Текст книги "Возвращение жизни"
Автор книги: Дмитрий Шульман
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Ребята, да меня самого, как только бомбу загрузили, поймали, посадили в милицейскую машину и – в отдел. Потом привезли моего отца и при нем долго расспрашивали, где мы нашли бомбу, как копали и несли, кто видел, кто что говорил…
Серега тяжело вздохнул, и нам стало его даже жалко. В это время подошел мой отец, молча посмотрел на нас и махнул рукой в сторону дома…
Во дворе соседский мальчишка рассказал, что когда приехали саперы и осмотрели бомбу, то пришлось эвакуировать жителей еще двух соседних домов. Шума было и гама!.. Хорошо, что дома на шестнадцать квартир. Быстро выселили.
Долго говорить нам родители не дали, загнали по квартирам, день закончился.
Утром я проснулся и выбежал во двор. Две соседки развешивали белье, торопясь занять свободные веревки. Одна увидела меня и сказала:
– Вот, герой – притащил вчера войну во двор!
– Да мало войну, смерть притащил! – Вторая женщина недружелюбно посмотрела на меня и вздохнула. – А ты видела, как эту проклятую бомбу повезли: медленно, как на похоронах. Первый раз видела, как смерть повезли хоронить. – Она посмотрела на купола церкви, резко тряхнула двумя руками мокрое полотенце, набросила его на веревку и закрепила двумя большими деревянными прищепками, подписанными синим чернильным карандашом.
Сашка, Серега и Игорь вышли во двор, мы сидели вчетвером на скамейке, начинался новый летний день. Дядя Леня тоже появился во дворе, посмотрел на нас, одернул лацканы пиджака, как будто поправил ремни портупеи, улыбнулся:
– Ну что, гвардейцы, собрался экипаж?! Вам нельзя вчетвером сходиться, опять что-нибудь этакое придумаете. Расходитесь-ка лучше…
Наши дороги разошлись, но не скоро. Впереди были еще пять долгих лет детства и юности. Бомбу мы запомнили навсегда.
Они там семьями живут
Хочешь, я подарю тебе меховые рукавицы?
– Иван, но они тебе тоже очень нужны!
– Конечно, в тайге не обойтись, когда сильные морозы… Но видишь: они армейские, трехпалые, а у меня указательный палец не лезет…
Выпавший по ночному холоду снег к утру подтаял, напитался водой. Тайга посветлела, помолодела. Спрятала морщины распадков, оврагов, долин, по которым текли реки, бежали ручьи. Ветер трепал красные и желтые осиновые листья, которые уже не могли скрыть приближение зимы.
Нефтепровод тянется по острову, пересекая тайгу, болотистые мари с севера на юг, и в самом узком месте Татарского пролива уходит дюкером под воду на материк. По всей трассе в небольших деревянных домах живут люди, по одной семье на каждом блокпосту – они следят за исправностью трубы. Трассовый проезд вдоль всего нефтепровода – это своего рода контрольно-следовая полоса, совсем как на границе.
Обходчик проснулся рано. От первого снега двор стал чище и аккуратнее, грязь, размешанная тракторами и вездеходами, только угадывалась узором под белым покрывалом.
Шестой блокпост – это 160 километров от районного центра. Глушь: тайга, сопки да медведи – постоянные хозяева здешних мест.
Обходчик Иван был заядлым охотником и каждую осень приобретал лицензию на медведя. И тогда проверка нефтепровода становилась своего рода проверкой границы, где нарушителями могли стать только косолапые. Хотя Иван круглый год не только осматривал нефтепровод, но и примечал, кто ходит, куда ходит, и не только по следам – иногда видел мишек издалека.
Когда мы познакомились, я был поражен его физическими данными. При росте около 180 сантиметров он был удивительно широк в плечах, натруженные ладони по размеру – чуть ли не саперная лопатка, крупная голова, спокойные темные глаза и белоснежная улыбка на обветренном, загорелом до черноты лице. Глядя, как он с легкостью управляется с завалившимся в глубокий сугроб снегоходом «Буран», можно было не сомневаться в его недюжинной силе. Разговаривал он неторопливо, мягко жестикулировал, но глаза при всем внешнем спокойствии выдавали в нем человека азартного, эмоционального и жизнерадостного.
Воздух был свежий, аромат снега подчеркивал все дурманящие запахи осеннего леса. Иван, чтобы не растапливать печь и не терять времени, налил чаю из термоса и быстро позавтракал. Взял ружье, патронташ и нож, бросил в рюкзак пару банок консервов и луковицу, а половинку буханки аккуратно положил в пакет и убрал отдельно в боковой карман, прикрытый большим клапаном. Вышел во двор, отстегнул карабин ошейника у привязанной собаки. Она подпрыгнула, лизнула руку, суетливо закрутилась впереди.
