Текст книги "Дальняя дорога"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глава 29
Снова Петербург

На следующий день они въехали в Петербург. Внешне город не изменился. Однако некую новую атмосферу Артем уловил с первых же часов. Город был напряжен и напуган. В нем свирепствовала инквизиция. Аресты шли валом. Хватали всех. Рыцарей, слуг, купцов, ремесленников. Тяжкая весть: месяц назад на улице был убит отец Александр. Какой-то мерзавец проломил ему голову топором. Принявший приход отец Филарет в первый же день обратился к Великому Инквизитору с просьбой помочь искоренить дьяволопоклонничество в среде православных, поскольку-де, несмотря на ряд богословских расхождений, дело общее. “Помощь”, разумеется, была мгновенно оказана в виде ареста нескольких видных православных купцов. Из города уже потянулась тонкая струйка мастеровых людей, переселяющихся в Новгород и Псков. Однако, по слухам, инквизиция набирала обороты и там.

Все это очень удивляло Артема. Из истории он помнил, что разгул и ужас инквизиции, ставший притчей во языцех, должен был начаться не раньше, чем лет через сто. Сейчас в католических странах инквизиция больше занималась евреями, принявшими христианство, но продолжавшими исполнять иудейский обряд. Дела рассматривались долго, часто выносились оправдательные приговоры. Но то, что творилось здесь, совершенно не соответствовало времени, по понятиям его мира. Каждую неделю кого-то сжигали. Иногда даже не одного человека. Висящие трупы повешенных и отрубленные головы, насаженные на кол, стали естественной частью пейзажа ратушной площади. Инквизиция приняла на себя “заботу о благонравии низшего сословия”. Теперь вместо бродячих артистов горожан развлекали публичные порки кнутом уличенных в супружеской неверности. (Лицедеи же, почуяв, что пахнет жареным, покинули город.) За воровство ссылали на пожизненную каторгу. За разбой вешали и секли голову в тот же день.

Страшнее всего было “попечение о благочестии”. Человек, чем-либо не приглянувшийся монаху или обладающий имуществом, интересным ему, или просто женщина, в отношении которой у “святого брата” возникали отнюдь не пасторские чувства, могли быть мгновенно схвачены по обвинению в “непочтении к рясе”, “злословии о святынях” или, самое страшное, “плевке в сторону церкви или распятия”, и дальше им приходилось выбирать между удовлетворением пожеланий обвинителя или избиением кнутом с последующим заключением в инквизиторских застенках от недели до пяти лет. При этом инквизиция ухитрилась распространить свой контроль и на некатолическое население, пояснив, что, “живя на территории ордена, надлежит с должным почтением относиться к носителям и символам истинной веры”.

Всю техническую работу выполняло бывшее ополчение, именуемое теперь “гвардией Святой инквизиции”. Сынки купцов и мастеровых ломились теперь в нее как к стойке трактира, где началась бесплатная раздача пива, хотя жизнь ополченца перестала быть столь вольготной, как раньше. Цильх взялся за подчиненных и дисциплину, похоже, ввел железную. Это было видно по подтянутости бывших ополченцев и тому, с какой молодцеватостью они отдавали салют своим начальникам. Прежде такого не было. Впрочем, появилось не только это. Если раньше, завидев рыцаря, ополченец боязливо жался к стене, униженно кланяясь и опасаясь оплеухи или удара древком копья, то теперь новоиспеченный гвардеец учтиво кланялся и провожал благородного рыцаря долгим взглядом, в котором читалось: “Скоро поквитаемся”.

Артем сходил на могилу отца Александра. Постоял над ней и ушел, провожаемый острым недобрым взглядом старика, кладбищенского сторожа. Примерно такие взгляды в его мире он видел у ветеранов войск НКВД. “Докладывай, сволочь”, – подумал он. Именно из-за таких подонков не смог прийти барон. Ему явно хотелось отдать последний долг достойному человеку. Но если Артем еще мог прийти на могилу человека, в доме которого жил и который спас его в дни беды, то визит барона на православное кладбище мог бы быть истолкован совсем иначе. Этого допускать было нельзя. Особенно сейчас.

