Текст книги "Дом, который построил"

Автор книги: Дмитрий Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дмитрий ФЕДОТОВ
ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ…

1

Надпись на черной дерматиновой двери гласила:

«Исполнительный комитет городского Совета народных депутатов.

Мастерская по реставрации памятников архитектуры и древнего зодчества».

И чуть ниже и мельче:

«Прием заказов с 9 до 12 часов, кроме субботы и воскресенья».

Игорь Фатьянов сидел на подоконнике в своем кабинете и с высоты второго этажа наблюдал за сухоньким старичком, топтавшемся перед дверью конторы. «Это что за ископаемое?.. Мезозой или кембрий? Ну и видок, однако! Жара, того и гляди расплавишься, а этот – в пимах сорок последнего размера, да еще и ватничек под ремень…» – Игорь ткнул в пепельницу наполовину выкуренную сигарету и передернул плечами рубашка словно прикипела к коже.

На столе, заваленном эскизами и накладными на пиломатериалы и прочий дефицит, сонно тренькнул телефон. Фатьянов глянул на часы – без десяти двенадцать – стоит отвечать или нет? С одной стороны, нарвешься на какого-нибудь зануду-жалобщика – и прощай, обеденный перерыв, с другой – а если шеф?..

Трубка была липкой, как пластилин. Перекрывая треск помех, чей-то стершийся дискант сладострастно вопил: «…и я вспоминаю, тебя вспоминая!..»

– Реставрация, – привычно-ровно произнес Игорь.

В трубке тяжело, с придыханиями дышали.

– Слушаю. Говорите!

Дискант сорвался на визг: «…летящей походкой ты вышла из мая-а!..»

– Это комиссионка? – неожиданно громко спросил капризный женский голос. – Мне Надюшу. Быстренько!

– Ошиблись, гражданка. Здесь мастерская по реставрации!

– Тогда Симочку…

– Это реставрация! Понятно?

– Но я звоню в комиссионный! Хулиган!

Фатьянов раздраженно кинул жирную трубку на рычаг и потянулся за очередной сигаретой. Закурив, он поднял голову и вздрогнул: перед ним, примостившись на краешке массивного, «под готику», стула, тихо покачивался давешний кургузый старичок.

– Здравствуйте… – Игорь поперхнулся дымом. «И когда же он успел? И с дверью справился, и на второй этаж забрался?..» – Чем могу быть полезен?

– Бывайте здоровы, уважаемый Игорь Евгеньевич! – часто-часто закивал старикан. Голос у него оказался неожиданным – по-мальчишески звонким и сильным. – С просьбой к вам, от всего нашего, так сказать, коллектива жилищного.

– Хотите сделать заявку?

– Хотим, милый, обязательно хотим! – Старичок поерзал на стуле, умащиваясь поудобнее. – Значит, живем мы все в доме под номером тринадцать, что на Береговой улице, за дамбой которая, – он неопределенно махнул рукой куда-то за спину Игоря. – Так вот, сносить его, дом-от наш, собираются. А мы, значит, против, абсолютно и категорически! – Сухонький кулачок несколько раз взметнулся вверх.

– Не волнуйтесь, отец, сейчас выясним. – Фатьянов развернул на столе карту города и быстро нашел нужную улицу: – Увы! Район подлежит новой застройке. Ничем помочь не могу: памятников архитектуры на Береговой нет.

– Едрена корень! – Старичок аж подпрыгнул. – А мы? Наш-от дом?! Он же самим Елизар Матвеичем Бастрыгиным срублен был! На Ивана Купалу заговорен от огня, от воды, от людской хулы! Чтоб тыщу лет стоять… а его – бульдозером! Уж и чушку чугунную пригнали! Не-хо-ро-шо, не-лад-но… – погрозил темным корявым пальцем гость.

– Кто такой Бастрыгин? – заинтересовался Игорь: пыхтящий, как самовар, дедок показался ему занятным. – Купец, что ли?

– О-о!.. – восхищенно закатил тот глаза. – Преизвестнейшая личность, я вам скажу! Ну и купец, конечно. Жаль, пожил недолго. И всего-то годков триста ему было, когда спьяну с лешаком из Черного бора сцепился. Ну, тот его в болотине и утопил, даже пузыря не осталось. А дом опосля нам отдали, под коммуналку. Вернее, коренных-от пришлось уплотнить, когда домишки в Заистоке да в Черемушках поразвалили. Набежал народец, куда же его деть, в тесноте – не в обиде…

Фатьянов заскучал: «Дед-то, похоже, того… Про леших каких-то болтает, про купца-долгожителя… Нарвался все-таки, опять придется в столовке час топтаться…»

– Ну хорошо, хорошо… э, как вас по имени-отчеству?

