Текст книги "Вверх по течению (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Старицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

На этом все закончилось.

Лакей осторожно, но настойчиво отобрал у нас хрустальные бокалы и испарился.

Дамы присели в раскоряку.

Мужчины склонили головы.

Королевская семья в обратном порядке удалилась в двери, расположенные за тронным возвышением.

Церемониймейстер своим золоченым посохом указал нам на дверь.

На внешней лестнице снова ударили барабаны, загудели фанфары, жахнули холостым залпом две медные мортирки на крыльях лестницы и гвардейцы вновь взяли винтовки в нашу честь 'на караул'.

Генерал чем‑то отвлек Вахмурку на крыльце, а все тот же гвардейский фельдфебель, торопливо посадил нас в ту же коляску, на которой мы приехали сюда. Но на это раз спросил.

– Куда вас доставить, господа кавалеры?

Я, недолго думая, брякнул.

– В хороший бордель по вашему вкусу.

Фельдфебель удовлетворенно хмыкнул и приказал кучеру доставить нас в 'Круазанский приют', но сам остался на месте. С нами в карету не сел.

– Ох, и напьюсь я сегодня… – заванговал Кароль под перестук копыт по брусчатке, когда мы выезжали с плаца на проспект.

– Ты, главное, зеркала не бей, – посоветовал я ему.

13

Адъютант начальника инженерных войск королевства, склонив, как примерный ученик голову к левому плечу, вписывал стальным перышком наши награды в солдатские книжки. Название. Номер и дата указа. Кратко 'за что' дадено.

– И еще, господа кавалеры, – сказал он, отложив перо на специальную мраморную подставку при чернильнице. – Указом короля с сегодняшнего дня на всей территории королевства нижним чинам по – прежнему запрещен вход в рестораны для чистой публики… – он сделал многозначительную паузу и продолжил. – Кроме кавалеров 'Солдатского креста' и 'Креста военных заслуг'. Так что поздравляю вас с новыми возможностями. И замечу, что ресторан на нашем вокзале очень даже не плох. И цены в нем умеренные.

И поставил каждому в книжку печать.

Потом достал из стола четыре семилучевые серебряные звездочки и вывалил их из ладони на стол.

– Вам, Кобчик, следует привести свою форму в порядок. Это же просто безобразие, когда фельдфебель щеголяет птичкой старшего сапера на рукаве. Птичку спороть, звездочки вставить в петлицы. Еще раз увижу в таком виде – сидеть тебе на гауптвахте за нарушение формы одежды. Ясно?

– Так точно, все ясно, господин инженер – лейтенант.

– Не торопись, я еще повышение в звании тебе в книжку не вписал, – и адъютант снова взялся за перо и, склонив голову к плечу, выводил тушью ровные строчки.

Звание. Указ. Номер. Число.

– Вот… Теперь ты полноправный фельдфебель и можешь 'строить' встречных солдат на улице по собственной прихоти, – коротко хохотнул адъютант. – И это… почему орден до сих пор приколот на булавке?

– Осмелюсь пояснить, господин инженер – лейтенант; как повесил его на эту грудь сам король, так и ношу, – ответил я.

– Кобчик, – усмехнулся адъютант. – Я тебя умнее считал. Неужели ты думал что король будет тебе орденскую ленточку в торжественной обстановке самолично пришивать?

И адъютант генерала Штура звонко захохотал, видимо представив себе такую картинку.

– Булавка тут для скорости и удобства короля. Но не тебя… Так что пришей.

– Осмелюсь спросить господина лейтенанта, – спросил любопытный Йозе. – Теперь нам каждый раз перешивать орден с мундира на мундир. То есть с парадного на полевой… и обратно?

– Нет. Зайдешь к ювелиру, закажешь себе дубликат и пришьешь его на полевой китель. В таком случае его и утратить не будет жалко. А на парадном мундире у тебя останется настоящий орден, хранящий в себе тепло щедрых августейших рук.

Чувствовалось, что адъютанту скучно в отсутствие большого начальства, и он с удовольствием играл роль нашего учителя в дебрях униформологии.

– Теперь другие бумаги… – протянул адъютант. – Литера при вас?

