Текст книги "Гусар (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шимохин

Соавторы: Павел Барчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Барин… – тихо простонал рядом со мной Захар… – Разве ж можно поручиков сапогами по морда́м… Куда вас занесло…Вы, конечно, будущий граф, но и он из знатного семейства…Батюшка не одобрит…

Естественно, слова слуги предназначались только мне и гусары их не услышали. Иначе, боюсь, Орлова вообще стеганул бы приступ падучей.

– Поручик, прошу вас! – Вмешался третий «гость». Он из всей этой троицы был самым взрослым. Пожалуй, лет за тридцать. – Раз уж вы мне предложили роль секунданта, так дайте я и обговорю все детали предстоящей дуэли. Петр Алексеевич, мы не знакомы. Позвольте представиться – поручик Лещин. Господин Орлов выбрал меня в качестве секунданта. Будьте любезны, объявите нам вид оружия, который выбираете для предстоящей дуэли и ее время.

Прошка испуганно охнул, а затем, прижавшись ко мне, зашептал едва ли не в самое ухо:

– Батюшка Петр Алексеевич, не связывайтесь вы с ним, умоляю вас! Поручик Орлов – он же первый дуэлянт в полку, самый злой и умелый! На его счету уж не одна душа загубленная, и все по пустякам, из-за слова неосторожного или взгляда косого! Он же вас… убьет! Пощадите себя, батюшка! Ему же, что сабля, что пистоль – все разницы нету. Какое орудие не выберите, плохо дело кончится.

Перспектива быть элегантно проткнутым острой, вероятно, не очень чистой железкой, во времени, где не существует антибиотиков, как-то резко охладила мой боевой пыл и всякое желание острить. Впрочем, перспектива сдохнуть от пули, выпущенной из доисторического пистолета, тоже не радовала. Или не пули? Чем они тут сейчас стреляю? В общем, нужно было срочно что-то придумать, и желательно что-то гораздо более умное и безопасное, чем размахивание собственным сапогом.

А потом меня вдруг осенило. Прямо как обухом по голове, честное слово.

– Позвольте уточнить, господа. – Начал я поднимаясь из кресла.

Хотел, чтоб мои слова, которые сейчас произнёсу, прозвучали достойно. А когда тебя мотыляет в этой чёртовой качалке вверх-вниз, как поплавок, сложно выглядеть гордецом.

– Вы только что сказали, выбор оружия за мной. Верно? – Спросил я, как только принял вертикальное положение. Для пущего эффекта, сложил руки на груди и прожигал гусар суровым взглядом. Ну… Мне казалось, что взгляд очень суровый.

– Да, Петр Алексеевич. – Кивнул поручик Лещин. – Все верно. По правилам, вы как вызываемая сторона имеете право выбора оружия.

– Да! – Тут же подвякнул Орлов. – Мое благородство заставило пожалеть вашего батюшку и дать вам хотя бы призрачный шанс.

Нет, какой же он всё-таки неприятный тип. Интересно, а дворяне бьют друг другу морду?

– Хорошо, господа. – Ответил я. – А насчет оружия…

Я, не удержавшись, расплылся довольной улыбкой. Эх, Орлов, Орлов… Какой же ты придурок… Сгубила тебя твоя самоувереность. Сейчас я тебе такое скажу, от чего ты просто охренеешь.

Глава 5

Я втянул побольше воздуха, чувствуя себя рок-звездой перед выходом на стадион. Вся эта компания – поручик Орлов, его секундант Лещин и третий, безымянный гусар – смотрели на меня с одинаковым выражением скучающего превосходства. Они ждали, что я назову шпаги или пистолеты, чтобы потом с удовольствием наблюдать, как меня элегантно проткнут или продырявят.

Наивные… Наивные гусары… Они уверены, что победа у них в кармане, а граф Бестужев-Рюмин снова станет посмешищем. Хрен там плавал, господа! Хрен там плавал!

– Итак, – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более весомо. – Вы великодушно предоставили мне право выбора оружия. Грех этим не воспользоваться.

Я сделал паузу, наслаждаясь моментом. Прошка рядом со мной практически перестал дышать, а Захар что-то беззвучно шептал, вероятно, молитву.

– Мы будем стреляться, – торжественно объявил я. – Но не свинцом. Мы будем стреляться… словами!

