – Батюшка мой, у господина камни в органах, что мочу творят. Протоки затворяются, отсель и отеки и недомогания сердешные. Покой да отвар брусничного листа, да тяжестей избегать да езды верхами. Может и полегшает. Запушена болесть, потому и надежд мало. Князь выслушал вердикт лекарки спокойно. В эти времена вера людей в судьбу была железобетонной. – Стало быть чему быть, того не миновать. Сокол умирает на лету, а в гнезде – только ворона. Где тут у тебя знаменитая «Псковская»? А под рыжички, а? Разговор с князем был только первым ударом по самолюбию «культуртрегера». – Жалуются на тебя,– проскрипел рослый и молчаливый поп. – Привечаешь схизматиков-наемников, расстригу – еретика к своей особе приблизил, без попа битвы зачинаешь, жиду Аврааму дал фамилию, аки именитому боярину – неслыханно сие. – Что предлагаешь, святой отец? – сухо спросил я. – Гордыня из тебя лезет, а сие грех тяжкий, – поднял палец священник. Я придавил раздражение. Кого ни попадя Владимир Андреевич с собой бы не взял. Значит мужик хитер и испытывает меня на вшивость. – Однако же в пустыни сией храм божий принялся возводить. Стало быть не потерян прихожанин, не потерян. Опять же церкви зажалился долю внести от добычи богатой -нехорошо. Пример плохой для людишек. Надо бы всенародно на службе объявить о даре новой церкви. Вижу , что согласен. Чудь обращал в веру истинную и сейчас черемисов в нее приводишь – деяние замечательное. Иконы заказал во Пскове – боголюбно. – Батюшка,– не выдержал я,– может о деле поговорим? – Отчего бы нет?– охотно согласился поп. – Намеки ты понял. Получил ты у государя доверие, что дорогого стоит, стало быть и у народишка в глазах вырасти должон. Встречался я с отцом Филиппом. Привет тебе передает, уважение свое. Беспокоится, как ты в новых местах без присмотру церковного . Не наломал бы дров, бает. Ведь воспитывался серед схизматиков, мало ли что. Пришлем мы тебе батюшку, дабы духовником твоим стал, да язычников привел в веру. Согласен ли? – Как будто мое согласие нужно,– пробурчал я. – И то верно, – спрятал поп усмешку в бороду. – Дела творишь новые, небывалые. Надобно, дабы народишко от диковин не роптал. Слыхал я , собираешься детей в учение отбирать, стало быть учителями поможем. Говорят не делишь холопов, смердов, к спеси боярской нетерпим, а как людишками управлять думаешь? – Готовлю записку для государя по сему вопросу. – А мне посмотреть мочно? Там и о церкви тоже мыслишки. Верно? – Дам задание писцу. Пусть переведет . Я еще не пишу на славянском. Ввечеру даст список. – И то. А так в обчем понимаю теперь, пошто князь Владимир тебя привечает. Да и князь Порховский тоже тебя хвалил, а уж его сын от тебя в восторгах. – Благослови, отче. Всю душу вымотал, попище. Хотя почему попище? Меньше, чем на епископа не тянет. На вечерней пьянке спросил у князя и тот, усмехнувшись, подтвердил, что отец Варсонофий возглавляет в Московской епархии инквизиторов. Ф-фу. Значит, теперь я под колпаком и у церковной и у светской власти. Однако есть и изюминка в пирожке из дерьма. Теперь я имею железный иммунитет от наездов местных авторитетов любого толка, как нужный стране специалист. Будем считать, что я работаю в шарашке. После отъезда гостей мы двинулись к Ярославцу. И вот тут меня ждал сюрприз. На месте, обозначенном как месторождение лимонита, были только проявления, а сама руда отсутствовала. Я срочно вызвал из Пскова мастера Прова, открывшего Пудожское железо, а сам занялся интенсивными поисками на авось. Между тем, камешек, почти нечаянно брошенный мной в гладь исторического процесса, дал рябь, грозящую перерасти в волну. – Устыдился стало быть голубь наш,– довольно огладил бороду Василий Дмитриевич. – Воистину,– подтвердил дядя. – Что заслуживает внимания, а что домыслы? – Боюсь, что всё. – Пошто? – Глаголил провидец, что царствование твое... Так и молвил – царствие мол. Так вот-правление твое будет для Руси весьма благоприятным. Он равняет слово Русь и Великое княжество Московское, уверяя, что оно поглотит все уделы, все украйны до пределов, что не поддаются разуму. А вот что будет далее, молвить отказался. Глаголил немецкой поговоркой: « Что знают двое – знает свинья». – Значит скажет только с глазу на глаз. Добро. И вот про дела Ливонские... Беседа затянулась надолго. Князья умокли. – Ну что же будем думать, как использовать знание сиё себе на пользу, а ворогу во вред. Что напоследок? – А вот. Владимир Андреевич разложил большую карту севера Европы. – Вот здесь олово. Почти рядом с той самой Пудожью. А вот здесь медь на Ладоге. – Да за такой подарок теперь и не знаю, чем отдариться. – Наш лучший подарок – не подпускать к князю соглядатаев. Уже и убить его пытались. – Да, крепко он толстосумов новгородских по карману вдарил. Не простят. Женку-то ты убрал из Пскова? – Немедленно. А то прихватят её со чады в аманаты, придется Олега Вещего отправлять в мир иной преждевременно. – Действительно вещий. Дядюшка, а ведь сказано в старом предсказании, что придет на Русь новый вещий Олег. Не он ли? – Одному Господу то знамо. А Олег Михайлович нонче в поисках руды болотной, что именует заморским словом « лимонит». – Как сыщет, призови ко мне не медля. Чертов лимонит отыскался. Конечно отыскал месторождение Пров, но я уже до его приезда сообразил со скрипом, что река Проня в указанном месте за семьсот лет изменила русло, уйдя в сторону почти на двести метров. Кроме того, состав лимонита был бедным и требовал серьезной подготовки перед плавкой. А вот Прова это совершенно не смутило. Еще бы. В это время ценность железа была высокой, очень высокой. Неожиданно целым караваном прибыла моя благоверная. Я встретил её без проявления чувств. Поговорив с детьми и дав распоряжения по размещению семьи, я завел Асию в свой шатер. – Я виновата, очень виновата,– склонила она свою прелестную головку. – Ты сможешь простить меня? – Простить? Простил и забыл. Но вот беда – ты, Асия, потеряла мое доверие и боюсь, что надолго. Так что пусть тебя утешит новый титул. Теперь ты княгиня Черкасская и Юхновская. Здесь строится новый город и крепость. Вон там возводится наш новый дом, в котором ты найдешь всё, что нужно для себя и детей. Про себя же скажу, что буду поступать, как сочту нужным. – Мой господин, я виновата лишь тем, что за свою короткую жизнь никогда никого не любила, а сейчас просто не устояла перед , казалось, новым счастьем. Понимаю, что дала нашим врагам повод для твоего унижения. Но я вырву его из сердца, я постараюсь. Русичи говорят: « Любовь зла – полюбишь и козла». Но ведь козлов любят только козы. А я, помня, что ты спас меня от плена и позора, от смерти Гавро, постараюсь отплатить тебе верной службою, что ты может быть, доверишь мне. Не жду любви, а токмо доверия. Она поклонилась поясным поклоном и вышла, прямо держа голову. Какая женщина! Королева. И у королев бывают слабости. А мне нужно пережить случившееся. Для меня в этой жизни она стала одним из самых ярких маяков и я не хотел её потерять. И наверно дам ей поручение, которое не тянет ни один из моих сподвижников – внутреннюю разведку. А под прикрытие создам новый торговый дом, связанный исключительно с женской красотой. И клянусь, женские аксессуарчики помогут проникнуть в святая святых любого владетеля. Вся лирика вылетела из головы, стоило лишь выслушать прибывшего Артема, что злодеи порушили три водяных колеса из четырех на Пскове. Зашевелились толстосумы. Ничего, я им покажу картинки из наших 90-х, мало не покажется. На мой вопрос, не угрожают ли господину Гольдштайну, он передал его ответ один в один совпадающий с выражением сатирика Трушкина: « На их стороне закон, на нашей – только деньги». Я понял , что еще многого не знаю о способностях вновь рожденного финансового клана. А между тем в это же время происходило « шерше ля фам» – Асия уже прозондировала ситуацию и вызвала к себе Всеславу. – Значит, ты новая служанка господина? – Да, ваша милость,– девушка сделала книксен. – И кто научил тебя этому? – Господин приставил ко мне учителя из Генуи обучать хорошим манерам. Сказал, что собирается в Европу и не может ехать с этакой.. Как он сказал? Да. Колхозницею, вот. – И что, ты вот так сразу и приступила к э..э.. обязанностям? – Ну что вы, ваша милость? Ведь ему сильно мешала рана. – Какая рана? Почему я не знаю о сем? – Под Коломною в битве стрела пробила кольчужный башмак и щиколотку. Потом рана воспалилась и долго не заживала и теперь господин прихрамывает и не может, как раньше, биться в пешем строю секирой. Потому и не слезает с коня. Говорит, что на старости лет может и научится не бояться лошадей. Правда смешно? Ой. Глупость сказала. – Постой. Это единственная рана? – Нет. Душегуб на охоте стрелял в него и попал прямо в грудь – броня спасла. Немцы почему-то называют её королевской. И теперь он, когда холодно, часто кашляет и просит калить баню. И все время спорит с лекаркой. Называет её этой. Опять забыла . Шарлатанкою. Говорит, действуешь наобум, не знаешь этой . Томии – вот. Они часто спорят. Господин чертит органы, что в человеке обретаются, а Агафья молвит, что всё не так. И болесть свою обзывает сухой плеврит. Красивое название, правда? И ругает травницу за то, что она не знает, что между мешком воздушным и тонкой кожей в нутре есть вода, что у него пропадает на холоде. И с охоты оленей привозят и господин их режет и Агафье потроха кровавые показывает и они опять спорят. А сам потом мясо солит и перчит дорогущим перцем и делает такой шашлык. Вку-усный! – Вот болтушка. – Правда, правда. Меня маменька за это завсегда ругала. – Я знаю, ты была замужем. Ответь честно, в чем разница в утехах постельных? – Меня совсем молоденьку сосватали. И вкуса никакого к делу этому у меня не было. Бурлак мой дело сделает и откатиться. А господину нужно, чтобы я сама горела , а уж он опосля.. Ой! Опять не то сказала? – То. А вот теперь подробней, что он еще любит? Прибыл гонец. Ну что же? Ожидаемо. Приглашение в стольный город подразумевало визит с женой и чадами. Зимник уже установился, все повозки ставились на сани. Я брал с собой полусотню наемников, Любяту и несколько опытных кулеврин в подарок, на скорую руку изготовленных почти под открытым небом. Конечно в дело пошли сплавы из шведской и местной стали. По иному просто не получалось. Никаких новых технологических прорывов пока не планировалось. Наоборот со всей страстью отдался созданием новой отрасли легкой промышленности и создавалась она ... в Новгороде. Вместе с Гольдштайном на ключевые посты были посажены нужные люди, крепко привязанные самым крепким ремнем человечества – деньгами. Пользуясь тем, что деньги имущие чесали темя в попытке осознать новое явление на рынке денег, а именно – выбросом ценных бумаг банка «Европа» , мы оседлали направление женской косметики и аксессуаров. В Пскове на полную катушку работала гранильная мастерская, где гвоздем программы были не бирюза , яшма и янтарь, а обыкновенный наждак. Да, да, попросту абразивный камень, только прессованный и проклееный специальным раствором. Но с его помощью огранка любых камней стала настоящим прорывом. И вот пока уважаемые купцы медлили в мучительном выборе «брать или не брать» красивые бумажки, обеспечиваемые золотом, серебром и мехами(! ), контрольный пакет без особых затей прибрал... Как вы думаете, кто? Ливонский орден! Для меня это было знаком, что крестоносцы готовятся к совместному выступлению и что дипломаты Василия первого сумели убедить магистров в достоверности грядущих событий. Великое Кидалово состоялось. И только в моей воле было решение кому вручить(подарить, продать ) политические и экономические выгоды этого проекта. В Западной Европе война, ослабляющая королевства и герцогства. После победы рыцарских орденов объединение Литвы и Польши затянется надолго , если вообще состоится, а вот вновь создаваемый финансовый центр полностью перекроит экономическую карту половины континента. Месяц назад Ганза решилась на участие в едином проекте, крепко подкрепленном деньгами многочисленных родственников Гольдштайна. Кто там шутил о Ротшильдах? Я ехал в теплом возке с Асией и детьми в окружении десятка всадников. Ездить верхом на большие расстояния стало напряжно. – Я хочу на курорт, – капризничал я, тетешкая на колене свою любимицу – двухлетнюю Машку. – Что есть курорт?