– Зовут? А, Кузьмой Васильичем кличут. Раньше, бывалочи, все в Кузьках ходил, а как за пятьсот перевалило, величать стали, с уважением! – Старик горделиво вскинул кудлатую бороденку.

– Кузьма Васильевич, давайте так: я запишу вашу просьбу, разберусь и сообщу результат. Договорились?

– Вы уж похлопочите, Игорь Евгеньевич, а мы в долгу не останемся. Мышей отвадим, тараканов повыведем – небось донимают? Жрут подписи-то на бумагах?.. Они ведь счас все как есть подряд метут: пасту, чернила, тушь – прямо беда! Не знаем, как и бороться. – Старичок спрыгнул со стула, и над столом виднелась теперь только его голова. – А вот психушку вызывать не надо! – хихикнула голова – и пропала.

Фатьянов мог поклясться – дверь даже не шелохнулась. «Чертовщина какая-то! Не иначе – от жары!.. А ведь и впрямь спецбригаду хотел вызвать. По моей физиономии догадался? Не мысли же дед читает? Бред!» – Игорь сгреб бумаги в одну увесистую стопу, придавил ее сверху телефоном и вышел в полутемный, дохнувший прохладой коридор.

Подперев коленом упрямо отскакивающую дверь, Игорь принялся отчаянно шуровать в скважине вертлявым ключом-саботажником. «Конечно, деда понять можно: всю жизнь тут прожил, на новом месте пока привыкнет! И с Бастрыгиным, небось, не один пузырь раздавили – вон как его защищал! Жаль старого, да ничего не поделаешь, придется переселять…»

И вдруг в тиши и сумраке конторского коридора, прямо за спиной, раздалось явственное и многозначительное покашливание. В тот же миг замок чвокнул, а ключ, извернувшись, необъяснимым образом скользнул в карман брюк.

Фатьянов стоял не шелохнувшись, не смея повернуть голову, хотя прекрасно понимал, что там никого нет и быть не может! Напротив кабинета диванчик для посетителей, над ним стенд «За высокую культуру обслуживания» – и все!

– Эхе-хе! Нехорошо, Евгеньич, обещал ведь! – Голос был тихий, укоризненный и до ужаса знакомый.

Сделав над собой усилие, Фатьянов резко развернулся всем корпусом – никого! Лишь невесомые шары тополиного пуха неслышно скользили по линолеуму вдоль коридора. В полном изнеможении Игорь опустился на диван и достал сигареты.

Зажигалка прыгала в руке, свистя и разбрасывая желтые искры…

2

Молодой прораб Сеня Пенкин готовился начать свой первый трудовой день, как и полагается, планеркой. Перед ним лежала новенькая, купленная по такому случаю тетрадь в коленкоровом переплете. На титульном листе было красиво выведено красным фломастером: «Рабочие планы и задания 6-го ремонтного участка. С.И.Пенкин».

Когда-нибудь эта тетрадь станет бесценной и единственной свидетельницей головокружительной и славной карьеры скромного, никому пока не известного прораба. Необходимые документы должны быть обнаружены в нужном месте и в нужное время. И всякий умный человек, говорила мама, обязан позаботиться об этом заранее.

Сеня открыл чистую страницу и торжественно извлек из обшарпанного студенческого портфеля подаренную ею в честь окончания института ручку «Мицубиси». Будущий начальник не мог позволить себе расписываться на важных бумагах шариковой, копеечной. Каждое кресло требует соответствующей экипировки. Пока – «Мицубиси», придет время – появится золотой «Паркер». А в том, что оно придет, ни Сеня, ни мама не сомневались. Только зевать не надо: полоротых Фортуна презирает, деловых – уважает. А деловой человек не тот, который норовит отхватить кусок побольше, а тот, который и копейку умеет в рубль превратить.