На повисших на заборе лицах гусар отразилось полное недоумение. Поручик Орлов даже слегка приоткрыл рот и стал похож на рыбу, которую выкинуло на берег. Этакая здоровая рыбина с усами и бакенбардами.

– Что, простите? – переспросил Лещин, явно решив, что ослышался или что слухи о странностях графского сына вовсе не преувеличены.

– Словесная дуэль, господа! – я расплылся в самой наглой из своих улыбок. – Поединок поэтов! Мы будем сражаться не клинками, а рифмами! Каждый из нас зачитает свой куплет, цель которого – как можно сильнее уколоть противника. Публика решит, кто был убедительнее.

Орлов сначала опешил, а потом громко, презрительно рассмеялся.

– Вы совсем из ума выжили, Бестужев? Какая еще дуэль рифмами? Вы трус, который пытается уклониться от справедливого отмщения!

– Напротив! – парировал я. – Предлагаю вам дуэль более высокого порядка, дуэль умов! Или вы боитесь, что ваш острый язык не сравнится с вашей острой саблей? Я слышал, вы мастер едких фраз. Так докажите. Или это вы стру-си-ли?

Последнее слово я произнес медленно, с издевкой. У Орлова дернулась щека, а потом глаз. Он попался. Для такого гордеца намек на трусость был оскорблением.

– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Я принимаю ваш идиотский вызов. Но на моих условиях. Если я, по мнению секундантов, одержу победу в вашем балагане, то на следующий же день мы стреляемся по-настоящему. На пистолетах.

– А если победа останется за мной, – подхватил я, – то вы, поручик, на весь следующий день становитесь моим личным менестрелем. Будете следовать за мной и воспевать в стихах каждый мой шаг. Согласны?

Орлов смерил меня ненавидящим взглядом, затем кивнул своему секунданту.

– Я согласен.

– Прекрасно, – вмешался Лещин. – Условия приняты. Теперь о времени и месте. Полагаю, завтра на заре, у рощи.

– На заре? – я искренне ужаснулся. – Помилуйте, поручик, все приличные люди в это время самые сладкие сны досматривают. Какой рассвет? И по поводу места. Думаю, нам подойдет городская площадь. Оттягивать тоже ни к чему. Прямо сегодня встретимся.

Орлов побагровел еще сильнее.

– Вы и здесь хотите устроить балаган⁈ Дуэли не проводятся на городских площадях! – Прошипел он, едва не капая ядовитой слюной себе на грудь.

– А у нас дуэль не простая, а поэтическая, – парировал я. – Ей нужны зрители! Свидетели вашего, поручик, триумфа… или позора. Или вы боитесь выступать перед народом? Что такое? Детские страхи?

Орлов скрипнул зубами.

– Нет-нет, – поспешил я его «успокоить». – Никаких рощ и комаров. Исключительно на площади. Сегодня скажем, часа в четыре. Чтобы и публика собралась, и солнце красиво светило. Для драматизма.

Лещин посмотрел на Орлова, тот кивнул, давая согласие.

– Быть по-вашему, граф, – с тяжелым вздохом произнес Лещин. – Сегодня, в четыре часа пополудни. Скажу честно, более странных дуэлей в моей жизни еще не случалось.

– Вот и договорились, – я лучезарно улыбнулся. – А теперь можете удалиться. Мне нужно подготовиться к выступлению.

Гусары, переглянувшись, развернулись и двинулись в сторону, откуда недавно явились.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая лишь удаляющимся топотом сапог по пыльной улице. Я чувствовал себя победителем, только что взявшим первый раунд. Как говорится, если драка неизбежна, бей первым. Ну или – не можешь остановить революцию, воглавь ее. Любая поговорка подойдет. Главное, что инициатива перешла в мои руки.

Внезапно из-за спины раздался женский голос.

– Поэтическая дуэль… – медленно произнесла Антонина Мирофановна, которая, оказывается, все это время стояла на крыльце, прислонившись к резному косяку двери. Она скрестила руки на груди, и ее темные глаза с лукавым прищуром изучали меня. – Должна признать, Петр Алексеевич, вы сегодня решили удивить весь город. Это какая-то новая петербургская мода – вызывать противников на рифмы?