– улыбнулась жена. – Море, солнце, песок, персики, вино и девки. – Тогда надо ехать ко мне на родину. А девки – это обязательно? – С тобой они даром не нужны,– ответил я совершенно серьезно. Основания для таких заявлений были. Какие и как делала выводы жена, мне не было ведомо, но то что она совершенно изменила стиль общения со мной – очевидно. Самое главное, что я не чувствовал подлаживания под меня, неуместным похвалам тоже не нашлось места. Просто у меня появилась настоящая жена, настоящий соратник и настоящая семья. Всеслава в ранге фрейлины ехала в переднем возке с двумя служанками и лекаркой. А за нами тянулись и повара и конюшие и.. Черт его знает, кто еще. Вот что в поезде был плотник Федька, это точно. Он прибился к нам из Городецкого полона. Сей хлопец был интересен тем, что имел замечательный музыкальный слух и творческую жилку, позволившие ему соорудить по моей подсказке некое подобие гармони, только без басового регистра или как там называется левая сторона с кнопками. После местной музыкальной богемы, представляющей весьма унылое зрелище, даже такой музыкальный аппарат был прорывным гаджетом. Так что исполнение Федькой дуэтом на пару с Всеславой песни, слова которой я помнил аж до половины, вызывали у слушателей нездоровый ажиотаж. В низенькой светелке огонек горит. Молодая пряха у окна сидит. У трезвого вызывает умиление, а у пьяного – слезу. Опробовано. Мысль опять вернулась к банковским делам. Задним умом я понимал, что моих продвинутых знаний да еще в нынешних реалиях не просто недостаточно. В них было три слабых места, которые в любую минуту могли пустить мое детище под откос. И я согласился сам с собой, решив продать сию структуру сразу после Грюнвальдских событий. Машка заснула и я пристроил её на груди, боясь пошевелиться лишний раз. Мы уже были на территории моей Москвы, сейчас же здесь был дремучий лес. Под мягкие потряхивания задремал и сам. Следующие две недели ничем особенным не запомнились. Да и как им запомниться, если что ни вечер, то и пьянка, по местному пир. Как ни старался сдерживаться и не злоупотреблять, а все не удавалось. Дело было в том, что на пирах существовала система произношения здравиц, после которых нужно было опустошать немалый кубок определенным образом. Вот для этого я прихватил Любяту, подсказывающего, куда поклониться, что сказать и чем отблагодарить за гостеприимство. Безродного иноземца, непонятно как попавшего в государевы любимцы, затаскали по гостям. Вот отсюда и жуткое похмелье и не менее стойкий понос, страшно мне досаждавший. С сортирами здесь была просто беда – зима же. А вот до того состоялась обстоятельная встреча с Василием Первым. Готовясь к второму походу в прошлое, я пересмотрел немало материалов по правлению Донских, но ничего заслуживающего внимания не отфильтровал. Одни домыслы в том числе и изображения великих князей Московских. Князь Василий Дмитриевич показался мне хорошо грамотным для своего времени правителем и без лишнего сгонора. Если не понимал терминов, нисколько не стеснялся спросить, пока не охватывал суть. Конечно же в первую очередь его интересовало время его правления и его потомков. В принципе, как любого нормального человека. И крепко не понравился ему грязный клубок дележки великокняжеского стола. В конце первой беседы он воскликнул, разгорячась: – Делать – то что? Скажи , ежели умный такой! – Не знаю, – честно ответил я. – Господь дал мне способность только смотреть. А вот ты , государь, дал мне возможность оглядеть картину Руси в целом и посему, может быть прежде времени, это тебе решать, даю тебе прожект владетеля Руси, что придет после тебя чрез триста лет. Это была вторая попытка заставить боярство служить отечеству, а не своим шкурным интересам. – Удалась,– живо осведомился великий князь. – Кое-что удалось. Не всё сразу. Ведь не закон предлагаю, а токмо пищу для размышлений. Опять же возможностей у того государя было больше, ибо страна уже не была лоскутным одеялом. – Добавил ты мне головной боли. Но и я тебе добавлю, не обессудь. Твой знакомый отец Варсонофий – хранитель веры изождался тебя. – Знаю зачем, – пробурчал я.– Забыл тогда спросить, когда новый митрополит прибудет на Москву. Так увлекся строительством собора по канонам, что обо всем забыл. – Мне можешь сказать. – В конце апреля. А почти сразу будет прятаться от татар, что придут грабить Владимир. Царевич Талыча очень интересуется церковными ценностями. – Что ж ты сразу не сказал? – Государь, голова кругом идет. Кажись, всё важное, ан нет – есть еще важнее. Князь расхохотался. – И поделом тебе. Сказано в Писании: « Большое знание дает большое горе». Ступай. Отец Варсонофий пригласил меня на встречу, на которой присутствовал мой старый знакомый по первому посещению Владимира. Никак отец Митрофан – архиерей Владимиро-Суздальский. Не очень понятно, вроде с Москвой разные епархии. Понятно одно – именно отец Митрофан вхож в самые сокровенные церковные тайны. Значит решил прозондировать нового пророка. Только сейчас твой рентген меня не возьмет, ученый я. Речь зашла , как я и полагал, о хранении веры. Каверзных вопросов попы не задавали и я про себя выразил благодарность Донским, не выдавшим мои способности. – Удивительны дела твои. Я бы сказал инако . Напоминаешь ты мне, князь ,морковку, что подвешивают у осла пред носом, дабы поспешал. Прости, коли обидел сим сравнением. Отец Варсонофий показал твой список. Сей прожект как обоюдоострый меч. Как ни махни, все одно порежешься. Еретично . – Может лучше сказать, преждевременно. – И то верно. А вот отец Варсонофий глаголил, что на украинах влияние православия слабеет супротив папистов. Согласен? – Как же не согласиться? Я слушал католических и протестантских попов по всей Европе. А потом православных – от Пскова до Рязани. И понял одно – веру надобно защищать не гонениями и запретами, а обучением будущих священников. Ведь сейчас на алтарях несут такую ахинею – волосы дыбом. Диспутов с пасторами избегают ввиду ущербности и косноязычия своего. Спрашивал в Новгороде у трех попов безместных – не знают , сколько заветов в Библии. Ни разу не слыхивал Христовой Нагорной проповеди, что дух веры заставляет гореть огнем неугасимым. Печально сие. Теснит Литва Русь и католики тож. Надобно свои бурсы иметь, да пару семинарий. Денег нет? Так только в Пскове выделка свечей стеариновых дала доход небывалый. – Наслышан о сем. Богоугодно . Мысли твои будут переданы новому митрополиту Фотию. Ему решать. А с новациями не спеши, после похода Едигеева вся Русь разорена . Передышка надобна. Ступай, Олег Михайлович, храни тебя господь. Я вышел от иерархов, вытирая пот. Будем считать, что экзамен сдан. Первый и главный этап встраивания в средневековый властный механизм пройден почти без потерь. Боярин Иван Федорович Кошкин который день был в недоумениях и связанных с этим опасениях. У государя появилась тайна, в которую он не торопился посвящать своего первого советника и держателя казны . Почти ничего не прояснил и дьяк Афоня, вернувшийся из Юхновского удела. И пошто который день у государя гостюет безродный сотник немецкий, волею государя, по его Кошкина подсказке между прочим, ставший удельным князьком? Что бы это значило? Будучи опытным придворным интриганом, Иван Федорович понимал, что такое событие означало либо скорую его опалу, либо появление нового фаворита при великокняжеском столе. И вот только сёдни его вызвал государь. – Иван, ты всё жалился, что денег у тебя на войну нетути. Вот князь Олег подсказки привез и главное, взамен ничего не просит. Что, Олег Михайлов, молвишь? Князь Черкасский, одетый вроде и по чину, а тож вроде нет, в одежку , не стеснявшую движений и без бобровой шапки, на что государь не обращал никакого внимания, на невместность сию, расстелил большой пергамент. – Образ сей изображает всю Восточную Европу. Ивана Федоровича поразил не необычный вид схемы без всяких завитушек и заставок, а точность начертания рек, их притоков, гор, озер и прочего. Никакого сомнения не вызывало, что вид есть видение птицы с невообразимой высоты. На границах Студеного моря были означены совершенно неизвестные острова. По всему полю образа были разбросаны непонятные разноцветные пометки. – Ну как покажь, где тут у тебя олово, а где медь? – спросил государь так, как будто речь шла о простой репе. Короткая указка ткнула поочередно в берега Онеги и Ладоги, причем не просто обвела символический овал, а ткнула в один из значков. – Пошто знак малый, а здеся большой? – Малый знак означает малые запасы. – А пошто нет серебра? Иван Федорович посунулся поближе к карте, пораженный новостями. – К сожалению месторождений серебра вблизи нет. Вот здесь, – указка ткнула в неизвестный остров на самом краю в обозначении льдов, – есть неплохие залежи, но не знаю, окупятся ли затраты на добычу. Прочие интересные вкусности пока на землях кочевников, а именно Орды. – О чем они пока не ведают? – с ухмылкой спросил великий князь. – И никогда не узнают. Два странных слова поставили уши боярина в вертикальное положение. Что значит « пока» и « никогда не узнают». – Что ,Иван, так тебя пучит, как лягву пред дождем? – с той же улыбкой сказал государь. – Молодец, и потому ты на этом месте, что враз всё понимаешь. Князь Олег Михайлович, в недавнем прошлом черный капитан генуэзский на склоне лет своих получил в дар от Господа нашего знания великие, что основаны на знании лет грядущих. -Тришка, вина боярину да большой кубок! Еще раз молодец. Вижу, что враз разложил выгоды и потери, что в деньгах, что во власти. То-то. Правнуки твои возвысятся за службу свою роду Рюрикову и выгоды получат немалые. Молвлю для того, дабы за спиной моей догадок не строил и кинжала не точил. Хе-хе. Что, пришед в себя? Иван Федорович слабо мотнул головой, пришибленный новостями. – Продолжим. А что вот здесь за Рязанью зачеркано? – Это Тульский рудный бассейн, что содержит несчитанные запасы болотной руды. Тулу начнут обустраивать чрез сто с лишком лет. Рудные же запасы и камни цветные, золото и серебро скрыты здесь на Камне . На этом Василий Дмитриевич милостиво отпустил князя Олега, протянув ему перстень с собственной руки. Тут только многострадальный боярин обратил внимание, что территории Московии, Владимирщины, Рязани, Твери и даже Новгорода закрашены в один цвет. Изворотливый ум тут же дал подсказку – значит вскоре Москва присоединит все эти княжества. О-о! Мысли заметались вокруг намека на прямое правление его рода в грядущем. Где его потомки будут великими князьями? А может... Не может быть. А почему бы и нет? Государь наблюдал, как багровеет лицо главного советчика. – Да, да , Иван, – грустно сказал он. – Власть, богатство и слава сами по себе груз неподъемный. Кого возвысят, а кого раздавят. А чаще всего никчема раздавит себя сам. А я погляжу, сумеешь ли справиться с собою. Полагаю, сумеешь. Назначь встречу с князем по делам денежным. Вишь, как он развернулся в европах, не след нам отставать, а то скоро у него взаймы просить будем. Вот список его о денежном обращении, монопольном праве, откупах на ремесло. Думай – деньги нужны. Журавля в небе не разглядывай -надо жить сегодня. Да не чинись с князем Олегом. Давно ли твои предки из Пруссии на службу пришли? Он с боярами тягаться не будет. Будет строить, металл лить, рубежи боронить, все прочее ему скучно. Ладони -то у него в мозолях от секиры да топора. Двор , где он остановился боярыни и боярышни осаждают. Бают, что женка князя сама занимается одежей женской, да забавами для красоты их неописуемой, да манерами европейскими. Вот так надо. Вроде в месте разоренном денег не осталось, а вот они – денежки! – А ладно ли , государь, старины рушить? – Самому досадно, что мордой тыкают, а будем топтаться на месте – самих затопчут и что обидно – свои. Глава двенадцатая Конец года 1409 и зима 1410 прошли в трудах. Строилась не просто пограничная крепость, строилась столица Юхновского княжества. В этой реальности город Юхнов будет несколько в ином месте. Под Малоярославцем на руднике работали сотни людей, от него к Юхнову прокладывалась хорошая дорога. Понятно, что в одиночку освоить такие объемы в обозначенные сроки было нереально. Князь Владимир принял самое деятельное участие в разработке месторождения лимонита. Он торопил людей, не оставляя себе времени на праздность. Страдая сильными болями, князь не терял присутствия духа. Приступы почечной колики . снимаемые прогревами в бочке с горячей водой, становились все чаще и изнурительней. В мае его не стало. Последнее время перед кончиной он проводил в своем дворце на Трехгорке в Москве. О его смерти меня известил его младший сын Афанасий, тот самый Ярославец, по которому и был назван Малоярославец, ставший главным городом его удела. Взяв с собой три десятка человек, я срочно двинул на Москву. За неделю до отъезда случилось событие, серьезно повлиявшие не только на мои планы , но и на ситуацию в целом. В воскресенье, когда мной был запланирован отдых с семьей – мы выезжали на обычную рыбалку с шашлыками – прискакал Алешка первак с вытаращенными глазами и , сбиваясь, сообщил, что стражей задержан тот самый Олег и не один, а с тремя воинами иноземцами. Незамедлительно я распорядился привести компанию ко мне. Действительно – это был Олег. Не обращая внимания на сопровождение, я кинулся и обнял его. У меня никогда не было братьев и никогда мне не довелось испытывать глубоких чувств к родственникам. Но этот человек, самым странным образом враз ставший для меня самым родным человеком, был по настоящему дорог. И , заглянув в его лицо, я с теплым чувством понял, что и для него я тоже не чужой. – С возвращением домой, Олег! – Пожалуй. – Ждал. Ждал и надеялся. Боялся, что сгинешь в дороге с концами. – Твоими молитвами. Давай представлю спутников. – Позволь сначала представиться самому. Тут всё серьезно. Той – вашей жизни больше нет. Князь Черкасский и Юхновский, советчик государя