Лесовики синхронно кивнули.

– Вот вам две плацкарты до места. Негоже нашим кавалерам по дорогам империи в теплушках бедствовать.

На стол легли два маленьких картонных прямоугольника.

– Не забудьте в кассе их прокомпостировать. И сдать коменданту станции назначения.

Плацкарты исчезли в карманах лесовиков.

– А тебе, Кобчик, увольнительная на двое полных суток. Начиная с сегодняшнего утра, – на стол лег розовый листочек с печатью размером с солдатскую книжку. – Гуляй, заслужил. Утром третьего дня к восьми часам как штык на первом этаже штаба в отделе инженер – майора Вахрумки. Озадачивать тебя по службе теперь будет он. Если кто другой из офицеров попытается тебя припахать – посылай всех… к Вахрумке, – улыбнулся он.

Он глядел нас по очереди, как будто увидел в первый раз. И как на плацу скомандовал.

– Ну?.. Что стоите тут болванами? Свободны.

Мы еще выходили из приемной, а адъютант уже про нас забыл и самозабвенно крутил ручку телефона, что стоял на его столе в полированной деревянной коробке.

Выйдя из штаба под тень деревьев от разжаревшего солнца, мы хором заявили.

– Пива хочу.

И хором же рассмеялись.

Да погудели мы вчера в борделе. Даже почти забыли, зачем туда пришли. Но Йозе напомнил. Так что мы там и заночевали, а с утра сразу в штаб приперлись.

– Господа военные, – раздалось от штабного крыльца тонким фальцетом по – имперски. – Господа военные, я вас все утро разыскиваю по поручению министра двора.

Гладко выбритый человек в светло – коричневой, почти бежевой тройке и шоколадного цвета велюровом котелке на голове быстрым шагом приближался к нам. Под мышкой он зажимал стопку картонок.

– И что вам от нас надо? – недовольным голосом высказался Кароль.

– Я вам должен передать фотографические снимки с награждения, – он протянул нам картонные папки, вынув их из‑под мышки. – А за сим позвольте мне откланяться.

– Погоди, – попридержал я его за локоть. – Мы тебя угостим за хлопоты пивом, если ты нам покажешь, где тут есть хороший прохладный погребок с этим напитком приемлемого качества.

– Вам, просто пиво или пиво с сосисками и кнедликами?

– Креветки тоже подойдут, – кивнул я головой.

– Креветок в городе летом нет, только зимой подвозят. Раки есть живые. Отварят по первому требованию.

– Веди, Вергилий и не будь Сусаниным, – сказал я по – русски, но мужик меня понял.

В полутемном прохладном погребке мы не только власть напились светлого пива со свежевареными раками, но фотографии внимательно рассмотрели.

Фотографии были на диво… Четкие и ракурс точный: и короля хорошо видно, как он нам кресты на грудь вешает, и наши рожи не смазаны. Это по отдельности. Вторая фортка для всех одинаковая – все награждаемые в рядок стоят: и мы, и генералы! И размер фоток соответствующий – 30 на 20 сантиметров. Вставляй в рамку и вешай на стену, чтоб соседей жаба прихватывала от того, что… Уровень‑то какой, уровень!

– Так что если захотите сделать себе парадный фотографический портрет или даже дагерротип, то милости прошу ко мне в ателье, – вкрадчиво ворковал фотограф, раздавая нам визитные карточки, на которых кроме адреса значилось 'Данко Шибз. Фотографический художник. Поставщик двора его королевского величества'. – Могу даже раскрасить карточки анилиновыми красителями. От натуры не отличите.

– Не – е–е… Мы сегодня уезжаем, – Кароль отерев с усов пивную пену, отодвинул от себя карточку.

– Когда уезжаете?

– В три часа поезд.

– Так еще у вас уйма времени, – обрадовался фотограф. – А моя студия расположена на соседней улице. Буквально два шага. Много времени не займет. Парадный портрет в парадной форме. Или на фоне задника, изображающего битву со взрывами. А вы с саблей, поднимаете солдат в атаку… Солдаты на заднем плане. Как?

– Сабли нет, – огорченно произнес Йозе.

– Саблю я вам дам, – убежденно произнес фотограф.