– Можно и так сказать, – я позволил себе легкую ухмылку. – Дуэль умов, Антонина Мирофановна. Более цивилизованный способ решать споры, не находите?

– Цивилизованный⁈ – взвыл Захар, который до этого момента стоял столбом, переваривая произошедшее. Он подскочил ко мне, в его глазах плескался неподдельный ужас. – Батюшка, да вы в уме ли⁈ Какой цивилизованный способ⁈ Он же вас на смех поднимет, а потом, по уговору, на пистолетах застрелит!

– А по-моему, барин здорово их уел! – вмешался Прошка. Он стоял чуть позади, выкатив грудь колесом, в глазах горел щенячий восторг. – Видали, Захар Семеныч? Как они лица-то вытянули! А наш-то барин! Одним словом всех на место поставил!

– Молчал бы ты, щенок! – прикрикнул на него Захар. – Глупый ты еще, не понимаешь! Барин наш с рифмами никогда не дружил! – он снова повернулся ко мне, его голос дрожал от отчаяния. – Петр Алексеевич, голубчик, я ж помню, как вы в прошлом годе графине Нарышкиной в альбом писали! Три дня мучились, свечей извели на рубль, а выдали: «Ваши глаза как бирюза, а под глазами слеза»! Так над вами же весь уезд потом хихикал! Опомнитесь, пока не поздно!

– А я говорю, барин – молодец! – не унимался Прошка, глядя на старика с вызовом. – Зато не струсил! А вы, Захар Семеныч, только и умеете, что причитать!

Я поднял руку, прекращая их спор.

– Спокойно. И ты, Захар, не паникуй. И ты, Прошка, попридержи восторг. – Я посмотрел на старика. – С тех пор, Захар, мой поэтический талант значительно вырос. – Затем я перевел взгляд на заинтригованную Антонину Мирофановну и подмигнул ей. – Вы еще не видели, как я умею.

Хозяйка дома в ответ не улыбнулась, но ее взгляд стал более внимательным и оценивающим. Она смотрела на меня так, будто видела впервые. Будто перед ней не занудный граф Бестужев-Рюмин, а совершенно другого, непонятный, но определенно интересный человек.

И тут меня осенило. Секундант! У Орлова был Лещин, а у меня – никого. Для такого шоу совершенно точно нужен кто-то с моей стороны «ринга».

Я огляделся. Вокруг были лишь дома, похожие на «теремок» Антонины Митрофановны, и все. Выбора, прямо скажем, не наблюдается. Идти по городу, разыскивая кого-то из гусар, совершенно не хотелось. Да и кого? Похоже мой предшественник не пользовался уважением однополчан.

Затем мой взгляд переместился на хозяйку дома. Я на пару минут завис, переваривая возникшую в голове мысль. А что, если…

– Антонина Митрофановна! – расплылся я довольной улыбкой. – Не будете ли так любезны уделить мне минуту?

– Слушаю вас, граф.

Она, не торопясь, спустилась с крыльца и направилась в мою сторону.

– Ой, барин… Что-то вы задумали, чую, нехорошее… – То ли простонал, то ли прорыдал Захар. – Когда у вас взгляд задорный становится, точно жди беды. Крайний раз вы с таким взглядом опыты свои эти ставили, когда то ли из жабы камень хотели сделать этот… философский. То ли из камня жабу. Заставили девок дворовых по болотам лазить в поисках материалу.

– У меня к вам предложение, от которого, как говорится, невозможно отказаться. – Обратился я к хозяйке дома, игнорируя страдания Захара, – Будьте моим секундантом в этом… представлении.

Антонина Митрофановна сбилась с шага, не дойдя до меня пары метров. Ее лицо вытянулось от удивления, а в глазах мелькнуло сомнение: не сошел ли с ума графский сынок окончательно.

– В представлении? Граф, дуэль – это дело чести, а не театральный фарс! Это серьезно! Вы можете себе представить в роли секунданта женщину⁈ Да вы что! Вас же… – Начала вдова.

– Нас же, что? – не дал я договорить Антонине Митрофановне. – Позвольте уточнить, разве где-нибудь написано, что секундантом не может быть прекрасная дама?

– Конечно не написано, конечно не написано… – Забубнил рядом Захар. – Такая блажь никому в голову не приходила, вот ничего подобного и не писали. Барин… Христом богом прошу…

– Цыц! – Прикрикнул я на Захара, а затем снова перевел взгляд на Антонину Митрофановну. – Душа моя, соглашайтесь. Представьте, какое презабавное приключение у нас с вами получится.