Завернув за угол дома, остановился: решил предупредить дежурную по трассе – вдруг задержат обстоятельства. Но заходить в дом не стал. Подошел, толкнул форточку, дотянулся до телефона, крутанул ручку, подождал, когда ответит диспетчерская, и доложил: мол, так и так, может, задержусь, давление в трубе нормальное. Закрыл форточку, закурил папиросу, поддернул на плече ружье и пошел, не торопясь, оставляя отчетливую дорожку следов. Собака Ветка кружила впереди, рябчики вспархивали с деревьев, но она на них не отвлекалась, как и положено настоящей сибирской лайке.
Нефтепровод гулял по сопкам вверх-вниз, заворачивал по распадкам и уходил вдаль. Было красиво и привычно. Снег с грязью чавкал под ногами, порывистый ветер гнал над головой разные облака – темно-серые, светло-серые и совсем белые.
Следы на противоположном склоне сопки были видны издалека, они выделялись черно-желтыми пятнами на белом.
Встрепенулось, забилось шибче сердце. Иван пошел быстрее, немного скользя по склону. Вот и следы. Медведь, который здесь пробирался недавно, был очень крупным – сапог сорок пятого размера оказался лишь чуть длиннее отпечатка лапы.
До границы, где заканчивался участок нефтепровода, подлежащий осмотру, оставалось недолго. Иван поразмыслил и решил, что до темноты время еще есть. Достал папиросы, помял одну, но закуривать не стал. Пока стоял, прибежала Ветка, крутанулась возле ног и исчезла в зарослях осины и пригнувшегося на зиму кедрового стланика. Снимать с плеча ружье нужды не было. На всякий случай Иван поправил патронташ, покрутил в его гнездах патроны с пулями. Подумал, поднялся на самую вершину сопки и пошел гребнем, потихоньку спускаясь в распадок.
Яростный лай собаки заставил Ивана вздрогнуть, рука стала чаще поддергивать ремень ружья, поправляя его на плече. Быстро прикинув, где лучше идти, он заспешил на лай, останавливаясь на мгновение и потом переходя почти на бег. Впопыхах не сразу заметил, что двигается параллельно медвежьим следам. Приостановился, взял наизготовку ружье, правой рукой ощущая чуть шершавую поверхность приклада, левой – прохладу цевья. Стал дышать глубже, стараясь успокоиться.
Медведя не было видно. Ветка лаяла, приседая на пружинистых лапах, но не суетилась, стояла на одном месте. Небольшая поляна, кусты стланика… А вот и берлога… Желто-серый песок вперемешку со мхом на снегу подчеркивал вход.
Голова работала спокойно, и мысли были ясные. Медведь не появлялся. С места, где стоял Иван, стрелять было неудобно. Тогда он спустился по распадку, потом сообразил, что сверху будет удобнее, и поднялся выше по склону. Собака металась возле самой берлоги, заглядывала внутрь и отскакивала. Медведь не появлялся.
Одному, без напарника, подходить близко было опасно, и охотник это прекрасно понимал. В азарте он даже не снял рюкзак. Теперь, успокоившись и не отрывая взгляда от берлоги, Иван скинул его с плеч и положил под дерево. Ладони слегка вспотели от напряжения.
Всякому терпению приходит конец: медведь начал ухать под землей, потом несколько раз ударил лапой по краю берлоги. Мокрый песок разлетелся ярким веером по снегу. Собака отпрянула. Увидев зверя, Ветка залаяла еще более неистово. Снег перед берлогой покрылся кружевом следов, потемнел. Медведь постепенно тоже входил в азарт, зарычал громче и вслед за лапой стал высовывать морду, увидев которую Иван слегка опешил, хотя это была далеко не первая его охота. Подойдя достаточно близко, он прислонился к дереву и стал ждать.
Шум, накапливаясь на поляне, вырывался по распадку, эхом уходил вдаль по сопкам и возвращался обратно, приглушенный снегом. Сама тайга замерзла: казалось, все и все прислушивались к происходящему.
Сытый, уверенный в себе медведь не чувствовал опасности, в азарте почти выйдя из берлоги… Выстрел оборвал звериное рычание, стих собачий лай, стало слышно, как хлюпает снег под лапами Ветки. Косолапый так и упал, не выбравшись из берлоги. Собака вплотную приблизилась к зверю. Вздыбленная на холке шерсть, на морде пена, Ветка несколько раз оглянулась на хозяина. Оглянулась коротко, на сотые доли секунды, приглашая поддержать ее, подойти вместе, но быть очень осторожным.