– Скажи главное, – втерся я в разговор, ополаскивая руки в чаше с лимоном от липкого мяса раков. – Сколько это нам будет стоить?

Данко посмотрел на блюдо с красными раковыми панцирями и разгрызенными клешнями, что‑то прикинул и ответил.

– Только для вас… Просто парадный портрет всего полтора серебряных кройцера, а постановочный – пять. С использованием реквизита – шесть с половиной. Если оставите адрес, то я перешлю вам карточки, куда скажете. Тут цена увеличится только на почтовый тариф, не больше.

– Да ну еще такие деньжищи тратить, – возмутился Кароль. – И так вчера на шлюх по золотому выбросили.

– Кароль, – обратился я к нему. – Вот представь себе, приходит к тебе домой налоговый инспектор, или еще какая шишка из волости с претензиями,… а у тебя на стене твой парадный портрет с орденом на груди. Рядом фотография как этот орден тебе вручает САМ король. И еще дальше как ты стоишь среди генералов… Так вот без большого парадного портрета они могут на эти фотки, где твоя голова чуть больше ногтя и внимания не обратить… А большой парадный портрет сразу их внимание привлечет и заставит остальные карточки внимательно рассмотреть. Впечатлятся они до той самой черты, что их сзади делит и охудеют… Какие люди тебя знают! А!?

И добил его последним аргументом.

– Платишь всего один раз, а память тебе на всю оставшуюся жизнь! И не только тебе, а даже внукам и правнукам.

– Ладно, допиваем пиво и пошли. Не будем время терять, – решился Кароль. – Значит, говоришь полтора кройцера с пересылкой? – Кароль ткнул указательным пальцем в грудь фотографического художника.

Йозе только радостно подпрыгнул на лавке.

Много времени фотографирование действительно не заняло.

– Чуть повернитесь вправо…

– Глаза в объектив…

– Сделайте умное лицо…

– Сейчас вылетит птичка!

Так и хотелось мне пошутить над Йозе, типа, не делай, паря, умного лица – ты будущий ефрейтор. Но я сдержался.

Заодно мы с Йозе заказали переслать нам карточки уже в рамках – в ателье был приличный выбор с любовью сделанных остекленных рамок, как из ценных пород дерева, так и просто отбеленных. Только Кароль заявил.

– Я сам себе рамки сделаю. Стусло дома есть.

Адреса для фотографа писал я со слов лесовиков. И на имперском, и на рецком. Сам я отослал свои фотки на гору Бадон. А куда еще?

Да, совсем забыл… Перед позированием взял я у Данко шило и вставил в петлицы фельдфебельские звездочки. Пусть Оле погордится.

Последний вагон поезда уносил моих друзей в центр империи, и мне стало немного грустно от расставания. Стою теперь в полном одиночестве в суетящейся вокзальной толпе. Все же проверенные были ребята и в походе, и в бою. Даже в борделе.

В борделе особенно. Тюль. Бархат. Ковры. Полированная бронза. Чуть приглушенный свет. Любые напитки. Закуска без ограничений. Чистое постельное белье и вполне приличные девочки, не старухи, но и не малолетки… И на внешность привлекательные. Камасутру они не читали, но работали с огоньком. Только дорого для солдата – спускать за ночь целый золотой. Но воспоминания приятные. Думается мне, что гвардейский фельдфебель над нами так посмеялся, отправив в самое дорогое заведение города. Спасибо ему. Но второй раз посещать этот пафосный дом терпимости жаба расход не подписывает.

В общем, делать мне тут пока нечего, и решил я устроить себе тихий час – ночью поспать практически не пришлось. Но облом. В казарме каптенармус этажа сообщил, что поступило распоряжение перевести меня в офицерский корпус. В итоге вместо сна собирал я свои манатки, сдавал матрасы – подушки – полотенца.

Кстати, обнаружил на тумбочке новую кобуру к револьверу. Открытую. Только кожаный хлястик на кобурной кнопке придерживает стреляющую машинку и хорошо всем видна наградная табличка на рукоятке. Внутри кобуры оказалась записка от Вахрумки. 'Не застал. Но думаю, что мой подарок тебе понравится'. И подпись.