Взять нынешнее Сенино назначение. На первый взгляд, хуже не бывает: грязь, пыль, хлам! Сносить клоповники, столетние хибары радость небольшая. Но ведь можно поглядеть и с другой «кочки», в свете иного фонаря, к примеру, исторического. И тут такие любопытные уголки высвечиваются!.. Город древний, четыреста лет вот-вот стукнет, кто его, спрашивается, населял триста с лишним лет? Мастеровые, ремесленники, купцы и прочие предприимчивые люди. Деньжата водились у всех, а хранились где? Надежных, как нынешние, сберкасс не было, облигаций трехпроцентного займа – тоже, банки в революцию полопались, значит, где?.. Остается предположить: в индивидуальных домашних тайниках. Следовательно, что?.. Их нужно обнаружить и вернуть народное достояние законному владельцу, то есть государству. Это святой долг каждого честного гражданина, а народ – он у нас благородный, он в долгу не останется…

Или другой ракурс – моральный. Возможная ситуация: дом приговорен, а расстаться с ним сил нет, деды, прадеды тут жили, корни, словом, родовые. Почему не проявить милосердие, не потянуть недельку-другую, пока человек не свыкнется со своей бедой, не примирится с необходимостью оставить дорогие стены?.. Здесь важно, чтобы бедолага не спутал, чья рука поддержала его в трудную минуту, здесь обезличка ни к чему. И без всякого нажима, боже сохрани! Уголовный кодекс Сеня уважает, это, спасибо маме, у него в генах…

Ну а когда Сеня прочно станет на ноги, тогда посмотрим, как Липочка, секретарша главного, будет носик свой курносый воротить. Но тогда С.И.Пенкин, хоть в каждом глазу Липочки по крылатой ракете и накрывают они цель с первого выстрела, будет вне пределов ее досягаемости. Выбирать он будет сам. Как там утверждает русская пословица? «По Сеньке – шапка?..» Прекрасно! Вот и нужно подсуетиться, чтобы этот головной убор достался ему познатней…

Сеня с сожалением оборвал белокрылый полет фантазии, глубоко и взволнованно вздохнул, открыл чистую страницу и аккуратно вывел: «План демонтажа дома № 13 по улице Береговой».

Утром, ровно в восемь, Пенкин, слегка робея, вошел в рабочий вагончик шестого участка. Три угрюмых, загорелых мужика в замурзанных, видавших виды спецовках сидели рядком вдоль стены на грубо сколоченной некрашенной скамейке. Самый старший, с седыми кустистыми бровями, в газетной треуголке, лихо, как пилотка, сдвинутой набекрень, сосредоточенно шевеля губами, читал колонки объявлений в «Городской неделе». Цыганистого вида парень, ощерив крупные, один к одному, белоснежные зубы с небрежно зажатой сигаретой, лениво резался в очко с мрачным рыжебородым напарником, которому, судя по всему, Фортуна улыбаться не хотела.

У Сени при виде этой компании неприятно засосало под ложечкой и заныло в животе. Он запнулся на пороге, с грохотом пролетел оставшиеся метры до стола и, кое-как поймав равновесие, вдруг совершенно уж некстати осипшим голосом спросил:

– Можно?

Однако никто, кроме седого в треуголке, не обратил на его шумное появление внимания. Отложив газету, «бровастый» поинтересовался:

– Не зашибся? Чего тебе, сынок?

– Я… Пенкин, Сеня. То есть Семен Иванович. Кстати, имею направление… В-вот…

– А-а, новый прораб! – почему-то обрадовался седой и зычно скомандовал: – Братва, па-адъем! – Затем ловко выдернул из-под стола табуреточку, обмахнул ее рукавом и пригласил: – Милости просим, располагайтесь.

На ватных ногах Пенкин прошагал на свое новое место во главе стола, положил перед собой заветную тетрадь, придвинул поближе разбитый телефон и достал, наконец, новенькую «Мицубиси». Братва с любопытством наблюдала за манипуляциями начальства. Пауза затягивалась, и Сеня, собравшись с духом, не поднимая глаз, хрипло произнес заготовленную накануне фразу:

– Разрешите объявить первую планерку открытой. Гм-м!.. Многозначительное «гм-м» должно было придать речи необходимые вескость и солидность. – Нужно обсудить план демонтажа дома номер тринадцать по улице Береговой.

– Да чего там обсуждать, язык мозолить! – Смуглый парень лихо сплюнул, и «бычок», описав дугу, вылетел за порожек вагончика. Снести к дьяволу – и баста! Перекрытия выбить, а коробку тягачом сдернуть.