Иван, не осознавая, что делает, автоматически перезарядил ружье, две гильзы вылетели в снег, два патрона с пулями уютно опустились в патронники. Закрыл ружье, выдохнул, вытер по очереди о куртку вспотевшие ладони.
Зверь был мертв. Из-под медвежьей морды растекалась алая кровь, впитываясь в снег и песок. Пуля вошла сбоку у основания головы. Иван в нерешительности потоптался на месте, вытер со лба пот, потом подошел к лиственнице, прислонил ружье к стволу, сдвинул на затылок шапку. Собака вела себя довольно странно: беспокойно бегала, хватала медведя за шерсть и пыталась вытащить из берлоги. Усилия ее были тщетны, но она азартно забегала то с одного, то с другого бока и лаяла. На мокрой от пены пасти клочьями висела шерсть. Иван прикрикнул: мол, не порть шкуру. Ветка с недоумением оглянулась и с еще большей яростью набросилась на зверя. Пришлось отогнать собаку, и она обиженно улеглась на сухую траву под ель. Лежала, облизывалась и изредка к чему-то прислушивалась, рыча.
Основное дело было сделано. Но, посмотрев, что медведь наполовину остался в берлоге, Иван понял, что еще намучается. Сначала он попробовал потянуть за лапы. Жирная туша перетекала внутри шкуры и с места не трогалась. Мокрый мох срывался и скользил под ногами, перемешиваясь с песком. Обходчик срубил лиственницу, нашел старый толстый корень, приспособился и попробовал вываживать. Медведь вроде тронулся, собака подбежала, сунула морду в небольшое отверстие, образовавшееся между косолапым и землей, отскочила с резким и звонким лаем. Иван от неожиданности вздрогнул, выругался и привязал Ветку к дереву.
Достал папиросы, закурил. Спина мокрая, провозился почти час, а медведь так и торчит из берлоги. Присел на корточки, хватанул ладонью снега, пожевал. Ветер шумел в вершинах деревьев. От рук пахло медведем, хвоей, табаком и талым снегом. Этот запах, неповторимый по своему аромату, кружил голову, дурманил и придавал уверенности.
Откровенно говоря, Ивану уже надоело жить одному в тайге. Семья в городе, лишь изредка они наведываются друг к другу. И в принципе, все можно было бы бросить, но… охота и вольная жизнь – в городе этого не найдешь, а только потеряешь.
Сквозь шум тайги почудилось, что гудит какая-то техника. От нефтепровода километра два, хотя в азарте можно было и четыре махануть… Иван прислушался, да только ветер относил звук. Сначала думал двинуться через распадок, но решил, что пойдет гребнем: так будет короче, да и меньше шансов не успеть. Отвязал собаку, но Ветка опять подскочила к медведю, несколько раз гавкнула, остановилась, прислушалась, опять суетливо забежала с другого бока, обнюхала, стала рычать и с нетерпением рыть землю лапами.
– Пойдем, Ветка, пойдем, – сказал Иван. – Слышишь, гудит вездеход? Сейчас нам помогут.
Но собака не реагировала. Раздумывать было некогда. Обходчик еще раз осмотрел поляну и пошел – быстро и легко.
Снег еще больше подтаял, между облаками стало появляться солнце. Сапоги скользили, идти было непросто. Настроение хорошее, теперь надо успеть на трассу. Нужно перехватить транспорт. Гул становился ближе, и стало ясно, что не он ошибся: идет вездеход. «Наверное, кабельщики», – подумал Иван. Звук работающего мотора надсадно заурчал за сопкой, а на вершине превратился в резкий металлический лязг.
Вот и вездеход. Талый снег отскакивал от гусениц в сторону, сзади оставалась желтая, ровная, отчетливо выделявшаяся колея.
Люди, которые долгие годы работают на трассе, хорошо знают друг друга. Двое суток назад этот вездеход проходил мимо блокпоста. И, по обыкновению, мужики зашли, распили бутылку, поделились городскими новостями. Спросили у Ивана про рыбалку, охоту, выпили горячего, крепкого чая. Подтащили поближе к дому лиственничные хлысты на дрова.
Вездеход сбросил газ, гусеницы лязгнули, плавно шлепнулись на снег и замерли. Дверца кабины с шумом открылась, показался водитель. Стал на крыло, сладко потянулся, даже не глянул в сторону Ивана, потом резко повернулся и воскликнул:
– Иван, ну ты как всегда! Мужики помирают – вчера лишка хватанули. К тебе заскочили, думали, у тебя за печкой стоит, а ты опять где-то ходишь и не желаешь людям помочь…
Иван скупо улыбнулся:
– Ишь, знает, что у меня за печкой… У меня и с собой тоже есть. Правда, немного, но здоровье поправить хватит!