Спасибо тебе, дорогой начальник, за нашу спокойную службу в тылу. Но подозреваю, что от меня за такие ништяки потребуют еще много – много работы. Но… я же все новинки вижу только во сне… Так? Вот и не чепайте меня, когда я сплю. А снов у меня много. Надо, кстати, не только рациональное что‑то генералу нашему инженерному подкидывать, но и откровенной фантастикой разбавить, чтобы не смотрели на меня как на оракула. Или стремно такое?..

В офицерском корпусе отвели мне отдельную комнату под черной лестницей. Фактически шкаф. Без окна. Потолок косой, в ширину особо ноги не протянуть… Но длинная. Я доволен. В армии иметь отдельное помещение, которое еще и на ключ закрывается – это всегда хорошо. Правда, теперь мне будильник покупать придется. Есть ли они тут?

14

И началась моя штабная служба, навыков к которой у меня не было никаких, кроме одной подслушанной в курилке фразы. Еще в той – Российской армии, когда пожилой полковник, жадно затягиваясь, выговаривал молодому майору.

– В войсках ты все знаешь, все уже сам прошел. В батальоне сам себе хозяин. А большие штабы это для тебя сплошное минное поле. Там надо знать: с какой стороны, какие двери открывать надо и через кого конкретного вопрос проталкивать. Там прапор, что возит жену заместителя начальника штаба, по влиянию может оказаться круче любого полковника. А впрочем, думай сам – тебе жить. Для себя я давно решил, что лучше ко мне будут в этом занюханном гарнизоне обращаться 'товарищ полковник', чем в высоком штабе 'эй, ты – полковник'.

А припомнив, сообразил, что на первое время надо сократиться и внимательно озираться по сторонам. А там будем посмотреть…

Вахрумка встретил меня недовольным взглядом.

– Почему ты до сих пор в рецкой униформе?

– Осмелюсь доложить, господин инженер – майор, но другой мне не выдавали.

– А для чего я тебе два дня давал? – вперил в меня свое белесые глаза майор.

– Адъютант генерала выдал мне увольнительную и сказал что у меня два дня отпуска, – попытался я оправдаться.

Но уже понимал, что косяка я упорол солидного. И никого не колебет по какой причине. Армия…

– Виноват, господин инженер – майор. Исправлюсь.

– Вот… так‑то лучше, – подобрел инженер и накарябал несколько строк на тетрадном листе. – Иди, получи хотя бы полевую форму – ее подогнать быстро. С остальной амуницией по ходу дела разберешься. Работы много.

Он осмотрел меня еще раз внимательно.

– А кобура, я смотрю, к месту пришлась. Хорошо смотрится.

– Спасибо вам, господин инженер – майор, мне она тоже понравилась, – решил я проявить вежливость по отношению к дарителю.

На вещевом складе старый седоусый старший фельдфебель с тремя медалями на груди и без головного убора только спросил, разглядывая записку.

– Это какой Вахрумка писал?

– Инженер – майор, – ответил я.

– А – а–а – а–а… – протянул кладовщик. – Тогда пошли в закрома, кавалер.

– А что есть еще какой‑то Вахрумка? – спросил я на ходу.

– Есть Вахрумки и Вахрумки… – загадочно произнес фельдфебель и повел меня внутрь склада

И в глубине склада, подальше от окна раздачи, он выдал мне под роспись две пары брюк, приталенный китель типа френча на восьми пуговицах с застежкой под горло, отложным воротником и четырьмя накладными карманами. Мягкое кепи. Все серо – песочного цвета в отличие от грязно – горчичного, принятого в рецких частях. Выдали мне по два комплекта белья. Летние с семейными трусами и майкой – алкоголичкой. Другие – с кальсонами нижней рубашкой с длинными рукавами. Полдюжины пар носков. Ремень и портупею черной кожи. Запасные пуговицы с гербом королевства, петлицы черные с белым кантом, звездочки на них и круглые желто – красно – черные кокарды, такого же небольшого размера, как и на рецкой форме. И связку подковок на обувь с коробочкой гвоздей. Иголки, нитки трех цветов. Даже дюжину английских булавок.