– Не шебурши, паря, – одернул товарища седой. – Не лезь поперед батьки в пекло. Семен Иванович, давайте раньше познакомимся. Всеж-таки работать вместе. Моя, например, фамилия Шахов, Николай Андреевич, по специальности бульдозерист. Это – Амир Тагиров, водитель, ас, можно сказать. И – Константин Кринка, наш славный бомбардир, он же крановщик.

– Очень приятно! – Сеня покраснел, обводя глазами бригаду, и еще раз с чувством повторил: – Очень рад! Надеюсь, мы сработаемся, товарищи.

– И мы надеемся, – снова чему-то обрадовался Шахов. – Позвольте ввести вас в курс дела.

– И вводить неча, – встрял рыжий. – Айда, на месте посмотрит.

– Дельное замечание, – кивнул Шахов. – Одно дело – на бумаге, – он насмешливо покосился на толстую тетрадь прораба, – а когда своими глазами…

– Гм-м, – Пенкин поднялся, спрятал тетрадь в портфель и, выдержав паузу, раздумчиво произнес: – Что ж, проводите на объект.

Шахов метнулся к выходу, отшвырнул в угол злополучный ящик, дабы начальство еще раз не споткнулось в самом начале своего трудового пути, и ласково предупредил, пропуская вперед Пенкина:

– Семен Иванович, осторожно! Здесь три ступеньки!..

Вид у дома и впрямь был неказистый: почерневший от старости, осевший на бок, видимо, подмытый грунтовыми водами. Но о доме заботились: кто-то совсем недавно покрыл шифером крышу, подсыпал завалинку и отмыл до блеска окна. Рядом, прямо на чахлом газончике, подмяв молодую березку, разлаписто стоял гусеничный кран с привязанным к тросу внушительным чугунным шаром-молотом. У покореженного забора, набычась, пристроился обляпанный засохшими комьями дерна видавший виды бульдозер.

Все остановились, задрав головы на конек крыши, изображающий не то морду, не то хвост какого-то сказочного зверя. Когда-то дом украшала, очевидно, затейливая резьба, судить о которой теперь можно было лишь по нескольким чудом уцелевшим, растрескавшимся фрагментам.

– Хибаре этой годов триста, не меньше, – сказал рыжий Костя. – И еще столько же простоит: кедра – вечное дерево. Потемнел да подмыло его малеха. Так угол поднять можно, пару венцов сменить – всего-то и делов! А эти сразу – ломать!.. Мы, мол, тута гостиницу на двенадцать этажей сбацаем. И реставрюги чертовы с имя в одну дуду свистят: обыкновенный, слышь, пятистенок, ценности не имеет, чинить не будем!..

– Осядь, Криночка! – рассердился Шахов. – Не мути воду-то, сказал. Там люди поумнее тебя сидят, специалисты, соображают, чего надо беречь, а чего нет!

– Специалисты?! – задохнулся Костя, и его огненная борода словно бы побледнела. – Сосунки! Да я…

– Кончай бузить! – хлопнул его по плечу Амир. – Тебе больше всех надо? Как начальство решит, так и будет. Верно, Семен Иванович? – Он ехидно подмигнул стоявшему в стороне Пенкину.

Поняв, что отмолчаться не удастся, Сеня выступил вперед и, вдохнув поглубже, изрек:

– Демонтаж объекта, думаю, следует проводить по утвержденному управлением плану. Гм-м!.. – На сей раз «гм-м» получилось отличное, как громовой раскат. – Вот так! – веско добавил он, рискнув при этом взглянуть на мрачно потупившегося Костю.

– А я чо, против? – буркнул тот. – Мне приказали, я делаю, – он повернулся и полез в кабину крана. – Хоть щас крышу снесу!

Машина взревела и начала задирать стрелу.

– Стой!.. Стой, зараза! – замахал руками Шахов. – Семен Иванович, – повернулся он к Пенкину, – надо бы шифер снять. Новье ведь! Позвольте?

Костя приглушил двигатель.

– Чо, Андреич? – прищурился он. – На дачку не хватает?

Ответить Шахов не успел.

– Ай-я-яй, граждане строители! – неожиданно звонко раздалось у них за спиной. – И не совестно вам?