Да, ситуация была непростая. Это читалось во всем. И даже в напряженном лице барона в те редкие часы, когда он приходил в дом. Большую часть времени он проводил теперь в замке у Гроссмейстера. Часто даже ночевал там. Питер тоже, как бы невзначай, чаще стал выходить на улицу в кольчуге и со своим посохом. Длинный меч сменил кинжал на его поясе.

Марта устроила Артему бурную встречу и не менее бурную ночь. Впрочем, порывы ласк и секса перемежались вполне конкретными вопросами о путешествии барона и обо всем остальном, что видел и слышал Артем с момента отъезда. По тем вопросам, которые задавала Марта, совершенно ясно читалось, что зародились они не в мозгу любопытной женщины, а у аналитика некой шпионской службы. Похоже, Марта и сама понимала, что задает вопросы, несколько не соответствующие ее роли. Она, очевидно, решила, что Артем настолько потерял голову от страсти к ней, что не заметит подвоха. Артем роль сыграл, в общем, неплохо. “Растрепал” ровно столько, сколько должен был растрепать преданный, но безалаберный шпик. Хотя некое снижение страсти любовника Марта явно почувствовала. Но здесь Артем не мог уже себя пересилить. В сердце у него уже прочно заняла место другая.

В таверне “У папы Фрица” его ожидал сюрприз. После первых же фраз, которыми он обменялся с ожидавшим его братом Франциском, за столик подсел сам Цильх, заказал большую кружку пива и приступил к неспешному допросу агента. Всю дальнейшую беседу вел командир гвардии, а монах лишь ерзал на скамейке и почему-то передергивал плечами, как будто ряса страшно натирала ему спину. Цильху была представлена та версия событий посольства, которую они разработали с бароном и Питером. На протяжении всей беседы Цильх оценивающе и как-то по-особенному смотрел на Артема. Смотрел, будто пытаясь понять, что творится в душе у его человека. Артему было неуютно под его взглядом. Артем обратил внимание, что немец очень интересовался распорядком жизни барона и возможностями Артема или Марты поучаствовать в приготовлении пищи для него. Выводы напрашивались сами собой. Цильх подробно расспросил Артема о бою на мосту и в конце концов произнес:

– Доверяет ли тебе барон настолько, чтобы не ожидать подвоха от тебя?

– Сложно понять этого человека, – нахмурился Артем, – похоже, от меня он особо не таится. Не думаю, что он догадался, что я шпионю за ним.

– Хорошо, а ты можешь зайти ему за спину?

– Он не разу не позволял мне сделать этого.

– Скоро ты нам очень понадобишься, – произнес Цильх.

Взглянув на прощание в глаза Цильху, Артем понял, что в следующий раз они встретятся в бою друг с другом. Он постарался отогнать эту мысль, но та всей тяжестью навалилась на плечи. “Готовься”, – шепнул внутренний голос.

По дороге домой Артем перебирал всю историю взаимоотношений с этим человеком. Период обучения у него и вербовки. Он вспомнил также их учебные поединки и вдруг осознал, что, несмотря на полугодовое обучение у Питера, Цильх остается для него грозным противником. Придя домой и пересказав Питеру весь свой разговор и выводы, сделанные из него, Артем неожиданно произнес:

– Обучи меня фехтованию, Питер.

– А я что делаю? – изумился тот.

– Нет, я неправильно выразился. Я бы хотел с сегодняшнего дня заниматься так, будто в ближайшие дни мне предстоит поединок с самым искусным фехтовальщиком, какого ты только знал.

– Если бы тебе предстоял поединок с самым искусным фехтовальщиком, которого я знаю, я бы посоветовал тебе приготовиться к смерти, – серьезно произнес Питер. – Впрочем, я, кажется, понимаю, что тебе нужно. Сегодня начнем.