Василия Дмитриевича Олег Михайлович Юхнов. Одинцовым велено более не именоваться, чтобы не было путаниц и тягот с коренными боярами Одинцами. – Ни черта себе ты залетел! А ведь хотел в тень уйти. Ладно , потом поговорим. Так вот – это Игорь Чертков – врач из Смоленска. Чертков был рослым молодым парнем лет двадцати восьми, производил впечатление спокойного и уверенного человека. Он понравился мне сразу. – А это Никита Задонцев. Он из военных. После ранения списан в чине старлея. А ведь не простой военный. Взгляд нейтральный , мышцы расслаблены. Явно не ждет неприятностей. Значит доверяет априори. – Андрей Вохминцев. Атаман ушкуйников – старый реконструктор. Занимался машинами. А вот этот парнишка мне не глянулся. Здесь нередко приходилось ставить для защиты своей спины не шибко знакомых людей и определитель-транспондер «свой – чужой» работал на чистой интуиции. Этот не свой. – А что так официально? – спросил Вохминцев. – Сразу ставите на свое место? Вроде бы свои – россияне. – Ты прав, – отрезал я, – сначала здесь нужно заслужить право на жизнь, только на жизнь, а потом – на доверие. – Я думаю, что и сам справлюсь. Похоже, дальше нам не по пути. – Согласен, – сказал я, повернув голову к Алешке. Мгновенно к Андрею подскочили два кметя, сорвали с него пояс с коротким мечом и вытащили из скрытой кобуры пистолет. – В холодную его. Олег опешил, Игорь явно растерялся, а Задонцев остался абсолютно невозмутим . – Михалыч, может не надо было с ним так. – Парни, игры в войнушку кончились, здесь война настоящая и идет каждый день. А теперь мыться и за стол. Там и потолкуем. Через пару часов мы сидели за богато накрытым столом. Ребята сидели настороженные. – Давайте, я проясню вам ситуацию. Во-первых, вам крупно повезло. Я полагаю , что причиной тому – знания и опыт Олега. Без них вы не продержались бы и месяца. Во-вторых – в этом мире вы никто. Ваша неплохая легенда завалиться здесь быстро и что досадно, последствия будут самыми тяжкими, а вы все равно проколетесь. Мне удалось адаптироваться здесь случайно, у меня были соратники и помощники из этого мира. Согласны? – Вы правы, – кивнул головой Никита.– Эта авантюра не имела бы успеха. Лично я понял это быстро. Однако любопытно, какое занятие вы могли бы предложить нам? – Павло, что стоишь? Наливай господам. Улавливаете – господам? Предлагаю вам службу у себя. Пока у себя. Вам нужно вжиться в это время вплоть до костей, иначе погибнете. Как говорила Маргарита Павловна, когда я найду кандидата, которому смогу доверить вас.. Ясно? Похоже, инцидент с вашим спутником вас напрягает . Давайте порешаем задачку вместе. Игорь, что ты думаешь о нем? – Хваткий парень. Быстрая реакция, хороший рубака на мечах. Самолюбив очень, это правда. – Ты поручишься за него жизнью? Игорь замялся. – Готов? – настаивал я. – Пожалуй нет. – А что ты, Никита? Не обращаюсь к вам на вы потому, что такого обращения здесь нет. « Вы» – это только государь. Либо обращение на иноземный манер. – Хитер. Изобретателен. В достижение цели не остановится ни перед чем. Дозволенность греет его больше всего . – Спасибо за откровенность. Я понял правильно, что ты опустил большой палец книзу? – Да, – твердо ответил бывший офицер. – А вот скажи теперь, Олег, как старшему брату, на кой ты попер его сюда? Ведь ты формировал команду. – Он пронюхал про фальшивые документы и надавил на меня. – Он что, не боялся, что после перехода ты тупо подстрелишь его? – Считал , что у меня кишка тонка. – Прости, но пока действительно тонка. Ничего, я сделаю из заготовок настоящих мужиков. Пройдете курс молодого бойца. – И все же, что будет с Андреем?– настаивал Олег. – Будут ему и приключения и все остальные прелести. Вот только начнет он с самого нижнего старта. Завтра его продадут в Орду. Лично я просто повесил бы его без рефлексий. Вы протащили бомбу, которая может рвануть непредсказуемо , неужто не поняли? Налили уже по третьей. – Как вы узнали, что я на Угре? – В Вологде, где мы представлялись остатками отряда немецких наемников, Никита обратил внимание, что у начальника стражи за поясом кремневый пистолет, которого быть не должно. Поинтересовались. Тот сказал, что оружие делают во Пскове, а выделка Дискретова. Так и сказал -дискретов пистоль. Ну, а дальше.. – Как прошли по Печоре? – Твоим первым маршрутом. Только через Пижму. Конечно пришлось тяжело, но выручила экипировка да и навыки. Конечно, не обошлось без осложнений. – Кто разбирался с осложнениями? – Андрей и Никита,– помявшись, сказал Олег. – Парни, – доверительно сказал я. – Я понимаю, что вы решили начать жизнь с чистого листа и не спрашиваю о причинах. Считайте, что вы поступаете во Французский легион. Олег, на тебе торговые дела за бугром. Никита, тебе будет поручена организация охраны. С Игорем проще . Надеюсь, вы прихватили диплом какой – нибудь Сорбонны? – Да, на имя шевалье дю Шеса. – Действительно был такой? – Натурально. Судьба неизвестна. – И то. Кстати какой профиль? – Ухо, горло, нос. – Медикаменты? – Пронесли неплохую аптечку. – Как с травами? – Не очень,– признался Игорь. – Сведу со своей травницей. Талант, а не бабка. Бабки здесь все, кому за сорок. Ну что, расслабились? Парни, вы не агенты за рубежом, вы у себя. Учтите, что наши предки ничуть не глупее нас, а в сложных ситуациях – быстрее . Вас будут учить креститься, читать молитвы, соблюдать церковные церемонии, различать людей по рангам, вести себя соответственно любой ситуации. Вы будете позиционироваться немцами, перешедшими на княжескую службу. За каждым закрепляется слуга и служанка. Кстати, что у вас с финансами? Олег рассмеялся. – Возвращаю тебе тридцать флоринов. Ну, прихватил еще двадцать кило серебра и, по твоему совету, ювелирки и бижутерии. – Доспехи? – Стандартные, облегченные, без украшений. Из огнестрела – три карабина 7,62. Три пистолета. Арбалеты усиленные, облегченные. Ну, мечи, кинжалы, ножи, компасы. Секиру не потащил – тяжеловата. Никита пару гранат прихватил. – Понятно. Артефакты сдать княжичу. Ну, Алешке. – Он уже княжич? – А как же иначе? Засиделись допоздна. Хотя расстались уже с планами на будущее, чувствовалось, что мужчин крепко беспокоит судьба бывшего напарника. Но его судьба уже решена. Я не собирался собственными руками создавать себе смертельные угрозы. Ждан – вторак получил роковую команду. Теперь надо было адаптировать парней всех без исключения. Это должно было пройти быстро и на грани жизни и смерти. Иначе нельзя. Для начала планировалось растащить их по разным городам и приставить к ним персональных опекунов. Олег будет направлен во Псков, Никита останется в Юхнове, а Игоря я брал с собой. Архангельский собор был полон. Множество народа толпилось у входа в Кремль. Владимир Андреевич Донской был любим людьми. Я присутствовал и на отпевании и на похоронах князя, искренне горюя о преждевременной гибели выдающегося человека. Он вызывал у меня восхищение благородством, редкой храбростью и умом. Конечно было досадно, что приходилось по возможности не высовываться из массы и не светиться лишний раз – ведь я числился в жесткой опале. У московского князя был небольшой выбор в отношении меня– или изобразить опалу за самовольное нападение на ордынцев под Коломной или просто выдать меня Орде, как и положено вассалу. Василий Дмитриевич ждал итогов борьбы за власть в Сарае. История менялась. От Исмаила было получено сообщения, что поход царевича Талычи на Владимир не состоиться – Едигей , пригнув политических конкурентов ,стягивал силы для отпора внешнему врагу. Такая ситуация давала Василию время для восстановления хозяйства после Едигеева погрома. А в целом ситуация оставалась прежней , разве что великому князю пришлось бы ехать за ярлыком к новому владетелю Орды. Похороны деятеля такого уровня в этом времени – целая церемония, растянутая по времени до бесконечности. У меня времени не было и я ждал только одной встречи – с боярином Кошкиным. Наверняка он захочет узнать о себе побольше и этим нужно было воспользоваться. Так и случилось. Вестник появился у меня на подворье через десять дней. К слову это подворье я выкупил давно и его три месяца приводили в порядок, делая из большой избы, что именовалось палатами, место для нормального проживания. Холодная вода для умывания, горшки под кроватями и холодные сортиры не вызывали энтузиазма. Мы встретились не в Кремле, а в небольшой загородной усадьбе. Иван Федорович был само благодушие. Я отдарился двумя драгунскими кремневыми пистолетами. Любовно оглаживая искусно украшенную рукоять пистоля и щелкая курками, боярин сказал: – Дивлюсь я тебе, Олег Михайлович. При таких то талантах, а во власть и не вхож. Нешто ограничишься захудалою украиной? – Мне это и даром не надо. Что еще желать бывшему наемнику? – ответил я честно. – Верю. Государь тебя не выдает амиру, стало быть имеет на тебя виды. Однако речь не о тебе, а мне. Ведун ты али провидец, однако ж церковь святая тебя не трогает – любопытно зело. Хочу впрямую спросить тебя, ты прям и честен, о потомках своих. Можешь не отвечать, ежели слова сии затрагивают дела государевы. – Отчего же, обскажу по чести, ибо и ты и твои потомки сыграют в грядущем роли не рядовые. – Роль – это что? – Места, кои займут твои внуки и правнуки. Тайна сия должна быть сохранена, Иван Федорович и на сем крест целуй. Кошкин беспрекословно выполнил обряд. – Твои правнуки станут русскими царями ровно через две сотни лет. Награда та будет дадена вашему роду за верную службу Рюриковичам и никак иначе. Боярина прошиб пот и он на минуту утратил самообладание. – Так вот почему государь..– он не договорил. – Еще более приблизил тебя?– дополнил я. Иван Федорович молчаливо кивнул, по-прежнему не справляясь с волнением. Наконец он продышался. – Проси, что хошь,– хрипло сказал он. – Материалов на мой завод, то есть мануфактуру. Нужно олово, медь и цинк. Надо упростить литье пушек и перейти на бронзу. Иными словами – нужен государев заказ, дабы я не разменивался на прочие мелочи. – Банк «Европа» – мелочь?– усмехнулся боярин. – Давно им интересуюсь. – Хочешь вложиться? – спросил я быстро. – Заманчивое дело, – степенно ответил Кошкин, поглядывая на меня с хитринкой, как бы поймав меня наконец на слабости. – Думаю, входить нужно кумпанством. – А уж когда оба ордена устоят супротив поляков да литвинов...– продолжил я многозначительно. Тут боярина опять прошибло потом. Сколько треволнений для него сегодня. Да, при такой доле Ливонского ордена в банке .. Это как барыши запахнут, чистое амбрэ! – Помочь хочу тебе, Иван Федорович, – кротко сказал я,– Бают, женка твоя занедужила. Привез я с собой лекаря знатного, заморского. В самой Сорбонне науку постигал. – Хитер ты, князь, хотя простаком прикидываешься. – Не без этого. Добытчикам денег иначе нельзя. – И то. Где лекарь? Я кликнул Игоря. Тот лебедем заплыл в кабинет, изобразив замысловатое приветствие вкупе с старофранцузским грассированием. – Что он бает, петух твой? – Приветствует знатного вельможу. Ведь ты по их меркам цельный граф, а то и маркиз. – Красиво прыгает. Нужно такого завести. Что еще восхотел? – Просит показать больную или провести к ней. – Прошка! Проведи франка к госпоже. Да поглядывай там. Мы опосля подойдем. – И все же что за печали у тебя , князь? – Печалуюсь я, что после смерти Владимира Андреевича, храни Христос его душу, княжество его распалось на четыре части, что ослабило Серпухов и границы с юга. – Юг – это что? Молвишь иной раз непонятно. – Сторона света. Со стороны Рязани. И Рязань пока – то еще осиное гнездо, все за спиной государя интриги плетет да выгадывает. – За завод беспокоишся? – Если бы. Ведь под занесенной плетью ходим, таимся, крысятничаем. – Ништо. Окрепнем, да на торговые пути сядем, тогда и по другому говорить мочно, не так ли? – Согласен. Слабы мы пока . Скудна земля, выделки нет. Только и живем, что на «купи и продай». А Европа крепнет заводами. Вкруг Черной земли корабли посылает за золотом да каменьями. – Врешь? – Цари гишпанские и португальские корабли готовят Индию искать. – Вон оно как! И золото там точно есть? – Видимо – невидимо. – Нам бы тако. – У нас выход к Камню. Подомнем Булгарию и вот он – батюшка Урал. – Мечтаешь? Там нас ордынцы ждут. – Мечтать не вредно. – Ха-ха-ха. Насмешил, Олег Михайлович. Вошел слуга с Игорем. – Что скажешь? Как твово лекаря кличут? – Шарль дю Шес. Дворянин. – Заковыристо. Пущай будет Дюшесов. Молви что хорошее. Что говорит? – Иван Федорович,– ответствует он, что у женки болесть носовая, прозываемая гайморит и что случай запущенный. – Умереть может? – Может. Гнить в носу начало, может перекинуться в голову. – Вот горе то какое! Баба – кровь с молоком, а вот на тебе. Вылечит? – Говорит, что попробует, но нужно резать нос и наблюдать за больной две седьмицы. – О Господи, прости грехи наши. Скажи ему, пущай лечит, но ежели ошибется, то не посмотрю, что он у себя в боярах ходит. Быть по сему. Поживет у меня. Ты ведь, князь, тоже не торопишься. – Полагаю, что разговор наш в нужной части будет доведен до государя? – Вестимо. В нужной. Жди вызова. Я ехал в своем возке. Напротив сидел Игорь. Я с удовлетворением