Текст книги "Фебус. Принц Вианы (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Старицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

И еще от него густо несло давно не мытым телом и гарью многочисленных костров – хоть нос затыкай. Но судя по ярмарке – это вполне нормальное явление в этих местах. Не дай Бог вшей натащит, убью!

Однако отказывать от приглашения дворянину даже пришедшему в таком затрапезном виде, тем самым нарушить слово принца – не комильфо. Просто, когда раздавали миски, я сел с подветренной стороны.

Дю Валлон не роняя драгоценных слов, не торопясь и со вкусом поел куриной лапши, которая у нас была на завтрак, с удовольствием облизал собственную серебряную ложку и изрек.

– Курятина – праздничная еда, а сегодня вторник. Вы вероятно видам*?

Ложку при этом он аккуратно завернул в относительно чистую льняную тряпку и засунул в сапог, откуда недавно и вынимал.

– А с чего вы решили, что я слуга церкви, а не ее князь*?

Мне стало даже обидно как-то. Дядя вот у меня – целый кардинал. А я чем хуже?

– Ну-у-у-у-у… – протянул поэт. – Хоть нынешний папа в Риме и возводит в кардиналы своих малолетних племянников, по сути – бастардов, но вас выдает прическа. К сказанному я готов заложить свой фальшион против щепки от полена, что если с вас снять берет, то там не будет тонзуры*

Все вокруг заржали. Окружающий меня народ вообще, я смотрю, на хи-хи конкретно пробивает последнее время, словно конопли накурились. Или это отходняк у них такой? Расслабились.

– Угадали – там только повязка на ране, – признал я его умозаключения справедливыми.

Дю Валлон улыбнулся и развел руками как фокусник, который требует у публики аплодисментов, чем вызвал еще больший смех окружающих. По нему было видно, что смешить людей он любит. Вообще-то полезное качество у того кто путешествует в одиночку.

– Вы в шутах, случайно, не служили, мессир, – полюбопытствовал сьер Вото.

– Было такое однажды при дворе дюка Орлеанского в Блуа. Сидел я как-то в жуткой тюрьме славного города Орлеана знаменитого тем, что его освободила сама Дева полвека назад. Сидел по прозаической причине – казни ждал. А тут дюк Шарль в честь первого въезда своей трёхлетней дочери Марии в её наследственное владение, по ее – малышки, просьбе: «сделать в этот день всех счастливыми», Его Светлость не нашел ничего лучшего, чем освободить всех нас из тюрем.

Я по этому поводу написал торжественную оду и прочитал ее на площади. Но почему-то эта ода сильно рассмешила саму дюшесс*, и тогда дюк предложил мне у него службу шута. Наверное, потому, что сам был не прочь побаловаться рифмой.

– И долго вы подвязались на придворной службе? – спросил мой паж Филипп.

– Где-то с год – полтора. Потом затосковал в чертогах принца, и снова подался на вольные хлеба, в славный город Мен…

– Где вас снова посадили в тюрьму? – спросил я ехидно.

– А вы откуда это знаете?

Откровенно удивленная физиономия мессира дю Валлона снова вызвала просто пароксизм смеха на барке.

– Догадался, – ответил я, вытирая слезы, вызванные смехом. – И уж вытащил вас из мэнской тюрьмы на это раз, наверное, не кто иной, как сам руа франков? Не меньше.

– Вы и это знаете? – мессир Франсуа был уже откровенно ошарашен.

А мои люди ржали как на концерте Задорнова. Разогрелись. Теперь только пальчик покажи…

– Думаю также, – продолжил я играть в гадалку-гитану, – что произошло это, не иначе, когда тот ехал мимо на коронацию в Реймс.

Мессир Франсуа только руками развел.

А вокруг раздавался уже не хохот, а всхлипы и стоны. Хотя я нисколько не погрешил против фактов биографии пожилого человека, который сидел передо мной с кружкой яблочного взвара в руках.