А дальше пошли непонятки. Сапоги я получил хромовые, офицерские, с приятным уху скрипом. И еще ботинки до щиколотки из шевровой кожи на шнурках. Еще один странный головной убор – черную пилотку с белыми кантами, типа эсэсовской (видел, что в такой по штабу ходили, но не понял пока кто). Эмблема также досталась с новой арматурой: перекрещенные серебряные топор и разводной ключ, и наложенный на них полураскрытый циркуль. Побольше – на кепи, поменьше – на пилотку (на ней эмблему носили сбоку).

Еще по моей просьбе сверх лимита получил я отрез тонкого полотна вместо подворотничков, да бязи на портянки

– Кобура я смотрю у тебя есть… – протянул фельдфебель, что‑то соображая свое, – Пафосная. Но сойдет.

– Закрытая кобура у меня тоже есть, – сказал я. – Только рыжая. Как и портупея к ней.

– Что‑то револьвер у тебя мне незнакомой системы.

– Трофейный. Цугульский. Наградной, – похвалился я.

– Так, значит, ты у нас выходит не блатной, а вовсе даже боевой, – удивился кладовщик, будто не видел ранее крест с мечами на моей груди. – А в штабе как оказался?

– Я Вахрумку от плена спас. Он меня сюда за собой и потянул, – вынул я из кобуры револьвер и показал старому служаке надпись на серебряной табличке.

– Отчаянный я, смотрю, ты хлопец, – одобрительно прогудел мой собеседник, возвращая мне оружие. – Но патроны к этому револьверу достать тяжело будет. Но если будет нужно – найдем. Обращайся.

После того как все мне выданное увязали в аккуратный тючек, кладовщик выдал.

– Ты это… вечерами заходи в трактир 'У бочки'. На соседней улице третий переулок. Любого спроси – покажут. Там у нас фельдфебельский клуб гарнизонный. Офицеры туда не ходят. Солдат с унтерами мы сами не пускаем. По стаканчику пропустим. Расскажешь нам, как там на фронте…

– Да я только в одном бою и побывал, – заскромничал я.

– Уже неплохо, – возразил мне старик. – У других и этого за спиной нет. Им полезно будет послушать.

– Осмелюсь спросить: что у вас за медали?

– Это… – показал он ладонью на свою грудь. – 'За усердие в службе', 'За четверть века беспорочной службы' и 'За храбрость на поле боя'. Ее я получил в твоем возрасте за дело под Аграмом. Только теперь вместо нее дают такой вот крест как у тебя.

И напоследок я получил в подарок брошюру 'Правила ношения формы одежды в Ольмюцкой армии'.

На свое служебное место попал только после обеда. Примерки в гарнизонной швальне тоже заняли времени неслабо, хотя, казалось бы, что там мерить? Но записка от Вахрумки оказала на портных и их начальство просто магическое действие…

Так как я еще не знал, где питаются в штабе – то обедать сходил знакомой дорожкой в казармы. Заодно все лишнее туда отнес к себе под лестницу.

И вот я весь из себя красивый такой стою на первом этаже дворца перед массивной дверью с табличкой 'Чертежное бюро Отдела особых проектов. Начальник бюро фельдфебель С. Кобчик'.

– Млядь! Лаврентия Палыча на вас нет, – ругнулся я по – русски на такое раздолбайство начальства, устроившего облегчение в страданиях шпионов.

И подумал, а вдруг?.. Вполне возможно так контрразведка ловит шпионов на живца. Что также меня не обрадовало… такое приглашение на рыбалку.

Резко выдохнул и открыл дверь.

Попал в довольно просторный предбанник.

Гнутая напольная вешалка справа у двери.

Два дубовых письменных стола. На них по одинаковому чернильному прибору зеленого камня совмещенного с бронзовой керосиновой лампой под зеленым абажуром – массивное сооружение. Четыре стула.

Сейф типа железный шкаф. На нем простой стеклянный графин с водой литра на три. И пара стаканов.

Мощная решетка в окне между рамами.

Люстра бронзовая же на длинной цепи в три светильника.

Стены покрашены масляной краской в приятный такой для глаза фисташковой колер. На высоту, примерно, чуть выше плеча. Остальное побелено как потолок.