Снова потянулись дни. Прошло Рождество, пронеслись крещенские праздники. Жизнь, казалось, вернулась в привычное русло. Та же Герда, хлопочущая по дому и ворчащая на вечно недовольного мужа. Марта, то разыгрывающая охлаждение чувств, то изображающая пламенную страсть к возлюбленному. Купцы, посыльные из канцелярии. И лишь одно казалось подлинно осмысленным – ежедневные, а иногда даже утренние и вечерние суровые тренировки с Питером. Но и они уже начинали казаться Артему просто фоном, неотъемлемой частью жизни. Вроде даже количество арестов и казней пошло на убыль.

Горожане понемногу привыкали к жизни под строгим контролем за “благочестием низшего сословия”. Появилось даже впечатление, что, может, и пронесет.

Глава 30
Следствие

Отец Паоло и отец Филарет склонились над столом. Было что-то трогательное в единении двух представителей разных Церквей. Впрочем, то, что они обсуждали, никакого отношения к религии не имело.

На столе были разложены: кошелек Артема, банкноты и монеты из него, пластиковая карточка “Мастер кард”. Священники поочередно брали и крутили в руках все эти предметы, внимательно рассматривали их и обменивались недоуменными взглядами.

– Значит, – спросил Пало, – это нашла ваша служанка в доме работников?

– Да, – отозвался Филарет, – она сама ничего не знает и напугана.

– Хорошо, – произнес отец Паоло, – давайте начнем по порядку. Этот кошель, безусловно, странной формы, сделанный из необычно выделанной кожи, но он все-таки не несет в себе ничего сверхъестественного. Возможно, его обладатель прибыл из дальних стран. Ничего удивительного в этом нет. Монеты. Не серебряные и не медные. Судя по всему, мелкого достоинства, хотя отчеканены с небывалой четкостью. На оборотной стороне изображен святой Георгий, это герб Московского князя. На обороте скорее греческими, чем русскими, буквами написано: “десять” и “пятьдесят копеек”. Это монета Московского князя, хотя и невиданная ранее. Здесь более или менее все ясно. Сложнее с этой монетой, сделанной из металла, похожего на серебро. Может, некий сплав? Тут написано: “один рубль”. Неизвестная мне мера денег. Двуглавый орел. Похоже на византийскую монету.

– Осмелюсь заметить, падре, – вступил Филарет, – и на одних и на других монетах написано: “Банк России”.

– Да, написано, по виду по-гречески. Хотя… скорее стилизованная русская кириллица. Что значит “Банк России”? Русь – объединенное название многих княжеств и земель, единой монеты чеканиться не может. Да и “Русь” и “России” слова близкие, но не тождественные. Что в русском означает слово “банк”?

– Не знаю, мой господин. Может быть, “Банк России” – это имя правителя?

– Возможно.

– Но тогда, судя по звучанию, это итальянец.

– Итальянец чеканил бы монету с надписями латинскими буквами. “Банк” созвучно с итальянским “банко”. Но не один итальянский банкирский дом не может чеканить монет. Значит, все-таки имя. Полагаю, византийское.

– Там написано: “тысяча девятьсот девяносто семь”, – произнес Филарет. – Если это летосчисление, то чье? Может, от основания Рима?

– А может, просто некий священный для этих людей набор цифр, – с сомнением отозвался Паоло.

– Обратите внимание на это, – Филарет пододвинул к Паоло несколько маленьких прямоугольных бумажек синего и красноватого цвета. – Здесь написано: “Билет Банка России” и “пятьдесят” и “сто рублей”, в зависимости от цвета. И еще какие-то цифры. Та же неизвестная мера денег – рубль.

– Ну что же, возможно, это особые долговые расписки или поручения о выдаче денег.

– Обратите внимание, падре, там изображены языческие храмы и боги и ни одного христианского символа.