Открылась вторая дверца кабины и показалось помятое, опухшее и от этого еще больше округлившееся лицо старого знакомого:
– Иван, здравствуй! Помоги, друг, – только и смог промолвить Максим, облизывая пересохшие, воспаленные губы.
Обходчик хитро улыбнулся.
– Помочь-то помогу, мне не жалко. Да только у меня в рюкзаке, а до него с километр. – Он специально сократил расстояние, чтобы не напугать страждущего. – Заодно и дело сделаем…
Максим недовольно поморщился:
– Километр… Да еще дела какие-то?
Иван настороженно посмотрел на приятеля, переступил с ноги на ногу, затеребил своими ручищами пуговицу, стал поправлять, поддергивать на плече ружье.
– Мужики, да я медведя убил, а он упал, гад, неудачно, ни туда ни сюда. – Теперь уже Иван говорил просящим тоном: – Не могу сам из берлоги достать… Поможете?
Максим сел на кабину вездехода, свесил ноги, постучал по будке:
– Леха, ты живой?
В окне будки мелькнула тень.
– Дверь-то откройте, дайте хоть воздуха свежего вдохнуть…
Лицо у Алексея было ничуть не лучше, чем у друзей. Ивану стало любопытно, с чего это мужики так набрались, и он спросил:
– Максим, а что за праздник-то вчера был?
– Да какой там праздник… Снег выпал, вот и весь праздник. С дурости! – Он со злостью пнул ногой по гусенице вездехода.
Внятного ответа Иван не получил. Зная, что Алексей работает недавно и медведя наверняка не видел, он как бы невзначай опять промолвил, ни к кому не обращаясь:
– А медведь-то большой… Так и лег в берлогу, я таких мало видел…
Это сразу подействовало. Алексей повернулся:
– Какой медведь?..
– Да вот застрелил, – как можно небрежнее сказал Иван. – В берлоге лежит, помогите вытащить. У меня и похмелиться есть…
– Похмелиться, похмелиться… Чего ты заладил, Иван? Веревка-то есть?
– Да, веревка не помешает, – Иван опять затеребил пуговицу, переступил на месте, застыл в ожидании. Вроде должны помочь…
– Алексей! Бери веревку! – громко скомандовал Максим с видом бывалого специалиста по доставанию медведей из берлоги.
Взяли топор, веревку и пошли, каждый думая о чем-то своем, но вообще об одном…
Время идет быстро. К обеду ветер разогнал тучи, солнце подтопило снег, обнажив на буграх янтарный ковер лиственничных иголок. Иван не спешил. Кабельщики шли следом, смотрели под ноги, потели, скользили, поругивались, глубоко вдыхали прозрачный, настоявшийся воздух осени.
Где-то на полпути отчетливо послышался собачий лай. Иван подумал: «Ну, Ветка! Никак не угомонится!». Когда подошли ближе, она выскочила навстречу, звонко всех облаяла. Максим беззлобно выругался: вот, мол, подружка, пришли твоему хозяину помогать, а ты тут бранишься. Ветка широко расставила и опустила уши. Узнала старого знакомого, вильнула несколько раз хвостом, отошла. Вроде успокоившись, опять подхватилась и с лаем бросилась к берлоге. Иван подозвал ее и привязал к дереву. Мужики закурили, обступили медведя, рассматривая. Максим, однако, лишь мельком взглянул на него и стал осматриваться, явно что-то выискивая. Иван сразу понял:
– Ну пошли…
Подошел к рюкзаку, нагнулся, развязал шнурок. Следом подошли кабельщики. Стояли в ожидании, переминаясь от нетерпения. Содержимое булькнуло во фляжке, заставляя сглотнуть слюну. Приложились по очереди, степенно занюхивая рукавом, вздыхая с облегчением и еще сильнее потея. Максим хотел пустить фляжку по второму кругу – все-таки медведь не шутка, но Иван остановил:
– Давай сделаем дело, а потом ко мне заедем, не спеша посидим…
Неохотно, но согласились. В очередной раз подошли к туше, примеряясь, с какого бока подступиться и как взяться. Разом наклонились, крепко ухватились за лапы, за шерсть на холке и потянули. Медведь вздрогнул, вроде пошел… поднатужились еще… Осенняя шкура зверя блестела, переливалась на солнце. Могучие передние лапы тяжело было даже просто поднять, а тут приходилось тащить, упираясь сапогами в снежную грязь.