– Лучше скажите нам, куда вы направляетесь? – спросил, когда окружающие немного успокоились

– Держу путь в Нант, думаю там перезимовать. Хотелось бы на юг, к теплу поближе, но денег столько нет, а дорога дорога.

Мессир Франсуа зябко поежился, несмотря на окружающее тепло и сочную зелень конца лета.

– Какое совпадение, – снова засмеялся дон Саншо, – мы тоже двигаемся в Нант.

– У меня есть предложение, подкупающее своей новизной, – заявил я, – Желаете ли вы до Нанта прокатиться с нами на барке, а платой будут ваши уроки стихосложения мне.

– С кормежкой? – заинтересованно спросил дю Валлон.

– Конечно. С нашего стола, – обнадежил я его.

– Согласен.

И тут я нанес ему удар, просто «под дых». Крикнув шкиперу: «отплывай», садистски заявил своему новому клеврету.

– Только при одном условии – вам придется вымыться и постираться.

– А это обязательно?

Выражение лица мессира дю Валлона снова вызвало хохот окружающих. Марта даже взвар яблочный расплескала из половника.

– Обязательно, – многозначительно хмыкнул дон Саншо. – А неповиновение чревато: не так давно этот молодой человек, – инфант кивнул на меня, – чуть врача на суку не повесил за то, что тот руки не моет.

Все окружающие радостно заржали, будто им новый скабрезный анекдот рассказали про короля и гусепаску. О! Эту песенку обязательно надо как-нибудь спеть. Хит будет из хитов. «Я женюсь… Я женюсь, Луи сказал…»

Когда барка выплыла на стрежень и повлеклась вместе с водами Луары в сторону Атлантического океана, дон Саншо, вдруг вспомнив, что он лицо государственное, стал потрошить мессира Франциска на свежие сведения.

И политинформация о международном положении не заставила себя ждать

– В день святого Петра, – начал свой рассказ дю Валлон, и по его плавной речи чувствовалось, что быть ходячей газетой ему не впервой, – у всех благочестивых христиан была большая радость: сдох богомерзкий султан турецкий Мехмет, второй этого имени. Его сын Баязид Дервиш, как только опоясался мечом их пророка Магомеда, так сразу стал воевать одновременно с Венецией, Австрией, Венгрией и Египтом. Воюет до сих пор.

На святую Изабеллу Катерина Саксонская благополучно разродилась мальчиком. Окрестили Кристианом. Он наследник сразу двух корон – Дании и Норвегии.

В Лионе наконец-то достроили собор, посвященный Иоанну Крестителю, который возводили без малого триста лет. И архиепископ Лиона уже перенес туда свою кафедру. А освящал собор сам кардинал Бурбон.

Теперь – Прованс. В этом году он стал владением руа франков, который подтвердил местным евреям все права, которыми они пользовались при Рене Добром. Однако сезонные рабочие из Дофинэ и Оверни устроили еврейские погромы с насильственным крещением. Десятки человек были убиты с обеих сторон и многие евреи сбежали в Тулузу, Фуа и Байону. Говорят, в Марселе теперь толкового врача не найти.

Кстати, еврейские врачи руки моют, – кивнул политинформатор в мою сторону.

В Риме чума, от которой, прожив пятьдесят девять благочестивых лет, скончался Бартоломео Сакки по прозвищу Платина, префект папской библиотеки, так и не покинувший свои книги, хотя папа Ксист, четвертый этого имени, настойчиво звал его с собой укрыться от эпидемии в окрестностях озера Брачано, куда сбежал весь папский двор. Угас выдающийся ум нашего столетия, автор великого философского труда «De honesta voluptate et valetudine», доказавшего всем, что человек есть то, что он ест. Без всякого различия сословной принадлежности.

Эмир Гранады Али, сын Сада ал-Мустаина, да гореть им обоим в аду, презрев свою животную похоть к сосредоточию чести наложницы Зорайде, внезапно воспылал воинским духом и захватил у кастильцев крепость Саару. В Кастилии и Леоне моментально прекратили резать друг друга из-за любви к разным инфантам, которых хотели бы видеть на троне и дружно пошли резать мавров.