Мне показалось, что слова «душа моя» и «презабавное» были очень к месту. Мне вообще нужно, кстати, следить за своим языком, чтоб не выдавать фразочки из очень далекого будущего.

– Обязанности простые: постоите рядом для солидности, проследите, чтобы мой оппонент не читал по бумажке, и, самое главное, громко объявите меня победителем. – Продолжил я убеждать вдову.

Она посмотрела на меня так, будто ей предложили явиться на площадь, где пройдет наше соревнование, в чем мать родила.

– Но долг секунданта – попытаться примирить дуэлянтов! Уладить конфликт миром! Как я, по-вашему, буду усмирять поручика Орлова? Он же… – Антонина Митрофановна запнулась, подбирая эпитеты для моего оппонента.

– Идиот? – Подсказал я ей. – Антонина Митрофановна, не стесняйтесь называть вещи своими именами. Вижу, вам он тоже сильно не по душе. Так давайте не просто накажем Орлова за дурное поведение, но и посмеемся над ним. И потом, помилуйте, душа моя, какой мир? Господин Орлов хорошего разговора не понимает. Это очевидно. А так – мы его отлично проучим.

Вдова тяжело вздохнула, нахмурилась, а потом вдруг весело рассмеялась, блеснув глазами.

– Граф, вы ставите меня в неудобное положение… Но с другой стороны… Есть правда в ваших словах. Если поручик проиграет, да еще при таком секунданте с вашей стороны…Весь полк будет смеяться…

– А представьте, – я перешел на заговорщический шепот, – как выглядите вы! Как секундант-женщина первой в России поэтической дуэли! Конечно, будь между мной и поручик обычная, классическая дуэль, тут и разговору быть не может. Однако, ситуация нестандартная. Зато вас в столичные салоны наперебой будут звать, чтоб только из первых уст услышать эту историю! Вы станете легендой!

– Хорошо, – Усмехнулась Антонина Митрофановна. В ее взгляде плясали самые настоящие чертятя. – Я согласна.

– Договорились! – весело ответил я, понимая, что мой «угол ринга» теперь укомплектован. – Готовьтесь к славе, душа моя. Сегодня мы знатно тряхнем ваш унылый городок.

До дуэли оставалось несколько часов. Нужно было подготовиться. Простого вдохновения и наглости могло не хватить, требовался план. Я уселся в кресло и сосредоточенно принялся вспоминать весь рэп, который когда-либо слышал. Почему рэп? Да потому что обычными стихами тут не обойдешься. Нужно что-то убойное.

Так, баттл – это структура. Три кита: подача, текст, панчи. Подача у меня будет – такой наглости они отродясь не видели. Текст… тут сложнее. Нужно бить по больным местам.

Я начал мысленно перебирать слабые стороны Орлова.

Первое – штаны в обтяжку. Слишком очевидно, но для захода сойдет. Второе – его репутация задиры, который лезет на слабых. Это надо обыграть. Третье – его гордость и спесь. Надо выставить его на посмешище, как павлина.

В голове начал складываться ритм. Ту-дум, ту-дум…

«Эй, публика, тише! Дайте дорогу таланту! – ага, неплохое начало. Нагло, привлекает внимание. – Сейчас я сниму спесь с этого франта…»

Я мысленно кивнул. Слово «франт» им понятно, а звучит презрительно. Дальше нужно развить тему…

«Ты машешь железом, а я – головой…» – вот оно, противопоставление! Сила против ума. Это им тоже зайдет. А в финале нужно что-то хлесткое, что-то, что превратит его в посмешище. Цирк? Парад? Точно!

– Барин! Петр Алексеевич!

Я открыл глаза. Передо мной стоял Прошка.

– Кушать подано! Антонина Мирофановна вас к столу просят.

Только сейчас я понял, что дико голоден. Адреналин от утренних событий отступил, и желудок требовательно заурчал.

– Вам бы в баньку сначала… – Прохор многозначительно окинул меня взглядом.