рассматривал его растерянную физиономию. – Что, мсье Дюшесов, понял теперь, что попал не в компьютерную игру? – Да, сурово. Послушайте, Олег Михайлович, это не игрушки. Когда этот бородатый глянул на меня, то почувствовал себя цыпленком на вертеле. – Не «выкай», а если уж не можешь сдержаться, тогда добавляй «ваша светлость». А тот бородатый по-нашему премьер – министр московского правительства. – Ну, ни фига себе! – Зато у тебя куча бонусов. Здесь редко бывает серединка. Или грудь в крестах или голова в кустах. В Юхнове задержишься только для обкатки. Зная Кошкина, следует ждать персонального вызова для тебя через месяц-другой. Побудешь у него домашним лекарем, а заодно сам знаешь кем. – Думаете справлюсь,– Игорь запнулся,– ваша светлость. – Ну вот , получается. Иначе нам не выжить, Игорек. Иначе ребром на крюк и знакомство с кнутом – длинником, что подлинную правду выбивает. – А я думал – свобода, ярмарки.. – Красотки,– подсказал я . – А также церковная инквизиция, на пути которой стоит персональный запрет государя. Учись креститься. – Так я вроде католик. Позволительно ошибиться. – В Юхнове позволительно. В Москве могут пришибить. Игорь поежился. – Гадюшник какой-то. – А ты представь, что у себя в России вхож к нашему премьеру. – Н-да. Как то нерадостно всё. Как-то иначе представлялось это прошлое. – Рыцари, дамы на турнирах, дуэли на шпагах? – Ага. – Будут тебе и шпаги и лошадиные скачки и легкомысленные девки. Узнаешь вкус крови на губах и её запах, особенно когда её много. Очень много. Не торопись. Язык -то действительно старофранцузский? – Полгода зубрил у какого-то пройдохи. – Не проколоться бы с ним. Изучай славянский. Особо не упирайся. Наш язык кажется местным иноземной тарабарщиной. И так сойдет. Спи. Это не Киевское шоссе, будем дня два тащиться. Олега я застал в некотором опупении. Значит , где-то пересекся с Асией. Представляю картинку. Я ухмыльнулся. У нас с ним абсолютно одинаковые вкусы что в еде, что в женщинах. – Как съездил, Михалыч? – Полезно, если одним словом. К государю не попал. Эти тризны у них что-то уж очень замысловатые. Видимо было не до меня. Сдал батарею « единорогов» с зарядами. Пушкарей пусть сами ищут. Может догадаются о создании артшколы хотя бы на уровне ефрейтора. Что, познакомился с Асией? – Это она познакомилась, я стоял , открывши рот. – Как и я впервые. – Где ты её нашел? – Купил. – Шутишь? – Нисколько. Оказалась убыхской княжной. Усыновил парнишку. – Черненький такой? – Он самый. Родили девочку Машку. Вся в меня. – Черт, такую деваху отхватил! – Подберешь и себе. Но не торопись. Ты теперь брат князя. Невместно с простолюдинками возиться по-серьезному. – А пользовать? – Да ради бога. Здесь с этим просто. – То-то ты мне Настену подсунул. – Не понравилась? – Немного Кама – сутры и секс – бомба будет заряжена по полной. А лошадь, что подарена, не кусается? Спросить у конюшего совестно, боюсь коней с детства. – А я не знаю, – съехидничал я.– Может перейдем к нашим делам? – Нашим? – Именно. В случае моей гибели будет возможность еще некоторое время пошевелить это болото у черта на куличках. Разве ты не поступил бы так же? – Пожалуй. – Вникай. Вникай во всё. Не упускай мелочей. Что знаю, расскажу до самого дна. Верь мне, то есть себе. На моем примере ты уверуешь, что сможешь прыгнуть выше головы. Ты задирай планку, задирай, нехрен комплексовать. С Никитой удалось встретиться только поздно вечером. – Каковы первые впечатления? – Мне нравиться. Крестьяне пашут, бабы помалкивают, плотники строят – все при деле. Никто не гундит и не митингует и не жалуется на всё и на вся. Только набожные все в усмерть. Напрягает. – Давай, Никита о себе. Сначала о легенде. – Нужно менять, что – то мы не то наворотили. – Согласен. Значит так – ты немец. По-немецки говоришь? – Полгода практики до заброски, тьфу – до прохода. – Почему открылся портал? – Тут я не очень понял. Олег кормил завтраками год. Ясно одно, что он открывается в строго определенное время, а вот при стечении каких факторов – непонятно. Олег Михайлович, ты подозреваешь, что я засланный казачок? – Не исключаю. И ты на моем месте также не исключал , верно? – Абсолютно. Я уже понял, что мы для тебя главная угроза. – Или главная помощь. – Ясно. Сразу скажу, что четко знаю свой потолок. До капитана там не дотянул и теперь понимаю, что не случайно. Я боевик, если хочешь – душегуб, вот только в этих реалиях пока блуждаю. Так что если даже захочу, выше капитана как там её, ордонансной роты, не тяну. – Спасибо за откровенность. Мне нужно на все сто знать, кто охраняет мою спину. – Олег Михайлович, мне как военному человеку, ты можешь сказать о судьбе нашего главного реконструктора? – Да. Его нет. Риск велик. – Даже так. Действительно ставки слишком высоки. – Ни Олег, ни Игорь об этом не узнают, понял? – Так точно, ваша светлость. – Я рад, что мы договорились. Продолжим. Ты немец из Южной Баварии. Наемник. Семью сгубила моровая язва. О наборе в Юхнов узнал от Ганса Пферда – командира пикинеров. До того служил Савойе, где дослужился до лейтенанта пикинеров. Или арбалетчиков? – Арбалет – моя любимая игрушка. – Решено. Здесь будешь моим дворянином. Получишь вотчину из двух деревень на той стороне. – То есть у литовцев? А мы что, с ними воюем? – Пока нет. Но по слухам, кстати весьма обоснованным, готовяться устроить нам козу, то бишь немного пограбить. Вылезли мы из дерьма, жирок поднакопили. Так что оттяпаем после войнушки с полсотни квадратных километров со всеми весями. Как говорил дедушка Ленин: « Каждая революция чего-нибудь стоит, только когда умеет защищаться». А если серьезно, то мне очень не нравиться, что Юхнов стоит прямо на границе и надо бы это дело обезопасить. . – Какими силами располагаем? – Четыре копья, то есть десятка, аркебузиров, четыре – арбалетчиков, полсотни пикинеров плюс полсотни тяжелой конницы. Две батареи, то есть восемь полевых орудий. Ополчения будет с сотню на саперные и прочие дела. Князь Афанасий дает сотню легкой конницы, князь Порховский – две сотни. Очень уж его сыну понравилось добычу делить. – Вобщем полтысячи. Не густо. Командующий? – Боярин Любята. Тот, что однорукий. – Строгий мужик. Не забалуешь у него. Матерщинник, не хуже Олега. Немолод, а дети совсем малы. – Первая жена с детьми сгорела во Пскове от чумы. Здесь она часто хозяйничает. По нынешним временам полтысячи – войско. Это у ордынцев на числе не экономят. В принципе, такой отряд при правильной постановке вопроса в состоянии разгромить пятитысячное войско. Надо только не ошибиться с принципом. Такая вот задача. – Когда выступление? – Когда князья Масальский и Мезецкий двинут в поход. Сами княжества крохотные, входят в Черниговское. Так что в составе отряда будут в основном черниговские грабители. Думаю наберется морд под тысячи три-четыре. Ты пока пойдешь перенимать опыт под командование Вайнбреннера. – Слушаюсь. Утро началось с набега. Набежала Машка, которая выкручивала мое ухо и тараторила: – Папа, почему ты спишь? Мама хотит родить нам братика. Зачем он нам? Он же кричать будет, всех кукол напугает. Асия, опершись на локоть, с улыбкой наблюдала за любимицей. – Как зачем, доча? Братик вырастет, станет воином, научиться стрелять из пушек и будет защищать нас от врагов. – Тогда ладно. Давай мама, рожай братика, только красивого. Мы переглянулись. Мысль родить красивого братика зародилась у Асии вскоре после приезда в Юхнов. Сейчас жена была на шестом месяце, но это нисколько не портило её. Когда дочь умчалась, Асия уселась на пуфик рядом с кроватью и сказала: – Я видела твоего брата. Почему ты никогда не говорил о нем раньше? Он смотрел на меня так, как смотрел ты тогда, помнишь? И твои новые дворяне. Они такие же как ты, они чужие. Они не так смотрят, они наблюдают. Да. Изучают. Сравнивают. С чем? Или с кем? Поверь, меня не мучит праздное женское любопытство, однако у тебя есть тайна. И разгадка в твоих новых соратниках. Почему ты сразу так доверился им? Ведь после Багро ты никому и ни в чем не доверяешь. И не доверяешь не потому, что боишься измены, а потому, что они не знают твоей тайны. А эти – знают. И твой брат Олег ключ от этой тайны. Я чувствую. Вы мужчины знаете, а мы – женщины чувствуем. – Ты готова жить с этой тайной? Дороги назад не будет. С тайной ты получишь знания, тяжесть которых выдержит далеко не каждый. – Я выдержу, – упрямо и твердо сказала Асия. – Возврата не будет. – Зато ты будешь мой. Совсем мой. – Хорошо. Я пришел издалека из великого и страшного мира, отделяемого от гибели мгновениями. Он балансирует на самой грани, запутавшись в собственной жадности и глупости. Он находится в грядущем. – Я догадывалась. Твои странные оговорки, странные привычки, поразительные знания и предвиденья. Теперь они объяснимы. Ты расскажешь мне о нем? – Да. Теперь расскажу и теперь ты будешь в нашей команде. – Ты умеешь менять грядущее? – К сожалению, да. – А может к счастью? – Может. – Я рада, что ты сомневаешься. Значит, ты не бог. Богов не любят. Им поклоняются. Ты опять уезжаешь? Война? – Да. Но по нашим понятием просто войнушка, то есть маленькая война. – Ты так уверен в успехе? – С такой женой терять уверенность – это грех. – Так написано в толстой поповской книге? – Нет. Это написано в моем сердце. Иди ко мне. Глава тринадцатая Литва шла неторопливо. Княжич Алексей докладывал, что враг идет беспечно, с малыми разъездами и без должной охраны бивуаков. У нас же до сих пор не подошла конница от князя Порховского. Любята был в больших сомнениях, но я решил не ждать кавалерию князя Владимира и сообщить ему об обходе литовского войска с тыла. Сможет ли князь навредить врагу? Возможно. Но если отбить у них обоз, будет тоже неплохо. Компенсировать свою малочисленность мы решили за счет усиления артиллерии двумя дополнительными батареями. Пушки готовились для Москвы. Если мы потерпим поражение, не будет ни нас , ни пушек. Места для сражения выбирались загодя, а уж в разработке диспозиций Любята стал просто докой. Единственный его недостаток заключался в явной недооценке возможностей артиллерии и тут голос нашего генерала Раевского – сержанта Алешки Дискретова, которому исполнялось шестнадцать лет, играл весомую роль. Ополченцы споро готовили позиции и маскировали засадные орудия. Наемники спокойно и размеренно готовились к сражению. Я опять волновался. Войском командовал Любята, а меня во главе тяжелой конницы расположили в самом отдалении. По замыслу Любята действовал, как и под Коломной. Задачей ставилось вступить малыми силами в бой, изобразить отступление и заманить неприятеля под картечь. Конечно, такая схема в больших сражениях вряд ли имела успех по моему дилетантскому мнению, но работала в мелких стычках без осечек. Сработала она и здесь. Легкая кавалерия князя Афанасия атаковала противника и ушла назад. Затем голова конницы врага была подвыбита аркебузирами и арбалетчиками, по команде ушедшими затем за сотню пикинеров. И когда противник втянулся на поле всем составом в уверенности, что враг бежит, с трехсот метров ударили четыре батареи во все шестнадцать орудий. И по ошеломленному противнику, потерявшему наиболее боеспособный авангард, прошелся небольшой, но могучий отряд тяжелой конницы, буквально расплющивший наступательный порыв литовцев. Начался драп, тот самый драп, который выбивает из сознания все, что не связано с сохранением собственной шкуры. Я тоже скакал, колол и орал, но как-то на автомате. Не было сейчас этого самого упоения битвой. Русские резали русских – где тут честь? На этот раз на мне не было ни одной царапины. Как и ожидалось весь свой пыл порховцы потратили на захват и грабеж обоза. Ну, хоть какая польза. – Удивительны, княже, дела твои,– болтал веселый и хмельной князь Владимир.– Как пехота и огненный бой смогли решить итог сражения? Это неправильно. – Зато эффективно. – Это как? – Дешево, надежно и практично. – Воистину,– согласился князь. Князь Афанасий тоже был доволен. Его сотня потеряла всего двенадцать человек убитыми. Сколько было раненых, мало кого заботило. Князья и бояре потянулись на традиционную пьянку, но я не дал им расслабиться. Князю Порховскому поручалось осадить Масальск, а князю Малоярославскому – Мезецк. – Города штурмом не брать, ждать осадных мортир. – А если с ходу возьмем,– лихо заявил князь Владимир. – Мне не нужна добыча, нужен выгодный мир. И потом мне не хочется за свой счет восстанавливать крепости. Ваши милости, прошу правильно понять меня. На войне главное – выполнить приказ. Все остальное – второстепенно. – Хочешь самое вкусное прихапать ?