В день святого Фердинанда, покровителя арагонской короны, Фердинанд Арагонский, второй этого имени, оставив на время распри с папой по поводу неаполитанского наследства, но умудрившись, походя, вступить во владение Миланом, присоединился к кастильцам в богоугодном деле Реконкисты. Хотя от старого перемирия еще и пяти лет не прошло. Заодно Арагон и Кастилия на паях заключили протекторат над островами в океане, откуда привозят маленьких певчих птичек.

На успение пресвятой Богородицы, в Синтре, осиротела португальская корона. Афонсу, пятый этого имени, по прозвищу Африканский приказал долго жить, удостоившись святых даров в монастыре, который не покидал последние годы. На престол вступил его сын – рей* Алгарве Жуан, второй этого имени, первым делом повелевший себя называть Совершенным, а вторым деянием возвеличивший своего бастарда* до магистра ордена Сантьяго. По слухам он все носиться с мечтой: найти морской путь в Индию и безумно разбогатеть на специях. Странные купеческие устремления у человека с репутацией совершенного кавальера, вы не находите?

Первый принц крови у франков – дюк Орлеанский Луи в очередной раз рассорился с дядей и спешно уехал в Бретань, бросив в Амбуазе всех своих шлюх. Говорят: он там собрался приглядеться насчет женитьбы на дочери бретонского дюка, как только папа освободит от его от уз законной уродины – дочери Паука.

Сам рой наш Луи, одиннадцатый этого имени, сидя сиднем в Плесси, как-то умудрился поссориться со своим наваррским племянником, и что-то там произошло, о чем, впрочем, не шибко распространяются. Даже сплетен особых нет. В основном говорят о том, как Луи отобрал владения Наварры в Этампе, Шампани и Невере, нехило округлив, таким образом, свой домен, за счет родной сестры из Фуа.

В Нанте в мае сего года был подписан союзнический договор с Англией, по которому женихом четырехлетней Анны Бретонской объявлен одиннадцатилетний принц Уэльский Эдвард. Дюка понять можно – он ищет союзников против Паука, отстаивая независимость Бретани, но в самой Англии продолжается оголтелая война между домами Ланкастеров и Йорков за корону. И конца-края этой войны не видно. Как говорят, уже не меньше восьмидесяти принцев с обеих сторон пало на полях сражений, нашли свою смерть в темнице или под топором палача.

Вот, впрочем, мессиры, и все что случилось в мире за последние полгода.

Микала я отправил отмывать дю Валлона, как самого понимающего толк в этом процессе. Филиппа дал ему в помощь. Дамуазо поморщился от того что его в подчинение рабу дают, но ослушаться меня не посмел. И они вдвоем увели бродячего поэта за кормовую надстройку, туда, где был навесной гальюн над водой. Сейчас оттуда слышались громкие визги «жертвы», садируемой водными процедурами

Когда к моему лежбищу подсел дон Саншо, судя по выражению лица инфанта, с каким-то серьезным разговором, а я разомлевший под ласковым утренним солнышком, лениво произнес.

– Не вижу никаких препятствий к тому, чтобы двум благородным донам не выпить теперь холодного анжуйского?

– Белого или красного? – только переспросил инфант, не читавший братьев Стругацких.

– Ну, если учесть что мы сейчас не будем вино закусывать ни рыбой, ни мясом, то этот вопрос неактуальный, – посмотрел я пристально в его единственный глаз, – С другой стороны если красное вино рассматривать как горячительный напиток – все же кровь земли, то белое, в данный момент, более подходящее, как напиток прохладительный. Распорядись, будь другом.

Когда наслаждение первых глотков нектара от старого барона растворилось по небу и языку, дон Саншо вновь сделал серьезное лицо и спросил.

– Какой будет твой ответ на то, что Паук наложил на твои земли секвестр, или отдашь все на усмотрение матушки? Она все же его родная сестра.