– Господи, – всплеснул руками Паоло и перекрестился, – какой-то языческий храм, а на обратной стороне колесница Аполлона. А на другой бумажке – другой похожий храм с колоннадой, но уже на берегу моря или огромной реки, а на обратной стороне явно античная статуя. Вы хотите сказать…

– Вне всякого сомнения, заговор язычников. Некий эллинский остров или государство. Они сохранили веру в древних богов, и они достаточно могущественны, чтобы чеканить свою монету и выпускать долговые расписки, принимаемые заговорщиками в иных странах. И управляется эта земля правителем по имени Банк России. То, что этот правитель использует символ двуглавого орла, означает, что он претендует на власть в Восточной и Западной Римской империи, а то, что чеканит монету с символами московского князя, означает, что распространил свое влияние и туда. Обратите внимание, на бумажке с надписью “сто рублей” написано: “Москва”, а на бумажке в пятьдесят рублей: “Санкт-Петербург”. Это долговые расписки тайным агентам, действующим в стане князя Московского и ордена Ингерманландского. И вот этот правитель сейчас прислал тайного агента в Ингерманландию, чтобы сеять смуту, вредить делу Христову, прельщать людей эллинскими языческими богами.

– Это действительно ужасно, отец Филарет, но для того, чтобы делать такие выводы, слишком рано. Мы должны опираться только на факты. Хотя ваша версия многое объясняет. Если это так, получается, что тысяча девятьсот девяносто семь это действительно годы в языческом исчислении.

– И посмотрите на это. – Отец Филарет бережно подал Паоло маленький пластиковый зеленый прямоугольничек. – Неведомый материал. Не бумага, не металл, не дерево. Здесь на одном обороте все надписи только латинскими буквами. И много непонятных цифр. Но все надписи латиницей на неведомом мне языке. На другом обороте есть надписи этими странными буквами, похожими на кириллицу. Я не могу понять написанных там слов. Различаю только “Москва”.

Отец Паоло углубился в изучение странного предмета и быстро обнаружил, что текст написан не по-немецки, не на латыни, не по-итальянски и не по-французски. Ни даже по-русски, латинскими буквами. Других языков Паоло не знал.

– Обратите внимание, падре, – вещал Филарет, уже вошедший в образ разоблачителя страшного языческого заговора, – сверху крупно написано: “СБЕРБАНК”. Я убежден, что этот Сбер Банк, очевидно, брат Банка России. Это, наверное, специальный документ для пропуска на особые языческие мессы. Видите, в углу, в магическом символе из двух разноцветных кругов, написано: “Мастер Кард”. Значит, предъявитель сего – мастер, то есть магистр языческих мистерий. А надпись “Еуро Кард” означает, что его власть простирается на всю Европу.

– Погодите, погодите, – насторожился Паоло, – что это в углу выгравировано золотом? “Артемий Александров”?

Страшная догадка пронзила сознание отца Паоло.

– Правильно, – торжествующе поднял палец к небу Филарет, – полюбуйтесь на это.

Он задрал рясу и выложил на стол маленькую черную книжечку, на которой белыми латинскими буквами было написано “AUTO”. Открыв ее, он продемонстрировал странички из еще более странного материала, чем та зеленая карточка. Первая страничка была совсем маленькая. По на ней очень искусно был сделан цветной портрет его агента Артема. Сверху была непонятная комбинация странных букв, похожих на кириллицу, а под ней по-французски было написано: “PERMIS DE CONDUIRE”.

– Водительское удостоверение, – подсказал Филарет, – не знаю, что это означает.

– Это некий доступ, притом в Санкт-Петербурге, – упавшим голосом произнес Паоло. – Санкт-Петербург здесь написано и кириллицей, и латинскими буквами. Значит, действительно есть мощный заговор, крупная организация.