– спросил воевода из Порхова. – Самое вкусное я создаю своими руками, а не войной. Все свободны. Подъехал Олег, в доспехах, по грудь забрызганных кровью и лошадиным дерьмом. – Думаешь, они тебя послушают? – Конечно нет. Вот только тогда Пскову придется объясняться с Литвой напрямую, я умою руки. А Афанасий думаю не подведет. Дальнейшее происходило по моему сценарию. Псковичи вместо осады Масальска встали на ночевку, учинив победную пьянку, что позволило гарнизону города подготовиться к обороне. Взять город с налету не удалось. Три дня войско, не имевшее средств для осады, топталось у ворот. Любята, прибывший во главе трехсотенного отряда, объявил защитникам города, что князь Масальский жив и что согласно уговора осада будет снята после уплаты семисот гривен. Деньги собрали за день. Такая же картина наблюдалась в Мезецке, только размер контрибуции был пожиже. Князь Мезецкий , как и его соратник остался жив, хотя помят изрядно. По результатам переговоров Юхновское княжество получало полосу шириной в двадцать, а в длину в семьдесят километров в пойме реки Угры на её правом берегу. Территория включала четыре деревни, скорее деревеньки в 89 дворов. Война закончилась. Безопасность стольного города княжества была обеспечена. В минусах была неизбежная свара с самим Витовтом. Однако я выбрал время операции не случайно. Витовт готовился к большой битве с тевтонами. Вот только он не подозревал, что теперь в рядах тевтонцев будут сражаться и ливонские крестоносцы. В принятии решения сыграли роль не только дипломатия Москвы, но и деньги банка «Европа». Мы с Гольдштайном решили вложиться в банковскую операцию высокой степени риска. После разговора с бояриным Кошкиным я мог позволить себе это. Попытка сорвать унию Польши с Литвой на неопределенное время, а может навсегда, позволяющая разрушить будущий занавес, отделивший Русь от Европы, вкупе с финансовыми бонусами – это было грандиозно и неслыханно. Теперь я понимал Ивана Федоровича, после разговора с которым приобрел не только защитника, но и соратника. Может быть, я не совершу в этом мире ничего значимого, но того, что я сделал, было достаточно, чтобы впервые в жизни по-настоящему гордиться собой. Мысли, посеянные год назад во дворе государя Василия первого, дали первые всходы – структура управления в Кремле начала менять конфигурацию. Появились приказы -Разбойный, Посольский, Оружейный и то хлеб. Может очередь дойдет и до Житного, Большого двора и прочих. Ну появятся пораньше, на 80 лет, хуже точно не будет. С соратниками стало полегче. Сражение одним махом сорвало с их глаз романтические розовые очки. Никита стоял на поле сражения в ряду немецких пикинеров , получив легкое , но кровавое ранение. Олег отметился в арбалетчиках и секироносцах. А вот наш доктор в сечу допущен не был – слишком впечатлителен. Он трудился в полевом госпитале почти четверо суток и был потрясен характером и жестокостью наносимых ран. После кампании пришлось отпаивать его «Новгородкой» почти неделю. Подключившаяся к процессу вдовушка Любава в силу способностей старалась выравнять психическую составляющую французского лекаря, вполне преуспев на этом нелегком поприще. – Ребята, вы уж полегче с демократическими преобразованиями,– напутствовал я Олега и Никиту, отправляя их в собственные трофейные вотчины. – Моего тиуна прихватите, а сами можете надувать щеки. Теперь они были боярскими детьми, не шутка по этим временам. Новоявленные дворяне отправлялись властвовать и разделять на повозках. Олег стер зад в ноль при поскакушках, сопровождая меня под Мезецком, а Никиту можно было затащить на коня только подъемным краном– у него была идиосинкразия к лошадям. – Куда поедем, Гавро?– спросил я у сына, сидящего на спокойной и рослой кобылке. – На рыбалку или пострелять. – Сначала пострелять, потом на рыбалку. И мы поехали на полигон, где отстреливались отлитые пушки. Итак, разбитый Джелал-ад-Дином Едигей бежал в Хорезм, Рязань отстраивала разрушенное, Литва готовилась к битве с крестоносцами, а мы крепли и росли. Шутка ли сказать, численность Юхнова без привлеченных строителей составляла аж полторы тысяч человек, а всего княжества – за две с половиной. А люди всё подходили. Они шли и из под Коломны и из сожженного Дмитрова и даже из Городца. Оказывается переходы крестьян в Юрьев день еще не были закреплены и люди сами выбирали место для жительства. Конечно эти переходы тоже были обложены массой оговорок, но жесткого закрепощения еще не было. После битвы на Угре стали подходить смерды с окраин Псковского княжества. Непрерывные войны доводили людей до отчаяния. А у нас они были очень востребованы, ведь прокладывались сразу два тракта – на Серпухов и на Москву, расширялся рудник на Проне, без перерывов плавился металл в Малоярославце и Юхнове. Плата рабочим была как минимум вдвое против принятой в регионе. Продолжала укрепляться крепость, всё новые и новые срубы выстраивались в линейку в городе. В крепости возводились только каменные сооружения. Здесь же строился каменный собор Николая Чудотворца взамен деревянной временной церковки. Работала школа и ремесленное училище . Отец Федор дождался своего звездного часа. На Угре была построена пристань с крепкими причалами, амбарами и складами. Начала работать таможенная служба. Все мои отроки, четыре года назад начавшие обучение еще во Пскове, были пристроены к делу на ключевых постах. Эх, агронома бы, хоть завалящего. Вечером я встретился с Олегом и Никитой. Задонцев выглядел сконфуженным. – Не получится из меня помещика. Это же полный отстой. Нищета лютая. – Потрудись, чтобы были, как мои. – Где я людей возьму для управления? Все какие-то забитые, только молчат и кланяются. – Это ничего тебе не напоминает?– едко спросил я. – А пожалуй и напоминает. Только наша голь потолще и понаглей. А эти пашут, как пчелки. Плодятся, как тараканы. Всего шугаются. – Вот и воспитывай. Только воспитание должно дружить с зкономикой. – Ладно, – вздохнул Никита,– попробую. – Гниды эти литовские! До чего людей довели. – Если бы только литовские. Свои не лучше. Вот теперь, парни я очень понимаю и Ивана Грозного и Петра Великого. Проще истребить всех и построить рай на пустом месте. – Если рай, то разворуют обязательно. Охранников там нет. А русскому мужику без охраны нельзя – испортится, – пошутил Олег.– У меня то же самое. Не князья здесь, а натуральные бандиты-беспредельщики. Как ты жил с ними четыре года? – Да так же, как и у нас,– вздохнул я. – Одному дашь конфетку, другому – в тыкву и живи себе спокойно в четыре глаза. Олег размеренно таскал валек длинного весла. Ладья шла в составе небольшого каравана вверх по Угре. Засиделся, надо размяться, а то мысли одолевают, как мошка в августе. Да и гребцы какие-то хлипкие. Впрочем тут весь народ такой. Крепкий слуга, которого дал Михалыч, был ему по плечо. Да. Михалыч. То есть он сам, только с несколько иным опытом. В голове не укладывается, как может измениться человек за какие-то пять-шесть лет. Неужто он сам станет таким? В глубине души Олег признавался себе, что действительно хочет стать. Михалыч – это его отображение в зеркале, вот только это отображение беспощадно и расчетливо . Да, кишка у него , Олега, пока тонковата. Ведь когда Вохминцев прижал его к стенке, он дал слабину. Дал, дал, еще как дал. Одно дело – в мечтах красиво рубить врага направо и налево, а другое – разрубить человеческое мягкое тело секирой, не обращая внимания на плеснувшую в глаза кровь и переступить через безвольный труп, примериваясь снести голову следующему, по большому счету не сделавшему тебе ничего плохого. И все же досадно. Не утешает, что и Михалыч, впервые попав сюда, тоже был простым пацифистом и первое убийство совершил в состоянии аффекта. Олег злобно ударил по воде веслом. Какой беспощадный мир. Он всегда был беспощадным, одернул он сам себя. Только у нас эта жестокость прикрывается имитацией законности и показной законопослушностью. А сдерни мишуру, а? Выплеснется зверь наружу, он теперь это знает не теоретически. Здесь все на поверхности. Без фальши. А этот его слуга или оруженосец Фома. Понятно, что приставлен для контроля за каждым его шагом и не из недоверия. Пасет папочка ребенка, чтобы пальчик в носу не сломал, козявки таская. Хороший он мужик. То есть хороший я? Или наконец научусь делать то, что нравиться и что умею и тогда точно понравлюсь сам себе. Ох, какие рефлексии. Как у девки в критические дни. Кстати о девках. Вон и Настену приставил. Опять папочка озаботился, чтобы дурные гормоны в голову не бросались. А ведь хороша! Вкусы совпадают, тут Михалыч не прогадал. Что это он ? Не лучше ли подумать о задании? Теперь он – немецкий купец. После уголовного розыска и в торгаши – парадокс. А ведь интересно, действительно интересно. Борода и усы по европейской моде, весь гардероб и амуниция продуманы до мелочей. Впереди – встреча с Гольдштайном и Артемом, затем поездка с Авраамом в Венден и Любек, а затем – по обстоятельствам. Главная цель – дождаться изменения обстановки после сражения и добиться встречи с главными финансистами Великого княжества Литовского. В идеале предполагалось подвязать Литву, чтобы развернуть её лицом к Москве. Михалыч утверждал, что итальянские республики почти наверняка вложаться в новый и весьма выгодный проект. Еще бы, если через земли Литвы будут проложены прямые пути на Запад, то никакого Клондайка не надо. Справиться ли он? Этот же вопрос он задавал Михалычу . Тот хохотнул и хлопнул его по плечу: – А ты спроси меня, справлюсь ли я? Сомневаюсь, но очень постараюсь. Впрочем при нашем Ротшильде в помощниках успех бродит по Европе, как призрак коммунизма. Езжай, на людей посмотришь, себя покажешь. – Ваша милость, не изволите ли откушать?– перебил глобальные думы Фома. Тяжела ты, шапка феодала. Даже пешком ходить неприлично, а уж самому одеться просто моветон. – Венчается раб божий Ждан с рабою...– гудел низкий глас низенького и звероподобного диакона. Ждан вторак женился. Давно у меня не было настоящего праздника для души. Дело происходило в деревянной церкви Юхнова, собор еще строился. Собрались почти все мои соратники и ближники. Бабника номер два наконец-то охомутала бывшая пленница из Городца. Я с Асией стоял на почетном месте вместе с детьми. Рука автоматически совершала крестное знамение, спина по чину сгибалась в поклонах. Сзади тихонько перешептывались Алешки. Я улыбался про себя. Ничего голубчики, недолго вам потешаться, вы еще не знаете, какую бяку вам готовит родитель. А все уже обговорено. Не знаю, кто первым зародил идею, но самой рьяной её проводницей была княгиня Агния, принявшаяся тут же тасовать матримониальную колоду с непостижимой для мужчин скоростью. В принципе идея была неплоха и ненова. Всего-навсего нужно было укрепить связи с действующими и потенциальными союзниками с помощью родственных браков и теперь участь Алешек была решена. – И кого ты видишь в родственниках? – спрашивал я у Асии. – Князья Тверской , Черниговский, Смоленский, потом Рязанский, потом.. – А почему Тверь у тебя на первом месте? – Потому, что тогда откроется беспошлинный путь на север. – Действительно, об этом я не подумал. А почему потом идет Литва? – Потому, что при любом раскладе, при любых отношениях Литвы с Москвой у тебя с соседями будут особые отношения, позволяющие возить наше железо напрямую хотя бы в Польшу. – Опять в точку. А этот хитрован князь Рязанский как попал в список? – Потому, что через его земли идет путь на так любимую тобой Тулу. – Тебе бы в МИДе работать. – Это где? – Это в Посольском приказе, где трещины в отношениях между странами замазываются враньем, посулами, деньгами и браками. – Пора и нам такой иметь. – Умница. А ведь это идея. Только сама его и возглавишь, а трещины будешь замазывать новой косметикой. – И браками. – Уговорила. За свой проект Асия взялась с жаром, просеяв с помощью знакомых , купцов, воевод все доступные сведения об отпрысках интересующих её князей. На мой вопрос, почему она не рассматривает кандидатуры владетелей Пскова и Новгорода, она фыркнула: – Зачем нам мужичье сиволапое? Вот такие они – женщины. Так что потешающиеся над Жданом Алексеи и не догадывались, что их судьба уже решена и в черновом варианте подобраны кандидатки в жены, несмотря на их малый возраст и внешние данные. Осталось договориться с князьями, а вот тут были вопросы. – Посмотрим, как они запоют после июля, – злорадствовала Асия,– сами потом прибегут за нашими мальчиками. Лично я был совершенно неуверен в её выводах. В третьей беременности Асия совсем расцвела, тем более, когда еще в первую поездку в Москву пристроила Всеславу за десятником кремлевской стражи. Влюбился кметь, что тут поделаешь? Мы дали за ней хорошее приданое, позволяющее построить новый дом вместе с нужными пристроями. Благодарности не было конца, но больше всех была довольна Асия. Вот и июль. Наступило тягостное ожидание. Новости, приходящие из Москвы, не радовали. Новгородцы воздвигли серьезные препоны на перевозке к Бежецку онежской руды. Понятно, что требуют дележки, ведь Онега – их сфера влияния. Так что подготовка к разработке месторождений металлов, указанных мной, наверняка замедлится. Сидят купчины, как собака на сене. И дело стоит. И прибыл посол от великого князя Витовта. Это был черниговский боярин Борята, выходец из Смоленска. Учитывая, что в настоящее время Москва и Литва находились в состоянии мира, а наша стычка с вассалами Литвы считалась по умолчанию пограничной сварой, то посланник, прибывший с полусотенной дружиной, не выставлял жестких требований. Его интересовали причины потасовки. Получив нужные сведения и опросив видоков, то есть