– У Капетингов родни нет, есть только повелитель и подданные, – ответил я ему, насколько понимал ситуацию. – Программа Паука на все его правление – уничтожить независимых вассалов и сделать из них придворных слуг, которые кормятся с его руки. Все свои завоевания он складывает в свой домен. Если и есть, какие раздачи земель с его стороны, то это прямые вассалы Луи, будь они самые последние башелье. Так что ни мне, ни матушке ничего не обломиться. Что с воза упало, то пропало.

– Ты тоже Капетинг, – неожиданно заявил дон Саншо.

– Поэтому я без обратного ответа такое безобразие не оставлю. Только каков мой ответ будет я еще не придумал как следует. Но он будет очень неожиданным для всех.

– Что ты задумал?

– Объединить всех эскандулаков – васков, басков и гасков под одной короной. Моей короной.

– Где в своей державе ты видишь мое дукадо?

– Федеративной частью.

– Не понял?

– Федерация – это такое объединение государств, где центральной власти отдается внешняя политика, монетная стопа* и война. Все остальные вопросы на своей земле федераты решают самостоятельно.

– Чем это отличается от вассалитета?

– Тем, что у Федерации есть сила. Постоянная армия, флот и артиллерия. А не ополчение кабальеро, которое расползется по домам на сорок первый день призыва.

– Значит, будут налоги?

– Не без этого.

– Будешь давить сильные дома аристократии? Они же тебе просто так денег не дадут.

– Если будут бегать перелетами и нашим, и вашим. Если будут устраивать феодальные войны внутри государства – то обязательно. Будут бунтовать, устраивать мятежи – буду давить. В том числе и последним доводом короны.

– Это, каким же последним доводом?

– Увидишь. Ты все первым увидишь, брат мой. Немного попозже.

– А куда деть кучу бедных, но гордых безземельных кабальеро? Вот задавят Кордову, и не останется магометанской угрозы на Пиренеях. И останутся они без дела.

– Разбойников – на сук, умных на службу короне за деньги.

– Всех не переловишь, – потянулся Саншо к кувшину, чтобы снова наполнить наши кубки.

– Я и не буду их ловить. Я отдам это право городам.

– Ты понимаешь: к чему это приведет? Чернь будет вешать нобилей*? – дон Саншо округлил свой единственный глаз и поднял бровь.

– Ни в коем случае. Согласно древним фуэрос* наши города имеют статус коллективного идальго, и в этом статусе имеют представительство в кортесах. Каждого кабальеро-разбойника пойманного с поличным на территории городской округи будет судить городской суд, который получит у меня это право в свои фуэрос. И в каждом городе будет мой прокурор, который будет надзирать за законностью, чтобы не было произвола. Также дам им право содержать за счет города стражу для этого. Конную стражу, а не только копейщиков внутри стен. И обязательство выдавать укрывшихся на их территории разбойников законному суду. Однако в случае внешней опасности, на каждую провинцию назначу капитана, который под своим знаменем объединит все эти городские отряды конных арбалетчиков в единое ополчение. Этим я не нарушу старинные фуэрос, что города вправе не посылать своих солдат воевать на чужие земли. Кстати перекрытие перевалов на границе с Кастилией не есть чужая земля, не так ли?

– Это задушит нашу торговлю.

– Не задушит. Купцов будут пропускать, а вот большие военные отряды – нет.

– Цель?

– Не дать Кастилии выхода к морю. Пусть отвоевывает его у Гранадского халифата. Ты же сам этого хотел?

– Но есть еще Астурия и Галисия.

– Вот наша задача состоит в том, чтобы они вошли в Федерацию к нам, а не к Кастилии или Леону. И твоя свадьба будет не последним мероприятием в этой политике.

– Тебя точно надо почаще бить по голове свинцовыми шарами, – восхитился инфант. – А что будет с Арагоном?

– Граница по реке Эбро. Да и нет уже Арагона как такового. Есть объединенная с Кастилией Испания. Вот с ней граница по Эбро и перевалам наших гор. С южной стороны. До Португалии. Тут природа для нас постаралась: не так много перевалов, через которых можно провести армию.