Бригада дружно развернулась на месте: перед ними в позе Наполеона стоял крохотный старичок в огромных стоптанных валенках и куцем линялом пиджачке.

– Особливо тебе, Константин Петрович, – дедок укоризненно покачал белой лохматой головенкой. – Чай, знаешь, чей дом-от?.. Викентий Мокеич, прадед твой, небось сказывал? Эхе-хе! Память людская… Ну, попытайтесь, попытайтесь! – Старичок в сердцах сплюнул и исчез за гусеницей крана.

Двигатель вдруг чихнул и заглох.

– Кто это? – спросил оторопевшего Костю Шахов – Знакомец?

– А?.. – очнулся тот. – Не, в первый раз вижу!

– Возможно, живет где-то рядом? – подал голос прораб.

– Да нет, – озабоченно откликнулся Шахов. – Больно приметный гражданин, я бы запомнил.

– Не было его тут, точно! – отрубил Амир, ловко выхватывая из пачки зубами сигарету. – Рыжий, чего он там про твоего предка трещал? – и он щелкнул зажигалкой.

– Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Костя. – Мокеич любил вечерами байки травить про всякую нечисть. Ну а мы с братаном, понятное дело, ухи – локаторами и глотаем, не жуя, чего он только ни наплетет. А про дом этот… Сруб, грят, у него особенный, заговоренный, его будто сам Елизар Бастрыгин ставил.

– Кто такой? Купец? – заинтересовался Сеня.

– Купец или нет, не знаю. Только Мокеич базарил, что ведьмак он был знаменитый! Мог, к примеру, дом на-попа поставить или печь выкатить из горницы. Ну, понятно, под этим делом, – Костя заговорщически мигнул. – А то ежели кого не взлюбил или кто насолит ему, возьмет и напустит в дом мертвяков. Как полночь, они и начинают шуровать. Человек, представь, в койку, а с ним стены разговаривают, допрашивают почище прокурора. Поневоле крыша съедет, – Костя выразительно дернул себя за огненный чуб.

– Очевидно, он делал это с умыслом? Чтобы завладеть таким образом чужим имуществом? – осторожно предположил прораб.

– А черт его знает! – равнодушно ругнулся Костя. – Деньжата у него водились, факт. Как загуляет – вся улица гудит! Веселый был шибко ухлопали его по пьянке.

– Но не все же он пропил, – сомневался Пенкин. – Тогда и цены на спиртное были несравненно ниже. Припрятал чего-нибудь на черный день, – застенчиво улыбнулся он, – зарыл, замуровал в стену какого-нибудь дома вроде этого, а? Зачем иначе его заговаривать?

– Н-да-а, – весело протянул Шахов. – Горазд же ты сочинять, Константин! Вон как фантазия у нашего начальства разгулялась! А вот движок-то у тебя сам глохнет.

– Да не вру я! Вот те крест! – побожился он. – Мокеич рассказывал, честно! – Костя энергично рванул ручку стартера. – Не фурычит. Только что бухтел! – Он откинул боковую крышку двигателя и забрался внутрь с головой. Было слышно, как, остервенело матерясь, Кринка пытается найти повреждение.

Остальные молча курили, сочувственно поглядывая на раскрытое чрево машины.

Спустя некоторое время оттуда появился Костя, растерянный и слегка обалдевший.

– Вот это да, мужики! – Он с размаху сел на гусеницу. – Все свечи в стартере выгорели, вчистую! Ничо не пойму!

– Не болтай, парень, чего не след, – посерьезнел Шахов и сам полез в двигатель. – Амир, давай сюда! – позвал он.

– Ведьмак поработал? – блеснул зубами шофер, посылая на изрытый газончик окурок и присоединяясь к товарищам.

И только Сеня Пенкин как завороженный смотрел на темный, кособокий, неприметный с виду дом…

3

Ровно в десять утра Фатьянов вошел в приемную заместителя председателя горисполкома по строительству. Липочка Разумовская, смазливая и вертлявая, в открытом до «беспредела» сарафанчике, сидела за столом, заваленном папками и черновиками деловых бумаг, и занималась привычным делом: трещала на новеньком «Роботроне», любовалась своим отражением в зеркале напротив и щебетала по телефону, придерживая трубку округлым нежным плечиком, которое не мог испортить никакой загар.