Вообще, конечно, баню я люблю. Ну как баню? Хамам, финская сауна на худой случай или русская, но со всеми удобствами. Очень сомневаюсь, что в 1812 есть что-то подобное. Поэтому настойчивое желание слуг запихнуть меня в сомнительное место, а мне оно казалось очень сомнительным, я пока что отверг. Обошлись бочкой. Обычной бочкой, наполненной дождевой водой.

Она стояла в глубине сада и я даже смог обмыться. Частями. Сначала верх, потом… хм… низ. Назовём это так. Захар, естественно, выпроводил Прошку и занялся моим омовением сам. Вернее пытался. Пока я на него не прикрикнул и не велел отвернуться.

Но зато все эти мыльно-рыльные процедуры дали возможность изучить свое новое тело более внимательно. В принципе, оно оказалось очень даже неплохим. Чисто физически графский сын выглядел вполне достойно. Ни грамма лишнего. Да, возможно, худоват, но при этом в наличие имелись какие-никакие мышцы и даже претензия на бицепсы-трицепсы. Видимо, книжками накачал. Может, он их по двадцать штук в каждой руке таскал. Черт его знает.

– Захар! – Крикнул я слуге. – А принеси-ка зеркало.

– Зеркало? – Бестолково переспросил дед.

– Да. Зеркало. Знаешь, такой предмет, в котором люди отражаются. Большое не нужно. А то у тебя от усердия хватит ума мне шифоньер притащить. Просто маленькое зеркальце.

Не прошло и пяти минут, как я уже заполучить круглую штучку, подозрительно напоминающую женскую пудреницу. Не знаю, где его отыскал Захар. Думаю, попросил у вдовы.

В принципе, с лицом тоже все было нормально. Пожалуй, его даже можно назвать симпатичным. Прямой нос, выразительные глаза, умный взгляд. Усы, конечно, бесячьи. Но тут они сейчас, похоже, в тренде. В общем, я остался доволен.

Закончив купание, вытерся полотенцем и отправился в дом.

Когда вошел в горницу, то на миг остолбенел. Ожидал чего угодно, но не таких разносолов. На большом дубовом столе, покрытом белоснежной скатертью, меня ждало настоящее пиршество.

Из глиняной миски валил густой пар – это были наваристые суточные щи с таким ароматом, что у меня свело скулы. Рядом возвышалась румяная, огромная кулебяка с несколькими начинками. В центре стола, на большом серебряном блюде, лежал жирный гусь с румяной, хрустящей до треска корочкой.

По соседству красовалась стерлядь на пару, украшенная раковыми шейками, а чуть поодаль, грибы в сметане, хрустящая квашеная капуста, соленые рыжики, графин с ледяной водкой и кувшин с вишневой наливкой довершали картину.

Антонина Мирофановна уже сидела за столом.

– Прошу, Петр Алексеевич. Вам нужно подкрепиться перед… поединком.

Я сел и с энтузиазмом, которого от себя не ожидал, наложил всего понемногу. Щи оказались божественными. Кулебяка таяла во рту. Я ел с таким аппетитом, что хозяйка дома невольно заулыбалась, наблюдая за мной.

– У вас отменный аппетит сегодня, – заметила она с легкой насмешкой. – Волнение так на вас действует?

Я расправился с ножкой гуся, которая была сочной и нежной, и ответил:

– Наоборот, Антонина Мирофановна. Набираюсь сил для триумфа. Художник должен быть сытым.

Она рассмеялась – тихо, мелодично.

– Вы очень изменились, Петр Алексеевич. Прежний вы от одного вида гуся морщились и говорили, что это «слишком тяжелая, плебейская пища, недостойная утонченного желудка».

Я отпил вишневой наливки – сладкой и одновременно крепкой.

– Скажем так, – я посмотрел ей прямо в глаза, – Решил, что жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от… гусей. И от прочих удовольствий.

Наши взгляды встретились, в глазах вдовы я снова увидел тот самый интерес, который был дороже любых похвал. Кажется, моя репутация в этом доме начала меняться к лучшему.

Слух о «поэтической дуэли» разнесся по полку со скоростью лесного пожара. И не только по полку. Городишко, в котором мы находились, тоже слегка взволновало предстоящее событие.

К назначенному часу на площади собралась внушительная толпа. Гусары в ярких мундирах, офицеры, лекарь, пара десятков любопытных горожан.

Орлов стоял в центре круга, самоуверенный и надменный. Он был уверен в своей легкой победе.