– Но у Кастилии и Арагона останется выход к теплому морю на юге.

– Вот и пусть режутся там с берберийскими пиратами Магриба*. Турки перекрыли торговлю с Левантом*, значит, товары из Индии и Китая будут приходить в Европу либо через Варяжское море от Ганзы*, либо из-за Океана, когда найдут новые пути. Вот тебе, кстати, первый признак упадка средиземноморской торговли: венецианские евреи перебираются на жительство в Голландию. И не просто так, а со всеми капиталами. А они держали две трети торговли специями по Европе. Северный берег Пиренеев это морская торговля со всей Европой. И в перспективе со странами за океаном. А мы посередке. Зря, что ли Португалия из шоссов выпрыгивает – ищет морской путь в Индию. Ты был прав. Тут одно из двух: либо мы с тобой оседлаем эту торговлю, либо Кастилия, если захватит наши берега. Тогда лучшие в мире мореходы – баски и кантабры будут за мелкую монету носить кастильской короне золото.

– А шелк?

– Что шелк? Шелк можно разводить и у нас. В Андалузии мавры этим уже занимаются. Тот же Паук завел у себя тутовые рощи. На севере. Похоже, скоро и у него будет свой шелк. И не для роскоши нобилей, а для армии, чтобы она в походах не вшивела.

– И кто этим займется у нас? Сам знаешь, что лишних людей у нас нет. Да и лишнюю землю еще поискать.

– Женские монастыри, – усмехнулся я. – Апостол Павел завещал всем христианам: «Не трудящийся, да не ест». Вот пусть и выполняют заповеди господние. Дадим им на это монаршие привилегии за поставки части шелковой ткани в казну, а большую часть пусть сами продают. Покупатель обязательно найдется. И наши купцы на перепродаже свой серебряник заработают. И лишний раз аббатисы не будут стоять перед нами с протянутой рукой. Пусть лучше этими ручками сучат нити и ткут.

– Заодно выбьешь у своего дяди – примаса* буллу, что шелковую рясу могут носить только те аббатисы, что разводят тутовые рощи? – засмеялся Саншо. – Хитрый ты стал, раньше таким не был.

– Взрослею, – покачал я головой. – И как ты заметил, я все-таки Капетинг.

– Этого может быть мало, – подвел под нашей беседой инфант резюме.

– Мало, – согласился я, – но как говорят китайцы, которые стали первыми делать этот шелк: дорога в тысячу лиг начинается с первого шага. Есть еще рецепты, как делать наши отечественные благовония, которые будет иметь бешеный спрос. Купят задорого те же франки и дойчи, у которых никто не моется, а пахнуть они все хотят приятно и благородно.

– Но у нас нет, ни нарда, ни ладана, ни мускуса.

– Зато у нас есть розы, лаванда и жасмин, брат мой. И самый благодатный климат для их произрастания. И доить цветы мы можем каждый год не по одному разу.

– Вряд ли такие знания удастся долго держать в секрете. Расползутся.

– Конечно, расползутся, но мы с тобой с этого дела уже снимем сливки. И, кстати, земля для этого пойдет самая неудобная для землепашества – в предгорьях. Так что у нашего пахаря мы не отнимем ни пяди, в отличие от Англии где вилланов сгоняют с пахоты ради того чтобы их лорд мог пасти там своих овец и продавать шерсть в Голландию.

Тут мои клевреты привели замотанного в льняное полотно и отмытого до скрипа дю Валлона, и наши стратегические разработки были прерваны опасением нового аттракциона. Чтобы снова не собирать всех наших людей в кучу – пора было, судя по запаху срочно чистить трюм от навоза, мы выделили с барского стола поэту кубок анжуйского и отослали на нос барки сушиться. Поближе к кухонному очагу.

– А когда мы займемся с вами стихосложением? – только и спросил мессир Франсуа, перетаптываясь босыми ногами по палубе.

Он явно стеснялся своих волосатых голеней.