– И более того, – торжествовал Филарет, – портрет и имя главного агента Банка России. Я узнал, что чуть больше года он жил на подворье у отца Александра, а потом нанялся в ополчение. Враг пробрался к самому сердцу. Теперь надо его найти. Посмотрите, что могут означать эти руны на третьей странице: “ВАЗ 21083”. Это языческие заклинания. А все эти кабалистические цифрованные надписи…

– Успокойтесь, – с напором произнес Паоло, – искать не надо. Я знаю, где этот человек. Все эти ВАЗ, РУС, дикие наборы букв и цифр вовсе не заклинания, а шпионские шифры, которые еще предстоит раскрыть. Этот Артем действительно жил на подворье у Александра несколько месяцев. Я знаю его. Сейчас он в Петербурге. Где человек, который больше всего общался с ним?

– Его зовут Онуфрий. Арестован вами месяц назад.

– Хорошо, я допрошу его с пристрастием. Все эти свидетельства проникновения язычников в Ингерманландию я оставлю у себя. Идите и храните тайну. Вы оказали нам неоценимую услугу.

Когда Филарет вышел, Паоло с грохотом ударил кулаком по столу. Как мог он не увидеть змею, как мог он приблизить к себе, возможно, самого опасного человека, ходящего сейчас по земле Ингрии? Агент неведомой страны, поклоняющейся, древним эллинским богам, владеющей секретами изготовления неведомых материалов и еще неизвестно каким оружием. Воистину грозная опасность нависла над Ингерманландией. А он еще подсунул столь опасного человека к барону Рункелю, советнику Гроссмейстера. Допущенные ошибки надо немедленно исправлять. Быстро, тайно, без следов. Пока не поздно.

Глава 31
Схватка

Все ожидали этого, и сторонники Гроссмейстера и Великого Инквизитора. Все уже несколько недель понимали, что схватка неизбежна. Но, как всегда, события начались внезапно, и именно Артем оказался в эпицентре взрыва, который старательно готовили несколько противоборствующих сторон и который произошел неожиданно для них всех.

Это случилось во время очередной встречи Артема с братом Франциском. На улице стояли крещенские морозы. Дверь таверны периодически открывалась, с улицы в нее валил пар и вбегали румяные люди, немедленно начинавшие дышать на свои руки и требовать от корчмаря Фрица “чего покрепче”.

Выслушав доклад и произнеся свое любимое:

– Ну вот и славненько, – монах вдруг ухмыльнулся во все свои три подбородка и елейным голоском продолжил: – А теперь пойдем со мной.

– Куда? – насторожился Артем.

– Какое значение имеет куда? Я тебе приказываю.

– Приказывать мне может только господин Цильх. Ты же здесь лишь для связи. Ты выслушал, я пошел.

– Это приказ господина Цильха. Он повелел отвести тебя в резиденцию Великого Инквизитора, где с тобой будет говорить отец Паоло.

– Отец Паоло под страхом смерти запретил мне ходить даже к нему в приход, не говоря уж о дворе ополченцев, то есть гвардейцев, или резиденции Великого Инквизитора. Меня могут увидеть, доложат барону и тогда вся моя миссия сорвется.

– Не тебе решать. Я передал тебе приказ, ты обязан исполнять.

– Пусть тот, кто отдал приказ, лично скажет мне. Тебе я не верю. – Артем поднялся.

– Зря ты упорствуешь. – Монах щелкнул пальцами, и немедленно из-за соседнего столика встали три цильховских гвардейца и обступили Артема.

“Так на свидание не зовут, – подумал Артем. – Если с собой он притащил „эскорт", значит, ожидал сопротивления. Значит, это просто арест. В шпионских фильмах это называют „провал". А может провокация?”

– Это больше похоже на арест, – усмехнулся Артем, глядя в упор на монаха.

– Мы не верим тебе больше, – расплылся в улыбке монах, и глаза его из водянистых и невыразительных стали жесткими.