– Я вас уничтожу, граф! – бросил он мне, когда я подошел. – Ваше имя станет синонимом позора!

– Посмотрим, – ухмыльнулся я. – Посмотрим, кто после сражения умов будет в конюшне ночевать, прячась от стыда.

Лещин, секундант Орлова, выступил вперед.

– Господа! Правила дуэли таковы: два акта. Каждый из дуэлянтов поочередно зачитывает свой поэтический выпад. Победителя определят аплодисменты публики! Поручик Орлов, как вызвавший на дуэль, начинает первым! Граф, кто представляет ваши интересы?

– Вот, извольте, мой секундант. – Я развернулся и жестом указал на Антонину Митрофановну, стоявшую рядом со мной.

Сначала была пауза, полная недоумения, а потом раздался громкий смех. Хохотал, конечно же, этот дебильный Орлов. Остальные просто так прибалдели от моего заявления, что не до конца поверили своим ушам.

– Ха! Вы, граф, совсем отчаялись? – Мерзким голосом спросил Орлов, когда перестал ржать, как полковая лошадь. – Нашли себе секунданта, ничего не скажешь! Отличились! Или все мужчины в округе отказались связываться с таким трусом, что пришлось взять женщину? Это просто смешно! И недопустимо!

Я шагнул вперёд, сокращая расстояние между нами. Мой голос был спокойным, но в нём имелся конкретный намёк на то, что кое-кто здесь сексист и мудак. Слова «сексист», конечно, в этом времени ещё не имеется, но зато «мудак» – определение на все времена.

– Поручик, ваша смелость заканчивается там, где начинаются настоящие дуэли? Вы боитесь женщин? – Поинтересовался я с сарказмом. – Неужели вы струсили, что дама, согласившаяся на роль секунданта, окажется смелее вас, задира? К тому же, Антонина Митрофановна – дворянского происхождения. Она вполне соответствует.

Щека Орлова дёрнулась. Он сжал кулаки, но промолчал. Я видел, как в его глазах вспыхнула ярость. Этот придурок, похоже, скоро захлебнется своим же ядом.

– Именно! – продолжил я, не давая ему опомниться. – Вы заявили, что граф Бестужев-Рюмин трус, а теперь пытаетесь унизить меня выбором секунданта? Может быть, вы и вправду испугались, поручик?

Орлов побагровел.

– Черт с вами… – прошипел он, напоминая неврастеника на последней стадии обострения. – Пусть так. Давайте уже начинать.

Затем откашлялся, принял театральную позу и начал, чеканя слова:

– Вы, граф, не воин, а просто болван,

Ваш ум, как и шпага, тупой и дрянной!

Читаете книги, забыв про устав,

И трусостью полон ваш гордый состав!

Публика вежливо, приличия ради, рассмеялась. Несколько гусар одобрительно закивали. Стандартные оскорбления, ничего особенного. Теперь – мой выход. Я шагнул вперед, поймал ритм в голове и, глядя Орлову прямо в глаза, начал говорит, четко выбивая словами бит:

– Эй, публика, тише! Дайте дорогу таланту!

Сейчас я сниму спесь с этого франта.

Хотели дуэли, как повод для славы?

Но лезете к тем, кто слабей, для забавы.

Мундир так и блещет, штанишки – в обтяжку,

А смелости в сердце – не больше, чем у дворняжки!

Вы машете железом, а я – головой,

Посмотрим, поручик, кто нынче живой!

Воцарилась гробовая тишина. Гусары смотрели на меня с открытыми ртами. Захар побледнел и перекрестился. Орлов побагровел. Он явно не ожидал такого. Ну что ж… Это только цветочки, ягодки ждут его впереди.

Глава 6

– Второй акт! – выкрикнул Лещин, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, а это, скажу я вам, было не так уж просто.

Народ, собравшийся на площади, после моего первого же выступления своей реакцией дал понять, кто настоящий король на этом празднике жизни.

Да, им все это было непривычно. Особенно, на фоне того же Александра Сергеевича с его «выпьем няня, где же кружка». Но тут еще немаловажный момент – ритм. Он задавал моему «рэпу» тот самый запал, который так ошарашил зрителей. В хорошем смысле этого слова.