– Хорош, мужики, чего силы тратить зря? Давайте на спину перевернем, чтобы шкуру снять! – Иван рассмотрел медведя, повеселел: – Я вам и мяса, и жира дам!
Обходчик уперся сильными ногами в землю и один почти перевернул медведя, осталось только подтолкнуть. Уложили как нужно, достали папиросы. Иван, стоя спиной к берлоге, вымыл снегом руки, вытер о полу куртки, прикурил, крепко затянулся. Максим потолкал зверя в бок носком сапога. Туша заколыхалась. Хороший, жирный, детишкам сало пригодится… Алексей рассматривал косолапого, трогал черную, потрескавшуюся кожу на подушечках лап. Для него все было впервые: тайга, берлога, медведь.
Ветка, привязанная к дереву, натянула поводок и чуть слышно заскулила. Иван посмотрел в ее сторону, но Максим, словно хозяин, сказал:
– Пускай сидит, под ногами мешаться не будет.
Мысленно Иван возразил: «Как это – на привязи? Она никому не помешает. Да без нее в тайге делать нечего». Но не стал перечить: по настроению кабельщиков уже понял, что ему помогут, довезут домой.
Медведь, перевернутый на спину, лежал, растопырив лапы. Отросшую к зиме темно-коричневую шерсть мягко перебирал ветер. Засмотревшись и рассеянно покуривая, обходчик не сразу понял, почему кабельщики, круто развернувшись на месте, разом побежали в тайгу. Вот они уже мелькают среди деревьев. Максим перепрыгнул через поваленную лиственницу, обернулся, хватая воздух широко открытым ртом. Руки, сложенные на груди, обессиленно опустились вдоль тела. Он хотел повернуться, чтобы бежать дальше, но понял, что не может сдвинуться с места, и закричал диким голосом:
– Ты!!! Ты зачем нас сюда позвал?!!
Все произошло мгновенно. Иван стоял на месте, не понимая, что случилось.
– Зачем нас позвал?! – продолжал вопить Максим, его круглое лицо становилось еще круглее, Иван видел только глаза и рот, который открывался почему-то не в такт произносимым звукам. Так же рассеянно он оглянулся и на мгновение оцепенел: из берлоги высунулась медвежья голова и сразу скрылась.
Обходчик резко обернулся – убитый медведь лежал на том же месте. Ветка закрутилась на поводке, задыхаясь от ярости, и истошно завыла. Одновременно в третий раз жутко, все заглушая, заорал Максим:
– Ты!!! Зачем нас сюда позвал?!!
Иван метнулся, схватил ружье. В это время испуганный медведь пошел из берлоги. Расстояние было совсем небольшим. Выстрелы прозвучали поочередно, почти без интервала. И не успело их слившееся эхо стихнуть, как кабельщик опять истошно закричал:
– А я зачем сюда пришел?! – Красное с похмелья лицо стало багровым, глаза смотрели вперед и в никуда. – Зачем я сюда пришел?! А? На медведя посмотреть? – Он уже разговаривал сам с собой. – Медведя посмотреть?! Так я их в зоопарке видел… – Крик его уже вроде стихал, но вдруг он опять закричал: – Так я их в зоопарке видел! Они там семьями живут! Иван! Иван! Убей его! Убей!!!
Обходчик стоял, не отрывая взгляда от второй медвежьей туши. Палец лежал на курке уже перезаряженного ружья. Под ногами валялись пустые гильзы.
– Максим, я его убил, застрелил… – Иван вытер взмокший лоб, подошел к охрипшей от лая собаке и отвязал ее.
Максим упал коленями на бревно, оперся широко расставленными руками, моргал и сглатывал слюну. Ветка молча обнюхала зверя, оббежала «восьмеркой» обоих медведей, села. В тайге стояла тишина…
– Мужики! Мужики! – кричал Леха-Алексей, убежав довольно далеко.
– Вот сейчас я вас и похмелю, – Иван опять достал флягу и протянул Максиму.
– Да пошел ты! Тоже мне опохмельщик нашелся.
Кабельщик уже сидел на бревне, опустив голову к коленям. Успокоившись, сам попросил флягу, крепко приложился.
Осторожно оглядываясь, на поляне показался Алексей. С недоумением посмотрел на убитых медведей, выпить отказался, тяжело сел рядом.
Провозились до темноты. Сделали несколько ходок на трассу. Подогнали вездеход ближе, но так и не успели все вынести… Оставшееся медвежье мясо Иван развесил на деревьях.