Приход Фатьянова был отмечен прицельным взглядом из-под фиолетовых ресниц, но на сей раз Игорь устоял.

– Доброе утро. – Он сознательно не назвал Липочку по имени, подчеркивая официальность визита. – Антон Кириллыч у себя? Мне назначено на десять.

– Проходите, раз назначено! – Секретарша скорчила гримаску и выдала очередную пулеметную очередь на «Роботроне».

Фатьянов с усилием оттянул массивную дверь из мореного дуба и, оказавшись в тесном «предбаннике» перед еще одной такой же, усмехнулся: «Любопытная зависимость! Чем меньше начальник, тем больше дверь. Почему?»

Апартаменты Антона Кирилловича Толстопятова размерами напоминали небольшой спортивный зал. Сам хозяин сильно смахивал на медведя-пестуна, успешно прошедшего путь к человеческой цивилизации: досиня выбрит, серый английский костюм-дипломат, безукоризненной чистоты и свежести рубашка, дымчатые очки «Оливер» и массивная золотая печатка с профилем Александра Македонского лишь усиливали впечатление и, по замыслу владельца, очевидно, должны были ненавязчиво, но жестко определить дистанцию для посетителей. Игорь был исключением, Толстопятов питал к нему необъяснимую слабость.

– А, Фатьянов! – прорычал он, с грохотом выбираясь из-за стола, напоминающего бильярдный. – Проходи, садись, рассказывай!

– Здравствуйте, Антон Кириллович! Я, собственно…

– Как жизнь? Не женился еще? – Хозяин с чувством тряхнул протянутую руку и усадил гостя в модное, под старину, кресло типа «Колоссаль». – Ух, пройда! – Он с размаху ухнул в другое, напротив, и погрозил коротким волосатым пальцем. – На Липочку, небось, глаз положил, а? Деморализуешь мне кадры? – громыхал Толстопятов. Брюхо его опасно заколыхалось, грозя «с мясом» выдрать фирменную пуговицу.

Игорь давно знал бывшего шефа, еще по обществу охраны памятников архитектуры, когда работал под его началом, но так и не смог привыкнуть к манере Толстопятова панибратствовать и совать свой сизый нос в личную жизнь подчиненных.

– Антон Кириллыч, я вот по какому делу…

– Да погоди ты! Дай-ка погляжу на тебя. Раздобрел, что ли? Раздобрел! Значит, женился, – удовлетворенно подвел итог Толстопятое. – С меня – вилка, с тебя – бутылка, – снова захохотал он. – Как тебе на новом поприще? Денег хватает? И на «подножные» – тоже? А то посодействую, ты только скажи. Подберем что-нибудь пожирнее.

– Да нет, все нормально, – наконец прорвался Игорь.

– Принес? – круто изменил тему разговора зам.

Игорь раскрыл кожаную папку и вынул вчетверо сложенный план реконструкции района.

– Я тут отметил все памятники старины, подлежащие реставрации.

– Давай, давай! – Антон Кириллыч схватил план и расстелил его на своем «бильярде». – Мне в четверг докладывать, а помощники – черт бы их, побрал! – подсовывают всякую липу! Ни одной толковой карты нет в наличии, понимаешь!.. Все такие-то бумажки подтирные суют!.. – Так, он с минуту возил пальцами по чертежу, – хорошо… понятно… отлично… Стоп! – Палец замер. – А это что?

– Где? – Фатьянов тоже склонился над картой.

– Улица Береговая, тринадцать, – прочитал Толстопятое. – Дом Е.М.Бастрыгина, тысяча шестьсот восемьдесят седьмой. Памятник древнего зодчества.

– Как Береговая?! – Игорь отшатнулся. – Не может быть! Здесь должна быть «высотка», гостиница «Интурист»!

– Именно так! – Цепкие медвежьи глазки в упор уставились на Фатьянова.

– Ничего не пойму! – Игорь нервно рассмеялся. – Тысяча шестьсот… Да в городе и домов-то не сохранилось таких. Я сам оформлял акты, я помню! Антон Кириллович, у вас должны быть копии, месяц назад я вам посылал!

– Посмотрим, – Толстопятое погрузился в залежи бумаг на необъятном столе. – Где же она?..

«Раскопки», на удивление, вскоре увенчались успехом – Антон Кириллович кинул поверх карты пузатую папку с размашистой, сделанной красным фломастером надписью «Реставрация».