Орлов попытался ответить. Он снова начал в своей классической манере, но теперь это звучало жалко и неубедительно. Поручик скорее мямлил, чем говорил.

– Сударь, вы хам, и ваша речь – позор…позор…

Для дворянина… это… приговор…

Он сбился. Его мозг, привыкший к размеренным ямбам, не мог тягаться с ураганом моего речитатива. Я не дал ему опомниться и добил:

– И это всё? Ваш запал иссяк?

В стихах вы, мой друг, – не гусар, а босяк!

Вас бы на парад, чтоб пугать воробьёв,

Иль в цирк шапито – развлекать простаков!

Вы думали, честь – это шпоры и сабля?

А в голове – пустота да бумага!

Запомните правду, дуэлянт наш столичный,

Ваш гонор для нас – аттракцион цирковой, самый обычный!

Ступайте Орлов, осушите бокал

За полный провал. Финал. Я сказал.

Закончив, я вскинул руку. И после секундной паузы толпа взорвалась. Это был не вежливый смех, а настоящий рёв – смесь шока, восторга и хохота. Гусары хлопали, кричали, кто-то даже присвистывал. Орлов стоял белый как полотно, сжимая кулаки. Он проиграл. Вчистую.

Поручик молча развернулся и, сгорая от стыда, стал проталкиваться сквозь хохочущую толпу. Его секунданты поспешили за ним.

Я победил. Все. Дело сделано.

Но главное – это реакция зрителей. Однополчане смотрели на меня совершенно другими глазами. В их взглядах больше не было насмешки. Было удивление, смешанное с новообретенным уважением. «Зануда» и «душнила» оказался способен на такое.

Я нашел взглядом Антонину Мирофановну и она медленно, с задумчивой улыбкой, кивнула мне.

В этот момент я уловил обрывки слов одной из компании, посетивших дуэль, их восторженное обсуждение:

– … черт побери, видали, как он его? «В голове – пустота да бумага!» Ай да Бестужев!

– А манера-то какая! Странная, дерзкая, но как действует! Орлов слова вымолвить не мог! Не припомню такого прежде.

Я оставил гусар переваривать произошедшее и направился прямо к своему секунданту. Шум толпы стихал за спиной, уступая место звенящей тишине между мной и Антониной Мирофановной. Она смотрела на меня не моргая, и в глубине её тёмных глаз я видел бурю эмоций: удивление, смех и что-то ещё, совершенно новое – уважение.

Не успел я и слова сказать, как сзади подлетели мои верные слуги. Первым, конечно же, был Прошка. Его лицо сияло так, будто он только что получил чин генерала.

– Барин! Пётр Алексеевич! – задыхаясь от восторга, выпалил Прохор. – Я так и знал! Я верил! Как вы его! «Пустота да бумага»! Я всем перескажу, каждому! Вот это по-нашему, по-бестужевски!

Тут же его оттеснил Захар. Лицо старика, напротив, было полно вселенской скорби и ужаса. Он схватил меня за локоть, будто боялся, что я сейчас же испарюсь. Или побегу по городу, выкрикивая свою «короночку» в виде хлесткого рэпа.

– Батюшка! Что ж вы наделали-то⁈ – зашептал он, оглядываясь по сторонам. – Это ж позор! Скандал! Дворянина, поручика, при всём народе, словами, как торговку на базаре! Физиономией да прямо в кучу навозную. Да батюшка ваш, граф Алексей Кириллович, как узнает – в Сибирь меня сошлёт за то, что недоглядел! А ежели этот Орлов теперь мстить удумает? Ох, беда, батюшка, беда!

– Успокойся, Захар, – мягко остановил я его. – Никакой беды. Наоборот. – Я снова посмотрел на Антонину. – По-моему, мы просто восстановили справедливость. Весьма элегантным способом.

Антонина Мирофановна наконец улыбнулась – не той задумчивой, а открытой, весёлой улыбкой.

– Элегантным – не то слово, граф. Я бы сказала, неслыханным. Пойдёмте, Пётр Алексеевич. Боюсь, вы стали самым обсуждаемым человеком в городе, и вам лучше на время скрыться от восторгов и пересудов.

Она развернулась и двинулась в сторону дома. Я последовал за ней, жестом велев слугам идти следом.

– Признайтесь, – начал я, поравнявшись со вдовой, – вы ведь ни на секунду не верили, что «чудаковатый граф» сможет победить.