свидетелей, он перешел к делу. – Сам что думаешь, княже? Сам понимаешь, Великий князь ждет от нас не оправданий. – Понимаю. Необходимо восстановить status quo. Посему предлагаю откуп за прихваченную землицу натурой. Из каждого пуда закупленной руды Литва будет получать пол-осьмушки без оплаты три года. – Осьмушку. – Пол-осьмушки и безпошлинный провоз товара одной ладьи из десяти. – Два фунта уклада с пуда выделки... Торг шел целый день. Иначе неприлично. Затем посланник задал давно свербивший его вопрос: – А вот молвили князья, что многие вои были побиты до смерти огненным боем. Де, палят те гаковницы дюже быстро, скорее, чем у дюка бургундского. Зело интересно поглядеть на сиё. Провели пробный показ. Боярин был подавлен зрелищем пальбы за пятьсот метров гранатой. – Поведаю о сем государю. Зело страшная зброя. После демонстрации вооружения боярин стал сговорчивей и заторопился. Я подарил ему и его полусотнику по драгунскому пистолю и ящик свечей.. На том и расстались. На следующий день прискакал гонец с известием, что со стороны Козельска идут татары. Ударил набат. Навстречу гостям выдвинулась тяжелая кавалерия и сотня пехоты с двумя батареями орудий. Отдельно четверка коняшек влекла новинку – бомбарду-гаубицу, палившую шестикилограммовыми ядрами до километра. Надо было опробовать её в деле. Однако пострелять не удалось. Когда войска , а точнее отряды, сошлись в поле, к нам направилась тройка всадников, во главе которой, к своему изумлению, я рассмотрел мурзу Исмаила и, в сопровождении трубача и Павла, проскакал к татарам. – Халег, я рад тебя видеть, да будут благословенны твои родители! – Будь здрав, Исмаил. Как поживает твой скот? – Хорошо, Халег. Ну, не совсем хорошо, зато я привез выкуп за себя сам и привел пять сот всадников. Этот шакал Едигей поверил в твои слова, но взял меня в аманаты. Хорошо,что мальчик остался у тебя. Как он? – Командует десятком легкой конницы в разъездах. Ты не узнаешь его. – Мне нужно место, где мы можем встать станом, нам нужны пастбища для лошадей. – Хорошо. А как тебя отпустил хан Джелал? – Я не его вассал. Но и с Едигеем мне не по пути. – То есть ты пришел за помощью? – Никто мне больше не поможет. Мой род ждет решения. И они кочуют сюда вслед за нами. – Что же мы стоим? Едем на место.Там разобъем стан. – Я слышал, ты одержал славную победу над литвинами. – Так. Побаловались. – Пять сотен против трех тысяч – побаловались? – Так половина ополченцев. Мужики. Где сейчас хан? – Ушел с войском на запад. Там получил под зад. – Откуда ты знаешь? – Вести в Орду приходят быстро. Те, кто носит крест на одежде, дали достойный отпор Витовту и польскому хану. Полякам досталось больше всего. Теперь рыцари оторвут от врага пару жирных кусков. – Исмаил, я выделю тебе хорошее место . Отдыхайте, пасите коней. Пришлю скота, зерна и Ахмеда. Будем ждать решения государя. Выкуп заберу, иное ты посчитаешь бесчестьем? – Да. Это так. – Приглашаю в свой город. Тебе будет интересно. – Благодарю, князь. Буду. Там все и обговорим. Ну вот, как в песне. Король хромой возвращался с войны. Кажется, теперь у меня есть своя конница. В Москву с известием немедленно ускакал гонец. Я выполнял обещание, данное Владимиру Храброму – не лезть между государями. Ответ был получен немедленно. « Верховские княжества -твои. Ежели проглотишь.» Вот в этом весь Василий Дмитриевич. Отвоюю для Москвы спорные земли – хорошо, потерплю неудачу, спишут на личную инициативу удельного худородного князька. Удобная позиция. С иной стороны, я ждал указаний что-то в этом роде, ведь завоевание юго-западных соседей – прямой путь на Тулу. Был вызван мурза Исмаил. – Посмотри , уважаемый Исмаил, на это. Ты читаешь образ? – Обижаешь, князь. Вот ведь наши стереотипы. Если кочевник, значит питекантроп. Исмаил говорил на трех языках и писал по арабски. – Значит мы здесь. Эта земля, окрашенная в угодный Аллаху цвет, твоя. Куда пойдем? – Твоя задача – пройдя к Мценску и, отвлекая силы на его оборону, развернуться на Белёв и Одоев. Города брать , не разрушая . Никаких поборов. Бери хитростью. Дам сотню наемников – они будут изображать отступающих литовцев. Удержат ворота до твоего налета. Разъездами блокируй всю округу, дабы никто не мог дать весть. С тобой пойдет батарея пушек на всякий случай. Их поведет мой сын. С тобою же пойдет мой воевода. Он не будет вмешиваться в твои дела, а только разбираться с Верховскими князьями. – И зачем мне эти города, если иду не для добычи? – Эти города и люди войдут ко мне. Тебе же за службу будет отведена полоса на правом берегу Оки вплоть до Мценска. Становись там всем своим родом. Сколько у тебя народу? – Пятьдесят сотен. Скажи, Халег, твои посулы – это твоё решение или твоего хана? – Считай, что хана. Он не ограничил меня в средствах. Вот скажи честно, мурза, если ты переходишь ко мне в вассалы, что скажет хозяин Орды? – Что может сказать властитель, вернувшийся из похода , поджав хвост и не принеся добычи? На моем примере от него могут отложится и другие роды. – То есть ты допускаешь, что твои люди отойдут от кочевой жизни, сядут на землю, как росские смерды? – Нет. Но ты сказал, что собираешься закрепиться на восход от Одоева? Как ты будешь оборонять новые земли? Мы станем щитом на пути врагов. – Хорошо. А вот теперь скажи, насколько верным вассалом ты будешь по отношению ко мне? – Загадывать не буду, я же не дервиш и не шаман. Пока мы с тобой будем живы и наши наследники тоже, мой род будет служить верно. Ахмед гордиться службой у тебя. Он верит в твою звезду, ведь удача следует за тобой по пятам. Иншалла. Я всё понял. Когда выступать? – Пошли вестника к своим, пусть подтягиваются к Одоеву с другой стороны. Удачи тебе, пусть Аллах хранит тебя. Исмаил ушел, разделив войско на две части. Я же ждал реакции князя Афанасия Малоярославского и не ошибся в ожиданиях – он поддержал меня двумя сотнями легкой конницы. Вскоре появился и посланец князя Василия Дмитриевича – боярин Туша Филимон Васильевич, что я расценил, как знак доверия. Понятно, что государь не оставил бы наше..э-э.. мероприятие без присмотра. Разговор с ближником государя был на удивление откровенным. – Ты пойми, Олег Михайлович, государю сейчас нелегко после Едигеева разорения, однако случай, когда Литва ослаблена, упускать не след. Надобно вернуть Ржев, Зубцов, Торопец – нужон проход во псковские земли. Тевтонцы же, по слухам, воюют Жмудь и воссоединятся с землями Ливонии, тем самым нависая над самыми Троками. И Ягайло теперь всерьез обеспокоился возможной потерей Варшавы. Им не до нас. И ты пошалишь в украйнах, отвлечешь от главных дел. На Смоленск у нас пока нет сил, это пока в грядущем. И ежели мы здесь будем иметь место, где будет выделываться уклад, то надобно бы его не токмо отвоевать, но и защитить. В Орду направлен посол с дарами богатыми, дабы Джелал-хан не торопился к нам в гости. Хе-хе. С собою привел я токмо сотню воев и только щитоносцев, как ты и просил. Да металлов всяких – сам разберешся. Что тут у тебя в кувшине? « Новгородка?» али «Псковская?». – Спробуй, Филимон Васильевич. Будешь первым. Это наливка «Юхновская». – Ох, хороша! Твоей выделки? – А то. – Чем еще порадуешь, князь? – Посылаю на Москву еще две батареи, сиречь восемь пушек с обслугою, да копьё аркебузиров, дабы стрельцов государевых обучали бою огненному, да гранат воз, да пистолей дискретовых три десятка, да ядер свиного железа калиброванных три воза, да картечи тако же. – Зело добро. Когда в поход? – Через два дня выступим на Воротынск. – Ты уж мне коня покрепче подыщи. Тучен стал – мой чрез пять верст спотыкается. Новая кампания длилась четыре недели. Воротынск был взят без потерь под мое слово. Удельный князь оставался на месте, предполагалось лишь сменить сюзерена. Пал Белев, не сумев продержатся даже двух дней, а вот в Одоеве меня ждали неприятности – князь Юрий Романович и его воевода Протасьев оказались умелыми воинами и дали отпор войску Исмаила. На полевое сражение они не решились и сели в осаду. Я с осадными пушками подошел к городу на десятый день и в личной встрече просил князя также поменять сюзерена, но получил отказ. Пришлось выдвигать ультиматум – дружина князя могла уйти с оружием и чадами беспрепятственно, но только в течение одного дня. Однако князь Одоевский и Новосильский стоял на своем. Он опасался коварства татар. С утра загрохотали пушки. Ворота были разбиты за три залпа. Мы не пускали в ход мортиры, мне нужен был целый город. Ворота были разбиты, но штурма не было. Пушки так же размеренно проламывали стены. Когда стрельба прекратилась, из города вышел князь с воеводой. Его проводили ко мне в шатер, где князь дал волю чувствам, пугая меня гневом Литвы. Я спокойно слушал его обвинения и затем спросил: – Ты знаешь, кто я? – А что тут знать?– фыркнул князь,– бывший наемник из черной пехоты, без роду и племени. – Пусть так. Впрочем – это неважно. Могу ли я князь, поговорить с тобой с глазу на глаз? – Ступай, – махнул рукой Юрий Романович воеводе. – Как ты думаешь, князь, почему я не зажег город и не начал штурм? – Он тебе нужен целым. – Вестимо. Так вот – я не хотел бы убивать своих и даже не хотел сгонять тебя с княжения. Просто я не хочу, чтобы у меня за спиной оставался ненадежный союзник и предлагаю перейти под руку моего государя. – И после этого я получу новую войну с Витовтом? – Меня прозывают Вещим Олегом. – Я слышал про то. – Через 67 лет твое княжество отойдет к Москве навсегда. Твои предки будут верно служить царям огромного Московского царства и будут всегда в числе ближников. – Почему я должен тебе верить? – Потому, что судьба твоих потомков сейчас в моих руках. Господь вверил её мне , только не знаю в наказание или награду. Роман Юрьевич помрачнел и сбавил тон: – Что будет с моими сыновьями? – Они разделят княжество после тебя на малые уделы. Мне не открыта судьба Федора, прочие же будут жить долго и будут славными воинами, как и ты. – Почему ты сейчас не убил меня, открывши сокровенную тайну, что я могу разболтать? – Потому, что князь Новосильский – предок родов Одоевских, Воротынских и Белёвских стоял супротив татар на Куликовском поле и за то имя его не сгинет в народной памяти. – Когда я умру? – Через семь лет. Лично над тобой я не властен, потому тебе дан выбор. – Я могу подумать? – Да. До вечера. Мне трудно сдерживать татар. К полудню город сдался, но войска в город не вошли. Больше всего практически бескровной победой был доволен боярин Туша – видимо такой вариант событий рассматривался и был оптимальным. Вечером была пьянка по поводу мира и дружбы народов. Захмелев, Юрий Романович спросил меня: – Скажи мне, Олег Михайлович, ты же не случайно кинулся в края эти беспокойные? Мнится мне, что нет у тебя на поход личного указу Василия Дмитриевича. – То верно. Ты знаешь, что я занимаюсь выделкой уклада и пушек в двух городах. Так вот, прямо за тобою есть руда высокого качества на границе с Ордою. Посему и татары при мне. Правда им не железо надобно, а пастбища. Вот они и будут теперь подушкой, а не ты. – Что, в грядущем полезут? – Еще как. И здесь твой воевода Григорий покажет себя храбрейшим и умелым воином. Преданность его тебе будут беспредельной. Князь повернулся к ближнику. – Слышь, Григорий. Наш бывший враг тебя хвалит. – Хорошо, что не бывший друг,– усмехнулся Протасьев. – А теперь обскажи, что там в Литве и Польше? После моего рассказа князь помотал головой : – Теперя понятно, пошто Москва порушила мир. Хотя по твоему все под Москвою будем. Занятно и страшно в грядущее заглядывати, а? – Я привык носить крест сей, но знания эти жгут, аки огонь адский, – сказал я почти правду. – И ты, Юрий Романович, молчи об услышанном. Господь не любит пророков и следующих за ним. Князь молча перекрестился. – Наложил Господь печать молчания на мои уста и нарушил я её , ибо решил, что наказание Его будет меньше вины за неправедно пролитую кровь,– продолжал я выспренно, что в это время воспринималось вполне естественно. Ошеломленный князь вытащил крест и целовал его, клянясь в сохранении молчания. – И не дано знание моё простым людям, а только владетелям земным, а потомки твои будут ими. Подошел мурза Исмаил. – Халег, ты не продашь мне своих пушек? Больших не надо, а те, что палят чугунным дробом. – То решает только государь, – сослался я. – А вот на аркебузы можешь рассчитывать. Обменяю на хороших лошадей. А ты не хочешь отдать Ахмеда в учение, дабы изучил он забавы огненные? Зачем тебе пушки без умельцев? – Ты опять прав. Не знаю, как сложится у меня с ханом Джелалом, но пушки заставят его считаться со мной. – Тогда отбери три десятка воинов потолковей, я возьму в учение и их. Когда мурза ушел, Юрий Романович спросил с недоумением: – Ты так доверяешь басурманину, что дашь ему огненный бой? – Он встанет в степях по Днепру на рубежах с поляками. А потом все тайны пороха знаю только я. – Как теперь будешь разговаривать с Витовтом, ведь опять война? – Юрий Романович, хочу высватать девиц его ближников за своего сына. Совет нужен, кто там у него в дорогих невестах? – Хорошо задумано. Сразу скажу, что хорошей партией были бы князья Смоленские или