Ну что ж, так тому и быть. Стол внезапно оторвался от земли и полетел в одного из гвардейцев. В тот же миг скамья опрокинулась под ноги другому. Развернувшись, Артем от души заехал монаху локтем в переносицу. Давно мечтал это сделать. Указательным пальцем ткнул в глаз успевшего захватить его за плечо третьего гвардейца и рванул к выходу. Выбежав на улицу, он направился к дому барона, но дорогу преградила десятка гвардейцев Цильха. “Именем Великого Инквизитора, арестуйте его”, – грохнул сзади голос, и молодчики рассыпались, стараясь окружить жертву. Артема вдруг охватила непонятная веселость. “Ну что ж, поиграем”, – подумал он. Меч легко выпорхнул из ножен, и мгновенно вокруг засвистела, загремела, завертелась сталь. Да и сам Артем вертелся юлой – наносил удары, парировал, уклонялся, атаковал. Один из нападающих выронил меч и отпрянул назад, прикрывая руками окровавленное лицо. За ним рухнул еще один – Артем во второй раз убил человека. Однако осознавать этот факт, как после казни монаха, времени не было. Напор усилился, и Артем оказался прижатым к стене. Внезапно шум боя перекрыл зычный голос:

– Ах, псы, напали на слугу благородного человека! Прочь, отбросы!

Рыцарь Вайсберг, знакомый Артему по схватке перед ратушей, ворвался в гущу гвардейцев, размахивая огромным обнаженным мечом. В первое мгновение те разомкнулись и отступили, но сразу же опомнились и попытались контратаковать. Однако первый же из них, сделавший выпад, упал, разрубленный от макушки до пояса. Артем усилил напор, сделал выпад и еще один противник начал оседать, ухватившись за пронзенный бок. Раздался оглушительный свист. Очевидно, таким образом гвардейцы призывали подмогу. Цильховцы встали цепью и начали шаг за шагом отступать, теснимые Артемом и его неожиданным союзником. “Неплохая школа, – подумалось Артему, – раньше бы побежали, а теперь сражаются и ждут подмоги. Выучил их Цильх. А еще обнаглели и уже никого не боятся”.

Гвардейцы дождались подмоги. Из-за угла, со стороны ополченческого двора посыпались их сослуживцы. Сколько? Пятнадцать, двадцать? Считать было некогда – да и бессмысленно. Ситуация резко изменилась. Улочка была очень узкой. Вращая оружием, Артем и Вайсберг могли держать “фронт” от одной стены до другой. Одновременно против каждого из них могло сражаться не более двух противников. Когда один из них отпрыгивал, его место занимал другой, и это все, так что, в общем, для гвардейцев ничего не поменялось. Однако, то ли воодушевленные подмогой, то ли подталкиваемые напирающими сзади товарищами, они снова начали наступать, несмотря на то, что умелым выпадом Вайсберг сразил еще одного противника. Артем и рыцарь отступали, теснимые наваливающейся массой.

– А ты, парень, здорово дерешься, – задорно крикнул рыцарь.

Серьезность положения, казалось, вовсе не заботила его. Гвардейцы оттеснили Артема и его союзника к концу улочки. За их спинами была куда более широкая улица Длинной руки. Там их мгновенно окружат, что резко ухудшит положение – это понимали оба. Рыцарь сделал длинный выпад, шагнул назад, уже на широкую улицу, и вдруг, бросив назад короткий взгляд, взревел, подобно иерихонской трубе:

– Измена! Именем Гроссмейстера, в бой!

Артем услышал топот за спиной, и на гвардейцев обрушился отряд подоспевших ландскнехтов. Строй разрушился, и весь перекресток заполнился сражающимися. К Артему подскочил один из ополченцев – и мгновенно упал с разрубленной головой. Еще двое… Третий… Ему пришлось отступить.