– После обеда. Самое время, переваривая пищу земную приобщиться к пище духовной, – ответил я ему, отсылая к Марте.

Когда поэт и сопровождающие его лица удалились на известное одному инфанту расстояние, он, проводив всех единственным, но не менее зорким глазом, заинтересованно спросил.

– Так с чего ты начнешь войну с Пауком?

Вот так вот. Как будто все уже решено. Чисто по человечески. Приезжаю домой и начинаю войну с сильнейшим королевством континента, об которое сам Карл Смелый Бургундский обломался. Вы на карту посмотрите: что там той Наварры по сравнению с Францией? Я уже не говорю вам за Беарн. Сколько людей у них там живет, и сколько в моем королевстве – прикиньте на минуточку мобилизационный ресурс. Так что не пойду я воевать с Людовиком номер одиннадцать сразу по возвращению домой. Никак… Разве что хорошо подготовившись. Но на ассиметричный ответ время нужно и деньги. Первое ограничено – через год-два меня отравить должны собственные бояре. Предопределение у меня такое. А как у меня со вторым – Бог ведает, а я пока нет.

– А ты мне поможешь? – спросил я Саншо.

– Конечно, помогу, ты еще сомневаешься? – кивнул инфант, подмигивая. – Я же твой зять!

– С размена земель, – ответил я с небольшой задержкой.

Пусть дон Саншо подозревает титаническую работу мысли под моими золотыми кудряшками. Нечего с ходу кидаться готовыми, давно продуманными рецептами. И так он постоянно повторяет, что мне полезно периодически по голове получать. Я все голову ломал, как это все «по благородному» провернуть, а Паук взял и сам подставился.

– Паук взял мои виконтства – пусть ими подавится, а я возьму его. И первым на очереди стоит кондадо* Коменж, которое так удачно расположилось между моими кондадо Фуа и Бигорра. Но сначала надо подготовить…

Но договорить не удалось, нас настигала какая-то подозрительная барка под парусом и бдительным сержантом была объявлена тревога по экипажу.

Преследовавший нас кораблик был богато украшен резьбой и позолотой. От солнца палубу укрывал двускатной крышей большой белый тент, с фигурными синими ламбрекенами по краям, расшитыми золотом. Кормовая надстройка возвышалась над тентом. Прямой парус плотного синего шелка украшали три большие золотые лилии треугольником книзу. Герб Иль-де-Франс.

Герб дома Валуа.

Сама Франция гналась за нами немалыми силами.

За первой баркой шли еще две, только видом прозаичней. С простыми полосатыми парусами, но с синим вымпелом на гафеле.

Встал у мачты, положив левую руку на эфес шпаги, правую приспособил над глазами на манер козырька и неожиданно для себя спросил инфанта.

– Драться будем?

– Не торопись, – ответил дон Саншо, внимательно оглядывая преследователей. – Это не Паук. Если мне не изменяет мой оставшийся глаз, это Орлеанский дом куда-то спешит. Видишь вверху паруса, над лилиями, белую «перекладину» с тремя выступами вниз?

– Орлеанский дом вроде сейчас с Пауком в контрах. Не?..

Дон Саншо не ответил, сосредоточив свое внимание на пафосном речном транспорте Орлеанского герцога. По понятиям пятнадцатого века такой «корапь» круче яхты Абрамовича в третьем тысячелетии.

Везде понты корявые… Куда ни кинь.

Стрелки сжимали в руках взведенные арбалеты и ждали только нашей команды, чтобы поднять их и выстрелить. Ни страха, ни сомнения в их позах. А на лицах только решительность постоять за своих принцев. Насмерть!

Так, во взведенном состоянии, в крайнем напряжении прошло полчаса, пока последняя барка Орлеанского конвоя не прошла неторопливо мимо нас дальше по течению реки. Прошли и даже внимания на нас – таких красивых, не обратили. Да и на что обращать? Мы же наших флагов не вывешивали. Идем, прикинувшись купцами. А яркие желтые гербовые котты, готовясь к грязной работе, аккуратные стрелки с себя поснимали.