Полоцкие. Однако ж дам совет получше. Три года назад Витовт разорил Одоев и мне пришлось поменять сюзерена. А вот ежели я отдам тебе Любашку за сына твово, тогда точно отвоеванное тобой останется под Москвою! – Сколько ей? – Четырнадцать. Извелася вся. Боится в перестарках остаться. – Ну ты и голова, Юрий Романович. А давай подключим к делу этому наших баб. – Пожалуй. Толку будет больше. Ты княгиню вызывай да и княжича. – А что его звать? Вон он за столом с Любятою. В красных сапогах. – Так это он под Камно стоял? – Он. – Славный воин. Ну, давай за сговор? Согласен? – Павло, наливай! – Вот скажи, Олег Михайлович, а что с братьями моими будет, Василием -князем Белевским и Львом– князем Воротынским? – Города и вотчины их я старался не рушить, судьбу княжеств будете решать сами. С тобою – уже понятно, а что они – решайте родственно. На земли их не посягаю, нужен мне беспрепятственный проход к Туле. Досадно, что разбили княжество Новосильское на уделы. Ослабело оно – отпор не смогло дать. – Верно сё. – Вот и решайте. Теперь я с Ярославцем вас подопру с одного боку, а Тулою – с другого. А как им выстоять, с Литвою ли, с Москвою – решайте сами. Ежели породнимся, да Исмаилом подопремся от Орды, то выстоим в любом случае. – Быть по сему. Через два дня мы с боярином Тушей подводили итоги похода: В целом задача была выполнена – Одоевское княжество отходило под руку Москвы, формально переходя в мой вассалитет, силы Витовта были отвлечены от главной экспансии Василия первого – на Псков. Княжества же Воротынское и Белёвское оставались под Литвой . Так мы выигрывали больше, опять изображая пограничные свары. Теперь с запада вставали земли, полностью лояльные ко мне, что позволяло почти беспрепятственно оттяпать часть тульских земель у Рязани, тем более, что серпуховские князья выразили Москве безусловную поддержку. В минусах ожидались законные претензии Литвы и возможное сопротивление Великого князя Рязанского. Эти вопросы брал на себя Туша , который напрямую спросил у меня, чем будем отдариваться Витовту. Чем? Будущим железом, чем еще. – Ты поторопись,– гудел боярин, тяжело отпыхываясь. – Пока в Троки весть дойдет, пока решение примут, пока посольства обговорят всё – время и пройдет и немалое. А тебе надобно руду найти, а уж ежели выплавишь хоть фунт – тут разговор совсем иной пойдет. Я правильно понял, что именно только в этом случае мне удасться сохранить собственную голову на плечах. А по другому не получалось. Я был в этой игре только разменной картой . Чтобы она стала джокером, надо было поднапрячься. – А как порешаем с родом мурзы Исмаила? – спросил я. – Ведь мною ему обещана полная поддержка. – Я доложу государю о сём. Ведь разлад меж татаровья Василию Дмитриевичу можно использовать для подтверждения ханского ярлыка на княженье. Опять же появление города , где выделывается уклад – это немалое усиление места Москвы. Орде железо тоже позарез нужно, не самим же басурманам его выделывать. И пока князь Рязанский зализывает раны после разорения, действуй без боязни. И вот еще об чем помысли: род Исмаилов древний и многочисленный. Вот ежели бы ты женил второго сына на одной из его дочерей , ты бы и с южных рубежей себя обезопасил. Намекнуть мурзе, а? Тебе невместно, да и предложение государя дорогого стоит. – Я подумаю, – сказал я уклончиво. Ввечеру прискакал сам мурза Исмаил с Ахмедом. Был он весел и на удивление говорлив. – Князь Халег, действительно удача летит не за тобой, а над тобой. Я сдержал слово – не грабил твоих князей. – Значит, пограбил других? – Подвернулись под руку, как удержаться? Полона взяли сотни четыре, да с Мценска взяли откуп – тоже неплохо. Рабов тебе уступлю подешевле , сам выберешь, тебе же нужны ремесленники? Сильный отряд ушел на реку Упу. Он обеспечивал охрану разведки месторождения южнее Тулы. Конечно у меня были сведения и о запасах под Плавском, но удержать их было значительно трудней. А мои ближние были серьезно заняты матримониальными вопросами. Смотрины, сватовство -это цветочки. Помимо этих церемоний существовало множество ритуалов и обычаев, от которых я шарахался, как черт от ладана. Вспомнишь свою женитьбу на Асие – в дрожь бросает. А мне нужно было на Москву. Нужно было скорректировать дальнейшие действия с боярином Кошкиным. И опять в возке Игорь, он же Шарль Дюшесов, молчаливый Никита , он же боярский сын Задонцев. Два десятка аркебузиров и Ждан вторак. Удивительно, как женитьба меняет людей. Бывший бабник крепко подпал под чары жены и поделом. Это ему плата за былые половые налеты. А в целом из него получился отличный комендант города. Я поражался его новым талантам особенно сравнивая его с Жданом Перваком. Тот дорос до сотника и застрял на этом. Видимо – это был его потолок. Так что комедан города ехал за материалами и связями. Конечно связи лучше получались у отца Федора, но тот начал новую жизнь. Вот тоже – стал министром образования и расстался с пагубной привычкой. Выписал жену из Рубцова, обзавелся детьми, умудрился отрастить солидное брюшко и запросился в европы на учебу. Вот что может получится из обычного расстриги. Москва встретила нас мерзопакостной погодой. Улицы развезло, явив во всей красе язвы древнерусского городка. Остановились на своем подворье. Павло обежал соседей, пронюхал новости и озадачил сержанта стрелков. Отогрелись в бане, поужинали. Прибыл вестовой от боярина Туши, бормотнувший маловразумительно, что Филимон Васильевич приболевши и просит заморского лекаря. С утра я отправил Игоря вперед, чтобы привел боярина в чувство и правильно сделал. Пустившись вслед через пару часов, я обнаружил болящего в относительном порядке. – Гипертонический криз,– шепнул мне врач.– Жрет, что ни попадя. – Ох, спаси бог,– запыхтел боярин,– полегшало. А то рассолом отдуваюсь, а толку чуть. Да ты присядь, чай свои люди. Завтра к государю. Надобно кое-что обговорить загодя. Надо ехать в Орду. От тебя же жду совета, как ослабить окаянное царство. Сейчас там враждуют сыновья Тохтамышевы – Кепек и Керим– Бердей, а на троне – Джелал-хан. Его влияние пошатнулось после неудачи в Неметчине. А на пятки им опять Едигей наступает. Ежели он верх возьмет, распри пригнет и о нас вспомнит. И о тебе тоже. Думай, как Едигейку приструнить. Франка-то оставь на седьмицу, пущай хворобу снимет. Строгий какой, даже медовуху пить запрещает. Мой – то лекарь сам не просыхает. Советник государя принял меня через три дня. – Наслышан о подвигах твоих. Сё поступок зрелого мужа. Действовал осторожно, но нахраписто, Показал силу Москвы и Литву не оскорбил – неплохо. Людей сберег, кинув татар в огонь. Государь в отъездах, будет чрез седьмицу. Надобно успех в Торопце и Ржеве закрепить. Туша сказывал о твоей хитрости – предупредить окольно хана Джелала о злоумышлении брата его. Ежели посидит на своем столе лет пять – уже послабление нам. А вот про иное твое зачинание – прибрать к рукам Рязань, надо подумать. Пока Рязань прикрывает нас от кочевников, а ежели её захапаем – все тумаки нам достанутся. Опять же великий князь Фёдор Ольгович так просто со столом не расстанется. Воевать? Сил пока нет. И ты пророчил, что Москва возьмет верх чрез сто с лишком лет. – Полагаю я, что тульские железоделательные заводы, что будут возведены, станут яблоком раздора и потянется за ним новый Парис – князь Федор. Все одно будет война. – Верно то. Железо – лакомый кусок. И про Витовта не стоит забывать. Договориться могут за твоей спиной, как бывало не раз. Будем думать. Так ты молвишь, что катайцы чингизидов разобьют вскорости? – Да. На реке Онон. А в Самарканде свара начнется супротив Тимуридов. – Это славно. Жди приезда государя. Петуха своего пришли, Филимон Васильевич хвалил его. Дочь моя в тягостях – рожать удумала. Судя по всему двойня будет -беспокоюсь за то, кабы худого не вышло. А втора дочь, что невеститься , от хранца без ума – уж очень галанты делать умеет. Я ехал на свое подворье, ухмыляясь до ушей. Павло заинтересовался причиной такого веселья и когда я рассказал, что шевалье Дю Шесу придется лезть не в горло, а в совсем иное место, заржал во всю молодую глотку. Всю дорогу мы смеялись до слез. А вот Игорь при получении новости сделал стойку. « Эге» – подумал я,-" тут дело нечисто. Похоже наш эскулап положил глаз на Марьюшку Кошкину всерьез". Ну что же, пусть барахтается сам. В конце концов француз он или не француз. Это мы в парижах не учились. Неделя прошла быстро. Я сводил Ждана с нужными людьми и для этого требовались деньги и еще раз деньги. Зато многие проблемы были разрешены просто по-волшебному. В сторону Юхнова потянулись возы с материалами и припасами. Неожиданно меня пригласил к себе домой Кошкин. Выглядел он как -то необычно, непривычно конфузился. – Олег Михайлович, скажи про лекаря свово, из чьих он будет? Хорошего ли роду, да кто родители? Никак любимая доча выкатила папочке требования. Будем врать наотмашь. – Шарль – потомственный дворянин от Капетингов. Его предки владели землями в Оверни. Он – дальний родственник самого Жана Беррийского, третьего сына короля Иоанна Доброго. К сожалению во время войны с Англией владения Дю Шесов были разграблены дважды, мужчины рода пали в битвах. И поныне там бушует война. Шарль – младший сын и ему не полагалось никакого наследства. Посему , имея тягу к знаниям, был направлен в Париж на учебу. Мать и сестры его умерла от чумы, что пришла вместе с грабителями. Так что лекарь ныне – круглый сирота. – Стало быть родня королю? – Дальняя, но род хороших кровей. – Да, парень хорош. Рослый красавец, девки просто без ума. А уж как расшаркивается! – Что, Иван Федорович, никак сей галл глянулся Машеньке? Боярин закряхтел. – Всю плешь проела. Слезы льет с кулак, ей-ей. Не знаю, что и делать. Как ей объяснишь, что на Москве он так в чужаках и останется . Хоша нонче он и православный, ай нет-нет, а так и норовит перекреститься то троеперстием, то на правое плечо. – Да. Не поймут тебя, Иван Федорович. А вот ежели дочь согласилась бы перебраться в Юхнов – дело иное. Прости, хорошего совета не дам, а вдруг ты женихов познатнее высматриваешь? – Так ведь любимица, во всем потакал, двух сватов восвояси отправил – староваты женихи, вишь ли , оказались. Вот и досиделся. – А может она по Парижу пройтиться захочет, а, Иван Федорович. А Овернь , между прочим, рядышком с Бургундией, а там дюк бургундский. А двор его пышный, а манеры, так шляпами полы и метут. Сведешь знакомство с владетелями франкскими. Кошкин понял, что над ним подтрунивают и замахал руками. – Вот ты взял его на службу. А сколько служить -то будет? – Думаю навсегда. Я ведь порешал открыть гимназию лекарскую. Вот он ректором и будет. – Зело добро. Думать буду. Тема разговора с князем Василием Дмитриевичем стала для меня полной неожиданностью. Он жаловался. – Вот всё хорошо. Литве и Польше нос утерли, ордынцев лбами столкнули, землицы немалый кус оттяпали, а покою нет. В Орде еще так-сяк посулами да дарами положение равняем, а на Западе -совсем никак. А причина проста – не находим общего языка с Великим магистром Тевтонским. Послы мои упертые, аки бараны не внемлят, что главное – создать ситуацион, при котором орден не допускал бы унии Польши и Литвы не токмо в военной , но и иной части. А мои только спесь тешат, бояться честью поступиться. Ты ведь бывал там? – В самом Вендене нет, да и в Мальборке не приходилось. Там я занимался охраной купеческих караванов на суше и на море. – Но порядки знаешь? – Как не знать? Знакомцев добрых имею, правда только среди средних воевод. – А вот ежели отправлю с посольством к магистру, справишься ли? Я поперхнулся от неожиданности. – Постараюсь, государь. Где наша не пропадала. – Вот это по-нашему, – крякнул князь. – Не то что мои бородачи:" Языкам не обучены, схизматикам помогать грешно" и протчее . Да шучу я, шучу. А все ж хотел помощи твоей спросить, ведь в денежных делах ливонцы крепко на тебя завязаны. Могут и на иные посулы пойти, а ? Токмо человечек верный нужон в краях тех. – Есть таков. Мой сводный брат Хелге сидит в Вендене и ждет распоряжений. – Ловко. Ты и это предусмотрел? Небось немало деньжат стряс, ситуацией пользуясь? – Так на те деньги Тула строится, – попробовал обидеться я. – Да ладно. Связать немцев серебряной цепью – это не шутка. Опять же ордынцы требуют и всерьез твоей головы за прежние подвиги – Едигейка никак не угомониться. Так что давай попробуем сделать вот что... Глава четырнадцатая Купец Твердила вышел на крыльцо, позевывая и крестя разверстый рот. Снежок крепко припорошил двор и приглушил звуки. Вот только один звук был надоедлив и издавал его отрок, которого деловито пороли розгами два холопа. Хорошее утро выдалось, со свежим морозцем, сверкающим инеем и добрыми новостями. С Новгорода прибыл приказчик, привез деньгу немалую да забрал хмельное, что успели выделать людишки. Вот ведь дело казалось бы баловное , как говаривает благодетель князюшка – крестный отец его первого внука -" Общепит". Дал бог сродственника – из камня деньгу выжмет. Ведь в Пскове появился домишки не имея, а теперя какими делами заворачивает. Твердила ухмыльнулся и приосанился, вспомнив как вчера кланялись ему на рынке гости с Порхова и Великих Лук – узнают птицу по полету. Поминок намедни дочь с Юхнова прислала, тоже приятно. Ждан – то, зять его у князя нонче в сотниках ходит, важный стал, а брат его в городе комедан, сиречь тиун, токмо повыше. Весточку дочь прислала, де жди вестей от Артемия, управляющего делами во Пскове. Мол затевается дело новое, прибыльное, в стороне бы не остаться. И действительно чрез три дня появился сам Артемий. Говаривали родом он из вепсов, что на Белом озере. Вот ведь тоже – не так давно в рыбаках ходил, а нонче.. У-у. Низкого роста, коренастый, взгляд цепкий, как у всех князевых ближников и сразу без приличествующих разговоров к делу. Дело оказалось таким, что Твердила Акимыч потерял аппетит. Тиун предлагал возить товары для начала напрямую на своих кораблях в Ригу, Венден и Дерпт, а затем к данам и даже фламандцам. Часть судов предлагалось брать в аренду, а часть – строить и вооружать самим. Банк « Европа» выделял под это немалую ссуду под божеские проценты. – Так мы сможем и оттуль товар везти?