На стене висит большая карта королевства. И еще одна масштабом помельче – всей империи. Между ними телефон в фигурной деревянной коробке с резьбой.

Дверь в смежное помещение оббита войлоком и черной кожей. Из‑за нее не слышно ни звука.

Сидящий за столом штаб – ефрейтор, бросил газету, вскочил и доложил, как положено.

– Господин фельдфебель, за время вашего отсутствия никаких происшествий не произошло. Личный состав занят черчением. В наличии все пять чертежников. Они в смежном помещении корпят над исполнением задания инженер – майора Вахрумки. Доложил штаб – ефрейтор Пуляк.

– Вольно, – скомандовал я. – Список личного состава есть?

– Так можно же лично с ними познакомиться, – возразил ефрейтор и показал на дверь.

– Я не понял… – добавил металла в голос. – Ты будешь препираться, или все же выполнять приказ непосредственного начальника.

Мухой метнулся он к сейфу и достал оттуда требуемое. Толк будет из парня. Вменяем.

Засада! Все пять чертежников имели звания инженер – сапер. Это все равно, что инженер – рядовой. Все из свежего призыва из города. Ефрейтор чертежником не был и исполнял в бюро функцию материально – снабженческую. Служил он уже почти три года при штабе и все по снабжению.

– Живут чертежники в какой казарме? – спросил я для проформы.

– Никак нет, господин фельдфебель. Дома они квартируют.

– От кого им такие лихие преференции?

– Генерал распорядился.

– Понятно. Сильно блатные перцы?

Ефрейтор только воздух выпустил с силой, сложив губы трубочкой, разведя при этом руками.

– Сам‑то из каковских будешь?

– Я, господин фельдфебель, из самых, что ни на есть простых. Сирота я с десяти лет. С детства мальчонкой при складах оптовых на побегушках. Перед призывом в приказчики вышел. Вот в армии решил на сверхсрочную службу остаться. А тут война…

– Почему до сих пор ефрейтор?

– По причине незаменимости, господин фельдфебель. Некогда было унтерскую школу кончать. Я в этом городе все достать могу, даже то чего нет, – улыбается. – И от вас меня на такие же поручения дергать будут, вы не обижайтесь. Вас я также не забуду.

– Кто дергать будет?

– Теперь только адъютант генерала и майор Вахрумка. А к вам меня приставили, чтобы у вас в бюро не было ни в чем нужды, и избавить вас от беготни по инстанциям.

– Кто ж ты такой, Вахрумка? – подумал я, но как оказалось высказался вслух.

– Так вы, господин фельдфебель, этого не знаете? – округлил глаза ефрейтор до полной невозможности. – У нас это каждая собака в городе знает.

– Так и кто он? Я его знаю только как инженера строительного батальона.

Ефрейтор, понизив голос, как бы сообщая мне пикантную сплетню, выдал просто убойную информацию.

– Мать майора Вахрумки – кормилица кронпринца. По нашим обычаям кронпринц ему молочный брат. А кормилица – член семьи. Кормилицам со всем их нисходящим потомством даруется дворянское достоинство.

– А почему тогда у него фамилия не заканчивается на ' – форт'?

– Нет такой традиции у огемцев. Это у вас, в империи, такие заморочки. А у нас все по – простому. Что у дворян, что у простецов одни и те же фамилии.

– Кто такие огемцы? – удивился я

– Основная народность королевства. Меня кстати уполномочили научить вас огемскому языку, который в королевстве государственный, после имперского. За месяц, – опять развел руками, показывая, что он тут не причем.

– Ладно, ефрейтор, пошли знакомиться с личным составом.

– Один момент. Я только майору позвоню. Он желает лично вас представить чертежникам.

– Что ж, это правильное решение, – пробормотал я под стрекот ручки телефона конструкции 'барышня, две тыщи две нули'.

Представление личному составу прошло кратко и штатно. Вахрумка объявил, что с этого момента я им царь и бог, воинский начальник и мать родная в одном флаконе. И как им повезло служить под началом такого геройского фельдфебеля, отмеченного самим королем.

Мажоры вежливо выслушали офицера, не перебивая его. Вот и все.