– Я верила, что вы ввязываетесь в очень опасную авантюру, – ответила она, не глядя в мою сторону. – Но я никогда не видела, чтобы человек дрался… так. Ваша дерзость почти пугает. Такой напор я встречала разве что в рассказах о казаках. Говорят, атаман Платов ведёт бой так же – не по правилам, а по наитию, и всегда побеждает.

– Платов? – переспросил я, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более небрежно. – Простите моё невежество, Антонина Мирофановна, но книги по тактике Ганнибала и Сципиона занимали меня куда больше, чем современные герои. Кто он?

Вдова остановилась и посмотрела на меня с искренним изумлением.

– Вы и вправду не знаете? Матвей Иванович Платов – это вихорь-атаман Донского войска. Живая легенда. Говорят, он может с горсткой казаков разбить целый полк. Для него нет авторитетов, кроме Государя, и нет преград. Супруг мой покойный знавал его лично. Ну и мне приходилось встречаться несколько раз.

Мы дошли до калитки её дома и остановились. Вернее, остановилась вдова. Она просто замерла в двух шагах от меня, внимательно изучая мое лицо.

Было в ее взгляде что-то этакое… Что-то тревожащее душу. Ну или не совсем душу, если говорить откровенно. Пожалуй, чуть пониже будет. А что? Женщина привлекательная, с огоньком. Я – молод и хорош собой. Хотя… Насчет хорош собой надо проверить. В суете толком даже не рассмотрел новый образ, который мне достался.

Антонина помолчала, а затем добавила тише:

– Некоторые считают его просто удачливым разбойником. Но я думаю, чтобы быть таким, как он, нужна не только удача. Нужна воля. И у вас, Пётр Алексеевич, сегодня я увидела именно её.

Она протянула руку, осторожно провела пальчиками по моему плечу, словно убирая невидимые пылинки, а затем развернулась и вошла во двор, оставив меня наедине с этой мыслью. Воля… Ну что ж. Спорить не буду.

Захар и Прошка почтительно топтались на месте, не лезли со своей заботой. Наверное, поняли, что за короткими, вроде бы обычными фразами Антонины Митрофановны скрывалось нечто важное. И оно там действительно было.

Совершенно случайно я узнал имя одного из главных действующих лиц грядущей войны. Это куда важнее унижения какого-то Орлова, потому как в свете предстоящих событий мне нужно понимать, на кого можно делать ставки.

– Ну что застыли? – Я, обернувшись, посмотрел на слуг, которые всем своим видом демонстрировали отсутствие интереса к нашей беседе с Антониной. Выходило у них, прямо, скажем, хреновенько. – Займитесь, что ли делом. А то ходите за мной след в след. Так можно и несварение получить. Куда не гляну – то один, то второй, а то и сразу оба.

Высказавшись, я направился к дому. Хозяйка уже скрылась за дверью и мне, если честно, вдруг подумалось, а не пригласить ли ее этим вечером на просмотр звезд. Ночь, тихий ветерок, бутылочка вина… Однако, с романтичными планами пришлось притормозить.

Сначала был ужин. В отличие от полуденного обеда, он оказался лёгким и изысканным. На белоснежной скатерти не обнаружилось жирного гуся или многослойной кулебяки. Вместо этого на фарфоровых тарелках подали запечённых до золотистой корочки перепелов, а стол украшали разнообразные закуски: тарелочка с солёными рыжиками, мочёные яблоки, вазочка с густым мёдом. В центре стола уже пыхтел, готовясь к чаепитию, пузатый самовар. Несомненно, в еде здесь знают толк.

Атмосфера была скорее интимной, чем праздничной, и это располагало к неспешной беседе, которую я планировал завершить тем самым приглашением на прогулку.

– Вы очень изменились, Пётр Алексеевич, – заметила Антонина, с лёгкой насмешкой наблюдая, с каким аппетитом я ем. – Прежний вы и от перепелов бы отказались, сказав, что предпочитаете дичи «что-нибудь более утончённое из французской кухни».

– Скажем так, – ответил я, расправившись с птицей и намазывая мёд на румяную ватрушку, – Решил, жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от… простых удовольствий. Они зачастую самые искренние. Как вы относитесь к искренности, душа моя?