– потер руки купец. – Венден входит в Ганзу и пользуется всеми привилеями, а деньги даст именно Венденское отделение банка. Сидит там теперь сводный брат князя барон Хелге и торит торговые пути и по суше чрез земли Тевтонии в земли италийские да гишпанские. А ты, Твердила Акимович, до поры помалкивай да готовься. Зимние дороги встанут – сам князь прибыть обещался. Диковин обещал. А вот для тебя и целовален твоих. – Нешто полуштоф из стекла? А писано что? « Водка Московская». Для продажи? – Это тебе подарок. Смотри осторожней с зельем. С одного кубка лошадь валит. Это тебе для гостей, с коими ряды заключать будешь. Пущай спробуют. Думаю, много нового о себе услышишь. Да, с князем и зять твой будет. – Нешто дщерь прихватит с внуками? – Куды ж без них. Действительно вскоре в Псков прибыл князь Черкасский. Юхновский и Тульский Олег Михайлович, прозвищем Вещий. Встречал его сам Александр Федорович Щепа, князь Ростовский, отправлявший должность московского князя – наместника, что вызвало немалый интерес у гостей торговых, а у некоторых и обоснованную опаску. В силу вошел бывший черный капитан, числиться в ближниках государевых, а пошто? Ведь все одно немец безродный, с самим бесом наверное тягается – вон какие деньжищи под себя подмял. А не просто так приехал – вон, как тараканы брызнули на запад гонцы с вестями срочными. – Плохими новостями встречаю тебя, Олег Михайлович. В годе прошлом случилась у нас моровая язва. Так архиепископ Иоанн Новгородский, в чьей епархии и мы состоим, требует сожжения одиннадцати колдуний, наведших болесть на людишек. И обязаны мы ему подчиниться. Ждем теперь , когда лед на Великой окрепнет, дабы костер немалый растопить. Я промолчал и не показал вида, что меня это варварство задело до печенок. И поп это делает из мести Пскову, что тоже не секрет. И действительно сожгут, куда псковитянам деваться. Я перевел разговор на главную тему, касающуюся действий по недопущению сближения Литвы и Польши. Из Ливонии был вызван Олег, а из поездки по Дании – Гольдштайн. Москва в том числе и моими руками пыталась развести потенциальных союзников хотя бы на расстояние локтя. Щепа был не в курсе дел, он получил указания оказывать мне лишь административную поддержку. Олег прибыл в назначенное время. На подворье, перестроенном до неузнаваемости, его встретил Никита. – Здорово, Никитос! А где Михалыч? – Пьет. Вот уже третий день. Сам удивляюсь. Значит у шефа душевный кризис. – Однако хоромы у брательника, сплошная эклектика. А охрана что, одни швейцарцы? – Не доверяет Михалыч местным после того. Чего стоим? Ждет. Игоря прихватим, где – то здесь служаночку тискает втихаря. Босс встретил их почти трезвым. – Здорово, бойцы. Выхожу из штопора народными средствами, а вы разливайте антикризисное пойло. – Что-то новое. – Скорее хорошо забытое старое. Водочка « Московская». Всё натуральное, не какая паленка, прости господи,– Михалыч перекрестился, повернув голову в красный угол с иконами. – Учитесь, охламоны. Всё на автомате. Ну, как пошла по зебрам родимая? Это вам не текила, на говне настоенная. Значит так, давайте вкратце обрисуем обстановку. Начнем с Олега. – Добрался до подскарбия краковского. Скоро эту должность поднимут до подскарбия коронного. Ну не суть. Так вот он в королевстве польском министр финансов и глава центробанка одновременно. Очень информированный дядечка. И наши делишки отслеживает будь здоров. Разговаривал уважительно, ведь речь шла об очередной эмиссии ценных бумаг – по существу тех же акций. Четко обозначил личный интерес, так что встреча прошла конструктивно. Презентовал мне выморочный захиревший замок на границе с немцами. Теперь я барон фон Хольтендорф. Пришлось дать на лапу и подкоморию и скарбнику – коррупция однако. Посмотрел приобретение. Братцы, наши смерды под Юхновым – просто пончики по сравнению с немцами. Мужиков почти нет, войной выбило, а бабы с детьми – одно горе. Посадил там своего десятника в управление, дал денег. Пусть восстанавливает, вдруг когда пригодится. А о прочем после расскажу – это надолго,– тактично закруглил Олег. – Посмотрел я, куда баб-колдуний монахи упрятали – не подобраться. А если и отобьем, шуму будет много – не отмазаться. Хоть в Олегов Хольтендорф беги, – доложил Никита. – Вот парочку спецназеров бы – тогда да. А свои вроде и обучены, да набожные – сил нет. Сами сдадут. Исполнитель покушения на тебя установлен, вот только давно в покойниках числится. Заказчик замел следы четко. Охрана периметра усадьбы полностью заменена. Уверен, что в обслуге есть казачки и наверняка поповские. – Компромат копают,– усмехнулся Михалыч. – Игорь? – Думаю, с новациями нам надо поосторожнее, да и с языками тоже. У себя , я имею в виду Юхнов, катим за иностранцев на службе – пока сходит. А вот здесь, где иноземцев пруд пруди, мы выделяемся. А первым с дерева желтенький лист слетает. И с перевооружением я бы посоветовал не торопиться. Кто сейчас князья? Да просто братки, посаженные на места для сбора дани. А интересы нации, государства им по барабану. Начитались мы там всякой ерунды и эту идеализацию с собой приперли. Не. С волками жить – по волчьи выть. Я теперь понимаю, почему Михалыч в последнее время старается меня лишний раз не светить. Чревато. Пока нас крышевал отец Филипп, можно было блистать исключительностью. А сейчас он разболелся и надолго уехал в Киев по святым местам. Я предупредил. – Все правы,– резюмировал Михалыч. – Я ведь что вас собрал? Отчаялся я события в лучшее русло направлять. Рвется в руках история, как гнилая ряднина. Надо заканчивать с прогрессорством. Мне скоро 53 исполниться, Олегу – 50. Отдадим концы и наши потуги растворяться в истории, как птичья какашка в пруду. Ведь почему происходят глобальные перемены и повороты? Да просто условия накапливаются и пока не накопиться критическая масса – хрен процесс повернешь. Я не прав? – Я согласен,– неожиданно включился Игорь. – А вдруг наши действия вызовут не улучшение, а ухудшение базовой обстановки. Ведь существует масса неучтенных нами факторов, на которые мы не обращаем внимания, как на второстепенные или попросту их не знаем. Так что следует или просто жить или, если неймется, действовать исключительно точечно либо на переломные события либо в отношении конкретных личностей. Потому и попытки устроить гадости Новгородскому архиепископу считаю полной глупостью. Может после него еще хуже мракобеса пришлют. А ваши попытки создать в Европе финансовый центр считаю опасной затеей. Ведь при неблагоприятном повороте событий эти деньги позволят просто растоптать будущую Россию. – Это какой поворот ты имеешь в виду?– едко спросил Никита. – Преждевременную смерть владельцев банка « Европа». Наступила тягостная пауза. – Что это мы о глобальном да великом?– рассмеялся Олег.– Все о справедливости и правде или иной гадости говорите. Давайте о бабах. А ты, Игорь, вообще самый молодой – давай разливай, да шефу плесни – тоже мне штрейкбрейхер. Михалыч, ты в колокольчик брякни, будь добр. Что ты электричества не изобрел – звонок ручной? После звонка дверь открылась и солидный дворецкий ввел девушку, от вида которой у мужиков опустились руки с взятыми на изготовку кубками. – Небесное создание,– прошептал Никита. Девушка действительно была необыкновенно хороша. Её красоту подчеркивал умопомрачительный наряд по последней польской моде. Смущаясь, она присела в реверансе и робко посмотрела на Олега. – Знакомьтесь – это Элиза, в недалеком будущем баронесса Хольтендорф. Мужчины, загомонив ,стали выбираться из-за стола. Они выстроились в очередь и галантно целовали пальчики девушки. – Позволь представить тебе моих друзей – князя Юхновского и Черкасского, баронета Задонцева и шевалье дю Шеса. Новоиспеченные дворяне рассыпались в комплиментах, чем окончательно смутили девушку. – Где ты такую откопал? – отвел Олега в сторонку Михалыч. – Дочь бывшего управляющего того Хольтендорфа. Как увидел, сразу понял – пропал. Гори оно все огнем, а девчонку завоюю. – Да, за такую пободаться стоит, – согласился двойник. – Ты посмотри, как у наших мужиков глазенки разгорелись. – Пусть сами своих ищут. Полюбовались и будет с вас. – Олег сказал несколько слов по-немецки и девушка , кивнув, изящно присела и выплыла из кабинета. – Фея. Нет слов,– выдавил Игорь.– За такую да не выпить? Махнули, занюхали, отдышались. До самого вечера из кабинета князя доносился смех и звон посуды. Наутро дворня не узнала господина. Его как будто подменили. Начищенный, отмытый и бодрый князь резво вскочил в седло и немалая кавалькада двинулась на выезд из города. – Куда это господа?– спросил у алебардиста сменщик. – О, у них это называется « на шашлык», – важно пояснил солдат. – В прошлый раз мы с Иоганном стояли в карауле на таком выезде, досталось и нам. Теперь я понимаю, что мы не прогадали, заключив такую кондотту. Сержант сказал, что и у нас на родине появилась непыльная работа – господин Халег стал бароном фон Хольтендорф, после окончания службы можно предложить свои услуги там. На отдыхе Михалыч попросил у Олега выводов относительно унии Литвы с Польшей. – А тут как ни крути, дело придет к тому же, что в нашей истории. Ягеллоны уже в личной унии – это раз. А во– вторых усиление тевтонов многим тоже не шибко нравиться и не случайно. Корыстные фанатики если коротко. Так что скоро опять война. Кстати я теперь обязан выставить по требованию сюзерена – короля Польши дружину. – Да, вляпался я по самое немогу. Впрочем , теперь не мне решать, какой ход сделать первым. Доложим государю и пусть у него зубы болят, ведь все равно по-своему сделает. Меня другое тревожит. – Догадываюсь. А не послать ли нам всех этих ребят подальше и не учинить ли самостийную державочку? – В точку. Будь мы помоложе, то дров бы еще поломали дай боже, а теперь мы не успеваем закрепить достигнутого. Вот в чем беда. Не успеваем подняться на ноги, обретя и экономическую и политическую независимость. Что надумалось в стенах древнего замка? – А вот если мы возьмем у датской королевы Маргрет в аренду Готланд ? – То еще яблоко раздора. Однако если не ошибаюсь скоро Висбю утратит значение до 16 века, пока шведы не приберут его к рукам. С другой стороны, с нашими способностями его оборонять легко, братьев -витальеров утихомирим, учиним торговлю, как положено. Надо подумать. Я уж, грешным делом, решил рвануть в Северную Америку, пока англы туда не добрались. Только там сплошное натурхозяйство – одичаем. Давай еще раз с парнями посоветуемся. Они за вчерашний день конструктивностью просто удивили . Устал я . Душой устал. Видимо не по себе груз взял. Эпилог Лета шесть тысяч девятьсот девятнадцатого года в месяце хлеборосте (июнь 1411 года) боярин Кошкин докладывал государю о важнейших делах. – И прислана из Юхнова челобитная от князя Олега Михайловича. – Не часто он челом бьет, с чего бы то? Да и во Пскове всю зиму просидел, не похоже на него. – Проситься он, государь на покой, одолеваемый болестями и старыми ранами, в битвах полученными. Хочет отъехать в края, где зима помягше. А на заводы да мануфактуры, отписывает, сил нет более. – Врет? – Не думаю. Далее отписывает заводы в Юхнове да на Тулице да рудники на Проне и Упе на тебя, великий государь, дабы крепло государство Московское не токмо молитвами. – Неслыханно сие,– поразился Василий Дмитриевич.– А что просит взамен? – Ничего. А и ранее он молвил, что отстроил крепость и город не на свои, а на деньги русичей. Восхотел забрать ближников своих со чады и токмо по их желанию. Как скажешь, государь? – Вот скажи Иван честно, легко ли терпеть рядом человека, коему ведомы твои помыслы ? – То верно. Я с князем себя дитятей поротым чувствовал и по делу. Тяжек его крест и пусть его. И верю я, что знания свои поперек нас он не обратит. Займется, сколько сил хватит, торговлишкой. Ведь взял в откуп цельный остров у данов. Что там хорошего? Камень один да тати морские. – Ну, без дела он к Господу отойдет еще быстрее, знаем мы его, а вот пылу поубавит. Почтение наше ему вырази, заслужил. Что там у нас за протчие дела? -