Артем не знал, сколько уже идет бой, но явно не меньше часа. В бой вступали все новые и новые силы с обеих сторон. Артем видел, что на их стороне теперь сражалось еще два рыцаря, кроме Вайсберга, один из которых бережно прижимал к себе только что раненную левую руку. Постоянно прибывали новые отряды ландскнехтов и гвардейцев. В самую гущу боя на коне ворвался неизвестный рыцарь в легком доспехе. Крест на его плаще, вопреки традиции, был почему-то вышит в форме меча, опущенного острием вниз. “Во имя Святой церкви, – кричал он, – вперед”. Его меч сверкнул и опустился вниз, взлетел вверх, уже окровавленный, снова опустился и поднялся, уже полностью красный. И в этот момент алебарда какого-то ландскнехта сразила рыцаря, и он рухнул под ноги сражающимся. Артем с ужасом понял, что бой разрастается и переходит во всеобщее побоище по всему городу.

Улица стала скользкой от крови, ее почти сплошь покрывали тела павших. Ландскнехты под руководством Вайсберга начали вытаскивать мебель из прилегающих домов и строить баррикаду, перегораживая улицу, перекрывая путь от резиденции Великого Инквизитора и ополченческого двора к замку Гроссмейстера. Их, казалось, не волновало, что в тылу сооружаемой баррикады сражается уже немало врагов. Баррикаду они укрепляли, наваливая на нее тела павших, своих и чужих.

Неожиданно недостроенная еще баррикада поддалась и рассыпалась под напором непонятной, но мощной силы. На улицу ворвался новый отряд гвардейцев. Бой, казалось уже уставший, вспыхнул с новой силой. Гвардейцы, стоявшие против Артема, отступили, вынужденные защищаться от двух подоспевших ландскнехтов, и Артем внезапно оказался лицом к лицу с Цильхом. Немец на мгновение остановился. Выскочив на Артема в пылу боя, он только что сражался с некими обезличенными врагами. И тут узнал…

Пауза длилась не больше секунды, в ходе которой соперники смотрели друг другу в глаза. И тут Цильх сделал внезапный и очень опасный выпад.

– Щенок! – рявкнул он. Артем с трудом парировал удар. – Предатель! – последовал второй не менее опасный удар, от которого Артем с трудом уклонился. – Идиот! – Третий выпад распорол куртку Артема, подбитую мехом, однако не нанес вреда ее обладателю.

Цильх теснил Артема, осыпая его площадной бранью.

– Кретин! – орал он. – Я был готов возвысить тебя, а ты меня предал!

Артем защищался и уклонялся. Контратаковать или сопротивляться иным способом он не мог, настолько плотными и искусными были атаки врага. Он попытался выполнить обманный прием с контратакой и чуть не погиб. Меч командира гвардейцев просвистел в нескольких миллиметрах от его виска. Противники поменялись местами, теперь Цильх теснил Артема к разрушенной его людьми баррикаде.

– Ты падаль, я сотру тебя в порошок, – прорычал Цильх и снова атаковал. – Дерьмо! Ублюдок! Недоносок!

Атаки посыпались с новой силой.

“Да он же атакует на каждое слово, каждый выдох – движение”, – мелькнула у Артема спасительная мысль. Войдя в ритм противника, он внезапно сделал длинный скользящий шаг назад, заставив Цильха тянуться за ним. Затем, проскочив вдоль атакующей руки противника, нанес удар, пронзив острием меча узкую щель под металлической пластиной, защищающей шею и ключицы врага. На мгновение время остановилось. Посреди пустоты стояли два человека, один из которых только что нанес смертельный удар другому. Они смотрели друг другу в глаза.

– Прости, Цильх, – почему-то произнес Артем и вытащил оружие из раны. Цильх, казалось, хотел что-то сказать, но кровь хлынула у него изо рта. Его глаза остекленели, ноги подогнулись, и командир гвардейцев, верный слуга Великого Инквизитора, бывший ландскнехт Клаус Цильх, рухнул на мостовую.

На Артема вновь обрушился гвалт боя. Сторонники инквизитора, похоже, одерживали верх и теснили людей, преданных Гроссмейстеру. Гибель командира гвардейцев в пылу битвы, кажется, пока замечена не была. Неожиданно Артема пронзила мысль: “Необходимо бежать в дом барона”. Он бросился со всех ног.