– Так… это не то… это – тоже… Есть! «Акт-заключение экспертной комиссии»… угу… ага… Ясно. Прости, брат. Все точно. Семнадцатый век, историческая ценность, подлежит реставрации и охране. Старею, память подводит! – Щеки Толстопятова как-то враз обвисли, спина сгорбилась. – Пора в берлогу, на покой, – невесело пошутил он, – пока не помели.

– Да нет, Антон Кириллович! Подождите!.. – Фатьянов дрожащими руками взял злополучный акт и лихорадочно, спотыкаясь на каждой строке, пробежал глазами. Шесть подписей, круглая печать и собственный автограф удостоверяли, что документ составлен по всем правилам.

– Какой-то бред, – Игорь растерянно посмотрел в коричневые, снова обретшие жесткость глазки шефа. – Чертовщина! Я же помню заключение, я не мог такое подписать!

– То есть ты утверждаешь, что это не твоя подпись?.. Акт фальшивый?.. А что мне делать с остальными? – Толстопятов потряс папкой, в которую он предусмотрительно спрятал документ. – Снова назначить комиссию, перепроверять? Соображаешь, какую кашу заварил? У меня в четверг – исполком! И я должен доложить!

– Антон Кириллович, выслушайте! – взмолился Игорь. – Тут какое-то недоразумение. Понимаете… фамилия «Бастрыгин» вам ничего не говорит?

– Купчишка какой-нибудь?

– Тут старичок ко мне на днях приходил, хлопотал он за этот дом. Странный такой дедок, – Фатьянов запнулся, понимая, что не может вспомнить внешность давешнего гостя. – Так вот, он утверждал, будто Бастрыгин Елизар Матвеевич, хозяин дома, был знаменитый… ведьмак! с трудом выговорил Игорь, почти физически ощущая, что пол уходит из-под ног.

– Ты мне не крути! – Тяжелая длань с треском опустилась на столешницу. – Время не то – на лешаков валить! Это – денежки! – потряс снова папкой Толстопятов. – Народные, между прочим! И немалые! Сколько стоит реставрация одного такого домика? А?.. Не слышу!

– Антон Кириллович, я сейчас привезу свой экземпляр акта. Я скоро вернусь! – Фатьянов поднялся и, влекомый смутным, нехорошим предчувствием, выбежал из кабинета.

Ощущение опасности – непонятной и абстрактной, и от того еще более зловещей, – застряло где-то под ложечкой, и от него по животу гулял неприятный холодок. Прыгая через две ступеньки, Игорь спустился в холл первого этажа и остановился. Чего он, собственно, испугался?.. Ну, акт… ну, карта, старик этот полоумный. Спокойно, Игорь Евгеньевич! Ты же образованный товарищ, атеист, член партии и крепко усвоил с детства, что кикиморы, лешие, домовые и прочая нечисть только в сказках водится. Народный фольклор, так сказать. План – это без вопросов – мои «гаврики» сработали, «пошутили» – недаром семнадцатый век замолотили! Ну, это им дорого обойдется, надолго отобьет охоту юморить. Но заключение?.. Что за этим? Неужели я напутал? Правда, от такой жары недолго и свихнуться, и все-таки здесь что-то нечисто! А если предположить на минуту, как вариант, как гипотезу… Только спокойно, спокойно, приказал себе Игорь и, чтобы унять расходившиеся нервы, вытащил сигареты, не спеша размял хрустящую ароматную палочку и щелкнул зажигалкой.

– Ох, Игорь Евгеньевич! – раздалось в прохладной тишине холла. И все-то вам неймется!

Фатьянов вздрогнул. Взгляд мгновенно обежал стены просторного помещения и замер на Доске почета, словно притянутый магической силой. Там, между ликами председателя исполкома и каким-то рядовым депутатом, втиснулась знакомая физиономия.

Дед Кузька!

У Игоря пересохло в горле, он зажмурился и помотал головой, гоня наваждение. Тьфу!.. Померещилось. Рядом с председателем, как и положено, красовался его зам, Антон Кириллович.

Фатьянов судорожно сглотнул и направился к выходу. Уже в дверях не удержался и еще раз взглянул на Доску. Толстопятое широко улыбнулся и подмигнул совершенно обалдевшему Игорю карим полыхнувшим малиновым огнем глазом…