Почему мажоры? А как еще обозвать солдат, только что призванных из вчерашних студентов, которые одеты хоть и в солдатский покрой, но не в хлопчатую бумагу, а тонкий генеральский габардин. Сапоги на них офицерские хромовые индивидуального пошива и фурнитура с пуговицами из натурального серебра? Прически фасонные. Парни все мне ровесники, но… как бы это точнее сказать? Желторотики и маменькины сынки.

Ох, и намучаюсь я с ними, пятой точкой чую.

Выведя меня снова в предбанник из чертежной комнаты, Вахрумка мне посоветовал, даже не приказал. Скорее вообще попросил.

– Савва, ты их два дня не дергай. Они мне для доклада командованию плакаты чертят. И изменений никаких, даже гениальных, не вноси пока, потому что на полигоне в это же время по этому проекту укрепрайон строят. И будут его обстреливать в высочайшем присутствии из трофейных пушек. Серьезный экзамен для меня. А улучшения в проект мы сможем внести и потом в рабочем порядке. Нам с тобой еще наставление по новой полевой фортификации писать.

Я проникся.

После ухода Вахмурки зазвонил телефон, и приятный женский голос попросил позвать 'к аппарату' Найгеля Хила.

Прикрыв 'говорливую' трубку рукой, я спросил у ефрейтора.

– Кто такой Найгель Хил?

– Момент, господин фельдфебель. Сейчас позову, – и Пуляк скрылся в чертежной.

Появившемуся блондинистому пухлощекому мажору и передал 'слуховую' трубку и приказал.

– Сорок секунд.

И тот радостно застрекотал в трубку, торчащую из аппарата. Не обратив никакого внимания на мое высказывание.

– Да не, мам, чертим только… ничего страшного… конечно буду… пусть приготовит, как всегда… – вальяжно ворковал он на имперском языке.

Когда отсчитанные мною сорок секунд прошло, я крутанул ручку аппарата, обрывая разговор.

– Что вы себе позволяете? – взвизгнул мажор. – Я разговаривал с МАМОЙ!

– Сорок секунд вышло, – ответил я нейтральным тоном. – Вернитесь на свое рабочее место и продолжайте выполнять особое задание командования.

– Ваше поведение… ни в какие рамки не лезет?! В приличном обществе так не поступают… – начал заводиться солдат, так и не понявший что он уже в армии.

– Встать смирно! – рявкнул я. – Вы находитесь в армии, а не на танцульках в городском саду. И приказание непосредственного начальника должно выполняться точно и в срок, без пререканий. Что это за солдат, ефрейтор? Он даже нормально встать по стойке 'смирно' не может. Здесь вам не тут, Хил. Кругом! Марш на место!

Когда за чертежником закрылась дверь, я приказал ефрейтору больше никого из чертежников к телефону не подзывать. И организовать ужин всем нам прямо на рабочем месте. Сегодня будем работать до упора.

А сам пошел в чертежную, которая гудела как улей. Надо же… сколько гула могут воспроизвести всего пять тушек.

При моем появлении замолкли и разбежались по своим столам.

– При появлении в помещении старшего начальника личный состав его приветствует стоя на том же месте, где находится, – процитировал я устав. – Кто не понял, будет тренироваться. Если не понял кто‑то один, то тренироваться будут все равно все. Не увижу я у вас усердия, переведу всех на казарменное положение и солдатскую столовую. Особо одаренные поедут на полигон – лопатами по земле рисовать. Ясно всем?

Ответили тихо и в разнобой.

– Не слышу. Ясно всем?

Ну, прямо как дети, право слово…

– Будем тренироваться отвечать, как правильно пока не научитесь. Итак… Ясно всем? О! Уже лучше, но недостаточно. Еще раз: ясно всем?

Поглядел на притихших цыплят… Точно ведь жаловаться мамкам побегут. Как только так сразу.

– У нас для выполнения особого… подчеркиваю… ОСОБОГО задания командования остался только завтрашний день и сегодняшний вечер. Возможно еще и ночь. Кто провалит это ваше первое БОЕВОЕ задание, тот первой же маршевой ротой вылетит на самую передовую, благо она недалеко – три часа на поезде. И окопы для вас там мною уже выкопаны. Не надейтесь на покровительство, никто вас от окопов не отмажет, потому что от вашей плохой работы очень большие генералы сядут в лужу перед глазами его величества. Ясно всем?

На этот раз ответили, по крайней мере, стройным хором.

– А теперь посмотрим, что вы тут наваяли… – взял я со стеллажа готовый эскиз блиндажа в косом разрезе, изображенный в изометрии.

Чертежи мы сдали вовремя. Только чего мне это стоило… Ага… Особенно если учесть что нервные клетки не восстанавливаются.

Для начала я столкнулся с тем, что местные чертежные правила совсем не соответствуют нашим ГОСТам. Быстро свернул свои нравоучения дипломированным инженерам и озадачился информацией. Ефрейтор как по волшебству, куда‑то смотавшись на четверть часа, достал мне брошюру на имперском языке по этому вопросу и я некоторое время я офигевал только от формулировок, расплывчатых и излишне велеречивых. Это все по строительству. А вот по машиностроению все было весьма близко к тому, что у нас. Ну да… Строить‑то можно и на глазок. А вот машина такого не попустит, работать откажется.

Чтобы отвлечься от этого головняка подошел к карте.

– Ефрейтор, а где столица Восточного царства?

Тот посмотрел на меня как‑то странно.

– Да не пялься ты на меня так. Я рецкий горец. И в школе не учился, – отмазался я.

– Тут ее нет на этой карте, господин фельдфебель. Она намного дальше на восток. Называется Туром. Здесь только Раков изображен. Это там, где у врага ставка главного командования.

– Ага… – провел я пальцем по карте. – Близко от фронта.

– Ну, они же пока наступают, – развел руками ефрейтор.

– А как называется народ, который живет в этом царстве?

– Их много там, господин фельдфебель, всех не перечислишь.

– А основные?

– Цугулы, ухна, пацинаки, лякиты, озовши, обдоры и обры. Остальные народы там мелкие и незначительные.

– Главные кто там из них? Ну как у нас имперцы?

– Озовши. Раньше были обры. А общий язык у них до сих пор там оборский.

– А русы, русские есть? Или украинцы какие свидомые?

– Нет. Про таких я даже не слышал. На островах в Северном море какие‑то руги у них живут, морского зверя бьют, но те у царя на флоте служат. А вот про тех, что вы назвали, мне никогда не встречались.

– А ты точно всех знаешь? – усомнился я.

– Господин фельдфебель, – с некоторой укоризной заявил ефрейтор, – если бы вы прослужили как я десять лет при оптовых складах на железной дороге, то наверняка бы знали больше меня. Кого там только не встретишь по мирному времени.

И я успокоился. А то мне сон давешний все покоя не давал, что воюю я против своих. Да и, правда, кто здесь в этом мире мне свои? Выбросил я из головы эти переживания.

Отложил в сторону 'правила' черчения, взялся внимательно читать задание Вахрумки. С чего, кстати, и надо было начинать…

Вроде успеваем, но впритык. Никакого ефрейторского зазора.

Мажоры в тот вечер у меня солдатской кашей питались из штабной столовой, но на рабочем месте.

Все их возмущения я зарубил на корню, заявив, что в следующий раз кашка будет из котла маршевой роты с вокзала. Ну и то, что мы с ефрейтором точно из таких же котелков вместе с ними рубали… Поспособствовало в общем процессу воспитания.

И после ужина дал каждому мажору по одной минуте телефонного звонка домой с предупреждением для родных, что они задержатся на службе. Не хватало мне еще звонков от дежурного офицера с нагоняем: какого – такого длинного родители этих оболтусов беспокоят большое начальство из‑за идиота фельдфебеля.

Хотя, если положить руку на сердце, не дело это чертить при мерцающем свете керосиновой лампы. Пусть даже хватило их на каждый стол.

Разошлись в полночь.

На следующий день я сам сел за стол – 'изобретать' стоячий кульман и рейсшину. А заодно такую простую вещь как канцелярскую кнопку. А то ватман к столу мажоры по студенческой привычке сапожными гвоздиками прибивают.